дившее от разведенного рядом костра. Голова моя кружилась. Все плыло у меня перед глазами. Я попытался было сесть, но тут же в изнеможении повалился на спину. - Лежи, - раздался у моего уха тихий женский голос. - Тебе нельзя двигаться. Я ощутил у себя на щеке прикосновение холодных пальцев. - Спи... спи. Агла защитит тебя. Агла исцелит тебя. Ее голос гипнотизировал меня. Я закрыл глаза и погрузился в забытье, инстинктивно чувствуя себя в полной безопасности рядом со своей неведомой защитницей. Впоследствии я узнал, что находился без сознания почти двое суток. Снова открыв глаза, я обнаружил, что лежу на войлочной подстилке у стены юрты. Сквозь круглое отверстие посредине крыши в помещение струился дневной свет. Тело болело, но после нескольких неудачных попыток я сумел все же приподнять голову и осмотреть раны, которые, как я и предполагал, оказались глубокими, но не смертельными. К моему удивлению, большая их часть уже начала зарубцовываться. Можно было надеяться, что уже через несколько дней на их месте останутся только шрамы, да и те со временем исчезнут. В юрте стоял характерный запах кислого молока и человеческого пота. Монголы, как и почти все степные народы, не жаловали горячую воду. Кожаная занавеска откинулась в сторону, и на пороге появилась молодая женщина. Я не поверил собственным глазам. Передо мной стояла живая Арета. Как и у большинства монгольских женщин, у нее была обветренная, загорелая почти дочерна кожа и черные, неровно постриженные волосы. Она носила длинную юбку и свободную блузу, наподобие тех, что можно увидеть в фильмах о Диком Западе. Ожерелье из раковин и костей животных болталось на ее шее; к широкому кожаному поясу, обхватывавшему ее тонкую талию, прикреплялись многочисленные мешочки с травами и разнообразные амулеты. Но я не мог ошибиться. С первого взгляда я узнал это божественно прекрасное лицо, блестящие темные волосы и бездонные серые глаза. - Арета, - прошептал я, не зная, что и подумать. - Ты здесь, ты жива? Она опустила за собой кожаную занавеску и несколько секунд молча смотрела на меня. - Вот вы и вернулись к нам, - произнесла она голосом Ареты. - Это ты вернулась ко мне, - возразил я, - сумев пройти через бездну времени, победив саму смерть. Она слегка нахмурилась и тыльной стороной прохладной ладони прикоснулась к моему лбу. - Лихорадка прекратилась, - заметила она, - но я не могу понять ваших слов. - Ты Арета! Я знал тебя в другом времени, в другой стране, далеко отсюда... - Мое имя Агла, - поправила она меня. - Такое же имя носила моя мать, а до нее моя бабка. Это имя знахаря, хотя некоторые варвары и думают, что я колдунья. Я бессильно откинулся на лежавшую у меня под головой охапку соломы. - Мое имя Орион, - произнес я. - Я знаю. Субудай-багатур приказал перенести вас ко мне. Люди орхона Хулагу пытались убить вас. Они боятся. - А Субудай? Она улыбнулась, и мне показалось на мгновение, что юрта наполнилась солнечным светом. - Субудай никого не боится. Возможно, он думает, что вы можете быть полезны ему. Я должна вылечить вас или умереть сама. Он не держит при себе людей, не исполняющих его приказы. - Почему он заинтересовался моей судьбой? Не ответив на мой вопрос, она продолжала: - Когда вас принесли в мою юрту, я попросту испугалась. Я употребила все силы, чтобы Субудай не заметил моего страха, но была уверена, что вы не переживете и ночи. Вы истекали кровью. - Но я все-таки выжил. - Я еще не встречала настолько сильного человека, как вы. Я практически ничего не сделала для вас, разве что промыла ваши раны и дала вам болеутоляющее лекарство. Фактически вы исцелили себя сами. Я не мог избавиться от мысли, что женщина, сидевшая рядом со мной, - Арета, которую я короткое время знал в двадцатом столетии и которая чудесным образом сумела возродиться в тринадцатом. Но либо она не помнила своего раннего (а может быть, лучше сказать - более позднего) существования, либо на самом деле была совершенно другой личностью, только выглядела и разговаривала, как Арета. Как могло такое произойти? Если Ормузд сумел провести меня сквозь ад и смерть, сохранив при этом память о моей прежней жизни, почему он не смог сделать этого для Аглы-Ареты? - Если бы люди узнали, что вы излечились без моей помощи, - продолжала она, - то наверняка еще больше утвердились бы в своем мнении, что вы колдун. - Как бы это обстоятельство отразилось на моей судьбе? - Скорее всего печально. Колдуны не пользуются здесь любовью. Их либо заживо сжигают на костре, либо им заливают глаза и уши расплавленным серебром. Я невольно содрогнулся. - Слава богу, что этого не произошло. - Но вы колдун или нет? - Конечно нет. Неужели ты сама не видишь? Я такой же человек, как и ты. - Но я никогда еще не видела мужчины, похожего на вас, - тихо произнесла она. - Может быть, и так, - согласился я, - но это не имеет никакого отношения к магии. Я просто сильнее любого другого здешнего мужчины. Она вздохнула с видимым облегчением. - Когда я увидела, как быстро вы поправляетесь, я объяснила господину Субудаю, что ваши раны оказались не столь серьезными, какими показались ему с первого взгляда. - Почему же ты не захотела приписать мое исцеление своему искусству? - Они зовут меня ведьмой, хотя вряд ли сами серьезно верят в это. Они терпят меня, потому что нуждаются в моих знаниях. Но если они заподозрят неладное, скорее всего мне не поздоровится. - В таком случае мы - естественные союзники в стане врага. Я продолжал склоняться к мысли, что она действительно Арета, хотя и не подозревает об этом. Смогу ли я пробудить в ней воспоминания о ее прежней жизни? Я подумал об Аримане. "Почему, собственно, мы оба были перенесены в данное время и место? Может быть, если она сумеет вспомнить Властителя Тьмы, это разбудит в ней и другие воспоминания?" - Существует еще один человек, злобный и очень опасный, - начал я, стараясь по возможности дать точный портрет Аримана. Агла отрицательно покачала головой, отчего раковины ее ожерелья мягко зазвенели. - Я никогда не встречала этого человека, - произнесла она уверенно. Но он должен быть где-то поблизости. Иначе чего ради Ормузд направил меня сюда? В этот момент у меня в голове возникла новая мысль: а имел ли Ормузд вообще какое-либо отношение к моему появлению в лагере монголов? Не могла ли злая воля Аримана занести меня сюда, за многие столетия до той временной точки, где я был действительно необходим? Но у меня не было возможности обдумать этот вопрос. Кожаные занавески снова раздвинулись, и на пороге юрты появился Субудай-багатур. 11 Субудай-багатур вошел в юрту один, без почетного эскорта воинов, без предварительного уведомления о своем появлении и без малейших признаков страха. Он был одет в изрядно поношенный кожаный костюм степного кочевника и при себе имел только кривой кинжал, засунутый за пояс. Несмотря на невысокий рост и бедную одежду, выглядел он достаточно внушительно, разве что седые волосы выдавали его почтенный возраст. Круглое, плоское лицо казалось, по обыкновению, невозмутимым. Однако его темные глаза смотрели молодо и живо. - Добро пожаловать в мое убогое жилище, мой господин Субудай, - приветствовала его Агла с низким поклоном. - Я пришел всего лишь к врачу, - произнес полководец, - хотя мне и не устают повторять, что это юрта колдуньи. - Только потому, что я могу излечить раненого воина, который умер бы без моей помощи, - спокойно возразила Агла. Я обратил внимание, что она была чуть выше знаменитого военачальника, во всяком случае когда выпрямлялась во весь рост. - У меня есть китайские лекари, которые творят чудеса, - бесстрастно возразил Субудай, - но никто не называет их колдунами. - Я не творю чудес, мой господин Субудай. Это наше знание, наше искусство врачевания. У одного оно меньше, у другого больше, но оно не имеет ничего общего с черной магией. Твои воины тоже творят чудеса храбрости, но никто не называет их волшебниками. Мы занимаемся разными делами, но цель у нас одна. - Мои люди думают иначе, - возразил Субудай. - А как тебе известно, не бывает дыма без огня. - Прости меня, мой господин. Но я не занимаюсь ни магией, ни предсказаниями будущего. Я только знаю, какие растения и камни способны исцелить человека, - улыбнулась Агла. Субудай недоверчиво хмыкнул, но не стал развивать эту скользкую тему. - А ты поправляешься на удивление быстро, - заметил он, оборачиваясь ко мне. - Того и гляди, еще несколько дней, и ты будешь силен, как и прежде. Твой народ может гордиться таким воином. - Просто мои раны оказались не столь опасными, какими казались с первого взгляда, - возразил я, пожимая плечами. - Возможно, и так, - согласился Субудай таким тоном, что было совершенно очевидно - он не верит ни одному моему слову. Я сделал еще одну неудачную попытку приподняться на своем ложе, и Агла поспешно подсунула мне под голову пару подушек. - Поймали ли убийц, которые напали на меня? - осведомился я, с трудом принимая сидячее положение. Субудай неторопливо уселся рядом, скрестив ноги. - Нет, - сказал он коротко. - Им удалось бежать. - Тогда, возможно, они все еще в лагере и попытаются снова напасть на меня при первом удобном случае. - В данный момент это маловероятно. Ты находишься под моим покровительством. Я слегка наклонил голову в знак признательности. - Благодарю вас, мой господин Субудай. Я собирался было спросить о причинах, побудивших его взять меня под свою защиту, но он опередил меня. - Нередко бывают случаи, когда людям, занимающим высокое положение, скажем вождю такого ранга, как Хулагу, приходится сталкиваться с весьма серьезными проблемами. Такой человек иногда может ненароком высказать вслух надежду, что предпочел бы, чтобы проблема перестала существовать. Люди, преданные ему, могут в этом случае неверно истолковать его слова и попытаться освободить его от излишних забот, например, перерезать горло докучливому чужеземцу. Я нахмурился: - Но какую проблему я представляю для Хулагу? - Разве я говорил о Хулагу? Или о тебе? - Нет, - быстро согласился я, - ничего подобного не было. Субудай кивнул, вполне удовлетворенный тем, что я правильно осознаю деликатность ситуации. - Но тем не менее ты представляешь для него некоторую проблему. Чужеземец, появившийся неизвестно откуда, хотя и говорящий на нашем языке. Ты настаиваешь на том, что являешься послом заморского владыки, но не имеешь при себе ни даров, ни верительных грамот и при этом обладаешь силой десяти воинов. Ты утверждаешь, что должен лично встретиться с Великим ханом в Каракоруме. Вполне естественно, что у Хулагу могли появиться подозрения, что ты никакой не посол, а наемный убийца, приехавший с целью убить его дядю. - Убийца, я? - приподнимаясь, переспросил я, не веря своим ушам. - Но тогда чего ради... Субудай-багатур мановением руки заставил меня опуститься на свое ложе. - Это правда, что ты пришел из вечерней страны? - Да, - ответил я, не раздумывая, помня, что из всех пороков монголы больше всего презирают и ненавидят ложь. Как и у других кочевых народов, само выживание в условиях пустыни зависело в первую очередь от гостеприимства хозяина, его честного и строгого соблюдения собственного слова. Он наклонился вперед, положив ладони на колени. - Несколько лет тому назад я повел своих воинов на запад от двух великих внутренних морей, туда, где сама почва черна как смола и так плодородна, что там выращивают злаки выше человеческого роста. "Украина", - подумал я. - Люди в этой стране тоже имеют розовую кожу, как и ты? Я бросил невольный взгляд на Аглу, молча сидевшую на корточках рядом с моей подстилкой. - Верно, - подтвердил я. - Люди с таким цветом кожи живут на этой земле и дальше на запад, вплоть до великого моря. - Дальше на запад лежат королевства, где еще не ступало копыто монгольского коня, - продолжал Субудай, на мгновение утратив свою невозмутимость. - Богатые, сильные страны. - Я слышал о людях, живущих в этих странах, - подтвердил я. - Русские и поляки, венгры, немцы и франки. А еще дальше на острове, не уступающем по размерам Гоби, бритты. - Ты пришел из этого королевства? - спросил Субудай. Я отрицательно покачал головой. - Нет, я проделал куда более длинный путь. Мне пришлось пересечь великое море, такое широкое, как земли, лежащие между нами и Каракорумом. Субудай слегка отклонился назад, пытаясь представить себе столь огромное пространство воды. Как я уже говорил, из того, что я слышал и видел, я сделал вывод, что лагерь монголов был расположен где-то на территории современного Ирана, более чем в тысяче миль от монгольской столицы Каракорума, находившегося на севере пустыни Гоби. - Я взял тебя под свое покровительство, так как убежден, что ты говоришь правду, - повторил он небрежно. - Но я хочу знать все, что ты знаешь о западных королевствах, их городах, силе и устройстве их армий, искусстве и доблести их воинов. Я заметил, что Агла едва заметным кивком головы дала мне понять, что отказать Субудаю или хотя бы попытаться дать ему неполную или неточную информацию для меня равнозначно подписанию собственного смертного приговора. Впрочем, похоже, знаменитый полководец даже не допускал возможности отказа. Не давая мне опомниться, он продолжал: - Но прежде всего ты должен убедить меня в том, что страхи Хулагу абсолютно беспочвенны. Итак, объясни мне, с какой целью ты хочешь увидеть Великого хана? У тебя нет ни даров для него, ни других знаков, подтверждающих твою миссию. Ты дал ясно понять Хулагу, что прибыл сюда не для того, чтобы выразить свою покорность Ослепительному от имени твоего короля. Какое же другое послание ты собираешься передать Угэдэю? Я продолжал колебаться. Разумеется, у меня не было и не могло быть никакого послания Угэдэю. Я просто изобрел этот предлог и назвал себя послом, чтобы спасти свою жизнь. Субудай бросил на меня надменный взгляд. В его голосе зазвучали железные нотки: - Всю свою жизнь я провел на службе Великого хана Угэдэя и его отца, Великого Потрясателя Вселенной, чье имя чтут все монголы. Оба они доверяют мне, и я ни разу не обманул их доверия. Намек был совершенно ясен. Если сам Чингисхан доверял Субудаю, как я осмеливался сомневаться? - Хорошо, я скажу, - произнес я медленно, тщательно обдумывая каждое слово. - Я пришел в эту землю, чтобы предупредить Великого хана о происках дьявола, способных уничтожить его самого и всю империю монголов. Темные глаза Субудая впились в мое лицо, точно пытаясь проникнуть мне в душу. - Кого ты называешь дьяволом? - уточнил он. - Существует человек, не похожий ни на одного другого известного мне. Темноволосый и темнокожий, с глазами, горящими ненавистью. - Ариман, - уверенно произнес Субудай. - Вы знаете его? - переспросил я, чувствуя, что у меня внезапно пересохло в горле. - Еще бы! Это он предсказал нашу победу над войсками Джелал-ад-Дина [старший опальный сын последнего шаха Хорезма Мухамеда, долго и успешно сражавшийся против войск Чингисхана] и обещал Хулагу, что он покорит Багдад и навсегда уничтожит власть халифа. На мгновение я закрыл глаза, пытаясь припомнить известные мне истории о Гарун-аль-Рашиде, знаменитом герое сказок "Тысячи и одной ночи", и славном городе Багдаде. Насколько я помнил, его великое царство было сметено волной монгольских завоевателей. Пышный цветок цивилизации ислама раздавили копыта монгольских лошадей. Города сожжены, волшебные сады безжалостно вытоптаны и вырублены, миллионы людей вырезаны или проданы в рабство. Пока гордые рыцари Европы безуспешно пытались противостоять арабам в горах Испании и равнинах Святой Земли, монгольские захватчики разбили само сердце ислама, обратив цветущие поля Шинара в выжженную пустыню. - Ариман - дьявол, - повторил я. - Он намерен уничтожить государство монголов. Субудай не выказал ни возбуждения, ни тревоги, как, впрочем, и доверия к моим словам. - Однако до сих пор все его пророчества сбывались, - невозмутимо подытожил он. - Монголы одерживали одну победу за другой. - Он здесь, в лагере? - спросил я. - В таком случае, скорее всего, это его люди пытались убить меня, а не сверхисполнительные слуги орхона Хулагу. - Нет, - небрежно бросил Субудай. - Он покинул лагерь две недели тому назад. - И куда он направился? - спросил я, уже заранее зная, каким будет ответ монгольского вождя. Увы, мои худшие подозрения полностью оправдались. - Подобно тебе, он хотел отправиться в Каракорум для разговора с Великим ханом. Он уехал две недели назад. - Две недели назад, - машинально повторил я. - Я должен перехватить его. - Зачем? - Он опасен. Я должен предупредить Великого хана о его замыслах. Полководец в задумчивости покрутил кончики своих усов. Кажется, это был единственный признак неуверенности, который мне когда-либо довелось наблюдать у него. Я повернулся к Агле, не сделавшей ни одного движения в течение всего нашего разговора. Сейчас она молча смотрела на Субудая, ожидая его решения. - Я пошлю тебя в Каракорум, - произнес он наконец, - и позабочусь об охране. - Но он не может отправиться в путешествие, пока полностью не оправится от ран, - запротестовала Агла. - У меня хватит сил, - настаивал я, - со мной будет все в полном порядке. Субудай отвел все мои возражения движением руки. - Ты останешься в лагере, пока лекарка не сочтет возможным разрешить тебе отправиться в дорогу. И в течение всего этого времени я буду навещать тебя каждый день. Ты расскажешь мне все, что знаешь о королевствах запада. Мне необходимо знать о них как можно больше. Прежде чем я сумел ему ответить, он с заметным усилием поднялся на ноги. Только сейчас я сообразил, что этому человеку никак не меньше шестидесяти лет. Оставалось только удивляться силе духа дикого кочевника, целую жизнь проведшего в седле, покорившего сотни городов и побеждавшего во множестве сражений. Когда Субудай покинул юрту, я бросил умоляющий взгляд на Аглу: - Я должен ехать немедленно. Я не могу допустить, чтобы Ариман раньше меня достиг Каракорума и встретился с Великим ханом. - Но почему? - не поняла она. Что я мог ей на это сказать? - Я должен сделать это, - повторил я. - Но каким образом один человек может быть настолько опасен? - Не знаю, но так оно и есть, и мое предназначение остановить его. Агла печально покачала головой: - Субудай не позволит вам покинуть лагерь, пока не узнает всего, что ему требуется. И я тоже не хочу, чтобы вы уехали. - Вы что, опасаетесь, что пострадает ваша репутация лекарки, если я уеду до срока? - Нет, - ответила она просто. - Я хочу... чтобы вы остались со мной. Я протянул руки к ней, и она позволила мне заключить ее в объятия. Агла доверчиво положила голову мне на плечо. Я вдыхал запах ее волос, чистый, свежий и очень женственный. - Каким именем ты назвал меня? - спросила она шепотом. - Другим именем, которое, по твоим словам, когда-то принадлежало мне. - Теперь это не имеет значения, - тихо ответил я. - Это было так далеко отсюда. - И все-таки... - настаивала она. - Арета. - Какая она была? Ты любил ее? Я глубоко вздохнул и прижал ее к своей груди. - Я едва знал ее... но, да, я любил ее. Десять тысяч миль и почти восемь веков отделяют меня от нее... Да, я любил ее. - Она была очень похожа на меня? - Но ты и есть та самая женщина, Агла. Я не знаю, как это могло произойти, но, поверь мне, так оно и есть. - Значит, ты любишь меня? - Конечно, я люблю тебя, - отвечал я, не колеблясь ни секунды. - Я всегда любил тебя. Я любил тебя от самого сотворения мира и буду любить, пока он не обратится в прах. Она подняла ко мне свое лицо, и я поцеловал ее. - И я люблю тебя, могучий воин. Я любила тебя всю жизнь. Я ждала тебя с той самой поры, когда впервые почувствовала себя взрослой, и наконец нашла тебя. И никогда больше не позволю тебе покинуть меня. Я еще сильнее прижал ее к себе, чувствуя, как бьются наши сердца... Однако где-то в глубине моего сознания постоянно билась мысль, что в это самое время Ариман находится на пути в Каракорум, куда и я должен был скоро отправиться, и что он еще недавно жил в этом самом лагере, хотя, по словам Аглы, она никогда и не видела его. 12 В течение трех последних дней я рассказал Субудаю все, что мне было известно о Европе тринадцатого столетия. Не надо было иметь семи пядей во лбу, чтобы понять - его интерес носил чисто практический характер. Грозный полководец, сумевший в свое время с триумфом провести свою армию от песков Гоби, через весь Китай и далее до границ Киевской Руси, был одержим одной идеей - выполнить завет своего Священного правителя и омыть копыта монгольских коней в водах Последнего моря, которого никто из них, естественно, никогда не видел. - Но для чего все это? - спросил я его недоуменно. - Вы уже владеете империей, простирающейся от побережья Индийского океана до Каспийского моря. Скоро армии Хулагу покорят для нее Багдад и Иерусалим. Зачем вам идти дальше? Помимо многих других своих достоинств, Субудай обладал и еще одним: он был достаточно простым и, я бы даже сказал, по-своему честным человеком, и в его словах не было и намека на фальшь, какую я наверняка бы уловил, если бы задал тот же вопрос Цезарю, Наполеону, Гитлеру или любому другому покорителю вселенной. Ответ был прост, под стать внешнему облику простого монгольского воина: - Многие годы я вел от победы к победе воинов Священного правителя. Я потерял счет странам, которые завоевал для него и его сыновей. Сейчас я уже старый человек, которому осталось не так много лет жизни. Я видел многое, но еще большего не видел. Да, я помог основать огромную империю, но собственного улуса у меня нет. Дети Священного правителя и его внуки наследовали земли, которые я покорил для него. Сейчас я хочу покорить новые страны, где будут править уже мои дети и внуки. Для них я хочу завоевать земли, не уступающие владениям Хулагу, Кубилая и прочих потомков Потрясателя Вселенной. В его словах не слышалось и намека на горечь, разочарование или тем более гнев. Это была просто констатация сложившейся ситуации, и он не скрывал желания заполучить собственную империю, опираясь на мощь своих армий. Высказаться яснее, наверное, было просто невозможно. - Почему бы Великому хану Угэдэю в знак признания ваших заслуг просто не выделить вам какой-нибудь домен? - Возможно, он и поступил бы таким образом, если бы я попросил его об этом. Но я не люблю просить никого, даже Великого хана. Проще завоевать новые земли и присоединить их к уже существующей империи. Трудно было не восхищаться примитивной логикой этого дикаря. - Вы хотите сказать, что в этом случае не будет повода для конфликта между вашими детьми и потомками Великого хана? Субудай снисходительно улыбнулся: - Никакого конфликта и не может быть. Монголы не враждуют и не воюют друг с другом. Ясса [свод законов Чингисхана] определяет все наши поступки. Мы не собаки, готовые передраться из-за кости. - Понятно, - пробормотал я, склоняя голову в знак того, что не намеревался оскорбить его. - Для нас это насущная необходимость - завоевывать новые земли, - продолжал Субудай, пребывавший в достаточно благодушном настроении, чтобы снизойти до объяснения своих взглядов бестолковому чужестранцу. - Это еще одно из проявлений мудрости Великого хана. Под страхом смерти монголам запрещено воевать друг с другом. Предназначение монголов - покорять чужие народы. И до тех пор, пока мы осуществляем завет Священного правителя, наши армии должны идти вперед. Кажется, я начинал понимать идею Субудая или, правильнее сказать, самого Чингисхана. Недаром он настолько почитается своими воинами, что никто из них не имеет даже права вслух произнести его имени. Говоря современным языком, это была модель динамически развивающегося общества, стабильность которого зависела от постоянного приумножения территории. Именно поэтому Субудай сейчас стремился на запад. Весь восток, вплоть до берегов Тихого океана, уже покорился монголам. - Кроме того, - продолжал Субудай, словно прочитав мои мысли, - мне всегда было скучно сидеть на одном месте. Мне нравится знакомиться с новыми землями, их людьми и обычаями. Сейчас моя главная цель - увидеть берега Великого океана, о котором ты рассказал мне, и, кто знает, может быть, и земли, лежащие по другую сторону его. - Но, непобедимый, королевства Европы способны выставить огромные армии, чтобы воспрепятствовать вашему вторжению; тысячи рыцарей и еще больше легко вооруженных воинов. Субудай рассмеялся: - Не пытайся запугать меня, Орион. Я не в первый раз поведу на врага свои армии. Я не знаю, известно ли тебе о моих сражениях против войск императора Китая или великого шаха Хорезма Мухамеда? Наши беседы продолжались без малого трое суток. Скажу откровенно, порой я чувствовал себя не совсем комфортно, рассказывая монгольскому полководцу об устройстве и ресурсах средневековой Европы. Мне оставалось утешать себя теми соображениями, что, насколько я знал, грандиозным замыслам Субудая не суждено было осуществиться: монголы не прошли на запад далее Балкан. К концу третьего дня я откровенно признался, что полностью исчерпал запас своих сведений, и напомнил ему об обещании отправить меня в столицу Великого хана. Ариман опережал меня уже на две с половиной недели, и у него были все шансы достигнуть Каракорума прежде, чем я сумею помешать ему. Судя по всему, на Субудая не произвели впечатления мои рассказы об угрозе, нависшей над империей монголов, и он склонялся к мысли предоставить нам с Ариманом самим улаживать наши проблемы. - Ариман направился в Каракорум с караваном, везущим сокровища для Великого хана, - объяснил Субудай. - Тяжело нагруженные верблюды двигаются медленно. Ты хороший наездник? До сего времени мне вообще не приходилось ездить верхом, но я не сомневался, что при известном старании сумею освоить это искусство за день или два. - Я сумею справиться с лошадью, - объявил я. - Отлично. Я пошлю тебя в Каракорум "ямом", - пообещал Субудай. В тот день мне впервые довелось услышать это слово. Субудай объяснил мне, что "ям" означает систему застав, где всадник, направляющийся со специальным поручением, может поменять усталых лошадей, отдохнуть и поесть. Монголы были, конечно, дикими кочевниками, но в своих начинаниях они во многом предвосхитили изобретения западной цивилизации и, главное, умели добиваться своей цели, не стесняя себя условностями современной морали. Утверждают, что безоружная девушка, сопровождавшая повозку, нагруженную золотом, могла проехать через всю армию монголов без угрозы для своей жизни, если имела при себе специальное разрешение Великого хана. Из того, что мне довелось узнать по собственному опыту, можно было сделать вывод: подобные рассказы весьма смахивают на правду... Когда я вернулся в юрту Аглы и, разбудив ее, сообщил, что завтра отправляюсь в Каракорум, она только сонно кивнула и чуть-чуть отодвинулась в сторону, освобождая мне место рядом с собой. - Ложись спать, - посоветовала она. - Ты должен хорошо выспаться. День будет трудным для нас с тобой. - Для нас? - Конечно, я отправлюсь в Каракорум вместе с тобой. - Но неужели Хулагу позволит тебе покинуть лагерь? Возможно, при других обстоятельствах ее реакция была бы еще более впечатляющей. - Я не рабыня! - сердито возразила она. - Я могу идти, куда мне заблагорассудится. - Но это будет тяжелое путешествие, - попытался я отговорить ее. Мы должны будем проделать весь путь верхом, меняя лошадей на заставах. И так в течение многих недель. Она только улыбнулась в ответ: - Я более привычна к таким путешествиям, нежели ты. Я научилась управлять лошадью прежде, чем ходить. Путешествие действительно оказалось изнурительным. В двадцатом столетии мы бы благополучно провели все время, занимаясь любовью в купе спального вагона поезда, мчавшегося по Транссибирской магистрали Москва - Владивосток. Агле и мне пришлось преодолеть то же расстояние, не слезая с седла, пересекая леса, пустыни и горы, пока мы не добрались до цели. Думаю, что окажись мы предоставленными самим себе, то уже в конце первой недели скорее всего безнадежно заблудились бы. Но система застав была организована безупречно. На исходе каждого дня нас ожидала горячая пища, свежая вода, ночлег, а наутро мы получали свежих лошадей для продолжения путешествия. Старые, израненные воины наблюдали за порядком. Разумеется, своими силами они не смогли бы при нападении оборонять эти крошечные оплоты империи, но ужас перед монголами был настолько велик, что ни о каких набегах не шло и речи. Во всяком случае, мне не приходилось слышать ни об одном таком случае. Следовало признать, что сила монгольской армии или законы Яссы действительно позволяли сохранить мир на всей огромной территории империи, существовавшей в тринадцатом столетии. Я надеялся перехватить караван, с которым Ариман направлялся в Каракорум, но многоопытный Субудай посоветовал мне избрать более короткий и прямой маршрут. Неприхотливые местные лошади могли пройти по местам, недоступным для тяжело нагруженных верблюдов. Время от времени мы пересекали древние караванные пути, отмеченные костями погибших людей и животных. По меньшей мере дважды нам встречались караваны, медленно двигавшиеся в направлении Каракорума, но среди путников мы не находили никого даже близко напоминавшего Аримана. Охрана таких караванов была, как правило, весьма малочисленна. Ужас перед недавним нашествием монголов жил еще в памяти местных жителей, и никто не осмеливался нападать на караван, принадлежащий Великому хану. Я начинал уже опасаться, что Ариману удалось настолько опередить нас, что у меня не осталось ни малейших шансов настигнуть его до прибытия в столицу Монгольской империи. Однажды ночью, после того как мы преодолели один из заснеженных перевалов Тянь-Шаня и благополучно устроились на ночлег в хижине для путников на одной из ямских застав, я спросил Аглу, почему она столь упорно отрицала, что встречалась с Ариманом в лагере Хулагу. - Но я на самом деле не видела его, - возразила она. - Однако ты не могла не знать, что он находился поблизости, - возразил я. - Даже в большом лагере присутствие столь заметного человека не могло остаться незамеченным. - Да, - согласилась она. - Я слышала о нем. - Почему же ты не сказала мне об этом? Она гордо вздернула подбородок: - У меня и в мыслях не было лгать тебе. Ты спросил у меня, видела ли я Аримана, и я ответила отрицательно. Темный человек жил в юрте Субудая, и я никогда не встречалась с ним. - Но тебе было известно о его присутствии в стане монгольских воинов. - Мне известно многое, Орион. Я знала, например, что Ариман предупредил Хулагу о твоем скором появлении. Он утверждал, что ты демон, и настоятельно советовал убить тебя. - Голос Аглы звучал как обычно, и в ее тоне не было и намека на раскаяние. - Я до сих пор не перестаю удивляться, что покушение на тебя не удалось. Но я знала, что с тех пор, как ты оказался под покровительством Субудая-багатура, тебе больше не угрожала опасность. Кто, по-твоему, нашел тебя лежащим в пыли за шатром Хулагу? Кто, как ты думаешь, привел туда Субудая и сумел убедить его в том, что ты слишком ценный союзник, чтобы позволить тебе умереть столь бесславно? - Так это была ты, Агла? - Да, это была я. - Тогда уже я ничего не понимаю. Ты ни разу не говорила мне, что знаешь, кто я такой и зачем пришел в лагерь монголов. - Я знаю достаточно... - прошептала она. В ее серых глазах таинственно мерцали отблески пламени костра. - Я слышала, что странный могучий человек был доставлен в лагерь монголов и что Хулагу склонялся к мысли последовать совету Темного человека и убить его. А еще я знала, что ты и есть тот самый мужчина, которого я ждала всю свою жизнь. - Значит, это ты спасла меня от неминуемой смерти и охраняла меня, пока я лежал без сознания? Она смущенно кивнула головой. - И я буду защищать тебя всеми моими силами, когда мы окажемся при дворе Великого хана. - Но и Ариман тоже будет там, - задумчиво произнес я. - Да. И он наверняка снова попытается убить тебя. 13 Каракорум оказался удивительным городом, в котором царило странное смешение убожества и великолепия, варварской простоты и византийской пышности, когда-либо существовавшее на Земле. Во времена Чингисхана безвестное местечко, где еще недавно стояло всего несколько юрт, превратилось в столицу мира. Там надменные аристократы Китая и Хорезма превратились в слуг и рабов победителей, туда нескончаемым потоком текли баснословные сокровища со всей Азии, оказавшейся в руках недавних полудиких кочевников. По иронии судьбы вплоть до самой смерти Потрясателя Вселенной здесь запрещалось всякое строительство. Традиционная юрта была достаточно хороша для Великого кагана, который провел всю свою жизнь в военных походах и любил примитивный уклад кочевой жизни. Да и сейчас многочисленные табуны лошадей привольно паслись на пастбищах, вплотную подступавших к самым окраинам монгольской столицы. Пыль, поднимавшуюся под копытами невзрачных монгольских лошадок, можно было заметить за много миль до города. Угэдэй, занимавший ныне золотой трон Чингисхана, правил ордой с помощью китайских советников, которым принадлежали все основные административные посты в его правительстве. Когда мы с Аглой приблизились к городу на достаточно близкое расстояние, первое, что нам бросилось в глаза, были храмы, построенные из обожженной на солнце глины и принадлежавшие самым разнообразным конфессиям. Как выяснилось, монголы были необычайно терпимы в религиозных вопросах, и здесь мирно соседствовали буддийские ламы, мусульманские муллы, христианские монахи, конфуцианцы и еще множество других проповедников и священников, о конфессиональной принадлежности которых оставалось только догадываться. В центре запутанного лабиринта кривых и на удивление грязных улочек возвышался дворец Великого хана. Нас остановила стража, стоявшая на всех въездах в город. Китаец, одетый в традиционный шелковый халат, принял у меня из рук сопроводительную грамоту, составленную одним из советников Субудая. По всей видимости, имя знаменитого полководца пользовалось немалым уважением и в монгольской столице. Во всяком случае, он немедленно отдал распоряжение одному из воинов подыскать для нас временное пристанище. Малый, которому едва минуло восемнадцать, послушно вскочил на лошадку и, не говоря ни слова, повел нас по запутанным улочкам Каракорума. Собственно, их даже трудно было назвать улицами в строгом смысле этого слова. Глинобитные хижины и юрты стояли рядом, размещенные безо всякого порядка. Весь город напоминал огромный караван-сарай, каким он в сущности и являлся. Здесь можно было услышать китайскую, арабскую и персидскую речь. Стреноженные верблюды находились рядом с великолепными арабскими жеребцами и полудикими лошадками кочевников. Здесь продавались самоцветы из Индии, пряности с неведомых островов, шелковые китайские ткани и бесценные дамасские клинки из далекой Аравии. Нам нашлось местечко в маленьком одноэтажном домике, построенном из необожженного кирпича, двери которого выходили прямо на широкую площадь возле ханского дворца. Сквозь узкое оконце можно было разглядеть постройки и огромные шелковые шатры, составлявшие комплекс дворца, окруженного цепочкой личных телохранителей Великого хана. Как и в лагере Хулагу, перед входом в центральный шатер день и ночь полыхали два огромных костра, разведенных для отпугивания злых духов. А в том, что их здесь хватало, у меня не имелось ни малейших сомнений. Ариман прибыл в Каракорум намного раньше нас и, скорее всего, уже имел возможность встретиться с Угэдэем. Рано или поздно он узнает о моем прибытии, и тогда новое покушение на мою жизнь вряд ли заставит себя долго ждать. Но я был слишком утомлен, чтобы думать об опасности. Несколько недель изнурительного путешествия лишили нас последних сил. Агла и я уснули почти мгновенно, едва упали на свои войлочные подстилки. Проспали мы, как мне потом удалось выяснить, без малого сутки. Однако врожденное чувство самосохранения спасло меня и на этот раз. Я пробудился в твердой уверенности, что моя жизнь в опасности. Слегка приоткрыв глаза, я продолжал неподвижно лежать на своей подстилке, готовый в любой момент встретить противника лицом к лицу. Агла мирно спала, положив голову мне на плечо. Скосив глаза, я осмотрел помещение, в котором мы находились. В нем не было окон, кожаная, украшенная бусинами занавеска, заменявшая входную дверь, располагалась всего в двух футах от нашего ложа. По-видимому, звук звякнувших бусинок и разбудил меня. Я затаил дыхание и прислушался. Я лежал спиной к двери, но опасался повернуть голову, дабы не спровоцировать убийцу, стоявшего практически рядом со мной. Снова раздался еле слышный звук, и слабый свет хмурого утра проник в нашу убогую каморку. На стене против моего лица появились тени двух мужчин в боевых шлемах монгольских воинов. Первая тень подняла руку, судя по всему вооруженную длинным, тонким кинжалом. Вскочив на ноги, я атаковал их прежде, чем они успели сообразить, что происходит. Столкнувшись лбами, убийцы отлетели к дальней стене и рухнули на глиняный пол. В то же мгновение я уже был рядом с ними и, заломив руку, державшую кинжал, за спину, заставил нападавшего выпустить оружие из ослабевших пальцев. Ребром левой руки я изо всех сил ударил моего второго противника в адамово яблоко. За своей спиной я услышал испуганный крик проснувшейся Аглы. Раздумывать было некогда. Первый воин уже успел подняться на ноги и тянулся к сабле, висевшей у него на боку. Я нанес убийце удар кулаком в область сердца, сломав ему несколько ребер. Когда он согнулся от боли, я ударил его коленом в лицо. Не издав больше ни звука, он сполз по стене на землю и затих. Повернув голову, я краем глаза увидел нагую Аглу, стоявшую у стены с кинжалом в руке. Спору нет, зрелище весьма эффектное, хотя вид у нее был скорее испуганный, чем воинственный. - С тобой все в порядке? - спросили мы в один голос. Несмотря на драматичность ситуации, у нее хватило сил улыбнуться. Набросив на голые плечи одеяло, она присела на корточки рядом со мной, пока я обследовал тела своих недавних противников. Оба они уже умерли. У одного была свернута шея, у другого, судя по всему, сломанные кости лица проникли в головной мозг. Агла с благоговейным страхом уставилась на меня. - Ты убил их двоих голыми руками? Я автоматически кивнул. - По правде говоря, у меня и в мыслях не было этого делать. Я предпочел бы, чтобы хотя бы один из них остался в живых и рассказал мне, кто их послал. - Я смогу сказать тебе это сама. Они были посланы Темным человеком. - Да, я тоже так думаю, но предпочел бы знать наверняка. Наш разговор был прерван появлением одного из стражей порядка с обнаженной саблей в руке. - Я слышал крик... Он остановился на половине фразы, заметив тела двух неизвестных, распростертых на земле. Я опасался, что он не удержится от соблазна тут же на месте отомстить за убийство двух своих соплеменников, и уже приготовился к новой схватке, но он только недоуменно уставился на меня. - Ты один убил их обоих? Я меланхолично кивнул головой. - Один? Без оружия? - недоверчиво спросил он. - Да, - огрызнулся я. - А теперь, будьте добры, уберите отсюда ассасинов. - Подожди, - вмешалась Агла, придерживая одной рукой одеяло, то и дело норовившее соскользнуть с ее плеч. - Ты, кажется, хотел узнать, кто их послал? Прежде чем я успел что-то ответить, она о