оточком, то целый пласт камня около шести дюймов толщиной отвалился от поверхности скалы и грохнулся о землю. "Э, да этот камень мягкий, как уголь", сказал Сказитель. "Какой же из него выйдет жернов, если он такой непрочный?" Миллер усмехнулся и покачал головой. Ал-младший отступил от камня назад. "Нет, Сказитель, это твердый камень, просто надо знать нужное место, чтобы расколоть его. Попробуй и ты увидишь". Он протянул молот и резец. Сказитель взял их и подошел к камню. Осторожно вложил резец в камень под углом чуть большим перпендикуляра. Затем, после тройного легкого постукивания, он нанес удар молотом. Резец выскочил из его левой руки и отдача от удара была так сильна, что он выронил молот. "Простите", сказал он. "Я уже занимался этим раньше, но наверное потерял навык". "Ну, это просто камень", сказал Алвин-младший. "У него есть свой норов. Он поддается только в особых направлениях". Сказитель осмотрел то место, в котором он пытался расколоть камень. И не смог найти его. Удар, в который он вложил всю свою силу, не оставил на нем даже следа. Алвин-младший поднял инструменты и приложил к камню резец. Сказителю показалось, что он направил его в то же самое место. Но Ал вел себя так, как будто резец был направлен совсем по-другому. "Смотри, это делается под таким вот углом. Вот так". Он ударил молотком, зазвенело железо, раздался треск камня, и отколотый каменный пласт опять обрушился на землю. "Теперь я понимаю, почему ты припас эту работенку для него", сказал Сказитель. "Похоже, у него неплохо получается", сказал Миллер. Всего за несколько минут камень стал полностью круглым. Сказитель стоял, молча наблюдая за тем, что будет делать Алвин. Мальчик отложил инструменты, подошел к жернову и обхватил его руками. Правую руку он засунул за камень, левой начал ощупывать разлом с другой стороны. Потом прижался щекой к камню. Глаза его были закрыты. Со стороны казалось, будто он прислушивается к чему-то, что происходит в глубине. Алвин начал издавать слабый вибрирующий звук. Едва слышный бессмысленный напев. Пошевелил руками. Изменил позу. Приложил другое ухо. "Вот это да", сказал Алвин. "Прямо трудно поверить". "Поверить во что?", спросил его отец. "Похоже, что несколько последних ударов задали настоящую встряску этому камню. Задняя часть уже полностью отделилась от скалы". "То есть, жернов уже ничем не закреплен?" "Я думаю, мы можем попытаться откатить его назад", сказал Алвин. "Без веревок, конечно, не обойтись, но, похоже, мы вытащим его без особого труда". Подоспели братья с веревками и лошадьми. Алвин просунул веревку за камень. И хотя задняя часть камня не подверглась ни одному удару, веревка с легкостью прошла. Потом еще одну веревку, и еще одну, и вот они уже задергались то влево, то вправо, вытаскивая тяжелый камень из его ниши в толще скалы. "Если бы я не видел этого своими глазами", пробормотал Сказитель. "Но ты видел", сказал Миллер. Между камнем и скалой все еще оставался зазор в несколько дюймов, когда они уже перекинули веревки, продев их сквозь дыру в середине и привязав к упряжке лошадей, стоящей выше на холме. "Теперь он и сам прекрасно покатится", объяснил Миллер. "А лошади будут противовесом". "Он должен быть тяжеловат". "Справимся. Если только ты не собираешься лечь на его пути", сказал Миллер. Они принялись осторожно катить камень. Миллер сжал плечо Алвина, держа его подальше - и выше от камня. Сказитель помогал управиться с лошадьми, поэтому он смог взглянуть на обратную сторону камня только тогда, когда тот стоял уже внизу около саней. Он был гладким, как спина младенца. Плоским, как лед в миске. И эту идеальную поверхность нарушала только заточка под четверть - прямые линии, расходящиеся от края центрального отверстия до кромки камня. Алвин подошел и встал около него. "Я все правильно сделал?", спросил он. "Да", сказал Сказитель. "Мне очень повезло", сказал мальчик. "Я как раз почувствовал, что камень готов расколоться вдоль этих линий. Ему самому так хотелось, так что это было легче легкого". Сказитель протянул руку и слегка коснулся режущей кромки. Она была острая. Он взял палец в рот, пососал и почувствовал вкус крови. "Неплохая заточка, верно?", спросил Миллер. У него был такой тон, будто подобные веши случались каждый день. Но Сказитель видел в его глазах благоговейный трепет. "Хорошая работа", сказал Калм. "Лучше я не видел", подтвердил Дэвид. После этого при помощи тянущих в противовес лошадей они затащили камень на волокушу заточенной стороной вверх. "Сказитель, ты не мог бы оказать мне услугу?", спросил Миллер. "Если буду в силах". "Забери Алвина домой. Его работа окончена". "Нет, Папа!", закричал Алвин. Он подбежал к отцу. "Нельзя же отправить меня домой именно сейчас!" "Нам не нужен десятилетний мальчишка под ногами, пока мы тащим такой здоровенный камень, ", сказал отец. "Но я должен присмотреть за камнем, чтобы он не разбился и не раскололся, Па!" Старшие сыновья выжидательно смотрели на отца. Интересно, чего они ждут, подумал Сказитель. Они явно уже слишком взрослые, чтобы обижаться на особую привязанность отца к седьмому сыну. И конечно, они хотели бы уберечь мальчика от опасности. В то же время для них было очень важным, чтобы камень добрался до места целым и невредимым и мельница наконец-то заработала. Не было сомнений что Алвин обладал особой властью, способной уберечь камень. "Можешь ехать с нами до заката", в конце концов сдался Миллер. "Тогда мы уже будем недалеко от дома и ты со Сказителем отправишься домой и ляжешь спать." "Я не против," сказал Сказитель. Алвин-Младший был явно недоволен, но не стал возражать. Они вытащили волокушу на дорогу еще до полудня. Две лошади спереди и две сзади - для тормоза, были привязаны прямо к камню. Камень был положен на деревянную раму саней, которые катились по семи - восьми жердям одновременно. Волокуша двигалась вперед, подминая под себя новые жерди, положенные заранее поперек дороги. Как только жердь показывалась из-под задка саней, кто-нибудь из братьев сразу выпутывал ее из веревок задней упряжки, бежал вперед и клал сразу после передней. То есть каждый из них на одну милю пути пробегал почти по пять миль. Сказитель тоже хотел присоединиться к ним, но Дэвид, Калм и Мишур и слышать не хотели об этом. В конце концов он стал присматривать за задней упряжью, а Алвин забрался на одну из лошадей. Миллер вел переднюю упряжку, все время оглядываясь чтобы убедиться что сыновья поспевают за ним. Так они шли час за часом. Миллер предложил им остановиться передохнуть, но братья, казалось, не особо устали и Сказитель удивлялся, как хорошо жерди выдерживают нагрузку. Ни одна не раскололась о камень на дороге или от тяжести камня. Они, правда, сильно истерлись и выщербились, но не более того. И, когда от солнца остался только кусочек в два пальца толщиной среди багряно-красных облаков, Сказитель увидел, как дорога привела их на знакомый луг. Весь путь им удалось проделать всего за один день. "Я думаю у меня самые сильные братья в мире," тихо сказал Алвин. В этом-то я не сомневаюсь, подумал Сказитель. Если тебе удалось вырубить камень без помощи рук, потому что ты "нашел правильные направления" в камне, то не удивительно, что твои братья смогли найти в себе столько сил, сколько ты захотел в них увидеть. Сказитель опять попытался, как делал это уже не раз прежде, разгадать природу скрытых сил. Конечно, был какой-то закон природы, которому они подчинялись - Старый Бен всегда утверждал это. И вот перед нами мальчик, который своими верой и простым желанием сделать это способен резать камень как масло и придавать силы собственным братьям. Есть такая теория, что скрытыми силами обладает человек, связанный с одной из стихий, но которая именно из них помогает Алвину? Земля? Воздух? Огонь? Наверняка не вода, потому что Сказитель верил рассказам Миллера. Как же так получается что, стоит Алвину захотеть, и сама земля расступается по его желанию, а другие, сколько бы усилий они не прилагали, не могут даже ветер заставить подуть? К тому времени, когда они вкатили камень в двери мельницы, им уже понадобились свечи. "Может, успеем еще поставить его на место", сказал Миллер. Сказитель понял, какие страхи обуревают Миллера. Если он просто оставит камень стоять, утром он наверняка покатится и задавит одного ребенка, когда тот будет, ничего не подозревая, нести в дом воду. Раз уж камень был каким-то чудом привезен сюда с горы за один день, было бы глупо оставлять его где-нибудь кроме специально отведенного ему в мельнице места, основания из утрамбованной земли и камня. Они завели упряжку лошадей внутрь и привязали ее к камню точно таким же образом, как во время спуска с горы. Чтобы, пока они будут опускать камень на основание, лошади могли тянуть против его веса. Пока же камень находился на утрамбованной земле около круглого каменного основания. Мишур и Калм пристраивали под него два лома чтобы в нужный момент подтолкнуть так, чтобы он упал точно на отведенное ему место. Пока они занимались этим, камень слегка покачивался. Дэвид придерживал лошадей, потому что если лошади натянут веревки раньше времени, то камень грохнется на грязную землю как раз своей хрупкой заточенной поверхностью. Сказитель стоял в стороне, наблюдая за тем, как Миллер направляет сыновей своими совершенно бесполезными командами: "Осторожней!", "Давай!". Алвин стоял рядом с ним с тех самых пор, как они занесли камень внутрь. Одна из лошадей начала биться. Миллер сразу заметил это, крикнув: "Калм, помоги брату с лошадьми!" и сам сделал шаг в их сторону. В этот момент Сказитель внезапно обнаружил, что Алвин больше не стоит около него. Мальчик быстро шел к камню, неся в руках метлу. Наверное, он увидел валяющиеся на основании камешки и решил смести их. Лошади осадили назад; веревки провисли. И когда Алвин стоял уже позади камня, Сказитель вдруг понял, что теперь, когда веревки ослабли, уже ничего не мешает камню свалиться назад, если ему вдруг вздумается это сделать. По всем законам разумного мира у камня не было никаких причин падать именно сейчас, но теперь Сказитель знал, что когда дело касается Алвина-младшего, ожидать чего-либо разумного не приходится. У мальчика был невидимый могучий враг и он не упустит такой удачи. Сказитель кинулся вперед. Когда он подбежал почти к самому камню, он почувствовал, как земля слегка вздрогнула у него под ногами и утоптанная грязь чуть-чуть подалась. Несильно, всего лишь на несколько дюймов, но этого оказалось достаточно, чтобы дрогнул и камень. А поскольку он находился в неуравновешенном состоянии, то достаточно и для того, чтобы остановить падение было уже невозможно. Камень падал прямо на подготовленное ему место на каменном основании, туда, где стоял Алвин. Сказитель с криком схватил Алвина за руку и выдернул его из-под камня. Только теперь мальчик увидел падающий прямо на него громадный жернов. Рывок Сказителя был достаточно сильным, чтобы откинуть Алвина на несколько футов, но этого было недостаточно. Ноги мальчика все еще лежали в тени камня, который стремительно падал, слишком быстро, чтобы Сказитель мог что-нибудь предпринять. И ему оставалось только смотреть, как камень калечит ноги Алвина-младшего. Он знал, что такая рана означает неминуемую смерть, разве что мучения продолжатся дольше. Он не сумел спасти мальчика. И вдруг, наблюдая убийственное падение камня, он увидел, как в нем появилась трещина, менее чем через мгновение превратившаяся в разлом через всю толщину камня. Половинки разошлись, причем именно таким образом, чтобы упасть около ног Алвина, не задев их. И, когда Сказитель уже увидел сквозь эту щель в камне свет фонаря, раздался крик самого Алвина: "Нет!" Постороннему наблюдателю показалось бы, что Алвин кричит от страха неминуемой смерти при виде валящегося на него камня. Но для Сказителя, лежавшего на земле рядом с мальчиком, ослепленного светом фонаря, бьющего прямо через середину камня, этот крик означал и еще кое-что. Как и все дети, не думающий о грозящей ему опасности, Алвин закричал протестуя против порчи камня. После того, как он лично вытесал этот камень, после всех усилий, предпринятых братьями, чтобы дотащить его до этого места, он просто не мог видеть, как жернов разрушается у него на глазах. И раз он не мог этого видеть, этого и не произошло. Половинки камня прыгнули друг к другу как иголка, которая прыгает к магниту, и камень упал целым и невредимым. Тень камня оказалась больше места его падения. Он не раздробил обеих ног Алвина. Его левая, поджатая под себя нога, осталась полностью невредимой. И все же правая нога попала прямо под кромку камня, которая разрезала его голень на глубину двух дюймов. Поскольку в это время Алвин как раз подтягивал ногу к себе, удар камня отбросил ногу в направлении движения. Он ободрал кожу и мускулы до самой кости, но все же не отрезал ногу полностью. Нога могла бы даже оказаться не сломленной, если бы под ней не лежала метла. Ударом камня нога была прижата к рукоятке метлы с такой силой, что обе кости нижней части ноги сломались. Острые края костей прорвали кожу и зажали рукоятку метлы как две стороны тисков. И все же нога осталась вне упавшего камня и поэтому кости были просто переломаны, а не стерты в пыль под весом камня. В воздухе звенели грохот от удара камня о камень, крики изумления и горя, и над всем этим пронзительный страдающий крик мальчика, который никогда еще не казался таким маленьким и беззащитным, как сейчас. Еще до того, как кто-нибудь успел подойти, Сказитель увидел, что обе ноги Алвина свободны от камня. Алвин пытался сесть и осмотреть свою рану. То, что он увидел, вместе с болью от раны, оказались слишком тяжелы для него и он потерял сознание. Первым подбежал отец Алвина; он не был ближе остальных, но двигался быстрее сыновей. Сказитель пытался успокоить его, потому что пока кости зажимали рукоятку, нога казалась целой. Миллер попытался поднять сына на руки, но зажатая нога не пускала его и боль вызвала у мальчика даже в бессознательном состоянии резкий стон. И тогда Мишур заставил себя, превозмогая боязнь причинить боль, нажать на ногу брата и освободить ее от рукояти метлы. У Дэвида в руках уже был фонарь, и пока Миллер нес Алвина-младшего, он бежал сбоку и освещал путь. Мишур и Калм хотели идти за ними, но Сказитель позвал их. "Там есть женщины и Дэвид с вашим отцом", сказал он. "Надо, чтобы кто-нибудь приглядел за всем этим". "Верно", сказал Калм. "Отцу теперь долго будет не до того". Молодые люди приподняли камень ломами так, чтобы Сказитель смог вытащить из под него рукоятку метлы и веревки, все еще привязанные к лошадям. Втроем они вынесли все снаряжение из мельницы, потом оседлали лошадей и убрали все инструменты и припасы. Только после этого Сказитель вернулся в дом и обнаружил, что Алвин-младший спит в его кровати. "Я надеюсь, вы не против", тревожно спросила Анна. "Конечно же нет", сказал Сказитель. Остальные девочки и Калли убирали со стола после ужина. В комнате, бывшей раньше комнатой Сказителя, Фэйт с Миллером, оба мертвенно-бледные и с поджатыми губами, сидели около кровати, на которой лежал замотанный бинтами и бандажом Алвин. У двери стоял Дэвид. "Это был чистый перелом", прошептал он Сказителю. "Но эти разрывы кожи... - мы боимся заражения. Он потерял всю кожу на передней части голени. Я даже не знаю, можно ли залечить такую рану, когда обнажена кость". "Вы приложили кожу назад?", спросил Сказитель. "Мы приложили на место все то, что от нее осталось, и Мама пришила ее там". "Правильно сделано", сказал Сказитель. Фэйт подняла голову. "Вы понимаете что-нибудь в медицине, Сказитель?" "Столько, сколько может знать человек, годами старавшийся помочь чем может и живущий среди людей, знающих так же мало как и он сам". "Как же это случилось?", спросил Миллер. "Почему именно сейчас, после того, как столько раз все заканчивалось хорошо?" Он поднял глаза на Сказителя. "Мне начинало казаться, что у мальчика есть защитник". "Он есть у Алвина". "Тогда этот защитник не смог его защитить". "Смог", сказал Сказитель. "На какое-то мгновение, пока падал этот камень, я видел, как он раскололся, и щель была достаточно широка для того, чтобы вообще не коснуться мальчика". "Как шпиль", прошептала Фэйт. "Отец, мне кажется, я тоже это видел", сказал Дэвид. "Но когда он упал целым, я решил, что видел то, что хотел бы видеть, а не то, что было на самом деле". "Сейчас в нем нет и трещины", сказал Миллер. "Нет", сказал Сказитель. "Потому что Алвин-младший не захотел, чтобы жернов раскололся". "Ты хочешь сказать, что он вновь срастил камень? Чтобы он ударил его и покалечил его ногу?" "Я хочу сказать, что он думал не о ноге", сказал Сказитель. "А о камне". "О, мой мальчик, мой дорогой мальчик", прошептала Мама, бережно лаская бессознательно протянутую ей мальчиком руку. Когда она перебирала его пальцы, они слегка согнулись в ее руке, потом разогнулись опять. "Разве так может быть", спросил Дэвид. "Чтобы камень раскололся, а потом сросся опять, и все меньше чем за секунду?" "Может быть", сказал Сказитель. "Потому что это случилось". Фэйт опять коснулась пальцев сына, но на этот раз они не упали бессильно. Пальцы Алвина потянулись к материнской руке быстрее, чем прежде, потом сжались в кулак, и опять раскрылись. "Он проснулся", сказал отец. "Я принесу немного рому для мальчика", сказал Дэвид. "Чтобы унять боль. У Армора в лавке есть". "Нет", прошептал Алвин. "Мальчик сказал нет", сказал Сказитель. "Он же ничего не соображает из-за боли". "Парень должен быть в полном сознании", сказал Сказитель. Он встал у кровати на колени справа от Фэйт так, чтобы быть ближе всех к лицу мальчика. "Алвин, ты слышишь меня?" Алвин застонал. Это должно было значить "Да". "Тогда послушай меня. Твоя нога очень сильно повреждена. Кости переломаны, но они остались на месте и могут срастись. Но кожа была ободрана, и хотя твоя мать пришила ее назад на место, вполне возможно, что кожа умрет и начнется гангрена, которая убьет тебя. Большинство хирургов отрезало бы тебе ногу, чтобы спасти жизнь". Алвин замотал головой туда обратно, пытаясь закричать. Это прозвучало, как стон "Нет, нет нет!" "Ты делаешь еще хуже", сердито сказала Фэйт. Сказитель посмотрел на отца, взглядом ища разрешения продолжать. "Не надо мучить мальчика", сказал Миллер. "Есть поговорка", сказал Сказитель. "Яблоня не спрашивает у бука, как ей растить плоды, а лев у лошади, как ему схватить добычу". "Что это значит?", спросила Фэйт. "Это значит, что я был бы дураком, если бы пытался научить его использовать силы, природу которых не понимаю. Но раз уж он не знает, как ими пользоваться, я думаю, мне стоит попытаться?" Миллер на секунду задумался. "Давай, Сказитель. Лучше, чтобы он знал всю правду и смог понять, способен он себя вылечить или нет". Сказитель осторожно сжал руку мальчика своими руками. "Алвин, ведь ты хочешь сохранить свою ногу? Тогда думай о ней так, как ты думал о камне. Ты должен думать о коже на ноге, о том, как она прирастает на место, как к кости опять прирастает мясо и все становится как раньше. Ты должен подробно представить себе все это. У тебя будет куча времени, пока ты лежишь здесь. Не думай о боли, думай о том, какой должна стать твоя нога, вновь целой и сильной". Алвин лежал, зажмурив глаза от боли. "Ты сделаешь это, Алвин? Попытаешься?" "Нет", сказал Алвин. "Ты должен победить боль, тогда ты сможешь использовать свой дар сохранять форму вашей". "Я не буду", сказал Алвин. "Но почему?", закричала Фэйт. "Сияющий Человек", сказал Алвин. "Я обещал ему". Сказитель вспомнил клятву Алвина, данную Сияющему Человеку, и у него опустилось сердце. "Кто это - Сияющий Человек?", спросил Миллер. "Это... видение, которое у него было, когда он был маленьким". "Как же так получилось, что мы об этом ничего не слышали?", спросил Миллер. "Это было в ту ночь, когда раскололся шпиль", сказал Сказитель. "Алвин обещал Сияющему Человеку, что никогда не станет использовать свою силу для собственной выгоды". "Но Алвин", сказала Фэйт. "Это ведь не чтобы сделать тебя богатым или что-нибудь такое, а для того, чтобы спасти твою жизнь." Мальчик лишь поморщился от боли и покачал головой. "Не могли бы вы оставить меня наедине с ним", сказал Сказитель. "Всего на несколько минут, чтобы я мог с ним переговорить". Сказитель не успел договорить, как Миллер уже вытолкал Фэйт за двери. "Алвин", сказал Сказитель. "Ты должен выслушать меня. Ты знаешь, что я не стану тебе лгать. Нет ничего важнее клятвы и я бы не стал толкать человека на клятвопреступление, даже чтобы спасти ему жизнь. Так что я не прошу тебя использовать свою власть для собственной пользы. Ты слышишь меня?" Алвин кивнул. "Подумай вот над чем. Подумай, как по всему этому миру проходит Разрушитель. Никто не видит, как он делает свою работу, как рушит и уничтожает все на земле. Никто кроме одного мальчика. Кто этот мальчик, Алвин?" Губы Алвина прошептали слово, хотя ни одного звука не было слышно. Я. "И этому мальчику дана сила, которую он сам еще полностью не понимает. Сила создавать против силы разрушать, которая есть у врага. И более того, Алвин, желание создавать. Мальчик, который на каждый промельк Разрушителя отвечает крупицей Созидания. Теперь скажи мне, Алвин, тот, кто помогает Разрушителю, друг или враг человечеству?" Враг, прошептали губы Алвина. "А если ты помогаешь Разрушителю уничтожить его самого опасного противника, тогда ты враг человечеству или нет?" "Ты все переворачиваешь", с трудом выдавил из себя мальчик. "Я все проясняю", сказал Сказитель. "Ты поклялся никогда не использовать свою силу для собственной пользы. Но если ты умрешь, то это принесет пользу только Разрушителю, а если ты будешь жить, если вылечишь свою ногу, то это будет на пользу всему человечеству. Да, Алвин, раз уж это принесет пользу всему человечеству, то тут не о чем больше говорить". Алвин заплакал, и заставила его плакать не боль тела, а та боль, которую он чувствовал в своей душе. "Но твоя клятва была ясной, так ведь? Никогда для собственной пользы. Так почему бы тебе не дать еще одну клятву, чтобы не нарушать старую. Поклянись, что ты посвятишь свою жизнь борьбе с Разрушителем. Если ты сдержишь эту клятву - а ты сдержишь, Алвин, ты мальчик, который держит свое слово - если ты сдержишь эту клятву, тогда спасение твоей жизни принесет пользу только другим, а вовсе не тебе самому". Сказитель ждал, ждал, и, наконец, Алвин кивнул головой. "Алвин-младший, клянешься ли ты, что проживешь свою жизнь для того, чтобы победить Разрушителя, чтобы делать веши целыми и правильными?" "Да", прошептал мальчик. "Тогда я говорю тебе, что согласно твоему собственному обещанию, ты должен исцелить себя". Алвин ухватился за руку Сказителя. "Как?", прошептал он. "Этого я не знаю, мальчик", сказал Сказитель. Как использовать свою власть - ответ на этот вопрос ты должен отыскать в себе. Могу сказать тебе, что ты должен попытаться, или враг одержит победу и я должен буду закончить твою историю описанием того, как твое тело будет опушено в могилу". К удивлению Сказителя, Алвин улыбнулся, и тогда Сказитель понял, что действительно сказал смешную вещь. Эта история закончится могилой, что бы Алвин сегодня не делал. "Ты прав, мальчик", сказал Сказитель. "Но я был бы не против вписать еще несколько страниц, пока не кончилась Книга Алвина". "Я постараюсь", прошептал Алвин. Если он действительно постарается, то все будет в порядке. Защитник Алвина слишком много сил потратил на него, чтобы взять и оставить его умирать. Сказитель не сомневался, что у Алвина хватит сил исцелить себя, главное чтобы он знал, как это сделать. Его тело было устроено гораздо сложнее, чем камень. Но если он хотел выжить, то должен был понять, как работает это тело и как он может срастить переломанные кости. Сказителю постелили в большой комнате. Он предложил поспать на полу у кровати Алвина, но Миллер покачал головой и ответил: "Это мое место". Оказалось, что заснуть в эту ночь Сказителю было нелегко. И в середине ночи он сдался, зажег фонарь щепкой из очага, надел свою куртку и отправился наружу. Ветер был резким. Собиралась буря и, судя по запаху, которым был наполнен воздух, со снегом. В большом хлеву беспокойно метались животные. Сказителю подумалось, что снаружи он мог оказаться не один. В ночи могли таиться Краснокожие, они могли даже бродить среди строений фермы, наблюдая за ним. Он даже слегка поежился, но потом отбросил страх. Этой ночью было слишком холодно. Даже самые кровожадные и ненавидящие Белых Чок-Тавы и Кри-Эки, лазутчики которых иногда приходили с юга, были не так глупы, чтобы оказаться на открытом пространстве, когда близится такая сильная буря. Скоро выпадет снег, первый в этом году, но сильный. Завтра он будет идти целый день, Сказитель чувствовал это, он знал, что воздух за грозовыми облаками будет еще холоднее, такой холодный, что снег будет сухим и пушистым, такой снег обычно валит часами, покрывая землю все более и более толстым слоем. Если бы Алвин не помог им дотащить камень до дома за один день, им бы пришлось пытаться дотащить его среди снежной бури. Стало бы скользко и могло б случиться что-нибудь похуже происшедшего. Сказитель очнулся от раздумий, стоя внутри мельницы и рассматривая камень. Он выглядел таким массивным, что трудно было представить себе, что его можно было тащить. Сказитель вновь прикоснулся к режущей кромке, пытаясь не порезаться. Провел пальцами по мелким бороздкам заточки, где будет собираться мука, когда большое водяное колесо повернет ось и заставит жернов вращаться и вращаться на мельнице так же неуклонно, как Земля все вращается и вращается вокруг Солнца, год за годом превращая время в пыль так же, как мельница превращает зерно в муку. Он посмотрел вниз на то место, где земля слегка подалась под камнем, качнула его и почти убила мальчика. Дно ямки блеснуло при свете фонаря. Сказитель встал на колени и погрузил свой палец на полдюйма в воду. Должно быть, она долго собиралась здесь, подтачивая грунт, вымывая почву. И так, чтобы никто не мог увидеть влагу. Но вполне достаточно для того, чтобы под давлением большой тяжести она поддалась. Эй, Разрушитель, подумал Сказитель, покажись же мне и я построю такой дом, что ты навсегда будешь заточен в нем. Но как он не старался, ему не удавалось увидеть то дрожание воздуха, которое было видно седьмому сыну Алвина Миллера. В конце концов Сказитель поднял фонарь и вышел из мельницы. Первые хлопья снега уже падали. Ветер почти утих. Снег шел все быстрее и быстрее, танцуя в свете фонаря. И когда он подошел к дому, земля уже посветлела от снега и лес был больше не виден. Он вошел в дом, лег на пол, даже не снимая ботинок, и мгновенно уснул. 12. КНИГА Днем и ночью они поддерживали огонь из трех больших бревен так, что от каменных стен пыхало жаром и воздух в комнате был сухим. Алвин неподвижно лежал на кровати, нога его весом бандажей и повязок была прижата к кровати как якорь, а тело плыло, покачивалось и металось по всей кровати. У него кружилась голова и слегка поташнивало. Но он не замечал ни веса ноги, ни головокружения. Врагом его была боль, чьи биение и толчки отвлекали его разум от той задачи, которую поставил ему Сказитель: излечить себя. Но боль была и его союзником. Она выстроила вокруг него такую стену, что он едва сознавал, что находится в доме, в комнате, на кровати. Внешний мир мог сгореть и превратиться в пепел и он этого не заметил бы. Сейчас Алвин был погружен только в свой внутренний мир. Сказитель и наполовину не представлял себе того, о чем говорил. Дело тут было не в том, чтобы просто представить себе что-нибудь. Если он представит себе, что его нога излечилась, то лучше ей от этого не станет. Но все же, в главном Сказитель был прав. Если Алвин мог чувствовать камень, находить его сильные и слабые места и приказывать им где ломаться, а где оставаться прочными, почему бы ему не сделать этого с кожей и костью? Сложность была в том, что плоть и кость были так перемешаны. Камень был одинаковым везде, но каждый слой плоти отличался от предыдущего, и было очень нелегко разобраться что как устроено. Так он и лежал на кровати с закрытыми глазами, впервые пытаясь вглядеться внутрь своего собственного тела. Вначале он попытался проследить источник боли, но это ничего не давало, потому что когда он добрался до этого места, там все было раздавлено, разорвано и перемешано так, что невозможно отличить верх от низа. После долгих попыток Алвин решил применить другой подход. Он стал прислушиваться к биению собственного сердца. Первое время боль отвлекала его, но вскоре его внимание было полностью замкнуто на этом звуке. Даже если во внешнем мире и существовал какой-нибудь шум, он об этом ничего не знал, потому что боль отгородила его от всего. А сам ритм сердцебиения если и не полностью, то хотя бы отчасти отгородил его от боли. Он проследил движение крови, крупных сильных потоков и маленьких ручейков. Иногда он в них терялся. Иногда импульс боли от ноги пробивался и замутнял его сознание. Но шаг за шагом он нашел путь к неповрежденным кости и плоти здоровой ноги. Ток крови здесь не был и наполовину так стремителен, но он вел туда, куда нужно. Плоть ноги состояла здесь из множества слоев, как в луковице. Он изучил их порядок, разобрался в том, как переплетаются между собой мускулы, как мельчайшие венозные сосуды пронизывают ногу насквозь, как происходит сжатие и растяжение ткани и как плотно все связано внутри нее. Только после этого он разыскал путь к раненой ноге. Кусок мяса, пришитый Мамой, почти совсем омертвел и начал гнить. Теперь Алвин-младший уже знал, что нужно этой части тела для того, чтобы она могла жить. Он нашел разорванные концы артерий вокруг раны и попытался приказать им расти так, как он делал это с камнем, когда заставлял трещины внутри него разрастаться. Сделать это с камнем было очень просто, если сравнить с нынешней задачей, надо было только начать. С живой плотью все происходило гораздо медленнее, и вскоре он отказался от мысли восстановить кровеносную систему целиком и занялся только крупными артериями. Алвин начал понимать, как использовать различные кусочки для перестройки ткани. Многие веши происходили так быстро, были такими мелкими и сложными, что мальчик не мог охватить их своим сознанием. Но он мог заставить свое тело вырабатывать то, что нужно было артериям для роста. Он мог посылать это в нужное место, и через некоторое время омертвевшая ткань была уже соединена артериями с остальным телом. Работа эта была нелегкой, но в конце концов он разыскал все концы пересохших артерий, соединил их и послал поток крови в пришитый кусок. Слишком рано и слишком быстро. Он ощутил на своей ноге теплоту от крови, сочащейся из дюжины мест на мертвом куске кожи. Она не смогла выдержать такого объема посланной туда крови. Медленней, медленней, медленней. Он опять послал кровь в поврежденное место, но не толчком, как прежде, теперь она едва сочилась, и вновь присоединил сосуды и артерии к венам, пытаясь сделать их такими же, как на неповрежденной ноге. В конце концов дело было сделано и нормальное кровообращение восстановилось. Многие участки мертвого мяса ожили, когда кровь вернулась. Другие же оставались мертвыми. Алвин продолжал и продолжал омывать рану кровью, смывая мертвую ткань, размывая ее в такие маленькие кусочки и частички, что уже не мог их различить. Но живая ткань их различала и начинала перерабатывать. Куда бы ни дотягивался Алвин, везде плоть начинала расти. До тех пор, пока он так не устал от тяжелой работы, не дававшей ему даже подумать, что против своей воли заснул. "Я не хочу его будить". "Нельзя поменять перевязку, не прикоснувшись к ней, Фэйт". "Ну ладно, тогда - ох, осторожней, Алвин! Нет, дай мне!" "Я уже делал это прежде..." "С коровами, Алвин, а не с маленькими мальчиками!" Алвин-младший почувствовал на своей ноге давление. Что-то сдавило его рану. Боль была уже не такой сильной, как вчера. Но он все еще был слишком усталым для того, чтобы открыть глаза. Даже для того, чтобы издать стон и дать им понять, что он очнулся и может их слышать. "Судя по всему, Фэйт, он потерял ночью много крови". "Мама, Мэри сказала, что я должен..." "Закрой рот и выметайся отсюда, Калли! Ты что, не видишь, что Мама..." "Не надо кричать на мальчика, Алвин. Ему только семь лет". "Семь лет - это достаточно для того, чтобы держать рот на замке и оставлять взрослых в покое, когда они... Посмотри-ка сюда". "Я не могу поверить". "Я ожидал увидеть, что гной течет как молоко из вымени коровы". "Чище и не бывает. Ни следа гноя". "И мясо нарастает, видишь? Похоже, пришитый кусок приживается". "Я не могла и надеяться, что мясо будет жить". "Даже кости уже не видно". "Господь Бог благословил нас. Я молилась все ночь, Алвин, и смотри, что сделал Господь". "Ну, тогда неплохо бы тебе помолиться получше, чтобы он излечился полностью. Мне нужен этот мальчик для работы". "Не богохульствуй в моем присутствии, Алвин Миллер." "Просто меня тошнит от того, как люди сваливают все на Бога. Может, Алвин просто хороший целитель, не приходило тебе это в голову?" "Смотри, твоя мерзкая болтовня разбудила мальчика". "Спроси, не хочет ли он воды." "Хочет или нет, он ее получит." Алвин очень хотел. Пересох не только рот, но все его тело; ему нужно было вернуть себе ту влагу, которую оно потеряло с кровью. Поэтому он проглотил столько воды из поднесенной ко рту оловянной кружки, сколько смог. Много разлилось по лицу и шее, но едва ли он замечал это. Главным было то, сколько воды попало ему в желудок. Он откинулся назад и попытался разглядеть изнутри, что происходит с его раной. Но ему было слишком тяжело опять вернуться туда, слишком трудно сосредоточиться. Он сдался не пройдя и половины пути до поврежденного места. Алвин снова проснулся и подумал, что либо опять наступила ночь, либо задернуты занавески. Он не смог выяснить этого точно, потому что боль вернулась с новой силой и хуже того: рана начала так зудеть, что он с трудом сдерживался, чтобы не расчесать ее. Через некоторое время он все же оказался способен добраться до раны, чтобы помочь расти новым слоям. Пока он спал, образовался тонкий, но сплошной слой здоровой ткани, закрывающий рану полностью. Тело под этим слоем продолжало восстанавливать уничтоженные мускулы и сращивать сломанные кости. Но больше не было ни потерь крови, ни открытой раны, в которую могла попасть инфекция. "Посмотри-ка на это, Сказитель. Видел что-нибудь подобное?" "Кожа как у новорожденного младенца." "Может быть я сошел с ума, но не вижу причины держать эту ногу в перевязке, разве что оставить шины для сломанной кости." "Ни следа раны. Да, ты прав, бинты тут уже не нужны." "Может, моя жена права, Сказитель. Может, Господь послал чудо и исцелил моего мальчика." "Вряд ли мы можем говорить о чем-то с уверенностью. Может, когда мальчик проснется, у него будет, что рассказать нам." "Об этом пока нечего и думать. Все это время он даже не открывал глаза." "В одном мы можем быть уверены, мистер Миллер. Этот мальчик умирать не собирается. И это больше, чем то, на что я мог надеяться вчера." "Я уже был готов сколотить ему ящик и упрятать под землю. Не надеялся, что он может выжить. Видишь, каким здоровым он выглядит? Хотел бы я знать что или кто защищает его." "Что бы его не защищало, мистер Миллер, мальчик еще сильнее. Тут есть над чем задуматься. Защитник расколол для него камень, но Алвин-младший соединил его снова и защитник оказался бессилен что-либо изменить." "Думаю, он должен понимать, что делает?" "У него должно быть какое-то представление о своих силах. Он знал, что может сделать с камнем." "Честно говоря, я никогда не слышал, чтобы у кого-нибудь был такой дар. Я рассказал Фэйт о том, как он заточил заднюю часть камня даже не коснувшись его инструментом. А она стала читать мне из Книги Даниила и кричать об исполнении пророчеств. Хотела прибежать сюда и предупредить мальчика о глиняных ногах. Одуреть можно! Религия сводит их с ума. Я еще не встречал ни одной женщины, которая не рехнулась бы на религии." Дверь приоткрылась. "Убирайся отсюда! Ты что, полный идиот, что я должен повторять тебе двадцать раз, Калли? Где его мать, разве это так трудно держать одного семилетнего мальчишку подальше от..." "Полегче с парнем, Миллер. В любом случае, он уже ушел." "Я не могу понять, что с ним происходит. С тех пор, как Ал-младший слег, я вижу лицо Калли везде, куда бы не взглянул. Как будто он гробовщик, который ищет работенку." "Может, ему это очень странно. Что Алвин ранен." "Сколько раз Алвин был на волосок от смерти..." "Но ни разу не пострадал." Долгая тишина. "Сказитель." "Да, мистер Миллер?" "Ты был хорошим другом для нас здесь, хотя иногда мы сами мешали этому. Но я думаю, ты по-прежнему путешественник?" "Я им и остаюсь, мистер Миллер." "То что я хочу сказать, не означает, что я тебя прогоняю, но если вдруг ты когда-нибудь куда-нибудь вскорости отправишься, и если ты решишь двинуться в восточном направлении, то как ты думаешь, не смог бы ты передать письмо от меня?" "Я буду рад. И совершенно бесплатно, для тебя и для твоего адресата". "Это похоже на тебя. Я вот думал о том, что ты сказал. О мальчике, которого нужно отослать от некоторых опасностей. И я стал воспоминать, где на земле есть такие люди, которым я мог бы доверить присмотреть за мальчиком. Там, в Новой Англии, у нас не осталось родни, о которой стоило бы говорить - и я не хотел бы, чтобы мальчика воспитали как пуританина". "Я рад слышать это, мистер Миллер, потому что у меня самого нет особой охоты снова увидеть Новую Англию". "Если ты отправишься по дороге, проложенной нами когда мы шли на запад, то рано или поздно придешь в одно место на Хатрак-ривер, которое находится примерно в тридцати милях к северу от Хио и неподалеку от форта Дикэйн. Там будет, или, по крайней мере, был постоялый двор с кладбищем на задворках. На этом кладбище есть надгробный камень с надписью: "Вигор. Он умер, чтобы спасти родных". "Ты хочешь, чтобы я взял мальчика с собой?" "Нет, конечно нет, не сейчас, когда выпал снег. Вода..." "Я понимаю". "Там есть кузнец и, думаю, ему может понадобиться подмастерье. Алвин еще мал, но для своего возраста он крупный, и мне кажется, что кузнец не прогадает, взяв его". "Подмастерьем?" "Ну, а что ж мне, в рабство его продать, что ли? На то, чтобы послать его в школу, у меня нет денег". "Я отнесу письмо. Но я хотел бы остаться до тех пор, пока мальчик не проснется, чтобы я мог попрощаться с ним". "А разве я собираюсь посылать тебя в путь на ночь глядя? Или даже завтра, когда снега навалит уже столько, что в нем запросто может утонуть зверь размером с кролика?" "Оказывается, ты еще способен замечать, какая снаружи погода". "Погоду, при которой под ногами вода, я замечаю всегда", он криво усмехнулся и они вышли из к