о теснилась его
семья; они восхищенно таращились на нее.
Корделия разглядела членов своего экипажа, тоже одетых в новую форму,
-- они стояли рядом с какими-то правительственными чинами. Парнелл поднял
большие пальцы вверх, ухмыляясь как полоумный. Ее вытолкнули на трибуну, где
уже стоял президент Колонии Бета.
Душка Фредди показался ошеломленной Корделии просто гигантом, огромным
и громогласным. Наверное, поэтому он так хорошо смотрелся на головиде. Он
схватил ее руку и поднял кверху; толпа восторженно загудела. Корделия
почувствовала себя полной идиоткой.
Президент великолепно произнес свою речь, ни разу не заглянув в
подсказчик. Эта речь была полна все теми же ура-патриотическими
заклинаниями, которые опьяняли людей перед ее отлетом, и едва ли одно слово
из десяти имело хоть какое-нибудь отдаленное сходство с правдой -- даже с
бетанской точки зрения. Не спеша, с высочайшим артистизмом президент
подводил дело к награде. Сердце Корделии неровно заколотилось, когда до нее
дошло, к чему он клонит. Она повернулась к пресс-секретарю.
-- Это д-для моего экипажа, за плазменные зеркала? -- безнадежная
попытка скрыться от неумолимой правды.
-- Они свои уже получили. -- Он когда-нибудь перестанет улыбаться? -- А
это лично для вас.
-- П-понятно.
Выяснилось, что медаль вручалась ей за собственноручно совершенное
убийство адмирала Форратьера. Правда, Душка Фредди избегал грубого слова
"убийство", предпочитая более обтекаемые формулировки, как, например,
"освобождение человечества от чудовища порока".
Речь подошла к концу, и сверкающая медаль на разноцветной ленте, высшая
награда Колонии Бета, была торжественно возложена президентом на шею
героини. Гоулд поставил ее перед микрофоном и указал на светящуюся зеленую
строку телесуфлера, висящую в воздухе перед ее глазами.
-- Начинайте читать, -- прошептал он.
-- Меня слышно? О... хм... О народ Колонии Бета, моей возлюбленной
родины, -- пока что все вполне терпимо, -- Когда я покинула тебя, чтобы
прийти на п-помощь Эскобару, нашему другу и союзнику, и встретиться лицом к
лицу с угрозой барраярской т-тирании, я и не предполагала, что мне
уготована... уготована куда б-более благородная м-миссия...
И в этот момент она перестала следовать сценарию и лишь беспомощно
наблюдала за собой, словно за обреченным суденышком, погружающимся в морскую
пучину.
-- Не вижу ничего б-благородного в том, чтобы зарезать этого
придурочного садиста Форратьера. И я бы не п-приняла медали за убийство
невооруженного человека, даже если бы действительно совершила это.
Она принялась стаскивать с себя медаль. Лента зацепилась за волосы и
больно дернула. Корделия с яростью рванула ее.
-- ...Последний раз говорю. Не убивала я Форратьера. Его убил один из
его людей. З-зашел к нему со спины и перерезал глотку от уха до уха. Я была
там, черт побери. Он меня всю кровью залил. Пресса обеих сторон п-пичкает
вас враньем об этой д-дурацкой войне. Ч-чертовы вуаеристы. Форкосиган не
отвечал за военнопленных, когда в лагере творились эти бесчинства. Он
п-прекратил их, к-как только принял командование. Рас-расстрелял одного из
своих офицеров, только чтобы удволетворить вашу жажду мести. И за это он
тоже поплатился своей честью, уж это я вам говорю.
Трансляция с трибуны внезапно прервалась. Корделия повернулась к Душке
Фредди, с трудом различая сквозь слезы его ошарашенное лицо, и со всей силы
швырнула в него медалью. Она пролетела в нескольких сантиметрах от его уха
и, сверкнув, канула в толпу.
Кто-то схватил ее сзади за локти. Это разбудило в ней какой-то скрытый
рефлекс: она начала отчаянно брыкаться.
Если бы президент не пытался увернуться, с ним ничего бы не случилось.
А так носок ее сапога угодил ему в пах с ненамеренной, но снайперской
точностью. Его губы сложились в беззвучное "О", и он упал за трибуну.
Не в силах совладать с собой, Корделия громко всхлипывала, а десятки
рук крепко держали ее за локти, за ноги, за талию.
-- П-пожалуйста, не надо меня снова запирать! Я больше не выдержу
этого. Я просто хотела домой! Уберите от меня эту чертову ампулу! Нет! Нет!
Пожалуйста, пожалуйста, не надо лекарств! Простите меня!
Ее уволокли с трибуны, и крупнейшее событие года рухнуло подобно Душке
Фредди.
Затем ее быстренько препроводили в один из тихих административных
офисов космопорта. Вскоре появился личный врач президента и взял дело в свои
руки: выставил за дверь всех, кроме ее матери, и дал Корделии столь
необходимую передышку. Ей понадобился почти час, чтобы справиться с
безудержными рыданиями. Наконец чувство неловкости и возмущение улеглось, и
она сумела сесть прямо и разговаривать -- таким голосом, словно у нее был
жуткий насморк.
-- Пожалуйста, извинитесь за меня перед президентом. Если бы хоть
кто-то предупредил меня или спросил, готова ли я к такой встрече. Я... я
сейчас н-не в самой лучшей форме.
-- Мы и сами должны были догадаться, -- скорбно проговорил врач. -- В
конце концов, то, через что вам пришлось пройти, выходит за рамки обычного
военного опыта. Это мы должны извиниться перед вами за то, что подвергли вас
излишнему испытанию.
-- Мы думали, это станет приятным сюрпризом, -- добавила мать.
-- Да уж, это было сюрпризом. Остается надеяться, что меня не запрут в
комнате с мягкими стенами. С недавних пор я терпеть не могу запертые
помещения. -- От одной только мысли об этом у нее сжалось горло. Пытаясь
успокоиться, она старательно перевела дыхание.
Интересно, думала она, где-то сейчас Форкосиган, что он делает? Идея
напиться до бесчувствия с каждой минутой казалась все более и более
привлекательной -- ей хотелось оказаться рядом с ним и надраться вместе. Она
помассировала переносицу двумя пальцами, чтобы снять напряжение.
-- Можно мне теперь поехать домой?
-- Толпа еще не рассосалась? -- спросила мать.
-- Боюсь, что нет. Мы попытаемся сдержать их.
Доктор шел по одну сторону Корделии, мать -- по другую, а сама она всю
дорогу до автомобиля матери пребывала в воспоминаниях о поцелуе Форкосигана.
Толпа все еще напирала, но как-то притихла: сограждане взирали на нее
почтительно и даже слегка испуганно -- это резко контрастировало с их
первоначальным радостным настроем. Корделия сожалела о том, что испортила им
праздник.
У жилой шахты, где была квартира ее матери, тоже толпились люди. Они
стояли в фойе рядом с лифтами и даже у самых дверей квартиры. Корделия
улыбалась им и легонько махала рукой, но на все вопросы лишь качала головой:
она была не уверена, что сумеет ответить вразумительно. Пробравшись сквозь
толпу, они наконец закрыли за собой дверь.
-- Уф-ф! Они, наверное, с самыми лучшими намерениями, но... Господи,
мне казалось, они хотят съесть меня живьем!
-- Все так взбудоражены этой войной, и Экспедиционный корпус... все,
кто носит голубую форму, стали настоящими знаменитостями. А потом вернулись
военнопленные и твоя история вышла наружу... Хорошо еще, что к тому времени
я уже знала, что ты в безопасности. Бедняжечка моя!
Корделия охотно позволила снова заключить себя в объятия.
-- Ну, тогда понятно, откуда они взяли этот вздор. Барраярцы пустили
этот нелепый слух, а все остальные подхватили. Я ничего не могла поделать.
-- Что они с тобой сделали?
-- Они таскались за мной по пятам, донимали предложениями полечиться --
они думали, что барраярцы что-то намудрили с моей памятью... О, я поняла. Ты
хотела спросить, что сделали со мной барраярцы. Ничего особенного.
Ф-форратьер, может, и хотел, но не успел приняться за дело, как с ним
произошел несчастный случай. -- Она решила не тревожить мать подробностями.
-- Но все же кое-что важное произошло. -- Она замялась, а затем выдала: -- Я
снова встретилась с Эйрелом Форкосиганом.
-- Этим ужасным человеком? А я, как услышала его имя в новостях, все
гадала, тот ли это субъект, что убил твоего лейтенанта Роузмонта в прошлом
году.
-- Нет. Да. То есть это не он убил Роузмонта, а один из его людей. Но
это тот самый.
-- Не понимаю, отчего он тебе так по душе.
-- Уж теперь-то ты должна его оценить. Он спас мне жизнь. Прятал меня в
своей каюте целых два дня после того, как был убит Форратьер. Меня бы
казнили, если бы поймали до смены командования.
Но мать казалась скорее встревоженной, чем благодарной.
-- Он... что-нибудь сделал с тобой?
Этот вопрос таил в себе нечаянную иронию. Корделия не решилась
рассказать матери о невыносимом грузе тайны, который взвалил на нее
Форкосиган. Ее мать ошибочно истолковала пробежавшую по ее лицу тень.
-- Ох, доченька моя! Мне так жаль.
-- Хм? Да нет же, черт побери. Форкосиган не насильник. У него пунктик
относительно пленных. Даже палкой к ним не притронется. Он просил меня... --
она смолкла, глядя на добрую, встревоженную, любящую стену лица своей
матери. -- Мы много разговаривали. Он нормальный человек.
-- У него не слишком хорошая репутация.
-- Да, я слышала кое-что. Это все ложь.
-- Так значит... он не убийца?
-- Ну... -- Корделия попыталась подыскать наиболее правдивый ответ. --
Наверное, он убил н-немало народу. Он же солдат, понимаешь? Это его работа.
Он не виноват, если иногда хватает через край. Хотя мне известны только трое
людей, которых он убил не по долгу службы.
-- Только трое? -- слабо повторила ее мать.
Повисла пауза.
-- Так значит, он не... преступник? Не извращенец?
-- Конечно, нет! Хотя, насколько я понимаю, у него был немного странный
период -- после того, как его жена покончила с собой... Вряд ли он
догадывается, насколько много мне известно. Не то что бы я поверила всему,
что рассказывал этот маньяк Форратьер. Подозреваю, что отчасти это правда,
по крайней мере насчет их отношений. Форратьер явно был просто помешан на
нем. А Эйрел отвечал ужасно уклончиво, когда я спросила его об этом.
Глядя в лицо перепуганной матери, Корделия порадовалась, что никогда не
хотела стать адвокатом. "Все мои подзащитные навечно остались бы на
принудительном лечении".
-- Это стало бы гораздо понятней, если бы ты познакомилась с ним, -- с
надеждой добавила она.
Мать неуверенно рассмеялась:
-- Похоже, он тебя просто околдовал. Так что же ты в нем нашла?
Интересно говорит? Хорош собой?
-- Не знаю. Говорит он в основном о барраярской политике. Утверждает,
то питает к ней отвращение, хотя мне кажется, что это скорее одержимость. Он
не может забыть о ней даже на пять минут. Словно она в нем самом.
-- А что, это такая интересная тема?
-- Ужасная, -- честно ответила Корделия. -- От его сказок на ночь
неделю не заснешь.
-- И уж точно дело не во внешности, -- вздохнула мать. -- Я видела его
в новостях.
-- Ой, ты их записала? -- сразу же оживилась Корделия. -- Где они?
-- Помнится, я оставила кое-что в файлах видео, -- ответила та,
ошеломленно уставившись на дочь. -- Но право же, Корделия... твой Рег
Роузмонт был раз в десять симпатичнее.
-- Наверное, симпатичнее, -- согласилась Корделия. -- С объективной
точки зрения.
-- Так что же в нем все-таки есть?
-- Не знаю. Наверное, достоинства его недостатков. Отвага. Сила.
Энергия. Он всегда может дать мне десять очков вперед. У него есть власть
над людьми. Не совсем то, что называют лидерством, хотя и это тоже. К нему
нельзя относиться равнодушно. Самый странный человек, которого я когда-либо
встречала, и боготворит и ненавидит его одновременно. Но рядом с ним никто
не скучает.
-- А к какой категории относишься ты, Корделия? -- поинтересовалась
мать.
-- Ну, я не ненавижу его. Хотя не могу сказать, что преклоняюсь перед
ним. -- Она надолго замолчала, потом подняла глаза, чтобы встретиться с
матерью взглядом. -- Но когда он поранится, у меня течет кровь.
-- О, -- только и вымолвила мать. Губы ее улыбались, но взгляд был
уклончив, и она с излишним усердием принялась раскладывать немногочисленные
вещи Корделии.
На четвертый день отпуска начальник Корделии привел неприятного
посетителя.
-- Капитан Нейсмит, это доктор Мехта из медицинской службы
Экспедиционного корпуса, -- отрекомендовал ее коммодор Тейлор. Доктор Мехта
была стройной загорелой женщиной одних лет с Корделией. Ее темные волосы
были зачесаны назад, и вся она казалась холодной и стерильной в этой голубой
униформе.
-- Опять психиатр, -- вздохнула Корделия. Мышцы у основания ее шеи
свело судорогой. Снова допросы -- снова увертки, увиливание, все более
ненадежная паутина лжи для прикрытия прорех в ее истории. А за недомолвками
скрывается горькая правда Форкосигана...
-- В ваше личное дело, наконец, попали доклады коммодора Спрейг. Увы, с
небольшим опозданием. -- Губы Тейлора сочувственно сжались. -- Ужасно. Я
весьма сожалею. Если бы мы получили их раньше, то могли бы избавить вас от
излишних переживаний. Да и всех остальных тоже.
Корделия покраснела.
-- Я не хотела пнуть его. Он вроде как... наткнулся на меня. Это больше
не повторится.
Коммодор Тейлор подавил улыбку.
-- Ну, я за него не голосовал. Душка Фредди меня не заботит. Однако, --
он прочистил горло, -- он-то как раз очень интересуется вами. Вы теперь
крупная общественная фигура, нравится вам это или нет.
-- О, да чепуха это все.
-- Вовсе не чепуха. У вас есть обязательства.
"Кого ты цитируешь, Билл? -- размышляла Корделия. -- Это не твой
голос". Она устало потерла шею.
-- Я думала, что уже выполнила все свои обязательства. Чего еще они от
меня хотят?
Тейлор пожал плечами. -- Предполагается... мне дали понять... что вам
прочат будущее представителя... представителя правительства. В связи с вашим
военным опытом. Как только вы поправитесь.
Корделия фыркнула.
-- У них какие-то ужасно странные представления о моей военной карьере.
Слушайте... Душка Фредди пусть хоть накладной бюст надевает, чтобы охмурять
избирателей-гермафродитов с Кварца. Но что касается меня, то я не собираюсь
играть роль пропагандистской коровы, которую будут доить какие-то партии.
Выражаясь словами одного моего друга, я испытываю отвращение к политике.
-- Ну... -- Он повел плечами, будто бы тоже покончив с неким
обязательством, и продолжил уже более твердо. -- Как бы то ни было, моя
главная забота -- проследить за тем, чтобы вы были действительно готовы к
службе.
-- Я... я приду в норму после месячного отпуска. Мне просто надо
отдохнуть. Я хочу вернуться в Экспедицию.
-- И вы вернетесь. Как только врачи дадут разрешение.
-- О! -- До нее не сразу дошел смысл сказанного. -- О, нет.
Погодите-ка. У меня возникло н-небольшое недоразумение доктором Спрейг.
Очень милая дама, рассуждает вполне логично, но исходные посылки были
неверны.
Коммодор Тейлор с грустью глядел на нее.
-- Думаю, сейчас мне лучше передать вас доктору Мехте. Она все
объяснит. Вы ведь будете сотрудничать с ней, Корделия?
Пугающее подозрение заставило Корделию похолодеть. Она упрямо сжала
губы.
-- Давайте внесем ясность. Вы хотите сказать, что если ваш психиатр не
будет мною доволен, то я больше никогда не ступлю на борт корабля
Экспедиции? Никакого к-ко-мандования, да и вообще никакой работы?
-- Это... слишком жесткая формулировка. Но вы сами знаете, что в
экспедиции, где небольшие группы людей надолго остаются отрезанными от
остального мира и вынуждены довольствоваться обществом друг друга,
психическое здоровье имеет огромное значение.
-- Да, я понимаю... -- Она растянула губы в улыбке. -- Я буду
с-сотрудничать. К-конечно.
ГЛАВА 13
-- Ну вот, -- жизнерадостно объявила доктор Мехта на следующий день,
устанавливая свой ящичек на столе в квартире Нейсмитов, -- это совершенно
безвредный метод мониторинга. Вы ничего не почувствуете, и прибор вам ничем
не повредит -- только покажет мне, какие темы важны для вашего подсознания.
-- Она прервалась для того, чтобы проглотить какую-то капсулу, пояснив: --
Аллергия. Прошу меня простить. Считайте этот прибор эмоциональным
геологоразведывательным инструментом: он выявит, где прячется источник
переживаний.
-- И скажет вам, где бурить скважину, да?
-- Именно. Не возражаете, если я закурю?
-- Пожалуйста.
Мехта зажгла ароматическую сигарету и небрежно положила ее на край
пепельницы, которую принесла с собой. Едкий дым заструился в сторону
Корделии и заставил ее поморщиться. Странный порок для врача... Что ж, у
всех свои слабости. Она покосилась на прибор, стараясь подавить раздражение.
-- Итак, в качестве точки отсчета, -- сказала Мехта. -- Июль.
-- Я должна ответить "август" или что-нибудь в этом роде?
-- Нет, это не тест на свободные ассоциации -- машина сама сделает всю
работу. Но если хотите, можете говорить вслух.
-- Ладно.
-- Двенадцать.
"Апостолов, -- подумала Корделия. -- Яиц. Дней рождественских
праздников..."
-- Смерть.
"Рождение, -- подумала Корделия. -- Эти барраярские аристократы все
возлагают на детей. Имя, собственность, культуру, даже управление страной.
Тяжкая ноша -- неудивительно, что дети гнутся и корежатся под ее весом.
-- Рождение.
"Смерть, -- подумала Корделия. -- Человек, не имеющий сына, там все
равно что ходячий призрак, не участвующий в их будущем. А когда их
правительство терпит поражение, они расплачиваются жизнями своих детей.
Пятью тысячами.
Мехта передвинула пепельницу чуть левее. Так не стало лучше; даже
наоборот.
-- Секс.
"Вряд ли -- я здесь, а он там..."
-- Семнадцать.
"Емкостей, -- подумала Корделия. -- Интересно, как там поживают эти
несчастные крошечные эмбриончики?"
Доктор Мехта озадаченно нахмурилась на показания своего прибора.
-- Семнадцать? -- повторила она.
"Восемнадцать", -- твердо подумала Корделия. Доктор Мехта сделала
пометку в своих записях.
-- Адмирал Форратьер.
"Бедная зарезанная жаба. Знаешь, я верю, что ты говорил правду: ты
должен был когда-то любить Эйрела, чтобы так его возненавидеть. Интересно,
что от тебе сделал? Скорее всего, отверг тебя. Эту боль я могу понять.
Возможно, между нами все же есть нечто общее..."
Мехта подкрутила другой регулятор, снова нахмурилась, повернула
обратно.
-- Адмирал Форкосиган.
"Ах, любимый, будем верны друг другу..." Борясь с усталостью, Корделия
попыталась сосредоточиться на голубом мундире Мехты. Да, если она начнет
бурить здесь свою скважину, у нее просто гейзер забьет... Скорее всего, она
уже знает об этом -- вон опять кинулась что-то записывать...
Мехта бросила взгляд на хронометр и подалась вперед с возросшим
вниманием:
-- Давайте поговорим об адмирале Форкосигане.
"Давайте не будем", -- подумала Корделия.
-- А что?
-- Вы не знаете, он много работает с разведкой?
-- Не думаю. Кажется, в основном он занимается тактическим
планированием в генштабе, если только... если только его не посылают в
патрулирование.
-- Мясник Комарра.
-- Это гнусная ложь, -- не задумываясь, брякнула Корделия и сразу же
пожалела об этом.
-- Кто это вам сказал? -- спросила Мехта.
-- Он сам.
-- Он сам. Ага.
"Ты у меня еще получишь за это "ага" ... нет. Сотрудничество.
Спокойствие. Я совершенно спокойна... Скорей бы уж она докурила или затушила
эту штуку. От дыма глаза щиплет.
-- Какие доказательства он вам предоставил?
"Никаких", -- только сейчас сообразила Корделия.
-- Наверное, свое слово. Слово чести.
-- Довольно-таки эфемерное подтверждение. -- Она сделала еще одну
пометку. -- И вы поверили ему?
-- Да.
-- Почему?
-- Это... согласовалось с впечатлением, сложившемся после знакомства с
ним.
-- Кажется, вы целых шесть дней находились у него в плену во время той
экспедиции?
-- Совершенно верно.
Мехта рассеянно постучала по столу световым пером и задумчиво хмыкнула,
глядя сквозь Корделию.
-- Похоже, вы твердо убеждены в правдивости этого Форкосиган. Вы не
допускаете мысли, что он когда-либо лгал вам?
-- Ну... да, в конце концов, я же вражеский офицер.
-- И все же вы безоговорочно верите его утверждениям.
Корделия попыталась объяснить:
-- Для барраярца клятва -- нечто большее, чем просто смутное обещание,
по крайней мере для людей старого типа. Господи, да у них даже все правление
на этом основано: клятвы верности и все такое прочее.
Мехта беззвучно присвистнула:
-- Так вы уже одобряете их форму правления?
Корделия неловко поерзала.
-- Ну, не то что бы... Я просто начинаю немного понимать ее, вот и все.
Должно быть, это очень сложный механизм.
-- Так по поводу этого "слова чести"... Вы верите, что он никогда не
нарушает его?
-- Ну...
-- Значит, нарушает.
-- Да, я была тому свидетельницей. Но это далось ему дорогой ценой.
-- Значит, он нарушает клятвы за определенную плату.
-- Не за плату. Я сказала "дорогой ценой".
-- Не улавливаю разницы.
-- "Плата" -- это когда вы что-то получаете. "Цена" -- когда что-то
теряете. Там, при Эскобаре, он потерял... многое.
Разговор соскальзывал в небезопасную область. "Надо сменить тему, --
сонно подумала Корделия. -- Или вздремнуть..." Мехта снова бросила взгляд на
часы и внимательно вгляделась в лицо Корделии.
-- Эскобар, -- произнесла Мехта.
-- Знаете, ведь Эйрел честь свою потерял при Эскобаре. Он сказал, что
когда развяжется со всеми делами, то поедет домой и напьется. Думаю, Эскобар
разбил его сердце.
-- Эйрел... Вы называете его по имени?
-- А он зовет меня "милый капитан". Мне кажется, это довольно забавно.
Весьма саморазоблачительно, в некотором смысле. Он и в самом деле считает
меня женщиной-солдатом. Форратьер снова оказался прав... наверное, я
действительно стала для него решением проблемы. Что ж, я рада...
В комнате становилось жарко. Корделия зевнула. Струйки дыма окутывали
ее, словно усики плюща.
-- Солдат.
-- Знаете, он ведь на самом деле любит своих солдат. Он исполнен этого
своеобразного барраярского патриотизма. Вся честь -- императору. Мне
кажется, император едва ли заслуживает этого...
-- Император.
-- Бедняга. Мучится не меньше Ботари. Наверное, такой же чокнутый.
-- Ботари? Кто такой Ботари?
-- Он разговаривает с демонами. И они ему отвечают. Вам бы понравился
Ботари. Эйрелу он нравится, и мне тоже. Отличный попутчик для вашей
следующей прогулки в ад. Знает тамошний язык.
Мехта нахмурилась, снова покрутила регуляторы и постучала по экрану
длинным ногтем. Вернулась к предыдущему вопросу:
-- Император.
У Корделии слипались глаза. Мехта запалила вторую сигарету и положила
ее рядом с окурком первой.
-- Принц, -- произнесла Корделия. "Нельзя говорить о принце..."
-- Принц, -- повторила Мехта.
-- Нельзя говорить о принце. Эта гора трупов. -- Корделия щурилась от
едкого дыма. Дым? Странный, ядовитый дым от сигарет, которые закуривают и
больше ни разу не подносят ко рту...
-- Вы... одурманиваете... меня... -- Ее перешел в полупридушенный
вопль, и она, пошатываясь. поднялась на ноги. Воздух был густым как клей.
Мехта подалась вперед, приоткрыв рот от напряжения. Когда Корделия метнулась
к ней, она от неожиданности вскочила с кресла и попятилась.
Корделия смахнула прибор со стола и упала на пол следом за ним, колотя
его правой, здоровой рукой.
-- Нельзя говорить! Не надо больше смертей! Вы меня не заставите! Все
сорвалось... У вас это не пройдет, мне так жаль, сторожевой пес, помнит
каждое слово, простите, застрелить его, пожалуйста, поговорите со мной,
пожалуйста, выпустите меня, пожалуйста выпустите выпуститеменя...
Мехта пыталась поднять ее с полу, что-то приговаривая, успокаивая ее.
До Корделии долетали обрывки фраз, пробивающиеся сквозь ее собственный
лепет:
-- ...не должны были... идиосинкразическая реакция... очень необычная.
Пожалуйста, капитан Нейсмит, лягте, успокойтесь...
В пальцах Мехты что-то сверкнуло. Ампула.
-- Нет! -- закричала Корделия, переворачиваясь на спину и отбрыкиваясь.
Она попала по руке врача, и ампула пролетела через всю комнату, закатившись
под низенький столик.
-- Не надо лекарств, не надо, нет, нет, нет...
Сквозь оливковый загар Мехты проступила зеленоватая бледность.
-- Хорошо! Успокойтесь! Просто лягте... вот так, хорошо...
Она кинулась к кондиционеру, включив его на полную мощность, и затушила
вторую сигарету. Воздух быстро очистился.
Корделия лежала на кушетке, пытаясь выровнять дыхание и дрожа. Так
близко... она была так близка к тому, чтобы предать его... а ведь это был
только первый сеанс. Постепенно она остыла, в голове слегка прояснилось.
Она села и спрятала лицо в ладонях.
-- Это была грязная уловка, -- монотонно проговорила она.
Мехта улыбнулась, с трудом скрывая возбуждение.
-- Ну, возможно, отчасти. Но это был невероятно продуктивный сеанс.
Гораздо более продуктивный, чем я ожидала.
"Еще бы, -- думала Корделия. -- Небось, наслаждалась моим спектаклем?"
Опустившись на колени, Мехта собирала обломки своего записывающего
устройства.
-- Простите за разбитый прибор. Не представляю, что нашло на меня. Я
уничтожила ваши результаты?
-- Да, вы должны были просто заснуть. Странная реакция. Но все в
порядке. -- Она победоносно вытащила вытащила из обломков неповрежденный
картридж с данными и осторожно положила его на стол. -- Вам не придется
проходить через это снова. Все данные целы. Отлично.
-- И какие же предварительные выводы вы делаете? -- сухо
поинтересовалась Корделия, не отнимая рук от лица.
Мехта разглядывала ее с профессиональным интересом.
-- Вы, без сомнения, самый сложный случай, с каким мне доводилось
сталкиваться. Но теперь-то у вас должны исчезнуть последние сомнения в том,
что барраярцы... э-э... насильственно изменили ваше мышление. Прибор
буквально зашкаливало. -- Она уверенно кивнула.
-- Знаете, -- сказала Корделия, -- Я не восторге от ваших методов. Я
питаю... особое предубеждение к использованию на мне наркотических
препаратов без моего согласия. Я думала, это противозаконно.
-- Но иногда необходимо. Данные гораздо чище, если испытуемый не знает
о наблюдении. Это считается вполне этичным, если впоследствии согласие
получено.
-- Согласие задним числом, вот как? -- промурлыкала Корделия. Ярость и
страх двойной спиралью вились вдоль ее позвоночника, сжимая его все туже и
туже. Ей стоило больших усилий сохранять на лице улыбку, не позволяя ей
превратиться в оскал. -- Такая юридическая концепция мне никогда даже в
голову не приходила. Звучит... почти по-барраярски. Я не желаю, чтобы вы
мною занимались, -- резко добавила она.
Мехта сделала пометку в блокноте и с улыбкой подняла голову.
-- Это не выражение эмоций, -- подчеркнула Корделия. -- Это официальное
требование. Я отказываюсь принимать от вас дальнейшее лечение.
Мехта понимающе кивнула. Она что, глухая?
-- Колоссальный прогресс, -- радостно констатировала Мехта. -- Я и не
надеялась ближе чем через неделю обнаружить защитную реакцию отторжения.
-- Что?
-- Неужели вы думаете, что барраярцы, вложив в вас столько усилий, не
позаботились о том, чтобы обезопасить плоды своего труда? Конечно, вы
испытываете враждебность. Просто не забывайте, что это не ваши собственные
чувства. Завтра мы над ними поработаем.
-- Как бы не так! -- Мускулы на затылке были напряжены, как натянутая
струна. Голова раскалывалась от боли. -- Вы уволены!
-- О, превосходно! -- обрадовалась Мехта.
-- Вы слышали, что я сказала? -- воззвала к ней Корделия. Откуда
взялись эти визгливые нотки? Спокойно, спокойно...
-- Капитан Нейсмит, позвольте напомнить вам, что мы с вами -- не
простые штатские. Я состою с вами не в обычных юридических отношениях
"врач-пациент"; мы обе подчиняемся военной дисциплине, преследуя, как я имею
основания полагать, воен... Впрочем, не стоит об этом. Достаточно будет
сказать, что не вы меня нанимали, так что не вам меня увольнять. Значит, до
завтра.
Еще несколько часов после ее ухода Корделия продолжала сидеть, пялясь в
стену и бездумно постукивая по кушетке ногой, пока мать не вернулась домой
ужинать. На следующий день она спозаранку ушла из дому и гуляла весь день до
позднего вечера.
В тот вечер она, охваченная безмерной усталостью и изнывающая от
одиночества, засела за сочинение своего первого письма Форкосигану. Первый
вариант она выбросила, не дойдя и до половины, сообразив, что его почту
могут читать посторонние, возможно -- Иллиан. Вторая попытка была более
нейтральна. Она написала его от руки, на бумаге, и, убедившись, что ее никто
не видит, поцеловала листок, прежде чем запечатать его в конверт. А потом
сама же улыбнулась собственному сумасбродству. Доставка бумажного письма на
Барраяр обойдется дороже, чем передача электронного сообщения, но зато он
сможет подержать в руках листок, которого касалась она. Большей близости им
не дано.
Следующим утром Мехта связалась с нею по комму. Она жизнерадостно
сообщила Корделии, что та может расслабиться: возникли новые обстоятельства,
и сегодняшняя дневная встреча отменяется. О вчерашнем отсутствии Корделии
она даже не упомянула.
Сперва Корделия вздохнула с облегчением, но затем призадумалась. Чтобы
увериться в своей правоте, она снова ушла из дома. День можно было бы
назвать приятным -- если бы не стычка с журналистами, притаившимися в их
квартирной шахте, и сделанное уже ближе к вечеру открытие, что за ней
неотступно следуют двое мужчин в очень неприметных штатских саронгах.
Саронги были в моде в прошлом году, а сейчас последним писком была
экзотическая и причудливая раскраска по голому телу -- по крайней мере, для
самых отважных. Корделия, выделявшаяся из толпы своей старой бежевой
экспедиционной униформой, оторвалась от них, протащив через порнографическое
виртуальное шоу. Но в конце дня, когда она прогуливалась по зоопарку Силика,
они объявились снова.
На следующий день, точно в назначенное Мехтой время, раздался звонок в
дверь. Корделия неохотно отправилась открывать. "Как я выдержу это сегодня?
-- размышляла она. -- Мне отказывает вдохновение. Так устала..."
У нее оборвалось сердце. Это что за новости? В дверях стояли Мехта,
коммодор Тейлор и здоровенный медтехник. Вот этот, решила Корделия, глядя на
него снизу вверх, вполне мог бы справиться даже с Ботари. Слегка
попятившись, она проводила их в гостиную. Мать улизнула на кухню, якобы
приготовить кофе.
Коммодор Тейлор уселся и нервно прочистил горло.
-- Корделия, боюсь, я должен сообщить вам нечто неприятное.
Примостившись на подлокотнике кресла и непринужденно покачивая ногой,
Корделия оскалилась в попытке изобразить хладнокровную улыбку:
-- С-свалили на вас грязную работу, да? Одна из радостей командования.
Ладно, рассказывайте.
-- Мы намерены попросить вас согласиться на госпитализацию для
дальнейшего лечения.
Приехали. У нее начали подергиваться мышцы живота; хорошо, что на ней
была свободная рубашка -- может, они и не заметят.
-- О? Зачем это? -- спросила она как можно небрежнее.
-- Мы опасаемся... мы всерьез опасаемся, что программирование мышления,
которому подвергли вас барраярцы, было гораздо более обширным, чем
предполагали ранее. По правде сказать, мы считаем... -- он помедлил, набирая
в грудь воздуха, и наконец выдохнул: -- ...что они пытались завербовать вас.
"Это было комментаторское или королевское "мы", Билл?"
-- Пытались или действительно завербовали?
Тейлор отвел глаза. Мехта приструнила его холодным взглядом.
-- В этом наши мнения разделились...
"Обратите внимание, дети, как тщательно он избегает местоимения "я",
предполагающего личную ответственность -- отсюда следует, что
подразумевается самое худшее "мы" из всех, виноватое "мы"... Что за пакость
они задумали?"
-- ...Однако письмо, которое вы позавчера отправили барраярскому
адмиралу, Форкосигану... Мы решили сперва дать вам шанс объяснить это.
-- П-понятно. -- "Да как вы посмели!" -- Это было неофициальное
п-письмо. Полагаю, вы знаете, что Форкосиган уже вышел в отставку. Но,
возможно, -- она наградила Тейлора убийственным взглядом, -- вы сочтете
нужным объяснить, по какому праву вы перехватываете и читаете мою личную
переписку?
-- Крайние меры безопасности. В связи с войной.
-- Война закончена.
Он смутился:
-- Но шпионаж продолжается.
Вероятно, так оно и есть. Она нередко размышляла над тем, как Эзару
Форбарре удалось узнать о плазменных зеркалах, которые до войны были
наиболее засекреченным оружием в арсенале Беты. Ее нога выстукивала нервную
дробь. Корделия утихомирила ее.
-- Мое письмо. -- "Мое сердце на бумаге... Бумага оборачивает
камень..." Она старалась говорить спокойно. -- И что же вы узнали из моего
письма, Билл?
-- Ну, в этом вся проблема. Над ним два дня работали наши лучшие
криптографы, наши самые мощные компьютерные программы. Проанализировали его
вплоть до молекулярной структуры бумаги. И если честно, -- он с раздражением
покосился на Мехту, -- я не уверен, что они что-то обнаружили.
"Верно, -- думала Корделия, -- они и не могли ничего найти. Секрет
заключался в поцелуе. А это не предмет для молекулярного анализа".
Она мрачно вздохнула.
-- Вы его отправили, когда закончили... изучать?
-- Ну... боюсь, после этого от него мало что осталось.
"Ножницы режут бумагу..."
-- Я не шпионка. Д-даю слово.
Мехта подняла настороженный взгляд.
-- Я и сам с трудом в это верю, -- сказал Тейлор. Корделия попыталась
удержать его взгляд, но он отвел глаза. "Ты действительно веришь мне", --
подумала она.
-- Что будет, если я откажусь от лечения?
-- Тогда я, как ваш командир, могу приказать вам сделать это.
"Скорее я увижу тебя в аду... нет. Спокойно. Надо сохранять
спокойствие, продолжать забалтывать их -- может, еще удастся вывернуться из
этой западни".
-- Даже если это противоречит вашему личному мнению?
-- Это вопрос государственной безопасности. Боюсь, что личные мнения
здесь недопустимы.
-- Да ладно вам. Говорят, даже капитан Негри иногда позволяет себе
выносить личные суждения.
Она сказала что-то не то. Температура в комнате резко упала.
-- Откуда вы знаете про капитана Негри? -- ледяным тоном
поинтересовался Тейлор.
-- Все знают Негри. -- Они продолжали таращиться на нее. -- Ой, да
бросьте! Если бы я была агентом Негри, вы бы никогда об этом не узнали. Он
не настолько некомпетентен!
-- Как раз напротив, -- отрывисто проговорила Мехта, -- мы считаем, что
он настолько искусен, что это вы никогда не узнали бы об этом.
-- Чушь! -- возмутилась Корделия. -- Да с чего вы взяли?
Мехта ответила буквально, игнорируя риторический тон вопроса:
-- Моя гипотеза состоит в том, что вы -- возможно, неосознанно --
находитесь под властью этого зловещего и загадочного адмирала Форкосигана.
Программирование началось во время вашего первого пленения и, по всей
видимости, было завершено в ходе прошлой войны. Вам было предназначено стать
ключевой фигурой в новой агентурной сети Барраяра, которая заменила бы собой
прежнюю, разоблаченную совсем недавно. Вероятно, вы стали бы агентом-кротом,
внедренным в систему и остающимся незадействованным годами, прежде чем не
наступит некий решающий момент...
-- Зловещий? -- вклинилась Корделия. -- Загадочный? Это Эйрел-то? Вот
смех! -- "Просто плакать хочется..."
-- Очевидно, что он держит вас под своим контролем, -- безмятежно
заключила Мехта. -- Вы, по всей видимости, запрограммированы подчиняться ему
беспрекословно.
-- Я не компьютер. -- Она снова принялась постукивать ногой. -- И Эйрел
-- единственный человек, который никогда ни к чему меня не принуждал.
Полагаю, это вопрос чести.
-- Вот видите? -- сказала Мехта, обращаясь к Тейлору; на Корделию она
даже не взглянула. -- Все сходится.
-- Только если вы стоите на голове! -- воскликнула взбешенная Корделия.
Она бросила на Тейлора свирепый взгляд. -- Я не обязана выполнять этот
приказ. Я могу подать заявление об отставке.
-- Нам не обязательно ваше согласие, -- спокойно ответила Мехта, --
даже как гражданского лица. Нам достаточно согласия вашего ближайшего
родственника.
-- Моя мать никогда так со мной не поступит!
-- Мы уже подробно побеседовали с ней обо всем. Она очень за вас
тревожится.
-- П-понятно. -- Корделия внезапно притихла, бросив взгляд в сторону
кухни. -- А я-то думала, отчего она так долго возится с кофе. Совесть
мучает, да? -- Она тихонько замурлыкала какую-то мелодию, затем смолкла. --
Вы, ребята, и впрямь отлично подготовились. Перекрыли все выходы.
Тейлор выдавил улыбку, пытаясь ее успокоить:
-- Вам нечего опасаться, Корделия. Самые лучшие специалисты будут вас
иссле... обследовать...
"Обрабатывать", -- подумала Корделия.
-- А когда курс терапии будет завершен, вы сможете вернуться к прежней
жизни, как если бы всего этого никогда и не было.
"Значит, сотрете меня? Сотрете его... Заанализируете меня до смерти,
как мое несчастное любовное послание".
Она печально улыбнулась ему в ответ.
-- Извините, Билл. Мне вдруг представилась жуткая картинка, как с меня
сдирают слой за слоем, словно с луковицы в поисках семян.
Он ухмыльнулся:
-- У луковиц нет семян, Корделия.
-- Спасибо, просветил, -- сухо ответила она.
-- И, честно говоря, -- продолжал он, -- если вы правы и мы
заблуждаемся... то быстрее всего вы это докажете, сотрудничая с нами. -- И
он умиротворяюще улыбнулся.
-- Да, это верно... -- Но как насчет такого пустяка, как гражданская
война на Барраяре? Этого небольшого камушка преткновения? Бумага оборачивает
камень...
-- Мне очень жаль, Корделия. -- Он говорил искренне.
-- Да ничего, все нормально.
-- Это была действительно хитроумная уловка со стороны барраярцев, --
задумчиво проговорила Мехта. -- Спрятать агентурную сеть за любовной
историей. И я могла бы даже поверить в нее, будь герои немного
правдоподобнее.
-- Да, -- сердечно согласилась Корделия, внутренне корежась от ярости.
-- С трудом верится. что тридцатичетырехлетняя женщина может влюбиться, как
девчонка. Совершенно неожиданный... дар, в моем-то возрасте. И еще более
неожиданный в сорок четыре, насколько я понимаю.
-- Именно, -- подтвердила Мехта, довольная понятливостью Корделии. --
Кадровый офицер средних лет -- не слишком подходящая фигура для романа.
Тейлор, стоявший позади нее, открыл было рот, словно желая что-то
сказать, но потом передумал и углубился в изучение собственных ногтей.
-- Думаете, вы сможете излечить меня от этого? -- спросила Корделия.
-- О да.
-- Понятно. -- "Сержант Ботари, где же ты? Слишком поздно". -- Вы не
оставляете мне выбора. Интересно.
"Тяни время, -- нашептывал внутренний голос. -- Жди подходящего случая.
Если он не подвернется, устрой его сама. Представь, что это Барраяр, где все
возможно".
-- Можно мне п-принять душ? П-переодеться, собрать вещи? Насколько я
понимаю, это затянется надолго.
-- Разумеется. -- Тейлор и Мехта обменялись взглядом облегчения.
Корделия мило улыбнулась.
Доктор Мехта прошла за ней в спальню без санитара. "А вот и
благоприятная возможность", -- промелькнуло в мозгу у Корделии. Даже голова
закружилась.
-- Хорошо, -- сказала она, закрывая дверь. -- Мы можем поболтать, пока
я собираюсь.
"Сержант Ботари... есть время говорить, и есть время, когда даже самые
лучшие слова не помогут. Ты был неразговорчив, но ты никогда не подводил.
Жаль, что я не сумела понять тебя по-настоящему. Слишком поздно..."
Мехта уселась на кровать -- видимо, чтобы понаблюдать за экспонатом
своей коллекции, извивающемся на