ерта слишком близко. - Ты кого-нибудь встретил на тропинке? Отвечай "да" или "нет". - Да. - Кого? Спросите его, кого! - зашептал взволнованный врач. Майлз предупреждающе поднял руку. - Отлично. Можете вводить нейтрализатор, доктор Ди. - Разве вы не собираетесь об этом спросить? Это же чрезвычайно важно! - Не могу. Я дал слово. Вводите нейтрализатор, доктор! Озадаченный Ди прижал инъектор к запястью пациента, и уже через несколько секунд полузакрытые глаза Лэма распахнулись. Он выпрямился на стуле, растирая себе руку и лицо. - Кого вы встретили на тропинке? - напрямую спросил Ди. Лэм не ответил и посмотрел на Майлза, ожидая помощи. Ди тоже на него посмотрел: - Почему вы не захотели его спрашивать? - Потому что мне это не нужно, - сказал Майлз. - Я совершенно точно знаю, кого Лэм встретил на тропинке и почему он пошел дальше, а не вернулся. Человек, который шел ему навстречу, убил Райну. Как я очень скоро докажу. И - засвидетельствуйте мои слова, вы, Кейрел, и вы, матушка Кейрел - эта информация получена не от Лэма. Подтвердите! Кейрел медленно кивнул: - Понимаю, милорд. Вы... очень добры. Майлз взглянул ему прямо в глаза, напряженно улыбаясь: - А когда для вас тайна перестала быть тайной? Кейрел покраснел и минуту не отвечал. Потом он сказал: - Вы можете продолжать так, как начали, милорд. Сдается мне, теперь уже поздно идти на попятную. - Да, вы правы. Майлз послал гонцов: матушку Кейрел в одном направлении, Зеда - в другом, Кейрела и его старшего - в третьем. Пим и Ди приглядывали за Лэмом. Жена старосты вернулась первой, ведя за собой матушку Журик и двух из ее сыновей. Мать кинулась к Лэму и обняла его. Младшие братья держались позади, но Пим уже занял позицию между ними и дверью. - Все в порядке, ма, - похлопал ее по спине Лэм. - По крайней мере, со мной все в порядке. Я чист. Лорд Форкосиган мне верит. Не выпуская руки Лэма, женщина сердито посмотрела на Майлза. - Но ты ведь не дал лорду-мутанту напичкать тебя своим ядом? - Это не яд, - поправил ее Майлз. - На самом деле эта штука спасла жизнь вашему сыну, так что вернее было бы считать ее лекарством. Однако, - тут он сурово повернулся к двум младшим братьям Лэма и скрестил руки на груди, - я хотел бы знать, кто из вас, юных идиотов, бросил этой ночью мне на палатку факел? Младший из двух побледнел. Тот, что постарше, успел издать возмущенный возглас, но, заметив лицо брата, замолк на полуслове. - Ты?! - в ужасе прошипел он. - Не бросал я, - заныл младший. - Никто не бросал! Майлз поднял брови. Наступило короткое напряженное молчание. - Ну, пусть тогда этот никто извиняется перед старостой и матушкой Кейрел, - проговорил Майлз, - поскольку это их сыновья спали в палатке. Я с моими людьми ночевал на чердаке. Мальчишка в ужасе открыл рот. Самый младший из сыновей Кейрела раздулся от гордости и важно прошептал: - Ты, Доно! Идиотина, ты что, не знал, что палатка не загорится? Это же настоящая армейская! Майлз заложил руки за спину и пронзил Журиков ледяным взглядом: - Это было покушение на жизнь наследника вашего графа, что по закону считается таким же преступлением, как покушение на самого графа, и карается смертной казнью. Или, может, Доно об этом не подумал? Тут никакого суперпентотала не требовалось: парень совершенно не умел врать. Матушка Журик, не отпуская Лэма, схватила теперь за руку и Доно. В эту минуту она походила на курицу, застигнутую грозой и старающуюся спрятать под крыльями весь свой многочисленный выводок. - Я не пытался вас убить, лорд! - в смятении воскликнул Доно. - А что же ты тогда пытался сделать? - Вы же ловили моего брата Лэма. Я хотел заставить вас уехать. Хотел спугнуть вас. Я не думал, что кто-то взаправду пострадает... Ведь это же была только палатка! - Насколько я понял, ты еще никогда не видел пожара. А вы видели, матушка Журик? Мать Лэма растерянно кивнула, явно разрываясь между стремлением защитить сына и желанием отлупить его. - Ну так вот, если бы не случайность, ты мог бы убить или ужасно покалечить трех своих друзей. Пожалуйста, поразмысли над этим. Ввиду твоего малолетства и... э-э... явной умственной отсталости, я не буду выдвигать обвинения в предательстве своего сюзерена. Вместо этого староста Кейрел и твои родители будут в дальнейшем отвечать за твое хорошее поведение и решат, как тебя следует наказать. Матушка Журик растаяла от облегчения и благодарности, а у Доно вид был такой унылый, словно он предпочел бы расстрел. Брат ткнул его в бок и прошептал: - Умственно отсталый! Тут матушка Журик отвела душу, закатив дразнилке звонкую оплеуху. - А как насчет лошади, милорд? - напомнил Пим. - В том деле я их не подозреваю, - медленно ответил Майлз. - Попытка поджечь палатку - просто ребячья глупость. А это - совсем другое... Зед, которому разрешили воспользоваться лошадью Пима, вернулся с Харрой. Женщина вошла в дом, увидела своего мужа и остановилась, пристально глядя на него. Лэм стоял перед ней, опустив руки, с обидой в глазах. - Так, лорд, - произнесла Харра, - значит, вы его поймали... - Не совсем, - ответил Майлз. - Он сам пришел сюда. Он сделал заявление под действием суперпентотала и оправдан. Лэм не убивал Райны. Харра поворачивалась то в одну, то в другую сторону. - Но я видела, что он там был! Он оставил свою куртку и забрал с собой свою лучшую пилу и рубанок. Я знаю, что он возвращался, пока меня не было. Ваша сыворотка неправильная! Майлз покачал головой: - Сыворотка подействовала прекрасно. А вот ты ошибаешься. Лэм действительно заходил в твое отсутствие, но, когда он ушел, Райна была жива и громко плакала. Убийца - не Лэм. Харра покачнулась. - Тогда кто же? - По-моему, ты догадываешься, но изо всех сил стараешься этого не признавать. Вот откуда твоя настойчивость. Пока ты не позволяла себе усомниться в том, что убийца - Лэм, тебе не надо было думать о других вариантах. - Но кому еще было до этого дело? - воскликнула Харра. - Кто еще дал бы себе труд?.. - Действительно, кто? - вздохнул Майлз. Он подошел к окну и выглянул во двор. Туман почти рассеялся под ярким утренним солнцем. Внезапно лошади перестали есть и забеспокоились. - Доктор Ди, приготовьте, пожалуйста, вторую дозу суперпентотала. Майлз повернулся и прошел к очагу, где еще теплились угли; их слабый жар приятно прогревал его кривую спину. Ди озирался по сторонам, держа в руке инъектор. Он явно не понимал, кто должен стать его следующей жертвой. - Милорд? - Разве вам это не очевидно, доктор? - небрежно спросил Майлз. - Нет, милорд, - с негодованием отозвался Ди и насупился. - А тебе, Пим? - Не совсем, милорд, - промямлил телохранитель, и его взгляд вместе с парализатором неуверенно обратился к Харре. - Наверное, это потому, что вы оба не были знакомы с моим дедом, - задумчиво произнес Майлз. - Он умер как раз перед тем, как вы поступили на службу к отцу, Пим. Граф Петер Форкосиган родился в самом конце Периода Изоляции; на его глазах прошли все мучительные перемены, которые выпали Барраяру за эти сто лет. Деда называли последним из старых форов, но на самом деле он был первым из новых. Он менялся вместе со временем - от кавалерийских эскадронов до звеньев флайеров, от шпаг до ядерного оружия - и менялся успешно. Наша сегодняшняя свобода - верное свидетельство того, как яростно он умел приспосабливаться, а потом отбрасывать все и приспосабливаться снова. В конце жизни деда считали консерватором, но только потому, что очень многие на Барраяре обогнали его, промчавшись мимо в том самом направлении, куда он вел, толкал, тянул и указывал всю свою жизнь. Он менялся, и приспосабливался, и гнулся под ветром перемен. А потом, когда генерал состарился, - ведь мой отец был его младшим сыном и единственный остался в живых, а женился только в зрелом возрасте, - на него обрушился я. И ему надо было снова меняться. А он уже не мог. Дед умолял, чтобы моя мать сделала аборт. Ведь они заранее более или менее точно узнали, как будет поврежден эмбрион. Мои родители и генерал пять лет после моего рождения были в ссоре. Они не встречались, не разговаривали, не имели друг с другом связи. Когда отец стал регентом, он поселился в императорском дворце, и все думали, что адмирал Форкосиган подбирается поближе к трону. На самом деле им с матерью было негде больше жить - граф, мой дед, запретил отцу пользоваться особняком Форкосиганов. Такой вот скандал в благородном семействе... У нас в роду по наследству переходят язвы желудка - мы их дарим друг другу. Майлз прошелся к окну и выглянул. - Примирение наступило постепенно, когда стало ясно, что другого сына у моих родителей не будет, - продолжал он. - Никаких театральных сцен, конечно. Помогло то, что благодаря врачам я начал ходить. К тому же тесты показали мою сообразительность. А самое главное - дед никогда не видел, чтобы я сдавался. Никто не осмелился прервать этот монолог, хотя на лицах слушателей отражалось почтительное недоумение. Майлз умолк, и в наступившей тишине громко прозвучали чьи-то шаги по дощатому настилу крыльца. Пим тихо вышел вперед и взял под прицел дверь. - Доктор Ди, - сказал смотревший в окно Майлз. - Будьте добры ввести суперпентотал первому, кто войдет в дверь, - сразу же, как только этот человек появится. - Вы не будете ждать согласия, милорд? - На этот раз нет. Дверь распахнулась, и врач шагнул вперед. Зашипел инъектор. Матушка Маттулич повернулась к Ди так резко, что подол ее рабочего платья хлестнул по икрам с набухшими венами. - Ты посмел! - взвизгнула она, занося руку для удара. Ди отпрянул, а старуха потеряла равновесие и покачнулась. Шедший за ней староста Кейрел подхватил ее и удержал. - Ты посмел! - теперь уже взвыла матушка Маттулич, обернулась и увидела не только Ди, но и всех прочих - матушку Журик, матушку Кейрел, Лэма, Харру, Пима. Плечи у нее ссутулились, и тут начал действовать препарат. Старуха застыла на месте. Глупая ухмылка на ее жестком лице боролась с отчаянием. От этой улыбки Майлза затошнило, но именно она и была ему нужна. - Усадите ее, - велел он. Старуху подвели к стулу, с которого так недавно встал Лэм Журик. Она отчаянно сопротивлялась действию сыворотки: приступы ярости сменялись вялым послушанием. Постепенно послушание взяло верх, матушка Маттулич обмякла и теперь только бессильно ухмылялась. Майлз тайком взглянул на Харру. Та стояла молчаливая и бледная, целиком отгородившись от окружающих. ...В течение нескольких лет после примирения Майлза не оставляли наедине с дедом без охранника. Сержант Ботари носил ливрею графа, но был предан одному только Майлзу. Он был единственным человеком, достаточно свирепым и бесстрашным (как некоторые говорили, достаточно безумным), чтобы противостоять самому великому генералу. Майлз решил, что незачем объяснять слушателям, какой именно случай заставил его родителей считать присутствие сержанта Ботари необходимой предосторожностью. Пусть незапятнанная репутация генерала Петера послужит его внуку - послужит так, как он сочтет нужным. Лэм опустил голову. - Если бы я знал... Если бы я вовремя догадался... Я бы не оставил их одних, милорд. Но я подумал, что бабушка о ней позаботится. Я не мог... я не знал, как... Харра даже не взглянула на него. - Давайте закончим с этим, - вздохнул Майлз. Он снова назначил официальных свидетелей из числа собравшихся в комнате и предупредил, чтобы его не прерывали, поскольку это путает допрашиваемого. Облизав губы, он повернулся к старухе и повторил весь ряд стандартных нейтральных вопросов: имя, год рождения, имена родителей, факты биографии... Успокоить матушку Маттулич оказалось труднее, чем готового сотрудничать Лэма - ее ответы были неровными, отрывистыми, и Майлз с трудом подавил нетерпение. Несмотря на кажущуюся легкость, допрос с суперпентоталом требует от следователя умения и выдержки. Сейчас нельзя рисковать. Постепенно он подошел к первым важным вопросам. - Где вы были, когда родилась Райна? Голос старухи звучал теперь тихо и плавно, даже сонно. - Роды начались ночью. Лэм пошел за Джин, повитухой. Сын повитухи должен был позвать меня, но заснул. Я туда попала только утром, и было уже поздно. Они все видели. - Что видели? - Кошачий рот, гадкую мутацию. Чудовище! Их надо вырезать. Гадкий человечишка. - Майлз понял, что последние слова относились к нему. Старуха не сводила с него завороженных глаз. - Мутанты рождают новых мутантов, они плодятся, плодятся... Я видела, как ты смотришь на наших девушек. Ты хочешь сделать им мутантов, заразить нас всех... Пора возвращать ее к главному. - Вы когда-нибудь оставались с младенцем после этого? - Нет. Джин - она от нее не отходила. Джин меня знает, она понимала, чего я хочу. Не ее дело, проклятой. И Харра тоже все время тут вертелась. Харра не должна... С чего это она так легко отделается? Зараза-то ведь в ней. Наверное, получила от своего отца, я спала только с ее отцом - и они все оказались плохие, кроме одной-единственной. Майлз моргнул: - Кто оказался плохой? Кейрел сжал губы. Поймав на себе взгляд Майлза, староста уставился в пол, словно устраняясь от всего происходящего. Лэм и остальные парнишки слушали, разинув рты; Харра не шевелилась. - Все мои дети, - сказала матушка Маттулич. Тут Харра резко подняла голову. Глаза ее округлились. - Харра была не единственным вашим ребенком? - спросил Майлз. Очень трудно заставить свой голос звучать спокойно и хладнокровно, когда так и подмывает заорать. Ему хотелось сбежать отсюда... - Конечно, нет. Я думала, она мой единственный чистый ребенок. Я так думала, но, значит, и в ней прятался яд. А я-то на коленях благодарила Бога, когда она родилась чистая. Наконец чистый ребенок, после стольких уродов, после такой боли... Я думала - мое наказание закончилось. Но, значит, она все-таки была мутант: тайный, хитрый... - Сколько, - с трудом выдавил Майлз, - сколько у вас было детей? - Четыре, не считая Харры, моей последней. - И вы убили всех четырех? Краем глаза он заметил, что староста медленно кивнул, все так же глядя в пол. - Нет! - сказала матушка Маттулич. На миг сквозь туман суперпентотала прорезалось возмущение. - Двое уже родились мертвыми: первый и тот, весь перекрученный. А того, у которого было слишком много пальцев на руках и ногах, и того, с огромной головой, тех я вырезала. Вырезала. Моя мать - она проследила, чтобы я все сделала, как надо. Харра... Харра слишком легко отделалась. Я сделала все за нее. - Так что на самом деле вы убили не одного младенца, а трех? - ледяным голосом спросил Майлз. Самые молодые из присутствующих - сыновья Кейрела и братья Журики - явно были в ужасе, а старшее поколение дружно прятало глаза. Да, они наверняка все знали. - Убила? - сказала матушка Маттулич. - Нет! Я их вырезала. Так надо. Надо было сделать то, что положено. - Она гордо подняла голову, потом снова ее опустила. - Убила моих детей ради, ради... Я не знаю, ради кого. А теперь вы называете меня убийцей? Будьте вы прокляты! Какой мне теперь толк в вашем правосудии? Оно мне было нужно тогда! Где вы были тогда? - Старуха вдруг неожиданно разрыдалась, а потом столь же мгновенно пришла в ярость: - Если мои дети должны были умереть, то ее - тоже! Почему она должна так легко отделаться? Я ее избаловала... Я хотела, как лучше... я старалась делать, как лучше, это несправедливо... Суперпентотал с этим не справлялся... Нет, решил Майлз, он все-таки действует, но ее чувства слишком сильны. А если увеличить дозу (с риском остановки дыхания), то эмоциональные пики выровняются, но признание не станет более полным. Его трясло, и он только надеялся, что окружающие этого не видят. Пора заканчивать. - Почему вы сломали Райне шею, а не перерезали горло? - Из-за Харры! - Она не должна была знать, - объяснила матушка Маттулич. - Бедная девочка. Ей будет казаться, что мутант просто умер... Майлз посмотрел на Лэма, на старосту Кейрела: - Похоже, это мнение разделял еще кое-кто. - Я не хотел, чтобы она услышала это от меня, - стойко повторил Лэм. - Я надеялся уберечь ее от двойного горя, милорд, - сказал Кейрел. - Ей пришлось пережить такое... Майлз встретился взглядом с Харрой. - По-моему, вы все ее недооцениваете. Ваша чрезмерная мягкость оскорбительна для ее разума и воли. Она из стойкого рода, эта женщина. Харра глубоко вздохнула, стараясь справиться с дрожью, и коротко кивнула, словно говоря: "Спасибо, человечек". Он ответно наклонил голову: "Да, я понимаю". - Я еще не вынес окончательного решения по этому делу, - сказал Майлз, - но в одном я клянусь: время круговой поруки миновало. Больше не будет тайных ночных преступлений. Настал день. И кстати о ночных преступлениях. - Он снова повернулся к матушке Маттулич. - Это вы пытались прошлой ночью перерезать горло моей лошади? - Я, - охотно согласилась старуха. - И перерезала бы, но она все вставала на дыбы. - В чем же виновата лошадь?! Он не мог скрыть раздражения, хотя учебники рекомендовали вести допрос спокойным, ровным голосом. - До тебя мне было не добраться, - просто ответила матушка Маттулич. Майлз потер лоб и недоуменно пробормотал: - Это что же, ритуальное убийство? - Ты, ты, - проговорила старуха, и ее отвращение пробилось даже сквозь тошнотворный оптимизм суперпентотала, - ты хуже всех. Сколько я пережила, сколько было горя, и вот являешься ты. Нам всем в лорды дают мутанта и меняют все правила: мы преданы слабостью этой женщины из другого мира. Из-за тебя все это было зря. Ненавижу тебя. Грязный мутант... Голос ее перешел в невнятное пьяное бормотанье. Майлз сделал глубокий вдох и обвел взглядом всех присутствующих. Стояла глубочайшая тишина, которую никто не решался нарушить. - Полагаю, - сказал Майлз, - расследование можно считать законченным. Тайна гибели Райны была раскрыта, но, к сожалению, оставалась еще проблема правосудия. Он пошел прогуляться. Кладбище было всего лишь вырубкой в лесу, но в утреннем свете оно превратилось в царство покоя и красоты. Искрясь на солнце, неумолчно журчал ручей, а легкий ветерок, разогнавший остатки ночного тумана, шептал в листве деревьев. Крошечные однодневки, которых на Барраяре все, кроме биологов, называли жуками, стрекотали в зарослях кустарников. - Ну, Райна, - вздохнул Майлз, - что мне теперь делать? Пим задержался на краю вырубки, чтобы не мешать. - Ничего страшного, - успокоил Майлз крошечную могилку. - Пим и раньше заставал меня за разговором с мертвыми. Наверное, он считает меня психом, но он слишком хорошо вышколен, чтобы сказать это вслух. По правде говоря, выглядел Пим не слишком радостным, и даже не совсем здоровым; Майлзу было немного стыдно, что он вынудил его к этой прогулке. Сейчас сержанту следовало бы лежать в постели. Но Пим страдал не только от боли в ребрах - он замолчал с того часа, как Майлз добился признания от матушки Маттулич. В этом не было ничего удивительного. Пим был готов к тому, что ему придется стать палачом мужчины-детоубийцы, но перспектива исполнения приговора над полоумной старухой заметно выбила его из колеи. Впрочем, Майлз не сомневался, что Пим выполнит любой его приказ. Бродя по вырубке и изредка переворачивая камушки носком сапога, Майлз глядел на освещенный солнцем ручей и размышлял над причудами барраярского правосудия. Основной принцип ясен - дух важнее буквы, правда важнее процедуры. Прецедент считался менее важным, чем личное мнение судьи. Парадокс заключался в том, что судья не мог спрятаться за спасительными словами "закон гласит". Прозвучит голос только его, Майлза. Да и кому поможет смерть полусумасшедшей бабки? Харре? Отношения матери и дочери уже получили смертельную рану, он прочел это в глазах обеих женщин, но все же у Харры нет желания стать матереубийцей. Майлза это вполне устраивало: было бы трудновато сосредоточиться, если бы сейчас она стояла рядом, требуя мести... Хорошенькая награда за ее мужество. Райне? О! Это вопрос потруднее. - Я бы с удовольствием уложил старую каргу прямо у твоих ног, маленькая леди, - пробормотал Майлз. - Ты бы этого хотела? Тебе это поможет? Разве казнь старухи может стать тем приношением, какое он обещал? Таким, которое разнесется эхом по всей цепи Дендарийских гор? Должен ли он сделать этих людей марионетками в своем политическом спектакле? Или ему следует забыть о своей клятве? Он поднял камешек и с силой швырнул его в ручей. Повернув назад, Майлз обнаружил, что на краю кладбища его дожидается староста. Они медленно подошли друг к другу. - Такие-то дела, милорд, - сказал Кейрел. - Вот именно, - отозвался Майлз. - Вы пришли к какому-нибудь решению? - Не совсем. - Майлз огляделся. - Если не приговаривать преступницу к смерти, это покажется издевкой над правосудием, и в то же время... Я не вижу, кому поможет ее смерть. - Я тоже этого не знаю. Потому и старался все замять. - Нет... - медленно проговорил Майлз, - нет, тут вы были неправы. Во-первых, это чуть не сгубило Лэма Журика - был момент, когда я уже хотел вызвать сюда полицию. И во-вторых, ваше молчание делало его убийцей в глазах собственной жены. Правда всегда лучше, чем ложь. Хоть немного, но лучше. - Поначалу я не знал, чего от вас ждать, - признался Кейрел. Майлз покачал головой. - Я хотел бы вызвать перемены. Что-то сделать. Но теперь... Я не знаю. Староста наморщил лоб. - Но ведь мы меняемся. - Слишком мало. Слишком медленно. - Вы еще очень молоды, вот почему не видите, как сильно и как быстро. Посмотрите на разницу между Харрой и ее матерью! А если сравнить Мару Маттулич с ее родительницей... Вот уж была ведьма! - Староста содрогнулся. - Я ее прекрасно помню. А ведь она не была исключением - в свое время. Что там вызвать перемены! Да их уже не остановить, даже если кто попытается. Когда у нас, наконец, появится приемник спутниковой энергии и мы присоединимся к комм-сети, с прошлым будет покончено. Как только дети увидят будущее, их будущее, они ринутся за ним. Старики, вроде матушки Маттулич, уже не имеют над ними власти. И старики это прекрасно понимают, не сомневайтесь. Как вы думаете, почему мы до сих пор не обзавелись хотя бы самой слабенькой установкой? Дело не только в деньгах - старики сопротивляются. Они называют это развратом, пришедшим из космоса, но на самом деле они просто боятся будущего. - Сколько же еще надо сделать! - Дела у нас неважнецкие, это верно. Но у нас есть надежда. Вы даже не представляете, как много сделали одним своим приездом. - Ничего я не сделал, - горько сказал Майлз. - Только сидел да разговоры разговаривал. И сейчас, похоже, все кончится тем же. А потом уеду восвояси. Проклятье! Староста поджал губы, посмотрел себе под ноги, потом вдаль, на вершины холмов. - Вы каждую минуту что-то для нас делаете. Лорд-мутант. Вы что, невидимка? Майлз осклабился. - Кейрел, я - целый оркестр. Я - парад из одного человека! - Как вы выражаетесь - "вот именно". Что ж, это хорошо. Простым людям нужны необычные примеры. Чтобы каждый сказал себе: ну, уж если он может вот это, то я, конечно же, могу вон то. И никаких оправданий. - Да, никаких оправданий, никакой жалости. Мне эта игра знакома, я играю в нее всю жизнь. - По-моему, - сказал Кейрел, - вы нужны Барраяру. И как раз таким, какой вы есть. - Барраяр сожрет меня, если сможет. - Верно, - подтвердил Кейрел, глядя вдаль. - Потом он перевел взгляд на окружавшие их могилы. - Но ведь в конце концов он проглатывает нас всех, правда? Вы переживете стариков. Майлз указал на маленький холмик. - Не говорите мне, кого я переживу. Скажите Райне. Кейрел ссутулился: - Верно. Это правда. Выносите приговор, милорд. Я вас поддержу. Крыльцо теперь превратилось в трибуну, а внизу, во дворе, собралась целая толпа: староста с женой, их сыновья, все Журики, большинство стариков, которые накануне были на вечеринке, мужчины, женщины и дети. Харра сидела в стороне от всех. Временами Лэм пытался взять ее за руку, но по тому, как она отстранялась, было видно, что ей неприятны эти прикосновения. Обвиняемая была выставлена на всеобщее обозрение рядом с Майлзом, молчаливая и угрюмая, а по обе стороны от нее стояли Пим и смущенный помощник старосты. Майлз поднял голову, и в подбородок ему уперся высокий воротник парадного мундира, отглаженного и начищенного стараниями сержанта. Знают ли эти люди, что он честно заработал свой мундир, или они уверены, что это просто подарок его отца? Впрочем, наплевать, что они думают. Майлз выпрямился и сжал руками перила. - Я завершил расследование обвинений, принесенных Харрой Журик графскому суду, относительно убийства ее дочери Райны. По совокупности улик, показаниям свидетелей и по ее собственному признанию я нашел виновной в этом убийстве Мару Маттулич: она свернула младенцу шею, сломав позвонки. Впоследствии она попыталась скрыть свое преступление, несмотря на то, что это поставило ее зятя Лэма Журика в смертельную опасность из-за ложного обвинения. Ввиду беспомощности жертвы, жестокости самого убийства и трусливого эгоизма при попытке его сокрытия, я не нахожу в деле смягчающих обстоятельств. Кроме того, Мара Маттулич призналась в двух других детоубийствах примерно двадцатилетней давности, жертвами которых были ее собственные дети. Эти факты староста Кейрел объявит по всей Лесной Долине, чтобы о них знали все наши подданные. Майлз чувствовал, как глаза матушки Маттулич буравят ему спину. "Да, давай, ненавидь меня, старуха. Я еще тебя похороню, и ты это знаешь". Официальный язык заслонял его, словно щитом. Он сглотнул и продолжил: - Единственной справедливой карой за все это является смертная казнь, к которой я и приговариваю Мару Маттулич. Но, учитывая возраст преступницы и близкое родство с потерпевшей - ее дочерью Харрой Журик, я откладываю осуществление приговора. На неопределенное время. Уголком глаза он заметил, как Пим испустил сдержанный вздох облегчения. Харра, как обычно, расчесывала пальцами свою светлую челку, вслушиваясь в речь Майлза. - Но в глазах закона она будет мертва. Все ее имущество, включая то, что на ней надето, теперь принадлежит ее дочери Харре, и та может распорядиться им, как желает. Отныне Мара Маттулич не может ни владеть имуществом, ни заключать контракты, ни подавать в суд за ущерб, ни оставить завещание. Она не может покинуть Лесную Долину без разрешения Харры. Дочь получает над ней такую же власть, которую родитель имеет над ребенком или опекун над слабоумным. В отсутствии Харры ее замещает староста Кейрел. За Марой Маттулич будут наблюдать, чтобы она не нанесла вреда другим детям. Далее. Она умрет без жертвоприношения. Никто, ни Харра, ни кто-либо еще не зажжет для нее поминальный огонь, когда она, наконец, ляжет в землю. Она убила свое будущее, и будущее воздаст ее духу только забвение. Она умрет, как умирают бездетные, не оставив по себе воспоминаний. Чуть слышный вздох пронесся по рядам слушателей, и Мара Маттулич впервые опустила свою высокомерную голову. Майлз знал, что некоторые сочтут приговор только духовно-символическим. Зато для других он покажется убийственным буквально - все зависит от силы их веры. Он обратился к матушке Маттулич и заговорил тише: - С этой минуты каждый твой вздох ты получаешь только моей милостью. Каждая кроха пищи, которую ты съешь, - милосердие Харры. Милостью и милосердием, которых ты не проявляла, ты будешь теперь жить. Мертвая женщина. - Нечего сказать, помиловал, проклятый мутант, - еле слышно прохрипела старуха. - Вижу, ты меня поняла, - произнес Майлз сквозь зубы, отвесил ей иронический поклон и снова повернулся к толпе. - Я - Голос графа Форкосигана. Я все сказал. Потом Майлз встретился с Харрой и Лэмом в домике старосты Кейрела. - У меня есть для вас предложение. - Майлз заставил себя перестать нервно метаться по комнате и остановился. - Вы можете от него отказаться или взять время подумать. Я знаю, что сейчас вы очень устали. "Как и все мы". Неужели он пробыл в Лесной Долине всего полтора дня? Они кажутся целым столетием. Голова у Майлза раскалывалась от усталости. У Харры покраснели глаза. - Во-первых, ты умеешь читать и писать? - Немного, - призналась Харра. - Староста Кейрел нас учил, и еще матушка Ланье. - Ну и прекрасно. Значит, ты начнешь не с нуля. Слушай. Несколько лет тому назад в Хассадаре открылся учительский колледж. Он пока еще очень маленький, но все же действует, и там существуют стипендии. Я могу сделать так, что тебе дадут стипендию, если ты согласишься три года жить в Хассадаре и напряженно учиться. - Я? - поразилась Харра. - Я не смогу учиться в колледже! Я же почти ничего не знаю... - Знание - это то, с чем ты оттуда выходишь, а не с чем приходишь. У них масса вводных курсов. Конечно, тебе придется много работать, чтобы догнать горожан и жителей равнин. Но я знаю, что силы воли и упрямства тебе не занимать. Ты это можешь сделать, клянусь, что можешь. Сидевший рядом с ней Лэм забеспокоился и снова поймал руку жены. - Три года? - спросил он шепотом. - Одна среди чужих? - Стипендия совсем небольшая, - сказал Майлз. - Но Лэм, насколько я понял, плотник. А в Хассадаре сейчас строительный бум. По-моему, это будет новый Форкосиган-Вашнуй. Я уверен, что ты сможешь найти там работу. Вдвоем вы проживете. Облегчение на лице Лэма мгновенно сменилось беспокойством. - Но они все ведь пользуются силовыми инструментами... компьютерами... роботами... - Ну и что? Эти умения у них не врожденные. Если они могли научиться, ты тоже сможешь. Кроме того, богатые хорошо платят за ручную работу, за штучные изделия, если они хорошего качества. Я помогу тебе начать - это всегда самое трудное. А потом ты и сам сообразишь, что к чему. - Уехать из Лесной Долины... - с болью проговорила Харра. - Только для того, чтобы вернуться. Теперь вторая половина нашего уговора. Я могу прислать сюда маленькое комм-устройство с переносным аккумулятором, которого хватит на год. Конечно, кому-то придется ежегодно спускаться в Форкосиган-Сюрло, чтобы подзаряжать аккумулятор, но это не такая уж сложная проблема. Все это обойдется не намного дороже, чем... э-э... легкий флайер. Такой, какой Майлз присмотрел у дилера в Форбарр-Султане - блестящий, ярко-красный. "Подходящий подарок на окончание академии", - подсказал он родителям. В ящике его стола в загородном доме у озера и сейчас лежит кредитная карточка. - Это не такое масштабное дело, как монтаж энергоприемника спутниковой сети для всей Долины. Но и обычное головидео сможет принимать образовательные программы из столицы. Установите его в каком-нибудь подходящем доме, прибавьте пару дюжин настольных экранов для ребятишек - вот вам и школа. Все дети обязаны будут ее посещать. Староста Кейрел будет за этим следить, хотя как только они освоят головидео, их, наверное, придется насильно оттуда гнать. Я... э-э... - Майлз прокашлялся, - подумал, что вы могли бы назвать ее "Начальной школой Райны Журик". - Ох! - сказала Харра и заплакала - впервые за этот ужасный день. Лэм неловко погладил жену по голове, и она наконец сжала его руку. - Я могу ненадолго прислать сюда городского учителя, - сказал Майлз. - Найду кого-нибудь на первое время, пока ты не будешь готова вернуться. Но он или она не сможет понимать Лесную Долину так, как ты. А ты уже теперь знаешь такое, чему не обучат ни в одном колледже. Харра утерла глаза и подняла их (очень невысоко подняла!), чтобы посмотреть ему в лицо. - Вы учились в Имперской Академии. - Да. - Майлз гордо поднял голову. - Тогда я, - дрожащим голосом выговорила она, - смогу осилить... Хассадарский учительский колледж. По крайней мере... я попробую, милорд. - Я готов на тебя поставить, - согласился Майлз. - На вас обоих. Только... э-э... - По его губам скользнула легкая улыбка и тотчас исчезла: - Стой прямо и говори правду, а? Харра моргнула - она вспомнила, и ответная улыбка осветила ее лицо. - Хорошо. Человечек. На следующее утро Толстый Дурачок улетел домой на грузовом флайере вместе с Пимом, доктором Ди и соловой кобылой. Флайер доставил в деревню нового охранника - он был прислан из Форкосиган-Сюрло, чтобы сменить Пима и помочь Майлзу вернуться обратно на оставшихся двух лошадях. Ну что же, решил Майлз, он все равно планировал во время отпуска проехаться с ночевкой по горам в обществе кузена Айвена. А Эстергази, ливрейный слуга, немногословный ветеран, знакомый Майлзу с детства, был, в отличие от Айвена, идеальным спутником для человека, которому не хочется разговаривать о прошедшем. Можно было почти забыть, что он рядом. Майлз гадал, выбрали ли его случайно, или это акт милосердия со стороны графа. Эстергази любил лошадей. На ночь они остановились у реки роз. Майлз пошел вверх по долине, не слишком серьезно пытаясь найти ее начало. Но через пару километров цветочная преграда закончилась, слившись с обыкновенным кустарником. Майлз сорвал розу, проверил, не видит ли его Эстергази, и с любопытством надкусил ее. Нет, он явно не лошадь, да и букет вряд ли выдержит дорогу. Придется Дурачку удовольствоваться овсом. Майлз смотрел, как вечерние тени плывут вверх по Дендарийскому хребту. Какими маленькими кажутся эти горы из космоса! Маленькие морщинки на оболочке глобуса, которые можно прикрыть рукой: раз - и вся их давящая махина становится невидимой. Что же иллюзорно - расстояние или близость? Расстояние, решил Майлз. Расстояние - наглая ложь. Знал ли это отец? Майлз подозревал, что знал. Он задумался над желанием отдать все свои деньги - а не только сумму, предназначавшуюся на флайер, - этим горам. Бросить все и учить детей читать и писать, устроить бесплатную больницу, сеть спутникового приема - или даже все сразу. Но Лесная Долина - только одно из сотни таких же поселений, разбросанных в этих горах, и одно из нескольких тысяч на всем Барраяре. Налоги, выжатые из этого района, помогают содержать элитарную военную школу, в которой он только что потратил... Какую часть их средств? Сколько теперь ему надо отдать только для того, чтобы сквитаться? Он ведь и сам теперь ресурс планеты, подготовка сделала Майлза таковым, он избрал свой путь. Верующая мать Майлза всегда утверждала, что по способностям человека можно понять, к чему его предназначил Бог. Высшие баллы по академическим дисциплинам Майлз зарабатывал усидчивостью и упорным трудом. Но военные игры, соревнования, в которых требовалось перехитрить противника, опередить его действия хоть на шаг - конечно, он должен был побеждать, он не имел права на ошибку - все это было ему просто в радость. Когда-то война была в этих краях отнюдь не игрой. Не так уж давно. И она может прийти сюда снова. То, что получается у тебя лучше всего, и есть твое призвание. Похоже, по крайней мере, в этом Бог заодно с императором. Меньше двух недель назад Майлз, раздуваясь от гордости за свои достижения, принес офицерскую присягу императору. Втайне он представлял, как будет хранить верность этой присяге в огне сражений, под пытками врагов - куда ни забросит его судьба (что не мешало, впрочем, ему обмениваться с Айвеном циничными шуточками относительно архаичных шпаг и замшелых стариканов, которые настаивают на том, чтобы их носили). Но теперь он понял, что в его сердце император больше не будет символом Барраяра. "Мир тебе, маленькая леди, - мысленно обратился он к Райне. - Твой девиз будет носить на щите неказистый и скособоченный современный рыцарь. Но мы с тобой родились в неказистом и скособоченном мире, который отвергает нас без жалости и изгоняет без спроса. И знай, что в твою честь я не стану бросаться с копьем на ветряные мельницы. Я пошлю саперов, чтобы они заминировали этих крутящихся паразитов, и разнесу их в щепки..." Теперь он знал, кому служит. И почему не может отступать. И почему не имеет права сдаться. 2 - Чувствуешь себя получше? - спросил Иллиан. - Немного, - настороженно ответил Майлз. Шеф службы безопасности придвинул себе стул, сел и вгляделся в лицо своего подчиненного, простертого на больничной койке. - Приношу мои извинения, лорд Форкосиган, за то, что поставил под сомнение ваше слово. - Да, вам следовало извиниться, - согласился Майлз. - Да. Тем не менее, - Иллиан хмуро посмотрел куда-то вдаль, - я не уверен, Майлз, что ты осознаешь, до какой степени тебе, как сыну твоего отца, важно не только быть честным, но и выглядеть таковым. - Как сыну моего отца - нет, - решительно возразил Майлз. Иллиан фыркнул. - Ха! Может, и нет. - Он забарабанил пальцами по столу. - Как бы то ни было, граф Форволк ухватился за два несоответствия в твоих докладах об операциях наемников. Дикие перерасходы там, где задача была простейшая - взять на борт одного человека. Я понимаю, что с Дагулой у тебя были крупные осложнения, но как насчет первого раза? - Какого первого раза? - Они снова копают тот случай, когда ты выполнял задание на Архипелаге Джексона. И подозревают, что после того, как тебе удалось успешно скрыть растрату, ты решил сделать это снова, в еще больших масштабах, на Дагуле. - Но это было почти два года назад! - запротестовал Майлз. - Глубоко копают, - согласился Иллиан. - Очень старательно ищут. Им хотелось бы выставить тебя у позорного столба, а я, так сказать, пытаюсь спилить этот столб. Черт побери, - раздраженно добавил он, - не смотри ты на меня так. Ты ведь вовсе ни при чем. Если бы ты был не Форкосиганом, вопрос бы даже не возник. Ты это понимаешь, я это понимаю, и они это понимают. А казначейские ревизии проводятся занудами-форами, которым наплевать на меня и на все мои соображения. Моя единственная надежда - утомить их и заставить отцепиться. Так что выкладывай. Майлз вздохнул: - Сэр, я, как всегда, в вашем распоряжении. Что вы хотите знать? - Расшифруй счет на оборудование при операции по вывозу человека с Архипелага Джексона. - Я думал, в моем докладе все перечислено. - Перечислено, да. Но не объяснено. - Мы бросили половину оплаченного груза высококлассного вооружения в порту станции Фелл. Если бы мы этого не сделали, у вас было бы на одного ученого, на один корабль и на одного полученного меньше. - В самом деле? - Иллиан сложил пальцы домиком и откинулся на спинку стула. - Почему? - Ну... Там вышла довольно запутанная история. - Майлз невольно улыбнулся. - Это останется между нами? Иллиан склонил голову набок. - Хорошо... ЛАБИРИНТ Майлз всмотрелся в изображение на экране. Там медленно рос маленький яркий шарик - планета Архипелаг Джексона. Сверкающая, богатая, порочная... Джексониане утверждают, что их пороки - следствие развращенности миров: если бы галактика была готова платить за добродетель, то они мигом нашпиговали бы планету храмами, и все желающие могли бы прилетать сюда для покаяния и духовного очищения. На взгляд Майлза, эта аргументация была сомнительной, но все же, не существуй Архипелаг Джексона, галактике, возможно, пришлось бы его изобрести. Соседи могут сколько угодно прикидываться возмущенными, но они не позволили бы этой планете существовать, если бы втайне не считали ее полезной для своей теневой экономики. Да и вообще, здесь чувствовалось какое-то романтическое очарование, хотя, конечно, уже не такое, как пару столетий назад, когда планета была центром космического пиратства. Банды головорезов превратились со временем в монополии-синдикаты, почти такие же устоявшиеся и организованные, как небольшие государства. В каждом - свое правительство, своя аристократия. "Интересно, - думал Майлз, - сколько времени здешние лидеры смогут сопротивляться незаметно подступающему приливу порядочности?"