посмотрела на Бхаджат, а затем коснулась ее лба. - А! - воскликнула она, а затем что-то сказала тому мужчине. И без малейших признаков страха подняла руку и коснулась щеки Дэвида. Для этого ей пришлось встать на цыпочки. А потом сжала запястья Бхаджат. Она щупает ее пульс! Старуха настойчиво обратилась к мужчине, который был, похоже, деревенским вождем. К обсуждению присоединились и другие мужчины, в то время как женщины и дети с любопытством посматривали на Дэвида. Дэвид не понимал их слов, но интонация казалась ясной. Большинство мужчин явно высказывалось против допуска чужаков в деревню. Женщина показала на Бхаджат и сказала что-то язвительное. Дэвид увидел что она практически беззубая. Вождь казавшийся самым старшим из присутствующих мужчин - в его густых волосах проглядывали пряди седины - говорил очень мало. Но когда он заговорил остальные смолкли. Затем он повернулся к Дэвиду и, сделав ему знак, провел в деревню. Остальные расступились, а затем опять сомкнулись и пошли следом за Дэвидом, старухой и вождем. Хижины были тесными, прокопченными и воняли человеческим потом. Полы - из гладкой утрамбованной земли, стены - из неотесанного камня. Если сидеть достаточно близко к жалкому маленькому очагу в центре хижины, то можно согреть лицо и руки, пока мерзнет спина. Еда состояла из перченой овощной похлебки без всякого мяса. Употребляемые ими столовые принадлежности, горшки для варки и резные украшения из дерева, камня или глины ничем не отличались от виденных Дэвидом в научных трудах об инках. Это горцы, понял он. Они вели такой образ жизни тысячи лет, пока там инки строили свою империю, пока испанцы завоевывали их, пока создавалась перуанская нация и сбрасывала испанское господство, пока возникало Всемирное Правительство... это люди вели тот же самый образ жизни, не затронутые ничем произошедшим в течении сотен поколений. У них практически ничего не было, но они поделились всем, что у них было, с Дэвидом и Бхаджат. Старуха явно была деревенской целительницей. Она вместе с парой других беззубых старух забрала Бхаджат в свою лачугу и принялась кормить ее горячим отваром из сушеных трав, развешанных на вделанных в стены колышках. Два дня Бхаджат не открывала глаз, и Дэвид крутился возле хижины, где ее держали. Он спал в хижине вождя, на тюфяке из соломы и шкур, вместе с женой и одним ребенком вождя - девочкой, высунувшейся меж отцовских ног, когда Дэвид впервые дотащился до их деревни. На рассвете третьего дня вождь разбудил Дэвида, осторожно потряся его за плечо, и объяснил с помощью жестов, что хочет, чтобы Дэвид отправился вместе и ним и еще двумя мужчинами. Они вышли из деревни, неся каждый по три-четыре длинных тонких деревянных копья каждый, и с заткнутыми за пояс стальными ножами. Охотничья партия? - гадал Дэвид. Или оружие предназначено для меня? У него все еще оставался пистолет с пятью патронами. Индейцы не проявляли к нему ни малейшего интереса. Они спустились по склону до границы лесов, где подпирали макушками туманное небо огромные хвойные деревья, больше любых виденных Дэвидом на "Острове". В лесу было темно, холодно, мрачно и таинственно. Но мужчины точно знали, что делали, когда расставляли простые силки из бечевок и палок. Закончив утреннюю работу, вождь немного посовещался со своими соплеменниками, а потом повел Дэвида еще глубже в лес. Испытывая беспокойство, от того что вождь шагал впереди него, а сзади двое с копьями, Дэвид плелся по темной безмолвной тропе, бессознательно касаясь каждые несколько шагов рукоятки пистолета. Лес поредел и Дэвид увидел, что они приближаются к краю оврага. Далеко внизу журчал и плескал бежавший вниз ручей, а рядом с ним шла мощеная дорога. Вождь показал на нее, а потом опять на Дэвида. А затем что-то сказал и сделал широкое размашистое движение рукой. Дэвид кивнул. - Ты говоришь, что это путь к цивилизации. Именно этим путем нам следует пойти, когда мы покинем вашу деревню. Дэвид показал в том же направлении, что и вождь. Обветренное лицо вождя расколола широкая улыбка. Но вместо того, чтобы отправиться обратно в деревню, он повел Дэвида вдоль оврага, дальше в том направлении, куда шла дорога. После почти получасовой ходьбы Дэвид увидел ее - огромную вырубку в лесу далеко под ними. Бульдозеры и экскаваторы валили деревья, сдирали слой почвы, прорубая в местности открытую рану. Ручей дальше тек грязный и загаженный. Они находились настолько выше строителей, что гигантские грузовики и тракторы казались игрушечными. Дэвид даже шума двигателей не слышал из-за дувшего среди вершин свежего ветерка. - Дорога приносит с собой цивилизацию, - подтвердил Дэвид, - и она идет в вашу сторону. Судя по мрачному покачиванию головами и тому как трое индейцев смотрели, стиснув челюсти, на громадное строительство, приближение цивилизации им явно не нравилось. - Я ничего не могу поделать, - ответил им Дэвид. - Это не я. Я в этом не виноват. Я не могу их остановить. Они не поняли его слов, но кажется догадались, что означал его тон. Беспомощность. Они все были беспомощными. Они медленно пошли обратно тем же путем, вернулись в лес и нашли силки. В них попалось с полдюжины мохнатых зверьков. Они быстро и чисто забили дичь ножами - всю, кроме одного белоснежного кролика, которого они по какой-то причине отпустили на волю. К тому времени когда они вернулись в деревню, уже стемнело. Женщины и дети высыпали из хижин приветствовать могучих охотников. Дэвид отправился прямиком к хижине старой знахарки, где лежала Бхаджат. Старуха разрешила ему войти, и Дэвид увидел, что Бхаджат сидит на тюфяке, с незатуманенным взором, и лихорадка явно оборвалась и ушла. - Ты выздоровела! - обрадовался Дэвид. - Как ты себя чувствуешь? - Ослабевшей... но лучше, чем раньше. Беззубая знахарка дернула Дэвида за рубашку и ткнула пальцем, показывая на дверь и явно давая понять, что он должен выйти. - Но я же только хочу минутку поговорить с ней, - возразил Дэвид. Это не помогло. Старая карга затопала на него и вытолкала в дверь. Бхаджат улыбнулась и пожала плечами, а затем подняла стоящую рядом с тюфяком парящую чашу и принялась понемногу пить из нее. - Завтра увидимся, неохотно пообещал из-за дверей Дэвид через седую голову знахарки. - Завтра, - ответила, усмехаясь ему Бхаджат. Дэвид покинул хижину. Внутри него волновалась никогда не ведомая ему раньше смесь эмоций. Он чувствовал головокружение. Это от высоты и целого дня ходьбы, сказал он себе. Но вскоре понял, что тут нечто большее. Бхаджат вскоре встанет на ноги. Индейцы показали ему дорогу обратно к цивилизации. Он испытывал огромную благодарность и облегчение, чувствовал себя счастливее, чем когда-либо раньше. Но все же было тут и еще нечто, что-то, бурлившее в нем и не поддающееся определению. Оно преследовало его весь ужин, состоявший из толстых кусков мяса и печеной картошки. Попробовав мясо, Дэвид улыбнулся про себя: крольчатина, один из главных предметов торговли "Острова номер 1". Но вместо того чтобы отправиться на свой тюфяк, как только от костра в очаге остались лишь одни угли, он вышел из хижины послушать вздохи ночных ветров гор. Ночь стояла ясная, холодная. Дэвид прошел через спящую деревню, кутаясь в одолженное колючее шерстяное одеяло. Он разглядывал звезды, пытаясь разобраться, почему он так себя чувствовал, что такое с ним происходит. Высоко над ним безмятежно плыл в небесах немигающий маяк "Острова номер 1". Постепенно, пока звезды скользили по чаше ночи, Дэвид начал понимать какие именно он испытывал чувства. Он в долгу перед этими людьми за жизнь Бхаджат и за свою. Они могли бы отказать ему, дать ему от ворот поворот. Он умер бы в этих горах раньше, чем смог бы отыскать помощь. А Бхаджат умерла бы еще раньше, чем он. Что я могу сделать для них в уплату этого долга? - спросил себя Дэвид, глядя на звезду образ "Острова номер 1". И пожалел на миг, что не может поговорить об этом с доктором Коббом; тот бы догадался, что сделать. Нет, сказал он себе. Я должен разобраться с этой задачей сам. Никакие компьютеры мне помочь не смогут. Только сам. Он провел ночь, размышляя над этим, ходя по неширокому периметру вокруг деревни. Дважды он замечал выходившего посмотреть на него вождя, ни разу не покинувшего при этом порога хижины, ни разу не прервавшего его хождений и размышлений, пока Дэвид вновь и вновь обходил кругом деревню. Они имели все, что им надо, все, чего им хотелось. Они жили в мире и гармонии с этой суровой средой. Но скоро все это будет стерто с лица земли, вырублено из гор экскаваторами наступающей цивилизации. Новый городок для расселения множащихся миллиардов в городах и на фермах. Аэропорт, промышленный комплекс. Что бы там ни строили, в нескольких километрах ниже по дороге, через несколько лет построят и другой, поближе, наверно, прямо здесь. Дэвид ничего не мог поделать, чтобы помешать этому. Но может быть... Он опять посмотрел на небо. Оно серело - приближался рассвет. "Остров номер 1" закатился за неровный, как зубья пилы, горизонт. Прежде, чем покинуть деревню, понял Дэвид, он должен что-то дать им, что-то свое - что-то способное послужить символом, клятвой, показать его благодарность и оставить им обещание. Но что? Ему было нечего дать, у него была только одежда; сапоги да пистолет. Все это ему понадобится, когда он вернется в мир городов, мятежей и насилия. И жители деревни не проявляли никакого интереса ко всем этим предметам. Затем его осенило. Дар, совершенно не имевший никакой настоящей ценности, но глубоко символичный. Когда взошло солнце и начало красить в розовое снежные пики, Дэвид знал, что он должен сделать. Он проспал все утро, а потом пошел повидать Бхаджат. Старая знахарка пустила его в хижину, но сидела в дверях, не спуская глаз с обоих. Бхаджат похудела кости ее лица стали резче. Но глаза ее не туманились. Он провел полдень вместе с ней. Старуха разрешила Бхаджат встать и погулять с Дэвидом по деревне. Четыре молодых девушки следовали за ними на почтительном расстоянии. - Думаю, к завтрашнему дню я смогу отправиться в путь. Ноги мои, кажется, окрепли. Я чувствую только легкое головокружение. - Это от высоты, - объяснил Дэвид. - Мы по меньшей мере в двух тысячах метрах над уровнем моря. - А где мы? - спросила она. - Что произошло? Я помню грузовик, потом самолет... Дэвид принялся рассказывать ей о том, как их перехватили перуанские истребители, и как пилот высадил их здесь, далеко в горах. - Но индейцы хорошо позаботились о нас и показали мне дорогу, которая рано или поздно должна привести к городу. Пилот сказал, что мы примерно в пятидесяти километрах от Сьюдад-Нуэво и если твои друзья все еще там... - Ты взял меня с собой? Когда мог предоставить забирать меня полиции, а сам уйти? Удивленный Дэвид сказал: - Да, полагаю, мог бы. - Разве ты не понимаешь, что если я свяжусь с ПРОН, они будут считать тебя нашим пленником? Он пожал плечами. - Как-то никогда не думал об этом. На следующее утро вождь вывел Дэвида из хижины, как только они прикончили всю кашу в глиняных чашах. Казалось вся деревня знала, что гости покидают их. Старая знахарка вывела из своей хижины Бхаджат, и когда двое гостей встретились на открытой центральной площадке деревни, вокруг них скопились все остальные жители. Молча, торжественно, вождь подарил им по красно-голубому одеялу. - Какие красивые, - восхитилась, принимая свое Бхаджат. - Где они их достали? - Может быть они держат овец где-то выше в горах, - предположил Дэвид. - Или меняют их на шкуры. Подошли другие и подарили им мешочки с зерном и небольшие украшенные чаши для еды. - Нам на дорогу, - догадалась Бхаджат. Дэвид кивнул, вспоминая тот дар, который он решил дать им. Он шагнул к вождю и показал на нож у него за поясом из бечевы. Лицо вождя озадаченно нахмурилось, но он медленно вынул нож из кожаных ножен и вручил его Дэвиду. Вся деревня молча следила за ними. Дэвид вернулся к подаренной ему кучке сокровищ и взял в левую руку маленькую чашу. Затем, ножом в правой руке, сделал быстрый надрез по мускулистой тыльной части выше запястья. Порезал он неглубоко, но рана заболела, и из нее быстро закапала кровь. Жители деревни ахнули. У Бхаджат отвисла челюсть. Дэвид отдал нож вождю, а потом поставил под порез чашу. Несколько капель крови рассыпалось в ней. Он протянул чашу вождю. - Это единственное, что я могу предложить, - сказал Дэвид, - сейчас. Вождь был явно тронут. Он держал чашу в вытянутой руке, а окровавленный нож в другой. Он поднял их повыше и повернулся показать всей деревне. Поднялся одобрительный ропот. - У тебя все еще течет кровь, - прошептала Бхаджат. - Через минуту перестанет, - успокоил ее Дэвид. - У меня очень сильный фактор свертываемости. И тут он сообразил, что собирался сделать вождь. Седовласый муж, выглядевший таким же величественным и сильным, как сами горы, поднес чашу к губам и выпил кровь Дэвида. - Иншалла! - тихо ахнула Бхаджат. Затем вождь умело надрезал собственную руку и дал крови капнуть в чашу. И отдал ее обратно Дэвиду. - Не собираешься же ты... - голос Бхаджат осекся, когда Дэвид выпил кровь вождя. Жители деревни дружно закричали. Вождь поднял руку и твердо возложил ее на плечо Дэвида. Он не сказал ни слова, да их и не требовалось. Они простояли так долгий миг, пока вся деревня смотрела на них, а горные ветры вздыхали и стонали над ними. Наконец вождь шагнул назад. Дэвид поднял продукты и одеяло, и они с Бхаджат отправились в путь. Вождь послал двух мужчин проводить их через лес до дороги. Сам он вернулся в хижину, слишком тронутый произошедшим, чтобы самому проделать это короткое путешествие. К тому времени, когда солнце стояло высоко в небе, Дэвид с Бхаджат шагали по мощеному шоссе снова вдвоем. Они обошли строительство стороной, предпочтя вместо этого найти городок, где у них будет возможность связаться с местной группой ПРОН. - Но что означала вся эта церемония? - спрашивала Бхаджат. - Я хотел дать им что-то, показывающее, как мы благодарны за их доброту. - Рука Дэвида чуть побаливала, но кровь давно засохла. - В конце концов, они спасли нам жизнь. - Да, но... кровь? - Это все, что у меня есть. И для них она имеет глубокое значение. Думаю, мы были официально приняты в члены их племени. - Ты принят, - уточнила она. - На меня они - ноль внимания. - Мы могли бы вернуться, - усмехнулся он ей, - и повторить церемонию для тебя. Уверен, они будут очень рады... - Неважно! Они некоторое время шли по пустому шоссе, под теплеющими лучами полуденного солнца. Затем Бхаджат спросила: - Как же ты доставил меня в деревню, если я была без сознания, когда там приземлился самолет? - Я отнес тебя, - рассеянно ответил Дэвид. Он все еще думал о жителях деревни и о том, чем он сможет им помочь. - Отнес меня? До самой деревни? - Это было недалеко. - А потом ты остался там, пока я болела, еще двое суток? Дэвид кивнул. - Почему ты остался со мной? - Ты была больна. Я не мог тебя бросить. Она остановилась и схватила его за руку. - Но разве ты не понимаешь, что мы враги? Я угнала твой космический челнок. Ты хочешь отправиться в Мессину; это последнее место в мире, где хотелось бы оказаться мне. Когда мы доберемся до города, я свяжусь со своими друзьями, и ты станешь нашим пленником, нашим заложником. Дэвид похлопал по пистолету у себя за поясом. - А может быть, это ты станешь моей пленницей. Бхаджат покачала головой. - Без моей помощи, тебе очень далеко не уйти. - А без моей помощи ты была бы в полицейском госпитале Аргентины, - ответил контрударом он. - И поэтому ты ожидал от меня благодарности. - Я ожидаю от тебя... - Дэвид остановился, глубоко вздохнул, а затем снова начал идти. - Слушай, - предложил он, - разве мы не можем просто быть друзьями и оставить в стороне политику? - Это невозможно, - твердо ответила Бхаджат. - Ну, невозможно или нет, нам лучше попробовать. Как мне кажется, нам предстоит еще долго идти вместе по этой дороге. А если твои друзья в Сьюдад-Нуэво ничуть не лучше тех, с кем мы пока связывались, то мы можем пробыть на этой дороге и того больше. Бхаджат ничего не сказала. Дэвид продолжал идти. Через некоторое время он начал напевать песню, которую она раньше никогда не слышала. Она пыталась хмуриться, глядя на него, но обнаружила, что вместо этого улыбается. ТОЛЬКО ДЛЯ ВАШИХ ГЛАЗ 28 августа 2008 г. Кому: д-ру Сайресу Коббу. От: м-ра Т. Хантера Гаррисона. На предмет: Операция "Прокси". Первая фраза операции теперь по существу завершена, и вскоре начнется вторая фаза. Как вам известно, вторая фаза будет проходить очень быстро и достигнет намеченных целей менее чем за три месяца. В это время начнется эвакуационная фаза операции. Следовательно, все приготовления на "Острове номер 1" должны быть закончены в пределах шестидесяти календарных дней от принятия данного меморандума. ПО ПРОЧТЕНИИ УНИЧТОЖИТЬ. 27 Т. Хантер Гаррисон сидел в душной жаре теплицы на противоположном конце его апартаментов на вершине Башни Гаррисона и следил за голографическим совещанием представителей разных частей страны. Голографический экран в теплице передавал изображения в натуральную величину. Благодаря этому возникла иллюзия, что теплица разрезана пополам: там, где сидел Гаррисон, находился жаркий, влажный тропический сад, полный орхидей, папоротников, лиан; там, где сидели Лео и другие повстанцы, находился составной совещательный стол, с разным фоном позади каждого из двух дюжин партизан. Гаррисон нагнулся вперед, выбираясь из обволакивающей мягкости кресла-каталки, сверкая лысой головой и следя за спором революционеров. На нем был только пропитанный потом ярко-синий купальный халат. В теплице кроме него никого больше не было. Начиная с самого первого совещания Лео, устроенного несколько месяцев назад, он подключался к каждому из совещаний. Он услышал все подробности задуманного ими общенационального восстания. Оно, конечно же, было обречено на провал, но Лео выдвинул верную мысль бей посильнее и не считайся с ценой. Время удара почти настало. Гаррисон все лето напролет снабжал оружием партизан во всех двадцати четырех крупных городах. Им оно казалось впечатляющим арсеналом, но старик-то точно знал, сколько они смогут с ним протянуть. - Мы все разнесем, приятель, - говорил волосатый юнец из Лос-Анжелеса. - Они подумают, что по ним вдарило землетрясение. - Вопрос в том, когда? - спокойно заметил Лео. - Мы готовы действовать. - Так же как и мы. Большинство сидевших вокруг созданного электроникой стола совещаний мужчин и женщин с энтузиазмом закивали головами. - Эй, меня все же кое-что беспокоит во всей этой операции, - сказала женщина, возглавлявшая повстанцев Канзас-сити. Она носила бирюзу и бусы, а на голове - повязку, но на взгляд Гаррисона выглядела скорее чернокожей, чем краснокожей. - Что именно? - спросил Лео. - Ну... ладно, мы ударим по улицам и начнем палить по всем. Но мы же знаем, что не сможем устоять против армии. Она может разбомбить нас к чертям собачьим, загазовать нас, бросить нас на танки, самолеты, все. И ее к тому же поддержит Всемирное Правительство, подкинув еще больше войск. Так какой же прок от всего этого? Ведь погибнет много братьев и сестер. Ради чего? - Знаю, - сказал Лео. - Мы тысячу раз талдычили об этом. - Расталдычь в тысячу первый раз, - предложила она без улыбки. Лео тяжеловесно кивнул. - Мы должны показать всей стране, всему народу, всему миру, что готовы драться за то, что принадлежит нам. В этой стране восемьдесят процентов черные, коричневые или желтые. И у нас же восемьдесят процентов безработных, голодных, больных. Они отхватили большой кусок пирога - беложопые. Мы должны показать им, что хотим получить свою законную долю! Женщина чуть пожала руками. - Ударив одновременно по всей стране, - продолжал Лео, - мы покажем им свою организованность. Им придется принять наши требования всерьез. Мы не жалкая кучка уличных крикунов, орущих в очереди за благотворительным супом. - Да, но когда они введут в действие армию... - Мы покажем им, что даже эта долбаная армия не способна защитить их от нас. Разумеется, они отразят нас, после того, как мы нанесем удар. Но к тому времени это уже будет слишком поздно для мистера Среднего Беложопого Гражданина. Он-то уже пострадает! Мы врежем по нему, и врежем крепко! - Лео грохнул кулаком по столу. - Когда мы закончим, все города в этой стране станут горящим хаосом. - Мне это не кажется большим достижением, - сказала женщина из Канзас-сити, - если учесть всех покойников, какие будут у нас. - Да. А наступление в Тэд называли поражением вьетконговцев. Но они выиграли войну детка. - Десять лет спустя. - Не десять, - улыбнулся Лео. - Меньше десяти. - Меня другое грызет, - выпалил еще один повстанец, - откуда берутся все эти пушки. - Да. Кто это так добр к нам? - Или расставляет нам ловушку? - Никакой ловушки, - заверил Лео. - Оружие от людей желающих нам помочь. - От кого? И почему? - Этого я вам сказать не могу. Кроме того, вам же лучше будет, если вы не узнаете. - Ты однако же знаешь кто это? - Чертовски верно. Гаррисон усмехнулся про себя. Некоторые из сидящих вокруг стола пытались проследить путь груза с оружием до их источника. Но они были любителями в сфере рыцарей плаща и кинжала. На городских улицах они ориентировались отлично, но как они могли тягаться по части квалификации и мощи с гигантскими корпорациями? - Ладно, ладно, - говорил Лео. - У нас все еще остается большой вопрос: когда мы нанесем удар? - Чем раньше, тем лучше; нельзя вечно прятать эти пушки... - Мы готовы хоть сейчас. - Самое большое через пару дней. - Ладно, - подытожил Лео. - Сегодня понедельник. Мы нанесем удар в... четверг, в полдень, по восточному времени. - Здесь это девять часов утра, - сказал паренек из Лос-Анжелеса. - Эй, в четверг же День Благодарения! - Да, это верно, - рассмеялся Лео. - Хорошо. Захватим их с индейками на столе. Все засмеялись. - Возражений нет? Никто не высказался. - Значит в полдень, по восточному времени, в этот четверг. Желаю удачи. Трехмерное изображение на голоэкране Гаррисона распалось на куски, когда, один за другим, мигнули и отключились двадцать четыре отдельных сегмента. Но изображение Лео осталось на противоположном конце погасшего в остальном экране. Он сидел один, его сверкающее черное лицо погрузилось в размышления. Он их лидер, спору нет, подумал Гаррисон. В один прекрасный день нам придется дать ему умереть - после того как он сделает то, что нам надо сделать его руками. Лео повернулся и посмотрел в камеру. Казалось он глядел прямо на Гаррисона. Пальцы старика подрагивали над клавишами на подлокотнике, готовые отключить изображение. - Гаррисон, ты видишь меня? Старик не удивился, услышав, что Лео заговорил с ним. Он стукнул по кнопке на пульте, чтобы передать свое изображение. - Вижу, Грир. - Так я и думал, - хмыкнул Лео. - Ты, кажется, становишься общенациональным лидером, - заметил Гаррисон. - Чертовски верно, мать твою, становлюсь. - Можешь теперь бросить трущобный язык, Грир, - нетерпеливо фыркнул Гаррисон. - На меня он не производит впечатления. - Да, полагаю, это так. Но может быть трущобы зацепили меня, Гаррисон. Я теперь именно Лео. Грир умер - или, по крайней мере, он, чертовски крепко спит. - Тебя зацепили не трущобы. Тебя зацепила власть. - Так же как и тебя, приятель. Гаррисон с миг поразмыслил. - Совершенно верно парень. Так же, как и меня. Власть. Именно к ней все и сводится. - Чертовски верно, - отозвался Лео. - Ты научил меня этому много лет назад, еще когда я играл в футбол. Ты владел не привилегиями, ты владел лигами. - И до сих пор владею. - Как же вышло, что ты так щедро помогаешь нам? - спросил Лео твердым голосом. - Думаешь, что мы поубиваем сами себя? - Скорее всего. - Мы знаешь ли этого не сделаем. Многие из нас погибнут, но нас жутко много, приятель. Мы выпустим кишки всем крупным городам в ваших США. - Валяйте. Глаза Лео сузились. - А тебе то с этого какой прок? Почему ты помогаешь нам? - Это мое дело. Просто валяй, действуй, устраивай все, что считаешь нужным. А о моей жопе предоставь беспокоиться мне. - Ты собираешься бросить на нас нейтронные бомбы, не так ли? Перебить всех в городах, но сберечь здания. Как только мы восстанем, бум! Гаррисон покачал головой. - Никаких нейтронных бомб. Всемирное Правительство разрядило их много лет назад. Я не намерен пытаться вам помешать. Валяй, начинай резню белых. Посмотрим многого ли ты добьешься. - Ты же белый, приятель. Тебе предстоит участвовать в этой бойне. - А это мы еще увидим... парень. - Да, - голос Лео сделался теперь рыком кошки джунглей. - Увидим. Его изображение растаяло, и экран померк. Гаррисон с миг поглядел невидящим взором на пустой экран, а затем снова ткнул кнопку на пульте. - Арлен, - вызвал он, - мы улетаем во вторник. - Завтра? - Завтра вторник? - Да. - Тогда живее! Сообщи Коббу, и сообщи ему сама. Говори прямо с ним. Скажи ему приготовить для нас Цилиндр Б. Вся моя художественная коллекция готова к отправке. - Уже целую неделю. - Отправляй ее сейчас, сегодня ночью. И передай остальным членам Совета. Мы встречаемся здесь, завтра в полдень, и отправляемся прямо в колонию. Без всяких пересадок на Альфе или еще где либо. Всякому, кто не окажется здесь завтра в полдень, придется организовать вылет самому. - Некоторые из членов Совета не сумеют быть здесь завтра в полдень, - ответил голос Арлен. - Шейху аль-Хашими лететь через весь... - Скажи ему и остальным пошевелиться задницами и вылетать завтра на "Остров номер 1". Говно рванет в четверг! КНИГА ЧЕТВЕРТАЯ НОЯБРЬ 2008 г. НАСЕЛЕНИЕ МИРА: 7,33 МИЛЛИАРДА Человечество не может позволить себе ждать спонтанного и удачного возникновения перемен. Скорее, человек сам должен вовремя стать инициатором необходимых перемен, но терпимой величины, чтобы предотвратить массированные - и разрушительные - изменения. Стратегия таких перемен может быть разработана только в духе истинного глобального сотрудничества, оформлена в свободное партнерство различными региональными общинами мира и направляться разумным общим планом долгосрочного организованного роста. Все наши компьютерные моделирования совершенно ясно показали, что это единственный разумный и возможный подход к предотвращению крупных, повторных и несвоевременных глобальных катастроф, и что время, какое можно попусту терять до создания глобальной мировой системы, истекает. Единственной альтернативой является раскол и конфликт, ненависть и разрушение. Месарович и Пестель, "Человечество на повторном пункте". Второй доклад Римского Клуба, "Ридерс Дайджест Пресс", 1974 г. 28 Пока авиалайнер описывал круг над серо-коричневым куполом нью-йоркского смога, Дэвид думал об иронии своей судьбы в последние три месяца. У него ушла всего пара дней на преодоление расстояния в четверть миллиона миль от Луны до Земли. Но на преодоление пяти с небольшим тысяч миль от Аргентины до Нью-Йорка ему потребовалось больше трех месяцев. И его все еще отделял от первоначальной цели целый океан. Он невесело усмехнулся про себя. На Космической Станции "Альфа" я был ближе к Мессине чем сейчас. Путешествие через пустоты космоса было легким. А вот продвинуться на земле, где Дэвид сделался преследуемым беглецом - оказалось очень трудно. Технически он также сделался пленником. Он оставался с Бхаджат пока та связывалась с кажущейся неистощимой цепью повстанцев ПРОНа. Большинство из них были такими же молодыми, как Дэвид и она сама, но попадалось и удивительно большое число повстанцев постарше. У многих общим было только одно: бедность. У большинства из них ни гроша. Многие голодные, со впалыми глазницами, и озлобленные. Они врали и воровали, выменивали здесь лошадей, там лодку, подделывали документы для Дэвида и Бхаджат, давали им приют в своих мрачных домах и еще более темных укрытиях - в пещерах, подвалах, церковных чердаках, конюшнях. Все проявляли готовность помочь прославленной Шахерезаде и ее пленнику с "Острова номер 1". Некоторые из подпольщиков жили достаточно благополучно, чтобы постоянно снабжать суммами Бхаджат, каких хватало для выживания. - Почему они революционеры? - спрашивал ее Дэвид. - Против чего они бунтуют? - Они вроде меня, - неизменно отвечала Бхаджат, - борются против несправедливости. Дэвид терялся в догадках. Ему почти никогда не доводилось оставаться с ней наедине. Но когда это случалось, то вопреки избранному ей для себя имени, Шахерезада становилась слушательницей, а не рассказчицей. Ей удавалось Дэвида побудить к рассказу о себе, о своей жизни, своих исследованиях, об "Острове номер 1". Она часами сидела рядом с ним - в поезде, на вьючных муллах, в покрашенной в черное для ночной ловли лодке рыбака - и, поощряюще улыбаясь, слушала его рассказ. Дэвид знал, что они выуживают из него сведения об "Острове номер 1". Но его это не волновало. Он знал что в этом есть и нечто большее. Она не равнодушна ко мне, как к человеку, думал он. Я знаю это. А она начинала интересовать его. Между ними сложились странные отношения: друзья и все же противники; беглецы, несущиеся к цели, неясной ни ему, ни ей, и дружно надеющиеся найти безопасность в конце пути; и он и она боялись, что безопасность для одного будет означать смертельную опасность для другого. Они неделю за неделей жили вместе, ни разу не упуская друг друга из виду, заботясь друг об друге, помогая друг другу, доверяя друг другу самую жизнь - и все же не были любовниками. Даже не целовались. Они редко спали там, де не было поблизости других, обычно в той же комнате. А когда такое случалось - на горной тропе в Эквадоре, в заброшенной бензоколонке на шоссе - призраке в Мексике - то бывали слишком измотаны, чтобы посмотреть, может ли их дружба включать в себя и физическую любовь. Но она включала в себя нечто иное, нечто незаметно возникшее между ними. Дэвид знал, что может положиться на Бхаджат. А она знала, что может положиться на него. Они были напарниками. Возможно, это поважнее, чем быть любовниками, думал Дэвид. И уж безусловно необычней. Они направлялись в Нью-Йорк, следуя телефонным инструкциям лидера ПРОН, которого она называла Тигром. Дэвид не спорил. В Нью-Йорке неподалеку от места, где стояло раньше Здание Организации Объединенных Наций, находилась штаб-квартира Всемирного Правительства. От индейской деревни в перуанских Андах они путешествовали пешком, пока не подвез дружелюбный водитель грузовика. Как только Бхаджат очутилась в городке со средствами связи, она живо нашла друзей и помощников ПРОН. Они перекрасили Дэвиду белокурые волосы и кудрявившуюся на щеках белокурую бороду. И подтемнили ему кожу. Теперь они с Бхаджат выглядели, словно молодая латиноамериканская пара, по крайней мере на первый взгляд. Ехали они по Латинской Америке на лошадях, на вьючных мулах, на краденной парусной шлюпке, на рыбацких смэках, на поездах и автобусах, а один раз даже на краденном лимузине. Они проехали через Эквадор, поморю до Панамы, через обветшавший в бесполезный канал, через курящиеся джунгли в Мексику и, наконец, - с поддельными документами - мимо тяжеловооруженных инспекторов иммиграционного бюро и таможни на Рио-Гранде. И все это время Дэвид смотрел на людей Земли, своих собратьев, смотрел и учился. Он усвоил, что голод не только мучителен но и способен повлиять на твой образ мысли. Он может научить тебя ненавидеть. В Панаме он узнал, что чиновников Всемирного Правительства можно подкупить; а в Гватемале узнал, что с агентами транснациональных корпораций это не получается. В Новом Орлеане Дэвид узнал, что ему нельзя доверять даже заматерелым революционерам. Лидером тамошней ячейки ПРОН был человек постарше большинства ему подобных, широкоплечий, бывший портовый грузчик, лет тридцати с лишним, бухтевший что-то о своей подготовке к битве - восстанию, в котором примет участие не только Новый Орлеан, но и многие другие города страны. Звали его Брэнди, и на лице у него красовались переломы и шрамы от сотен портовых драк. Он крепко пил, непрерывно курил и слишком много болтал. Но когда он смотрел на Бхаджат, быстро заметил Дэвид, то переставал болтать, и лицо у него делалось задумчивым, словно он что-то замышлял. После того, как Брэнди и двое его ближайших помощников просидели целую ночь, глуша виски, планируя и куря, они решили продать Дэвида "Гаррисон Корпорейшн". Бренди спокойно объявил об этом Дэвиду, когда они сидели в прокуренном и провонявшем пивом верхнем помещении церкви на уличном углу неподалеку от старого квартала Нового Орлеана. Двое помощников Бренди находились там вместе с Бхаджат, Дэвидом и своим вожаком. И усмехнулись, прочтя на лице Дэвида потрясение и удивление. - А тебя мы оставим при себе, - сообщил Брэнди Шахерезаде. - Мы с тобой хорошо позабавимся. С неожиданной для самого себя силой Дэвид поднял ближайшего к нему помощника и швырнул его сквозь ведущую на лестницу хрупкую дверь. Та разлетелась в щепки, и подручный Брэнди с треском загремел по ступеням. Второй ринулся на Дэвида с ножом, но так и не приблизился к нему. Дэвид раздробил ему грудину пинком по всем правилам каратэ. Круто развернувшись на месте, чтобы расправиться с Брэнди, он увидел, что главарь стоит на коленях, согнувшись пополам и держась за мошонку, изрыгая от боли все недавно съеденное. Бхаджат стояла над ним, стиснув крошечные кулачки и оскалив зубы. Бхаджат хотела тут же бежать, но Дэвид, поднабравшись хитрости за последнее время, поднял с грязного пола нож и убедил Брэнди позвонить в банк и открыть приличный счет на имя мистера и миссис Эйбл. Когда острие ножа коснулось его века, Брэнди согласился. Вот тогда они побежали - до действующего круглые сутки компьютеризованного банковского терминала, где и перевели себе весь кредит в банковский чек, годный к превращению в наличные. А затем пошли в самый лучший отель Нового Орлеана, зарегистрировались как сеньор и сеньора Писарро, и, пока Бхаджат говорила только по-испански, настоящий, живой коридорный в форме отнес их вещи в номер. Когда они прошли к лифту, портье покачал головой. Еще одна парочка немытых латишек, пробурчал он про себя. И откуда у них такие деньги? Я-то не могу позволить себе останавливаться здесь! В номере стояло две постели. Дэвид предоставил Бхаджат роскошествовать под душем, пока сам расхаживал по толстому ковру, гадая, что же с ней делать. Она вышла скромно обернув свое маленькое тело полотенцем. Дэвид помылся под душем очень быстро, но к тому времени, когда он вернулся в спальню, тоже завернувшись в полотенце, она уже лежала в дальней постели, повернувшись к нему спиной. Он присел на край ее постели. - Пожалуйста, Дэвид... - не оборачиваясь сказала Бхаджат. - Я знаю чего ты хочешь. Я не могу... просто не могу. Он долгое время сидел на краю постели, затем встал, нагнулся, поцеловал ее голое плечо и отошел к другой постели. Вопреки своим ожиданиям, уснул он почти сразу же. На следующее утро мистер и миссис Писарро приобрели пару авиабилетов до Нью-Йорка, после того как Бхаджат имела долгий телефонный разговор с Неаполем. - Тигр направляется в Нью-Йорк, - сказала она Дэвиду. - Мы встретимся с ним там. Дэвид кивнул. Тигр давал ей указания. Они встретятся в Нью-Йорке, и она передаст Дэвида лидеру ПРОН. Полагаю, с пленниками любовью не занимаются с горечью подумал Дэвид. Эвелин сидела, загорая на балконе в номере отеля. Барбадос был прекрасным островом, густо заросшим пышной тропической зеленью, лезшей на обветренные горы и наполнявшие воздух острым ароматом. Небо пламенело оранжевым цветом, а море так и сверкало под полуденным солнцем. Вдали мягко накатывались на белый песок пляжа буруны. Но окружавший отель город гноился, словно открытая рана под жаркими лучами солнца. Дети со впалыми щеками апатично играли на улицах и открытой автостоянке напротив отеля, где туристы когда-то припарковывали свои и взятые напрокат машины. Весь остров погружался в бездонную пропасть нищеты. Никакой работы, если не считать жалко малого числа надуманных проектов Всемирного Правительства. Зато много голода. И уйма младенцев. Словно крысы в Гамельне, подумала Эвелин. Повсюду младенцы. Младенцы с тощими лицами и вздутыми животами. Ни один из них не выглядел здоровым. Мотнув головой, Эвелин попыталась выкинуть из нее беды Барбадоса. Ты получила доступ изнутри к самой большой сенсации века, коротко напомнила она себе. Не время теперь распускать нюни и сентиментальничать, старушка. Хамуд поддерживал связь с Шахерезадой через посредников. А Дэвид был с этой проновкой. Они заставили всех лихо погоняться за собой. И добрались аж до Нового Орлеана, но с тех пор Хамуд не получал от нее никаких известий. Теперь он вышел в город, попытаться восстановить связь. А тем временем Эвелин узнавала как действует Подпольная Революционная Организация Народа. С тех пор как Хамуд подцепил ее несколько месяцев назад в неаполитанском баре, он ни разу не оставлял ее без своего присмотра больше чем на несколько часов. Но это означало что и он тоже находился под пристальным наблюдением Эвелин. Она быстро выяснила, чего ему хотелось на самом деле: славы. Известности. Рекламы. Ему хотелось видеть о себе такие же заголовки в газетах, как о Шахерезаде. Теперь он заимел собственную специалистку по средствам массовой информации, собственную публицистку. И собственный гарем в одну одалиску. Эвелин поняла, что его мужское эго можно было удовлетворить по-настоящему только в постели. По крайней мере, он изобретателен, морщась, подумала она. Еще несколько недель, и я смогу заняться новым ремеслом - обучением девиц по вызову. Хамуд мнил себя повелевающим, но Эвелин давно усвоила: если хочешь взаправду командовать мужчиной, предоставь ему считать себя совершенно послушной. Поэтому она скрипела зубами и доставляла ему желанные анальные удовольствия, и помимо их все прочее. Она научилась многому в плане того, как использовать мебель, особенно стулья, достаточно прочные для удержания их дергающихся, извивающихся тел. Настаивала она только на одном - на чистоте. Они всегда мылись под душем перед актом - Эвелин не могла думать об их сношениях как о занятиях любовью. Хамуду, кажется, очень нравилось, когда она намыливала его тело и притворно охала, глядя на пенис. А в постели он говорил. Всегда не очень-то много. Он был человек немногословный. Но мало помалу Эвелин узнала вполне достаточно, чтобы у нее начала складываться общая картина ПРОН. За пару недель она узнала вполне достаточно, чтобы расшифровать все, что он говорил по видеофону, как бы осторожно он не разговаривал. Она не удивилась, узнав, что ПРОН финансировалась в основном транснациональными корпорациями. Это имело смысл. И подпольщики, и крупные корпорации хотели свалить Всемирное Правительство. Копнув поглубже она стала узнавать,