, румянили щеки и губы. Елена оделась в свою лучшую, расшитую золотом юбку с позвякивавшими серебряными бубенцами, украсила себя ожерельями, браслетами и кольцами, сверкавшими в свете ламп... Наконец последние лучи заходившего солнца исчезли на фиолетовом небе. Я облачился в кожаную юбку, дар Неферту, и хрустящую белую льняную рубаху, также предоставленную мне египтянином. Разумеется, я вооружился - мой неизменный кинжал на сей раз был привязан к ноге. Елена открыла дверь между нашими комнатами, трепеща от ожидания. - Ну как, я не оскорблю царского взора? - поинтересовалась она. Я улыбнулся и ответил без колебаний: - Правильнее было бы спросить, достоин ли царь египетский созерцать прекраснейшую женщину на свете. Она ответила улыбкой. Я подошел к Елене, но она отстранила меня рукой: - Не трогай! А то что-нибудь испачкаешь или помнешь! Я запрокинул голову и расхохотался. Больше мне смеяться не пришлось. Дюжина стражей в золотых панцирях повела нас по узким коридорам и лестницам, казалось построенным специально для того, чтобы запутать человека, не знающего расположения покоев во дворце. Обдумывая утреннюю встречу с Некопта и все сведения, которые, не ведая того, сообщил мне Неферту, я понял, что мы с Еленой на самом деле пленники главного жреца Пта, а не гости царя. Так что вместо великолепного пиршественного зала, полного веселившихся гостей, шутов, развлекавших всех песнями и плясками, слуг, разносивших яства на массивных блюдах или разливавших вино из золотых кувшинов, мы оказались в небольшой комнате без окон. Затем нас подвели к обычной деревянной двери. Слуга открыл ее и проводил нас внутрь небольшого зала. Мы оказались первыми. Стол был сервирован на четверых. С потолка свисал светильник из полированной меди. Вдоль стены стояли сервировочные столы. И снова по моей шее побежали мурашки; я ощутил, что за нами следят. Стены покрывали фрески с охотничьими сюжетами, на них фараон изображался огромней всех и поражал львов и леопардов. Я заметил блеск черных глаз вместо карих - львиных, за нами наблюдали через отверстие в стене. - Неужели и у вас в Спарте гостей встречают настолько равнодушно, что могут оставить их в комнате без еды, питья и без развлечений? - спросил я Елену. - Нет, - ответила она негромко. Выглядела она разочарованной. Двери зала отворились, пропуская внутрь Некопта. Его белое одеяние струилось до пола. Он напоминал оживший стог сена. Как и Елена, он был просто усыпан драгоценностями, а краска на его лице лежала куда более толстым слоем. Я заранее подготовил Елену, рассказав ей о Некопта и о том, что я о нем думаю. Некопта слышал каждое мое слово, это подтверждало выражение его лица. - Прошу прощения за скромный прием, - произнес он, обращаясь к нам обоим. - Мы примем тебя, госпожа, как подобает царице Спарты, но потом. А сегодня царь хочет просто познакомиться с вами. Взяв ладонь красавицы, он поднес ее к губам. Она с трудом сдержала отвращение. Некопта громко хлопнул в ладоши, и немедленно из дальней двери появился слуга с блюдами и кубками. Мы едва пригубили сладкое красное вино - по словам Некопта, его ввозили с Крита, - когда дверь в зал отворилась снова и глашатай возвестил: - Его величество, царь Обеих Земель, возлюбленный Пта, хранитель народа, сын Нила. Но вместо царя вошли шестеро жрецов в серых одеяниях с медными курильницами в руках, зал сразу наполнился дымными клубами благовоний. Они принялись распевать что-то на древнем языке и три раза обошли стол, превознося Пта и его земного слугу Мернепта. Когда они покинули комнату, их сменили шесть стражей в золотой броне, которые выстроились вдоль стены - по трое с каждой стороны двери - и замерли с неподвижными лицами, держа огромные копья в руках. А потом появились два арфиста и четыре прекрасные молодые женщины с опахалами из павлиньих перьев. В центре шел царь египетский - Мернепта, мужчина средних лет, волосы которого еще не тронула седина. Худощавый, невысокий, он двигался слегка сгорбившись, словно под тяжестью возраста, забот или страданий. Подол его белого одеяния без рукавов украшала вышивка золотом. Кожа его была светлее, чем у всех египтян, которых я встречал. В отличие от своего первого министра, царь почти не носил украшений, только небольшой золотой медальон - со знаком Пта - на тонкой цепочке и медные браслеты на запястьях. Меня насторожили его глаза, затуманенные, пустые, почти невидящие. Словно мысли его были обращены глубоко внутрь его собственного сознания. И мир вокруг ничего не значил, лишь досаждал и мешал - настолько, что царь мог им пренебречь. Я посмотрел на Елену, стоявшую возле меня. Она тоже обратила внимание на странный взгляд царя. Оба арфиста и женщины с опахалами низко склонились перед своим властелином и покинули комнату. Один из стражников, остававшихся в зале, закрыл дверь. Мы остались одни, если не считать шестерых стражей, которые подобно изваяниям застыли у стен. "Итак, меня посадят спиной к ним... плохо". Царю нас представили вежливо и формально. Елена изящно присела перед царем, который не только не обнаружил интереса к ее красоте, но, казалось, даже толком не заметил ее присутствия. Я поклонился, он что-то буркнул мне насчет варваров из-за моря. Мы сели за стол; слуги внесли холодный суп и блюдо с рыбой. Царь почти не прикасался к еде, зато Некопта ел за четверых. Разговора не получалось. Говорил в основном Некопта, жалуясь на то, что фанатики не хотят поклоняться Пта. - В особенности в Менефере, - досадовал Некопта, прожевывая очередной кусок рыбы. - Там жрецы пытаются возобновить поклонение Атону. - Я полагал, что они почитают Амона, - проговорил я, - а не Атона. - Да, - поддержала Елена. - Мы видели глаз Амона на великой пирамиде у реки. Некопта нахмурился: - Они только говорят, что поклоняются Амону, а на самом деле они желают оживить ересь Эхнатона. Если их не остановить, они вновь повергнут Обе Земли в смуту. Царь рассеянно кивал. Я переводил. Елена попыталась разговорить его, спрашивая о жене и детях. Но царь смотрел мимо нее. - Супруга царя умерла в прошлом году при родах, - объяснил Некопта. - Ох, прошу прощения... - Ребенок тоже скончался. - Как ужасно! Царь усиленно пытался сфокусировать свои глаза на лице гостьи. - У меня остался один сын, - пробормотал он. - Царевич Арамсет, - вмешался Некопта. - Симпатичный юноша. Когда-нибудь он станет прекрасным царем. - Тут взгляд его затуманился, и он добавил: - Конечно же, у его царского величества есть еще множество чудесных сыновей от царских наложниц. Мернепта вновь погрузился в молчание. Елена с яростью посмотрела на жирного жреца. Он, словно не замечая этого, продолжал говорить. Когда мы покончили с едой, царь пожелал нам спокойной ночи и удалился. Я заметил, что Некопта едва склонил голову перед ним, правда, при такой комплекции ему и это удалось сделать с огромным трудом. Когда стражники вновь отвели нас в наши апартаменты, я спросил Елену: - Как ты считаешь, царь болен? На лице ее выразилось беспокойство: - Нет, Орион, он одурманен. Мне случалось видеть подобное. Эта жирная тварь постоянно поит его травяными настоями, чтобы самому править страной. Я порадовался, что она разговаривала на ахейском и охранники не могли понять ее. Во всяком случае, я надеялся, что не ошибаюсь. Ситуация сразу же прояснилась. Некопта властвовал в столице и распоряжался царем. Он хотел воспользоваться мною, чтобы, отдав Елену, обеспечить безопасность дельты, защитить страну таким образом от людей моря. Заодно он намеревался сместить верховного жреца Амона, чтобы крепко держать в своих руках все царство. Ну а чтобы я не стал артачиться, Некопта оставил Елену заложницей в столице, не зная того, что мне известно о его намерении вернуть Менелаю беглянку. А Золотой бог спрятался внутри великой пирамиды. Казалось, все безнадежно перепуталось. Но тут я увидел, как рассечь узел одним ударом, - в моей голове сложился план, словно подсказанный мне богами. Когда мы с Еленой возвратились в свои покои, я уже знал, что буду делать. 39 Я не ожидал, что наследник престола решит присоединиться к нашему отряду. Когда Лукка и его люди подходили к лодке, подготовленной для нашей поездки в Нижний Египет, на каменном причале появились носилки, окруженные почетной стражей; паланкин держали шестеро вспотевших нубийцев, остановившихся возле нашего корабля. Откинув занавески, из кресла легко шагнул худощавый мускулистый молодой человек, светлокожий, подобно Мернепта и тем жрецам, которых я видел. Единственный законный сын царя Арамсет был еще настолько молод, что подбородок его едва успел покрыться пушком. Симпатичный парнишка, как, наверно, и отец его в этом возрасте. Царевич просто рвался в бой. Официально главой нашего войска считался прихрамывавший, жирный полководец Расет. Он низко склонился перед царевичем и представил ему меня. - Мы будем убивать варваров, - со смехом проговорил Арамсет. - Мой отец хочет, чтобы я изучил военное искусство. Пригодится, когда я буду править. Он казался довольно приятным юношей. Впрочем, я понимал, что царевича отправил в поход Некопта. Если он случайно падет в битве, престол лишится законного наследника и власть жреца укрепится еще сильнее. Вновь я восхитился хитростью Некопта. Этим утром я простился с Еленой, доверив ее Неферту. Она не совсем понимала все хитросплетения, которыми нас опутывали, однако ощущала, что замысел "жреца сулит нам разлуку. - Менелай все еще ищет меня, - сказала она. - Он далеко отсюда, - отвечал я, обнимая ее. Она приникла своей золотоволосой головой к моей груди: - Орион, иногда мне кажется, что я просто обязана вернуться, что моя судьба связана только с ним. Что бы я ни делала - он преследует меня подобно паркам. Я молчал. - Он убьет тебя, если вы сойдетесь в бою, - проговорила она. - Едва ли, но я вовсе не хочу его убивать. Она слегка отодвинулась и заглянула мне в глаза: - Увижу ли я тебя вновь, мой защитник? - Конечно. Она покачала головой. - Сомневаюсь. По-моему, мы прощаемся навсегда, Орион. - В глазах ее стояли слезы. - Я вернусь, - отвечал я. - Но не ко мне. Ты найдешь свою богиню и обо всем забудешь. Я умолк на мгновение, ощутив справедливость ее слов. А потом совершенно искренне сказал: - Никто не сумеет забыть тебя, Елена. Слава о твоей красоте переживет века. Она попыталась улыбнуться. Я поцеловал ее в последний раз, зная, что за нами следят, а потом простился с ней. Неферту проводил меня до причалов, и я попросил старика приглядеть за Еленой и защитить ее от возможных опасностей. - Я это сделаю, мой друг, - пообещал он. - Я сохраню ее честь и жизнь. Итак, когда наша лодка отошла от причала, освещаемая косыми лучами утреннего солнца, я на прощание помахал Неферту, в глубине души понимая, что седовласый чиновник никогда не сумеет защитить даже себя от грозной мощи Некопта. Я рассчитывал быстро выполнить поручение, вернуться в столицу и разделаться с жирным жрецом еще до того, как он сумеет причинить какой-либо вред Елене или моему новому египетскому другу. Пока наша лодка выплывала на середину Нила, туда, где течение было сильнее, я разглядывал дворец, отыскивая взглядом террасу и золотоволосую женщину на ней, но никого не увидел. - Итак, мы начинаем отрабатывать свои долги. Я резко обернулся, возле меня оказался Лукка, твердое лицо его кривила вымученная улыбка. Его радовала возможность оказаться вдали от дворца, он стремился в битву, на поле боя мужчина видит своих врагов и знает, как разделаться с ними. Арамсет оказался приятным молодым человеком, он много смеялся - наверное, чтобы скрыть волнение. Расет сновал по лодке, стараясь все время держаться возле наследника. Наконец царевич намекнул ему, что хотел бы, чтобы к нему относились как к простому офицеру. Как ни странно, юноша подружился с Луккой, неподдельно восхищаясь покрытым шрамами воином, и стремился выпытать у него все, что возможно. Однажды жарким вечером, когда гребцы налегали на весла в проливе возле руин Ахетатона, я услышал, как Лукка говорил царевичу: - Все мои рассказы и поучения ничто по сравнению с боевым опытом. Только когда враг устрашающим кличем, целясь копьем тебе в грудь, бросается на тебя, ты узнаешь, достаточно ли густа твоя кровь для войны. Только тогда. Арамсет смотрел на Лукку круглыми глазами и ходил за хеттом как привязанный. Наш корабль вмещал пятьдесят воинов, на нем же располагалось шестьдесят гребцов; многие из этих рабов были чернокожими нубийцами. Но мы плыли вниз, и могучее течение Нила делало за них самую трудную работу. Мы приближались к дельте, и к нам присоединялись корабли в каждом городе, где мы ночевали, с новыми воинами. Я начал ощущать истинную мощь Египта, способного собрать огромный флот, вооружить могучее войско, нанести удар по врагу, находившемуся за сотни миль от столицы. Тем временем я гадал, сколько же людей на моем корабле шпионят для Некопта. Кто из них способен предать нас? Кому из военачальников - в том числе и тех, что на прочих кораблях, - приказано отступить после начала битвы и оставить меня вместе с хеттами погибать под натиском многочисленных варваров? Я-то знал, что могу доверять только Лукке и двум дюжинам его воинов. Долгие дни сменялись теплыми ночами, я подружился с царевичем Арамсетом и понял, что он очень умен. - Я хочу, чтобы Лукка и его хетты стали моей личной стражей, когда мы вернемся в Уасет, - сказал он однажды вечером, когда мы беседовали после ужина. Корабль стоял у пристани в очередном городе. Он мягко покачивался на волнах. Жара угнетала, и мы сидели на открытой палубе лодки, надеясь хотя бы на легкое дуновение ветерка. Раб медленно раскачивал пальмовый лист над нашими головами, отгоняя насекомых. Полководец Расет уснул у стола, уронив чашу с вином. Царевич никогда не пил вина, ограничиваясь лишь чистой водой. - Ты, государь, не мог выбрать более верных и преданных тебе людей, - одобрил я его выбор. - Я расплачусь с тобой за них сполна. Он был горд, этот молодой человек. Но я ответил: - Мой царевич, позволь подарить тебе мое войско. Я знаю, Лукка будет рад служить тебе, и мне хочется, чтобы оба вы были счастливы. Он слегка кивнул, как будто не ожидал ничего другого. - И все же, Орион, я не могу принять столь ценный дар, ничего не предложив в ответ. - Дружба наследника престола царства Обеих Земель - дар бесценный, - ответил я. Он улыбнулся. Я плеснул немного вина в его чашу и предложил царевичу. Он отказался легким движением руки. - За нашу сделку! - провозгласил я. - Я никогда не пью вина. - Тебе не нравится его вкус? Лицо его стало недовольным. - Я видел, что сделало вино с моим отцом. Правда, не только оно. - Значит, он не болен? - Он скорбит. После смерти матери отец гибнет, он погрузился в себя. В голосе его чувствовалась горечь. Юный царевич отправился в поход, чтобы показать отцу, какой достойный наследник получится из него. Самым деликатным образом я поинтересовался, что он думает о Некопта. Арамсет пристально взглянул на меня: - Великий жрец Пта, первый вельможа царя, очень могущественный человек, Орион. Даже я обязан говорить о нем с величайшим уважением. - Могущество его очевидно, - согласился я, - но будет ли он твоим первым вельможей, когда ты станешь царем? - Мой отец жив, - ровным голосом отвечал царевич - ни гнева, ни антипатии к Некопта. Этот юноша научился хорошо скрывать свои чувства. - И все же, - настаивал я, - если твой отец не сможет больше править от скорби или хвори, ты сменишь его на престоле или же править будет Некопта от его имени? Арамсет надолго замолчал. Его темные глаза впивались в меня, точно царевич пытался понять, насколько можно доверять чужаку из далеких земель. Наконец он проговорил: - Некопта вполне способен править страной, как он делает это теперь с одобрения моего отца. Настаивать не имело смысла. У него хватило мудрости не сказать ни слова против жреца, так как он был уверен, что вокруг шпионы. Однако я понял, что и царевич не испытывал симпатии к жирному вельможе. Арамсет сжал кулаки, едва услышал ненавистное имя, и не разжимал их, пока мы не распрощались, и он не сразу отправился в свою опочивальню, видимо желая успокоиться. Наконец мы добрались до дельты - плодородных возделанных земель, пересеченных ирригационными каналами, изобиловавшими прекрасными длинноногими птицами - снежно-белыми и нежно-розовыми. Местные гарнизонные военачальники переговорили с полководцем Расетом и сообщили ему, что люди моря захватили несколько деревень в устье западного рукава реки. По их подсчетам, у варваров более тысячи воинов. В тот вечер Расет, царевич и я обедали вместе в небольшой каюте в западной части палубы. Полководец, игриво настроенный, пожирал отварную рыбу с луком и запивал ее вином. - Следует учесть, что местные, естественно, преувеличивают, - сказал он, протягивая руку к кувшину с вином. - Скорее всего нам придется иметь дело с несколькими сотнями варваров. - А наше войско состоит более чем из тысячи вооруженных воинов, - проговорил царевич. Расет кивнул: - Остается лишь обнаружить варваров и уничтожить их, прежде чем они разбредутся по стране или возвратятся на свои корабли. Я вспомнил стан ахейцев на побережье возле Трои. И подумал: неужели Одиссей или Большой Аякс окажутся среди моих врагов? - Коней и колесницы скоро привезут на грузовых кораблях, - бормотал, ни к кому не обращаясь, Расет. - Через несколько дней мы будем готовы к удару. Я посмотрел на него: - И куда же мы направим удар? Неужели ты уверен, что варвары до сих пор сидят в тех деревнях, где их видели несколько дней назад? Расет поскреб подбородок: - Хм... конечно, они могут уплыть куда угодно, не так ли? - Да. Спустив корабли на воду, они могут очутиться в любом месте дельты и напасть на другие селения, пока мы будем готовиться уничтожить их тут. - Нужно послать лазутчиков, чтобы выяснить, где они, - предложил Арамсет. Расет восхитился, услышав его слова. - Великолепно! - взревел он. - Из царевича выйдет великий полководец. Потом оба обернулись ко мне. Расет проговорил: - Орион, ты со своими хеттами обследуешь деревни, где последний раз видели варваров. Если их там нет, вы вернетесь сюда и известите нас. Если же они еще не ушли, вы будете следить за ними, пока не подойдут наши основные силы. И прежде чем я успел что-либо добавить, царевич Арамсет сказал: - И я буду с вами! Полководец покачал головой: - Риск чересчур велик, на это я не могу пойти, мой господин. "Особенно когда меня выдадут Менелаю шпионы Некопта, - подумал я. - Неужели Расет служит жрецу? Какие тайные приказы отданы ему?" Но царевича не удовлетворил ответ полководца. - Отец послал меня в поход, чтобы я научился воевать. Я не стану отсиживаться в тылу, пока остальные сражаются. - Когда начнется сражение, царевич должен находиться рядом со мной, - проговорил Расет. - Так приказано... - И добавил: - Устами самого царя. Арамсет было отступил, но не сдался: - Хорошо, но уж в разведке я могу сопровождать Ориона и его людей. - Я не могу согласиться на это, господин, - ответил полководец. Молодой человек обратился ко мне: - Я буду держаться подле Лукки. Он не допустит, чтобы со мной что-нибудь случилось. Я постарался смягчить свои слова: - А что, если ему придется оборонять тебя, пренебрегая остальными своими обязанностями? Царевич сердито взглянул на меня и открыл рот, чтобы ответить, но не нашел нужных слов. Этот добрый молодой человек явно успел полюбить Лукку. Недостатком его являлась лишь молодость, - как свойственно юношам его возраста, он не мог представить себя раненным, изувеченным или убитым. Молчанием царевича воспользовался Расет: - Орион. - Его голос внезапно сделался властным. - Ты поведешь своих людей по суше к тем деревням, где видели варваров, и сообщишь мне об их передвижениях с помощью солнечного зеркала. Ты выступишь завтра с рассветом. - А я? - спросил царевич. - Ты останешься со мной, мой господин. Колесницы и кони скоро прибудут. Через несколько дней разгорится битва, которая потешит самолюбие любого воина. Я мрачно кивнул. Чернобокие ахейские корабли обнаружились на берегу в однодневном переходе от прибрежной деревни, где мы оставили свое судно. Вокруг раскинулась равнина, изрезанная ирригационными каналами, но широкие поля давали простор и для колесниц, если забыть об урожае. Лукка велел своим людям разбить лагерь возле одного из каналов пошире, у мостика, который легко было защитить силами двух смелых воинов. В худшем случае его можно было поджечь, чтобы преследователи не могли перейти через канал. До следующего моста нужно пройти милю или больше. Мы пересекли мост и направились через поля, протянувшиеся до самого края поселка, по невысокой пшенице, раскачивавшейся под ветерком. Селение раскинулось вдоль берега, дюжина небольших рыбацких лодок была привязана у посеревшей деревянной пристани. Ахейские военные корабли лежали на песке. Возле них ахейцы разбили шатры и устроили самодельные навесы. Тонкими серыми щупальцами тянулся к небу дым от кухонных очагов. С моря дул ветерок, но утро оставалось жарким, и солнце пекло наши спины, пока мы лежали на краю пшеничного поля, высматривая, что творилось в деревне. Ни на одном из судов не оказалось голубой головы дельфина - знака царя Итаки, и я почувствовал облегчение от того, что Одиссея здесь нет. - Но здесь всего восемь кораблей, - проговорил Лукка. - Остальные либо разошлись по другим селениям, либо возвратились в Аргос. - А зачем остались эти? - Менелай ищет жену, - сказал я. - Он не вернется домой без нее. - Он не сможет победить войско египтян и пройти через всю страну с двумя-тремя сотнями воинов. - Возможно, он дожидается подкрепления, - предположил я. - Или уже отослал остальные свои корабли в Аргос, чтобы привезти сюда основные силы ахейцев. Лукка покачал головой: - Даже если здесь соберутся все воины Аргоса, им не достичь столицы. - Это так, - согласился я, на ходу обдумывая свои слова. - Но если он примется разорять дельту, житницу Египта, тогда, быть может, и сумеет заставить египтян выполнить его условия. - Он требует выдать его женщину? Я помедлил: - Да, женщину. Этого требует гордость. Но это не все, как я полагаю. Лукка удивленно посмотрел на меня. - Сила на его стороне, - проговорил я. - Брат его Агамемнон захватил проливы, ведущие в море Черных вод. Менелай хочет получить такую же власть над Египтом. Иначе быть и не могло. Весь мой план основывался на этом. - Но как ты узнаешь, что перед тобой действительно корабли Менелая? - спросил как всегда практичный Лукка. - Их паруса свернуты, а мачты сняты. Быть может, это корабли другого ахейского царя или князя. Я согласился с ним и заявил: - Вот почему я сегодня ночью отправлюсь в лагерь ахейцев, чтобы узнать, здесь ли Менелай. 40 Если Лукка и возражал против моего плана, все сомнения он оставил при себе. Мы вернулись к нашему лагерю возле канала, перекусили, пока солнце садилось, а потом я направился в лагерь ахейцев. Сельские жители как будто вполне уживались с вторгшимися варварами. Впрочем, выбора у них не оставалось, но, как я заметил в темноте, в захваченной врагом деревне не чувствовалось никакой напряженности. Я не видел свежих пожарищ, все дома казались целыми, не наблюдалось и стражников. Сельские жители вернулись на ночной отдых в собственные жилища и явно не тревожились ни за своих дочерей, ни за свои жизни. Словом - никаких следов битвы, даже простой драки. Казалось, ахейцы явились сюда не для того, чтобы грабить и насиловать, а с какой-то более основательной целью. "Хорошо", - подумал я. Озаряемый светом узкого серпика луны, я шел вдоль темных улиц, запутанных и извилистых. С суши тянуло теплым ветерком, шелестели ветви пальмовых и фруктовых деревьев. Где-то негромко залаял пес... Ни криков, ни жалоб, ни воплей ужаса. Спокойное, мирное селение, а рядом с ним несколько сотен тяжеловооруженных воинов, расположившихся станом на берегу. Костры горели у каждого корабля. Выстроенные в линию колесницы вздымали дышла к звездам на дальней стороне лагеря, возле загона для лошадей. Несколько воинов спали на земле, завернувшись в одеяла, но в основном ахейцы расположились в шатрах или под грубыми навесами, сооруженными у кораблей. Возле единственного еще горевшего костра теснились трое часовых, не проявлявших особой бдительности. Они словно выполняли какую-то повинность, отнюдь не считая ее необходимой. Я направился прямо к ним. Один из них заметил меня и что-то сказал своим спутникам. Ничуть не тревожась, они неторопливо подобрали копья и преградили мне путь. - Кто ты и чего хочешь? - спросил меня предводитель. Я подошел поближе, чтобы они могли разглядеть мое лицо в свете костра. - Я Орион, из дома Итаки. Это удивило их: - Итака? Неужели и Одиссей здесь? А мы слышали, что он затерялся в море. Когда я приблизился, они опустили острия копий, наставив их на меня. - В последний раз мы с Одиссеем виделись на берегу Илиона, - произнес я. - Но я с тех пор всегда путешествовал по суше. Один из них, кажется, что-то вспомнил: - Значит, это у тебя был рабом тот самый сказитель? - Да-да - богохульник, которого ослепил Агамемнон. Застарелый гнев шевельнулся в моей душе. - Да, - ответил я. - Его ослепил Агамемнон. Здесь ли великий царь? Они, смутившись, переглянулись. - Нет, это лагерь Менелая. - С ним прибыли другие знатные ахейцы? - Нет еще. Но скоро будут. - Менелай обезумел от ярости, когда жена сбежала от него после падения Трои. Он клянется, что не сделает ни шагу отсюда, пока она не вернется. - На твоем месте, Орион, - сказал третий, - я убежал бы из этого лагеря так далеко, как только возможно. Менелай убежден, что ты и украл у него Елену. Я не стал обращать внимания на сделанное предупреждение. Главный стражник пожал плечами: - Насколько я слышал, какой-то важный и могущественный египтянин передал царю, что госпожа Елена сейчас в Египте, далеко на юге, в каком-то дворце. - Так говорят, - подтвердил один из стражей. Итак, история, которую, не зная того, поведал мне Неферту, оказалась правдивой. Выходит, Некопта послал гонца с вестью к Менелаю, как только Неферту сообщил ему, что Елена прибыла в Египет. Безусловно, Неферту понимал, что Елена - женщина не простая и принадлежит к ахейской знати, он и сам в этом признавался. А Некопта, этот хитрый негодяй, немедленно сообразил, как воспользоваться ситуацией, чтобы заставить служить себе Менелая и прочих предводителей людей моря. Я произнес: - Отведите меня к Менелаю. У меня для него важные вести. - Царь спит. Подожди до утра. Зачем торопить собственную смерть? Я задумался. Быть может, настоять на том, чтобы Менелая разбудили? Пока мне дали возможность избежать его гнева. Или лучше вернуться в лагерь, а затем появиться утром? Я решил остаться на берегу и поспать несколько часов. Гнев Менелая не пугал меня. Воины косились, но подыскали мне одеяло и оставили спать рядом. Я улегся на песке и закрыл глаза. И тут же обнаружил, что нахожусь в странном помещении, окруженный машинами; на экранах мерцали огоньки, змеились загадочные кривые. Потолок светился, причем так, что предметы вокруг не отбрасывали теней. Я увидел творца с резкими чертами лица, которого именовал Гермесом. Как и прежде затянутый в сверкающий серебром костюм от подбородка до ботинок, Гермес дернул острым подбородком, приветствуя меня. И без предисловий спросил: - Ты уже отыскал его? - Нет, - солгал я, надеясь, что он не сможет прочитать мои мысли. Он изогнул бровь: - В самом деле? Неужели ты не сумел обнаружить, где он, за все то время, которое провел в Египте? - Я не видел Золотого бога и не знаю, где он находится. С едва заметной улыбкой Гермес произнес: - Тогда я скажу тебе. Загляни в великую пирамиду. Наши датчики обнаружили утечку энергии, сфокусированную на этой постройке. Он явно воспользовался пирамидой как крепостью. Я возразил: - Или рассчитывает, что вы так решили, а сам скрывается где-то в ином времени или пространстве... Глаза Гермеса сузились. - Да, он достаточно хитер, чтобы одурачить нас. Вот почему так важно, чтобы ты проник внутрь пирамиды и проверил, там ли он на самом деле. - Я пытаюсь это сделать. - И? - Я пытаюсь, - повторил я. - Есть сложности. - Орион, - сказал он, явно желая, чтобы я заметил, как он терпелив в разговоре со мной. - Осталось совсем немного времени. Мы должны разыскать Золотого, прежде чем он сокрушит весь континуум. Он совсем обезумел и может погубить нас всех. "Ну и что? - подумал я. - Быть может, дела во вселенных пойдут только лучше, если все мы погибнем". - Ты понимаешь меня? - настаивал Гермес. - Время не бесконечно. В нашем распоряжении осталось его слишком мало. - Я стараюсь, насколько это возможно, - проговорил я. - Я пытался проникнуть в великую пирамиду таким же образом, как и в ваш мир, но, к сожалению, мне это не удалось. Теперь я должен попасть в нее обычным путем, а для этого мне нужна помощь царя или же великого жреца Амона: Гермес нетерпеливо вздохнул: - Выполняй свой долг, Орион, но не медли во имя континуума! Я кивнул и обнаружил, что вижу первые лучи солнца, окрасившие облака, затянувшие небо Египта. Меня окружила дюжина вооруженных стражей, один из них тыкал тупым концом копья мне в ребро: - Вставай, Орион. Мой господин Менелай желает поджарить тебя на завтрак. Я поднялся. Они ухватили меня под руки и направились к шатру царя. Я не успел прихватить меч, оставшийся на одеяле, но кинжал, который я, как всегда, привязал к бедру, был на месте под юбкой. Стража поставила меня перед царем. Менелай заметался, как лев в клетке. Некоторые из его знатных спутников, не проявляя особого энтузиазма, держались возле шатра, мечи их оставались в ножнах, и панцирей я не видел ни на ком. Облаченный в старую тунику и кроваво-красный плащ, Менелай трясся от ярости - даже его темная борода дергалась. - Это ты! - завопил он, когда стражи выпустили меня из рук. - Зажигайте костры! Я зажарю его на медленном огне! Знатные воины - все моложе Менелая - явно перепугались, увидев столь яростное проявление царского гнева. - Чего же вы еще ждете! - кричал он. - Перед вами человек, который похитил мою жену! И он заплатит за это самой медленной и мучительной смертью, которую можно придумать. - Твоя жена находится в целости и сохранности в столице Египта, - отвечал я. - И если ты хотя бы выслушаешь меня... Он в бешенстве подскочил ко мне и тыльной стороной ладони ударил по губам. Я вспыхнул от гнева. Стряхнув воинов, державших меня за руки, я ударил их локтями в грудь. Задыхаясь, оба упали. И пока они барахтались на земле, я выхватил кинжал и, схватив потрясенного Менелая за волосы, приставил острие к его горлу. - Одно только движение, - рявкнул я, - и царь ваш умрет. Все застыли на месте: знатные воины, которые уже успели схватиться за рукоятки мечей, простые стражники... Все раскрыли рты от изумления. - Так-то вот, благородный Менелай, - проговорил я прямо на ухо Менелаю так громко, чтобы слышали все. - Ссору свою мы разрешим как подобает мужчинам, лицом к лицу, в честном поединке, я не фет и не раб, никто не посмеет связать меня и мучить тебе на потеху. Прежде я считался воином Итаки, а теперь командую египетским войском, присланным, чтобы уничтожить тебя. - Ты лжешь! - дергаясь, огрызнулся Менелай, пытаясь вырваться из моей железной хватки. - Египтяне сами пригласили нас на свои берега. Они оберегают мою жену и пригласили меня приехать за нею. - Верховный вельможа египетского царя устроил ловушку и тебе, и всем ахейским господам, которые явятся сюда, - объяснил я. - А Елена в ней - приманка. - Снова ложь, - произнес Менелай, но я видел, что слова мои заинтересовали знатных воинов. Я выпустил Менелая и бросил свой кинжал на песок перед ним. - Пусть же боги покажут, кто из нас прав, - сказал я. - Избери самого сильного воина, и пусть он предстанет передо мной. Если он убьет меня, значит, боги свидетельствуют, что я лгу. Если победа останется за мной, тогда боги желают, чтобы ты выслушал мои слова. Неукротимый гнев все еще полыхал в глазах Менелая, но собравшаяся вокруг знать заговорила: - А почему бы и нет? - Пусть боги решат! - Ты ничего не потеряешь, господин. Менелай вскричал: - Я ничего не потеряю? Неужели вы не понимаете, что этот предатель, этот соблазнитель... Что он просто пытается обрести легкую, быструю смерть вместо той муки, которой заслуживает? - В таком случае, мой господин, я предлагаю другое! - выкрикнул я в ответ. - На равнине Илиона я умолял тебя защитить сказителя Политоса от гнева твоего брата. Ты отказался, теперь старик слеп. Я не прошу тебе той обиды, ты знаешь. Я требую то, что причитается мне по праву, - честную схватку. Теперь я не хочу биться с кем-нибудь из твоих воинов, который по глупости ринется на верную смерть. Я хочу встретиться в бою с тобой, могучий воитель. И мы уладим наши разногласия мечами и копьями. Я добился своего. Царь невольно содрогнулся, вспомнив, как я бился у стен Трои. Но он не мог уклониться от поединка: только что при всех он сказал, что жаждет убить меня. Значит, придется сделать это самому, иначе воины сочтут своего царя трусом. Весь лагерь собрался к месту поединка, пока слуги Менелая вооружали его. Нам предстояло сражаться пешими. Один из стражников принес мне меч. Я перекинул перевязь через плечо, оружие умиротворяющей тяжестью легло на бедро. Три знатных воина предложили мне на выбор несколько копий. Я взял одно из них - покороче и потяжелее. Наконец Менелай вышел из толпы слуг и знати, с ног до головы закованный в бронзу, с огромным восьмиугольным щитом. В правой руке он держал длинное копье, но я увидел, что его слуги оставили еще несколько копий на земле. У меня не было ни щита, ни брони - я не нуждался в них. Я надеялся победить Менелая, не убивая его. Я хотел доказать и ему, и прочим ахейцам, что мне помогают боги, а раз так, никому из людей не дано противостоять мне. Но для этого следовало сперва избежать копья Менелая. Я чувствовал, как возбужденно бурлит круг ахейцев. Ничто так не стимулирует пищеварение, как хорошая схватка. Длиннобородый и грязный старик жрец в оборванной тунике выступил из толпы и стал между нами. - Во имя вечно живущего Зевса и всех могучих богов высокого Олимпа, - произнес он громким голосом. - Я возношу мольбу, чтобы эта схватка была угодна богам, чтобы они послали победу тому, кто ее заслуживает. Он отошел в сторону. Менелай выставил тяжелый щит перед собой, опустив нащечные пластины шлема, и я видел лишь его гневные горячие глаза. Я чуть отступил вправо, уклоняясь от его копья и отводя назад правую руку с собственным оружием. Менелай коротко замахнулся и метнул в меня копье. И, не замешкавшись ни на мгновение, он метнулся назад, чтобы подобрать остальные. Я настроился на бой так же, как всегда: течение времени в мире вокруг замедлилось, сделавшись тягучим и плавным, словно во сне. Я следил за полетом копья и слегка шагнул в сторону, оно, не причинив вреда, вонзилось в песок позади меня. Ахейцы охнули... Менелай уже схватил другое копье, замахнулся и бросил в меня. Я легко уклонился от острия. Взяв в руки третье копье, Менелай бросился на меня с пронзительным боевым кличем. Я отбил удар наконечником собственного оружия и с грохотом ударил тупым концом копья по его щиту. Царь пошатнулся, отступил влево, восстановил равновесие и вновь кинулся ко мне. На этот раз не стараясь отбить удар, я нырнул под острие и подцепил противника копьем за ногу. Менелай полетел на землю. Я мгновенно оказался на нем и, прижав ногами к земле, приставил меч к царскому горлу. Он смотрел на меня. В глазах его более не было ненависти, они расширились от страха и изумления. Усевшись на бронзовом панцире, закрывавшем грудь, я высоко приподнял меч над головой и самым громким голосом провозгласил: - Боги сказали свое слово! Не может человек победить того, кому способствует в победе мощь всемогущего Зевса. - Я встал на ноги и помог Менелаю подняться. Обсуждая исход поединка, нас окружили ахейцы: - Лишь бог мог сражаться подобным образом. - Не может смертный победить бога. Они окружили Менелая и стали уверять его, что ни одному из смертных героев, вступавших в борьбу с богами, не удалось впоследствии рассказать об исходе поединка. Все держались теперь подальше от меня и поглядывали с несомненным трепетом. Наконец приблизился старый жрец, близоруко рассматривая мое лицо: - Скажи, не бог ли ты, явившийся в человеческом облике, чтобы наставить нас? Я глубоко вздохнул и заставил себя пожать плечами: - Нет, старик. В этом поединке я ощущал десницу бога, но теперь он оставил меня, и я вновь всего лишь простой смертный. Уже снявший шлем Менелай искоса посматривал на меня. Поражение в поединке с богом не было позором, и он позволил воинам восхвалять свой мужественный поступок, безусловно не испытывая ко мне ни малейшей любви. Царь пригласил меня в свой шатер, рабыни подносили фиги, финики и густой, сдобренный пряностями мед. Я уселся на красивый резной табурет из черного дерева. "Египетская работа, - подумал я. - Таких нет в обычных рыбацких поселках". Менелай сидел в кресле, перед нами стояло блюдо с фруктами и медом. Как только нас оставили одних, я спросил его: - Ты действительно хочешь, чтобы жена твоя вернулась к тебе? Гнев тенью мелькнул в его глазах. - Зачем же, по-твоему, я здесь? - Чтобы убить меня и тем самым услужить жирному гиппопотаму, который называет себя Некопта. Он изумился, услышав имя первого вельможи. - Хочешь, я скажу тебе все, что знаю? - проговорил я. - Если ты убьешь меня, Некопта обещал тебе Елену и плату из сокровищниц Египта. Так? Он невольно буркнул: - Так. - Подумай, зачем первому вельможе царя ахейский воин? Неужели он не может иначе разделаться с одним человеком, варваром, скитальцем, случайно очутившимся в Египте, сопровождая беглую царицу? Несмотря на обиду, Менелай улыбнулся: - Орион, тебя не назовешь обычным скитальцем, убить тебя нелегко. - А тебе никогда не приходило в голову, что Елена служит просто наживкой, а хочет он погубить и тебя, и остальных ахейских князей, явившихся в Египет вместе с тобой? - Ловушка? - Я прибыл сюда не один. Египетское войско стоит в однодневном переходе отсюда. Они осматриваются и прикидывают, как бы разом заманить всех в свою сеть. - Но мне говорили... - Тебе велели сообщить своему брату и прочим ахейским царям, что их ждут в Египте. И ты сделал это, как просил первый вельможа царя, - ответил я. - Но мой брат мертв. Я изумился: - Агамемнон умер? - Жена и ее любовник убили его, а заодно и плененную им Кассандру. А теперь сын Агамемнона мстит своей собственной матери. Весь Аргос бурлит. Если я вернусь туда... - Он внезапно смолк и наклонился, спрятав лицо в ладонях. Пророчества Кассандры, россказни старого Политоса, за которые он заплатил своим зрением, - все сбылось. Клитемнестра вместе со своим любовником убила великого царя. - Нам некуда деваться, - отвечал мне Менелай негромко и горестно. - С севера к Афинам подступают варвары и вот-вот окажутся в Аргосе, где и так все вверх дном. Одиссей потерялся в море. Агамемнон убит, и ахейские вожди собираются сюда просто от отчаяния. Нам сказали, что египтяне обрадуются нам. А теперь ты утверждаешь, что все это ловушка. Я опустился на табурет и молча смотрел, как плачет царь Спарты. Его мир обрушился на его же голову,