- Виски плохо для краснокожего, - ответил Лолла-Воссики. - Хотя, может, и понимает, - хмыкнув, изменил свою точку зрения Армор. - Лолла-Воссики, если ты понимаешь, что огненная вода - это плохо, почему же от тебя воняет, как от ирландского барыги? - Виски очень плохо для краснокожего, - объяснил Лолла-Воссики, - но у краснокожего страшная жажда. - Вот вам простое научное объяснение происходящему, - заметил преподобный Троуэр. - Европейцы очень давно употребляют алкогольные напитки, поэтому выработали способность сопротивляться действию спиртного. Пристрастившиеся к алкоголю европейцы раньше умирают, у них меньше детей, жизнь которых они не способны обеспечить. Результатом этих предпосылок явилось то, что большинство европейцев сегодня обладают встроенной в организм способностью сопротивляться алкоголю. Но вы, краснокожие, не обладаете этим качеством. - Чистая правда, черт побери! - воскликнул Лолла-Воссики. - Белый человек говорит правду, почему Бледнолицый Убийца Гаррисон еще не убивает тебя? - Послушайте, вы только послушайте, - удивился Армор. - Он уже второй раз называет Гаррисона убийцей. - Вместе с тем он выругался, что мне очень не понравилось. - Видите ли, преподобный, если он действительно пришел из Карфагена, то говорить он учился у людей, которые считают, что "черт побери" - это нечто вроде знака препинания, запятой. Послушай, Лолла-Воссики, этот человек, его зовут преподобный Филадельфия Троуэр, и он является священником Господа Иисуса Христа, поэтому будь любезен, не прибегай в его присутствии к ругательствам. Лолла-Воссики понятия не имел, что такое священник, - подобные люди в Карфаген-Сити ему не встречались. Поэтому он подумал и решил, что священник - это то же самое, что и губернатор, только лучше. - Ты будешь жить в этом очень большом доме? - Жить здесь? - спросил Троуэр. - О нет. Это дом Господа. - Кого? - Господа Иисуса Христа. Лолла-Воссики слышал об Иисусе Христе. Бледнолицые частенько поминали это имя - в особенности когда злились или намеревались соврать. - Очень злой человек, - покачал головой Лолла-Воссики. - Он живет здесь? - Иисус Христос - любящий и всепрощающий Господь, - возразил преподобный Троуэр. - Он будет жить здесь, но не так, как живет в доме обычный белый человек. Сюда будут приходить добрые христиане на богослужение, будут здесь петь псалмы, молиться и выслушивать слово Господне - здесь мы будем собираться. Это церковь - во всяком случае, будет таковой. - Здесь Иисус Христос говорит? - Лолла-Воссики подумал, что было бы любопытно повстречаться с этим могущественным бледнолицым лицом к лицу. - Нет, сам он не говорит. Я говорю за него. С подножья холма донесся рассерженный зов женщины: - Армор! Армор Уивер! Армор сразу засуетился: - Ужин уже готов, вот она и зовет, а она страшно сердится, когда ей приходится по нескольку раз меня кричать. Пойдем, Лолла-Воссики. Пьяный ты или нет, если хочешь хорошо поужинать, можешь пойти со мной. - Надеюсь, ты примешь приглашение, - сказал преподобный Троуэр. - А после ужина я научу тебя словам Господа нашего Иисуса. - Самое очень важное, - сказал Лолла-Воссики. - Вы обещаете не бросать меня за решетку. Я не хочу тюрьмы, я должен искать зверя сновидения. - Мы не будем тебя никуда бросать. В любое время, когда сочтешь нужным, ты можешь покинуть мой дом. - Армор повернулся к преподобному Троуэру. - Видите, как краснокожие начинают относиться к белому человеку, пообщавшись с Уильямом Генри Гаррисоном? Выпивка и тюрьма - все, что они знают. - Меня куда более заинтересовали его языческие верования. Зверь сновидения! Так они представляют себе Бога? - Зверь сновидения - это не Бог, это животное, которое приходит во сне и учит их, - объяснил Армор. - Обычно они совершают долгое путешествие в его поисках, но наконец видят заветный сон и возвращаются домой. Это полностью объясняет, что он делает в двухстах милях от основных поселений шони в низовьях Май-Амми. - Зверь сновидения _настоящий_, - возразил Лолла-Воссики. - Ага, - кивнул Армор. Но Лолла-Воссики понял, что этот человек просто не хочет обижать его. - Это несчастное существо отчаянно нуждается в заветах Иисуса, - провозгласил Троуэр. - Мне так кажется, в настоящий момент он куда больше нуждается в добром ужине. Писания лучше усваиваются на сытый желудок, не правда ли? Троуэр рассмеялся: - Сомневаюсь, Армор, что об этом говорится где-нибудь в Библии, но думаю, вы абсолютно правы. Армор упер руки в бока и снова повернулся к Лолла-Воссики: - Ну, так ты идешь или нет? - Думаю, да, - сказал Лолла-Воссики. Живот Лолла-Воссики был набит доверху, но то была еда белого человека - мягкая, безликая, пережаренная, - поэтому внутри него все бурчало. Троуэр без устали рассказывал всякие странные истории. И все они говорили о первородном грехе и искуплении. Один раз, подумав, что наконец-то в них разобрался, Лолла-Воссики воскликнул: - Что за глупый бог! Из-за него люди не успевают родиться, а уже должны гореть в адском пламени. Почему он злится? Он же сам виноват! Но Троуэр только расстроился и заговорил еще быстрее, поэтому Лолла-Воссики решил больше не делиться с ним своими мыслями. По мере того как Троуэр говорил, черный шум все усиливался и усиливался. Кончается действие виски? Что-то быстро огненная вода покинула его тело. Но стоило Троуэру выйти облегчиться, как черный шум внезапно успокоился. Очень необычно - прежде Лолла-Воссики не замечал, что тот или иной человек способен влиять на черный шум. Хотя, может, это происходит потому, что он находится там, где живет зверь сновидения. Он знал, именно здесь зверь и живет - куда ни глянь, всюду разливалось белое сияние, поэтому он не видел, куда нужно идти. Так что не следует удивляться мостам, которые смягчают черный шум, и белому священнику, в присутствии которого шум усиливается. Не следует удивляться Армору, который рисует картинки земли, кормит краснокожих, не продает и не раздает огненную воду. Пока Троуэр был снаружи, Армор показал Лолла-Воссики карту. - Это картина земли, раскинувшейся вокруг. На северо-западе находится большое озеро - кикипу зовут его Полной Водой. А вот здесь форт Чикаго - владение французов. - Французы. Чашка виски за скальп белого человека. - Да, цена именно такова, - кивнул Армор. - Но местные краснокожие не охотятся за скальпами. Они честно торгуют со мной, а я честно торгую с ними, мы не ходим отстреливать краснокожих, а они не убивают ради награды белых людей. Понимаешь? Когда тебя одолеет жажда, вспомни вот о чем. Четыре года назад сюда забрел пьяница краснокожий из племени вийо и убил маленького мальчика, сына датских переселенцев, заблудившегося в лесу. Думаешь, с ним расправились бледнолицые? Ничего подобного, ты и сам должен знать, что белый человек ни в жизнь не выследит краснокожего в этих лесах, тем более обычный фермер. Нет, спустя два часа, как пропал мальчик, убийцу отыскали шони и оттива. И думаешь, этого краснокожего наказал какой-нибудь бледнолицый? Ничего подобного, краснокожие поймали этого вийо и спросили: "Хочешь показать свою смелость?", - а когда он ответил "да", они целых шесть часов пытали его, прежде чем убить. - Добрая смерть, - сказал Лолла-Воссики. - Добрая? Не сказал бы, - хмыкнул Армор. - Краснокожий ради виски убивает белого мальчика, я никогда не позволю ему показывать храбрость, он умрет - вжик! Вот так, как гремучая змея, не мужчина. - Должен отметить, что у вас, краснокожих, очень странные понятия о смерти, - удивился Армор. - Ты хочешь сказать, что, пытая кого-нибудь до смерти, вы оказываете услугу? - _Не кого-нибудь_. Врага. Ловишь врага, он показывает храбрость, прежде чем умирает, а потом его дух летит домой. Рассказывает матери и сестрам, что он умер как настоящий мужчина, тогда они поют песни и оплакивают его. Если он умер несмело, его дух падает на землю, ты наступаешь и давишь его, он никогда не вернется домой, никто не запомнит его имени. - Хорошо, что Троуэр направился в отхожее место, иначе, услышав подобное учение, он наверняка бы намочил штаны. - Армор, неожиданно нахмурившись, взглянул на Лолла-Воссики. - Так ты говоришь, они _оказали честь_ этому краснокожему, который убил маленького мальчика? - Очень плохо убивать маленького мальчика. Но, может, краснокожий знает, поклонение виски дает жажду, сводит с ума. Это не то что убить человека ради его дома, женщины или земли, как бледнолицые делают все время. - Должен заметить, чем больше я узнаю о вас, краснокожих, тем больше нахожу в вашем поведении здравого смысла. Надо побольше читать Библию на ночь, чтобы самому не превратиться в краснокожего. Лолла-Воссики долго смеялся. - Что я такого смешного сказал? - Многие краснокожие становятся белыми и потом умирают. Но никогда белый человек не становился краснокожим. Я должен рассказать эту историю, все будут смеяться. - Зато ваше чувство юмора я никогда не понимал и, боюсь, не пойму. - Армор постучал по карте. - А вот где находимся мы, в низовьях Типпи-Каноэ, где она вливается в Воббскую реку. Эти пятнышки - фермы белого человека. А эти кружки - деревни краснокожих. Вот здесь живут шони, здесь виннебаго. Видишь? - Бледнолицый Убийца Гаррисон говорит краснокожим, ты делаешь изображение земли, чтобы потом найти наши деревни. И убить там всех, так он говорит. - В принципе ничего иного я от него и не ожидал. Значит, ты слышал обо мне еще до того, как пришел сюда, да? Надеюсь, ты не веришь его вракам? - О нет. Никто не верит Бледнолицему Убийце Гаррисону. - Приятно слышать. - Никто не верит белому человеку. Все ложь. - Я никогда не лгу. Никогда. Гаррисон мечтает стать губернатором и пойдет ради этого на любую ложь. - Он говорит, ты тоже хочешь быть губернатором. Здесь Армор несколько помедлил с ответом. Посмотрел на карту. Взглянул на дверь кухни, где мыла посуду его жена. - М-да, здесь он, пожалуй, не врет. Но в слово "губернатор" я вкладываю несколько иной смысл, нежели он. Я хочу быть губернатором, чтобы все краснокожие и бледнолицые жили в мире друг с другом, вместе обрабатывали землю, ходили в одни и те же школы, пока в один прекрасный день между белым и краснокожим человеком вообще не останется никакого различия. Но Гаррисон, он хочет прогнать всех краснокожих. "Если ты сделаешь краснокожего похожим на бледнолицего, он уже не будет краснокожим. Гаррисон или Армор - в итоге краснокожих не останется вообще", - подумал Лолла-Воссики, но выражать свои мысли вслух не стал. Он понимал, превратить краснокожих в бледнолицых - это плохо, очень плохо, но убить их всех выпивкой, как это замышлял Гаррисон, или изгнать с родной земли, как это собирался сделать Джексон, - это еще хуже. Гаррисон - очень дурной человек. Армор хотел быть хорошим, только не знал как. Лолла-Воссики понял это, поэтому не стал спорить с Армором. Армор тем временем продолжал демонстрировать ему карту: - Вот здесь расположен форт Карфаген, он нарисован квадратиком, потому что это город. Нас я тоже изобразил квадратиком, хоть мы еще не стали настоящим городом. Мы зовем наше поселение Церковь Вигора в честь той церкви, которую мы строим. - Церковь - здание. Почему Вигор? - А, первые поселенцы здесь, те, которые проложили дорогу и построили мосты, - семья Миллеров. Они живут за церковью, ближе к лесу, дальше по дороге. По сути дела, моя жена приходится им старшей дочерью. Они назвали это местечко Вигором в честь старшего сына, которого тоже звали Вигор. Он утонул в реке Хатрак, неподалеку от Сасквахеннии, когда они добирались сюда. Поэтому они и назвали это поселение в честь него. - Твоя жена очень красивая, - похвалил Лолла-Воссики. Несколько секунд Армор слова вымолвить не мог - так он был удивлен. Его жена Элеанора, находящаяся в задней комнате, где они ужинали, должно быть, услышала слова Лолла-Воссики, потому что внезапно появилась в дверном проеме. - Меня еще никто не называл красивой, - тихо произнесла она. Лолла-Воссики был ошеломлен. Большинство белых женщин обладали узкими лицами, бледной, болезненной кожей, а скул у них не было вообще. Элеанора же была смуглая, широколицая, с высокими скулами. - Я считаю тебя красивой, - сказал Армор. - Правда-правда. Лолла-Воссики не поверил ему, как не поверила Элеанора. Впрочем, она все равно улыбнулась, перед тем как исчезнуть за дверью. По лицу Армора можно было сразу сказать - он никогда не считал ее красавицей. Она была красивой с точки зрения _краснокожего_. Неудивительно, что бледнолицые, которые никогда не умели видеть суть, считали ее уродливой. Но также это означало, что Армор женился на женщине, которую считал уродиной. Но он не кричал на нее, не избивал, как бил некрасивую скво краснокожий. А это очень хорошо, решил Лолла-Воссики. - Ты очень счастливый, - сказал Лолла-Воссики. - Это потому, что мы христиане, - объяснил Армор. - И ты тоже будешь счастлив, если станешь христианином. - Я никогда не буду счастливым, - возразил Лолла-Воссики. Он хотел добавить: "Никогда, если вновь не услышу зеленую тишину, если черный шум не оставит меня". Но говорить такое бледнолицым бесполезно, ибо они не знают, что добрая половина происходящего на земле скрыта от их глаз. - Будешь, - успокоил Троуэр. Бурля энергией, он широкими шагами вошел в комнату, готовый вновь развенчивать ересь и язычество. - Ты примешь Иисуса Христа как своего спасителя и обретешь истинное счастье. А вот над этим обещанием стоило призадуматься. Появилась причина поговорить об Иисусе Христе. Может быть, Иисус Христос и есть зверь из сновидений Лолла-Воссики. Вдруг он заставит черный шум отступить и вернет Лолла-Воссики к настоящей жизни, снова сделает его таким, каким он был до того, как Бледнолицый Убийца Гаррисон наполнил мир черным шумом из дула своего ружья. - Иисус Христос разбудит меня? - уточнил Лолла-Воссики. - "Идите за мной, - сказал он, - и я сделаю вас ловцами человеков" [Библия, Евангелие от Матфея, глава 4, 19], - провозгласил Троуэр. - Он пробудит меня? Он сделает меня счастливым? - Тебе обеспечена вечная радость в лоне Отца нашего Небесного, - сказал Троуэр. Лолла-Воссики не понял ровным счетом ничего, но все равно решил попробовать на тот случай, если Иисус действительно разбудит его и _тогда_ он поймет, о чем говорил Троуэр. Пусть даже в присутствии Троуэра черный шум становился громче, может, этот человек способен излечить его. Ночь Лолла-Воссики провел в лесу, а наутро, глотнув из бочонка виски, шатаясь побрел в церковь. Троуэр очень расстроился, увидев, что Лолла-Воссики снова напился, а Армор опять принялся выспрашивать, кто дал ему огненную воду. Поскольку остальные мужчины, работающие на строительстве церкви, собрались вокруг, Армор воспользовался моментом, чтобы довести свои угрозы до сведения каждого. - Если я узнаю, кто спаивает краснокожих, клянусь, я собственными руками сожгу дом этого человека и отправлю его жить к Гаррисону, на Гайо. Здесь живут истинные христиане. Я не могу запретить вам накладывать на дома обереги, пользоваться заклятиями, хоть они и подтачивают вашу веру в Господа, но я никому _не позволю_ травить народ, который, следуя воле Господней, населил эти земли. Все меня поняли? Бледнолицые закивали, сказали "да", "все правильно", "так и должно быть". - Никто из них не дает мне виски, - произнес Лолла-Воссики. - Может быть, он принес с собой в чашечке! - выкрикнул один из них. - А может, он родник какой в лесу нашел! - предположил другой. И все засмеялись. - Прошу вас, проявите почтение, - обратился к ним Троуэр. - Этот язычник принимает Господа Иисуса Христа. Его коснется святая вода, которая когда-то коснулась самого Иисуса. Пусть это станет первой вехой в великом миссионерском деле среди краснокожих, населяющих американские леса! - Аминь, - дружно пробормотали рабочие. Вода была холодной, вот и все, что заметил Лолла-Воссики, - не считая того, что, когда Троуэр брызнул на него, черный шум усилился. Иисус Христос не показался, значит, это не он был зверем сновидения. Лолла-Воссики был очень разочарован. Но преподобный Троуэр, напротив, еще больше воодушевился. Вот что самое странное в бледнолицых. Они, такое впечатление, не замечают, что творится вокруг них. Троуэр совершил акт крещения, которое ничего не изменило, не принесло ни капли добра, зато весь остальной день этот человек ходил, гордо задрав нос, будто бы только что зазвал бизона в истощенную жестоким зимним голодом деревню. Армор был так же слеп, как и Троуэр. В полдень, когда Элеанора принесла рабочим обед, Лолла-Воссики пригласили разделить еду. - Мы ж не можем гнать христианина, правда? - пошутил один рабочий. Но никто не захотел садиться рядом с Лолла-Воссики, наверное, потому, что от него слишком несло виски и он постоянно шатался. Закончилось все тем, что рядом с Лолла-Воссики, несколько в стороне от остальных, сел Армор, и они принялись разговаривать. Разговор протекал весьма мирно, пока Лолла-Воссики не спросил у Армора: - Иисус Христос, он не любит оберегов? - Верно. Он есть путь, а колдовство и всякие волшебные штучки - это святотатство. Лолла-Воссики мрачно кивнул: - Нарисованный оберег - плохо. Краска никогда не была живой. - Нарисованный, вырезанный - все одно. - Деревянный оберег сильнее. Дерево когда-то жило. - Мне безразлично, нарисован он или вырезан из дерева, у меня в доме нет оберегов. Нет ни заклятий, ни манков, ни ограждений - ничего подобного. Настоящий христианин полагается на молитву. Господь - Пастырь мой, я ни в чем не буду нуждаться [Библия, Псалтирь, псалом 22, 1]. И тогда Лолла-Воссики понял, что Армор так же слеп, как и Троуэр. Потому что дом Армора защищали самые сильные обереги, что Лолла-Воссики когда-либо видел. Отчасти именно поэтому Лолла-Воссики восхищался Армором - его дом был действительно надежно защищен, ведь этот человек умел создавать обереги из живых вещей. Вьющиеся растения на крыльце, семена, несущие в себе жизнь и посаженные в верно расставленные горшочки, чеснок, потеки ягодного сока - все пребывало на своем месте, так что даже сквозь огненную воду, бурлящую в нем и приглушающую черный шум, Лолла-Воссики чувствовал, как обереги и заговоры тянут и толкают его. Однако Армор даже не догадывался, что в доме его имеются обереги. - Вот родители моей жены Элеаноры постоянно пользуются оберегами. Ее маленький братец Эл-младший, такой шестилетний пацан, борющийся вон там с белокурым шведом, - видишь? Поговаривают, что он и в самом деле мастер на всякие резные обереги. Лолла-Воссики взглянул туда, куда показывал Армор, но мальчика почему-то не рассмотрел. Он отчетливо видел белокурого мальчишку, с которым тот боролся, но мальчик, которого имел в виду Армор, почему-то ускользал от взгляда, расплывался и исчезал. Непонятно. Армор тем временем продолжал говорить: - Да, да, представь себе! Такой юный, а уже поворачивается к Иисусу спиной. В общем, Элеаноре трудно было отказаться от оберегов и прочих магических штучек. Но она отказалась. Поклялась мне - иначе бы мы никогда не поженились. В этот момент к ним и подошла Элеанора - нет, эта женщина в самом деле красавица, хоть бледнолицые и считают ее уродиной. Она пришла забрать опустевшую корзинку, поэтому услышала последние слова, произнесенные ее мужем, но виду, будто они что-то для нее значат, не подала. Правда, забирая у Лолла-Воссики опустевшую миску, она пристально вгляделась в его единственный глаз, как бы спрашивая: "А ты видел эти обереги?" Лолла-Воссики улыбнулся ей, улыбнулся самой широкой улыбкой, показывая, что он вовсе не собирается ничего говорить ее мужу. Она недоверчиво улыбнулась в ответ. - Тебе понравился обед? - спросила она. - Очень пережарено, - ответил Лолла-Воссики. - Вкуса крови нет. Глаза ее расширились. Но Армор лишь рассмеялся и от души хлопнул Лолла-Воссики по плечу. - Вот что значит цивилизация. Перестаешь пить кровь, и это факт. Надеюсь, крещение натолкнет тебя на путь истинный - сразу видно, ты слишком долго скитался в потемках. - Я подумала... - начала была Элеанора и замолкла, поглядев на набедренную повязку Лолла-Воссики, потом на своего мужа. - А, да, мы же говорили об этом вчера вечером. У меня есть старые брюки и рубашка, которые я больше не ношу, да и все равно Элеанора мне шьет новый сюртук, поэтому я подумал, раз ты принял крещение, тебе следует одеваться как настоящему христианину. - Очень жарко, - сказал Лолла-Воссики. - Ну да, христиане веруют в скромность платья, Лолла-Воссики. Рассмеявшись, Армор снова хлопнул его по плечу. - Я принесу одежду чуть позже, - предложила Элеанора. Лолла-Воссики счел эту идею весьма глупой. Краснокожие всегда выглядят глупо в одежде белого человека. Но ему не хотелось спорить с этими людьми, потому что они пытались стать ему друзьями. А может быть, крещение все-таки сработает, если он наденет одежды белого человека? Может, черный шум наконец уйдет? Поэтому он ничего не сказал в ответ. Он лишь снова взглянул туда, где кругами бегал беловолосый мальчик. "Элвин! Элли!" - кричал он. Лолла-Воссики напряг зрение, чтобы рассмотреть того, за кем он гоняется. Он увидел ногу, коснувшуюся земли и поднявшую клуб пыли, махнувшую руку, но самого мальчика не разглядел. Очень странно. Элеанора ждала ответа. Но Лолла-Воссики молчал, поскольку с головой погрузился в разглядывание мальчика, которого на самом деле не было. В конце концов Армор, усмехнувшись, сказал: - Принеси одежду, Элеанора. Мы оденем его как христианина, и, может, завтра он поможет нам в церкви, начнет учиться христианскому делу. Возьмет в руки пилу, к примеру. Последних слов Лолла-Воссики не слышал, иначе тут же без оглядки удрал бы в леса. Он видел, что происходило с краснокожими, которые начинали пользоваться инструментами белого человека. Видел, как они отрезали от земли по кусочку, по частичке, как поклонялись металлу. Даже ружьям. Начав использовать для охоты ружье и один-единственный раз нажав на курок, краснокожий сразу становится наполовину белым; краснокожий может применять ружье лишь для убийства белого человека - так всегда говорил Такумсе и был прав. Но Лолла-Воссики не слышал слов Армора насчет пилы, поскольку только что сделал замечательное открытие. Мальчика он видел, когда закрывал здоровый глаз. Как того одноглазого медведя в реке. Стоило снова открыть глаз, как появлялся белокурый мальчишка-швед, но Элвин Миллер-младший бесследно пропадал. Закрой глаз, и не останется ничего, кроме черного шума и полосок зеленой тишины, - но вдруг, прямо посреди, возникает тот самый мальчик, сияющий ярким светом, как будто солнце спрятал в задний кармашек, и его веселый голос звучит словно музыка. Неожиданно исчез и он, оставив за собой непроницаемый черный шум. Лолла-Воссики открыл глаз. Перед ним стоял преподобный Троуэр. Армор и Элеанора ушли, рабочие вернулись к постройке церкви. Ясно как день, это Троуэр заставил исчезнуть мальчика. Впрочем, нет, не так уж ясно - теперь, когда рядом находился Троуэр, Лолла-Воссики отчетливо видел мальчика здоровым глазом. Как любого другого ребенка. - Лолла-Воссики, мне внезапно пришло на ум, что тебе следовало бы принять христианское имя. Прежде я никогда не крестил краснокожих, поэтому, не подумав, воспользовался твоим нецивилизованным прозвищем. Но теперь тебе придется принять новое имя, имя христианина. Это необязательно должно быть имя какого-нибудь святого - мы не паписты, - но ты обязан назваться как-нибудь, чтобы доказать свое обращение к Христу. Лолла-Воссики согласно кивнул. Он знал, что ему понадобится новое имя, если крещение все-таки сработает. Как только он встретит зверя своих сновидений и вернется домой, он обязательно примет новое имя. Он попытался объяснить это Троуэру, но бледнолицый священник ничего не понял. В конце концов он ухватил суть, догадавшись, что Лолла-Воссики и сам не прочь взять новое имя и надеется оное вскоре обрести, поэтому сразу успокоился. - Кстати, пока мы наедине, - сказал Троуэр, - я хотел спросить, нельзя ли мне осмотреть твою голову. Я разрабатываю некие новые категории для френологии, науки, недавно появившейся на свет. Вкратце суть ее состоит в том, что выдающиеся таланты и способности, залегающие в человеческой душе, отражаются - а может, даже порождаются - выпуклостями и впадинами человеческого черепа. Лолла-Воссики ни слова не понял из речей Троуэра, поэтому молча кивнул. Это обычно срабатывало, когда бледнолицые начинали нести всякую чушь, и Троуэр не стал исключением из правил. Кончилось все тем, что Троуэр увлеченно ощупал всю голову Лолла-Воссики, периодически прерываясь, чтобы что-то зарисовать или написать на клочке бумаги. На протяжении всего исследования священник беспрестанно бормотал себе под нос: "Интересненько", "Ха!" и "Ох уж эти теоретики". Закончив, Троуэр от души поблагодарил Лолла-Воссики: - Мистер Воссики, вы оказали неоценимую помощь делу науки. Вы есть живое доказательство, что краснокожий человек вовсе не обязательно обладает шишками, символизирующими дикость и каннибализм. Вместо этого вы имеете вполне нормальный набор даров и способностей, свойственных самому обычному человеку. Краснокожие не столь разительно отличаются от белого человека, во всяком случае различия эти не заметны глазу и фактически не поддаются категоризации. По сути дела, ваша голова демонстрирует, что у вас есть все шансы стать выдающимся оратором и вы глубоко чувствуете религию. Поэтому вовсе не случайно вы оказались первым американским краснокожим, принявшим святые писания из моих рук. Должен отметить, ваш френологический рельеф весьма напоминает мой собственный. Короче говоря, дорогой мой новообращенный христианин, я не удивлюсь, если вы сами вскоре начнете проповедовать. Проповедовать многочисленным толпам краснокожих мужчин и женщин, преподнося им понимание Небес. Обдумайте эту перспективу, мистер Воссики. Если не ошибаюсь, это есть ваше будущее. Лолла-Воссики лишь отчасти уловил суть напыщенной речи Троуэра. Он что-то говорил о том, что Лолла-Воссики станет проповедником. Что-то там насчет будущего. Лолла-Воссики попытался извлечь смысл - не получилось. К заходу солнца Лолла-Воссики был одет в одежды белого человека и выглядел как полный дурак. Действие огненной воды давно закончилось, а он так и не смог вырваться в лес, чтобы сделать четыре целительных глотка, поэтому черный шум заполнил все вокруг. Что еще хуже, ночь обещала быть дождливой, темной, одним глазом он ничего не увидит, а черный шум, охвативший его, помешает найти спрятанный бочонок. В результате он шатался больше обычного. Напившись виски, он и то падал не так часто - сейчас земля качалась и бросалась из стороны в сторону. Попытавшись вылезти из-за стола, за которым они вместе с Армором ужинали, Лолла-Воссики упал. Элеанора настояла на том, чтобы он провел ночь в доме. - Мы же не можем выгнать его ночевать в лес, когда на улице льет дождь, - сказала она. Как бы поддерживая ее, вслед ее словам раздался удар грома, по крышам и стенам застучали крупные капли. Пока Армор и Троуэр обходили дом, закрывая ставни, Элеанора разложила кровать на кухонном полу. Благодарный Лолла-Воссики заполз в постель, не позаботившись снять неудобные, режущие везде брюки и рубашку. Прикрыв глаз, он попытался справиться с ноющей болью внутри головы, болью черного шума, острыми лезвиями кромсающей его мозг на кусочки. А они, естественно, решили, что он заснул. - По-моему, даже утром он не был так пьян, - сказал Троуэр. - Я следил за ним весь день, он ни на минуту не отлучался с холма, - ответил Армор. - Он просто не мог раздобыть выпивку. - Говорят, когда пьяный трезвеет, - заметил Троуэр, - сначала он ведет себя так, будто опьянел еще больше, хотя алкоголь из него уже выветрился. - Надеюсь, дело именно в этом, - покачал головой Армор. - Мне кажется, от крещения он ожидал нечто большего, - поделился Троуэр. - Конечно, мысли дикаря понять невозможно, но... - Я бы не назвала его дикарем, преподобный Троуэр, - перебила Элеанора. - По-своему он очень цивилизованный, культурный человек. - Точно так же можно назвать цивилизованным бобра, - фыркнул Троуэр. - Во всяком случае, по-своему он очень даже окультурен. - Я хотела сказать, - продолжала Элеанора, только голос ее зазвучал несколько тише, мягче, а значит, она говорила нечто очень важное, весомое, - я видела, как он читал. - Вы имеете в виду, переворачивал страницы, - поправил Троуэр. - Он не мог _читать_. - Нет. Он именно читал. Он проговаривал слова про себя, и губы его шевелились, - настаивала на своем Элеанора. - В большой комнате, где мы обслуживаем покупателей, висят разные таблички. Он читал слова. - А знаете, ведь это возможно, - вмешался Армор. - Я точно знаю, что жители Ирраквы читают ничуть не хуже любого белого человека. Мне не раз приходилось заезжать туда по своим торговым делам, так что могу поклясться чем угодно, я собственными глазами видел, какие они контракты пишут. Краснокожий может научиться читать, это факт. - Но этот, этот пьяница... - Кто знает, кем бы он мог стать, если бы выпивка не отравила его? - задумчиво произнесла Элеанора. Затем они перешли в другую комнату, после чего вообще покинули дом, решив проводить Троуэра до хижины, в которой он жил. Дождь мог усилиться, и тогда священнику пришлось бы ночевать здесь. Оставшись один, Лолла-Воссики попытался разобраться в случившемся за день. Крещение не пробудило его от сна. Как не пробудили одежды белого человека. Может, Элеанора была права, ему стоит провести ночь без спиртного, и тогда все закончится. Боль сводила его с ума, гоня сон прочь. Но все равно, что бы ни случилось, он знал - зверь сновидения ждет его где-то поблизости. Белое сияние окутывало его как туман; этот город был тем самым местом, где Лолла-Воссики суждено было проснуться. Может быть, если бы он не пошел сегодня на холм, если бы немного побродил по лесам вокруг Церкви Вигора, зверь сновидения сам бы нашел его. Одно несомненно. Больше ни одной ночи он не проведет без виски. Тем более что у него имеется бочонок, спрятанный в развилке дерева, который может прогнать черный шум и подарить желанный сон. Лолла-Воссики исходил все леса в округе. Он видел множество животных, но все до единого бежали от него; черный шум и огненная вода захватили его целиком, поэтому он не принадлежал земле, и животные пугались его, как бледнолицего. От разочарования он стал больше пить, хотя знал, что виски скоро кончится. Он все реже заходил в лес и все чаще появлялся на тропинках и дорогах белого человека, бродя по окрестным фермам. Некоторые женщины при его появлении кричали и убегали, уносили младенцев и уводили детей в лес. Другие наставляли на него ружья, приказывая убираться. Кое-кто кормил и разговаривал с ним об Иисусе Христе. В конце концов Армор посоветовал ему не соваться днем на фермы, когда мужчины трудятся на постройке церкви. Лолла-Воссики потерял всякую надежду. Он знал, зверь сновидения близко, но он никак не мог отыскать его. Он не ходил в лес, потому что животные бежали от него, а сам он постоянно, все чаще и чаще, спотыкался и падал, - испугавшись, что может сломать ногу и умереть от голода, поскольку даже самые маленькие зверушки не откликнутся на его зов, он вообще перестал ходить в чащобу. Заглядывать на фермы ему тоже было запрещено, поскольку мужчины сердились на него. Поэтому круглыми днями он лежал на лугу, спал пьяным сном или строил всякие планы, которые помогли бы ему справиться с болью черного шума. Иногда у него хватало сил, чтобы подняться на холм и понаблюдать за мужчинами, работающими на строительстве церкви. Каждый раз, когда он там появлялся, кто-нибудь обязательно кричал: "Вот идет краснокожий христианин", - и в дружном смехе, следовавшем за словами, звучали злоба и издевка. В тот день, когда упала кровельная балка, его не было в церкви. Он спал на лужайке неподалеку от дома Армора, когда до его ушей донесся громкий треск. Подпрыгнув, он сразу проснулся, и черный шум накатил на него глубокой волной - хотя утром Лолла-Воссики выпил аж восемь глотков и должен был оставаться пьяным по меньшей мере до сумерек. Он валялся, схватившись руками за голову, когда со строительства начали возвращаться рассерженные и ругающиеся мужчины, обсуждающие странное происшествие, случившееся днем. - Что произошло? - спросил у них Лолла-Воссики. Ему непременно нужно было узнать, что там случилось. Черный шум ревел у него в голове, разрывая мозг на кусочки, - подобной боли Лолла-Воссики никогда не испытывал. - Убили кого-то? - Черный шум обычно следовал за ружейным выстрелом. - Бледнолицый Убийца Гаррисон пристрелил кого-то? Сначала на него не обращали внимания, поскольку думали, что он мертвецки пьян. Но наконец один из рабочих откликнулся на его отчаянные призывы и рассказал, что сегодня произошло в церкви. Они уже поставили на место первую из кровельных балок, на которые должна была лечь крыша, когда подпорка, поддерживающая ее, внезапно треснула и подбросила огромное бревно в воздух. - Она так и полетела вниз, словно пята Господа Бога, ступающая на землю, и как ты думаешь, кому она свалилась на голову? Маленькому Элвину Миллеру, сынишке Эла Миллера, который оказался прямо под ней. Ну все, подумали мы, конец парню. Балка со всей мочи грохнулась об пол, вот ты и подумал, будто из ружья выстрелили. А дальше - дальше ты не поверишь. Глядим, балка-то сломалась ровно пополам, прямо в том месте, где стоял Элвин. И, сломавшись, упала по обе стороны от него, не тронув даже волоска на его голове. - Есть что-то странное в этом мальчишке, - заключил приятель рассказчика, стоявший рядом. - Да чего здесь думать, ангел-хранитель его бережет, - встрял другой рабочий. Элвин-младший. Мальчик, которого здоровый глаз Лолла-Воссики не видит. В церкви уже никого не было, когда Лолла-Воссики добрался до холма. Рухнувшую балку убрали, мусор вымели, так что и следа от происшествия не осталось. Но Лолла-Воссики смотрел не глазом. Еще не успев приблизиться к церкви, он почувствовал что-то необычное. Ощутил некий водоворот, по краям он был едва заметен, но усиливался с каждым шагом. Водоворот сияния, и чем ближе Лолла-Воссики подходил, тем слабее становился черный шум. Наконец он ступил на пол церкви, туда, где стоял мальчик. Откуда Лолла-Воссики узнал, где находился в тот момент Элвин? Просто черный шум практически пропал. Не совсем, конечно, отголоски боли еще остались, но сквозь нее Лолла-Воссики вновь почувствовал зеленую землю - чуть-чуть, не так, как раньше, но все равно почувствовал. Под полом кипела жизнь крошечных существ, в луговой траве неподалеку затаилась белочка - пьяным ли, трезвым, но такого он не ощущал многие годы, с тех самых пор, как ружейный выстрел черным шумом ворвался в его голову. Лолла-Воссики обернулся по сторонам - ничего, пустые стены церкви. Тогда он закрыл здоровый глаз. И увидел водоворот, вихрь, белое сияние, кружащее вокруг и гонящее черный шум прочь. Его сновидение подошло к концу - он понял это, стоило только закрыть глаз. Перед ним простиралась сияющая тропинка, целая дорога, сверкающая, как небо в полдень, рассыпающая лучи, словно заснеженный луг под ясным солнцем. Он уже видел, куда ведет эта тропинка. Вверх по холму, переваливает на другую сторону, снова взбирается на холм и заканчивается у дома, стоящего на берегу полноводного ручья. У дома, где живет бледнолицый мальчик, которого обыкновенным глазом не увидишь. Теперь, когда черный шум отступил, он снова двигался бесшумно. Он сделал вокруг дома круг, еще и еще один. Никто его не услышал. Изнутри доносились смех, вопли и крики. Счастливые дети ругались и ссорились друг с другом. Строгие голоса родителей. Если б не различие в языках, он бы подумал, что находится в родной деревне. Посреди братьев и сестер, вновь вернувшись в радостные дни, когда отец его был еще жив. Бледнолицый человек, Элвин Миллер, вышел из дома и направился в отхожее место. Чуть спустя появился мальчик и быстрым шагом, словно чего-то боялся, пересек двор. Прикрикнул на закрытую дверь. Сейчас, когда глаз был открыт, Лолла-Воссики видел только, что кто-то переминается с ноги на ногу рядом с отхожим местом и кричит. Но только он закрыл глаз, как лучащийся ярким сиянием мальчик появился вновь, и голос его музыкой разнесся по ферме, словно птичья песенка над речной гладью, хоть слова этой песенки были глупы - слова самого обычного ребенка: - Если ты сейчас не выйдешь, я наделаю прямо перед дверью, тогда-то ты попляшешь, вляпавшись прямо в мои дела! Тишина. Лицо мальчика обеспокоенно вытянулось, и он стукнул себя кулаком по лбу, как бы говоря: "Дурак, дурак, дурак". Элвин-младший поднял голову, посмотрев куда-то вверх; открыв глаз, Лолла-Воссики увидел, что из отхожего места вышел отец и что-то говорит мальчику. Пристыженный Элвин ответил ему. Отец переспросил. Лолла-Воссики снова закрыл глаз. - Да, сэр, - сказал мальчик. Наверное, опять заговорил отец, только теперь Лолла-Воссики уже не слышал его. - Извини, пап. Затем отец, должно быть, ушел, потому что маленький Элвин тут же скрылся в сарайчике, бормоча что-то себе под нос, чтобы никто не услышал. Но Лолла-Воссики слышал все, что он сказал. - Построил бы еще один туалет, все бы было нормально. Лолла-Воссики рассмеялся. Глупый мальчик, глупый отец, так похожие на остальных мальчишек и отцов. Мальчик закончил дела и направился обратно в дом. "Я здесь, - молча окликнул Лолла-Воссики. - Я следовал за сияющей тропой, я пришел сюда, увидел глупости, творимые бледнолицыми, но где же ты, зверь моих сновидений?" Слепящее сияние пропало внутри дома, поднявшись по ступенькам вслед за мальчиком. Но для Лолла-Воссики стены не преграда. Он видел, как осторожно ступает мальчик, как ищет взглядом воображаемого врага, ждет нападения. Добравшись до спальни, он стремительно нырнул внутрь комнаты, быстренько прикрыв за собой дверь. Лолла-Воссики настолько ясно видел Элвина, что практически читал его мысли. "Наверное, это потому, - подумал он, - что сон мой близится к концу и скоро последует пробуждение". Он и в самом деле слышал мысли мальчика, испытывая то же, что и он. Оказывается, Элвин боялся сестер. Глупый спор, начавшийся с насмешек, превратился в настоящую войну - и теперь Элвин боялся мести сестер. Которая не замедлила осуществиться, когда он скинул одежду и натянул на голову ночную рубашку. "Кто-то укусил меня! Насекомые, - в панике подумал мальчик. - Пауки, скорпионы, ядовитые змеи!" Он отбросил рубашку в сторону и принялся хлопать руками по телу, всхлипывая от боли, изумления, страха. Но Лолла-Воссики слышал зеленую тишину, а поэтому знал - никаких насекомых там нет и в помине. Ни на теле мальчика, ни в рубашке. Хотя в комнате жило множество маленьких существ. Крошечная жизнь, крошечные животные. Тараканы - целые сотни их гнездились в щелях стен и пола. Однако тараканы жили не везде. Только в комнате Элвина-младшего. Все доходного насекомые обитали в его спальне. И дело здесь не во вражде. Тараканы слишком малы, чтобы питать ненависть к кому-либо. Этим маленьким существам знакомы всего три чувства. Страх, голод и - чувство земли. Вера в то, каков должен быть порядок. Неужели мальчик кормит их? Нет, они явились к нему за другим. Лолла-Воссики никогда бы не поверил, если бы не сам ощутил это в тараканах. Мальчик каким-то образом призвал их. Этот мальчик обладал чувством земли - во всяком случае, он сумел позвать этих крошечных существ. Но зачем? Кому нужны тараканы? Хотя он всего лишь мальчишка. Вряд ли он руководствовался каким-то здравым смыслом. Он просто наслаждался тем, что маленькая жизнь откликается на п