права принимать ни чью сторону. Король встал, и они вышли в главную комнату, причем Айдан держался несколько сзади. "Хорошо, если бы основная масса гостей вообще не узнала об этой беседе". Конн же, понимая, что у его брата нет ларана, чтобы слышать мысли короля, тихо повторил это Аластеру. Брат кивнул, улыбнулся и произнес: - Разумеется, ты прав. Флория тут же подошла к ним. - Теперь ты просто обязан станцевать со мной, Конн. Это деревенский танец, и тебе он наверняка известен, - энергично произнесла она и втащила его в круг. Конн, совершенно смущенный, чувствуя, что не может ей отказать, присоединился к танцу. В его голове промелькнули обрывки воспоминаний, как танцевал он на празднике урожая с Лиллой и насколько там все было по-другому. Затем он вспомнил, как увел его оттуда Маркос, и покраснел. Наконец танец кончился, и Флория глянула Конну в лицо. Она разрумянилась, чувства так и бурлили. При обычных обстоятельствах она вышла бы на террасу, чтобы немного остыть, но на дворе по-прежнему лил дождь. Старая Ювел картинно сидела возле дверей, и Флория машинально подошла, чтобы погладить ее и немного успокоить сердцебиение. Затем она увидела, как Конн вышел под дождь. У него был озабоченный вид, а глаза его как будто проникали ей внутрь, наполняя ее странным, глубоким сожалением, почти болью. "Я не имею права ни утешить его, ни даже мысленно узнать, что с ним". Тем не менее она встретилась с ним взглядом, нарушая таким образом этикет поведения молодой девушки, принятый в Тендаре. "К черту этикет! Он ведь мой брат!" Конн подошел к ней с опущенными глазами и усталым видом. - Что случилось, братец, - спросила она. - Я должен ехать, - сказал он. - По приказу короля я должен вернуться в Хамерфел - собрать преданных мне людей. - Нет! - Конн не заметил, что рядом стоял Аластер. - Если кто-то и должен ехать и если король вообще кого-то посылал, так это я, брат. Я - Хамерфел, и это - мои люди, а не твои. Неужели ты до сих пор этого не уразумел? - Я все уразумел, Аластер, - заметил Конн, пытаясь сохранять спокойствие. - Но ты кое-что не понимаешь... - Он вздохнул. - Клянусь, у меня нет никакого намерения узурпировать твое место, брат. Но... - на какое-то мгновение юноша замешкался, подбирая слова, - я называю их своими людьми, потому что прожил среди них всю жизнь, они принимают меня, они меня знают, а о твоем существовании пока даже не подозревают. - Тогда им лучше узнать об этом. В конце концов... - Ты ведь даже не знаешь дороги в Хамерфел, - перебил его Конн. - По крайней мере, я должен ехать с тобой, чтобы показать тебе путь... Тут в разговор вмешалась Флория. - Это в такую-то погоду? - спросила она, указывая на бушующую на улице грозу и ветер, бьющийся о стены дома. - Я не сахарный и не растаю в первой же луже. Всю свою жизнь я прожил в Хеллерах и не боюсь непогоды, Флория. - В конце концов несколько часов ничего не решают, - возразила она. - Неужели так необходимо, чтобы один из вас обязательно выехал в самую бурю посреди ночи? И что - наша помолвка так и останется незавершенной? А, Аластер? - Ну это-то, по крайней мере, мы должны довести до конца, - сказал он. - Пойду поищу мою мать и твоего отца. В конце концов последнее слово за ними. Аластер ушел быстрым шагом, оставив Флорию и Конна вдвоем. Аластер прошел через толпу празднично одетых, веселящихся гостей и что-то сказал Гейвину Деллерею, сидевшему за высокой арфой. Гейвин дернул струну, и толпа затихла, а Эрминия и Конн подошли, встав рядом с Аластером. Все глаза повернулись к Флории, и тогда отец взял ее под руку и подошел вместе с ней к Хамерфелам. Тут Аластер заговорил звучным певческим голосом: - Дорогие мои друзья, я не хотел прерывать празднество, но вдруг узнал, что мое присутствие экстренно необходимо в Хамерфеле. Вы простите меня, если сейчас мы совершим то дело, ради которого собрались этим вечером здесь, как, мама? Эрминия взяла Флорию за руку и, слегка нахмурившись, посмотрела на Аластера. - По-моему, никакой гонец к нам не приходил, сын мой, - тихо сказала она. - Его и не было, - прошептал в ответ Аластер. - Я позже объясню, или, скорее, тебе все расскажет Конн. Но я не могу уехать, оставив помолвку незавершенной, не заручившись согласием Флории. Конну, казалось, стало легче. Он встал рядом с братом, а в это время к ним приблизилась королева Антонелла. Она сняла со своего маленького и толстого, но белого и гладкого пальца перстень с зеленым камнем. - Это мой подарок невесте, - сказала она и надела его на палец Флории. Кольцо оказалось ей великовато. Потом она встала на цыпочки, чтобы поцеловать девушку в щеку. - Будь счастлива, дорогое дитя. - Благодарю вас, ваше величество, - пробормотала Флория, - это прекрасный перстень, и я буду беречь его. Антонелла улыбнулась, но тут ее лицо внезапно напряглось, она охнула, и рука ее потянулась к вороту платья. Сделав несколько нетвердых шагов, она упала на колени. Конн тут же подскочил, чтобы поддержать ее, но она безжизненно обвисла у него на руках и осела на пол. Тут же подбежали Эрминия и король Айдан, стоявший неподалеку. Королева открыла глаза и что-то промычала, но лицо ее, казалось, перекосило, один глаз и рот судорожно подергивались. Она пробормотала что-то еще. Эрминия говорила с ней успокаивающе, держа маленькую королеву за руку. - Это удар, - тихо сказала она Айдану. - Она уже не молода, и последние несколько лет это могло случиться в любой момент. - Да, и я этого боялся, - ответил король, вставая на колени возле лежащей в беспамятстве жены. - Все хорошо, дорогая моя, я здесь, рядом с тобой. Мы немедленно доставим тебя домой. Глаза Антонеллы закрылись, и она, казалось, уснула. Гейвин Деллерей поспешно вскочил и, запинаясь, пробормотал: - Я вызову портшез. - Нет - носилки, - поправил его Айдан. - Вряд ли она сможет сидеть. - Как прикажет, ваше величество. Он выбежал прямо в дождь и быстро вернулся, подгоняя слуг, чтобы те быстрее распахнули двери перед носилками. Конн машинально отметил, что дождь попортил изысканный наряд и прическу Гейвина, но тот ничего не замечал. Слуги остановились и мягко оттеснили короля Айдана в сторону. - Позвольте, ваи дом, мы ее поднимем, это наша работа, и у нас получится лучше, чем у вас. Вот так, осторожней... Укутайте ей ноги одеялом. Куда прикажете нести? Они не узнали короля, и это даже к лучшему, подумалось Конну. Айдан дал им краткие указания и пошел вместе с ними, ковыляя рядом с носилками, как простой старик, жене которого вдруг стало плохо. Конн, шедший рядом с ним, спросил: - Может, вызвать вам портшез, ваи дом? Вы можете промокнуть и насмерть простудиться. Тут он остановился в полном смятении. Как можно говорить в таком тоне с королем! Айдан посмотрел на него отсутствующим взглядом. - Нет, дорогой мальчик, я останусь с Антонеллой. Она может испугаться, если вдруг очнется и не услышит рядом знакомый голос. Но - спасибо тебе, а теперь уходи с дождя, дорогой мальчик. Ливень несколько поутих, но Конн уже вымок до нитки. Он поспешил обратно в дом. В передней царила сутолока из-за поспешно отбывавших гостей Эрминии. Обморок королевы начисто расстроил весь вечер. В зале остались только Аластер и Флория, по-прежнему стоявшие рядом друг с другом возле камина, да их родственники. Флория оцепенело смотрела на перстень Антонеллы. Эрминия была ошеломлена массовым бегством приглашенных. Гейвин, промокший даже больше Конна, тер волосы полотенцем, которое дал ему слуга. Эдрик Элхалин и брат Флории - Гвин, стояли с озабоченными лицами. И наконец, здесь был Валентин Хастур, оставшийся помочь Эрминии во внезапно свалившемся на ее голову несчастье. - Плохое предзнаменование для помолвки, - произнес Гейвин, подходя к Аластеру. - Хочешь довести ее до конца? - Теперь у нас нет свидетелей, кроме слуг, - сказала Эрминия, - кроме того, мне кажется, еще худшим знаком будет клятва, принесенная после случившегося с королевой. - Боюсь, что ты права, - произнес Эдрик. - Просто какой-то рок, что удар хватил ее в тот момент, когда она вручала тебе подарок, Флория! - Я не суеверна, - ответила та. - Думаю, нам надо завершить обряд. По-моему, наша царственная госпожа не обидится на нас за это. Даже если это было последнее доброе дело, которое она сделала... - Упасите нас боги! - почти в один голос воскликнули Эрминия и Эдрик. Конн все думал о доброй маленькой старой женщине и о короле, столь внезапно ставшем ему таким близким и любимым, назвавшем его "дорогой мальчик", даже в горе не забывшем услать его в дом, чтобы тот не мок под дождем. - Думаю, продолжать обряд в такой момент было бы проявлением неуважения, - произнес Эдрик, виновато посмотрев на дочь. - Но на свадьбу мы созовем всех, кого только можно. И произойдет это... - Он посмотрел на Эрминию. - Когда? Летом? Или зимой? - В середине зимы, - сказала Эрминия, - если молодые не возражают. Как вы, Аластер, Флория? Оба кивнули головой. - Значит - зимой. Аластер уважительно поцеловал Флорию, как и положено целовать невесту в присутствии посторонних. - Скорей бы настал этот день, когда мы навеки соединимся, - с чувством произнес он. Подошел Гейвин и поздравил их. - Господи, кажется, сколько воды утекло с тех пор, когда мы Аластером гонялись за тобой по саду с пауками и змеями, - заметил юноша, - а ведь на самом деле прошло лишь несколько лет. Ты заметно похорошела с тех пор, Флория, а драгоценности идут тебе гораздо больше, чем передник с оборочками. Госпожа... - он поклонился Эрминии, - я промок до нитки. Не позволите ли вас покинуть? Эрминия очнулась от тяжелых дум. - Не говори ерунды, Гейвин. В этом доме ты все равно что родной. Поднимись наверх, Конн или Аластер найдут тебе сухую одежду, а потом мы все вместе пойдем в сад и попьем горячего бульона или чаю. - Да, - добавил Аластер. - А с рассветом я отправляюсь в Хамерфел. - Мама, - умоляюще обратился к Эрминии Конн, - скажи ему, что он делает глупость! Он ведь совсем не знает ни гор, ни дороги до Хамерфела. - Тогда чем скорее я все это узнаю, тем лучше, - возразил Аластер. Конну пришлось признать правоту его слов, но он не хотел сдаваться. - Люди не знают тебя и не будут подчиняться, они привыкли ко мне. - Что ж, им придется привыкнуть ко мне, - сказал Аластер. - Оставь, брат. Это мой долг, и настало время его исполнить, плохо, что я не сделал этого раньше, но лучше сейчас, чем никогда. Кроме того, мне хотелось бы, чтобы ты остался здесь и позаботился о матери. Она только-только вновь обрела тебя и будет переживать, если так скоро вновь разлучится с тобой. Конн понял, что не сможет переубедить брата, не создав впечатления, будто он продолжает претендовать на титул герцога Хамерфела, или не желает заботиться о матери, или уклоняется от поручения, которое возлагает на него его старший брат и господин. Тут слово взяла Эрминия: - Я не хочу отпускать вас туда, но я понимаю, что это необходимо, и к тому же, Конн, мне кажется - Аластер прав, ему давно уже пора начать выполнять обязанности по отношению к своим людям. А если рядом будет Маркое, вопрос повиновения отпадет сам собой, поскольку тогда люди будут точно знать, кто он такой. - Да, разумеется, ты права, - в конце концов согласился Конн. - Тогда тебе лучше взять мою лошадь. Она - горской породы, твоя кобыла будет спотыкаться на крутых тропах и падет от холода в первую же ночь. А моя пусть неказиста, но без труда доставит тебя в любое место. - Что? Чтобы я сел на эту толстокожую клячу? Да это все равно что ехать верхом на осле! - со смехом произнес Аластер. - Не дай бог меня кто-нибудь на ней увидит. - Зато в горах, братец, ты обнаружишь, что ни о человеке, ни о лошади нельзя судить по наружности, - сказал Конн, до смерти обиженный этим бесконечным спором с братом. - Моя лошадь специально выведена, чтобы выжить в горах. Кстати, от твоего наряда останутся одни лохмотья. Все-таки я считаю, что мне лучше ехать с тобой и показывать дорогу. - Это исключено, - произнес Аластер, но его мысли были абсолютно прозрачны для Конна: "Маркос до сих пор считает Конна герцогом и своим господином, если Конн будет там, мне никогда не добиться от него полного подчинения". На это Конн мягко заметил: - Ты ошибаешься насчет моего приемного отца, Аластер. Когда он узнает правду и увидит татуировку, которую собственноручно сделал на твоем плече, он окажет тебе поддержку. Аластер импульсивно обнял его. - Если бы весь мир состоял из таких же честных людей, как ты, брат, мне было бы не так страшно. Но не могу же я вечно прикрываться твоей силой и честью, я должен сам, без посредников, встретиться с моими подданными. Так что, брат, доверь это дело мне. - Если ты уверен, что должен поступить именно так, тогда не смею тебе мешать. Ну что, берешь мою лошадь? - Я от всей души благодарен тебе за предложение, - с искренней теплотой произнес Аластер, - но боюсь, что она не сможет скакать так быстро, как мне того бы хотелось. При этих словах в комнату вошел Гейвин Деллерей, в одном из старых плащей Конна, висевшим на нем мешком. Волосы он вытер полотенцем, и они торчали во все стороны. Более разительный контраст с щегольским видом, который он имел еще несколько минут назад, трудно было представить. Он сказал: - Хотел бы предложить отправиться с тобой и показать дорогу, но, к сожалению, знаю ее немногим лучше твоего. Но если мои услуги могут тебе пригодиться, Аластер, либо здесь, либо в Хеллерах... Конн улыбнулся при мысли о том, как изнеженный и привыкший к комфорту Гейвин будет чувствовать себя на горных дорогах. - Раз уж он не принял мою помощь, ни как проводника, ни как родного брата, то от твоей он и подавно откажется, - даже несколько грубовато сказал он, но потом подумал: "Гейвин, по крайней мере, не представляет угрозы власти Аластера в Хамерфеле". Аластер улыбнулся и, опустив одну руку на плечо Конну, другую Гейвину, заявил: - Думаю, мне следует ехать одному. Защита мне не нужна, но искренне благодарен вам за предложенную помощь. - Повернувшись к Эрминии, он добавил: - Мама, мне нужна самая быстрая лошадь из нашей конюшни. Хотя на самом деле мне бы сейчас волшебного коня из сказок, что ты рассказывала мне в детстве. Мама, не могла бы ты с помощью ларана побыстрее перенести меня в Хамерфел? - Мой ларан к твоим услугам, сынок, - ответила Эрминия и протянула руку Эдрику Элхалину. - Разумеется, ты можешь взять любую лошадь из моей конюшни, но я согласна с твоим братом: лучший вариант для тебя - его лошадь. Гораздо проще придать с помощью ларана силы коню, приспособленному к горному климату, и, возможно, мне удастся превратить его в того самого волшебного коня. Конн кивнул, и Аластер поднялся по лестнице в комнату, некогда служившую ему детской. Там стояли его игрушки: несколько искусно вырезанных деревянных солдатиков и старая плюшевая кукла, с которой он засыпал, когда ему было семь лет. Кроме того, в углу, возле окна, стояла его лошадка-качалка. Тут он вспомнил, сколько лиг проскакал на ней в детстве, вцепившись в крашеную деревянную гриву; в том месте, где его вспотевшие маленькие пальчики держались за холку, краска облупилась. Он посмотрел на игрушечных солдатиков и рассмеялся, представив, как мать оживляет их и посылает ему на подмогу игрушечную армию. Если бы это было в ее власти, она бы так и поступила. Сейчас ему вспомнилось, как часто садился он в детстве на лошадь-качалку и все скакал и скакал, всегда на север, ища дорогу на Хамерфел. Однажды он чуть было не спалил дом, набрав целую сковороду углей из очага. После чего ему строго-настрого запретили близко подходить к жаровне, но, с другой стороны, и не наказали, потому что он не переставая бормотать сквозь слезы: - Я хотел сделать клингфайр, чтобы сжечь дом старого лорда Сторна, как он сжег наш. Не долго думая, Аластер сменил роскошный праздничный костюм на куда более скромный и спустился, накинув на плечи старый плащ. Так он распрощался с детством. Внизу обнаружились разительные перемены, закуски унесли, а Эрминия переоделась в форму техника Башни - простую тунику с длинными рукавами бледно-зеленого цвета. - Как бы я хотела собрать всю свою магию и послать ее с тобой, чтобы она охраняла тебя в пути, сынок, но сейчас я могу тебе дать лишь волшебную лошадь, да еще одного особенного телохранителя: с тобой пойдет Ювел. Они прошли на конный двор. Дождь почти утих, и теперь лишь слегка накрапывало. Аластер моментально ощутил свежесть ветра. Среди разорванных облаков то тут, то там проглядывал лик то одной, то другой луны. Эрминия подозвала старую Ювел. Потом села и, достав звездный камень, пристально посмотрела в глаза собаки, так что у Аластера появилось странное ощущение, что они говорят о нем. Наконец она произнесла: - Сначала я думала, не придать ли ей человеческий облик. Магия позволяет сделать это, по крайней мере, с помощью звездного камня. Но для воина она будет слишком старой, и мне кажется, что в качестве проводника она принесет гораздо больше пользы. Если я ее заколдую, человеческий облик останется одной лишь видимостью - внутри Ювел по-прежнему будет собакой; она не сможет с тобой говорить, но потеряет свой исключительно острый слух и обоняние. Оставаясь собакой, она, по крайней мере, может задать трепку любому, кто будет тебе угрожать, а попытайся она сделать это в человеческом облике... - тут Эрминия помешкала и рассмеялась, - ...то, скорее всего, это вызовет нежелательные пересуды. - Я тоже так думаю, - произнес Аластер, наклоняясь, чтобы погладить старую собаку. - Но знает ли она дорогу на Хамерфел? - Ты забываешь, сынок, что она родилась и выросла там. Она может тебя туда провести вернее всякого человека-проводника. А кроме того, она предупредит тебя об опасностях, если ты будешь прислушиваться к ней. - Ну, тут уж я уверен, что она куда более преданный и лояльный провожатый, чем любой другой, - произнес Аластер, но про себя подумал, как это старая собака сумеет его предупредить и как он поймет ее, когда она попытается это сделать. Эрминия похлопала Ювел по голове и мягко сказала: - Ты любишь его так же, как я, позаботься о нем ради меня, дорогая. Ювел посмотрела в глаза Эрминии с таким выражением, что у Аластера вдруг пропал весь скепсис. Ему стало ясно, что его мать и собака могли общаться друг с другом без слов. Он больше не сомневался, что, когда придет время, та найдет способ предостеречь в случае опасности. - Хорошо, а сможет ли она лежать у меня на седле? Все присутствовавшие телепаты и даже Аластер, который таковым не являлся, к своему удивлению, вдруг услышали слова, едва ли не сказанные вслух: "Если он будет ехать верхом, я буду бежать рядом". - Ну хорошо, если ты на это способна, старушка, тогда поехали, - произнес удивленный Аластер и вскочил в седло лошади Конна - здоровой и сильной кобылы. Он посмотрел в глаза Ювел и на какой-то момент ему показалось, что он говорил с тенью женщины-воина наподобие сестры из Ордена Меча, что иногда появлялись в городе; над Ювел действительно витало некое подобие призрака. Неужели магия его матери не знает границ? Так это или нет, он должен воспринимать это как данность. Выпрямившись в седле, юноша поклонился Эрминии. - Да хранят тебя боги, мама. - Когда ты вернешься, сынок? - Когда мои подданные и судьба это позволят, - ответил он и медленно направил лошадь к воротам конюшни. Выехав наружу, он пришпорил лошадь. Какой бы неуклюжей с виду она ни казалась, но в действительности это было сильное и выносливое животное. Он чувствовал ее дрожь, словно кобыла понимала ответственность стоявшей перед ними задачи. Пока Аластер ехал через маленький внутренний дворик, все смотрели ему вслед. Только Конн, ожидавший в зале, сообразил, что нужно распахнуть массивные, с острыми пиками поверх кромки, ворота; но если б он этого не сделал, то лошадь, обладавшая теперь силами, далеко превосходящими обычное творение природы, легко бы через них перескочила. Миновав ворота, она перешла на галоп, а рядом бесшумно бежала собака, чьи лапы теперь, благодаря волшебству, наполнились силой. Вскоре стук копыт по мостовой улицы затих. Эрминия все стояла, глядя на распахнутые ворота, и слезы текли по ее щекам. Еле слышно Конн произнес: - Черт побери, я так хотел, чтобы он взял меня с собой. Что скажет Маркос? Валентин Хастур уныло добавил: - Ты вырастила упрямого сына, Эрминия. - Почему ты не говоришь того, что думаешь на самом деле? - в сердцах воскликнула она. - И не называешь его жестокосердным, избалованным мальчишкой? Но под охраной Ювел и с поддержкой Маркоса у него все должно получиться как надо, я в этом уверена. - Так это или нет, - произнес Эдрик, - но он уехал, и будут его защищать боги или нет, это зависит от того, какая ему предначертана судьба. Все пошли в дом, но, даже когда ушел последний слуга, Конн все еще стоял во дворе, устремив ищущий взгляд вдоль дороги на север, по которой ехал его брат в направлении далекого Хамерфела. 10 Аластер скакал, прильнув к шее лошади, едва веря, что решился на дело, которое могло стать ключевым моментом в его жизни. Быстрый галоп мерно подбрасывал его в седле, и это напомнило ему детство, когда он до одури качался на деревянной лошадке, зачастую прямо на ней и засыпая. Сейчас могло произойти то же самое, но страшно не хотелось обнаружить, проснувшись, что все происходящее - лишь сон, а сам он просто задремал на каком-то скучном приеме. Скакал он так быстро, что не успел заметить, как оказался у ворот Тендары и из сторожевой будки его окликнули: - Эй, кто там еще гонит лошадь в этот неурочный час, когда ворота заперты, а честные люди сидят по домам и видят уже третий сон? - Такой же честный человек, как и ты, - ответил Аластер. - Я герцог Хамерфел и направляюсь на север по делу, которое не может ждать до рассвета. - Ну и что? - А вот что - открывай ворота, приятель. Ты ведь для этого сюда и поставлен, не так ли? - В такой-то час? Герцог ты или не герцог, эти ворота до рассвета никто не откроет, будь ты хоть самим королем. - Дай поговорить с сержантом, солдат. - Если я разбужу сержанта, он скажет тебе то же самое, лорд Хамерфел, да еще рассердится на нас обоих. - Мне чихать на его злость, а тебе, пожалуй, действительно достанется, - сказал Аластер. - Жаль, но ничего не поделаешь, Ювел, прыгай ко мне на седло! Он ощутил, как старая собака вскочила на лошадь у него за спиной, теплым кулем привалившись к пояснице. - Ну, теперь держись, вернее - не упади, старушка. Какой высоты были городские ворота он не помнил - футов пятнадцать, а может, и двадцать? Уверенный в могуществе чар, он и не подумал сомневаться в силах лошади. Почувствовав, как животное все подобралось перед прыжком, он крикнул Ювел: - Держись крепче! И тут мир провалился куда-то вниз, а они поднимались все выше и выше, успев, как ему показалось, преодолеть половину пути до ярко светившей в небе луны, от чего вдруг та стала вдвое ближе... Потом началось снижение, длившееся как будто несколько часов, причем лошадь коснулась земли так мягко, словно перепрыгнула через бревно. Ювел соскочила с седла и опять побежала сзади, беззвучно перебирая лапами по неровной брусчатке мостовой. Аластер обнаружил, что находится уже далеко за городом, совершенно не понимая, как это ему удалось. По сторонам стремительно проносились темные поля, а лошадь все скакала и скакала, ни разу не сбившись с галопа и не споткнувшись, благодаря ларану его матери. Незадолго до рассвета он миновал Хал и, гулко прозвенев подковами по каменным мостовым Нескьи, а когда горизонт на востоке заалел и взошло огромное, красное, как кровавый глаз, солнце, впереди расплавленным металлом засверкала река Кадарин. К его удивлению, лошадь без малейших колебаний ступила в поток и поплыла, энергично работая мощными мышцами и гоня перед собой бурун, словно неведомое морское существо. Выбравшись на берег, Аластер оглянулся и увидел, как из воды вылезла Ювел и без задержки продолжила легкий бег, не отставая от лошади. Он достиг Кадарина, лежащего в двух днях пути к северу от города, всего за одну ночь! Теперь знакомая местность кончилась. Так далеко в холмы Аластеру забираться не доводилось. На какое-то мгновение он даже пожалел, что рядом нет брата, который мог бы показать ему дорогу, но Ювел была проводником, заслуживающим доверия проводником. Ювел! Когда ее в последний раз кормили? - Прости, старушка, - сказал он, - забыл я про тебя. Остановив лошадь в лесистой лощине, спешился, ощутив при этом дрожь в коленях. В седельной сумке, которую он не помнил, как наполнял, нашлось холодное мясо, хлеб и вино. Мясо он разделил с Ювел, запив его вином. Предложил глотнуть и собаке, но та лишь фыркнула и побежала утолить жажду к горному ручью. Напилась, глубоко опустив в воду морду, а вернувшись, прилегла рядом, положив голову на лапы. Аластер хотел было вновь вскочить в седло, но понял, что, хотя и лошадь и собака, казалось, даже не запыхались, самого его трясло от усталости и каждый мускул подергивался, словно он пробыл в седле не несколько часов, а те самые два дня и две ночи кряду, которые требовались, чтобы добраться сюда нормальным ходом. На лошадь и Ювел действовала магическая сила, отчего они не чувствовали усталости, но он-то - нет! Одеял Аластер не захватил, а холод уже начал порядком его донимать. Тогда он завернулся в плащ и позвал Ювел, чтобы та прижалась к нему, и они бы таким образом согрелись. Собака встала, потянулась и улеглась, свернувшись калачиком, под его рукой. На земле хрустели сухие листья, но он слишком устал, чтобы обращать на это внимание. Едва юноша успел подумать, как измучился и насколько неудобные здесь условия для отдыха, как им овладел крепкий, глубокий сон. Так спал он до тех пор, пока не пробудился от лучей солнца, пробивавшихся сквозь кроны деревьев. После пробуждения Аластер опять поел хлеба с мясом, допил остатки вина и, повернувшись к Ювел, сказал: - Теперь твоя очередь показывать дорогу, старушка. Отсюда я буду следовать за тобой. Все последующее походило на сон, он хоть и не знал, куда направляется, но его дальнейшие действия, казалось, были заранее предопределены. Аластер понимал, что по какой бы тропе ни пошел, в результате он окажется в нужном месте. Казалось, опасно так расслабляться, но его вела магия, и он не мог повлиять на маршрут этого фантастического путешествия, поэтому, отбросив сомнения, доверился собаке. Скоро начался проливной дождь. Аластеру пришлось слезть с лошади, и вот, блуждая под струями, он вдруг споткнулся и упал в большую сеть, привязанную к верхушкам пригнутых к земле деревьев. Ювел лаяла и обнюхивала приманку - закоченелую тушку рогатого кролика. Но на кого была поставлена ловушка? Ювел снова принялась лаять и скулить, бегая кругами. Он поднял голову и увидал рядом с собой престранное создание. Это был толстяк, маленького роста, весь какой-то перекошенный, ростом не более четырех футов, с поросшими, густыми волосами лицом. - Кто ты? И что это? - спросил он, во все глаза глядя на Ювел. - Ты испортил мою ловушку, и как ты собираешься за это рассчитываться? Аластер смотрел на маленькое существо, думая про себя, не стоит ли перед ним сказочный гоблин? Сильный дождь, казалось, ни в коей мере не смущал лилипута. Однако Ювел действительно вызывала у него беспокойство. Когда она принялась обнюхивать ноги незнакомца, он отшатнулся. Аластер стоял, онемев от изумления, хотя его с детства воспитывали на рассказах про странных существ, не совсем человеческой природы, обитавших по берегам Кадарина. И те, как назло, до сих пор не потрудились показаться ему на глаза! - Ты из Большого Народа, - сказал коротышка, - и, возможно, безвредный. Но что это? Он показал на Ювел, и во взгляде его сквозила опаска. Аластер ответил: - Я - Аластер, герцог Хамерфел, а это - моя собака Ювел. - Я не знаю, что значит - "собака", - произнес маленький человечек. - Она - существо, которое называется собака? Почему она не говорит? - Потому что не может, это не заложено в ней от природы, - ответил Аластер. Он не стал пускаться в пространные объяснения насчет того, что такое домашнее животное, поскольку человечку это понятие было частично знакомо, ибо тот сказал: - Да, я вижу. Она похожа на моего ручного сверчка, и она думает, что ее хозяину угрожает опасность. Скажи ей, если она тебя понимает, что вам обоим ничто не грозит. - Все в порядке, девочка, - произнес Аластер, хотя сам далеко не был в этом уверен. Ювел еще немного поскулила и отошла в сторону. Тогда Аластер набрался храбрости и спросил: - А ты кто такой? - Я - Адастор-Лескин из Гнезда Широна. А что есть это? - произнес он и с искренним любопытством указал на лошадь Аластера. У Аластера не было полной уверенности, не собирается ли человечек его ограбить, но он, как мог, объяснил, что такое "лошадь", доставив лилипуту исключительное удовольствие. - Как много новых вещей я сегодня видел! Теперь мне будет завидовать весь мой клан! Однако остается еще вопрос с ловушкой, которую ты сломал. Как ты собираешься ее восстановить? Аластер решил отдаться на милость судьбы, втянувшей его в это странное приключение. - Я не могу ее починить, - ответил он, - потому что у меня нет необходимых инструментов, и я не знаю, как ее устанавливать. - Об этом я и не прошу, - сказал коротышка. - Сделай то, что я попросил бы у моего соплеменника, по невниманию своему пересекшего мою дорогу, - расскажи мне твою самую интересную загадку. - Но не под дождем же загадки рассказывать! - Ах да, - спохватился незнакомец, - я слыхал, что холод и дождь даже летом не по нраву вашему племени. Тогда пойдем укроемся в моем Гнезде. С этими словами он опустил ногу на нижнюю ступеньку лестницы из колышков, вбитых в толстый ствол дерева. - Ты сможешь идти за мной? - спросил он. Аластер колебался: его ждали неотложные дела, но было бы невежливо уйти, не предоставив Адастору-Лескину и его соплеменникам компенсацию. Он полез вверх, не слишком доверяя лестнице и не испытывая большого удовольствия от открывающегося его взору вида бескрайнего лесного моря внизу, но решил не показывать страх перед человечком, который, казалось, был рожден, чтобы лазить по деревьям. "Наверное, так оно и есть", - подумал Аластер. Миновав ряд похожих друг на друга этажей, они перешли на более широкую, хорошо сколоченную лестницу, которая уходила в крону дерева. По ней они добрались наконец до большого дупла, вошли в него и оказались в темной, довольно просторной комнате. Там стояло несколько грубых приземистых лежаков с вязаными покрывалами. Маленький человечек присел на один из них, а Аластер на другой, такой же. Сиденье оказалось мягким и хрустело при движениях, судя по витавшему в воздухе сладкому аромату, оно было набито сеном. Адастор потянулся и, достав длинную железную палку, развел с ее помощью огонь, так что теперь в комнате стало достаточно света, чтобы Аластер мог оглядеться. - А теперь, - сказал человечек тоном, не допускающим возражений, - давай загадку. Когда мы рассядемся ночью вокруг огня и будем играть в загадки, я загадаю моим людям новую! Аластер, в голове которого сейчас было абсолютно пусто, смог лишь спросить: - Какую загадку ты хочешь? Я не знаю, какие загадки годятся для вашей игры. Огромные глаза маленького человечка, которые, по мнению Аластера, действительно должны были быть особенными, раз что-то могли видеть в этой комнате, загорелись в темноте. - Ну вот, хотя бы: "Почему птицы улетают на юг?" - спросил он. На это Аластер ответил: - Если тебе нужны объяснения помимо рассуждений о погодных условиях, то этого никто не знает, кроме них самих. Каков твой ответ? Адастор хихикнул от удовольствия. - Потому что пешком им было бы слишком далеко идти, - сказал он. - О-о, - произнес Аластер, - значит, вот какие загадки. Тогда... - он покопался в памяти, но на ум пришла лишь одна-единственная, слышанная им в раннем детстве: "Зачем снежному кролику прыгать через тропинку?" - Чтобы перейти на другую сторону? - попробовал догадаться человечек. Но Аластер покачал головой, и тот сник. - Я должен был знать, что - нет, - вздохнул Адастор. - Кстати, прошу прощения... ты ведь гость, позволь предложить тебе угощение. - Благодарствую, - ответил Аластер, хотя не мог отделаться от опасения, что ему предложат откушать сырого рогатого кролика. Он не был уверен, что даже во имя соблюдения приличий сумеет заставить себя съесть его. Но лилипут, покопавшись в дальнем углу комнаты, принес искусно сплетенную из тростника тарелку, на которой исключительно красиво были разложены разные лесные ягоды. Аластер попробовал их и с нескрываемым удовольствием поблагодарил Адастора. Тот попросил юношу: - А теперь поведай мне, каков ответ твоей загадки. Я ведь как думаю - раз твой народ крупнее моего, то и мозги у вас больше, а значит, и мысли поумней. Так зачем снежному кролику прыгать через тропинку? - Потому что обходить - далеко, - с глупым видом ответил Аластер. Он совершенно не ожидал, что от этих слов Адастора буквально хватит кондрашка. Юноша ведь слышал хихиканье маленького человечка и понимал, что тот обладает чувством юмора, которое могло бы ему подсказать этот вполне банальный ответ. - Обходить далеко! - хохотал Адастор, вновь валясь на спину. - Далеко обходить! О, это просто великолепно! Расскажи еще! - У меня нет времени, - произнес Аластер со всей искренностью, на какую был способен, - мне нужно идти дальше, и я сожалею, что испортил твою ловушку, но свое обещание я выполнил и теперь должен возвращаться к своим делам. - О, ловушка - пустяки, - ответил маленький человек. - Адастор и все Гнездо Широна благодарит тебя, ибо ты обогатил меня еще одной загадкой, а также новыми идеями и новыми знаниями. Я провожу тебя обратно к собаке и лошади, а по дороге обдумаю то новое, что узнал сегодня. Пошли. Возвращение назад Аластеру далось нелегко, он едва не сорвался с лестницы, тогда как Адастор лез с проворством обезьяны. Аластер продвигался медленно и осторожно, с немалыми опасениями, а Адастор спускался, то и дело приговаривая: "Обходить далеко!" Когда Аластер в конце концов оказался на земле, он испытал искреннее облегчение. Ювел моментально запрыгала вокруг, обнюхивая хозяина и радуясь его возвращению. Лошадь, как и положено уважающей себя твари, вовсе не подумала куда-нибудь уйти и заблудиться. Аластер повернулся, чтобы попрощаться с человечком. - Я еще раз извиняюсь, что случайно сломал твою ловушку. Поверь, я сделал это ненарочно. - Да все в порядке. Пока буду ее чинить, как следует обдумаю новую загадку, - произнес Адастор, чуть ли не снисходительно. - Жаль, что твоя подруга-собака не может говорить, ее загадки наверняка еще интересней. Всего тебе хорошего, мой большой друг. Всегда рады видеть тебя с новыми загадками в Гнезде моего народа. Выпалив все это, он исчез, как будто растворился в деревьях, оставил Аластера размышлять, не пригрезилось ли ему все происшедшее. - Ну, старушка, похоже, нам пора двигать, - сказал он. - Хорошо бы повстречать кого-нибудь, кто вывел бы нас к Хамерфелу. А сейчас придется это сделать тебе. Собака понюхала землю и подняла голову, оглянувшись, словно предлагая следовать за ней. Юноша, ощущая себя полным дураком, произнес вслух: - Да, старушка, веди нас в Хамерфел кратчайшей дорогой. Он опять вскочил в седло, а Ювел в очередной раз понюхала землю и слабо тявкнула, очевидно что-то спрашивая. - Меня, голубушка, не спрашивай, я абсолютно не знаю, куда идти, - сказал Аластер. - Это твое дело - вывести нас к Хамерфелу, если только ты на это способна. Мама сказала, что ты знаешь дорогу, и я тебе верю. Ювел опустила нос и побежала по дороге, а юноша тронул лошадь и последовал за собакой. Очень скоро дорога круто пошла вверх, и началось восхождение вдоль горного потока, стремившего свои воды с высот в долину. Да и дорогой ее трудно было назвать, скорее - козьей тропой. Тем не менее лошадь и старая собака быстро продвигались вверх. Аластер поглядывал вниз, на простиравшиеся на невообразимой глубине ущелья, где клубился туман, на торчавшие далеко внизу верхушки деревьев, меж которых то здесь, то там струился дымок печных труб крохотных деревенек, разбросанных по долине. Весь остаток дня он проскакал, не встретив ни одного путника. Солнце достигло зенита и начало клониться к закату. Аластер понятия не имел, где находится, позволив магии вести его к месту назначения. Когда сгустились сумерки, он сделал привал, доел хлеб и поделился им с Ювел. Он так устал от быстрой безостановочной езды, что его била дрожь и подкрадывалось ощущение, что просиди он в седле еще хоть немного, то непременно свалился бы с лошади. Тогда юноша отыскал ямку, выстланную длинной травой, и лег в нее, а Ювел пристроилась у него под боком. Проснувшись ночью, Аластер обнаружил, что собака куда-то ушла, но тут он услыхал ее охотничий рык и писк мелких лесных зверьков. Через некоторое время она возвратилась и, широко облизнувшись, улеглась у его ног. В темноте было слышно, как псина что-то жует, и ему стало интересно, кого это она сумела найти себе для пропитания, но потом он вдруг понял, что ему вовсе не хочется это знать. Аластер погладил собаку и вновь заснул. Проснувшись с первыми лучами солнца, он сполоснул лицо водой из горного ручья и вновь сел в седло. То ли это ему показалось, то ли лошадь действительно стала двигаться медленней? Любое нормальное животное от таких беспощадных скачек уже давно бы выдохлось или даже околело. Теперь дорога стала еще хуже, хотя такое трудно было себе представить. Временами Ювел приходилось искать тропу, продираясь сквозь заросли, ощетинившиеся колючками и шипами. Лошадь раздвигала их грудью, тем не менее оставаясь невредимой, но иногда дороги не было вообще, и тогда Аластер, исцарапанный даже сквозь плащ, жалел, что не воспользовался предложением Конна надеть соответствующую одежду. Его начали одолевать сомнения и страхи. Негде было узнать, куда они идут, и туда ли, куда нужно, ведет эта дорога. И если в конце концов они все-таки дойдут до Хамерфела, то как узнают его? А что дальше? И как найти там Маркоса? И как узнать его? Может ли он дальше полагаться на магию, заведшую его в такую даль? А уже опять темнело, и скоро невозможно станет различать дорогу. Юноша начал было подумывать, не поискать ли приличного места, чтобы провести в лесах и третью ночь, как вдруг они вышли на хорошо укатанную дорогу, проложенную практически параллельно тропе. Уже не впервые пересекали они похожие дороги, но раньше Ювел все время сходила с них, теперь же она побежала по ней, словно забыв обо всем на свете, и лошади приходилось напрягать силы, чтобы не отстать от нее. Очень скоро дорога вновь пошла вверх, и Аластер поднял голову, чтобы оглядеть вершины. Над ними, словно одинокий зуб в челюсти старика, торчал остов замка, зловещим контуром чернея на фоне меркнущего горизонта. Ювел тихо заскулила, убежала вперед и вернулась, не переставая скулить, к Аластеру. Тут он все понял. Ювел было приказано доставить его в Хамерфел, но Хамерфела больше не было, по крайней мере, того, который знала старая собака. Аластер слез с лошади и, шатаясь, прошел меж двух столбов - единственного напоминания оставшегося от ворот. И тут перед его внутренним взором неожиданно вспыхнула яркая картина-воспоминание, совершенно дотоле незнакомая, где замок Хамерфел, невредимый, как некогда, стремил свои башни к небу, мать и отец стояли на зеленом газоне среди цветов