ь, но я обязательно тебе все покажу. Он взял Элвина за руку, и они начали подниматься вверх сквозь колонну стекла. Это нельзя было назвать полетом, птицы летают несколько иначе. Просто верх и низ вдруг исчезли. Пророк тянул Элвина, но кто поднимал Пророка? Впрочем, это неважно. Слишком многое надо было увидеть. Зависнув в воздухе, он мог смотреть сквозь прозрачные стены замка в любом направлении. Наконец он понял, что сквозь стекло можно различить каждый момент времени, каждую человеческую жизнь. Но как здесь не запутаться? Как отыскать историю отдельной жизни в сотнях, тысячах, миллионах мгновений прошлого? Пророк остановился и подтянул мальчика вверх, чтобы тот увидел то, что видел Пророк. Их щеки прижались друг к другу, их дыхание смешалось, стук сердца Пророка громом отозвался в ушах Элвина. - Смотри, - велел Пророк. Перед Элвином предстал город, сияющий в солнечных лучах город. Башни его, такое впечатление, были высечены из льда или кристально чистого стекла, потому что, даже когда солнце садилось, город по-прежнему сверкал, и ни одной тени не падало на окружающие его луга. Внутри того города жили люди, их яркие силуэты передвигались вверх-вниз по башням, но ни лестниц, ни крыльев Элвин не заметил. Однако куда важнее было не то, что он увидел, а то, что он ощутил, посмотрев на хрустальные стены. Он ощутил не умиротворение, наоборот, он почувствовал необыкновенное возбуждение, его сердце молотом застучало в груди. Люди, живущие в городе, не были совершенны - они сердились, они печалились. Но никто из них не голодал, никто не испытывал злобы, и никого не надо было принуждать что-то там делать. - Где находится такой город?! - восхищенно прошептал Элвин. - Я не знаю, - ответил Пророк. - Каждый раз, когда я прихожу сюда, он меняется. Иногда его пронизывают высокие изящные башни, иногда он состоит из больших хрустальных пещер, иногда люди живут в море хрустального огня. Мне кажется, этот город не раз строился в прошлом. И думаю, что его надо построить вновь. - И ты собираешься его построить? Ты для этого создал свой Град? Слезы навернулись на глаза Пророка - ручейками сбежали из здорового глаза, закапали из пустой глазницы. - Краснокожему в одиночку такое не построить, - промолвил он. - Мы - часть земли, а этот город не просто земля. Земля есть хорошая, а есть плохая, жизнь и смерть переплетаются воедино в зеленой тишине. Элвин вспомнил зеленую музыку, но ничего не сказал, потому что Пророк говорил важные и нужные вещи, а у Элвина хватило ума, чтобы понять - иногда лучше слушать не перебивая. - Но этот город, - продолжал Пророк, - этот хрустальный город - светел без тени, чист без грязи, здоров без болезни, силен без слабости, сыт без голода, напоен без жажды. Это жизнь без смерти. - Люди, которых я видел, не все были счастливы, - заметил Эл. - Они не могут жить вечно. - Ага, - догадался Пророк, - стало быть, ты видел не то, что видел я. - Они строили его. - Эл нахмурился. - С одной стороны они строили его, а в противоположном конце он разрушался. - Тот город, что вижу я, никогда не рухнет, - сказал Пророк. - Так в чем же различие? Почему мы видим разные города? - Не знаю. Этого я никогда и никому не показывал. А теперь спускайся и жди меня внизу. Я должен кое-что увидеть, прежде чем время опять стронется с места. Стоило Элу подумать о том, что надо каким-то образом спуститься, как он принялся падать, и вскоре его ноги снова коснулись чистого, прозрачного пола. Пола? Насколько он понял, этот пол вполне мог являться потолком. Снизу струился прежний яркий свет, ничем не отличающийся от сияния стен. И в полу он тоже увидел картинки. Он увидел огромное облако пыли. Оно вращалось все быстрее и быстрее, но вместо того чтобы разбрасывать пыль в стороны, облако втягивало ее в себя. Вдруг оно начало мерцать, потом загорелось и неожиданно превратилось в самое настоящее солнце. Элвин знал кое-что о планетах, о них ему рассказывал Троуэр, поэтому он вовсе не удивился, когда яркие лучики света внезапно померкли. Но облако не превратилось в скопище темной пыли, оно распалось на миры, между которыми пролегло открытое, пустое пространство. Он увидел Землю, маленькую планетку, но, приблизившись, он оценил, насколько она огромна. Планета быстро вращалась, поворачиваясь к солнцу то одной стороной, то другой. Казалось, он стоит в небе и смотрит на залитое светом бесконечное пространство, однако все, что происходило на просторах Земли, было различимо до мельчайших деталей. Сначала были голые камни, извергающиеся вулканы; потом из океанов появились растения, выросли высокие папоротники и деревья. Он заметил плеснувшуюся в море рыбу, ползающих в линии приливов существ, которые позднее переродились в жучков-паучков - они прыгали, ели листья, ловили и пожирали друг друга. Затем животные принялись расти, перемены в них происходили настолько быстро, что Элвин уже не успевал за всем следить. Земля вращалась, а он все смотрел и смотрел. Из маленьких существ выросли громадные монстры, о которых он слыхом не слыхивал. У некоторых из них были длинные змеиные шеи, а их челюсти легко могли перекусить пополам толстенное дерево. Вскоре они тоже исчезли, и на их место пришли слоны, антилопы, тигры и лошади - животные принимали свой привычный облик. Однако нигде Элвин не видел человека. Он обнаружил обезьян и прочих волосатых тварей, которые швырялись друг в друга камнями и ходили на задних лапах. Но выглядели они не умнее обыкновенной жабы. Но вот в конце концов он обнаружил людей, хотя сначала принял их за каких-то животных, потому что они были черными, а он за всю свою жизнь видел всего лишь одного чернокожего. Этот чернокожий был рабом у мелкого торговца из Королевских Колоний, который проездом посетил Церковь Вигора примерно года два назад. Но эти люди, несмотря на цвет кожи, выглядели действительно разумными. Они собирали фрукты с деревьев и ягоды с кустов, кормили друг друга, и за ними по пятам бегали толпы маленьких чернокожих детишек. Двое юношей затеяли драку, и большой убил того, что поменьше. Вернувшись, отец избил совершившего убийство юношу и прогнал его прочь. Подняв с земли мертвое тело сына, он принес его матери. Они вместе поплакали над ним, потом уложили мертвого мальчика в ямку и завалили камнями. Затем вновь собрали свою семью и двинулись дальше. Не успели они сделать и пару шагов, как снова принялись за еду. Слезы высохли, и семья принялась жить дальше. "Это настоящие люди, - подумал Элвин. - Они ведут себя как самые настоящие люди". Земля продолжала вращаться, и после очередного оборота планету целиком заселили люди всех цветов и окрасок - в жарких странах цвет кожи был потемнее, в холодных - посветлее. Но тут в полосе солнечного света появилась Америка. В Америке все люди были похожи друг на друга; где бы они ни жили - на юге или на севере, в холодных областях или жарких, среди ливней или засух, - их кожа была одинакового темно-красного цвета. Это было несколько странно, потому что другой материк, побольше, населенный всевозможными расами и нациями, менялся с каждым оборотом Земли. Страны перемещались с одного места на другое, все постоянно находилось в движении, каждую минуту начиналась новая война. Материк поменьше, Америку, тоже терзали войны, но течение жизни на нем было медленнее, мягче. Здесь люди жили в ином ритме. Эта земля обладала собственным сердцем, жила своей жизнью. Время от времени из старого мира в Америку приплывали люди - в основном это были рыбаки. Они сбивались с курса, их уносило бурей, они бежали от своих врагов. Они приходили и на какое-то время подчиняли себе землю, пытались быстрее строить, быстрее размножаться, убивать побольше. Их желания напоминали болезнь. Но потом они либо присоединялись к краснокожим и растворялись среди них, либо погибали. Никому не удавалось следовать порядкам старого мира. "До сегодняшнего дня, - подумал Элвин. - Мы оказались слишком сильны для этой страны. Когда ты несколько раз подряд простужаешься, то начинаешь думать, что больше по-настоящему не заболеешь, но потом подхватываешь оспу и понимаешь, что на самом деле никогда толком и не болел". Элвин ощутил на плече чью-то руку. - Вот ты чем заинтересовался, - сказал Пророк. - Ну и что ты увидел? - Мне кажется, я видел сотворение мира, - ответил Эл. - Как в Библии. По-моему, мне явилось... - Я знаю, что ты увидел. Приходящие сюда все видят одно и то же. - Ты же говорил, что, кроме меня и тебя, здесь никого не было. - Это место... Понимаешь, существует множество дверей. Некоторые идут сквозь огонь. Кое-кто проходит водой. Другие попадают сюда через землю. А некоторые оказываются здесь, упав с высокой скалы. Они приходят сюда и видят. Вернувшись, они рассказывают то, что запомнили, то, что поняли. Пока им хватает слов, они говорят, а другие слушают и запоминают. Запоминают столько, сколько способны осмыслить. Здесь видят. - Я не хочу уходить, - пожаловался Элвин. - Тот, другой, тоже не хочет. - Другой? Здесь что, есть еще кто-то? Пророк покачал головой. - Здесь, кроме нас, никого нет. Но я чувствую его в себе, чувствую, как он смотрит через мой глаз. - Он дотронулся до скулы рядом со здоровым глазом. - Не через этот, через другой. - И кто это такой? - Это белый человек, - ответил Пророк. - Но это не имеет значения. Кто бы он ни был, он не причинит вреда. Может, наоборот, принесет пользу. А теперь пойдем. - Но я хочу узнать истории, которые хранит это место! Пророк рассмеялся: - Ты можешь жить вечно и все равно не увидишь всех историй, хранящихся здесь. Они изменяются быстрее, чем человеческий глаз способен уследить. - Я вернусь сюда когда-нибудь? Я хочу увидеть все, все-все! - Мне больше не доведется привести тебя сюда, - произнес Пророк. - Почему? Я плохо себя вел? - Тс-с, мальчик. Я не приведу тебя сюда, потому что сам больше никогда не увижу это место. Сегодня я побывал здесь в последний раз. Я видел конец моих сновидений. Только сейчас Элвин заметил, насколько опечален Пророк. На лице его отражалась безмерная скорбь. - Здесь я видел тебя. Я видел, что должен показать тебе это место. Видел, как тебя пленили чоктавы. Я послал своего брата, чтобы он привел тебя ко мне. - Ты взял меня с собой, и поэтому тебе запретили здесь появляться? - Нет. Просто земля сделала свой выбор. Вскоре наступит конец. - Он улыбнулся, но в улыбке той промелькнула печаль. - Твой священник, преподобный Троуэр, как-то сказал мне: "Если нога твоя смертельно заболеет, отсеки ее" [измененные слова Иисуса - "Если нога твоя соблазняет тебя, отсеки ее" (Библия, Евангелие от Марка, глава 9, 45)]. Правильно? - Я этого не помню. - Зато я помню, - промолвил Пророк. - Эта часть земли смертельно больна. Надо отсечь ее, чтобы выжила остальная земля. - Что ты хочешь сказать? - Элвин вспомнил, как на его глазах куски земли отваливались и тонули в море. - Краснокожие уйдут на запад от Миззипи. Белый человек останется на востоке. Та земля, где поселятся краснокожие, будет жить. Та земля, которая останется белым, умрет. Ее заполнят дым и металл, ружья и смерть. Краснокожий, который осмелится остаться на востоке, превратится в бледнолицего. А белый человек никогда не появится в западных краях от Миззипи. - Но на западе от Миззипи уже живут белые поселенцы. В основном это трапперы и торговцы, но там недавно обосновались несколько фермеров... - Знаю, - кивнул Пророк. - Однако то, что мне сегодня явилось... Я узнал, как сделать так, чтобы белый человек больше не появлялся на западе, а краснокожий - на востоке. - И как же? - Если я скажу, - ответил Пророк, - этого не случится. Кое-что из того, что ты здесь видишь, нельзя никому рассказывать, иначе все изменится. - Ты говоришь о хрустальном городе? - Нет, - горько улыбнулся Пророк. - О реках крови. О лесе из железа. - Покажи мне! - топнул ногой Элвин. - Покажи, что ты видел. - Нет, - произнес Пророк. - Ты не сумеешь сохранить это в тайне. - Почему? Я свое слово никогда не нарушаю. - Ты можешь хоть весь день клясться и обещать, но, увидев, расплачешься от страха и боли. И расскажешь своему брату. Своей семье. - С ними что-то случится? - Никто из твоих близких не погибнет, - пообещал Пророк. - Им ничего не грозит, и они будут живы, когда это закончится. - Покажи! - Нет, - еще раз сказал Пророк. - Я сейчас разрушу замок, а ты запомни, что мы делали и о чем говорили здесь. Вернуться сюда и снова увидеть это ты сможешь, если только найдешь хрустальный город. Подойдя к стене, Пророк встал на колени. Засунув свои окровавленные пальцы в щель рядом с полом, он поднял стену. Стена взлетела ввысь, растворилась, превратилась в ветер. Они снова очутились на том месте, которое, казалось, покинули много часов тому назад. Вода, буря, смерч уносились навстречу нависшим облакам. Озеро озарила вспышка молнии, и полил дождь, скрыв берег сплошной пеленой. Капли, падающие на хрустальную площадку, на которой стояли Элвин с Пророком, тоже превращались в стекло, становились частью затвердевшей стихии. Пророк подошел к краю поверхности и ступил на бурлящую воду. Она сразу затвердела у него под ногой, хотя немножко подалась - тропинка уже не обладала былой твердостью. Пророк обернулся, взял Элвина за руку и потянул за собой по дорожке, которую он создавал на поверхности озера. Но она уже не была такой гладкой и твердой, и чем дальше они шли, тем неустойчивее она становилась. Тропинка ходила под ногами из стороны в сторону и скользила, переваливая через холмы волн. - Мы слишком задержались! - крикнул Пророк. Элвин чувствовал, как под тонкой скорлупой хрусталя перекатывается злобная черная вода. Ничто, пустота из старого ночного кошмара вернулась, она стремилась пробиться сквозь хрусталь, схватить Эла, засосать его, унести, утопить, разодрать на кусочки, на мелкие, не видные взгляду пылинки, и рассеять во тьме. - Я не виноват! - закричал Элвин. Пророк повернулся, поднял его и посадил себе на плечи. Дождь обрушился на них с новой силой, ветер пытался скинуть Элвина с плеч Пророка. Элвин вцепился в волосы Тенскватаве. Он видел, что ноги Пророка с каждым шагом все глубже погружаются в воду. За ними и следа дорожки не осталось, площадка давно растворилась, на ее месте высились грозные волны. Пророк споткнулся и упал. Элвин тоже упал, осознавая, что сейчас утонет... И вдруг его руки ощутили мокрый песок пляжа, на него накатывали волны, вымывая песчинки, пытаясь утянуть мальчика обратно в озеро. Но чьи-то сильные руки подхватили его и потащили подальше от воды, к дюнам. - Пророк, он остался в озере! - крикнул Элвин. Или подумал, что крикнул, - голос его превратился в шепот, он едва мог вымолвить слово. Его все равно бы никто не услышал в завывающих порывах ветра. Он открыл глаза, и тут же ему в лицо ударили песок и дождь. Внезапно к его уху прижались губы Меры. - С Пророком все в порядке! - прокричал брат. - Такумсе вытащил его! А я уж было похоронил тебя, когда вас засосал тот смерч! Ты как? - Я столько всего видел! - ответил Элвин. Но он очень ослаб и не смог больше выдавить ни звука, поэтому Элвин поддался усталости, позволил телу обмякнуть и провалился в беспокойный сон. 10. ИСПЫТАНИЕ Мера плохо знал Элвина, слишком плохо. Мера счел, что после того случая с торнадо Элвин станет более осторожным, захочет побыстрее покинуть это место. Однако с Элвина как с гуся вода - мальчик, наоборот, как привязанный ходил за Пророком, с открытым ртом выслушивая его истории и извращенные афоризмы в стихах, которые тот излагал. Один раз, выбрав минутку, когда Элвин, вопреки обычному, задержался рядом с братом, Мера спросил, чем его так привлекает Пророк. - Даже когда эти краснокожие говорят по-английски, я и то не понимаю их. Они говорят о земле как о живом человеке, твердят, что надо брать только те жизни, которые сами отдают себя, о том, что земля к востоку от Миззипи умирает, - как же она умирает, Эл, если всякий дурак видит, что она живехонька? Даже если она заболела оспой, чумой и подхватила десять тысяч заусениц, все равно никакой доктор ее не вылечит. - Тенскватава знает, как ее спасти, - возразил Элвин. - Вот пусть он ее и лечит, а мы пойдем домой. - Мера, давай побудем здесь еще немножко. - Мама и папа с ума сходят от беспокойства, они думают, мы погибли! - Тенскватава говорит, что земля следует своим путем. - Опять ты за свое! Земля землей, а папа тем временем вместе с соседскими фермерами прочесывает леса в наших поисках! - Тогда иди без меня. Но к _такому_ повороту событий Мера был еще не готов. Ему совсем не хотелось оправдываться перед мамой, почему он вернулся домой без Элвина. "Да нет, мам, когда я уходил, с ним все было нормально. Так, игрался с торнадо и ходил по воде с одноглазым краснокожим, ничего особенного. Он вернется домой немножко погодя, ну ты ж знаешь десятилетних мальчишек, им как в голову что-нибудь втемяшится..." Нет, Мера еще не созрел возвращаться домой без Элвина. А Эла насильно за собой не поволочешь. Мальчик даже слушать не будет о побеге. Хуже всего то, что Элвина все любили, общались с ним по-английски и на языке июни, тогда как с Мерой не заговаривала ни единая живая душа, кроме Такумсе и Пророка, которые и так все время чесали языками и которым было все равно, слушает их кто-нибудь или нет. Целыми днями Мера одиноко слонялся по дюнам. Но далеко его не пускали. С ним никто не говорил, но стоило ему направиться к лесу, как кто-нибудь обязательно пускал вдогонку стрелу, которая с противным чмоканьем вонзалась в песок прямо у его ног. Краснокожие, в отличие от Меры, не сомневались в точности своего прицела. А вот Мера постоянно гадал, что бы было, если б стрела случайно отклонилась чуть-чуть в сторону и попала в него. Обдумав как следует идею о побеге, Мера счел ее крайне глупой. Не пройдет и часа, как его выследят. Правда, он никак не мог понять, почему его не отпускают. Зачем он этим краснокожим? Он был бесполезен, никому не нужен. Сами краснокожие поклялись, что ни убивать, ни пытать его не собираются. На четвертый день, однако, все разрешилось. Он подошел к Такумсе и _потребовал_, чтобы его отпустили. На лице Такумсе отразилось обычное для этого краснокожего раздраженное недовольство. Но на этот раз Мера отступать не намеревался. - Ты что, не понимаешь, что держать нас здесь - это глупость, идиотство?! Мы ж не просто так исчезли, испарились без следа. Наших лошадей наверняка нашли, а на них стояло твое имя. Неожиданно Мера осознал, что Такумсе ведать не ведал о каких-то там лошадях. - Я не ставлю свое имя на лошадях. - На седлах, вождь, не на самих лошадях. Разве ты не знал? Эти чоктавы, которые пленили нас, - к твоему сведению, я до сих пор сильно сомневаюсь, что действовали они не по твоему поручению, - они вырезали твое имя на седле моей лошади и ткнули ее ножом, чтоб бежала побыстрее. А имя Пророка было вырезано на седле Элвина. Лошади наверняка помчались прямиком домой. Лицо Такумсе потемнело, глаза его сверкнули, как молнии. "Да, примерно так и должно выглядеть небесное божество", - подумал при этом Мера. - Эти бледнолицые... - произнес Такумсе. - Они подумают, что это я похитил вас. - Ты что, в самом деле не знал? - удивился Мера. - Тогда другое дело. Вы, краснокожие, ведете себя так, будто вам ведомо все и вся. Я пытался рассказать об этом твоим парням, но они только поворачивались ко мне спиной. Тогда как никто из вас не знал об этом. - Я не знал, - поправил Такумсе. - Но кое-кто знал. Он быстрыми шагами направился прочь, увязая по щиколотку в мягком песке, по потом вдруг снова обернулся: - Пошли, ты мне нужен! И Мера последовал за ним к покрытому древесной корой вигваму, где Пророк устроил свою воскресную школу или как там это у него называлось. Такумсе не стеснялся в выражении своих чувств - уж очень он разозлился. Не произнеся ни слова, он обошел вокруг вигвама, откидывая ногами валуны, которые прижимали его шкуры к песку. Затем он нагнулся, ухватился за низ пальцами и потянул. - Надо вдвоем, - сказал он. Мера подошел, просунул пальцы под вигвам и досчитал до трех. Затем рванул. Но Такумсе не помог ему, поэтому вигвам поднялся всего лишь на шесть дюймов, после чего упал назад. Мера зарычал от обиды и разъяренно воззрился на Такумсе. - Ты чего не тянул? - Ты досчитал только до трех, - объяснил Такумсе. - Вот именно, вождь. Раз, два, три. - Вы, бледнолицые, дураки. Каждый знает, что силу несет в себе число "четыре". Такумсе досчитал до четырех. На этот раз дружными усилиями они подняли вигвам и перевернули. Разумеется, к этому времени находящиеся внутри него уже поняли, что происходит, но никто не стал ни кричать, ни возражать. Вигвам покатился по песку, словно черепаха, которую пнули ногой. На одеялах, скрестив ноги, сидели Пророк, Элвин и несколько краснокожих, но одноглазый Тенскватава продолжал вещать, как будто ничего не случилось. Такумсе что-то заорал на языке шони, а Пророк ему ответил - сначала спокойно, но вскоре и его голос повысился. Исходя из собственного опыта, Мера знал, что подобная ссора обязательно заканчивается дракой. Но эти краснокожие оказались исключением из правил. Они орали добрых полчаса, после чего замолкли, тяжело дыша и меряя друг друга злобными взглядами. Тишина длилась всего несколько минут, но, казалось, прошло куда больше времени, чем когда они ссорились. - Ты что-нибудь понял? - спросил Мера у Элвина. - Пророк предупредил меня, что сегодня придет Такумсе и будет очень злиться. - Раз он знал об этом, почему не попытался что-нибудь изменить? - Он очень осторожен. Чтобы земля поделилась между бледнолицыми и краснокожими, все должно идти так, как должно. Если вдруг помешать какому-нибудь событию произойти, это может все разрушить, все переиначить. Пророк знает, что нас ждет в будущем, но никому не говорит, потому что мы можем все испортить. - Что толку тогда знать будущее, если в нем ничего нельзя менять? - Это тебе так кажется, - ответил Элвин. - На самом деле Пророк меняет его, просто никому ничего не говорит. Именно поэтому он создал хрустальную башню накануне той бури. Он должен был увериться, что видение будущего не изменилось и все идет как должно, он должен был удостовериться, что не произошло ничего непоправимого. - Тогда чего они лаются? Они ж сейчас подерутся! - Это ты мне скажи, Мера. Это ты помогал ему переворачивать вигвам. - Я просто рассказал ему о том, что его имя и имя Пророка были вырезаны на наших седлах. - Он и так это знал, - пожал плечами Элвин. - Ну, вел он себя так, будто никогда об этом не слышал. - Я сам рассказал об этом Пророку - на следующий же день после того, как он отвел меня в башню. - А тебе не приходило в голову, что Пророк ничего не сказал Такумсе? - Как не сказал? - не понял Элвин. - Чего ему скрывать? Мера с мудрым видом кивнул: - У меня такое ощущение, что именно этот вопрос и задал Такумсе своему братцу. - Но скрывать наше спасение - это безумство, - удивился Элвин. - Я подумал, Такумсе сразу послал кого-нибудь в город с вестью, что с нами все в порядке. - А знаешь, что я думаю, Эл? Я думаю, твой Пророк делает из нас идиотов. Я понятия не имею, зачем ему это, но, по-моему, он разработал свой план, и согласно этому плану нас нужно держать подальше от дома. А поскольку вся наша семья, соседи и прочие фермеры наверняка уже схватились за оружие, ты можешь догадаться, что произойдет. Пророк хочет, чтобы мы немножко постреляли друг друга. - Нет! - воскликнул Элвин. - Пророк говорит, что ни один человек не может убить другого человека, если тот не хочет умирать. Он говорит, что убить бледнолицего - это все равно что подстрелить волка или медведя, которые не годятся в еду. - Может быть, мы, на его взгляд, вполне съедобны. Так что если мы не доберемся до дома и не убедим наш народ, что с нами ничего не случилось, разразится война. Как раз в этот момент Такумсе и Пророк замолкли. Затянувшееся молчание прервал Мера. - Ну так что, ребята, будем отправлять нас домой? - поинтересовался он. Пророк снова сел на свое одеяло и скрестил ноги. - Иди домой, Мера, - произнес Пророк. - Без Элвина не пойду. - Пойдешь, - ответил Пророк. - Если он останется в этой части страны, он умрет. - Что ты такое несешь? - То, что видел собственными глазами! - огрызнулся Пророк. - То, что ждет нас в будущем. Если Элвин отправится сейчас домой, через три дня он умрет. Но _ты_ иди, Мера. Выйдешь сегодня в полдень, это самое верное время. - А как ты собираешься поступить с Элвином? Думаешь, с тобой он будет в большей безопасности? - Не со мной, - возразил Пророк. - С моим братом. - Дурацкая идея! - тут же заорал Такумсе. - Моего брата ждет долгая дорога. Он должен встретиться с французами в Детройте, с Ирраквой, с Аппалачами, с чоктавами и криками, со всеми краснокожими племенами, со всеми бледнолицыми, которые могут остановить надвигающуюся войну. - Если я буду говорить с краснокожими, Тенскватава, то призову их пойти со мной в бой и прогнать бледнолицых за горы. Мы заставим белого человека сесть на свои корабли и убраться обратно за моря! - Говори им что хочешь, - согласился Тенскватава. - Но ты пустишься в путь сегодня же и заберешь с собой бледнолицего мальчика, который ходит как краснокожий. - Нет, - сказал Такумсе. Печаль промелькнула на лице Тенскватавы, и он тихонько застонал. - Значит, умрет вся земля, а не какая-то ее часть. Если ты не последуешь моему совету, белый человек убьет всю землю от океана до океана, с севера на юг вся земля станет мертвой! И краснокожие племена вымрут, лишь жалкие их остатки будут ютиться на крошечных участках пустынной земли. Всю свою жизнь они будут жить как в темнице, потому что ты ослушался и не поступил так, как мне явилось в видении! - Такумсе не слушается всяких глупых видений! Такумсе - лик земли, голос земли! Иволга сказала мне это, и тебе об этом известно, Лолла-Воссики! - Лолла-Воссики мертв, - прошептал Пророк. - Голос земли не повинуется одноглазому краснокожему, поклоняющемуся виски. Его слова ужалили Пророка в самое сердце, однако лицо его осталось невозмутимым. - Ты - голос гнева земли. Ты вступишь в битву с огромной армией бледнолицых. Говорю тебе, это произойдет до первого снегопада. И если бледнолицего мальчика Элвина не будет с тобой, ты потерпишь поражение и погибнешь. - А если он будет со мной? - Ты останешься жив, - ответил Пророк. - Я с радостью пойду с Такумсе, - вмешался в спор Элвин. И когда Мера начал было возражать, Элвин повернулся к брату и дотронулся до его руки. - Ты можешь передать маме и папе, что я жив и здоров. Я _хочу_ пойти. Пророк сказал, что от Такумсе я узнаю столько, сколько не узнаю ни от кого другого. - Тогда я пойду с тобой, - уперся Мера. - Я дал слово маме и папе. Пророк холодно посмотрел на Меру: - Ты вернешься к своему народу. - Тогда и Элвин вернется со мной. - Ты не смеешь распоряжаться здесь, - возразил Пророк. - А ты, значит, смеешь? Это потому, что у твоих парней в руках луки? Такумсе протянул руку и дотронулся до плеча Меры. - Ты неглупый человек. Мера. Кто-то должен вернуться и рассказать вашему народу, что ты и Элвин не погибли. - Если я брошу его, откуда мне знать, жив он или нет? - Я клянусь, - сказал Такумсе, - пока я жив, ни один краснокожий пальцем не посмеет прикоснуться к этому мальчику. - А пока он с тобой, тебе ничего не угрожает, да? Мой младший брат - заложник, вот как это называется... Мера видел, что Такумсе и Тенскватава так разозлились, что готовы были убить его, но он и сам был настолько зол, что с радостью расквасил бы сейчас чей-нибудь нос. Может, так бы все и случилось, если бы между ними не встал десятилетний Элвин и не разнял их. - Мера, ты лучше, чем кто-либо, знаешь, что я способен сам позаботиться о себе. Расскажи папе и маме, что я сделал с чоктавами, и они поймут, что мне ничего не угрожает. Они ведь сами отправили меня из дому, разве не так? На ученичество к кузнецу. Что ж, я немножко похожу в учениках у Такумсе. А Такумсе, как известно, самый великий человек в Америке - если, конечно, не считать Тома Джефферсона. Если я каким-то образом спасу жизнь Такумсе, то исполню свой долг. А твоя обязанность - вернувшись домой, остановить близящуюся войну. Неужели ты не понимаешь? Мера все понимал и даже соглашался с Элвином. Но вместе с тем он знал, что ему предстоит объяснение с родителями. - В Библии есть одна история об Иосифе, сыне Иакова. Он был любимым сыном отца, но братья ненавидели его, а поэтому продали в рабство. Затем они взяли его одеяния, облили кровью козленка, разорвали и принесли отцу - посмотри, мол, его сожрали львы. И отец его разорвал на себе одежды, безутешно рыдал долгие дни [Библия, Бытие, глава 37]. - Но ты же скажешь, что я не погиб. - Я скажу, что собственными глазами видел, как ты превратил лезвие тесака в масло, как ходил по воде, летал в смерче, - и они сразу успокоятся, сразу поймут, что с тобой ничего не случится и что ты ведешь среди краснокожих самую обычную жизнь... - Ты трус, - неожиданно перебил его Такумсе. - Ты боишься сказать отцу и матери правду. - Я поклялся перед ними. - Ты трус. Ты боишься рискнуть. Боишься опасности. Ты хочешь, чтобы Элвин все время охранял тебя! Это уж было слишком. Мера размахнулся правой рукой, нацеливаясь размазать наглую улыбочку по морде Такумсе. Его вовсе не удивило, что Такумсе перехватил удар, скорее Меру потрясла та легкость, с которой Такумсе поймал и вывернул его запястье. Тогда Мера разозлился еще больше и врезал Такумсе в живот. На этот раз он попал. Но костяшки его словно ударились о ствол дерева, после чего вождь перехватил и вторую руку Меры. Поэтому Мера поступил так, как поступает всякий умелый боец. Он заехал коленом Такумсе между ног. К этому приему Мера прибегал всего два раза в жизни, и оба раза его противники падали на землю и извивались, как полураздавленные червяки. Такумсе выстоял, лишь лицо его побагровело, будто он перегонял боль в ярость. Поскольку он продолжал держать Меру за руки, тот уж было решил, что пришел его конец и сейчас его порвут на две одинаковые половинки, - вот насколько разозленным выглядел Такумсе. Такумсе отпустил руки Меры. Мера принялся растирать запястья, на которых остались белые отметины пальцев вождя. Вождь выглядел очень сердитым, но, как выяснилось, сердился он на Элвина. Он повернулся и посмотрел на мальчика так, будто готов был живьем содрать с него кожу и скормить ее ему же. - Ты осмелился применять на мне свои грязные бледнолицые штучки, - произнес он. - Я не хотел, чтобы кто-нибудь из вас пострадал, - возразил Элвин. - Ты думаешь, я такой же трус, как и твой брат? Думаешь, я боюсь боли? - Мера не трус! - Он бросил меня на землю, прибегнув к нечестным штучкам белого человека. Услышав прежнее обвинение, Мера не выдержал: - Ты прекрасно знаешь, что я его об этом не просил! Я и сейчас тебя положу на лопатки, если хочешь! Я буду сражаться с тобой честь по чести! - Коленом между ног? - усмехнулся Такумсе. - Ты не умеешь драться, как настоящий мужчина. - Я выдержу любое испытание, - заявил Мера. - Хорошо, тогда гатлоп. К тому времени их успела окружить целая толпа краснокожих, и те, услышав слово "гатлоп", принялись улюлюкать, вопить и хохотать. Не было такого белого человека в Америке, который бы не слышал о том, как Дэн Бун не только выдержал испытание гатлопом, но еще и умудрился сбежать от краснокожих; однако были и другие истории - о бледнолицых, которых забивали до смерти. Сказитель в прошлом году рассказывал о паре таких случаев. "Это как суд присяжных, - говорил он, - только краснокожие сами решают, как тебя бить - сильно или полегче. Это зависит от того, заслуживаешь ли ты, по их мнению, смерти или нет. Если они сочтут тебя смелым мужчиной, то будут бить сильно, чтобы испытать тебя болью. Но если они решат, что ты трус, тебе переломают все кости и ты никогда не переживешь гатлоп. Вождь не может приказывать, с какой силой и куда именно бить. Это самая демократичная и жестокая система правосудия, когда-либо существовавшая в мире". - Вижу, ты боишься, - заметил Такумсе. - Конечно, боюсь, - ответил Мера. - Я был бы дураком, если б не боялся, тем более что твои парни уже считают меня трусом. - Я пройду гатлоп перед тобой, - сказал Такумсе. - И прикажу им бить меня с такой же силой, с которой будут бить тебя. - Они не послушаются, - возразил Мера. - Послушаются, если я попрошу, - решительно сказал Такумсе. Он, должно быть, заметил написанное на лице Меры неверие, поэтому добавил: - А если не послушаются, я пройду гатлоп еще раз. - А если меня убьют, ты тоже умрешь? Такумсе внимательно осмотрел Меру с головы до ног. Мера знал, что его тело было стройным и сильным, привыкшим рубить лес и дрова, таскать ведра с водой, перекидывать солому и ворочать мешки с зерном в мельнице. Но он не был _закаленным_. Как он ни прикрывался одеялом, его кожа местами обгорела, пока он ходил голышом под палящими лучами солнца. Он был сильным, но мягким - вот к какому выводу пришел Такумсе, изучив тело Меры. - Удар, который убьет тебя, - сказал Такумсе, - оставит на мне небольшой синяк. - Значит, ты признаешь, что испытание нечестно? - Честь - это когда двое мужчин претерпевают одинаковую боль. Мужество - это когда двое мужчин претерпевают одну и ту же боль. Ты не ищешь честности, ты жаждешь легкости. Ты боишься. Ты трус. Я знал, что ты не согласишься. - Я согласен, - заявил Мера. - А ты! - выкрикнул Такумсе, тыча пальцем в Элвина. - Ты ничего не будешь трогать, ничего не будешь исцелять и не будешь смягчать боль! Эл не сказал ни слова, лишь молча посмотрел в глаза Такумсе. Мера узнал этот взгляд. Элвин обычно так смотрел, когда собирался поступить по-своему. - Эл, - окликнул Мера, - пообещай мне не вмешиваться. Эл поджал губы и ничего не ответил. - Пообещай мне не вмешиваться, Элвин-младший, иначе я не пойду домой. Элвин пообещал. Такумсе кивнул и двинулся прочь, говоря что-то на шони краснокожим. Мера почувствовал, как внутри проснулся жгучий страх. - Почему ты боишься, бледнолицый? - спросил его Пророк. - Потому что я не дурак, - объяснил Мера. - Только дурак не боится гатлопа. Пророк рассмеялся и ушел. Элвин снова сел на песок и принялся что-то чертить или рисовать пальцем. - Не злись на меня, Элвин, ладно? Вообще-то, это не ты на меня должен злиться, а я - на тебя. Ты этим краснокожим ничем не обязан, зато многим обязан маме и папе. Я не могу тебя заставить, но, знаешь, мне стыдно, что ты стоишь на их стороне, а не на стороне своих родных и близких. Эл поднял голову, и в уголках его глаз блеснули слезы. - А может, я стою именно на стороне своих родных, ты об этом подумал? - Честно говоря, ты весьма забавно заботишься о нас. Папа и мама давным-давно сходят с ума от беспокойства. - А ты больше ни о ком не можешь думать, кроме как о своей семье? Ты подумал, что Пророк, может быть, намеревается спасти жизни тысяч краснокожих и бледнолицых? - Вот здесь наши взгляды расходятся, - опустил голову Мера. - Я считаю, что ничего важнее семьи не существует. Элвин все еще водил пальцем по песку, когда Мера повернулся и зашагал прочь. Мере даже не пришло в голову посмотреть, что Элвин там писал. Он видел, но не _смотрел_, не читал. Но теперь надпись сама всплыла у него в голове. "_Беги немедленно_", - писал Эл. Он обращался к нему? Почему он не сказал этого вслух? Чушь какая-то. Наверное, послание предназначалось не ему. Кроме того, Мера и не собирался бежать, иначе Такумсе и остальные краснокожие лишь уверятся в том, что он трус. А даже если он и попробует сбежать? В здешних лесах краснокожие поймают его через считанные минуты, и ему все равно придется пройти через гатлоп, только будет еще хуже. Воины выстроились на песке в две шеренги. Они держали в руках толстые ветви, срезанные с деревьев. Мера видел, как какой-то старик снял с шеи Такумсе бусы, затем принял у него набедренную повязку. Такумсе повернулся к Мере и широко улыбнулся: - Когда на бледнолицем нет одежды, он гол. Краснокожий, стоящий на собственной земле, никогда не останется голым. Ветер - моя одежда, огонь солнца, пыль земли, влага дождя. Вот что я ношу на своем теле. Я - голос и лик земли! - Заканчивай побыстрее, - буркнул Мера. - Один мой знакомый сказал бы, что в душе такого человека, как ты, нет места поэзии, - ответил Такумсе. - А я знаю множество людей, которые сказали бы, что такой человек, как ты, вообще души не имеет. Такумсе смерил его яростным взглядом, пролаял несколько кратких приказов своим людям и шагнул между шеренгами. Он шел медленно, его подбородок был гордо, самоуверенно задран. Первый краснокожий ударил его по бедрам тонким концом ветви. Такумсе вырвал у него из рук ветвь, перевернул ее и заставил ударить еще раз. На этот раз удар пришелся в грудь, выбив весь воздух из легких Такумсе. Мера услышал, как краснокожий тихонько зарычал. Люди выстроились вверх по дюне, чтобы испытуемый поднимался помедленнее. Такумсе ни разу не остановился, не пропустил ни одного удара. Краснокожие с застывшими лицами покорно исполняли свои обязанности. Они помогали ему выказывать мужество, поэтому давали Такумсе почувствовать боль, но били не с тем, чтобы забить до смерти. Основная масса ударов приходилась на его бедра, живот и плечи. Ни один из краснокожих не ударил его ниже пояса, ни один не ударил по лицу. Но это вовсе не означало, что Такумсе легко преодолевал испытание. Мера видел, что его плечи сочатся кровью после соприкосновений с грубой корой. Он представил себе, что будет, когда подобные удары посыплются на него, и понял, что его будут бить сильнее. "Я законченный идиот, - сказал он себе. - Я состязаюсь мужеством с самым благородным человеком Америки". Такумсе достиг конца шеренг, повернулся и посмотрел с верхушки дюны на Меру. С тела его капала кровь, но он улыбался. - Давай иди ко мне, смельчак бледнолицый, - позвал он. Мера ни секунды не колебался. Он двинулся к шеренгам. Но его остановил резкий голос, раздавшийся сразу за спиной. То был Пророк, который кричал что-то на языке шони. Краснокожие обернулись на него. Когда он закончил, Такумсе демонстративно сплюнул. Мера, который ничего не понял из речи Пророка, снова двинулся вперед. Дойдя до первого краснокожего, он приготовился выдержать такой же удар, какой достался Такумсе. Но краснокожий не шевельнулся. Он сделал еще один шаг. Ничего. Может быть, они, выражая свое презрение, будут бить в спину, но он поднимался по склону дюны все выше и выше, а ни один краснокожий даже пальцем не шевельнул, ни одного удара не упало на его плечи. Он понимал, что радоваться надо, но почему-то страшно разозлился. Краснокожие помогли Такумсе продемонстрировать мужество, тогда как на долю Меры выпал позор, а не честь. Он обернулся и взглянул на Пророка, который стоял у подножия дюны, положив одну руку на плечо Элвину. - Что ты им наговорил? - заорал Мера. - Я сказал им, что если они убьют тебя, то все скажут, что Такумсе и Пророк похитили этих детей для того, чтобы убить. Я сказал "им, что если они нанесут тебе какие-нибудь побои, то, когда ты вернешься домой, все скажут, что мы пытали тебя. - А я отвечу, что я в честном испытании доказал свое мужество! - Гатлоп - это глупое испытание. Для тех, кто позабыл о своем долге. Мера протянул руку и выхватил у одного из краснокожих ветвь. Он хлестнул себя по бедрам, раз, другой, третий, пытаясь добиться, чтобы потекла кровь. Было больно, но не очень, потому что руки независимо от его же