лись в темноту. Их глазам потребовалось несколько минут приспосабливаться к этому мраку. Прицеп был доверху забит прозрачными пластиковыми контейнерами с мебелью. - Жалко, что она вся в контейнерах, - подосадовал Дэвид под гул двигателям и шорох шин. - Нам здесь достался уютный дом, полный диванов и кресел. - Ничего, тут прекрасно, - прошептала крупозным голосом Бхаджат. - Мы в безопасности... пока... И рухнула без чувств в объятия Дэвида. Многие люди прореагировали на спутники солнечной энергии так же, как реагировали поколением раньше на атомную энергию - железами вместо мозгов. Беспорядки в Дели после открытия первой притенной фермы около индийской столицы были типичными для той истерии, с какой встретили во многих местах Спутники Солнечной Энергии. Кто-то пустил слух, будто микроволновое излучение передается по ночам со спутника прямо на город, с целью стерилизации женщин! Можно было бы подумать, что эти идиоты могут быть благодарны за какой-то способ безболезненного контроля над рождаемостью, учитывая, что жертвы голода валялись по всей Индии кучами, словно осенние листья, да вдобавок по стране прокатывались эпидемии. Так нет же. Вместо этого они устроили беспорядки. Перебили сотни людей и так крепко разнесли притенную ферму, что местная энергетическая компания разорилась. Нам - то хоть бы хны; мы просто нацелили спутник на Северную Африку, где энергию принимали и продавали Европе. А Индия осталась бедной и нуждающейся. Индийское правительство и пальцем не шевельнуло; прийти на помощь энергетической компании было бы политическим самоубийством. Даже когда попыталось вмешаться Всемирное Правительство, его сотрудников избивали, осыпали угрозами, а одного-двух похитили и убили. Зверски. И все из-за глупого слуха... Сайрес С. Кобб, кассеты для несанкционированной автобиографии. 24 Самый быстрый, самый легкий и самый разумный путь из аргентинской глубинки лежал на восток, к длинному побережью этой страны, где находились города, порты и аэродромы, откуда можно было направиться на север в Бразилию и в конечном итоге в Соединенные Штаты, или через Атлантику в Африку или Европу. Поэтому Дэвид и Бхаджат направились на запад, еще глубже в захолустье, к массивным горам, отделявшим Аргентину от Чили. Сперва у них не было иного выбора. Забравшись тайком в конец прицепа, они сидели среди контейнеров с мебелью и ехали туда, куда их вез грузовик. Бхаджат очень ослабела и ее лихорадило; она по большей части спала. Наконец грузовик остановился в Санта-Росе. Дэвид закрыл ладонью рот спящей Бхаджат, чтобы заглушить любой кашель, когда двое водителей распахнули задние дверцы и вытащили электропед. Дэвид мельком увидел узкую улочку с потрескавшейся черной мостовой, где среди древних плит пробивались сорняки. Грязные ветхие двухэтажные здания из штукатурки и цемента. Мы не на конечном пункте маршрута, догадался Дэвид. Он приоткрыл дверь и увидел, как водители закатили электропед в кантину на уличном углу. Сквозь замаранное стекло кантины он увидел, как они поздоровались с невысоким темнокожим человеком, лицо которого походило на крысиную морду. Шофер повыше остался у стойки, прислонив электропед рядом к стене, в то время как другой шофер исчез вместе с хозяином в подсобке. Несколько минут спустя он вышел, сияя от радости, и заказал всем по стаканчику - в баре сидело шестеро усталых с виду мужчин и они с улыбкой приняли бесплатную выпивку. Дэвид вынес Бхаджат из грузовика и помог ей дойти до кантины. Она очень ослабла. Ему пришлось поддержать ее. - Где... что мы делаем? - У тебя хватит сил, чтобы позвонить своим друзьям по ПРОН? - спросил он. Несколько метров между грузовиком и кантиной показались целым километром. На улице никого не было; стоял ранний полдень. Где-то в переулке тявкнула собака, но в остальном все было тихо. - Да, - слабо ответила она. - Но как? - Ш-ш! Представь это мне. Когда они прошли древние вращающиеся двери кантины, внутри все застыло. Никто не двигался. Разговоры оборвались на середине слова. Все глаза сфокусировались на них. Дэвид помог Бхаджат дойти по голому дощатому полу прямо к хозяину, снова сидевшему за столом у задней стены. - Я хотел бы поговорить с вами о похищенном электропеде, - обратился он к нему. Хозяин, похоже, растерялся. Дэвид видел уголком глаза у стойки двух шоферов. Те, похоже, перепугались. - Там, - кивнул Дэвид на дверь, ведшую в заднюю комнату. Хозяин поднялся из-за стола и повел их в заднюю комнату. Она была крошечная. Ее голые оштукатуренные стены покрывали надписи и грубые рисунки. Но, как и надеялся Дэвид, на грубо обструганном скособоченном столе стоял сверкающий новенький видеофон. Опустив Бхаджат на один из стульев Дэвид повернулся к стоявшему около двери хозяину. Дэвид засунул большой палец за пояс, рядом с рукоятью пистолета, и улыбнулся низкорослому хозяину. - Электропед можете оставить себе. Нам нужно только воспользоваться на несколько минут вашим видеофоном, а потом, возможно, договориться о каком-то транспорте. Он видел, как усиленно работает мозг хозяина. - Конечно, сэр, - сказал тот на приличном английском. - Можете спокойно пользоваться видеофоном. Но вот транспорт - это может оказаться дорогим. - Я понимаю, - кивнул Дэвид. Бхаджат попробовала достать Хамуда на их конспиративной вилле выше Неаполя, но тот был слишком осторожен, чтобы отвечать на неожиданный звонок. Пришлось вместо этого соединиться кружным путем с телефоном ПРОН на Кубе, а потом со вторым телефоном в Мексике и, наконец, - через спутник - удалось связаться с Неаполем. Даже тогда Хамуд прямо не говорил, а на экране показывал молодую женщину. Кашляя, раскрасневшись, Бхаджат слабым голосом договорилась о переводе кредита из используемого ими итальянского банка в местный филиал в Санта-Росе. Хозяин назвал сумму, Бхаджат предложила половину и, наконец, они сошлись на трех четвертях. Итальянка на несколько секунд исчезла с экрана, а затем вернулась и дала добро на перевод денег. И резко прервала связь. Хозяин налил им обоим по стаканчику и послал рассыльного в местный автоматизированный филиал. Перевод произойдет за несколько минут: сделки по системе компьютер - компьютер производились с электронной скоростью, пока их не тормозили никакие люди. - Этой леди нужен врач, - сказал хозяин, пока они ожидали возвращения посланного. - Да, - согласился Дэвид. - Мы сможем найти его здесь? Крысомордый пожал плечами. - Когда-то в Санта-Росе врачи занимали целую улицу. Но наш городок умирает. Пропали все рабочие места, а вместе с ними и врачи. Один-то у нас есть, но он на станции скорой помощи в горах; там у них эпидемия. Туда вам ехать не стоит. Слишком опасно! Эпидемия. - Где же мы тогда сможем найти ей какую-то медицинскую помощь? - Я это устрою, - пообещал хозяин. - Без всякой дополнительной платы, - гордо добавил он. Бхаджат улыбнулась ему. - Мы согласились на большее, чем вы ожидали? - едва слышно спросила она. Тот улыбнулся в ответ. - Когда дело доходит до благополучия такой прекрасной юной леди, деньги в расчет не принимаются. Тут в крошечную комнатушку ворвался, улыбаясь во весь рот, рассыльный. Он вытащил из одного кармана облегающих джинсов пачку международных долларов, а затем рванул такую же толстую пригоршню банкнот из другого. - Ах, - вздохнул хозяин. - И вдобавок международные доллары. Они стоят намного больше аргентинских песо. Это гарантировало его дружбу, и хозяин сделал несколько звонков, а потом лично отвез Бхаджат и Дэвида на старом, покрытом пылью автофургоне, гудевшим хорошо смазанным двигателем, к неудобной маленькой взлетной полосе Санта-Росы. Их ждал небольшой двухмоторный реактивный самолет, где уже сидел за штурвалом, разогревая двигатели, седовласый пилот. Дэвид и хозяин помогли Бхаджат забраться в самолет. Затем темнолицый коротышка отвесил Дэвиду последний поклон. - Вайя кон диос, - пожелал он, перекрывая рыкание двигателей. - Когда вы приземлитесь, вас будет ждать врач. И не волнуйтесь, мой телефон полиция не подслушивает. Дэвид пожал протянутую руку, думая про себя: я благодарю преступника за противозаконные действия. А затем забрался в самолет и помог Бхаджат пристегнуть ремни. Взлетели они с ревом, самолет так сильно трясся и дрожал, что Дэвид наполовину ожидал увидеть, как с грохотом отрываются и падают куски. Но все удержалось на месте. Они сидели бок о бок позади пилота, разговорчивого, круглолицего улыбчивого человека с сильными твердыми руками и заметным брюшком. Место второго пилота оставалось незанятым. - Я летаю с тех пор, как достаточно вырос, чтобы видеть выше приборного щитка за лобовое стекло, - довольно говорил он, перекрывая приглушенный рев двигателей. - Летаю везде. Вы платите, я летаю. Иногда летаю и без всякой оплаты, например, когда происходит землетрясение и людям нужна помощь - продукты, медикаменты, ну, сами знаете. Дэвид посмотрел на сидевшую рядом с ним Бхаджат. Она, казалось, заснула. На ее лице все еще горел румянец, тело ее жарила лихорадка. - Куда мы направляемся? - спросил Дэвид пилота. - В Перу. Там вас никто не ищет. - В Перу, - повторил Дэвид. Он мысленно увидел инков и конкистадоров, золотые храмы высоко в неприступных горах. - Бывали когда-нибудь там? - Нет, - ответил Дэвид. - Высокие горы. Некоторым людям там трудно дышать из-за разряженного воздуха. В девяностые годы я возил туда опиум. - Контрабанда? - Полиция называла это именно так, - чуть пожал плечами летчик. - Кто-то перевозил товары то ли из Китая, то ли еще откуда, а в горах его перерабатывали. В те годы там имелись крупные фабрики. А потом кто-то перевозил его на север, к гринго. Я тем маршрутом никогда не летал. Слишком опасно. Эти сумасшедшие гринго, когда пытаешься пересечь их границу, лупят по тебе самонаводящимися ракетами ЗВ. - Ракетами земля-воздух? - Си. Наркотики тогда были большим бизнесом. Уйма денег для всех. Это было до того, как явилось Всемирное Правительство и все прикрыло. Дэвид кивнул. - А у них в горах имелись крупные фабрики. Много работы для всех - даже для летчиков, вроде меня. Проклятое Всемирное Правительство все это разрушило. Всех лишило работы. Он болтал часами, пока они летели на север. Местность под ними сменилась с пампы на лес, с леса на непроходимые джунгли, и, наконец, на высокие, скалистые горы. На многих пиках Дэвид видел снег. Но никаких признаков дорог, городков, человеческого обитания. - Это тяжелый участок, - сказал таким же веселым тоном, как и раньше, пилот. - Там где мы начали, мы летели достаточно низко, чтобы пройти под радарами. Но здесь в горах, в это время года приходится лететь повыше - а то повстречаешься с ангелами. Она хорошо пристегнута? Дэвид проверил ремни Бхаджат, а потом свои. Самолет начало болтать в сильных воздушных потоках гор. Голые, неровные каменные стены казались страшно близкими к ним. - Не бойтесь, - крикнул пилот, когда самолет накренился. - Я летал в этих краях больше, чем вы прожили. Они - мои друзья. Внезапная воздушная яма заставила Дэвида порадоваться, что в желудке у него пусто. Бхаджат заворочалась и застонала во сне. Он сказал, что нас будет ждать врач, в сотый раз повторил про себя Дэвид. Он обещал. - Ой-е-ей! Дэвид посмотрел на полуобернувшегося на своем сиденье пилота. - Что случилось? Пилот показал на правую сторону самолета. Дэвид увидел три летящих с крейсерской скоростью косокрылых истребителя. Непонятно, как у них крылья не отлетали при такой скорости. И уставился на эмблемы на истребителях: голубой шар Всемирного Правительства. А на хвостовом оперении стилизованное золотое солнце с лучами. Древний символ инков. Это перуанцы. Пилот надел наушники и бормотал что-то в нашейный микрофон на рубленом жаргоне профессиональных летчиков. Снова повернувшись к Дэвиду, он сообщил: - Они хотят чтобы мы приземлились на аэродроме ихнего Всемирного Правительства. Им известно, что вы двое у меня на борту. - Тот человек в Санта-Росе, - догадался Дэвид. - Должно быть, за вас предлагают большую награду. Пока не светят крупные деньги, ему вполне можно доверять. - Что они сделают, если мы не выполним указаний? Пилот больше не улыбался. - Собьют нас. Их командир говорил, что у них есть и ракеты и лазерные пушки, так что если мы не летаем быстрее света, у нас нет шансов оторваться от них. - Выбор невелик. Улыбка малость вернулась на место. - Не боись, амиго. Я знаю эти горы, а они - нет. Я высажу вас в безопасном месте. Оно будет не там, где вас ждут, но и не на их проклятом аэродроме. Они скорей поцелуют меня в задницу, чем я дам захапать мой самолет! - Но у них же ракеты и... Пилот беззаботно отмахнулся. - А у меня вот это. - Он постучал себя указательным пальцем по виску. - И вот эти, - он указал вниз. - Кохонес, - объяснил он. Пятнадцать минут они летели вместе с истребителями, настолько прямо и ровно, насколько вообще позволяли хитрые горные ветры. Чтобы оставаться поблизости от маленького турбореактивного самолета, сверхзвуковым реактивным самолетам, приходилось постоянно сбрасывать скорость. Пилот снова включил рацию и болтал по-испански с пилотами истребителей, объясняя, что он летит с максимальной скоростью. - Я вам, знаете ли, не ракета! - рявкнул он ради Дэвида по-английски, а сам мало-помалу сбавлял скорость. Затем вышел спор по поводу высоты. Горы все еще поднимались, становясь перед ними все выше и выше. Пилоты истребителей хотели подняться над пиками как можно выше. Пилот Дэвида покачал головой и объяснил, что его бедный уставший самолет уже и так с трудом достиг своего потолка и не может подняться выше, не потеряв скорость и не разбившись. Вскоре они заманеврировали, огибая заснеженные пики, пролетая там и сям среди гор. Под ними расстилалось непроницаемое море облаков и тумана, но на этой высоте разряженный воздух оставался ясен. А затем совершенно неожиданно пилот толкнул штурвал вперед, совершил тяжелый поворот налево и заложил такой крутой вираж, что Дэвид перестал что-либо видеть кроме несущихся мимо его окон скал. Ревя двигателями, самолет нырнул в облака, и мгновение спустя их окутал серый туман, вынуждая лететь только вслепую. Дэвиду хотелось закричать, но у него перехватило дыхание. Пилот сорвал с головы наушники и улыбнулся Дэвиду. - Не боись. У меня есть радар. - Он постучал по крошечному оранжевому экранчику в центре приборной доски. На нем вспыхивали импульсы, отраженные от окружающих их со всех сторон гор. Но ты же не смотришь на него! - молча завопил Дэвид. - У них тоже есть радары, - сказал все так же через плечо пилот, - но они чересчур боятся бросать свои новенькие сверкающие самолетики сюда, вниз, заниматься любовью со скалами. Я знаю эти горы. Я могу пролететь через них с завязанными глазами и поцеловать по дороге все до одной. Дэвид кивнул и попытался улыбнуться. После скачков, содроганий и закладывания ушей, длившегося, казалось, часы, они опустились ниже слоя облаков, и Дэвид увидел скользящие под ними широкие альпийские луга. Косые солнечные лучи просачивались сквозь густые серые облака над ними. Луга выглядели голыми и коричневыми, безлесными и усеянными валунами. Теперь у пилота не осталось времени на разговоры. Он провел самолет низко над ровной кляксой пожухшей травы, сделал один круг над ней, а затем выбросил шасси с тормозными парашютами и устремился совершить посадку, подскакивая по земле и поднимая пыль. Даже не выключая двигателей, он протянул руку назад и открыл люк рядом с Дэвидом. - Порядок, теперь вы в безопасности. - В безопасности? Где мы? - Примерно, в пятидесяти километрах от Сьюдад-Нуэво - именно там вас ждут друзья. - Но как мы туда попадем? - Не знаю! А может, ваших друзей уже замела полиция. Здесь вы несколько дней будете в большей безопасности. - Что вы имеете в виду? Здесь же ничего нет! - Вон за той горой индейская деревня. Вы сможете какое-то время побыть там. - Но... - Нет времени! Я должен вернуться к аэродрому, где смогу достать какое-нибудь горючее, прежде чем меня догонит эта сраная полиция. Вылезай! Быстро! Не имея почти никакой возможности подумать, Дэвид расстегнул ремни у Бхаджат и вынул ее из самолета. Пилот форсировал двигатели, устроив ими миниатюрный ураган из пыли и мелких камешков пока Дэвид стоял там с Бхаджат на руках. Самолет с ревом понесся, подпрыгивая по пологому лугу, и поднялся в затянутое облаками небо. Через несколько минут он исчез в серых облаках, и даже звук его двигателей и тот пропал. Дэвид остался один в пустынном диком краю с больной, потерявшей сознание девушкой. Свершилось! Я зашел в общежитие к Руфи поработать над заданием по электронике, которым мы занимались на пару, а обе ее подруги по комнате вышли в полдень погулять, и, ну, вместо занятия проектом мы очутились в постели. Она - чудо. У нее это тоже в первый раз. Я сказал что хочу жениться на ней и люблю ее, а она только хихикнула и сказала, что нам еще долгое время не следует даже думать о браке. Семья у нее еврейская, но ее родные не строгих правил и все такое, так что они не станут возражать против ее брака со мной. Но если у нас будут когда-нибудь дети, сказала она, то они будут евреями. Я этого в общем-то не понимаю; кажется, это никак не связано с тем, в духе какой церкви их воспитают. Они будут иудеями, даже если мы вырастим их лютеранами. Именно так объяснила Руфь. Так или иначе, я намерен теперь упорнее чем когда-либо работать над этими проклятыми классными заданиями. Руфь такая способная, что, наверняка, пройдет тесты и отправится на "Остров номер 1", и я не собираюсь дать ей улететь туда без меня. Дневник Уильяма Пальмквиста. 25 Давай смотреть фактам в лицо, старушка, ты, должно быть, мазохистка. Эвелин сидела в баре "Везувио", где декорации состояли из голографической панорамы прошлых извержений вулкана Везувий. Повернись в одну строну - увидишь, как докрасна раскаленная лава крушит под своим неудержимым потоком деревню повернись в другую - и тебе откроется зрелище швыряемых из огненного конуса камней величиной со школу. Эвелин игнорировала все эти виды, потягивая свой бокал в затемненном, шумном баре. Большинство посетителей были итальянцами, неаполитанцами, предпочитавшими разговорам - пение, а пению - споры. Бармены спорили с клиентами, а клиенты спорили друг с другом - и все в полную силу легких, сопровождая слова более красноречивыми жестами, чем мог когда-либо проделывать дирижер симфонического оркестра. Тут можно потерять глаз, просто обсуждая погоду; подумала Эвелин. Но она снова сидела у стойки в конусе молчания. Всякий шум и деятельность вокруг нее свелись на нет. Она затерялась в собственных мыслях. Они приземлились в Аргентине. Если я вылечу туда, то будут ли они еще там, когда я прибуду? Позволят ли мне аргентинцы увидеться с Дэвидом? Или взять интервью у угонщиков из ПРОН? И как я туда попаду? Одолжив денег у Чарльза? Он будет ждать оплаты. Он ничего не имела против бисексуальности сэра Чарльза. Что он проделывает с другими, ее не касалось. Но этот человек был мазохистом и отключал Эвелин своими горячими требованиями наказать его. Двое мазохистов не могут развлекаться друг с другом, думала она. Даже хотя ее мазохизм строго ограничивался избранной профессией. Ты, должно быть, мазохистка, раз держишься за журналистку. Другого объяснения нет. - Можно мне предложить вам бокал? Пораженная Эвелин подняла взгляд и увидела стоявшего рядом с ее табуретом молодого смуглого человека с толстой шеей. С вида он не совсем походил на итальянца, хотя и носил такие же широкие брюки и безрукавную рубашку, как и все остальные в баре. - Я как раз собиралась уходить, - сказала она. Он положил ладонь ей на запястье, мягко, слегка, но этого хватило, чтобы не дать ей подняться. - Вы английская журналистка, желающая взять интервью у угонщиков, не так ли? Акцент у него не итальянский. - Что заставляет вас предполагать... - Мы следили за вами последние несколько дней. Пожалуйста. Мы не желаем вам никакого зла. Выпейте со мной бокал. Наверное, мы сможем вам помочь. Он сделал знак бармену, который громко спорил с двумя официантами о конечной судьбе угонщиков. - Еще бокал того же для дамы, в мне кофе со льдом. Неодобрительно сверкнув глазами в его сторону, бармен протянул руку за парой бокалов. - Вы араб, - догадалась Эвелин. - Курд. Можете называть меня Хамуд. Я уже знаю, как вас зовут. Эвелин Холл. - Да. Хамуд кивнул. - Я отвезу вас к ним. - В Аргентину? - В Аргентине ее больше нет. Она и один из пассажиров сбежали от этого лжереволюционера Освободителя. - С каким пассажиром? - спросила Эвелин, чувствуя, как у нее часто забилось сердце. - Где они? - Они направляются на север. Человек, с которым она сбежала, явно не хочет возвращаться домой. По-моему, он с "Острова номер 1". Протянув руку к бокалу, Эвелин спросила: - И вы намерены где-то встретиться с ними? - В конечном счете. Вы готовы отправиться с нами на встречу с ней? - Да. - Вам придется точно выполнять все что я вам скажу, и жить вместе с нами. Ни слова никому постороннему, пока я не разрешу. - Ладно, - нетерпеливо кивнула она. - Вам будет грозить опасность. И если вы попытаетесь нас обмануть, ПРОН вас уничтожит. - Я знаю, - сказала она. - Я понимаю. Сбылась мечта мазохистки. Когда вертолет пробился сквозь плотный, порывистый ветер, садясь на вершину Башни Гаррисона, Джамиль аль-Хашими напрягся, словно пантера перед прыжком. Насколько хватало глаз, в любом направлении под покровом смога раскинулся город Хьюстон. Богатства, приносимые некогда скотом, а потом нефтью, текли теперь в Хьюстон их космоса, где Спутники Солнечной Энергии превращали солнечный свет в невероятное сокровище. Но почему Гаррисон не поделился своим богатством с городом? - недоумевал и дальше жечь уголь? Это же канцерогенное топливо! Вертолет сел на площадку, его двигатели сбавили тон и заглохли. Помощник шейха, одетый в дишдаши и гутру, открыл люк с пассажирской стороны. - Оставайся здесь, - велел ему аль-Хашими. - Не выходи из вертолета. Я ненадолго. Аль-Хашими вышел из кондиционированной прохлады вертолета в удушливую жару техасского полдня. Он носил деловой костюм по европейской моде, сотканный из материала, дававшего куда больше вентиляции, чем традиционная арабская галабея. Ветер на этой крыше дул влажный, как на болоте. Аль-Хашими недовольно нахмурился. Щурясь от яркого солнечного света, он увидел, что высокая, длинноногая, очень американская на вид, женщина стоит, поджидая его у края круглой вертолетной площадки. В нескольких шагах позади нее стояло двое мужчин с каменными лицами. - Шейх аль-Хашими, - поздоровалась женщина на американском английском с легким техасским акцентом, - добро пожаловать в Хьюстон. Она протянула руку. Он коротко коснулся ее. Ох уж эти американцы, фыркнул он про себя, сплошная неофициальность и никаких манер. Эта женщина была ростом повыше его очень привлекательна, но на тот же лад, что и эстрадная танцовщица: густые длинные рыжие волосы, крепкие белые зубы, пышная грудь и не менее пышные бедра. - Я - Арлен Ли, - представилась она, повысив в конце этого заявления голос на полтона. - Мистер Гаррисон попросил меня встретить вас и проводить к нему в кабинет. - Со стороны мистера Гаррисона очень любезно предоставить мне такого прекрасного гида. - О, благодарю вас! Вы очень милый. - Милый! - вскипел аль-Хашими. Он позволил ей провести себя к лифту и они спустились на два этажа. Двери открылись, показав единственную комнату, занимавшую весь этаж. Она была частично кабинетом, частично гостиной техасского ранчо, частично садом. Ближе всего к лифту, где стоял шейх, находились впечатляющие столы в стиле модерн из настоящего дерева. Слева от него тянулся ряд серовато-голубых пультов связи, казавшихся достаточно сложными для того, чтобы достичь любого уголка солнечной системы. Арлен провела шейха мимо столов на участок со стенами из сосновых панелей, коврами из звериных шкур и покрытых шкурами же кресел. На длинном столе из красного дерева стояла уйма блюд с едой, бутылок с прохладительными напитками с сверкающий медный гум-гум, окруженный инкрустированными серебром чашками. - Не хотите ли чего-нибудь поесть или выпить? - спросила Арлен: показывая на ждущий гостей пир. Аль-Хашими подавил первый порыв отказаться. - Наверное немного кофе, - он чуть двинул головой в сторону медного чана. - Это ведь кофе по-арабски, не так ли? - О, разумеется, - не задумываясь ответила Арлен. Она налила ему чашку, он пригубил крепкий горячий напиток. - Где же м-р Гаррисон?? - Уверена, он сию минуту будет здесь. Ему известно о посадке вашего вертолета. - В моей стране, промолвил не улыбаясь аль-Хашими, - часто в обычаи заставлять гостей подождать и таким образом внушить ему, что он менее важная особа, чем хозяин дома. - О, дело совсем не в этом! - она выглядела искренне шокированной этой мыслью. - Конечно, в том! - отрезал Гаррисон. Аль-Хашими обернулся и увидел старика, ехавшего по дорожке между экзотических кустарников на садовых участках огромной комнаты. Гаррисон в своем кресле подкатил к шейху и криво усмехнулся ему. - М-р Гаррисон, - поздоровался аль-Хашими. - Шейх аль-Хашими, - отозвался Гаррисон. - С вашей стороны очень любезно так быстро принять меня, - сказал аль-Хашими, испытывая при этом что угодно, только благодарность. - Вы вызвали у меня любопытство, - прохрипел Гаррисон. - Что стряслось такого чертовски важного, о чем нельзя переговорить по видеофону? Аль-Хашими взглянул на Арлен. - Я хотел бы поговорить об этом лично с вами наедине. - У меня нет секретов от этой леди. Она моя правая рука. - Но у меня есть. - Аль-Хашими постарался удержать себя в руках. Этот старик просто играет со мной. Он знает, что мне нужна его помощь. - Я выйду, - сказала Арлен. - Позовете меня, когда я вам понадоблюсь. - Нет, - отрезал Гаррисон, и аль-Хашими на мгновение напрягся, готовый уйти отсюда, печатая шаг, и вернуться к поджидавшему его вертолету. Но Гаррисон продолжил: - У меня есть идея получше. Идемте со мной шейх. А ты, Арлен, оставайся здесь и снова принимайся за работу по этой подготовке к путешествию. Гаррисон развернул кресло-каталку и поехал обратно в зеленые насаждения. Внутренне кипевшему аль-Хашими не осталось ничего иного, кроме как следовать за ним. На самом то деле ему не нужно это кресло, думал шейх. Он старик, но не калека. Это всего лишь повод не вставать, унизить меня, показать, кто в этом доме хозяин, а кто - проситель. - Хочу показать вам нечто такое, что видели всего шесть других человек в мире, - сказал Гаррисон. - И двое из них умерли! - Он рассмеялся и закашлялся. - Я хотел поговорить с вами о розыске этой сбежавшей угонщицы, - сказал аль-Хашими, следуя за креслом-каталкой через ряды экзотических папоротников и цветочных растений. - Этой пресловутой Шахерезады? Той что сбежала из-под носа Освободителя с одним моих людей? - Да. Она называет себя Шахерезадой. Они добрались до стены, покрытой мхом. Гаррисон щелкнул костяными пальцами, и дверь ушла в стену, открыв кабину еще одного лифта. Он закатил в лифт и развернулся лицом к двери. Аль-Хашими встал рядом с ним, и дверь бесшумно закрылась. - Она ваша дочь, не правда ли. - Это не было вопросом. Лифт стремительно опускался. Аль-Хашими ощутил внутри себя пустоту и слабость. - Да, - сказал он. - Вы это знаете. - И вы хотите вернуть е. - Живой и невредимой. - С какой стати мне желать увидеть ее невредимой? - спросил Гаррисон. Лифт со свистом летел вниз. Какая-то часть мозга аль-Хашими спрашивала: сколько нам еще опускаться? Мы же наверняка уже должны добраться до подвального уровня этой башни! Гаррисону же он ответил принужденно: - Шахерезада - революционерка, партизанка. Она стремится уничтожить установленный порядок - не только Всемирное Правительство, но и наши корпорации. - Но она ваша дочь и вы хотите защитить ее, а? - Конечно. Лифт наконец притормозил и остановился, обрушив им на плечи сгибающую колени тяжесть. - Вот потому-то я и остаюсь в кресле, сынок, - тихо рассмеялся Гаррисон. - Моим старым ногам не выдержать езды на этом малыше; вот потому-то я и опоздал принять вас. Спустился за час до вашего ожидаемого прибытия и просто-напросто потерял всякое представление о времени. Дверь лифта ушла в стену, открыв короткий пустой коридор из серого цемента. Голый пол освещала единственная флюоресцирующая трубка над головой. В конце коридора сверкала стальная дверь, похожая с виду на дверь в подвале банка. - Ну, не беспокойтесь, - сказал Гаррисон. - Я уже бросил своих людей искать сбежавшего вместе с ней парня - этот молодой человек моя собственность, Кобб позволил ему смыться с "Острова номер 1", и я хочу вернуть его в целости и сохранности. Вашу дочь мы тоже вернем, одновременно. - И тоже в целости и сохранности. Они приблизились к стальной двери. Гаррисон остановил кресло и слегка развернулся поднял взгляд на аль-Хашими. - Разве вы еще не раскусили, что эти фанатичные юнцы - наши лучшие союзники? Они не способны причинить нам вред. Разумеется, они уничтожают какую-нибудь собственность и убивают каких-то людей, но как это на самом деле может повредить нам? Они похищают наших людей? Ну и что? Мы платим им выкуп и получаем людей обратно. Неплохой способ перекачивать деньги этим мелким хулиганам, не давая пронюхать этому проклятому Всемирному Правительству. - Я все это понимаю. Я и сам хорошо использовал местные группы ПРОН против Всемирного Правительства. Но если они обретут слишком большую силу... - Не обретут, - пообещал ровным тоном Гаррисон. - Не способны. Все, что они делают, антисознательно. О, они вполне сгодятся для свержения Всемирного Правительства. Но они никогда не сумеют командовать парадом. Они уже сделали попытку работать заодно с Освободителем, но у них ничего не выйдет. Тот ожидает, что они будут выполнять приказы, будут терпеливы, залягут на грунт... А они никогда не пойдут. - Вы уверены? - Да. Но хватит о политике, - сказал Гаррисон. Я пригласил вас сюда посмотреть нечто особенное. Он нагнулся вперед и приложил ладонь к идентификатору в центре двери. Этот прямоугольник на миг полыхнул красным, а затем засветился ярко-голубым. Гаррисон откинулся на спинку кресла, и тяжелая дверь распахнулась внутрь. - Заходите, - пригласил он через плечо, вкатываясь в открытую дверь. Помещение за ней освещалось тускло. Аль-Хашими вошел за ним. Помещение это было довольно небольшое, прохладное и сухое. Мягкий ковер приглушал его шаги. - Стойте там, докуда дошли, - донесся с небольшого расстояния впереди голос Гаррисона, и его, казалось, поглотила темнота, словно помещение было с акустической изоляцией для предотвращения любой возможности эха. Откуда-то с высоты темноту пронзил единственный луч света. Он осветил какую-то картину, увидел аль-Хашими. Подошел поближе... - Это же "Мадонна с младенцем" Леонардо Да Винчи! Гаррисон в темноте позади него тихо рассмеялся. Вспыхнул другой луч позади него, и, повернувшись, аль-Хашими увидел статуэтку пожилой женщины, - безусловно работы Родена. Третий луч-Шагал. Четвертый - крошечная пара золотых колесниц на бархатной подушечке. Аль-Хашими подошел изучить их. Их не закрывал никакой стеклянный колпак, он мог взять их в руки. - Это из древнего Вавилона, - глухо прошептал он. - Совершенно верно. Недалеко от Багдада, если лететь реактивным самолетом Аль-Хашими выпрямился. Он разглядел резко очерченное верхним светом лицо Гаррисона. - Но они же были похищены лет десять назад из Багдадского Музея, - проговорил он. - Да. Разумеется. - Гаррисон мелко рассмеялся, и вспыхнули новые лучи. - Брейгель, Пикассо, Донателло, древнекитайские картины на шелке, электронная скульптура в стиле ультра-модерн, масло, бронза, гравюры, обтесанные и разрисованные неизвестными первобытными руками камни. - Все похищены! - прохрипел Гаррисон. - Все до одной! Похищены у владельцев, прямо из-под носа. Вон там Гунсбергер... абстракционист... заполучил его работу, пока та находилась на пути в Белый Дом! - Он согнулся от такого сильного смеха, что внезапно затрясся от кашля. Теперь на всем потолке пылали световые панели, и аль-Хашими увидел, что в одном конце этого небольшого помещения стояло полное витражное окно из какого-то европейского собора. А в другом конце находилась за золотой статуей сидящего Будды в натуральную величину невероятно сложная стена черепичной мозаики. - Все предметы здесь краденные, - сказал Гаррисон, справившись наконец с кашлем. Аль-Хашими огладил подстриженную бороду, не зная, что ему испытывать - гнев, ужас или отвращение. - Послушайте, - сказал Гаррисон ставшим вдруг твердым голосом. - Когда у тебя есть все деньги, какие ты и за всю жизнь не потратишь, когда ты можешь купить все и всех, кого хочешь, что тогда остается? Только бесценные вещи - какие никто не продаст, никогда. Вот этим то я и забавляюсь. Я похищаю художественные сокровища. Это мое хобби. - Вы призываете похитить их для вас. - Это одно и тоже, - нетерпеливо отмахнулся он. - Важно, что я отбираю их у людей, которые никогда бы мне их не продали. Бесценные произведения искусства. Ха! Пусть себе остаются бесценными. Я мог бы предложить по сто миллионов за каждый образец, но похищать их куда забавней. Разбивает им сердца. Эти надутые индюки думают, будто смогут сохранить что-то, чего хочется мне! Не продается ни за какую цену, да? Хорошо! Аль-Хашими медленно обвел взглядом помещение. - Смотрите хорошенько! Вы всего седьмой из всех, кто когда либо бывал в этом помещении. И последний на Земле кто видит это. Вся коллекция отправляется вместе со мной на "Остров номер 1", теперь уже совсем скоро. - Как скоро? - Через несколько недель. Мы все улетим прежде чем все развалится. Нам надо быть в безопасности на "Острове номер 1", прежде чем начнется стрельба. - А моя дочь? - Мы найдем и повезем туда с собой, - сказал Гаррисон добавив про себя: Если сможем. Если астроном М.Т.И. Том Маккорд прав, то в поясе астероидов летают сотни миллионов миллиардов тонн железоникелевых сплавов. Экономический потенциал этого склада металлов, в случае, если человечество покорит и индустриализует космос, просто потрясающий. Доктор Кларк Р. Чепмен, "Внутренние планеты", "Скрибнерс", конец 1977_г. 26 Дэвид поднимался по склону указанной летчиком горы, медленно, осторожно волоча ноги по скудной, жесткой коричневой траве, неся Бхаджат на руках, словно ребенка. Она не шевелилась и не открывала глаза. Он бы подумал, что она умерла, если бы не проникавший сквозь тонкую рубашку ее лихорадочный жар. - Это хороший жар, говорил он себе. Лихорадка означает, что тело борется с вторгнувшимися микробами. В деревне найдется врач. Мы скоро будем там. Солнце опустилось ниже слоя облаков, но его косые лучи совсем не горели. Серо-коричневый горный ландшафт казался пустынным и мрачным. И холодным. Дэвид сообразил, что пыхтит от усилий; он не мог накачать в легкие достаточно воздуха. У него начала кружиться голова. Глядя на Бхаджат, такую маленькую и хрупкую у него на руках, он дивился, почему она кажется такой тяжелой. Ноги его сделались словно свинцовые гири. Руки и спина болели. Но он шел дальше вверх по склону. Еще сто метров, побуждал он себя. Ты бывал и в худших переделках. А вероятнее всего, семьдесят метров. Отсчитывай их. Каждый шаг... раз... два... Он потерял счет времени и расстояния. Весь мир, вся вселенная, сузилась до этой единственной цели; гребня этой выщербленной горы и венчавшего его хохолка в виде коричневого кустарника. Тело Дэвида двигалось как автомат. Он не обращал внимания на боль и усталость во всех мускулах и просто двигался вперед, медленно, шаг за шагом. И когда он наконец добрался до гребня горы, то споткнулся и чуть не рухнул без сил. Деревня, о которой говорил пилот, располагалась далеко внизу, угнездившись среди горных склонов. Полдюжины каменных лачуг. Из отверстия в крыше самой большой лачуги лениво поднималась тонкая струйка дыма. На земле перед другой сидела пара крохотных детей. Где-то выл пес. Сцена казалась выдернутой прямо из неолита: первобытная деревня, отставшая от цивилизации на столько же лет, на сколько и километров. Испытывая такое ощущение, словно он с каждым шагом спускается в каменный век, Дэвид понес Бхаджат по склону в деревню. Когда он приблизился к ней, несколько собак подняли лай и вой. Из лачуг вышло около дюжины людей, и они выстроились в ряд, уставясь, разинув рты, на него и его ношу. Они не дикари, подумал Дэвид. Они носили брюки, свободные рубашки и наброшенные на плечи колоритные красно-белые одеяла. Он не заметил у них никакого оружия. Из хижины вышли новые жители и скопились вместе с остальными, пока в целом не набралось около трех дюжин. Взрослые мужчины - Дэвид насчитал их пятнадцать человек - шагнули вперед и образовали шеренгу перед женщинами и детьми. Один из малышей - трудно сказать кто, мальчик или девочка, так как у всех была одинаковая одежда и стрижка под горшок - высунулся между ног одного из мужчин. Женщина - его мать - рванула ребенка обратно на положенное ему место. Никто не произнес ни слова, не издал ни звука. Дэвид остановился в нескольких шагах перед строем неулыбающихся мужчин. Он держал на налитых свинцом руках Бхаджат. - Она больна, - сказал он. - Ей нужен врач. Они не ответили. Это были мужчины коренастые, широкоплечие и бочкогрудные. С такими же широкоскулыми лицами и сильно изогнутыми носами, как у древних инков. - Она больна, - повторил Дэвид, жалея, что он не говорит по-испански. - У вас есть врач? Лекарства? Мужчина в середине шеренги произнес что-то на непонятном Дэвиду гортанном глухом языке. Он в отчаянии спросил: - Абла эспаньол? Они остались столь же неподвижны, как окружавшие их горы. Подул холодный ветер, и Дэвид увидел, что солнце очень скоро исчезнет. Он поднял Бхаджат одной рукой, высвободив правую руку, и коснулся ладонью своего лба, а затем ее. Мужчины озадаченно переглянулись. Дэвид повторил свой жест; а затем показал на них. - Коснитесь ее лба, - подозвал он заговорившего. - Увидите, какая она горячая. Мужчина медленно, колеблясь, вышел вперед. После еще несколько демонстраций Дэвида, он очень осторожно коснулся лба Бхаджат кончиками пальцев, а затем быстро отдернул руку. - Нет, - покачал головой Дэвид. - Вот так. - Он положил ей на лоб ладонь правой руки. Его левая рука стонала под ее тяжестью. Мужчина мрачно поглядел на Дэвида, затем снова протянул руку вперед. И положил ее на лоб Бхаджат. Глаза его расширились. Обернувшись он позвал кого-то из толпы. Через строй мужчин проталкивалась толстая старуха, лопотавшая на том же резком языке. Она остро