ами в столицу. - Я слишком дорого за нее заплатила, - призналась Корделия. - Это тоже в русле традиций. - Губы Эйрела изогнулись в насмешливой улыбке. - Карин погибла. Застрелили в суматохе. Я не смогла ее спасти. - Ясно. Он снова заглянул ей в глаза, словно спрашивая: "С тобой все в порядке?" - и, видимо, прочитал отрицательный ответ. - Господа, будьте любезны выйти на несколько минут. Я хочу остаться наедине с женой. В шуме отодвигаемых стульев Корделия расслышала, как кто-то пробормотал: - Ну и храбрец! Она посмотрела на офицеров Фордариана, пятившихся от стола. - Господа, я советую вам, когда совещание возобновится, сдаться без всяких условий на милость лорда Форкосигана. - "Возможно, у него она еще осталась. У меня - нет". - Мне надоела ваша глупая война. Заканчивайте ее. Граф Петер, проходя мимо, опасливо покосился на свою невестку. Корделия с горечью улыбнулась ему. - Похоже, я тебя недооценил, - пробормотал он. - Больше никогда не пытайтесь мне мешать. И не приближайтесь к моему сыну. Взгляд Эйрела остановил ярость, грозившую выплеснуться из чаши ее гнева. Они с отцом обменялись осторожными кивками, словно дуэлянты - формальными поклонами. - Ку, - сказал Форкосиган, поглядывая на отвратительный предмет у своего локтя, - распорядись, пожалуйста, чтобы эту штуку унесли в морг. В качестве настольного украшения она мне не нравится. Пускай полежит в морозильнике, пока не представится возможность захоронить ее вместе с остальным телом. Где бы оно ни было. - Вы уверены, что не хотите оставить ее здесь, чтобы штабисты Фордариана были сговорчивей? - спросил Куделка. - Уверен, - твердо ответил Форкосиган. - Она уже оказала достаточное воздействие. Куделка взял у Корделии мешок и брезгливо поймал им голову Фордариана. Эйрел еще раз осмотрел измученный отряд, отметив горе Друшикко, безостановочные судороги Ботари. - Дру, сержант. Можете идти мыться и есть. Явитесь ко мне, когда закончатся переговоры. Друшикко кивнула, сержант отдал честь, и оба вышли следом за Куделкой. Когда они остались вдвоем, Корделия бросилась к мужу и упала к нему на колени как раз в тот миг, когда он начал вставать. Оба шлепнулись на стул, чуть не опрокинув его. Они обнялись так крепко, что им пришлось чуть разжать руки, чтобы поцеловаться. - Больше никогда, - прохрипел Эйрел, - не выкидывай таких номеров. - А ты не создавай такой необходимости. - Договорились. Он сжал голову жены ладонями, жадно пожирая ее взглядом. - Я так боялся за тебя, что забыл бояться за твоих противников. Мне следовало бы помнить. Милый капитан! - Одна я ничего бы не сделала. Дру была моими глазами, Ботари - правой рукой, а Куделка - нашими ногами. Ты должен простить ему эту самоволку. Мы его вроде как похитили. - Я знаю. - Он рассказал тебе о Падме? - Да. - Эйрел горестно вздохнул, уходя мыслями в прошлое. - Мы с Падмой единственные выжили в тот день, когда Ури Безумный убивал потомков принца Ксава. Мне было одиннадцать, а Падме год - совсем младенец... С тех пор я всегда считал его младенцем. Пытался за ним присматривать... А теперь я остался один. Работа Ури почти завершена. - Элен Ботари. Ее надо выручить. Она в тысячу раз важнее, чем куча форов во дворце. - Мы сейчас этим занимаемся, - уверил он ее. - Это самое важное - теперь, когда ты устранила императора Вейдла. - Он помолчал, медленно улыбнувшись. - Боюсь, ты шокировала моих барраярцев, милая. - Почему? Они что, думали, жестокость - их монополия? Последние слова Фордариана тоже были об этом. "Вы же бетанка. Вы не можете". - Чего не можешь? - Наверное, он сказал бы: "Это сделать". Если бы успел. - Хорошенький трофей ты везла по монорельсовой дороге. А если бы кто-нибудь попросил тебя открыть мешок? - Открыла бы. - С тобой... все в порядке, милая? - Несмотря на улыбку, его голос звучал серьезно. - Ты хочешь спросить, не свихнулась ли я? Есть немного. Больше, чем немного. - У нее тряслись руки, и это продолжалось уже целые сутки - почему-то... я была уверена, что мне надо забрать с собой эту голову. Не то, чтобы я действительно собиралась прибить ее на стену резиденции Форкосиганов рядом с охотничьими трофеями твоего отца. Хотя это тоже неплохая мысль... Наверное, я не сознавала, почему так уцепилась за нее - пока не вошла в этот зал. Если бы я ворвалась сюда с пустыми руками, сказала всем этим людям, что убила Фордариана, и объявила об окончании войны, кто бы мне поверил? Разве что ты... - Может быть, еще Иллиан. Он видел тебя в деле. Ну а другие... Да, пожалуй, ты права. - А кроме того, мне вспомнились какие-то обрывки древней истории. Кажется, тогда было принято выставлять на всеобщее обозрение головы убитых правителей, чтобы не появилось самозванцев. А здесь у вас как раз похожий случай. - Сопровождавшие тебя охранники сообщили, что ты вызволила репликатор. Он работал? - Сейчас Вааген его проверяет. Майлз жив. Отрицательные последствия пока неизвестны. Да, вот еще что: оказывается, это Фордариан натравил на нас Ивона Форхаласа. Не напрямую, а через какого-то агента. - Иллиан так и предполагал. Эйрел крепче обнял жену. - Насчет Ботари, - сказала она. - Он совсем плох. Сильное перенапряжение. Ему нужно настоящее лечение - медицинское, а не политическое. Эта блокировка памяти - просто спектакль ужасов. - Она спасла ему жизнь. Это был наш компромисс с Эзаром. Тогда у меня не было власти. Сейчас - другое дело. - Уж пожалуйста. Он смотрит на меня, как пес на свою хозяйку - это его собственные слова. А я с ним так и обошлась. Я обязана ему... всем. Но я его боюсь. Почему он так зациклился на мне? Форкосиган глубоко задумался: - У Ботари... совсем не развито ощущение собственного "я". Нет надежного центра. Когда я впервые с ним столкнулся, он был совсем болен и его личность чуть не расщепилась на множество кусочков. Будь он получше образован и не так искалечен, он мог стать бы идеальным разведчиком, тайным агентом. Он - хамелеон. Зеркало. Он становится тем, чего от него ожидают. Думаю, это происходит бессознательно. Моему отцу нужен преданный слуга - и Ботари всерьез играет эту роль. Форратьеру нужно чудовище - и Ботари становится насильником и палачом. И жертвой. Мне требовался хороший солдат - и Ботари стал для меня таким. А ты... ты - единственный человек из всех, кого я знаю, кто видит в Ботари героя. Он цепляется за тебя, потому что ты создаешь из него гораздо более привлекательную личность, чем он мог бы надеяться. - Эйрел, но это же безумие! - Разве? - Он зарылся лицом в ее волосы. - Кстати, он - не единственный, на кого ты так странно действуешь, милый капитан. - Боюсь, я не в лучшей форме, чем Ботари. Из-за моей неосторожности погибла Карин. Кто скажет об этом Грегору? Если бы не Майлз, я бы все бросила. И не подпускай ко мне твоего отца, а то в следующий раз я его в клочья разорву, честное слово. Ее снова начало трясти. - Ш-ш. - Он покачал Корделию на коленях, как ребенка. - Предоставь мне закончить уборку, ладно? Ты мне доверяешь? Мы постараемся извлечь пользу из этих жертв. Чтобы они не были напрасными. - Я вся в грязи. Меня тошнит. - Конечно. Так бывает с большинством нормальных людей, возвращающихся из боя. Очень знакомое состояние. - Он помолчал. - Но если бетанка могла вести себя по-барраярски, то, может быть, и барраярцы могут стать похожими на бетанцев? Перемены возможны. - Перемены неизбежны, - заявила она. - Но ты не можешь идти к ним так, как шел Эзар. Время Эзара миновало. Тебе надо найти собственный путь. Переделай этот мир так, чтобы Майлз смог в нем выжить. И Элен. И Айвен. И Грегор. - Слушаю и повинуюсь, миледи. На третий день после гибели Фордариана столица сдалась войскам лорда-регента - хотя и не без единого выстрела, но все же без такого кровопролития, какого опасалась Корделия. С боем пришлось занимать только здание Генерального штаба и императорский дворец. Гостиницу с заложниками гарнизон сдал в целости и сохранности после нескольких часов интенсивных тайных переговоров. Граф Петер предоставил Ботари однодневный отпуск "для устройства домашних дел", и сержант сам отвез в Форкосиган-Сюрло маленькую Элен и ее нянюшку. Впервые с момента возвращения Корделия спокойно проспала ночь. Лорд Ивон Форхалас командовал наземными войсками в столице и руководил последней обороной центра космической связи в помещении Генерального штаба. Он был пристрелен собственными подчиненными за отказ капитулировать в обмен на амнистию. В каком-то смысле, Корделия была даже рада, что он погиб. Аристократа, виновного в государственной измене, барраярский закон присуждал к публичному раздеванию и голодной смерти в клетке на городской площади. Такова была традиция, и покойный император Эзар неукоснительно ей следовал. Корделия только молила Бога, чтобы этот национальный обычай забылся за время правления Грегора. Оставшись без вождя, мятежная Коалиция сразу же распалась на партии и течения. Какой-то излишне самоуверенный фор в городе Федерстоке поднял знамя и провозгласил себя императором, наследником Фордариана. В этом качестве самозванец продержался меньше тридцати часов. Граф одной из прибрежных провинций, верный союзник Фордариана, покончил с собой, не дожидаясь ареста. Его смерть имела бурные последствия: некая антифоровская группа, воспользовавшись неразберихой, провозгласила независимую республику. Новый граф, пехотный полковник, принадлежавший к боковой ветви семейства и совершенно не ожидавший титула, был искренне возмущен таким безобразием и с солдатской прямотой принялся наводить порядок в своих владениях. Форкосиган предоставил действовать ему и его полиции, оставив имперским войскам лишь "задачи, не относящиеся к внутренним делам провинций". - Нельзя останавливаться на полдороге, - мрачно бормотал граф Петер, негодуя по поводу такой деликатности. - Шаг за шагом, - сурово ответил ему сын, - и я обойду вокруг света. Вот увидишь. На пятый день в столицу доставили Грегора. Он долго и горько плакал, узнав о смерти матери. Когда мальчик немного успокоился, его вывезли к войскам - в специальной машине, защищенной колпаком силового поля. Официально эта поездка считалась инспекционной, но ее действительной целью было показать солдатам живого и невредимого императора и рассеять наконец слухи о его гибели. Корделия поехала с ним. Тихое горе мальчика надрывало ей сердце, но все же она была уверена, что правда лучше любых недомолвок. Если бы во время поездки ей пришлось выносить бесконечные вопросы Грегора о том, когда он увидит мать, она бы просто не выдержала. Карин похоронили публично, хотя и гораздо менее пышно, чем при более спокойных обстоятельствах. Уже во второй раз за этот год Грегору пришлось подносить огонь к прощальному костру. Форкосиган попросил Корделию помочь мальчику держать факел (надо сказать, что ей самой эта честь представлялась совершенно излишней - после того, что она сделала с дворцом). Грегор крепко цеплялся за ее руку. - А меня они тоже убьют? - шепотом спросил он. В вопросе звучал не страх, а только мрачное любопытство. Отец, дед, мать - этот ребенок потерял за один год всех. Неудивительно, что он чувствовал себя под угрозой, хоть и не слишком хорошо понимал, что такое смерть. - Нет, - твердо ответила она, сжимая его плечико. - Я им не позволю. Да простит ее Господь - это пустое уверение почему-то успокоило его. "Я буду заботиться о твоем мальчике, Карин", - пообещала Корделия, когда пламя взметнулось вверх. Эта клятва была гораздо более ценной, чем любые прощальные дары, брошенные в костер, потому что неразрывно привязала ее к этой жестокой планете. Жар от огня почему-то немного умерил неотступную головную боль. Душа Корделии походила на измученную улитку, спрятавшуюся в раковину оцепенения. Весь остаток церемонии она двигалась, как автомат, лишь изредка подмечая, насколько бессмысленно все происходящее. Барраярские форы кланялись ей в этот день особенно низко. "Наверное, решили, что лучше не дразнить такую опасную психованную бабу..." Но тут до нее внезапно дошло, что эта преувеличенная любезность говорит об искреннем уважении! От такого открытия Корделия рассвирепела. Вся отвага и выносливость Карин не принесли ей славы, кровавые роды леди Форпатрил были приняты как должное, но стоит только отрубить башку какому-то идиоту - и ты превращаешься в заметную личность! О Господи! По возвращении домой Форкосигану пришлось чуть ли не целый час успокаивать ее - с Корделией случилась форменная истерика. Но он стойко выдержал все. - Ты собираешься как-то этим воспользоваться? - спросила она, затихнув от усталости. - Этим моим... новым статусом? - Я готов воспользоваться чем угодно, - негромко ответил он, - лишь бы это помогло мне через пятнадцать лет посадить Грегора на трон ответственным и компетентным правителем. Я буду пользоваться тобой, собой - всем, чем понадобится. Было бы невыносимо заплатить так дорого и потерпеть неудачу. Корделия вздохнула и вложила пальцы в его руку. - В случае катастрофы можешь пожертвовать и тем, что от меня осталось. Так принято на Бете. Копейка к копейке... Эйрел беспомощно улыбнулся. Стоя лицом к лицу, они на секунду прижались лбами, словно поддерживая друг друга. - ...проживет семейка. Ее мысленная клятва на похоронах превратилась в реальность, когда они с Эйрелом, как супружеская пара, решением Совета графов были официально назначены опекунами Грегора. Почему-то опекунство было юридически отделено от регентства. Премьер-министр Фортела прочел Корделии длинную лекцию о том, что ее новая должность не дает ей никаких прав на вмешательство во внешнюю или внутреннюю политику. Ей поручалось управлять родовыми владениями графов Форбарра, не входившими в собственность империи, а также заведовать прислугой Грегора и его образованием. - Но, Эйрел, - сказала пораженная Корделия, - Фортела специально подчеркнул, что у меня нет никакой политической власти. - Фортела... не всеведущ. Давай просто скажем, что он подразумевал лишь формы власти, которые держатся на силе. Да и возможности твои не так уж широки: в возрасте двенадцати лет Грегор отправится в подготовительную школу при Академии. - Но разве они не понимают?.. - Я понимаю. И ты. Этого достаточно. 20 Одним из первых своих распоряжений Корделия снова приставила Друшикко к Грегору, чтобы мальчик не терял эмоциональной связи с прошлым. Но и сама она вовсе не собиралась отказываться от общества девушки, к которой глубоко привязалась. К тому же, вняв наконец настойчивым уговорам Иллиана, Эйрел перебрался в императорский дворец, так что никаких препятствий для ежедневных встреч не было. И уж совсем хорошо стало у Корделии на душе, когда лейтенант Куделка и Друшикко объявили о своей предстоящей свадьбе, которую решено было сыграть через месяц после Зимнепраздника. Корделия предложила себя в качестве свахи, но почему-то Ку и Дру в один голос поспешно отказались от ее услуг, хотя и горячо благодарили. Смирившись перед непостижимыми тонкостями барраярских обычаев, Корделия уступила эту роль опытной даме, которую наняли молодые люди. Корделия часто виделась с Элис Форпатрил - теперь они навещали друг друга запросто, без церемоний. Маленький Айвен хоть и не мог пока стать поддержкой для матери, но занимал ее мысли, пока она медленно приходила в себя после перенесенных потрясений. Он быстро рос, хотя и был слишком капризен - Корделия быстро поняла, что это реакция на беспрестанное кудахтанье матери. Айвену не помешала бы пара-тройка братьев и сестер, решила Корделия, глядя, как Элис позволяет сыну карабкаться себе на плечо и прыгать оттуда. Прекрасная вдова уже сейчас предавалась мечтам, как юный лорд с блеском выдержит вступительные экзамены в Императорскую военную академию. Но, увидев фотографию свадебного платья Друшикко, леди Форпатрил разом позабыла и о своем трауре, и о разработке мельчайших деталей грядущей карьеры Айвена. - Нет, нет, ни в коем случае! - воскликнула она, в ужасе отшатываясь. - Столько кружев - ты будешь похожа на взлохмаченного белого медведя. Шелк, милочка, волны струящегося шелка - вот что тебе нужно. С этой минуты Элис уже не могла остановиться. Не имевшая ни матери, ни сестер Друшикко не нашла бы себе более опытного консультанта для подготовки к свадьбе. Кончилось тем, что леди Форпатрил включила сделанное по ее эскизу платье в список своих свадебных подарков. Кроме него, там значился "скромный летний домик", оказавшийся на деле просторным коттеджем на западном побережье. Настанет лето - и мечта Дру исполнится: они с Куделкой окажутся вдвоем на берегу моря. Корделия усмехнулась и купила девушке ночную рубашку и пеньюар с таким количеством кружевных воланов, что они удовлетворили бы и самую изголодавшуюся по кружевам душу. Лорд-регент предоставил для свадьбы Пурпурный зал императорского дворца. Этим он убивал двух зайцев - порадовал молодых и избавил от лишних забот службу безопасности, поскольку лорд и леди Форкосиган должны были присутствовать на свадьбе в числе главных свидетелей. Корделия подумала, что, если ведомство Иллиана занимается подготовкой свадьбы - это добрый знак. Просмотрев список гостей, Эйрел улыбнулся: - Ты заметила, - сказал он Корделии, - что тут представлены все классы? Год назад такой прием был бы невозможен. Сын бакалейщика и дочь рядового. Они оплатили свой праздник кровью, но, может быть, в дальнейшем такого можно будет добиться и мирными успехами. Медицина, образование, техника, предпринимательство... Не устроить ли нам прием для библиотекарей? - А эти ужасные ведьмы, жены приятелей твоего отца, не будут возмущаться из-за чрезмерного прогрессизма? - Когда нас поддержит Элис Форпатрил? Не посмеют. Приготовления покатились, как снежный ком. Еще за неделю до торжества Ку и Дру охватила паника, и они уже начали всерьез подумывать, не спастись ли им бегством от своих слишком рьяных помощников. Но это намерение осталось неосуществленным. Главная дворцовая экономка летала по залам и коридорам, радостно повторяя: - Подумать только, а я-то боялась, что с переездом адмирала у нас тут будут обедать только эти зануды из Генерального штаба! Наконец наступил желанный день и час. В Пурпурном зале, на узорном паркете, выложили большой круг из крашеного зерна, а вокруг него - звезду с четырьмя лучами по числу родителей и главных свидетелей. По барраярскому обычаю, брак считается заключенным после того, как жених и невеста произнесут обеты, стоя посередине круга. Ни священника, ни судьи не требовалось, а на тот случай, если кто-нибудь из молодых забудет слова, была предусмотрена должность специального свадебного суфлера. А если переволновавшаяся пара забудет, куда следует ступать, на помощь должен был прийти приставленный к каждому друг, проводив своего подопечного на должное место. Такой свадебный обряд показался Корделии чрезвычайно практичным - и к тому же это великолепное торжество. Улыбающийся Эйрел указал Корделии на отведенный ей луч звезды и занял свой. Леди Форпатрил настояла, чтобы Корделия сшила себе новое платье, расцветка и покрой которого как нельзя лучше гармонировали с красно-синим дворцовым мундиром Эйрела. Взволнованный и гордый отец невесты, тоже в красно-синем, занял еще один луч. Как ни странно, именно военные, которых Корделия всегда считала косными и сверх меры приверженными к иерархии, оказались во главе движения к равенству. Эйрел называл это подарком цетагандийцев - их вторжение способствовало продвижению по службе самых храбрых и талантливых, в какой бы семье они ни родились. Волны этих перемен до сих пор расходились кругами по всему барраярскому обществу. Сержант Друшикко оказался совсем не таким высоким и плечистым, как ожидала Корделия. Благодаря то ли генам матери, то ли лучшей еде все дети сержанта были заметно выше отца. Три брата, в чинах от капитана до капрала, получили увольнения, чтобы присутствовать на свадьбе сестры, и теперь стояли в большом внешнем круге среди других свидетелей, рядом с взволнованной младшей сестрой Куделки. Матушка лейтенанта, улыбавшаяся сквозь слезы, стояла на четвертом луче звезды. На ней было синее платье очень красивого оттенка. Корделия даже заподозрила, что неугомонной Элис Форпатрил удалось каким-то образом добраться и до нее. Куделка вошел первым, опираясь на свою трость в новых ножнах и на руку сержанта Ботари. Ботари нарядился в самый парадный вариант ливреи графа Петера и развлекал своего молодого друга, нашептывая ему на ухо всякие глупости вроде: "Если вас сильно затошнит, лейтенант, нагните голову пониже". От одной этой мысли Ку позеленел, что совершенно не подходило к его красно-синему мундиру. Все головы дружно повернулись ко входу. "О Боже!" Элис Форпатрил не ошиблась в выборе платья. Друшикко грациозно вплыла в зал, стройная и сияющая, как яхта под парусами: кремовый шелк, золотистые волосы, голубые глаза, белые, синие и красные цветы... Она встала рядом с Куделкой, и все увидели, как он высок и статен. Леди Форпатрил, проводив невесту до внутреннего круга, отпустила ее руку тем жестом, каким богиня-охотница выпускает белого сокола. Молодые ухитрились произнести обеты, ни разу не заикнувшись и не потеряв сознания, и даже сумели скрыть смущение, произнося вслух свои нелюбимые имена: Клемент и Люймилла. ("Мои братья звали меня "Люй", - призналась Друшикко Корделии накануне, - и рифмовали с "плюй". И с другими противными словами". "Для меня ты всегда будешь Дру", - пообещал Куделка.) Обряд завершился. Эйрел, на правах старшего свидетеля, разорвал круг одним движением ноги и вывел новобрачных. Теперь можно было переходить к музыке, танцам, еде и питью. Стол ломился от яств, на хорах играли лучшие музыканты, а количество и разнообразие напитков было поистине барраярским. Бокалы наполнили лучшим вином из погребов графа Петера. После первого тоста Корделия подошла к Ку и сообщила ему на ухо кое-какие научно подтвержденные сведения относительно влияния этанола на половую функцию. Подумав, Ку перешел на минеральную воду. - Ты жестокая женщина, - улыбнувшись, прошептал ей на ухо Эйрел. - Просто я забочусь о Дру, - так же тихо отозвалась она. Чему Корделия была очень рада, так это возможности перекинуться несколькими словами с Ботари. С тех пор как Форкосиган-младший поселился отдельно от отца, она лишь изредка виделась с сержантом. - Ну, как дела у Элен - теперь, после возвращения? А мистрис Хисопи - она уже пришла в себя? - Обе здоровы, миледи. - Ботари кивнул и почти улыбнулся. - Я был у них пять дней тому назад, когда граф Петер ездил проведать своих лошадей. Элен... э-э... ползает. Стоит на минуту отвернуться, а она уже в другом конце комнаты. - Он нахмурился. - Надеюсь, Карла Хисопи будет внимательно смотреть за ней. - Она благополучно провела Элен через Фордарианову войну, значит, с ползанием она справится не хуже. Отважная женщина. Ей следовало бы дать медаль. Ботари наморщил лоб: - Не думаю, чтобы это было для нее так уж важно. - И я тоже не думаю. Надеюсь, она знает, что может обращаться ко мне, если ей что-то понадобится. В любое время. - Да, миледи. Но пока у нас все в порядке. - В его словах прозвучало что-то вроде гордости. - Зимой в Форкосиган-Сюрло очень тихо. И чисто. Самое подходящее место для маленького ребенка. Корделия почти услышала, как он мысленно добавил: "Не то что караван-сарай..." - Я хочу, чтобы у нее было все, как положено, - продолжал Ботари. - Даже отец. - А вы как? - Новое лекарство лучше прежних. И мне больше не кажется, что голова набита ватой. И ночами я сплю. А приносит ли оно еще какую-нибудь пользу - не знаю. Корделия полагала, что польза есть - сержант выглядел уравновешенным и спокойным, он почти утратил свою угрожающую напряженность. И все равно именно Ботари первым из присутствующих посмотрел в сторону столов и спросил: - Разве ему еще не пора спать? Одетый в пижаму Грегор крался вдоль края стола, надеясь, прежде чем его заметят и выставят вон, набить оба кармана разными лакомыми кусочками. Корделия добралась до императора первой, а уж за ней подоспели запыхавшаяся горничная и перепуганный охранник, которые в этот день заменяли Друшикко. За ними следом бежал бледный как полотно Саймон Иллиан. Когда над Грегором нависли пыхтящие взрослые, он спрятался за юбкой Корделии. Друшикко, заметившая, как Иллиан дотронулся до своего наручного комма, побледнел и куда-то устремился, в силу привычки мгновенно очутилась рядом с ним. - Что случилось? - Как он улизнул? - зарычал Иллиан, наступая на горничную и охранника. Те залепетали что-то невнятное о том, что "мы думали, что он уснул" и "не сводили с него глаз". - Он не улизнул, - ядовито вмешалась Корделия. - Это - его дом. Он должен иметь возможность свободно перемещаться по своему жилью - иначе зачем тогда держать на стенах такую кучу охранников? - Друши, можно мне побыть на твоей свадьбе? - взмолился Грегор, отчаянно пытаясь отыскать авторитет посильнее Иллиана. Друшикко посмотрела на своего начальника. Тот досадливо нахмурился. Не дав ему раскрыть рта, Корделия решила вопрос: - Да, можно. В итоге император потанцевал с новобрачной, съел три пирожных с кремом и, довольный, был унесен в постель. А вечер покатился дальше, набирая обороты веселья. - Танцуете, миледи? - с надеждой спросил Эйрел у Корделии. Решится ли она попробовать? Оркестр играл медленный танец отражений - надо полагать, она сумеет не сбиться. Корделия кивнула, и Эйрел, осушив бокал, вывел ее на вощеный паркет. Шаг, поворот, взмах руки... Сосредоточившись, она сделала неожиданное и очень интересное открытие: вести в этом танце мог любой из партнеров, и если оба были внимательны и быстро реагировали, то со стороны не замечалось никакой разницы. Она попробовала несколько собственных поворотов и приседаний - и Эйрел ловко ей подыграл. Они перекидывали инициативу, как теннисный мячик, и игра становилась все интереснее - пока не кончилась музыка и силы. На улицах Форбарр-Султана уже таял последний снег, когда капитан Вааген позвонил Корделии из госпиталя. - Пора, миледи. Я сделал все, что можно было сделать in vitro. Плаценте уже десять месяцев, и она явно стареет. И компенсировать это с помощью репликатора больше нельзя. - Ну так когда? - Хорошо бы завтра. В ту ночь она почти не спала. На следующее утро вся семья отправилась в Императорский госпиталь: Эйрел, Корделия, граф Петер в сопровождении Ботари... Корделия была не в восторге от присутствия свекра, но ничем не выдала своих чувств, памятуя, что худой мир лучше доброй ссоры. Иного выхода просто не было - пока старик не соизволит помереть, ей от него не избавиться. Их вражда огорчает Эйрела - так пусть по крайней мере вина за это лежит на Петере, а не на ней. "Делай, что хочешь, старик. Твое будущее могу тебе подарить только я. Мой сын поднесет факел к возжиганию в твою память". А вот Ботари она очень обрадовалась. Лаборатория Ваагена занимала целый этаж в новом здании исследовательского комплекса. Корделия переместила его из старой лаборатории, чтобы капитана не мучили воспоминания: в один из своих первых визитов после возвращения в Форбарр-Султан она нашла Ваагена чуть ли не в слезах. Работать он не мог, объявив, что каждый раз, как входит в это помещение, перед глазами у него встает картина ужасной смерти доктора Генри. Даже самые тихие звуки заставляли Ваагена вздрагивать. - Я же разумный человек, - хрипло пожаловался он. - Не думал, что подвластен глупым суевериям. И Корделия помогла ему принести возжигание покойному на лабораторной горелке, а переезд замаскировала под повышение. Новая лаборатория была светлой, просторной, и ничьи духи тут не витали. Прибытия Форкосиганов ожидала целая толпа заинтересованных медиков - акушеры, гинекологи, хирурги, включая доктора Риттера, будущий лечащий врач Майлза и его же хирург-консультант. Смена караула. Родителям понадобилось чуть ли не применить силу, чтобы пробиться поближе. Вааген суетился, счастливый и важный. Он все еще не снял черной повязки, прикрывающей глаз, но пообещал Корделии, что в ближайшее время соберется сделать последнюю операцию. Техник вкатил маточный репликатор, и Вааген замешкался, словно решая, как облечь должной торжественностью то, что, как знала Корделия, было самым простым делом. Решив ограничиться небольшой лекцией для коллег, он подробно описал им состав гормонов и питательных веществ, вводимых в соответствующие трубки, растолковал показания приборов, обрисовал происходящее внутри репликатора отделение плаценты и охарактеризовал различия между репликаторными и естественными родами. Впрочем, о некоторых отличиях Вааген умолчал. "На это следовало бы посмотреть Элис", - подумала Корделия. Заметив, что она наблюдает за ним, Вааген смущенно замолчал и улыбнулся. - Леди Форкосиган, - он указал на крышку репликатора, - не хотите ли взять честь на себя? Она протянула руку, помедлила и обернулась к мужу. - Эйрел? Он шагнул вперед. - Ты уверена, что я смогу? - Если ты в состоянии откупорить консервную банку, то и это тоже можешь. Оба взялись за запоры и одновременно отодвинули их, подняв герметичную крышку. Доктор Риттер шагнул вперед и точным движением виброскальпеля рассек толстый войлочный слой питающих капилляров. Он высвободил крошечное существо из последнего слоя биологической упаковки, очистил ему рот и нос от жидкости перед первым изумленным вдохом. Обхватившая плечи Корделии рука Эйрела сжалась так сильно, что ей стало больно. Он судорожно сглотнул и поморгал, чтобы вернуть обычную сдержанность своему лицу, сияющему торжеством и болью. "С днем рождения, - подумала Корделия. - Что ж, цвет у него вполне нормальный". К сожалению, больше похвалиться было нечем. Контраст с младенцем Айвеном был потрясающий. Несмотря на дополнительные недели вынашивания - десять месяцев против нормальных девяти, - Майлз едва достигал половины роста Айвена при рождении. Тельце ребенка было скрюченным и сморщенным, позвоночник заметно деформирован, а подтянутые к животу ножки не желали разгибаться. Пол был мужской - вот тут сомневаться не приходилось. Но первый крик Майлза был тоненьким и слабым, совершенно не похожим на гневный голодный вопль Айвена. Корделия услышала, как за ее спиной разочарованно фыркнул граф Петер. - Он получал достаточно питания? - спросила она у Ваагена, с трудом удерживаясь, чтобы не повысить голос. Вааген беспомощно пожал плечами: - Столько, сколько мог усвоить. Педиатр и хирург положили Майлза под согревающую лампу и начали осмотр. Корделия и Эйрел стояли по обе стороны от них. - Этот изгиб распрямится сам собой, миледи, - указал педиатр, - но нижнюю часть позвоночника надо прооперировать как можно раньше. Вы были правы, Вааген - процедура для максимального развития черепа запаяла бедренные суставы. Вот почему ноги закрепились в таком положении, милорд. Операция освободит кости, но до этого он не сможет ни ползать, ни ходить. Я не рекомендую делать эту операцию в первый год жизни, пусть ребенок сначала окрепнет и наберет вес... Хирург, проверявший ручки младенца, вдруг чертыхнулся и схватился за медсканер. Майлз тихо мяукнул. У Корделии оборвалось сердце. - Дьявольщина! - сказал хирург. - У него сломано предплечье. Вы правы, Вааген, кости у ребенка ненормально хрупкие. - По крайней мере, они у него есть, - вздохнул Вааген. - Был момент, когда мне казалось, что их не будет. - Будьте осторожны, - сказал хирург, - особенно с головой и позвоночником. Если остальные кости такие же плохие, придется придумать какие-то средства... Граф Петер повернулся и зашагал к двери. Эйрел стиснул зубы и, извинившись, последовал за отцом. Сердце Корделии разрывалось на части, но, убедившись, что на ручку уже наложили иммобилизатор и что теперь врачи будут поосторожнее. Она оставила их и пошла за Эйрелом. Разъяренный граф метался по коридору; сын стоял перед ним, напряженный и натянутый как струна. Сержант Ботари безмолвным свидетелем маячил на заднем плане. Граф заметил ее. - Ты! Ты меня водила за нос. И это ты называешь "прекрасным лечением"? Ха! - Лечение и в самом деле было прекрасным. Майлз, несомненно, в гораздо лучшем состоянии, чем был. Никто не гарантировал нам безупречного ребенка. - Ты лгала! И этот проклятый лекарь тоже лгал! - Нет, - возразила Корделия. - Я пыталась вам точно рассказывать о ходе экспериментов Ваагена. Он достиг того, что обещал. - Я знаю, чего ты добиваешься, - но это не пройдет! Я только что сказал ему, - он ткнул пальцем в сторону Эйрела, - что с меня довольно. Я больше не желаю видеть этого мутанта. Никогда. Пока он жив - если он будет жить, а он кажется мне довольно хилым, - не приводите его к моим дверям. Бог свидетель, я не позволю делать из меня дурака. - Это совершенно излишне, - огрызнулась Корделия. Граф ощетинился, но решил не ронять свое достоинство спором с безродной инопланетянкой и опять повернулся к сыну: - А ты, ты - безвольная тряпка... Если бы твой старший брат был жив... Он резко оборвал свою речь - но было уже поздно. Лицо Форкосигана-младшего стало серым. Такое Корделия видела только дважды - и оба раза он был готов на убийство. Заложив руки за спину, Эйрел с силой переплел пальцы. Корделия заметила, что они побелели и дрожат. Вскинув голову, он шепотом проговорил: - Если бы мой брат был жив, он был бы безупречен. Вы так считали, я так считал, и император Ури тоже так считал. И вот вам пришлось довольствоваться объедками с кровавого пиршества, сыном, которого не заметили убийцы Ури Безумного. Мы - Форкосиганы, мы умеем обходиться малым. - Он заговорил еще тише. - Но мой первенец будет жить. Я не подведу его во второй раз. Второго шанса вы не получите, сэр. Стиснутые за спиной руки разжались. Чуть заметным движением головы он как бы отмел и отца, и все те слова, которые тот мог бы сказать. Вторично потерпев поражение и явно страдая из-за своей промашки, граф искал, на ком бы выместить все свое возмущение и обиду. Взгляд его упал на Ботари, невозмутимо наблюдавшего за происходящим. - И ты здесь! Ты тут с самого начала замешан. Ты шпионил за мной в пользу моего сына? Кому принадлежит твоя верность? Ты подчиняешься мне или ему? В глазах Ботари вспыхнул странный огонек. Он склонил голову в сторону Корделии: - Ей. Старик так изумился, что даже не сразу обрел дар речи. - Прекрасно! - выдавил он наконец. - Пусть она тебя и получит. Чтоб я больше не видел твоей физиономии. В мой дом не возвращайся. Эстергази доставит тебе твои пожитки еще до темноты. Граф резко повернулся и зашагал прочь. Но весь драматизм ухода был непоправимо нарушен тем, что он, не выдержав, оглянулся, прежде чем повернуть за угол. Эйрел устало вздохнул. - Ты считаешь, он на этот раз серьезно? - спросила Корделия. - Это его "никогда в жизни"? - Государственные дела вынудят нас общаться, и он это знает. Пусть посидит дома и насладится тишиной. А там посмотрим. - Он невесело улыбнулся. - Пока мы живы, покинуть поле боя невозможно. - Похоже, что так. - Она виновато посмотрела на Ботари. - Извините, сержант. Я и не знала, что граф может выгнать своего вассала, принесшего клятву верности. - На самом деле не может, - объяснил Форкосиган. - Ботари просто перевели на службу другой ветви нашей семьи. К тебе. "Именно то, о чем я всегда мечтала, - свое собственное чудовище. Только вот что с ним делать - держать в шкафу?" Корделия задумчиво потерла переносицу, потом посмотрела на свою руку. Руку, которая лежала на руке Ботари, сжимавшей рукоять шпаги. Так. И так. - Лорду Майлзу понадобится телохранитель, правда? Эйрел с интересом наклонил голову: - Конечно, дорогая. На лице Ботари вдруг отразилась такая напряженная надежда, что у Корделии перехватило дыхание. - Телохранитель, - запинаясь, проговорил он, - и защитник. Никакие подонки не смогут его обидеть, если... вы разрешите мне помочь, миледи. - Это будет... - "немыслимо, глупо, опасно, безответственно", - ...прекрасно, сержант. Его лицо осветилось, словно вышло солнце. - Мне можно приступить сейчас? - Почему бы и нет? - Тогда я буду дожидаться вас там. - Ботари кивнул в сторону лаборатории и проскользнул в дверь. Корделия зримо представила, как он стоит, прислонившись к стене, сама бдительность... Надо надеяться, что его злобная физиономия не напугает врачей до такой степени, что они уронят своего хрупкого пациента. Эйрел обнял жену. - У вас, бетанцев, есть сказки о ведьмах, которые делают детям волшебные подарки? Она приникла щекой к его мундиру. - Не знаю, преподнес ли твой отец Ботари в качестве благословения или проклятия. Но зато я уверена, что сержант никому не позволит обидеть Майлза. Никому. Какие странные подарки получил наш цыпленок. Они вернулись в лабораторию и внимательно выслушали окончание лекции о потребностях и неудачах Майлза, согласовали сроки первых процедур и потеплее закутали малыша, чтобы везти домой. Он был такой крошечный, такой невесомый, что Корделия испытала мгновенный приступ паники, впервые взяв сына на руки и баюкая этот хрупкий комочек. "Верните его в репликатор еще лет на восемнадцать, мне такое не по силам..." Дети могут и не быть благословением, но сотворить их, а потом подвести - это значит навлечь на себя проклятие. Даже Петер это понимает. Эйрел распахнул перед ними дверь. "Добро пожаловать на Барраяр, сынок. Войди в этот странный мир - мир богатства и нищеты, взрывных перемен и незыблемых традиций. Родись - и еще раз родись. Получи имя (а "Майлз" означает "солдат"), но не позволяй ему стать твоим предопределением. Получи искалеченное тело - в обществе, где ненавидят мутации и презирают калек. Получи титул, богатство, власть - и всю ненависть, которая им сопутствует. Получи бесконечные операции и процедуры. Унаследуй целый сонм друзей и врагов, которых нажил не ты. Получи деда, выходца из преисподней. Терпи боль, найди радость, отыщи свой собственный смысл - потому что Вселенная его тебе не подарит. Будь движущейся мишенью - но живи. Живи. Живи". ЭПИЛОГ. ФОРКОСИГАН-СЮРЛО, ПЯТЬ ЛЕТ СПУСТЯ - Чертов Вааген, - бормотала на бегу Корделия. - Даже не предупредил, что этот сорванец будет таким подвижным. Она промчалась по лестнице, пересекла кухню и выбежала на террасу. Быстро осмотрела лужайки, рощу, скользнула взглядом по длинному озеру, сверкавшему под летним солнцем. Нигде никого. Из-за угла показался Эйрел в старых форменных брюках и линялой рубашке. Заметив Корделию, он недоуменно развел руками. - Там его нет. - В доме тоже. Как ты думаешь, куда он мог удрать - наверх или вниз? Где маленькая Элен? Держу пари, он там же, где она. Я запретила ему спускаться к озеру без взрослых, но уж не знаю... - Вряд ли они на озере, - сказал Эйрел. - Они и так все утро плавали. Я специально засек время: за пятнадцать минут он пятнадцать раз умудрился взобраться на причал и спрыгнуть вниз. Помножь это на три часа. - Значит, наверху, - решила Корделия, и они поплелись в гору по усыпанной гравием дорожке. - И подумать только, - задыхаясь пробормотала Корделия, - я молилась, чтобы он поскорее научился ходить! - Ничего удивительного - пять лет его энергия была скована, а теперь вырвалась на свободу, - серьезно объяснил Эйрел. - Хорошо, что она нашла выход, а не превратилась в отчаяние. Какое-то время я этого боялся. - Да. Ты заметил, что после последней операции он стал меньше болтать? Сначал