ет в камне трещинку, где сквозь скалу можно будет легко пробиться. А что касается воды, то до нее он как-нибудь докопается. В конце концов Элвин нашел место, где подземная каменная плита истончалась и готова была раскрошиться сама. Здесь земля была выше, а вода, следовательно, залегала глубже, но главное - здесь можно было пробиться сквозь камень. Новый колодец располагался прямо между домом и кузницей. Миротворец, конечно, будет ворчать, но его жена Герти только порадуется, потому что воду в дом таскать ей. Поплевав на руки, Элвин взялся за лопату - темнело быстро, а он твердо решил, что, пока работа не будет исполнена, спать не ляжет. Особенно не раздумывая, Элвин решил прибегнуть к помощи тех сил, которые служили ему доброй подмогой на отцовских полях. Лопата даже не касалась почвы: земля на глазах превращалась в пыль и будто сама выпрыгивала из быстро растущей ямы. Проходи кто мимо, он бы подумал, что Элвин пьян или что у юноши припадок какой - так быстро он копал. Но рядом не было ни единой живой души, за исключением Артура Стюарта. Вскоре сгустилась ночь, а лампы у Эла не было, так что теперь он мог использовать свой дар в открытую, не опасаясь, что его кто-нибудь заметит. Со стороны дома донеслись какие-то крики. Ругались громко, но слов Элвин разобрать не мог. - Злятся, - сказал Артур Стюарт. Он смотрел на дом, насторожившись, словно маленький щенок. - Ты слышишь, что там говорят? - спросил Элвин. - Пег Гестер твердит, что у тебя уши как у собаки, слышат каждый шорох. Артур Стюарт закрыл глаза. - Ты не имеешь права морить мальчика голодом, - сказал он. Элвин усмехнулся. Артур в точности передал голос Герти Смит. - Пороть его поздно, но я преподам ему хороший урок, - продолжал Артур Стюарт. Судя по всему, на этот раз говорил кузнец. - Посмотрим, посмотрим, - пробурчал Элвин. Малыш Артур не останавливался: - Значит так, Миротворец Смит, либо Элвин съест свой ужин, либо я надену вот эту кастрюлю тебе на голову. Только попробуй, старая ведьма, я тебе все руки переломаю. Не сдержавшись, Элвин расхохотался. - Будь я проклят, Артур Стюарт, ты настоящий пересмешник. Мальчик поднял голову на Элвина, и по его личику расползлась ухмылка. В доме начали бить посуду. Артур Стюарт засмеялся и забегал вокруг ямы кругами. - Блюдо дзынь, блюдо дзынь, блюдо дзынь! - напевал он. - Смотри все не перебей, - посоветовал Элвин. - Ты лучше скажи, Артур, неужели ты действительно не понял, что сейчас говорил? Ну, я хочу сказать, неужели ты всего-навсего повторял то, что слышал? - Блюдо дзынь прямо ему по голове! - хохоча выкрикнул Артур и завалился на траву. Элвин тоже рассмеялся, но взгляд его оставался прикован к катающемуся по лугу малышу. "Этот мальчик не так прост, как кажется, - подумал Элвин. - Либо он просто чокнутый". С холма донесся встревоженный женский голос, громкий зов, разлетевшийся в сгустившемся влажном воздухе: - _Артур_! Артур _Стюарт_! Артур сел. - Мама, - сказал он. - Правильно, тебя зовет тетушка Гестер, - подтвердил Элвин. - Пора в кровать, - кивнул Артур. - Гляди, как бы она перво-наперво не устроила тебе большую помывку, а то ты вымазался с ног до головы. Артур встал и затрусил через луг, поднимаясь по тропинке, которая вела от домика на ручье к гостинице, где он жил. Элвин проводил его взглядом. На бегу мальчик хлопал себя по бокам руками, как будто летел. Какая-то птица, скорее всего сова, сорвалась с дерева и, спустившись к земле, полетела рядом с мальчиком, словно составляя ему компанию. Увидев, что Артур скрылся за домиком, Элвин вернулся к своей работе. Спустя пару минут стало темно хоть глаз выколи, и на землю опустилась глубокая ночная тишь. Городские собаки и те примолкли. До появления на небе луны оставалось несколько часов. Элвин трудился не покладая рук. Он чувствовал, как растет яма и расступается под ногами почва. Но помогал ему в этом вовсе не дар краснокожего, слышащего песнь зеленого леса. Сейчас он прибег к помощи своей силы, которая давала ему возможность чувствовать сквозь землю. Он знал, что здесь, чтобы добраться до камня, придется копать в два раза глубже. Но когда лопата ударила в твердую скалу, она не отскочила, как это случилось, когда Элвин копал колодец там, где указал Хэнк Лозоход. Камни крошились и ломались. Элвин легонько поддевал их ломиком, и они сами выпрыгивали вверх, после чего юноша легко вышвыривал их из колодца. Вскоре он пробился сквозь камень, и земля под ногами начала расползаться. Однако Элвин не был бы Элвином, если б отложил работу до утра и с помощью кузнеца выкачал из колодца оставшуюся грязь. Это было бы слишком легко. Отбросив в сторону лопату и ломик, Элвин укрепил землю в стенах колодца, чтобы вода прибывала не так быстро, и при помощи черпака принялся разгребать превратившуюся в жидкую грязь почву. Причем ему не пришлось прибегать к веревке, чтобы вытаскивать грязь наверх, - при помощи своего дара он поднимал ее в воздух, лепил комки и укладывал рядом с ямой, словно играл в куличики. Здесь, в этой яме, Элвин был сам себе мастером и творил чудеса. "Говоришь, я не буду ни пить, ни есть, пока не выкопаю колодец? Думаешь, заставишь меня вымаливать глоток воды? Хочешь, чтобы я умолял дать мне поспать? Не дождешься. Ты получишь свой колодец, его стены будут так крепки, что твой дом и кузница рассыплются в прах, а вода здесь будет так же чиста, как и всегда". Хотя Элвин уже чувствовал во рту привкус победы, вместе с тем он видел, что Рассоздатель еще ближе подступил к нему - так близко он не осмеливался подойти ни разу. Он мерцал и танцевал вокруг. Даже в темноте Элвин видел его - Рассоздатель маячил прямо перед ним, его размытые очертания проявлялись в ночи намного лучше, чем днем, потому что сейчас Элвина ничего не отвлекало. Внезапно ему сделалось страшно, детские страхи сбывались, и на некоторое время Элвин окаменел от ужаса, замер на месте, чувствуя, как вода сочится из-под ног, превращая твердую землю в грязь. Он тонул в густой, жирной грязи сотни футов глубиной, и стены колодца тоже стали оплывать, заваливая Элвина, утаскивая внутрь. Он пытался вдохнуть, вода лезла в легкие, он чувствовал, как ее холодные, влажные щупальца смыкаются вокруг его бедер, вокруг пояса; он стиснул кулаки и ощутил в пальцах все ту же грязь, подобную кошмарной пустоте, являвшейся ему в сновидениях... Но затем он опомнился, взял себя в руки. Он действительно по пояс ушел в пропитавшуюся водой землю, и будь на его месте какой-либо другой мальчишка, он бы сразу принялся вырываться, тем самым уходя глубже и глубже, пока совсем не утонул бы. Но Элвин был не совсем обыкновенным юношей, и ему ничего не угрожало, только нельзя поддаваться страху, порождению детских кошмаров. Сосредоточившись, он создал из грязи под ногами твердую опору, способную выдержать его вес, после чего заставил площадку подняться на поверхность. Вскоре он стоял на твердом дне колодца. Нет ничего проще, как крысе шею свернуть. Если это все, на что способен Рассоздатель, то его могущество вызывает презрительный хохот. Кишка тонка с Элвином справиться - как у него, так и у Миротворца Смита с Хэнком Лозоходом. Элвин снова принялся работать лопатой, вычерпал грязь, выкидал из колодца, снова начал черпать. Он порядком углубился под землю, на добрых шесть футов ниже каменной плиты. Если б он не утрамбовывал земляные стены колодца, вода залила бы его с головой. Элвин ухватился за веревку, которую предусмотрительно закрепил у колодца, и, упираясь ногами в стену, перебирая руками, полез на волю. Луна уже взошла, но яма получилась такой глубокой, что лунный свет достигнет дна, только когда ночное светило засияет прямо над головой. Но этого и не требовалось. Элвин покидал обратно в яму камни, которые вытащил оттуда всего час назад, и спустился следом. Он научился обращаться с камнем еще в младенческие годы, но никогда не действовал более уверенно, чем сегодня ночью. Голыми руками он лепил камень, как мягкую глину, превращая булыжники в аккуратные квадратные камешки, которыми выкладывал стены колодца. Он клал их как можно ближе друг к другу, чтобы давление почвы и воды не выбило камни из стен. Влага легко проникнет сквозь трещинки, но песок застрянет, и колодец всегда будет давать чистую родниковую воду. Камней, естественно, не хватило, и Элвину пришлось трижды ходить к ручью, чтобы наполнить корзину обточенной водой галькой. Хоть Элвин и прибег к своему дару, чтобы облегчить работу, время клонилось к середине ночи, и усталость брала свое. Однако он отказывался думать об отдыхе. Разве он не научился у краснокожих бежать сутки напролет, не зная, что такое усталость и боль в ногах? Мальчик, который следовал за Такумсе и без остановки бежал от Детройта до Восьмиликого Холма, - такой мальчик без труда выкопает колодец за одну ночь, и плевать на жажду, плевать на боль в спине, бедрах, плечах, локтях и коленях. Наконец, о, наконец-то работа закончена. Луна давно миновала зенит, язык скреб небо, словно лошадиная попона, но колодец был выкопан. Упираясь руками и ногами в только что положенные каменные стены, Элвин выбрался из ямы. Очутившись снаружи, он позволил земле в щелях камней размякнуть, и вода, прирученная и подчиненная воле человека, звонко закапала на выстилающие дно булыжники. Однако Элвин не направился домой, он даже не пошел к ручью, чтобы напиться. Нет, он утолит жажду из этого колодца, как поклялся Миротворец Смит. Элвин останется здесь и подождет, пока вода не достигнет естественного уровня, потом очистит ее, зачерпнет ведром и принесет в дом, где выпьет чашку воды прямо перед своим мастером. После этого он отведет Миротворца Смита к колодцу, который нашел Хэнк Лозоход, к тому самому, который Элвина принудили копать, а затем покажет кузнецу другой колодец, куда можно кинуть ведро и услышать радостный плеск воды, а не грохот железа о камень. Он стоял на краю и представлял, как Миротворец Смит станет плеваться и шипеть от злости. Постояв немножко, Элвин опустился на землю, чтобы дать отдых измученным ногам, - теперь он рисовал себе лицо Хэнка Лозохода, когда тот увидит труд Эла. Потом Элвин лег, чтобы унять боль в спине, и на минутку-другую прикрыл глаза, чтобы не отвлекаться на суетливые тени Рассоздателя, по-прежнему маячившего неподалеку. 8. РАССОЗДАТЕЛЬ Миссис Модести заворочалась. Пегги услышала, как ритм ее дыхания изменился. Затем женщина проснулась и резко села на своей кровати. Оглядевшись по сторонам, миссис Модести разглядела в темноте Пегги. - Это я вас разбудила... - пробормотала Пегги. - Что случилась, моя дорогая? Ты что, совсем не спала? - Я боюсь, - ответила Пегги. Миссис Модести вышла на галерею. Легкий юго-западный ветерок играл узорчатыми шелковыми занавесками. Луна резвилась с облаком, по крышам Дикэйна, раскинувшегося у подножия холма, ползли переменчивые тени. - Ты видишь его? - спросила миссис Модести. - Не его, - поправила Пегги. - Я вижу лишь огонек его сердца. Я могу глядеть его глазами, способна увидеть, что ждет его в будущем. Но его самого - нет, не вижу. - Бедняжка моя... Был такой замечательный вечер, а тебе пришлось уйти с бала, чтобы присмотреть за маленьким мальчиком, над которым нависла смертельная опасность. Таким образом, ни о чем не допытываясь, миссис Модести спрашивала, в чем заключается угрожающая Элвину опасность. Пегги предоставлялось право самой решать, отвечать или нет, причем обиды, ответив отказом, она не причинит. - Если б я могла все толком объяснить... - вздохнула Пегги. - Это виноват его враг, безликая тварь... Миссис Модести вздрогнула: - Безликая?! Боже, какая мерзость. - Впрочем, не так уж он и безлик. Являясь другим людям, он обычно подыскивает себе какое-нибудь лицо. Один священник, к примеру, человек, который мнил себя великим ученым, видел Рассоздателя, но разглядеть его сущность не смог - в отличие от Элвина. Этот священник сам придал Рассоздателю форму и дал ему имя. Он назвал его Посетителем и счел ангелом. - Ангелом?! - Мне кажется, что мы все когда-нибудь видели Рассоздателя, только не узнавали его, поскольку не обладали должной силой разума. Наш ум придает ему наиболее близкий к жизни облик. Мы видим ту форму, которая представляет собой неприкрытую разрушительную силу, ужасное могущество, которому нельзя противостоять. Те, кто поклоняется подобному злу, заставляют себя относиться к Рассоздателю как к идеалу красоты. А те, кто ненавидит и боится его, сталкиваются с самой страшной тварью на свете. - А что видит твой Элвин? - Я с Рассоздателем никогда не встречалась, он слишком бесплотен; даже глядя глазами Элвина, я не могу увидеть Рассоздателя, если сам Элвин не обращает внимания на него. Я вижу, что он что-то заметил, и лишь потом понимаю, что это был Рассоздатель. Такое ощущение, будто вы ухватили уголком глаза какое-то движение, но, повернувшись, ничего перед собой не увидели. - Словно он постоянно держится у тебя за плечом, - кивнула миссис Модести. - Верно. - И он сейчас вознамерился напасть на Элвина? - Бедный мальчик, он не понимает, что сам призвал к себе Рассоздателя. Элвин вырыл в своем сердце глубокую черную яму, как раз в такие уголки души обожает заползать Разрушитель. Миссис Модести вздохнула: - Ах, дитя мое, все эти вещи выше моего понимания. Я никогда не могла похвастаться каким-либо скрытым даром, поэтому то, что ты мне сейчас говоришь, кажется чем-то непостижимым. - У вас? Никогда не было дара? - с изумлением переспросила Пегги. - Да, я знаю, люди не любят признаваться в этом, но ведь не я одна такая обездоленная. - Миссис Модести, вы не поняли меня, - возразила Пегги. - Да, я была удивлена, но вовсе не тем, что у вас нет никаких скрытых сил, а тем, что, _по вашему мнению_, у вас их нет. Вы обладаете очень, очень могущественной силой. - Нет, дорогая моя, я бы, конечно, с радостью призналась в этом, но... - У вас есть дар видеть не рожденную на свет красоту. Вы видите ее так, будто она стоит у вас перед глазами, и тем самым высвобождаете ее. - Как это прекрасно, - улыбнулась миссис Модести. - Вы сомневаетесь в моей правоте? - Я ни секунды не сомневаюсь в том, что ты говоришь абсолютно искренне и веришь своим словам. Спорить было бессмысленно. Миссис Модести поверила ей, но боялась себе в этом признаться. Но сейчас не время убеждать ее. Куда важнее Элвин, который уже заканчивает второй колодец. Один раз он сумел спастись и теперь считает, что опасность позади. Юноша опустился на край колодца, чтобы передохнуть минутку-другую, потом лег. Неужели он не видит, как Рассоздатель протягивает к нему свои щупальца? Неужели он не понимает, что, заснув, он откроет себя Рассоздателю, и тот не замедлит проникнуть в него? - Нет! - прошептала Пегги. - Не спи! - Ты говоришь с ним? - удивилась миссис Модести. - Он может тебя услышать? - Нет, - понурилась Пегги. - Он не слышит ни единого слова. - Но что ты можешь сделать? - Ничего. Я ничего не могу придумать. - Ты как-то рассказывала, что раньше прибегала к помощи его сорочки... - Я пользовалась тогда частичкой его силы. Но даже его дар не способен прогнать то, что явилось по его зову. Будь у меня целый ярд его сорочки, а не жалкий кусочек, все равно я не смогу прогнать Рассоздателя. Я просто не знаю, как это сделать. Замолкнув, Пегги с отчаянием наблюдала за тем, как глаза Элвина закрываются, закрываются... - Он заснул. - Если Рассоздатель победит, Элвин погибнет? - Не знаю. Может быть. А возможно, он просто исчезнет, истонченный, изглоданный, и превратится в ничто. Или Рассоздатель завладеет им... - Ты ведь светлячок, неужели ты не способна заглянуть в будущее? - Тропинки будущего Элвина ведут во тьму, где и пропадают. Все до единой. - Значит, все кончено, - прошептала миссис Модести. Пегги почувствовала на щеках что-то холодное. Ну да, конечно, это ее слезы сохли на прохладном ветерке. - Но если б Элвин сейчас не спал, он мог бы прогнать этого невидимого врага? - спросила миссис Модести. - Извини, что лезу с расспросами, но, поняв, что происходит, я, возможно, помогу тебе что-нибудь придумать. - Нет, нет, это не в наших силах, мы можем только следить... Однако, несмотря на то что Пегги отвергла предложение миссис Модести, ее ум сразу уцепился за предложенную соломинку. "Я должна разбудить его. Бороться с Рассоздателем бесполезно, но если я разбужу Элвина, он сам сможет за себя постоять. Да, он слаб, он устал, но, вполне вероятно, он найдет какой-нибудь способ одержать победу". Пегги развернулась и кинулась обратно в комнату. Ломая ногти, она открыла верхний ящик бюро и принялась рыться в нем, пока не нашла резную шкатулку, в которой лежала сорочка Элвина. - Мне уйти? - спросила из-за плеча миссис Модести, которая вернулась в комнату вслед за Пегги. - Нет, нет, останьтесь, прошу вас. Вы поддержите меня, если у меня опять ничего не получится. - Я верю в тебя, - сказала миссис Модести. - И верю в него, если он действительно такой, каким ты его описываешь. Но Пегги уже ничего не слышала. Она опустилась на краешек кровати, отыскивая в огоньке сердца Элвина какой-нибудь способ, при помощи которого можно было бы разбудить юношу. Обычно она могла проникать в него даже во время сна, она слышала то, что слышал он, видела память того, что его окружает. Но сейчас в Элвина просачивался Рассоздатель, поэтому чувства юноши притупились. Нет, на них нельзя полагаться. В отчаянии она принялась перебирать варианты. Может, громкий шум? Воспользовавшись тем малым, что осталось от ощущений Элвина, Пегги отыскала растущее неподалеку дерево, растерла крошечный кусочек сорочки и попробовала - она не раз наблюдала, как Элвин делает это, - воссоздать в уме юноши картинку дерева, чья ветвь внезапно отламывается и падает на землю. Быстрее, ну быстрее же - у Элвина это получалось в мгновение ока! В конце концов ветка рухнула. Но поздно. Он не услышал треска. Рассоздатель практически растворил вокруг Элвина воздух, так что дрожащий звук не проник за эту преграду. Возможно, Элвин что-то услышал; быть может, он продвинулся на шаг-другой к пробуждению. А может, нет. "Как же мне разбудить его, если он ничего не чувствует, если ничто его не волнует? Я сжимала в руках его сорочку, когда на Элвина падала кровельная балка, и прожгла в дереве дыру величиной с его тельце, так что с головы Элвина даже волоска не упало. Один раз ему на ногу упал жернов; я расколола камень на две части. Однажды его отец, стоя на сеновале, сжимал в руках вилы, ведомый сумасшествием, которое навеял Рассоздатель, - он решил убить своего возлюбленного сына; тогда я привела к нему Сказителя, чтобы тот отвлек отца от страшного намерения и прогнал Рассоздателя. Но каким образом? Почему Разрушитель испугался Сказителя? Потому что тот увидел ненавистного зверя и закричал на него, вот почему Рассоздатель бежал при виде странника. Сейчас Сказителя рядом с Элвином нет, однако я наверняка смогу разбудить кого-нибудь и заставить спуститься на луг. Это должен быть человек, сердце которого исполнено любовью и добротой, чтобы Рассоздатель пустился в бегство при его появлении". Одолеваемая смертельным ужасом, она оставила заветный огонек, на который наступала всепоглощающая чернота Рассоздателя, и пустилась сквозь ночь на поиски другого сердца, которое она сможет разбудить и послать на помощь погибающему юноше. И сразу Пегги почувствовала, как тьма, заволакивающая душу Элвина, немножко прояснилась, зарябив тенями, - глубокая пустота будущего, которую она раньше наблюдала, потеряла свою непроницаемость. Значит, спасение Элвина зависит исключительно от результата ее поисков. Однако даже если она отыщет кого-нибудь, как его разбудить? Но Пегги найдет способ, иначе Хрустальный Город погибнет. Его поглотит пропасть, которая разверзлась на месте глупого, ребячьего гнева Элвина. 9. ИВОЛГА Элвин проснулся несколько часов спустя. Луна клонилась к западу, а на востоке разгорался первый призрачный свет. Он вовсе не собирался спать. Но он очень устал, да и работа, порученная ему, была полностью выполнена, поэтому, закрыв глаза, он, конечно же, задремал. Однако он еще успеет набрать ведро воды и принести в дом. Так, но открыл ли он глаза? Небо, распростершееся над ним, было сплошь серого цвета. А куда подевались деревья? Разве не должны они тихонько шелестеть под дуновеньем утреннего ветерка? Если на то пошло, ветерка тоже не было. И помимо того, что он видел глазами, чувствовал кожей, пропало еще кое-что. Зеленая музыка живого леса. Ее не стало: затихло стрекотание, издаваемое спящими насекомыми в траве, куда-то подевался ритмичный стук сердец дремлющих на рассвете оленей. Птицы не прыгали по ветвям, ожидая, когда солнечное тепло разбудит вкусных мошек. Все вокруг мертво. Рассоздано. Леса больше нет. Элвин открыл глаза. Но ведь они уже были открыты? Элвин открыл глаза еще раз и опять ничего не увидел; не закрывая их, он снова открыл веки, и с каждым разом небо, казалось, становилось все темнее. Нет, не темнее, оно как бы отступало, удалялось от него, словно он падал в глубоченную яму, откуда даже неба не видно. Элвин вскрикнул от страха и открыл уже открытые глаза. И вот что он увидел... Дрожащую бестелесную плоть Рассоздателя, давящую на него, проникающую в ноздри, между пальцев, лезущую в уши. Он ничего не чувствовал, но все равно знал, что именно пропало: внешний слой его кожи - под прикосновением Рассоздателя его тело распадалось на маленькие частички, которые умирали, осыпаясь на землю. - Нет! - закричал он. Не раздалось ни звука. Вместо этого Рассоздатель ворвался ему в рот, протиснулся в легкие, и Элвин не мог сжать зубы, чтобы остановить скользкого Разрушителя, который упорно проникал в его тело, чтобы источить изнутри. Элвин попытался исцелить себя - точно так же, как исцелил свою ногу, когда жернов чуть не перерезал ее пополам. Однако все происходило, как в древней истории, которую некогда поведал ему Сказитель. Он не мог соревноваться с Рассоздателем, который разрушал намного быстрее, чем Элвин строил. Он исцелял одну частичку, а тем временем распадались и умирали тысячи других. Его ждала смерть, наполовину его уже не существовало, и это будет не просто смерть, Элвин не просто потеряет бренную плоть, он не останется вечно живым духом - Рассоздатель вознамерился сожрать как тело, так и дух, как плоть, так и разум. Плеснула вода. Он услышал плеск воды. Ничему он так не радовался, как этому незатейливому звуку. Оказывается, Рассоздатель, окруживший и почти поглотивший его, вовсе не всемогущ, как кажется. Есть что-то неподвластное ему. Элвин услышал, как звук повторился и зазвенел в памяти. Ухватившись за проявление настоящего мира, Элвин открыл глаза. На этот раз они действительно открылись, потому что он снова увидел небо, окаймленное кронами деревьев. А рядом, сжимая в руках ведро воды, стояла Герти Смит, жена Миротворца. - Насколько я понимаю, это первая вода из колодца, - сказала она. Элвин разлепил губы, и в его легкие просочился прохладный влажный воздух. - Ну да, - прошептал он. - Никогда б не подумала, что ты за одну ночь выроешь колодец да еще выложишь его камнями, - продолжала она. - Этот полукровка, Артур Стюарт, он влез на кухню, где я замешивала хлеб на завтрак, и сказал, что колодец ты вырыл. Вот я и пришла посмотреть. - Он на ногах ни свет ни заря, - еле-еле кивнул Элвин. - Зато ты с последними петухами ложишься, - посетовала Герти. - Будь у меня твоя сила, я задала бы моему мужу хорошую трепку, Эл, и не посмотрела, кто ученик, а кто мастер. - Я всего лишь исполнил то, что он приказал. - Не сомневаюсь, как не сомневаюсь в том, что именно он заставил тебя вырыть ту ямищу с камнем на дне, что возле кузницы. - Она довольно хмыкнула. - Ничего, это научит старого дурня уму-разуму. Верит всяким лозоходам, а у самого подмастерье какой, вы посмотрите... Тут-то Элвин и понял, какую ошибку совершил. Яма, которую он выкопал в гневе, лучше всякой вывески говорила о том, что он умеет не только копыта лошадям подковывать. - Прошу вас, мэм, - взмолился он. - О чем же? - Я совсем не умею искать воду, мэм, но если вы начнете говорить противоположное, мне ж белого света не взвидеть. Она уставилась на него хмурыми, холодными глазами. - Но если ты не лозоход, объясни мне, откуда в колодце, что ты вырыл, такая чистая вода? Дальнейшие слова Элвин взвешивал более тщательно: - Дело все в том, что лоза в руках лозохода первый раз дернулась именно здесь. Я заметил это, и когда наткнулся у кузницы на камень, то направился прямиком сюда. Но подозрения Герти было не так-то просто развеять. - А ты бы повторил то же самое, если б Господь наш Иисус стоял здесь и судил твою вечную душу, основываясь на этих словах? - Мэм, появись здесь Иисус, я бы прежде всего принялся замаливать свои грехи, а о каком-то там колодце и не вспомнил бы. Она снова рассмеялась, легонько ткнув его в плечо. - Мне понравилась твоя история. Так случилось, что ты наблюдал за Хэнком Лозоходом. Отличная сплетня. Я не я, если не расскажу об этом всей округе. - Спасибо, мэм. - На, выпей. Ты заслужил первый глоток из первого ведра, что было набрано в этом колодце. Элвин знал, что, согласно обычаю, первый глоток делает владелец. Но она предлагала, а его горло настолько пересохло, что, заплати вы ему по пять долларов за унцию слюны, он бы и на десятку не наплевал. Поэтому он поднес ведерко к губам и жадно принялся пить, не замечая льющейся за ворот рубахи воды. - Могу поспорить, что голоден ты не меньше, - заметила Герти. - Скорее устал, - пожал плечами Элвин. - Ну так иди в дом, поспи. Он знал, что ему очень нужно выспаться, но видел, что Рассоздатель не отступил, а поэтому, по правде говоря, боялся засыпать. - Спасибо большое, мэм, но мне нужно отлучиться на пару минут. - Ну, давай, давай, - сказала она и направилась к дому. Утренний ветер, вцепившись в промокшую рубаху, обдал тело морозцем. Может, нападение Рассоздателя было всего лишь сном? Нет, Элвин так не считал. Он не спал, и все происходило на самом деле; не приди Герти Смит и не плесни ведро в колодце, он был бы рассоздан. Разрушитель больше не прятался. Он не скрывался в тенях, не маячил за спиной. Куда бы Элвин ни посмотрел, он везде видел переливающуюся в сером утреннем свете плоть Рассоздателя. По какой-то неведомой причине именно это утро Рассоздатель выбрал для решающей схватки. Только Элвин не знал, как нужно сражаться. Если такой прекрасный колодец не смог остановить врага, чем же ему воспрепятствовать? Рассоздатель - это вам не городской парень, с которым можно побороться. Рассоздателя за ворот не ухватишь. Одно несомненно. Больше никогда в жизни Элвин не ляжет спать, пока каким-нибудь образом не положит Рассоздателя на лопатки. "Я должен быть твоим властелином, - обратился Элвин к пустоте. - Так скажи, как мне тебя разрушить, если ты сам есть Рассоздание? Кто научит меня, как победить в этой битве, если ты можешь напасть на сонного, а я понятия не имею, как за тебя уцепиться?" Проговаривая про себя эти слова, Элвин брел к опушке леса. Рассоздатель осторожно отступал, стараясь не приближаться. Но, даже не оглядываясь по сторонам, Эл знал, что враг замыкает свой круг, наступая сразу отовсюду. "Вот он, нетронутый лес, где я должен чувствовать себя как дома, но зеленая песня навсегда замолкла, заклятый враг обступил меня, а я ведь и план сражения не продумал". Зато Рассоздатель все продумал. Он не тратил времени на всякие раздумья "что делать". В этом Элвин быстро убедился. Потому что прохладный, ветерок летнего утра внезапно сменился морозцем, и - Элвин мог поклясться чем угодно - с неба повалили снежные хлопья. Повалили прямо на зеленую листву деревьев, прямо на высокую густую траву. Снегопад усиливался, и на землю падали не мокрые тяжелые снежинки из теплого снега, а крошечные ледяные кристаллы, навеянные свирепой зимней вьюгой. Элвин вздрогнул. - Нет, это невозможно, - сказал он. Но сейчас глаза его были открыты. Это был не полудремотный сон. Снег шел настоящий, его покрывало было настолько плотным, что ветви по-летнему зеленых деревьев не выдерживали и ломались, листья срывало и с ледяным звоном разбивающихся сосулек бросало на землю. Элвин сам вскоре замерзнет до смерти, если каким-то образом не выберется из объятий зимы. Он направился обратно, туда, откуда пришел, но снег валил так густо, что Элвин ничего перед собой не видел и, поскольку Рассоздатель умертвил зеленую песнь живого леса, дорогу найти не мог. Вскоре он уже не шел, а бежал. Только бежал он не как учил его Такумсе, а как глупый бизон-бледнолицый, так же шумно и слепо, и вскоре, как это неминуемо случилось бы с каждым белым человеком, Элвин поскользнулся на покрытом льдом булыжнике и лицом вниз полетел в сугроб. Снег забился в рот, нос, в уши, проник меж пальцев, прямо как грязь прошлой ночью, как Рассоздатель во сне, и Элвин закашлялся, принялся отплевываться и закричал: - Я знаю, это все неправда! Его крик поглотила стена снега. - Сейчас лето! - заорал он. Челюсти свело от холода, и он знал, что если кричать дальше, то будет еще больнее, но остановиться не мог. - Я все-таки помешаю тебе! - выдавил он сквозь онемевшие губы. Однако, произнеся эти слова, он понял, что ничего сделать с Рассоздателем не сможет. Он не сможет заставить Рассоздателя творить, быть кем-нибудь или чем-нибудь, потому что тот есть чистое Рассоздание и Небытие. И вовсе не Рассоздателя он должен призывать, а то живое, что окружает его, - деревья, траву, землю, воздух. Он обязательно должен вернуть зеленую песню. Ухватившись за эту мысль, Элвин снова заговорил, голос его превратился в шепот, однако звал он не переставая, звал, изгнав из себя гнев и ярость. - Лето, - прошептал он. - Теплый воздух! - сказал он. - Зеленые листья! - выкрикнул он. - Жаркий ветер с юго-запада. Раскаты грома в полдень, туман утром, солнечный свет, сжигающий иней! Изменилось ли что-нибудь или осталось, как прежде? Стих ли снегопад? Растопило ли сугробы на земле, свалился ли с ветвей деревьев снег, обнажив листву? - Сейчас жаркое утро, жаркое и сухое! - закричал он. - Может, позже пойдет дождь, дар Мудрейших, тучи принесет издалека, но сейчас листья купаются в солнечном свете, пробуждая тебя, ты _растешь_, распускаешься, вот так! Вот так! В голосе его зазвучала радость, потому что снегопад сменился моросью дождя, наносы на земле растаяли, обнажив коричневые заплаты земли, новые почки появились на ветвях, словно воинские отряды выстроились на параде. И в тишине, наступившей после его слов, он услышал птичью песенку. Песенку, которую раньше никогда не слышал. Он не знал пичужку, чья нежная песнь беспрестанно менялась, ни разу не повторяясь. Это была песнь созидания, чей мотив не напеть, которую не повторить, но распустить которую, прервать и разбить невозможно. Она сплетала все воедино, в единый акт Творения, и если Элвину удастся найти птичку, выводящую эти трели, то можно уже ничего не бояться. Его победа будет неоспоримой. Он побежал, и теперь его сопровождала зеленая песнь леса, ноги сами выбирали место, куда ступить. Он следовал птичьей песенке, пока не выбежал на поляну, откуда доносились трели. На старом стволе поваленного дерева, неподалеку от не успевшего растаять сугроба, находившегося в глубокой тени, прыгала красногрудая иволга. А прямо перед бревном, практически нос к носу с птахой, слушая песню, сидел Артур Стюарт. Сделав большой круг, Элвин медленно обошел обоих и потихоньку приблизился. Казалось, Артур Стюарт не заметил появления Элвина, он глаз не сводил с птички. Солнце ослепительно сияло, но ни мальчик, ни птица даже ни мигали. Элвин молчал. Как Артура Стюарта, его полностью поглотила песня иволги. Пташка ничем не отличалась от остальных лесных пичуг, от тысяч и тысяч разноцветных певчих птичек, которых Элвин видел за свое детство. Вот только из ее горлышка исходила такая музыка, которой не пел никто и никогда. Это была не просто иволга. И не какая-то там особая иволга, ибо нет такой птицы, которая бы выделялась чем-то особенным из прочей крылатой братии. Это была Иволга, птичка, которая сейчас пела голосами всех птиц, пела песнь всех певцов, пела ради сидящего перед ней мальчика. Элвин опустился на юную поросль травы, недавно пробившуюся из-под земли, и стал слушать. Однажды Лолла-Воссики поведал ему, что песня Иволги вмещает в себя всю историю краснокожего человека, все, что он совершил достойного в жизни. Отчасти Элвин надеялся понять эту древнюю повесть или, по крайней мере, услышать, как Иволга рассказывает о событиях, в которых он, Элвин, тоже принимал участие. О том, как Пророк Лолла-Воссики ходил по воде; как воды реки Типпи-Каноэ побагровели от крови краснокожих; как Такумсе, в чьем теле сидело не меньше дюжины мушкетных пуль, держался на ногах, призывая своих воинов стоять, сражаться, изгнать бледнолицых воров с этой земли. Однако, как Элвин ни прислушивался, смысл песни ускользал от него. Он мог бежать по лесу, как краснокожий, он слышал зеленую песнь земли, но песенка Иволги предназначалась не для его ушей. Правильно говорит пословица: всех портных девице не переходить, всех ремесел парню не одолеть. Элвин и так многому научился, - а сколькому еще научится! - но всего на свете ему не переделать. Песенка Иволги относилась к тем вещам, которых ему никогда не понять. Но ведь Иволга прилетела сюда не просто так, в этом Элвин мог поклясться. Сегодня Элвин впервые сошелся с Рассоздателем лицом к лицу, а значит, в появлении Иволги скрывается некий смысл. Птичья песенка должна дать ему какие-то ответы. Элвин собрался было заговорить, задать вопросы, жгущие изнутри с тех самых пор, как он в первый раз узнал о своем назначении, но внезапно в птичьи трели вмешался чей-то голосок. Голос Артура Стюарта. - Дни, что лежат впереди, неведомы мне, - произнес мальчик. Голос прозвучал как музыка, столь ясных и понятных слов Элвин никогда не слышал от трехлетнего пацана. - Я знаю лишь то, что осталось позади. Элвин помотал головой, пытаясь разобраться, что происходит. "Стану ли я когда-нибудь Мастером, как предрекла девочка-светлячок?" Вот что первым делом спросил бы Элвин, и слова Артура стали ответом на его вопрос. Хотя отвечал ему не Артур Стюарт - это было ясно как день. Мальчик не понимал, что говорит, он просто передавал чьи-то слова, как прошлой ночью подражал ссорящимся Миротворцу и Герти. Он передавал Элвину ответ Иволги, переводил птичью песенку на язык, который способен был воспринимать Элвин. И Элвин понял, что задал неверный вопрос. На самом деле ему не нужно было знать ответ - он узнал о своем предназначении много лет назад и понимал, что так или иначе станет Мастером. Он хотел услышать нечто другое - _как_ это случится. "Помоги мне". Трели Иволги изменились, зазвучала нежная, простая песенка, более похожая на обычную птичью песнь, намного отличающаяся от тысячелетней истории краснокожего человека, которую только что слышал Элвин. Смысла новой песни Иволги Элвин также не понял, но каким-то образом почувствовал, о чем в ней говорится. Это была песнь Творения. Снова и снова повторялась одна и та же мелодия, несколько пассажей, однако сияли они настолько ослепительной правдой, что Элвин увидел ее своими глазами, почувствовал на губах, на языке, вдохнул полной грудью. Песнь Творения была его песней, он понял это, ощутив ее неземную сладость. Когда песенка достигла своего апогея, Артур Стюарт снова заговорил - его слова как две капли воды походили на высокие, кристально чистые птичьи трели. - Лишь тот настоящий Мастер, кто является частью своего творения, - проговорил мальчик. Эти слова огненными буквами впечатались в сердце Элвина, хотя юноша не понял их. Просто он знал, что однажды, когда-нибудь, еще поймет их смысл и тогда овладеет силой древних Мастеров, которые построили Хрустальный Город. Он воспользуется своим умением, найдет Хрустальный Город и отстроит его вновь. Лишь тот настоящий Мастер, кто является частью своего творения. Иволга замолкла. Застыла на бревне, склонив маленькую головку и вдруг стала не Иволгой, а какой-то обычной птичкой с алыми перышками. Вспорхнув, она стрелой унеслась в лес. Артур Стюарт проводил ее взглядом и крикнул вслед уже настоящим, младенческим голоском: - Птичка! Лети, птичка! Элвин устало опустился на землю, изнуренный ночной работой, предрассветным страхом и светлой, как солнечный день, птичьей песенкой. - Я летал, - обернувшись, заявил Артур Стюарт, который, казалось, только что заметил Элвина. - Неужели? - прошептал Элвин. Ему было жаль разрушать мечты маленького мальчика объяснениями, что люди не летают. - Меня несла большая черная птица, - важно кивнул Артур. - Я летел и летел. - Артур протянул руки и прижал ладони к щекам Элвина. - Мастер, - произнес он, после чего радостно рассмеялся. Значит, Артур не просто передавал слова. Он действительно понимал, о чем говорится в песне Иволги, - может, не все, но понял он достаточно, чтобы узнать о судьбе Элвина. - Не говори об этом никому, ладно? - попросил Элвин. - Я никому не скажу, что ты умеешь разговаривать с птичками, а ты никому не скажешь, что я Мастер. Обещаешь? Лицо Артура посерьезнело. - Я не говорю с птицами, - возразил он. - Птицы говорят со мной. - И снова повторил: - Я летал. - Я верю тебе, - сказал Элвин. - Я вейю тебе, - воскликнул Артур и снова звонко рассмеялся. Элвин поднялся, вслед за ним вскочил и Артур. - Пойдем-ка домой, - сказал Эл, взяв мальчугана за руку. Он доставил Артура прямиком в гостиницу, где старушка Пег Гестер хорошенько отругала мальчика за то, что тот, убежав, с раннего утра надоедает людям. Но ругала она любя, и Артур, слушая ее, улыбался, как дурак, наслаждаясь голосом женщины, которую звал своей мамой. Закрыв за собой дверь и оставив Артура Стюарта на попечении приемных родителей, Элвин клятвенно пообещал себе, что когда-нибудь обязательно расскажет мальчику, как тот помог ему однажды. "Когда-нибудь я расскажу ему, что он сделал для меня". Миновав домик у ручья, Элвин спустился с холма и направился прямиком к кузнице, где Миротворец наверняка уже закипает от ярости, проклиная ленивого ученика и совсем забыв, что тот всю ночь копал колодец. Колодец. Погруженный в свои мысли, Элвин неожиданно наткнулся на яму, которую вырыл как памятник Хэнку Лозоходу. Со дна ее по-прежнему ослепительно сиял белоснежный камень, едкая насмешка над искусством лозохода. И Элвин наконец понял, почему к нему явился Рассоздатель. Вовсе не потому, что Элвин после этой ямы вырыл еще один колодец. Не потому, что юноша воспользовался своим даром, чтобы остановить воду, и не потому, что Элвин мял камни, как глину, чтобы выложить дно колодца. Это произошло потому, что, роя первую яму, Эл хотел выставить Хэнка Лозохода круглым дураком. Чтобы наказать его? Да, именно затем - чтобы над Хэнком хохотал всякий, кто увидит сплошной камень на том месте, которое пометил Хэнк. Это уничтожило бы его, он лишился бы имени мастера своего дела - и незаслуженно, потому что на самом деле был хорошим лозоходом. Его ввела в заблуждение земля, и Хэнк сделал ошибку, сам о том не подозревая, тогда как Эл вознамерился жестоко наказать его и выставить дураком, каковым Хэнк не был. Ночной труд и последовавшая затем битва с Рассоздателем отзывались в теле смертельной усталостью, но Элвин не колебался ни секунды. Он принес лопату, валявшуюся у настоящего колодца, скинул рубаху и принялся за работу. Вырыв колодец, который никогда не даст воды, он сотворил зло, он хотел лиши