к своему ужасу, обнаружили, что в пространственно-временном континууме существует отнюдь не одна вселенная. - Вселенных бесчисленное множество, они постоянно расщепляются и сливаются, - сообщила Аня. - Атон - Золотой - обнаружил вселенную, в которой господствующей расой на Земле стали неандертальцы, а люди вовсе не появились. - Неандертальцы прекрасно приспособились к окружавшему их миру, - вспомнил я. - У них не было нужды в развитии техники или науки. - И эта вселенная вторглась в нашу собственную. - Серебристо-серые глаза Ани затуманились, словно она заглянула в те дни. - Перекрытие оказалось весьма основательным, и Атон испугался, что наша вселенная будет поглощена полностью, а нас поглотит небытие. Для существ, которые только-только обрели бессмертие, эта весть прогремела, как гром с ясного неба, посеяв в их сердцах панику и страх. Что толку в бессмертии, если вся вселенная развеется в космической круговерти? - Тогда-то мы и стали творцами, - проронила Аня. - Золотой сотворил меня. - И еще пять сотен человек. - Чтобы истребить неандертальцев, - припомнил я. - Чтобы сделать вселенную безопасной для человечества, - вкрадчиво поправила Аня. Золотой, непомерно возгордившись своей (моей) победой над неандертальцами, начал выявлять прочие критические точки пространственно-временного вектора, где, по его мнению, следовало изменить естественное течение событий. И, пользуясь мной в качестве орудия, снова и снова вторгался в континуум. Вскоре Золотой выяснил, к собственному ужасу и гневу остальных творцов, что стоит однажды вмешаться в ткань пространственно-временного континуума, и мириады образовывавших ее мировых линий начинают расползаться. И чем старательней пытаешься связать свободные концы нитей, тем сильней континуум искривляется и видоизменяется. И не остается выбора, приходится воздействовать на континуум вновь и вновь, поскольку нельзя позволить линиям снова развернуться вдоль естественных направлений. "Да, - зашипел во мне Сетх, - напыщенный примат мечется, бестолково суетится, растрачивая энергию зря, легко отвлекаясь то на одно, то на другое, будто болтливая мартышка. Я положу этому конец. Навсегда". Я изо всех сил пытался сказать Ане, что манипулировать пространственно-временным вектором могут и другие. Но даже эта малость не проскользнула мимо бдительного Сетха. От усилий лоб мой покрылся испариной, на верхней губе крупными каплями выступил пот, но Аня ничего не замечала. - Итак, теперь мы обитаем на этой планете, - промолвила она. Мы сидели в энергетической сфере, мчась над синевой океана, покрытого длинными прямыми гребнями волн, катившимися от одного края Земли до другого почти в идеальном порядке. - И манипулируете континуумом, - отметил я. - Вынуждены, - согласилась Аня. - Теперь стоит остановиться, и все рухнет. - А это означает... - Небытие. Исчезновение. Мы перестанем существовать, а вместе с нами и весь род людской. - Но ты же сказала, что люди разлетелись по всему космосу! - Да, но они родом отсюда. Их линия жизни начинается на Земле, а затем уж протягивается в галактику. Но все равно, отсеки хоть частичку этой линии, и она расползется вся. Наш легкий экипаж летел к ночной стороне планеты. Мчась быстрее и выше птиц над широчайшим океаном Земли, мы нежились в тепле и покое. - А вы поддерживаете связь с остальными людьми - с теми, кто ушел к звездам? - Да, - отозвалась Аня. - Они по-прежнему присылают сюда своих представителей, чтобы контролировать генетический дрейф своего населения. Мы взяли за эталон человека каменного века, перед самым появлением земледелия. Таков наш "нормальный" генотип, с которым соизмеряются остальные. Мне на память пришли рабы, встреченные в саду Сетха, - покалеченный Пирк, коварная Рива и готовый на предательство, трусливый Крааль. И тут же послышался шипящий смех Сетха. Вот уж действительно нормальные люди! Я погрузился в молчание, а Аня последовала моему примеру. Мы возвращались в город; насколько я мог судить - единственный все еще населенный город Земли. Мы не раз проплывали над безмолвными, заброшенными руинами древних городов, защищенными от сокрушительного действия времени радужными энергетическими куполами. Некоторые города были разрушены войнами. Другие просто пустынны, словно все население до последнего человека в один прекрасный день решило покинуть свои дома. Или вымерло. Уровень моря повысился, и немалая часть разросшихся вширь городов была затоплена. Силовая сфера несла нас над залитыми водой проспектами и широкими площадями, где теперь резвились кальмары и рыбешки, серебристо поблескивавшие в лучах солнца, пронизывавших прозрачную воду. Наше путешествие подходило к концу. Мы приближались к последнему живому городу Земли, огромному музею-лаборатории, где Золотой и остальные творцы бились над сохранением своей вселенной, и я наконец набрался храбрости задать Ане самый важный для меня вопрос. - Ты... то есть мы... - запинаясь, пролепетал я. Посмотрев на меня лучистыми серыми глазами, она улыбнулась. - Знаю, Орион. Мы любим друг друга. - Ты... ты любишь меня и сейчас? - Ну конечно да. Ты разве не знал? - Тогда почему ты предала меня?! Я выпалил эти слова, прежде чем Сетх успел остановить меня, прежде чем до моего собственного сознания дошло, что я собираюсь их произнести. - Что?! - поразилась Аня. - Предала тебя? Когда? В чем? Все мое тело скорчилось в судороге сверхъестественной муки. Боль пронзила огненной иглой каждый нерв. Я не мог говорить, не мог даже шелохнуться. - Орион! - выдохнула Аня. - Что с тобой?! Казалось, я впал в кататонию - одеревенел и замер, как гранитная статуя. Я сгорал на медленном огне нестерпимой пытки, но не мог закричать, не мог даже всхлипнуть. Тронув меня за щеку, Аня испуганно отдернула руку, будто обожглась о бушевавшее во мне пламя. Затем медленно, осторожно снова приложила ладонь к моему лицу. Ее прохладное, успокаивающее прикосновение словно умерило пыл моих страданий. - Я люблю тебя, Орион, - негромко, почти шепотом произнесла Аня. - Я приняла человеческий облик, чтобы быть рядом с тобой, потому что люблю тебя. Я люблю в тебе сильного, отважного и стойкого человека. Ты создан быть охотником, убийцей, но ты превзошел возможности, заложенные в твой разум Атоном. Неукротимая ярость Сетха бушевала во мне, но боль понемногу угасала, затихала, так как ему приходилось растрачивать энергию на то, чтобы удерживать барьер, скрывавший постороннее присутствие от проницательного взора Ани. - Милый, мы прожили вместе множество жизней, - говорила моя любимая. - Ради тебя я заглядывала в глаза неотвратимой смерти, и ты погибал за меня. Я ни разу не предала тебя и никогда не предам. "Предала! - отчаянно кричал мой мозг. - Предашь! Как я предам тебя и убью вас всех". Но я не сказал ни слова. 29 - Он в кататонии, - усмехнулся Золотой. - Он в чужой власти, - возразила Аня. Она доставила меня не в лабораторию Золотого, а в небоскреб, где была моя временная квартира до того, как мы с Аней отправились в кругосветное путешествие. Я мог ходить. Мог стоять. Должно быть, ел и пил. Но совершенно не мог говорить. Все тело стало каким-то деревянным, онемевшим. Я стоял, как автомат, посреди просторной гостиной, вытянув руки по швам, уставившись неподвижным взглядом в зеркальную стену, где отражалось мое пустое лицо и окостеневшее тело. На Золотом была туника из светившейся ткани, доходившая ему до колен и прекрасно облегавшая его торс. Уперев кулаки в бока, он презрительно фыркнул. - Ты хотела излечить его добротой и лаской, а сама довела до кататонии! Аня после приезда переоделась в белоснежное платье без рукавов, перехваченное на талии серебряным поясом. - Тот, кто пытал его, управляет его разумом, - дрогнувшим от напряжения голосом произнесла Аня. - Как он попал сюда? - гадал Золотой, разгуливая вокруг меня с видом человека, осматривавшего борова-медалиста. - Убежал ли он от пыток или его сюда послали? - Я бы сказала, послали. - Да, согласен. Но зачем? - Позовите остальных, - услышал я собственный голос, звучавший полузадушенно. Золотой пристально посмотрел на меня. - Позовите остальных. - Голос мой окреп и обрел звучность, точнее, голос Сетха, неподвластный мне. - Остальных творцов? - переспросила Аня. - Всех? Я ощутил, как моя голова помимо моей воли задергалась вверх-вниз: раз, другой, третий. - Приведите их. Всех. - После паузы я добавил: - Пожалуйста. - Зачем? - настойчиво поинтересовался Золотой. - То, что я должен вам сказать, - моими устами изрек Сетх, - следует сообщить всем творцам одновременно. Золотой молча вглядывался в меня. - Они должны быть в человеческом облике, - заставил меня уточнить Сетх. - Я не могу общаться с сияющими шарами. Я должен видеть человеческие лица. Золотой прищурил свои желтоватые глаза, но Аня кивнула ему. Я хранил молчание, подвластный телепатической силе Сетха, не в состоянии шевельнуться или добавить хоть слово. - Если здесь собрать всех, то ничего толкового не выйдет, кроме духоты и сутолоки, - заявил Золотой, и нотки былого презрения снова зазвучали в его голосе. - Тогда на главной площади, - предложила Аня. - Там места хватит на всех. - Итак, на главной площади, - кивнул он. Их оказалось всего двадцать. Двадцать величавых особ, взваливших на себя бремя управления пространственно-временным континуумом. Двадцать бессмертных, вынужденных трудиться в поте лица, чтобы континуум не рухнул им на головы. Они поражали взор великолепием. В человеческом облике они казались поистине богоподобными. Статные, крепкие мужчины с ясными глазами, стройными, мускулистыми руками и ногами - по большей части гладко выбритые, хотя встречались и бородатые. Женщины изысканные, изящные, как пантеры или гепарды, за хрупкой внешностью которых таилась мощь. Их безупречная кожа сияла, волосы окружал светлый ореол, глаза сверкали ярче драгоценных камней. Видя их одеяния - блестящие костюмы из металлических волокон, спадающие мягкими складками хитоны, длинные развевающиеся плащи, даже филигранно отделанные латы, - я почувствовал себя чуть ли не оборванцем в своей простой тунике и шортах. Мы собрались на прямоугольной площади, гармонично выдержанной в пропорциях золотого сечения. По углам ее возвышались мраморные колонны и обелиски из нестареющего золота. К длинной стороне площади примыкал древнегреческий храм, настолько напоминавший Парфенон в дни его великолепия, что я не смог решить - то ли творцы скопировали его, то ли оттранслировали из Акрополя сквозь пространство и время, чтобы поставить здесь. Напротив Парфенона стоял богато украшенный буддистский храм; золотой Будда безмятежно взирал через площадь на мраморную Афину с копьем и щитом в руках. С торцов площадь замыкали круто взмывавший в небо шумерийский зиккурат и грандиозная пирамида майя; их разительное сходство навело меня на мысль, что идея возведения обоих храмов исходила от одного и того же лица. А над площадью синели бездонные небеса, едва уловимо переливавшиеся радужными бликами покрывавшего город силового купола. В середине площади покоился на мраморном пьедестале черный базальтовый сфинкс. Встав на цыпочки, я едва дотянулся бы макушкой до мощного черного плеча. Женское лицо сфинкса казалось навязчиво, тревожно знакомым, но я все-таки никак не мог определить, кого же оно мне напоминает. Этой женщины не было среди двадцати творцов, собравшихся на площади. Я стоял спиной к сфинксу, запертый внутри энергетического цилиндра, по поверхности которого змеились голубоватые холодные молнии. Золотой не решился испытывать судьбу, подозревал, что меня подослал враг. Энергетический барьер должен был стать для меня надежной преградой. Сетха эта предосторожность позабавила. "Глупый примат, - проговорил он в моем мозгу, - он слишком переоценивает собственное могущество". Озадаченные творцы вовсе не обрадовались внезапно объявленному сбору. Сбившись в группки по двое и по трое, они переговаривались вполголоса - очевидно дожидаясь прибытия задержавшихся. "Они действительно похожи на мартышек, - вдруг осознал я. - Постоянно болтают и жмутся друг к другу в поисках эмоциональной поддержки. Даже на высочайшем пике своего развития они остаются верны своей обезьяньей природе". Затем белоснежный ослепительный шар чистейшей энергии проплыл над кровлей Парфенона и медленно опустился; собравшиеся творцы расступились, чтобы дать ему место. Едва коснувшись мраморных плит площади, шар полыхнул огнем и сгустился, превратившись в благородного мрачного человека, которого я называл Зевсом. Он предстал перед Аней и Золотым, а остальные творцы сгрудились за его спиной. Если Зевс и не их предводитель, то уж наверняка его полномочный представитель. - Зачем ты звал нас, Атон? - Да еще потребовал, чтобы мы приняли человеческий облик, - заворчал рыжеволосый Арес. - Вы почти все знакомы с моим творением - Орионом, - отвечал Атон - Золотой. - Очевидно, его кто-то отправил сюда, чтобы передать послание для всех нас. - Каково же твое послание, Орион? - обернулся ко мне Зевс. Все во мне кричало, требуя предупредить творцов, велеть им бежать, ибо я послан сюда уничтожить их самих и все плоды их трудов. И в то же время я жаждал вырваться из окружившего меня силового поля, чтобы разбить их лица, в клочья растерзать тела, разорвать их на мелкие части. Я оцепенел от ужаса и наполнившей душу мучительной боли, а в рассудке моем бушевало яростное сражение между вложенной в меня верностью творцам и острой ненавистью к ним, исходившей не только от Сетха, но и от меня самого. - Орион! - резко приказал Золотой. - Говори нам то, что должен сказать. Ну! Он сам вложил в мой разум покорность, огненным клеймом выжег в моих мыслях стремление повиноваться, аршинными буквами впечатал в мой мозг готовность к беспрекословному подчинению. Но могучая воля Сетха уравновешивала это, подталкивая меня к убийству. Мозг мой превратился в поле неистовой битвы; оба яростно пытались подчинить мое тело себе, отняв у меня возможность выбора, лишив способности шевельнуться, даже заговорить. - Твоя игрушка сломалась, Атон, - сардонически усмехнулся Зевс. - Ты созвал нас напрасно. Все рассмеялись. Глумливые, самодовольные, черствые, бессердечные существа, претендовавшие на звание Богов, они хохотали, совершенно не подозревая, что смерть всего в двух шагах от них, совершенно не тревожась обо мне и не ощущая разрывавших мою душу мучений. Я терпел адовы пытки. А ради чего? Ради них! - С ним вечно какие-то проблемы, - заворчал расстроенный Золотой. - Пожалуй, надо избавиться от него и сделать другого, получше. Аня пришла в уныние, но промолчала. Потеряв ко мне интерес, творцы поворачивались ко мне спинами и расходились. Многие еще смеялись. Я ненавидел их всех. - Я принес вам послание! - провозгласил я громоподобным голосом Сетха. Остановившись, они обернулись и уставились на меня. - Я принес посланную вам _смерть_! Небо начало темнеть - но не от туч; летняя голубизна ясных небес над нами быстро сменилась насыщенной синевой, а вслед за тем и непроницаемой чернотой. Я понял, что Сетх добрался до генераторов, питавших защитный купол, сиявший над городом, и с помощью их энергии сделал купол непрозрачным. Одним махом он обратил город творцов в мышеловку, отрезав их от источников энергии, необходимой для трансформации из человеческого облика в сферу чистого света. Площадь затопило жуткое багровое зарево; абсолютная чернота купола сгустилась, подступая ближе, стягиваясь, будто ловчая сеть или петля виселицы. - Вы в западне! - ревел голос Сетха из моих уст. - Встречайте свою смерть! Голубоватое мерцание силового поля вокруг меня вдруг угасло, отдав свою энергию моему телу, на мгновение пронзив меня раскаленными клинками, и я стал силен, как никогда. И волен - волен уничтожить всех. Сойдя с того места, где был заточен, я подступил к Золотому, скрючив пальцы, как когти хищной рептилии. Он ничуть не испугался, лишь чопорно, высокомерно приподнял одну бровь. - Стой, Орион. Я _приказываю_ тебе остановиться! Подо мной вдруг словно разверзлись трясины топких, зыбучих песков; шаги мои замедлились. Я покачнулся, будто преодолевая сопротивление вязкого жидкого цемента. И тут же во мне забурлила новая сила, всколыхнувшись жаркой волной, будто адский ветер, дохнувший из глубин земли. Ринувшись через невидимый барьер, я ухмыльнулся, увидев, как внезапный страх стер с лица Золотого чопорное самодовольство. Я вошел в сверхбыстрый режим, и все вокруг замедлилось. Я видел два ручейка пота, струившихся по широкому гладкому лбу Золотого, видел, как глаза Зевса округлились от необоримого ужаса, как могучий Арес неуверенно пятится от меня, как Афродита и Гера поворачиваются, чтобы броситься в бегство, как остальные творцы в отчаянии таращатся на меня. Я протянул скрюченные пальцы к горлу Золотого. - Орион, не надо! - закричала Аня. В ритме моего сверхбыстрого восприятия ее голос прозвучал как долгий, раскатистый звон дальнего колокола. Я повернулся к ней, и Золотой торопливо попятился. - Пожалуйста, Орион! - молила Аня. - Пожалуйста! Я замер, воззрившись на ее прекрасное, искаженное страданием лицо. В ее бездонных серебристо-серых глазах не было ни тени страха передо мной. Я знал, что должен ее убить, убить их всех. Я по-прежнему любил ее, но память о ее предательстве жгла мою душу каленым железом. Неужели любовь тоже вложена в меня вместе с остальными инстинктами? Быть может, пользуясь этим, она управляет мной? Я стоял, раздираемый тремя противоречивыми стремлениями: прежде всего я хотел принести смерть Золотому, моему собственному творцу, обрекшему меня на муки и страдания, которые он не осмелился принять сам. Мои руки снова потянулись к его горлу, а Золотой все перебирал ногами, удаляясь от меня медленно, как в кошмаре. Остальные творцы разбежались, хотя площадь теперь была полностью ограждена энергетическим экраном, превращенным Сетхом в непроницаемый черный барьер. Аня тянула руки ко мне, простыми словами приковав меня к месту, а Сетх все гнал меня вперед, нахлестывая мою душу телепатической плетью. Любовь. Ненависть. Послушание. Месть. Владевшие мной силы разрывали меня на части. Время застыло. Золотой, с окаменевшим в гримасе ярости и страха лицом, сфокусировал свой разум на мне, будто мощный луч лазера, вкладывая каждый джоуль своей энергии в попытку подчинить меня своей воле. И чем больше его энергии обрушивалось на меня, тем больше свирепой мощи вливал в меня Сетх, высасывая ее из генераторов, питавших город. Он заставлял меня преодолеть вложенные Золотым рефлексы, вынуждая вцепиться своему творцу в горло и сокрушить его. Каждый тянул меня в свою сторону, раскалывая рассудок на части. Я словно очутился на перекрестье огня двух обезумевших армий или превращался в кровавые лохмотья на дыбе, растягиваемой двумя маньяками. Аня стояла рядом со мной, в глазах ее плескалась мольба, она кричала, но я ее не слышал. "Повинуйся мне!" - вспарывал мое сознание приказ Золотого. "Повинуйся мне!" - беззвучно грохотал Сетх. Оба накачивали в меня все больше и больше собственной энергии, словно два мощнейших лазера, сфокусированных на беспомощной, беззащитной мишени. - Воспользуйся их энергией! - наконец услышал я голос Ани. - Поглоти их энергию и воспользуйся ею _сам_! Из глубочайших тайников души эхом откликнулся ей пробужденный голос - полный боли, отчаяния, искаженный страданием. "А как же я? - кричал он. - Как же я, Орион? Я, сам. Должен ли я быть орудием преднамеренного геноцида? Должен ли до скончания веков оставаться марионеткой, за ниточки которой дергают то мой создатель, то его непримиримый враг? Когда же Орион будет свободен, когда заживет человеческой жизнью?" - НИКОГДА! - взревел я. И ощутил изумление Сетха, шок Золотого, каким-то шестым чувством уловил, что Аня, затаив дыхание, ждет, что будет дальше. Вся их энергия вливалась в меня. Вся их мощь - и ослепительное сияние Золотого, и адское пламя ярости Сетха. И сияние глаз Ани. - Никогда! - снова выкрикнул я. - Больше никогда не подчинюсь я ни одному из вас! Я избавляюсь от вас обоих! Сейчас же! И раскинул руки, словно разрывая сковывавшие меня цепи, отшвыривая их прочь. - Я свободен от вас обоих! - зарычал я на них: на застывшего передо мной Золотого, на неистовствовавшего в моем мозгу Сетха. - Вы, оба, ступайте в преисподнюю! Ошеломленный Золотой разинул рот. Выражение ожидания на лице Ани сменилось улыбкой, она шагнула ко мне... Но я еще слышал яростный голос Сетха: "Нет, вероломный примат! В преисподнюю отправишься ты один!" 30 Меня вдруг закрутило, понесло, я обрушился в вакуум, звезды огненными росчерками закружились вокруг меня. Площадь, город, Земля - все пропало, как не было. Я остался один в ужасном холоде и пустоте межзвездных пространств. Нет, не совсем один. Я по-прежнему ощущал буйство исступленной ненависти Сетха, хотя он больше не правил мной изнутри. И в черноте вакуума я разразился беззвучным хохотом, мысленно бросив Сетху: "Ты можешь терзать мое тело, но больше не сможешь им повелевать! Можешь послать меня в свой ад, но не сумеешь заставить подчиниться себе!" Он взвыл от гнева, и даже звезды содрогнулись от неистовства его ярости. "Орион!" - мысленно окликнула меня Аня, и ее зов прозвенел, словно серебряный колокольчик в чаще леса, словно прохладный чистый родник в жаркий июльский полдень. Я открыл свое сознание ей навстречу, в единой миллисекундной вспышке озарения передав все, что испытал, все, что узнал о Сетхе и его замыслах. Я ощутил, что она приняла информацию, видел своим внутренним взором, насколько она потрясена мыслью, что гибель была так близка. - Ты спас нас! - Тебя, - поправил я. - До остальных мне дела нет. - Но все же ты... ты считал, что я предала тебя. - Ты предала меня. - И все равно спас? - Я люблю тебя, - просто ответил я, ибо это была чистейшая правда. Я любил и люблю ее, безоговорочно и навечно. Теперь я знал, что это свободный выбор моего сердца, а не впечатанный Золотым безусловный рефлекс и не рычаг воздействия, встроенный в мое сознание Аней. Я избавился от всех рычагов и ниточек, и все равно любил ее, несмотря ни на что. - Орион, мы пытаемся вытащить тебя обратно. - Пытаетесь спасти меня? - Да! Я едва не рассмеялся, растворяясь в абсолютном холоде мирового пространства. Звезды по-прежнему вертелись вокруг, словно я вдруг очутился в центре грандиозного калейдоскопа. Но теперь я заметил, что одна-единственная звезда не участвует в огненном хороводе, оставаясь недвижимым, идеальным центром моей кружившейся вселенной. Имя этой кровавой звезде - Шеол. Бурля и кипя, она тянула меня к себе. Ну конечно! Сетхова преисподняя. Он швырнул меня в центр своей умиравшей звезды, чтобы уничтожить меня окончательно и бесповоротно, чтобы не уцелел ни единый атом моего существа. Аня постигла его замысел одновременно со мной. - Мы стараемся изо всех сил, - с лихорадочной поспешностью сообщила она. - Нет! - приказал я. - Пошлите меня прямо в звезду. Влейте в меня всю энергию, которая есть в вашем распоряжении, и вонзите меня прямо в тухлое сердце Шеола. В этот жуткий момент, летя в бесконечности, где застывает само время, я вдруг осознал, как мне следует поступить. Я сделал выбор, не понуждаемый никем - сам, по доброй воле. Моя связь с Аней была двухсторонней. Что знала она, то знал и я. Я понял, что она любит меня всем сердцем, истинной любовью богини к смертному. Но это было не все. Я понял, как можно уничтожить и Сетха, и всю его планету, и даже его звезду, тем самым устранив опасность, угрожавшую Ане и остальным творцам. Пусть мне нет до них дела, пусть неприязнь к самозванцу Золотому не угасла, но я раз и навсегда покончу с Сетхом, который стремится убить Аню. Чего бы мне это ни стоило. Она поняла, что я хочу сделать. - Нет! Ты погибнешь! Мы не сможем восстановить тебя! - Какая разница?! _Выполняйте!_ Любовь и ненависть - чувства-близнецы, две силы, приводящие в ход вечный двигатель человеческих страстей, присущи лишь созданиям с горячей кровью. Я любил Аню, любил, несмотря на ее предательство. Знал, что так не может продолжаться; хотя нам и удалось похитить несколько мгновений счастья, быть вместе вечно нам не дано. Лучше уж положить всему конец, навек покончив с болью и страданиями жизни, а взамен принести моей любимой в дар жизнь вечную. А еще я ненавидел Сетха. Он унизил меня, истерзал мое тело и мою Душу, низвел до роли послушного автомата. Будучи человеком, я ненавидел его со всей непримиримой яростью, на которую способно наше племя. Моя ненависть к нему простиралась сквозь все эпохи, сквозь бездонные пропасти, разделявшие наши миры и наши племена, сквозь все пространства и времена. Моя смерть бесповоротно развеет его надежды; пылкая, кипевшая в крови ненависть подсказывала мне, что моя смерть - ничтожно малая цена за уничтожение его и его народа. Усилием воли я остановил вращение тела и стрелой послал себя к бурлившему багряному Шеолу. "Гибель ждет не только меня, - думал я. - Гибель ждет не только Сетха и его мерзостное отродье - погибнет и его планета, и даже ее светило. И эту погибель принесу я". Сетх слишком поздно понял, что утратил контроль над моим телом. Его охватило изумление, смешивавшееся с отчаянием и паникой. "Все твои речи от начала и до конца были ложью, - мысленно сказал я ему. - Теперь я поведаю тебе одну окончательную истину. Твоему миру конец. Вот!" Вея энергия, которую творцы могли взять у тысяч звезд на протяжении всех веков континуума, была сконцентрирована на мне. Мое тело стало средоточием сил, способных развеять в пыль целые планеты, взорвать звезды, даже вспороть саму ткань пространственно-временного континуума. Разгоняясь, я мчался сквозь пространство к кроваво-красному Шеолу - уже не человеком, а ослепительной молнией безумного накала, целя прямо в гнилое сердце умиравшей звезды. Щупальца бушевавшей плазмы тянулись ко мне. Сиявшие ионизированным газом протуберанцы вздымались над поверхностью звезды, выгибались арками, будто врата печей для сожжения живых душ. Уже лишившись тела, я все еще видел клокотавшую поверхность звезды, булькавшую и пенившуюся, будто колоссальный ведьмин котел. Меня пронизывали магнитные поля, способные без труда мять несокрушимую сталь, будто воск. Огненные фонтаны обрушивали на меня целые потоки смертельной радиации, словно Шеол пытался защититься от меня. Напрасно. Я низринулся в коловращение бушевавшей плазмы, отыскивая плотное ядро, где атомы сливаются вместе, порождая гигантскую энергию, поддерживавшую горение звезды. С мрачным удовлетворением я убедился, что Шеол уже умирает сам по себе, что его ядерная топка горит неровными всполохами, потрясавшими звезду, балансировавшую на тонкой грани между угасанием и взрывом. - Я помогу тебе умереть, - провозгласил я, обращаясь к звезде. - Я положу конец твоим мучениям. Все глубже и глубже уходил я сквозь слои сгущавшейся плазмы, прямо к сердцу Шеол а, где элементарные частицы сжаты настолько плотно, что алмаз по сравнению с ними мягок, как глина. Все глубже и глубже в бездны ада, где невероятное тяготение раздавливало даже атомы, и дальше вглубь пробивал я путь сквозь потоки жесточайшего гамма-излучения и нейтрино, глубже, к страшному ядру звезды, где тяжелые атомные ядра создают такие температуры и давления, что не выдерживают их сами. И там я дал выход всей заключавшейся во мне энергии, будто вонзил клинок в сердце непримиримого, заклятого врага. Словно прекратил мучения безнадежно больного. Шеол взорвался. Я умер. 31 Наступил момент полнейшей, окончательной гибели. Звезда взорвалась, извергая энергию, направленную мной в ее сердце, и я вдруг понял, что творцам известно куда больше, чем мне. Я умирал. В неистовой, невообразимой круговерти мое тело разлетелось на мельчайшие части; даже атомы, составлявшие некогда мое естество, даже их ядра разлетелись странными, эфемерными частицами, вспыхнувшими на неуловимую долю секунды, а затем обратились в призрачную чистую энергию. Но мое сознание не исчезло. Меня терзали все муки ада - Шеол взорвался не один раз; он взрывался снова и снова. Само время разорвалось вокруг меня. Я завис в бесконечности, сохранив лишь сознание, а планеты закружились вокруг Солнца в бешеном хороводе, превратившись в метеоры, дуги, круги света, разноцветные обручи, отражавшие золотое великолепие центрального светила. Миллионы лет проносились перед моим ставшим богоравным взором. Лишенная телесной оболочки, та сущность разума, которая и есть я, в мельчайших подробностях пронаблюдала, к чему привела гибель Шеола. Не без изумления осознал я, что уничтожил звезду не полностью. Она была слишком мала, чтобы в единой вспышке стать сверхновой, пережить катаклизм, после которого не остается ничего, кроме крохотного пульсара. Нет, Шеол потрясла куда менее сокрушительная катастрофа, которую позднее земные астрономы назовут вспышкой новой. Но все-таки сокрушительная. Первый взрыв сорвал со звезды внешнюю оболочку. Шеол вдруг засверкал ослепительно ярко; сияние его стало видно за тысячи световых лет. Газовая оболочка звезды расширилась, охватив единственную планету Шайтан испепеляющими объятьями смерти. Небо над этой сумрачной, пыльной планетой вдруг засветилось ярче тысячи солнц. Все, что могло гореть на ее поверхности, мгновенно запылало - деревья, кусты, травы, животные вспыхнули факелами. Но пламя мгновенно угасло, как только испарилась сама атмосфера Шайтана, сметенная в космос немыслимым жаром. Ничтожные капли воды, имевшейся на поверхности планеты, мгновенно выкипели. Жгучий жар ворвался в подземные города шайтаниан. Миллионы рептилий окончили свою жизнь в муках, хрипя иссушенными, выжженными легкими. За считанные секунды весь воздух улетучился, и спасшиеся от огня задохнулись; легкие их лопались, глаза вылезали из орбит. Старейшие, крупнейшие патриархи издыхали, шипя и визжа от боли, разделив участь ничтожнейших из своих клонов. Скалы на поверхности Шайтана плавились, горы растекались огненной лавой, стремительно застывая громадными стеклянными полями. Сама планета стонала и содрогалась от потрясавших Шеол катаклизмов. Ее каменистая пыльная поверхность совершенно очистилась от всего живого. В подземных городах остались лишь обугленные мумии, на века защищенные от тления идеальным вакуумом, уничтожившим все микроорганизмы на Шайтане. Но то был результат лишь первого взрыва Шеола. Тысячелетия пролетали в одно мгновение. Миллионы лет проносились за одно биение пульса. Нет, у меня не было ни глаз, ни сердца, но целые эпохи проносились передо мной, как кадры киноленты, прокручиваемой на невероятной скорости, а я взирал на них с божественной высоты своего положения в пространственно-временном континууме. Шеол взорвался снова. И снова. Творцы не могли позволить этой звезде уцелеть. Энергия молниями била из межзвездной бездны, вонзаясь в самое сердце Шеола, раздирая его, как стервятник, выклевывавший печень прикованной к скале жертвы. Каждый взрыв порождал импульс гравитации, ударявший по Шайтану, как гигантский молот. Я видел землетрясения, прокатывавшиеся от одного полюса мертвой безвоздушной планеты до другого, раскалывая ее поверхность грандиозными трещинами. И наконец Шайтан распался. Когда Шеол сотряс очередной взрыв, планета беззвучно разлетелась на куски в гробовой тишине безграничного вакуума - в той тишине, которую так упорно хранили населявшие ее рептилии. Внезапно Солнечную систему заполнили осколки, разлетавшиеся в разные стороны. Одни были размером с малую планету, другие - всего-навсего с гору. С изумлением и ужасом взирал я на то, как они рушились один на другой, взрывались, разлетались в щебень, отскакивали друг от друга, чтобы столкнуться снова. Рушились они и на другие планеты, бомбардируя красный Марс, голубую Землю и бледный, рябой лик Луны. Продолговатая скальная громада пробила тонкую кору Марса. Растопленная титаническим соударением мантия извергла целые океаны горячей лавы, разлившиеся по лику мертвой планеты, воспламенила огромные вулканы, а те выбросили пепел, огонь и камни, усеявшие половину планеты. Потоки лавы пробили глубокие русла тысячемильной длины. Извергаясь, вулканы выбрасывали лаву и облака пепла выше тонкой марсианской атмосферы. Я обратил свое внимание к Земле. Сами взрывы Шеола почти не сказались на ней. С каждой новой вспышкой умиравшей звезды земные небеса озарялись по ночам северными сияниями от полюсов до самого экватора, когда плазменный ветер Шеола наталкивался на защищавшее Землю магнитное поле и будоражил ионосферу. Гравитационные импульсы, расколовшие Шайтан, не тревожили Землю - четыре миллиона миль, отделявшие погибшую планету от Земли, сводили гравитационные скачки почти на нет. Но осколки Шайтана едва не убили на Земле все живое. Целый миллион лет осколки Шайтана выпадали в земных небесах метеоритным дождем. Чаще это были крохотные камешки, сгоравшие в верхних слоях атмосферы и опускавшиеся на Землю невидимыми клубами тончайшей пыли. Но время от времени в сферу притяжения Земли попадали более крупные осколки, устремлявшиеся к ее поверхности, в падении воспламеняя целые континенты. Снова и снова истерзанную атмосферу с воем пронзали куски камня и металла, будто полчища посланцев ада, потрясая Землю страшными взрывами. Словно миллионы водородных бомб, взорванных разом, каждый из колоссальных метеоритов ударял планету с такой силой, что сбивал ее с оси. Упав на сушу, они поднимали облака пыли, покрывавшие целые материки, вздымавшиеся выше стратосферы и бросавшие тень на половину мира, погружая его во мрак, отрезая от солнечного света на долгие месяцы. А если они рушились в море, то пробивали тонкую скальную кору океанического дна, добираясь до расплавленной мантии. На месте падения глыб веками вздымались фонтаны пара, заслоняя солнце даже плотнее, чем облака пыли от взрывов на суше. Климат планеты претерпел существенные изменения. Некогда теплую воду морей на полюсах сковал лед. Уровень вод упал по всей планете, и обширные неглубокие внутренние моря пересохли вовсе. Жившие на мелководье существа погибли; вымерли и нежные водоросли, и могучие утконосые динозавры, лишившиеся естественной среды обитания. А осколки Шайтана все сыпались на Землю, пробивая базальт коры, вызывая обширные землетрясения, углубляя трещины, пересекавшие поверхность планеты. С ревом вырастали вулканические цепи, раскалывались целые материки. У меня на глазах родился и вырос Атлантический океан, оттолкнув Евразию и Африку от Америки. Гладкие равнины вспучивались горными хребтами, континентальные плиты материков сдвигались к наклонялись, климат неузнаваемо изменился, словно планета пришла в неистовство. На месте залитых водой низменностей и болот поднимались высокие плато, окончательно истребляя многие виды животных и растений, и без того пострадавшие от непрестанных ударов из космоса, терзавших всю планету. Новые горные цепи преграждали путь воздушным потокам; становилось все холоднее, на месте болот и внутренних морей образовались пустыни. Менялись и океанские течения, огибавшие новые тектонические плиты, выползавшие из трещин, расколовших половину планеты; старые же плиты втягивались обратно, в жаркие объятия мантии, содрогаясь и вызывая всеохватные землетрясения, уничтожавшие все больше мест на Земле, где теплилась жизнь. Будь у меня глаза, я бы рыдал. Тысячи тысяч видов живых существ вымирали один за другим, безжалостно вычеркнутые из бытия благодаря мне, благодаря именно моим деяниям. Уничтожив Шеол, развеяв Шайтан в прах, я стер с лица всей Земли тварь большую и малую, зверя земного и рыбу морскую, животное и растение. От полюса до полюса уходили в небытие целые роды микроскопического планктона, целые семейства растений оказывались на грани полнейшего исчезновения. Элегантные аммониты, сто миллионов лет назад сумевшие выжить в истребительной оргии Сетха, вымерли и навсегда исчезли из списка живущих. И динозавры - все до последнего. Неистовые гиганты тираннозавры и кроткие гадрозавры, тяжеловесные трицератопсы и птицевидные стенонихозавры - все ушли, ушли невозвратно, ушли навек. Я не хотел их истреблять - и все-таки ощущал за собой неискупимую вину. Это мой гнев на Сетха и его соплеменников повлек за собой неисчислимые страдания, неисчислимые смерти. За мою личную месть Сетху Земля заплатила непомерную цену. Я опять окинул взглядом новую Землю. На полюсах заискрились ледяные шапки. Рваные очертания материков обрели знакомый вид, хотя их расположение пока не совпало с привычным. Атлантический океан все еще разрастался, от Исландии до Антарктиды разверзся разлом, вспыхивавший огоньками цепи вулканов. Северная и Южная Америки еще не сомкнулись, а на месте будущего Средиземного моря колыхались травы обширной равнины. И вот уже я увидел стройный, высокий лиственный лес под ясными голубыми небесами. Бомбардировка обломками Шайтана наконец-то завершилась. По лесу текла тихая речушка. Деревья подступали к самым берегам. Дул ветерок, и цветы будто в ответ кивали красными, желтыми и оранжевыми головками, а пчелы деловито собирали мед. Черепахи с плеском ныряли в воду, пугая сидевших неподалеку лягушек; те поспешно убегали в заросли камыша. В небе кружили пышно оперенные птицы. А на высокой ветке сидел мохнатый зверек, смахивавший на крысу, тревожно поблескивая бусинками глаз и поводя носом. "Вот и все, что осталось от земной жизни, - подумал я. - После устроенной мной катастрофы все придется начинать сначала". До меня вдруг дошло, что я непреднамеренно пропустил Землю сквозь ад кромешный, очистив ее для собственного племени, как прежде Сетх вычищал ее для своих рептилий. Эта похожая на крысу тварь - млекопитающее, мой предок, предок всего человечества, праотец самих творцов. И снова я понял, что творцы воспользовались мной в своих целях. Я отдал свое тело, свою жизнь не только ради уничтожения Шайтана, но и ради очистки Земли и подготовки ее к распространению млекопитающих и приходу человека. "Точь-в-точь как собирался поступить я. - Голос Сетха снова зазвучал в моем рассудке. - Я не погиб, Орион. Я живу на Земле со своими слугами и рабами - благодаря тебе!" ЧАСТЬ ЧЕТВЕРТАЯ. ЗЕМЛЯ Пусть много сделано, но большее грядет; Пусть нет уж буйной мощи первозданной, Сдвигавшей гор хребты и небосвод, Пусть гнемся мы под бременем невзгод, Но мы не сломлены, и в сердце нет изъяна. Влечет нас гордый дух наперекор ненастьям, Бороться и искать, найти и не сдаваться! 32 Сетх жив! Эта мысль каленым железом прожгла мое сознание. Он пережил истребление своего племени, своей планеты, своей звезды. Он все еще живет. На Земле. Я уничтожил Шеол и Шайтан, истребил на Земле большинство его творений. Все впустую. Я не сумел убить Сетха. "Я найду тебя, - мысленно откликнулся я. Бестелесный, сохранивший лишь сущность своего разума, я бросил вызов своему заклятому врагу. - Я найду тебя и уничтожу раз и навсегда". "Приди и попробуй, - тотчас же откликнулся Сетх. - Мне не терпится повстречаться с тобой в последний раз". Его разум ярким лучом