компромисса... - Они перестанут меня слушать и развяжут войну. - Вэл, поверь, я знаю, что делаю. - Почему я должна верить? Ты вовсе не умней меня, и в этих делах у меня нет опыта. - Мне тринадцать, а тебе - десять. - Почти одиннадцать. - И я знаю, как это делается. - Ладно, будь по-твоему. Но эту чушь про "свободу или смерть" я писать не буду. - Будешь, будешь. - В один прекрасный день, когда все узнают, кто мы такие, многим станет интересно, отчего твоя сестра так ратовала за войну. Спорим, ты расскажешь им, как заставлял меня писать все это? - Слушай, малышка, ты уверена, что у тебя нет месячных? - Ненавижу тебя, Питер Виггин. Хуже всего было то, что ее статьи начали печатать местные газеты. Отец читал ее писанину вслух за столом. - Наконец-то у них появился парень, который умеет думать, - говорил он и цитировал в доказательство несколько наиболее ненавистных Валентине пассажей. - Мы будем дружить с этими русскими захватчиками, пока не разделаемся с жукерами. Но после победы... Не оставлять же нам половину цивилизованного мира на положении илотов [илоты - земледельцы древней Спарты; считались собственностью государства и по своему положению почти не отличались от рабов], не так ли, дорогая? - Ты воспринимаешь все это слишком серьезно, - отвечала мать. - Мне нравится этот Демосфен. Ну, направление его мыслей. Удивляюсь, почему он не появляется на главных каналах. Я искал его выступления во время последних дебатов о международных отношениях. Ты знаешь, он не участвовал. У Валентины пропал аппетит, и она вышла из-за стола. Вскоре за ней последовал Питер. - Итак, тебе не нравится лгать отцу, - сказал он. - Ну и что? На самом деле ты не лжешь ему Ведь он не знает, что ты Демосфен, а Демосфен говорит вовсе не то, что ты думаешь. Две эти лжи отменяют друг друга. Аннигилируют. - Неудивительно, что Локи слывет болваном. При таких логических построениях. Но ее раздражало не то, что она солгала отцу. Тот во всем соглашался с Демосфеном, а ей казалось, что к ее персонажу могут прислушиваться только дураки. Через несколько дней Локи предложили вести колонку в программе новостей в Новой Англии - тамошние воротилы хотели противопоставить его спокойную позицию растущей популярности Демосфена. - Неплохо для ребятишек, у которых всего восемь волос в паху на двоих, - сказал Питер. - От еженедельной колонки до мирового господства длинный путь, - напомнила Валентина. - Такой длинный, что никто еще не пришел его до конца. - Ошибаешься. Кое-кто прошел. Не этим путем, но похожим. В своем первом выступлении я собираюсь сказать пару гадостей о Демосфене. - Идет. Но Демосфен не будет замечать существования Локи. - До поры до времени. Теперь они зарабатывали достаточно и пользовались отцовским допуском, только если им срочно требовалась проходная фигура. Однажды мать заметила Питеру, что они с сестрой слишком много времени проводят за компьютером. - "Джек все работал и не играл - и невеселым мальчиком стал". Питер сделал вид, что у него задрожали руки, и ответил: - Если ты считаешь, что я должен остановиться, думаю... Я справлюсь с собой. В этот раз у меня получится. - Нет, нет, - запротестовала мать. - Я вовсе не хочу тебя останавливать. Только... будь осторожен, вот и все. - Я очень осторожен, мама. Ничего не произошло, ничего не изменилось за прошедший год. Эндер был уверен в этом, но откуда тогда кислый привкус во рту? Он все еще лидировал в личном зачете, и теперь никто не сомневался в заслуженности его результата. В девять лет он стал взводным в армии Фениксов, командовала которой Петра Акарнян. Он вел свои ежевечерние практические занятия, теперь их посещала элитная группа солдат, отобранных командирами армий, любой желающий из новичков принимался без разговоров. Алаи командовал взводом в другой армии, что не мешало им с Эндером оставаться друзьями. Шеи взводным не стал, но это тоже не имело значения. Динк Микер наконец согласился стать командиром и сменил Носатого Рози, который перестал командовать армией Крыс, потому что окончил школу. Все хорошо, все просто прекрасно, лучше не придумаешь... Отчего же так ненавистна жизнь? Он вошел в неизменный ритм игр и тренировок. Ему нравилось обучать ребят из своего взвода, а они были готовы идти за ним в огонь и в воду. Его уважали все, на вечерних занятиях к нему обращались с почтением. Туда приходили командиры - изучать его работу. В столовой другие ребята подходили и спрашивали разрешения присесть рядом. Даже учителя были вежливы. От всего этого ему хотелось кричать. Эндер следил за мальками своей собственной армии, за новичками, только что покинувшими спои запуски, смотрел, как они играют, как передразнивают своих командиров, когда уверены, что их никто не видит. И еще было товарищество старых солдат, тех, кто провел рядом годы. Они тоже шутили и смеялись, вспоминали прежние бои, давно покинувших школу командиров и солдат. Но у его старых друзей не было для него ни смеха, ни воспоминаний. Только удовольствие от хорошо сделанной работы. Больше ничего. Сегодня он подумал об этом во время вечерней тренировки. Эндер и Алаи обсуждали тонкости маневрирования в открытом пространстве, Шен подошел, послушал пару минут, а потом схватил Алаи за плечи и закричал: - Новая! Новая! Новая! Алаи расхохотался, а Эндер смотрел, как они вместе вспоминают сражение, когда им пригодились эти маневры, когда они обошли старших ребят и... Потом они вспомнили, что Эндер все еще стоит рядом. - Извини, Эндер, - сказал Шен. "Извинить. За что? За дружбу?" - Ты знаешь, я тоже был там, - сказал Эндер. И они снова извинились. Вернулись к делу. Вернулись к уважению. И Эндер понял, что им даже не пришло в голову включить его в свое дружеское веселье. "Но почему они должны были решить, что я хочу быть с ними? Разве я смеялся? Разве я присоединился к ним? Я просто стоял и наблюдал, как учитель. Вот кто я для них. Учитель. Легендарный солдат. Но никак не один из них. Не тот, кого можно обнять и прошептать на ухо: "Шолом". Это осталось в прошлом, в мире, где Эндер был жертвой. Где он был уязвим. А теперь я прекрасный, уважаемый, но совершенно одинокий солдат". Пожалей себя, маленький Эндер. Лежа на койке, он одним пальцем отстучал на клавиатуре слова: "Бедный Эндер". Потом посмеялся над собой и быстро стер жалобу с экрана. Не найти в Боевой школе мальчишку или девчонку, которые не были бы готовы на все, чтобы поменяться с ним местами. Он вызвал на экран Игру Воображения и снова прошел через деревушку, которую построили гномы на холме, выросшем из тела Великана. Легко было строить крепкие стены - ребра загибались как раз в нужном направлении, и расстояние между ними было достаточным, чтобы вставить окна. Все тело разделили на квартиры, вдоль позвоночника шел длинный коридор. Тазовые кости образовывали теперь трибуны стадиона, а между ног Великана паслось стадо общинных пони. Эндер не знал, чем занимаются гномы, но они не беспокоили его, когда он проходил через деревню, и он тоже не причинял им вреда. Он кувырком скатился с вершины бедра на площадь и пошел через пастбище. Робкие пони отбежали от греха подальше. Он не стал преследовать их. Эндер больше не понимал, как работает эта игра. В прежние времена, когда он не достиг еще конца мира, игра состояла из поединков и загадок: победи противника - или он убьет тебя, придумай, как обойти препятствие на пути к заветной цели. Но теперь никто не атаковал его, никто не объявлял войны, и, куда бы он ни шел, на пути не возникали никакие препятствия. Кроме одного - там, в комнате, в башне замка за Концом Мира. Единственное опасное место во всей дурацкой игре. И Эндер - сколько раз он клялся себе, что больше не сделает этого! - каждый раз возвращался туда, каждый раз убивал змею и вынужден был потом смотреть в лицо своему брату и, что бы ни делал, каждый раз умирал. И сегодня все было так же. Он попытался воспользоваться лежавшим на столе ножом, чтобы сковырнуть известку и вытащить камень из стены. Но как только ему удалось отломить первый кусок, из трещины хлынула вода, и Эндер увидел, как на экране его вышедшая из-под контроля фигурка в отчаянии пытается спастись от потопа, остаться в живых. Окна исчезли, вода поднялась, и Эндер утонул. И все это время Питер Виггин пристально следил за всем происходящим из глубины зеркала. "Я в ловушке, - думал Эндер, - я в ловушке по ту сторону конца мира, мне не выйти отсюда". И тогда он наконец понял, откуда тот кислый привкус, сводивший рот, отодвигавший на задний план все успехи в Боевой школе. Это был привкус отчаяния. Когда Валентина добралась до школы, у дверей стояли люди в форме. Нет, не охрана, они, скорее, болтались около, ожидая, когда важная персона внутри закончит свои дела. Они были в комбинезонах Международного флота - эту форму знали все, кто когда-либо смотрел видеозаписи сражений в космосе. С их появлением романтика вторгалась в будничный школьный день, и среди ребят царило приятное возбуждение. Не радовалась только Валентина. Во-первых, появление солдат снова навело ее на мысли об Эндере. Во-вторых, она испугалась. Недавно кто-то опубликовал исключительно злобную рецензию на последние выступления Демосфена. И рецензия, и объект нападок обсуждались на открытой конференции по каналу международных отношений. Многие люди, обладавшие политическим авторитетом, защищали Демосфена, но многие стремились дискредитировать его. Больше всего задело Валентину замечание одного англичанина. Он писал: "Демосфен не может сохранять свое инкогнито вечно, хочет он того или нет. Он вывел из себя слишком многих разумных людей, усладил слух слишком многих глупцов и не сможет долго прятаться под своим - надо отдать ему должное - исключительно точным псевдонимом. Или он сам снимет маску, чтобы возглавить силы глупости, которые призвал под свое знамя, или эту маску сорвут его враги, чтобы понять причины болезни, породившей столь извращенное сознание". Питеру конференция доставила огромное удовольствие, но это было понятно. А Валентина испугалась. Она боялась, что жесткие выступления Демосфена разозлили людей, достаточно могущественных, чтобы выследить ее, Валентину. Конституция запрещала такие действия американскому правительству, но был еще Международный флот. А теперь солдаты этого флота явились зачем-то в Западную Гилфордскую среднюю школу. Не морских же пехотинцев они тут собираются вербовать. Поэтому она не удивилась, когда, включив компьютер, увидела ползущее по экрану послание: "Пожалуйста, немедленно отключитесь и отправляйтесь в кабинет доктора Лайнберри". Валентина провела пять минут в нервном ожидании у дверей директорского кабинета, пока доктор Лайнберри не открыла дверь и не провела ее внутрь. Последние ее сомнения рассеялись, когда она увидела, что в одном из удобных кожаных кресел сидит полный мужчина в форме полковника Международного флота. - Вы Валентина Виггин, - сказал он. - Да, - прошептала она. - Я полковник Графф. Мы уже встречались. Встречались? Когда это она имела дело с представителями Международного флота? - Я пришел поговорить, под большим секретом, о твоем брате. "Значит, влипла не только я, - подумала она. - Они добрались до Питера. Или это что-то новенькое? Одна из его безумных выходок? Но Питер давно остановился..." - Валентина, ты, кажется, боишься меня. Для этого нет причин. Садись, пожалуйста. Уверяю тебя, с твоим братом все в порядке. Он оправдал все наши ожидания. И только теперь, с трудом подавив вздох облегчения, она поняла, что солдаты пришли из-за Эндера. Эндер. Значит, это не гроза, не гибель, это просто маленький Эндер, который исчез так давно, который не имеет ни малейшего отношения к планам Питера. "Ты счастливчик, Эндер. Ты ускользнул прежде, чем Питеру удалось втянуть тебя в заговор". - Как ты относишься к своему брату, Валентина? - К Эндеру? - Ну конечно. - А как я, спрашивается, могу к нему относиться? Я не видела его и не слышала о нем с того времени, как мне исполнилось восемь. - Доктор Лайнберри, может быть, вы оставите нас? Директор недоуменно уставилась на Граффа. - Нет, я передумал. Доктор Лайнберри, думаю, наша беседа с Валентиной окажется более плодотворной, если мы поговорим на свежем воздухе. Подальше от микрофонов, которые установил в этом кабинете ваш заместитель. Впервые в жизни Валентине пришлось быть свидетелем того, как доктор Лайнберри потеряла дар речи. Полковник Графф приподнял большую картину, висевшую над директорским креслом, и вытащил из стены звукочувствительную мембрану и маленький передатчик. - Дешевка, - поморщился Графф. - Но работает прилично. Я думал, вы знаете. Лайнберри взяла "жучка" и тяжело опустилась в кресло. Графф сжал руку Валентины, и они вышли. Они выбрались на футбольное поле. Солдаты отошли на достаточное расстояние и образовали огромный круг, чтобы перекрыть как можно большую площадь. - Валентина, нам нужно, чтобы ты помогла Эндеру. - Как? - Мы ничего толком не знаем. Ты должна сама придумать. - А что не в порядке? - Это часть проблемы. Мы не знаем. Валентина не смогла сдержать смех. - Я не видела его три года! Все это время он провел с вами. - Валентина, мое путешествие на Землю и обратно стоит больше, чем твой отец может заработать за всю жизнь. Кроме того, заменить меня даже на несколько дней довольно трудно. - Один король увидел сон, - сказала Валентина, - но забыл какой. И он приказал мудрецам под страхом смерти растолковать его. И только Даниил смог объяснить ему, в чем дело, потому что был пророком. - Ты читаешь Библию? - В этом году мы проходим классику, переведенную на английский. Я не пророк. - Если б я мог, я рассказал бы тебе все, что знаю про Эндера. Но это займет часы, а возможно, и дни. И потом, мне придется поместить тебя под стражу до конца войны, потому что все это строго секретно. Давай посмотрим, что я могу тебе рассказать. У нас в школе есть одна хитрая компьютерная игра... - И он рассказал ей про Конец Мира и запертую комнату и про лицо Питера в зеркале. - Но ведь это компьютер, а не Эндер поместил туда портрет. Почему бы вам не спросить машину? - Потому что она не знает. - А я, значит, должна знать. - Уже второй раз Эндер заводит игру в тупик. Приходит к задаче, не имеющей разумного решения. - Первую он решил? - Не сразу. - Тогда дайте ему время - и он решит вторую. - Не уверен, Валентина. Твой брат - очень несчастный маленький мальчик. - Почему? - Не знаю. - Не много же вы знаете. Какую-то секунду Валентина думала, что толстяк рассердится. Но он вдруг рассмеялся. - Да уж, не очень. Валентина, почему Эндер все время видит в зеркале лицо Питера? - Он не должен. Это глупо. - Почему глупо? - Потому что Эндер полная противоположность Питера. - Объясни. Валентина не могла ничего придумать. Подробные ответы на расспросы о Питере могут навлечь на заговорщиков большую беду. Девочка знала достаточно об окружающем мире, чтобы понимать: правительство не воспримет затею Питера как серьезную угрозу своему существованию. Зато оно может посчитать Питера ненормальным и отправить в клинику - лечиться от мании величия. - Ты собираешься солгать мне, - понял Графф. - Я не собираюсь больше с вами разговаривать, - ответила Валентина. - И боишься. Почему? - Я не люблю, когда меня расспрашивают о семье. Давайте оставим семью в покос. - Валентина, я сейчас делаю все возможное, чтобы оставить твою семью в покое. Я пришел к тебе, чтобы не тестировать Питера и не мучить расспросами твоих родителей. Я пытаюсь решить наши проблемы здесь, на месте, и прошу помощи у человека, которого Эндер любит больше всех и которому он больше всех верит, возможно, у единственного человека, которому он верит. Если ты не согласишься, нам придется взяться за твою семью, и тогда мы будем действовать по своему усмотрению. Я пришел к тебе не с пустяками и так просто не уйду. Единственный человек, кого Эндер любит и кому доверяет. Гремучая смесь боли, стыда, сожаления... Теперь она была сестрой Питера, тот стал центром ее жизни. "Для тебя, Эндер, я зажигаю огонь в день рождения. А для Питера исполняю его заветные желания". - Я всегда думала, что вы плохой. И тогда, когда вы приходили забрать Эндера, и сейчас. - Не притворяйся маленькой глупой девочкой. Я видел результаты твоих ранних тестов, а сейчас в Америке не наберется сотни университетских профессоров, способных соперничать с тобой. - Эндер и Питер ненавидят друг друга. - Знаю. Ты сказала, что они противоположны. Что ты имела в виду? - Иногда Питер просто отвратителен. - Что ты хочешь этим сказать? - Он злой. Просто злой, и все. - Валентина, хотя бы ради Эндера, расскажи мне, что такого злого он делает. - Он часто угрожает людям, что убьет их. Нет, не всерьез. Но когда мы с Эндером были маленькими, мы оба боялись его. Он говорил, что убьет нас. Вернее, он обещал убить Эндера. - Кое-что у нас есть в записях. - Это из-за монитора. - И это все? Расскажи что-нибудь еще. И она рассказала ему, что происходило во всех школах, в которые ходил Питер. Он никогда не бил других детей, по все-таки мучил их. Выискивая, чего они больше всего стыдятся, рассказывал тем людям, уважения которых добивалась его жертва. Узнавал тайные страхи и сталкивал ребят с ними. - Он и с Эндером так поступал? Валентина покачала головой. - Ты уверена? Что, у Эндера не было слабостей? Он ничего не боялся и не стыдился? - Эндеру нечего было стыдиться. И девочка заплакала, заплакала от стыда: она предала Эндера и забыла его. Она опять покачала головой. Невозможно объяснить, каково думать о маленьком брате, таком хорошем, которого она так долго защищала, и потом вспомнить, что теперь она союзница Питера, его рабыня, помощница в деле, находящемся полностью под контролем Питера. "Эндер никогда не поддавался Питеру, а я переметнулась, стала его частью. Эндер никогда бы не согласился". - Эндер никогда не уступал, - сказала она. - Чему? - Питеру. Он не хотел походить на Питера. Они молча шли вдоль беговой дорожки. - А разве Эндер мог стать похожим на него? Валентина пожала плечами. - Я ведь уже сказала. - Но Эндер ничего такого не делал. Он был просто маленьким мальчиком. - Да, и мы оба хотели... хотели убить Питера. - Ага. - Нет, не так. Мы не говорили об этом. Эндер никогда не говорил, что хочет. Я только думала, что он тоже... Я так думала, не Эндер. - А чего же хотел он? - Он просто не желал быть... - Быть чем? - Питер мучает белок. Он прикалывает их к земле за лапки, сдирает шкурку с живых, а потом сидит и смотрит, как они умирают. То есть он делал так раньше. Сейчас перестал. Но это было. Если бы Эндер узнал, если бы Эндер видел это, наверное, он бы... - Спас белку? Попытался вылечить? - Нет, он просто не смог бы: жертвы Питера всегда умирают. И Эндер не сумел бы отобрать белку. Но он был бы ласков с белками. Вы понимаете? Он бы их кормил. - И они стали бы ручными, чтобы Питеру было легче их ловить. Валентина снова заплакала. - Что бы ты ни делал, все идет на пользу Питеру. Все помогает ему, все, и не ускользнуть от него, не спрятаться. - Ты помогаешь Питеру? - спросил Графф. Она не ответила. - Питер очень плохой человек? Она кивнула. - Самый плохой человек в мире? - Откуда мне знать? Он самый плохой из тех, кого я встречала. - И все же ты и Эндер - его брат и сестра. У вас одни и те же гены, одни и те же родители, как может он быть таким плохим, если... Валентина повернулась к нему и закричала так, будто он пытался ее убить: - Эндер не такой! Он не похож на Питера! Он тоже умный, но это все. А во всем остальном не похож! Совсем! Совсем! Не похож! - Понимаю, - попытался успокоить ее Графф. - Я знаю, что ты думаешь, ты, ублюдок. Ты думаешь, я ошибаюсь, а Эндер такой, как Питер. Может быть, я, я похожа на Питера, но не Эндер, только не Эндер. Я повторяла ему это, когда он плакал, и каждый раз, много-много раз говорила: "Ты вовсе не похож на Питера, тебе не нравится причинять людям боль, ты добрый и хороший, в тебе нет ничего от старшего брата". - Это правда. Его уступчивость все-таки успокоила ее. - Еще бы, черт побери, это не было правдой. - Валентина, ты поможешь Эндеру? - Теперь я ничего не могу для пего сделать. - Можешь. То, что делала раньше. Просто утешь его и скажи, что ему не нравится делать людям больно, что он хороший и добрый, что он - не Питер. Последнее - самое важное. То, что он совсем не похож на Питера. - Я могу увидеть брата? - Нет. Ты напишешь ему письмо. - И что это даст? Эндер не отвечает на письма. - Он отвечал на все, что получил, - вздохнул Графф. Потребовалась секунда, чтобы она поняла. - Какие же вы все-таки вонючки. - Изоляция - это идеальная среда для творческой личности. Нам нужны его идеи, а не... Впрочем, что это я? Я не собираюсь оправдываться. "Именно это ты и пытаешься сделать", - подумала она, но промолчала. - Он перестал работать. Плывет по течению. Мы подталкиваем его вперед, а он не хочет идти. - Может быть, я окажу услугу Эндеру, если пожелаю вам подавиться собственной задницей. - Ты уже помогла мне. Можешь помочь еще больше. Напиши ему письмо. - Обещайте, что не измените в нем ничего. - Не могу обещать. - Тогда обойдетесь. - Обойдемся. Я напишу сам. У нас есть твои старые письма, и мы легко сможем подделать стиль. Это не проблема. - Я хочу видеть его. - Он получит первый отпуск в восемнадцать лет. - Обещали в двенадцать. - Мы изменили правила. - Почему я должна помогать вам? - Да не мне. Эндеру. И какое имеет значение, что одновременно ты оказываешь услугу нам? - Да что такого страшного вы делаете с ним там, у себя, наверху? - Милая моя Валентина, - усмехнулся Графф, - страшное для него еще не началось. Эндер успел просмотреть первые четыре строчки письма, прежде чем сообразил, что оно пришло не от товарища по Боевой школе. Оно появилось, как все другие письма - когда он включил компьютер, на экране загорелось: "Почта ждет". Он прочел четыре строчки, потом остановился, заглянул в конец и нашел подпись. Вернулся к началу, а потом, свернувшись калачиком на койке, раз за разом перечитывал письмо: "Эндер! До сих пор эти ублюдки просто не пропускали мои письма. Я писала тебе сотни раз, а ты, наверное, думал, что я тебя забыла. Но я писала. Я не забыла тебя. Я помню твой день рождения. Я помню про тебя все. Некоторые могут подумать, что теперь, когда ты стал солдатом, ты сделался жестоким и грубым, как морские пехотинцы на видео, что тебе нравится делать людям больно. Но я-то знаю, что это неправда. Ты совсем не похож на сам-знаешь-кого. Он теперь стал вести себя поприличнее, но в душе все та же сука трущобная. Может быть, ты кажешься злым, но меня тебе не обмануть. А я все та же, все еще гребу в старой каное. Люблю тебя. Гусиные Губы. Вэл. Не надо писать ответ. Они его, наверное, сикоанализируют." Конечно, письмо написано с полного одобрения учителей. Но, несомненно, написано Валентиной. Орфография слова "психоанализировать", эпитет "сука трущобная" по отношению к Питеру, употребление "каноэ" в женском роде и через "е" - все эти детские шутки могла знать только Валентина. Вот только их было слишком много, словно кому-то надо, чтобы Эндер поверил в подлинность письма. К чему столько беспокойства, если письмо настоящее? Но какое же оно настоящее? Даже если бы она написала его собственной кровью, это все равно была бы подделка, потому что они заставили ее это написать. Она писала и раньше, но учителя не отдавали ему письма. Те, наверное, были настоящие, а это - так, заказанное, еще одна попытка подергать за ниточки. И отчаяние снова поглотило Эндера. Только теперь он знал его истоки, знал теперь, что именно ненавидит. Он не может управлять собственной жизнью. Они решали все. Ему оставили только игру, остальное - это учителя, их правила, планы, уроки, программа. Ему позволено лишь выбрать направление полета в боевой комнате. Единственной реальностью в этом сне была память о Валентине, о человеке, который полюбил его раньше, чем он, Эндер, начал играть, о существе, чья любовь не зависела от превратностей войны с жукерами, а они перетянули Валентину на свою сторону. Теперь она стала одной из них. Он ненавидел их и все их игры. Ненавидел так, что даже заплакал, перечитывая пустое, заказанное письмо Валентины. Солдаты армии Фениксов заметили это и отвернулись. Эндер Виггин плачет? Это было странно и тревожно. Что-то страшное произошло сейчас в спальне. Лучший солдат Боевой школы лежит на своей койке и плачет! В комнате воцарилось глубокое молчание. Эндер стер письмо с экрана, потом из оперативной памяти компьютера, потом вызвал Игру Воображения. Он не вполне понимал, почему ему так хочется играть немедленно, отчего он так торопится к концу мира, но он достиг его, нигде не останавливаясь по дороге. Только после прыжка с утеса, скользя на облаке над окрашенным в осенние цвета пасторальным миром, он понял, что разозлило его больше всего в письме Валентины. Слова о Питере. О том, что он, Эндер, не похож на брата. Слова, которые она так часто повторяла, успокаивая и утешая его, трясущегося от страха, ярости и ненависти после очередной выходки Питера. Ведь в этом и заключался смысл письма. Именно об этом они должны были попросить ее. Эти сволочи знали все; знали о том, что из зеркала в комнате на башне смотрит Питер, они все поняли, для них Валентина - просто еще один способ управлять им, еще один трюк, который можно выкинуть в нужную минуту. Грязный прием. "Динк прав - они наши враги, они никого не любят, ни о ком не беспокоятся, и раз я делаю не то, чего от меня хотят, черт побери, я буду продолжать!" Была только память, всего лишь память, радость, покой - и они втоптали ее в дерьмо. Они прикончили Эндера. Он не станет больше играть. Как и прежде, в башне замка его ждала змея, она начала разворачиваться, разрушая узор на коврике. Но Эндер почему-то не стал топтать ее ногами, а взял в руки, опустился на колени и нежно, удивительно нежно и бережно поднес змеиную пасть к губам. И поцеловал. Он вовсе не собирался этого делать. Он хотел, чтобы змея укусила его в рот. Или - да, конечно, - намеревался съесть змею живьем, как Питер в зеркале, чтобы у него тоже кровь текла по подбородку, а изо рта свисал змеиный хвост. Но поцеловал ее. И змея стала таять в его руках, переплавляясь в иную форму, принимая человеческое обличье, превращаясь в Валентину. И она поцеловала его в ответ. Змея не могла все время быть его сестрой. Он слишком часто убивал ее. А Питер каждый раз пожирал ее. Просто невыносимо думать, что это была Валентина. Они этого добивались, когда дали ему прочитать письмо? Ему было все равно. Она поднялась с пола (в комнате, в башне замка) и направилась к зеркалу. Эндер заставил спою фигурку встать и последовать за ней. Они застыли перед зеркалом, где вместо жестокого облика Питера отражались Дракон и Единорог. Эндер протянул руку вперед и коснулся зеркала. Стена раскололась, и перед ними открылась ведущая вниз широкая лестница, покрытая ковром и наполовину заполненная радостно кричащей толпой. Вместе, рука в руке, Эндер и Валентина начали спускаться по ступенькам. Слезы туманили его взор, слезы радости - он вырвался наконец из комнаты за концом мира. И от слез, от радости он не замечал, что все приветствующие его точь-в-точь похожи на Питера. Он знал только, что, куда бы он ни пошел в этом мире, Валентина всегда будет рядом. Валентина прочла письмо, которое передала ей доктор Лайнберри. "Дорогая Валентина, - говорилось там. - Мы выражаем наше почтение и глубочайшую благодарность за вашу помощь военному ведомству. Мы извещаем вас этим письмом, что вы награждаетесь орденской звездой Лиги Человечества первой степени. Это высшая военная награда, которую может получить гражданское лицо. К сожалению, соображения безопасности не позволяют нам публично вручить вам эту награду до успешного окончания нашей операции, однако мы хотим поставить вас в известность, что ваши усилия увенчались полным успехом. С уважением, генерал Леви, Стратег". Когда она перечитывала бумагу в третий раз, доктор Лайнберри вынула листок из ее рук. - Я получила указание уничтожить письмо после того, как ты его прочтешь. - Она взяла со стола зажигалку и подожгла бумагу. - Хорошие новости? Или не очень? - Я продала своего брата, - ответила Валентина. - И мне заплатили. - Ну-у, не слишком ли мелодраматично? Валентина не ответила и отправилась обратно в класс. В этот вечер Демосфен выступил с яростным выпадом против законов, ограничивавших рождаемость. Люди должны иметь право заводить столько детей, сколько им хочется, а избыток населения следует отправлять на другие планеты, чтобы человечество распространилось по всей Галактике, чтобы ни беда, ни чума, ни война не могли более угрожать существованию расы. "Самый высокий титул, который только может носить ребенок, - писал Демосфен, - это кличка "Третий". "Для тебя, Эндер", - сказала она себе, поставив точку. Питер просто светился от радости, когда прочел. - О, это заставит их пошевелить своими сушеными мозгами! Третий! Высокий титул! Ну ты даешь, сестренка! Ну, молодец! 10. ДРАКОН - Сейчас? - Кажется. - Вы должны отдать мне приказ, полковник Графф. Разве командир говорит своим подчиненным: "Кажется, пора атаковать?" - А я не командир. Я просто учу маленьких детей. - Полковник, сэр, я понимаю, что мешал вам, что был кнопкой на вашем стуле, но ведь все сработало, все получилось именно так, как вы хотели. Последние несколько недель Эндер просто... - Счастлив. - Доволен. У него все хорошо. Голова светлая, а играет он просто замечательно. И, несмотря на молодость, он готов к тому, чтобы стать командиром. Обычно мы ждем, пока не исполнится одиннадцать, но в свои девять с половиной он лучше всех, кто у нас вообще когда-либо был. - Хм, да. Я тут пару минут думал, как назвать человека, который исцеляет рану страдающего ребенка, чтобы снова послать его в бой. Маленькая личная дилемма. Или проблема. Извините. Забудьте, что я говорил. Я просто устал. - Спасаем мир, помни! - Давай его сюда. - Мы делаем то, что должны, полковник Графф. - Кончай, Андерсон. Признайся, тебе до смерти не терпится посмотреть, как он управится с твоими шулерскими играми. - Это просто некрасиво... - Ну, я такой недобрый парень. Не шурши, майор, мы с тобой оба - отбросы Земли. Мне тоже не терпится посмотреть, что он станет делать. В конце концов, от его успехов зависят наши жизни. Так? - Ты всерьез собираешься перейти на детский сленг? - Давай, зови его, майор. Я проверю его файлы и верну ему систему зашиты. Мы не так уж плохо с ним обращаемся. Теперь у него появится возможность уединиться. - Опять изоляция. - Одиночество лидера. Иди давай. - Да, сэр, я вернусь с ним через пятнадцать минут. - Прощай. Да, сэр, дасэр, дассер... Я надеюсь, тебе было весело, ты хорошо проводил время, ты был счастлив, Эндер. Это, наверное, последние счастливые минуты в твоей жизни. Привет, малыш. Твой старый добрый дядюшка Графф приготовил тебе подарочек. Эндер знал, что происходит, с той минуты, как за ним пришли. Все ребята ожидали, что он рано станет командиром. Может быть, не стоило повышать его так рано, но он уже три года, практически без перерывов, лидирует в личном зачете (остальные даже близко к нему не подошли), а его ежевечерние занятия стали самым престижным собранием в школе. Кое-кто недоумевал, почему учителя так медлят. Он начал прикидывать, какую армию получит. В ближайшие месяцы школу должны окончить три командира, в том числе и Петра Акарнян, но нет никакой надежды, что Эндеру дадут армию Фениксов: никто не становился командиром той самой армии, в которой служил до повышения. Сначала Андерсон отвел Эндера в его новые апартаменты. Теперь Эндер не сомневался в повышении, так как отдельные комнаты были только у командиров. Потом с него сняли мерку для нового форменного комбинезона и боевого костюма. Он заглянул в бумаги, чтобы узнать название своей армии. Там было написано "Дракон". В школе не было такой армии. - Никогда не слышал про армию Драконов, - удивился Эндер. - Ее нет уже четыре года. Мы перестали использовать это имя, потому что вокруг него сложилось некоторое, хм, суеверное предубеждение. Ни разу армия Драконов не выиграла и трети сражений за всю историю Боевой школы. У нас даже шутка ходила про это. - Отчего же вы воскресили ее? - У нас на складе валялись кучи неиспользованной одежды. Графф сидел за своим столом и выглядел еще более толстым и усталым, чем в прошлый раз. Он протянул Эндеру "крюк" - маленькую коробочку, которую командиры использовали, чтобы в боевой комнате во время занятий перемещаться в нужном направлении. В часы ежевечерних тренировок Эндер неоднократно мечтал о таком крюке - тогда бы ему не пришлось отталкиваться от стен, чтобы попасть куда надо. И вот он, желанный. Только Эндер теперь умеет маневрировать и не очень-то в нем нуждается. - Он работает, - сообщил майор Андерсон, - только по расписанию, в часы ваших общеармейских тренировок. Поскольку Эндер не собирался прекращать дополнительные занятия, это значило, что он не всегда сможет пользоваться крюком. Вдобавок это объясняло, почему большинство командиров армий не гоняли своих людей сверх программы. Они слишком зависели от маленькой коробочки и не могли работать, когда она бездействовала. А если они воспринимали крюк как символ власти над остальными ребятами, тогда тренировки без него должны были казаться и вовсе немыслимыми. "Значит, - подумал Эндер, - у меня уже есть преимущество над кое-кем из противников". Официальная поздравительная речь Граффа была скучной и заезженной. Только под конец он, казалось, заинтересовался собственными словами. - Мы решили сделать с армией Драконов нечто необычное. Надеюсь, ты не станешь возражать. Мы составили новую армию, сделав солдатами раньше срока человек тридцать новичков, и добавили к ним десяток опытных ветеранов, чей выпуск отложен. Надеюсь, тебе понравятся твои солдаты. Очень надеюсь, ведь тебе запрещено избавляться от неугодных. - Никаких обменов? - спросил Эндер. С помощью переводов командир мог хоть как-то уравновесить свою армию. - Никаких. Видишь ли, ты уже три года каждый вечер проводишь дополнительные занятия. И многие хорошие солдаты станут давить на своих командиров, чтобы перейти в твою армию. Мы даем тебе людей, которые со временем также станут солдатами. Но разрешить тебе обмен - значит создавать несправедливый перевес. - А если среди моих будут люди, с которыми я не смогу справиться? - Придется справляться. Графф закрыл глаза. Эндер встал. Это было знаком, что прием окончен. Цвета Драконов были: серый, оранжевый, черный. Эндер надел боевой костюм и отправился за световой ленточкой к спальне своей армии. Ребята уже толпились у дверей. Эндер скомандовал: - Койки делим по старшинству. Ветераны - назад. Новички - к двери. Во всех других армиях, насколько знал Эндер, было наоборот. Но он и не хотел подражать остальным командирам, которые почти не видели самых маленьких своих солдат, потому что те жили в дальнем конце спальни. Пока они разбирали койки, выясняя, кто прибыл раньше, Эндер ходил взад-вперед, а вернее, вниз-вверх по проходу. Графф не соврал, тридцать человек оказались новичками, только что из запуска, невежественными и неопытными. Некоторые - совсем малыши, мальчишке на первой койке не дашь и семи. Эндер напомнил себе, что, наверное, сам в глазах Бонзо выглядел еще хуже. Но Бонзо приходилось возиться только с одним недоростком. Ни один из ветеранов никогда не тренировался под началом Эндера в его элитной группе. Ни один ранее не был взводным. И ни одного старше Эндера, то есть даже у самых старших боевой опыт - меньше двух лет. Многих он не знал в лицо, видимо, не за что было знать. Зато они, конечно, узнали Эндера. Еще бы, он ведь самый известный солдат школы! И многие, в этом не приходилось сомневаться, не любили его. "Ну что ж, - подумал Эндер, - учителя все же оказали мне одну услугу: во всей армии нет ни одного парня старше и сильнее меня". Как только все отыскали свои койки, Эндер приказал надеть боевые костюмы и отправляться на тренировку. - По расписанию мы занимаемся по утрам, сразу после завтрака. Согласно тому же расписанию, у вас должен быть свободный час между завтраком и тренировкой. Вы узнаете, получите его или нет, когда я определю, что вы представляете собой. И спустя три минуты, несмотря на то что многие не успели одеться, он приказал им покинуть спальню. - Но я голый, - сказал один из мальчиков. - В следующий раз оденешься быстрее. Правило этой недели: три минуты от первого сигнала до полной готовности. На следующей неделе будет две. Пошел! Скоро вся школа будет шутить, что армия Драконов настолько глупа, что им приходится учиться надевать боевые костюмы. Пятеро ребят оказались совершенно голыми и бежали по коридору с костюмами в руках. Впрочем, полностью одеться не успел никто. За ними с интересом наблюдали из открытых дверей классных комнат. Вряд ли кто-нибудь еще раз опоздает к построению. Эндер заставил своих солдат бегать взад-вперед по коридору, ведущему к боевой комнате, пока они не разогрелись и даже слегка не вспотели. Голые за это время натянули костюмы. Потом он подвел их к верхним воротам, которые открывались в середине стены, и приказал подпрыгнуть, ухватиться за поручни на потолке и втолкнуть себя в комнату. - Сбор на противоположной стене, - приказал он. - Представьте, что мы атакуем вражеские ворота. Ребята по четверо влетали в дверь, и то, как они прыгали, о многом говорило Эндеру. Почти никто из его солдат не знал, как лететь прямо к цели, а достигнув стены, не могли толком ухватиться. Последним шел самый маленький, тот, с передней койки. Он наверняка не допрыгнет до поручней на потолке. - Если хочешь, можешь воспользоваться теми, что на стене, - разрешил Эндер. - А пошел ты со своими советами, - ответил мальчик, взлетел вертикально вверх, оттолкнулся от перил кончиками пальцев и полетел сквозь ворота, вращаясь одновременно в трех плоскостях. Эндер около минуты не мог решить, обрадован он тем, что его солдат сделал все, чтобы выполнить приказ, или раздражен таким явным нарушением субординации. Наконец армия собралась на противоположной стене. Эндер заметил, что все без исключения стояли так, как стояли бы в коридоре. Поэтому он нарочно ухватился за поручни на "полу" и "повис вниз головой". - Солдаты, почему вы все стоите на головах? - рявкнул он. Некоторые попытались изменить положение. - Внимание! - Они застыли. - Я спросил, почему вы все стоите на головах? Никто не ответил. Они просто не понимали, чего он от них добивается. - Я спрашиваю, почему все вы болтаете ногами в воздухе и упираетесь головой в пол? Наконец кто-то решился ответить. - Сэр, в этом положении мы вылетели из дверей. - А почему это должно иметь значение? Какого черта вы ссылаетесь на силу тяжести в коридоре! Мы что, сражаться будем в коридоре? Здесь есть сила тяжести? - Нет. Нет, сэр. - С сегодняшнего дня вы забываете о существовании силы тяжести в ту минуту, когда проходите через дверь. Это все было и сплыло. Ясно? Вне зависимости от того, что у нас там в коридоре, вражеские ворота внизу. Ваши ноги должны быть направлены к вражеским воротам. Наверху наши ворота. Север в той стороне, юг - вот здесь, восток - здесь, а где за