, казалось, слышал, как его сын передвигает фразы в голове, пока из них не выветрится возмущение. - Конечно, я бы предпочел заниматься физической ксенологией, - наконец произнес мальчик. - Тогда бы мы могли сопоставить то, что ты узнала о здешних животных, с результатами исследований клеток пеквенинос. У Новиньи отвисла челюсть. - Вы что, даже образцы тканей не взяли? Либо слегка покраснел, но голос его оставался по-прежнему ровным. "Пожалуй, это напоминает допрос в застенках инквизиции", - подумал Пипо. - Наверное, это глупо, - проговорил мальчик, - но мы боимся, что пеквенинос начнут интересоваться, зачем нам куски их кожи. И если кто-то из них случайно заболеет, не подумают ли они, что мы в этом виноваты? - А почему не взять что-нибудь из "отходов"? Даже волосок может дать нам очень много. Либо кивнул. Пипо, следивший за ними из-за терминала в дальнем конце комнаты, узнал жест - мальчик неосознанно копировал отца. - Многие племена Земли верили, что кал и моча содержат какую-то часть жизненной силы владельца. Волосы, ногти. А если свинксы решат, что мы пытаемся приобрести над ними магическую власть? - Разве вы не знаете их языка? И мне казалось, что многие из них говорят на звездном. - Она даже не пыталась скрыть свое отвращение. - Разве вы не можете объяснить, для чего нужны образцы? - Ты права, - спокойно ответил он. - Но если мы станем объяснять, зачем нам потребовались куски их тканей, то можем, сами того не желая, обучить их биологическим концепциям, до которых им нужно расти еще тысячу лет. Именно поэтому закон запрещает такие эксперименты. Наконец Новинья отступила. - Я не знала, что доктрина минимального вмешательства связывает вас по рукам и ногам. Пипо был рад, что ее надменность улетучилась, хотя на смену ей пришла приниженность, что было почти так же плохо. Девочка так долго была отрезана от людей, что разговаривала, будто монографию читала. Иногда Пипо казалось, что он вмешался слишком поздно, что она уже не станет человеком. Он ошибался. Как только девочка поняла, что они знают свое дело, а сама она совершенно невежественна в этих вопросах, ее агрессивность прошла и Новинья ударилась в обратную крайность. Несколько недель она почти не разговаривала с Пипо и Либо, а лишь тщательно изучала их доклады, пытаясь разобраться в целях и методах, и иногда обращалась к ним с вопросами, на которые получала вежливые и подробные ответы. Со временем вежливость сменилась фамильярностью. Пипо и Либо начали свободно говорить в ее присутствии, обсуждать свои догадки о причинах возникновения странных обычаев свинксов, о подлинном содержании их порой нелепых высказываний, о том, почему они до сих пор остаются загадкой. Сводящей с ума загадкой. И поскольку наука о свинксах была сравнительно молодой, Новинье потребовалось совсем немного времени, чтобы стать экспертом по вопросу и даже строить множество гипотез. Пипо поощрял ее: - В конце концов, все мы одинаково слепы. Пипо предвидел, что произойдет потом. Тщательно культивируемое спокойствие Либо делало его в глазах сверстников холодным и заносчивым. Он, безусловно, предпочитал общество отца компании других ребят. Его одиночество было не столь вызывающим, как у Новиньи, но почти столь же полным. Теперь, однако, общий интерес к свинксам, словно магнитом, тянул их друг к другу. Действительно, с кем же еще им говорить, если кроме них только Пипо способен понять смысл беседы? Они отдыхали вместе, вместе смеялись до слез над шутками, которые не произвели бы впечатления на любого другого лузитанца. Подобно тому как свинксы давали имя каждому дереву в лесу, Либо в шутку окрестил всю мебель Станции Зенадорес и время от времени объявлял, что тот или иной предмет обстановки в дурном настроении и его не следует беспокоить. "Не садитесь в Кресло! У него приступ радикулита!" Им никогда не доводилось видеть самку свинкса, а самцы отзывались о своих половинах с почти религиозным страхом. Новинья написала серию докладов-пародий, посвященных вымышленной а мкс по имени Преподобная Мать. Дама эта была злобной, властной и исключительно недобропорядочной. Впрочем, их жизнь заполняли не только шутки. Были проблемы, беспокойство, а однажды возник даже смертельный страх: им показалось, они совершили именно то, что стремился предотвратить Звездный Конгресс, и стали причиной радикальной перемены в обществе свинксов. Началось все, естественно, с Корнероя, который продолжал задавать ошеломляющие, невозможные вопросы. Ну, например: "Если здесь нет второго города людей, как же вы будете воевать? Убийство малышей не принесет вам славы". Пипо пробормотал что-то о том, что люди никогда не поднимут руку на малышей пеквенинос, но он не сомневался, что Корнерой спрашивал его совсем не об этом. Пипо уже несколько лет знал, что война не чужда свинксам, но Либо и Новинья много дней горячо спорили о том, хотят ли свинксы войны или для них она просто неизбежность, естественный порядок вещей. Появлялись и другие отрывочные сведения, важные и не очень, порой и вовсе нельзя было определить степень их серьезности. В каком-то смысле сам Корнерой был живым доказательством мудрости политики, запрещавшей ксенологам задавать вопросы, которые могут дать свинксам понятие о человеческой культуре. Вопросы Корнероя сообщали им больше, чем его ответы. Последним кусочком мозаики, который подкинул им Корнерой, стал, однако, не вопрос, а догадка, высказанная в присутствии Либо, когда Пипо на другой стороне поляны наблюдал за постройкой новой хижины. - Я знаю, - сказал Корнерой. - Я знаю, почему Пипо все еще жив. Ваши женщины слишком глупы, чтобы оценить его мудрость. Либо попытался понять смысл этой фразы. Корнерой считает, что, если бы женщины людей были умнее, они давно бы убили Пипо? Слова об убийстве наверняка очень важны. Либо чувствовал, что не справится с разговором один, но не мог позвать на помощь отца, так как Корнерой явно хотел поговорить без Пипо. Не дождавшись ответа, свинкс продолжил: - Ваши женщины - слабые и глупые. Я сказал это другим, и они предложили спросить тебя. Ваши женщины не видят мудрости Пипо. Это правда? Корнерой был крайне возбужден: он тяжело дышал, щипал руки, выдергивая пучки волос. Либо должен был хоть как-то ответить. - Большая часть женщин не знает его, - выдавил он из себя. - Тогда откуда они узнают, когда он должен умереть? - спросил Корнерой. Он на мгновение замер и вдруг громко прокричал: - Вы кабры! В эту минуту подошел Пипо, привлеченный криком. Он тут же заметил полную растерянность сына. Но Пипо понятия не имел, о чем шел разговор. Как же он мог помочь? Он услышал лишь, что Корнерой сравнивал людей - а возможно, только ксенологов, Пипо и Либо, - с большими зверюгами, пасущимися в прерии. Пипо даже не мог понять, весел Корнерой или зол. - Вы кабры. Вы решаете! - Он показал на Либо, а потом на Пипо. - Ваши женщины не выбирают время чести, вы сами! Как на войне, только все время! Пипо никак не мог понять, о чем говорит Корнерой, но видел, что все пеквенинос буквально окаменели и ждут от него или от Либо ответа. И ясно было: Либо так напуган странным поведением Корнероя, что не осмелится даже рот открыть. У Пипо оставался один выход - сказать правду. В конце концов, это тривиальный и вполне очевидный факт из жизни человеческого общества. Конечно, сказав, он нарушит постановление Звездного Конгресса, но молчание принесет куда больше вреда. Пипо заговорил: - Мужчины и женщины решают вместе, или каждый решает для себя. Никто не выбирает за другого. Похоже, именно этого они и ждали. - Кабры, - снова и снова повторяли свинксы. Крича и свистя, они подбежали к Корнерою, подняли его на руки и ринулись в лес. Пипо хотел было пойти за ними, но два свинкса остановили его и покачали головами. Они усвоили этот человеческий жест довольно давно, и он быстро прижился в их системе знаков. Пипо категорически запрещалось заходить в лес. Толпа отправилась к женщинам - туда, где люди не имели права появляться. По дороге домой Либо объяснил, с чего начались неприятности. - Ты знаешь, что сказал Корнерой? Что наши женщины слабые и глупые. - Ему не доводилось встречаться с губернатором Босквиньей. Или, если уж на то пошло, с твоей матерью. Либо расхохотался. Его мать, Консессано, управляла архивами, как старая королева своими верными подданными: вступая в ее королевство, вы оказывались полностью в ее власти. И, еще не отсмеявшись, он почувствовал, как нечто ускользает от него, какая-то важная мысль... "О чем мы, собственно, говорили?" Беседа шла, Либо забыл, а потом забыл, что что-то забыл. В ту ночь они слышали барабанный грохот, который Либо и Пипо считали признаком празднества. Обычно глухой звук, будто палкой колотят по большому барабану, продолжался недолго, но в эту ночь празднество, казалось, тянулось до бесконечности Пипо и Либо говорили о том, что пример равенства полов среди людей, возможно, возбудил у свинксов надежду на освобождение. - Я думаю, это можно назвать серьезным изменением, - сказал Пипо. - Если выяснится, что мы спровоцировали настоящие перемены, мне придется доложить об этом, и Звездный Конгресс, вероятно, решит прервать контакт между людьми и свинксами. На некоторое время. Или на годы. Неприятно думать, что честное исполнение работы может привести к полному ее запрету. Утром Новинья проводила их до ворот. Высокая ограда отделяла город людей от склонов, поднимавшихся к лесу, где обитали свинксы. Пипо и Либо все еще пытались убедить друг друга, что они ничего такого не сделали и вообще не могли поступить иначе, а потому Новинья обогнала их и добралась к воротам первой. Когда мужчины подошли к ограде, она показала им на небольшую площадку очищенной от растительности красной земли метрах в трех вверх по холму. - Это что-то новенькое, - удивилась она. - Не могу разглядеть, что там лежит. Пипо открыл ворота, и Либо как младший побежал вперед посмотреть. Он остановился на краю площадки и застыл, не сводя глаз с того, что лежало у его ног. Пипо вдруг тоже встал как вкопанный, и Новинья, испугавшись за Либо, забыла про запрет и выскочила за ворота. Либо запрокинул голову, упал на колени и, вцепившись руками в свои курчавые волосы, заплакал от боли и раскаяния. Корнерой лежал, распластанный, на красной земле. Его выпотрошили, и очень тщательно: каждый орган был аккуратно отделен от тела, жилы и кости рук и ног тоже вырезаны и разложены симметрично на подсыхающей земле. При этом ни один кусочек кожи не был отрезан полностью. Все сделано с большим умением. Либо был на грани истерики. Новинья опустилась на колени рядом с ним, прижала его к себе, пыталась укачать, успокоить. Пипо вытащил камеру и очень методично сделал снимки во всех ракурсах, чтобы компьютер помог сделать полный анализ. - Он еще жил, когда они проделывали все это, - произнес Либо, когда к нему вернулась способность говорить. Слова давались ему с трудом, словно он был иностранцем, недавно выучившим язык. - На земле так много крови, она брызгала очень далеко. Сердце еще билось, когда они вскрыли его. - Мы обсудим это позже, - остановил его Пипо. И тут Либо вспомнил мысль, которую потерял вчера. - Корнерой говорил о женщинах. Они решают, когда мужчина должен умереть. Он сказал мне это, а я... Либо остановился. Конечно, он ничего не ответил. Закон требовал от него молчания. В эту минуту он понял, что ненавидит закон. Если закон подразумевает, что он, Либо, должен допустить, чтобы такое случилось с Корнероем, значит, закон бессмыслен. Корнерой был личностью, почти человеком. А как можно стоять и спокойно смотреть, когда такое делают с человеком, просто потому, что вы изучаете его? - Они не лишили его чести, - сказала Новинья. - Если в чем-то мы можем быть уверены, так это в том, что они любят деревья. Видите? - Из центра опустевшей грудной клетки торчал маленький саженец. - Они посадили дерево на том месте, где он умер. - Теперь мы знаем, почему у каждого дерева есть имя, - горько усмехнулся Либо. - Они посажены над могилами замученных до смерти свинксов. - Это очень большой лес, - спокойно ответил Пипо. - Гипотезы должны быть хоть сколько-нибудь вероятными. Их успокоил его ровный, уверенный тон. Он требовал, чтобы даже сейчас они были в первую очередь учеными. - Что нам делать? - спросила Новинья. - Немедленно вернуться за ограду, - отозвался Пипо. - Тебе нельзя здесь находиться. - Я хотела сказать... Тело - что делать с ним? - Ничего. Свинксы сделали то, что сделали, по тем причинам, по которым всегда это делают. Он помог Либо подняться. Мальчику было трудно стоять. Первые несколько шагов пришлось вести его под руки. - Что я сказал? - прошептал он. - Я даже не знаю, что именно из того, что я тогда нес, убило его. - Это был не ты, - ответил Пипо. - Это я. - Вы серьезно думаете, что властвуете над ними? - со злобой спросила Новинья. - Вы считаете, что их мир вращается вокруг вас? Свинксы наверняка имели свои причины. Ежу понятно, это не первый случай - они слишком умело вивисектировали его. У Пипо начался приступ черного юмора. - У нас с тобой размягчение мозгов, Либо. Новинье не положено знать ксенологию лучше нашего. - А она права, - сказал Либо. - Что бы мы там ни спровоцировали, это явно не первый раз. Они делали это раньше. Обычай. - Он изо всех сил старался говорить спокойно. - Но это даже хуже, правда? - спросила Новинья. - У них такой обычай - вспарывать друг другу животы. - Она окинула взглядом деревья, лес, поднимавшийся от вершины холма, и подумала, сколько из них растет на крови. Пипо отправил доклад по анзиблю (у него не было никаких неприятностей с уровнем допуска), предоставив наблюдательному комитету решать, следует ли прервать контакт со свинксами. Комитет не нашел в его действиях серьезных ошибок. "Невозможно до бесконечности скрывать отношения между полами людей. Рано или поздно ксенологом станет женщина, - говорилось в ответе. - И мы не можем квалифицировать ваши действия иначе, как разумные и своевременные. По нашему мнению, вы оказались против своей воли вовлечены в местный вариант политической борьбы, где ситуация обернулась против Корнероя. Вам следует со всей возможной осторожностью продолжать контакт". Это означало полное оправдание, но смириться с происшедшим все же было нелегко. Либо вырос, зная свинксов сначала по рассказам отца. Корнерой был ему ближе, чем большинство людей (семья и Новинья не в счет). Прошли дни, пока Либо нашел в себе силы вернуться на Станцию Зенадорес, недели, пока он снова смог войти в лес. А свинксы вели себя так, будто ничего не случилось. Они, пожалуй, стали более открытыми, добродушными по отношению к людям. Никто - и уж, конечно, не Пипо и Либо - не вспоминал о Корнерое Но поведение людей несколько изменилось. Теперь отец с сыном не отходили друг от друга дальше чем на несколько шагов. Угрызения совести и боль того дня еще больше связали Либо и Новинью, заставили полагаться друг на друга. Тьма свела их ближе, чем свет. Свинксы казались опасными и непонятными - люди всегда были такими, а между Пипо и Либо висел теперь незаданный вопрос: чья вина? Они оба пытались успокоить друг друга, но это не очень помогало. И единственным добрым и надежным другом в мире Либо была Новинья, а в мире Новиньи - Либо. И хотя у Либо были мать и родные и они с Пипо каждый день возвращались домой, Новинья и Либо вели себя так, будто Станция Зенадорес - их остров, а Пипо - любящий и любимый, но такой далекий Промпоро. Пипо иногда думал: "А кто у нас свинксы - Ариель, ведущий юных влюбленных к счастью, или Калибан, жаждущий убийства?" Через несколько месяцев смерть Корнероя отошла в область воспоминаний и на Станцию возвратился смех, хотя уже не такой беспечный, как раньше. К тому времени, как им исполнилось по семнадцать, Либо и Новинья были так уверены друг в друге, что часто говорили о совместных планах на пять, десять, двадцать лет вперед. Пипо никогда не спрашивал их о матримониальных планах. "В конце концов, - думал он, - они учат биологию с утра до ночи. Рано или поздно им придет в голову исследовать и эту область стабильной и общественно приемлемой формы размножения". Тем временем они ломали себе головы над вопросом, как, собственно, размножаются свинксы, ведь у самцов нет соответствующего органа. Их прикидки возможных вариантов совмещения генетического материала почти всегда переходили в невероятно непристойные шутки, и Пипо стоило большого труда делать вид, что он ничего не слышит. В эти несколько коротких лет Станция Зенадорес служила приютом двум дружным блистательным молодым людям, которые иначе были бы обречены на холодное одиночество. И конечно, никто из них и подумать не мог, что идиллия кончится вдруг и навсегда при обстоятельствах, которые повергнут в трепет все Сто Миров. А началось все так просто, так обычно. Новинья сидела и старательно разбирала генетическую структуру прибрежного тростника - приюта всяческой мошкары - и вдруг поняла, что в состав клетки естественной частью входит возбудитель Десколады. Она вывела на экран компьютера несколько других клеточных структур, превратила изображение в голограмму, оглядела со всех сторон. Возбудитель Десколады был всюду. Она окликнула Пипо, который просматривал записи, сделанные после вчерашнего визита к свинксам. А в это время компьютер сравнивал все клетки, образцы которых были у Новиньи. Вне зависимости от функции ткани, от вида животного или растения все клетки оказались до предела насыщенными Десколадой, а химический состав возбудителя всюду совершенно и полностью идентичен. Новинья ожидала, что Пипо кивнет, скажет ей, что это выглядит многообещающе, и предложит свою гипотезу. Вместо этого он сел рядом, сам несколько раз повторил операцию, потом спросил, как работает компьютерная программа сравнения и что именно делает с человеческим телом Десколада. - Мама и папа сами не знали, чем это вызвано, но возбудитель Десколады высвобождает небольшое количество белка, вернее, псевдобелка - ну, мне так кажется, - и этот белок атакует генетическую молекулу, начинает с одного конца и расщепляет ее на две нити посередине. Поэтому они и назвали его Десколадором - он развязывает человеческую ДНК. - Покажи мне, что он делает в клетках местных жителей. Новинья создала имитацию. - Нет, не только молекулу гена - всю клетку вместе с окружением. - Это все в ядре, - ответила она и расширила поле, чтобы включить другие варианты. Теперь компьютер работал медленнее: каждую секунду он прокручивал миллионы возможных сочетаний ядерного материала. В клетке тростника "развязанный" ген освободил несколько разошедшихся в стороны ниточек белка. - А у людей ДНК пытается восстановиться, но освободившийся белок лезет в цепи, и клетка за клеткой буквально сходят с ума. Иногда они начинают бешено делиться, как при раке, иногда просто отмирают. А важнее всего то, что в человеческом теле возбудители Десколады размножаются, как кролики весной, и перескакивают из клетки в клетку. Правда, у местных животных они и так живут в каждой клетке. Но Пипо уже не слушал того, что она говорила Когда Десколадор покончил с клетками тростника, Пипо просмотрел все типы клеток подряд. - Они не просто похожи, это одно и то же! - воскликнул он. - Одно и то же! Новинья не увидела сразу то, что заметил он Что одно и то же? И времени на вопрос у нее тоже не было. Пипо уже вылетел из кресла, схватил куртку и открывал дверь. Снаружи моросил мелкий дождик Пипо остановился, только чтобы бросить ей: - Скажи Либо, пусть не ходит за мной. Покажи ему имитацию. Посмотрим, сможет ли он разобраться до моего возвращения. Он поймет - это ответ. Настоящий ответ. На все наши вопросы. - Расскажи мне. Он рассмеялся: - Не жульничай. Пусть Либо тебе расскажет, если сама не видишь. - Куда ты? - Спросить свинксов, прав ли я, конечно! Но я уверен, что прав. И даже если они солгут... Если я не вернусь через час, значит, я поскользнулся на мокрой траве и сломал ногу. Либо не успел посмотреть на имитацию. Заседание комиссии по планированию сильно затянулось из-за больших дебатов по поводу того, стоит или не стоит расширять территорию пастбища и за счет чего это делать. После заседания Либо зашел в бакалею и купил продуктов на неделю. К тому времени, когда он вернулся на Станцию, Пипо отсутствовал уже четыре часа, начало темнеть, а дождик перешел в мокрый снег. Либо с Новиньей немедленно отправились искать его, опасаясь, что им придется долго обшаривать ночной лес. Они нашли его почти сразу. Тело уже остывало на снегу. И свинксы даже не посадили для него дерева. 2. ТРОНДХЕЙМ Мне очень жаль, что я не могу выполнить Ваше требование и сообщить более подробные данные об ухаживании и брачных ритуалах аборигенов Лузитании. Я понимаю, это повергнет Вас в крайнее беспокойство. Впрочем, вероятно. Вы уже пребываете в этом состоянии, и именно оно заставило Вас просить Ксенологическое Общество наложить на меня взыскание за отказ сотрудничать с Вами. Когда наши будущие ксенологи жалуются, что я не умею добывать правильные сведения из бесед с пеквенинос и наблюдений за ними, я всегда рекомендую им перечитать список ограничений, наложенный на меня законом. Я не имею права брать с собой на место контакта более одного помощника. Мне запрещено задавать вопросы, из которых пеквенинос могут сделать выводы о характере человеческой культуры. Нельзя "подбрасывать" им информацию, чтобы понаблюдать за реакцией. Нельзя оставаться с ними более четырех часов подряд, нельзя пользоваться в их присутствии продуктами технологии, кроме одежды, а значит, камерами, магнитофонами, компьютерами, а также карандашом и бумагой. Мне даже запрещено наблюдать за пеквенинос без их ведома. Короче: я не могу сообщить Вам, как размножаются пеквенинос, потому что они ни разу не делали этого в моем присутствии. Конечно, в таких условиях невозможно работать! Конечно, большая часть наших выводов - чушь собачья! Если бы нам пришлось исследовать образ жизни Вашего университета в тех же условиях, в которых мы сейчас исследуем аборигенов Лузитании, мы, без сомнения, пришли бы к заключению, что люди не размножаются, не образуют групп по родству и что вся их жизнь посвящена превращению личинки-студента во взрослую особь - профессора. Мы даже могли бы предположить, что профессора пользуются большим влиянием в человеческом обществе. Конечно, компетентное исследование мгновенно доказало бы ошибочность этих выводов, но в нашем случае компетентное исследование категорически запрещено и сама мысль о нем считается крамолой. Ксенология никогда не была точной наукой, ибо культура наблюдателя отлична от культуры исследуемого. Но это естественные ограничения, свойство самой науки. А работать нам - и, следовательно, Вам - не дают искусственные ограничения. Сейчас положение таково, что мы с тем же результатом могли бы послать пеквенинос вопросник по почте, а затем сесть, сложить руки и ожидать от них серьезного, подробного, академического ответа. Жоао Фигейра Альварес. Ответ Пьетро Гуаттанини из Сицилийского университета. Университетский городок Милана, Этрурия. Опубликовано посмертно в "Исследованиях по ксенологии". 22:4:49:193. Смерть Пипо не осталась новостью местного значения. Анзибль мгновенно разнес ее по всем Ста Мирам. Инопланетяне, единственная раса чужаков, обнаруженная после Ксеноцида, замучили до смерти человека, приставленного наблюдать за ними. Через несколько часов ученые, политики и журналисты уже начали обсуждать проблему. И вскоре достигли согласия. Один несчастный случай, каким бы неприятным он ни был, не доказывает ошибочности политики Звездного Конгресса по отношению к свинксам. Наоборот, то, что до сих пор погиб только один человек, как раз подтверждает мудрость теории невмешательства. Поэтому не следует ничего предпринимать, разве что понизить интенсивность наблюдения. Новому ксенологу было приказано посещать свинксов не чаще чем через день и не оставаться с ними более часа. Ему запрещалось задавать свинксам вопросы о причинах гибели Пипо. Правительство также побеспокоилось о душевном состоянии обитателей Лузитании. Им выслали по анзиблю (несмотря на огромные расходы) новые блоки развлекательных программ, призванные отвлечь их от омерзительного убийства. И, сделав то немногое, что могли сделать фрамлинги, - в конце концов, до Лузитании десятки световых лет - люди Ста Миров вернулись к своим домашним заботам. За пределами Лузитании только один из полутриллиона обитателей Ста Миров понял, что гибель Жоао Фигейры Альвареса, прозванного Пипо, круто изменит его собственную жизнь. Эндрю Виггин был Голосом Тех, Кого Нет в Университетском городке Рейкьявике, известном Центре нордической культуры. Городок стоял на крутых склонах острого, как нож, фьорда, пронзавшего лед и гранит замерзшей планеты Трондхейм как раз на экваторе. Стояла весна, снега отступили на север, молодая трава тянулась к яркому солнышку. Эндрю лишь краем уха слушал яростный спор о том, была ли полная победа человечества в войне против жукеров необходимым условием успешной колонизации. Такие споры всегда быстро переходили в дружное поношение чудовища Эндера, командира Звездного флота, совершившего Ксеноцид. Эндрю в такие минуты думал о своем. Нельзя сказать, что вопрос был ему безразличен, однако он не хотел уделять ему слишком много внимания. Вживленный микрокомпьютер, маленькой жемчужиной свисавший с мочки уха, прошептал ему о страшной смерти Пипо, лузитанского ксенолога, и Эндрю вернулся в реальный мир. Он прервал шумную дискуссию: - Что вы знаете о свинксах? - Они - наша единственная надежда на искупление, - ответил один из студентов, почитавший скорее Кальвина, чем Лютера. Эндрю мгновенно перевел взгляд на студентку по имени Пликт. Он знал, что девушка не потерпит столь вызывающего мистицизма. - Свинксы существуют не потому, что мы нуждаемся в искуплении, - презрительно фыркнула Пликт. - Они сами по себе, "раман", как жукеры. Эндрю кивнул, потом наморщил лоб. - Только что ты употребила слово, которое еще не вошло в общепринятый лексикон. - А должно бы, - отрезала Пликт. - К сегодняшнему дню весь Трондхейм, каждый северянин должен был прочесть "Историю Вутана в Трондхейме", написанную Демосфеном. - Должны были, но вот не прочли, - вздохнул кто-то. - Пусть она перестанет ходить гоголем, Голос. Пликт единственная известная мне женщина, которая может ходить гоголем сидя. Пликт закрыла глаза и начала: - В нордических языках существует четыре слова для обозначения чужака. Первое: "иноземец", "утланнинг" - незнакомец, человек, житель нашего мира, пришедший из другого города или страны. Второе: "фрамлинг". Демосфен просто убрал ударение с нашего "фремлинг". Этот незнакомец тоже человек, но из другого мира. Третье: "раман" - человекоподобное существо, но представитель другого вида. Четвертое: "варелез" - обозначает подлинного чужака, в том числе и всех животных, ибо общение между нами и ними невозможно. Они живые, но мы не можем даже угадать, что заставляет их вести себя так или иначе. Возможно, они разумны, возможно, обладают сознанием, но мы никогда точно этого не узнаем. Эндрю заметил, что несколько студентов раздражены, и тут же заговорил об этом: - Вас раздражает дерзость Пликт, но она не дерзит, она просто точна. Вам стыдно, что вы еще не прочли написанную Демосфеном историю вашего собственного народа. Именно этот стыд и заставляет вас злиться на Пликт, потому что она не виновна в вашем грехе. - Я думал, Голоса не верят в грех, - сказал хмурый парень. - Но ты-то веришь в грех, Стрика, - улыбнулся Эндрю, - и поступаешь согласно своей вере. Грех для тебя реальность, а потому Голос, зная тебя, должен верить в грех. Стрика отказался признать себя побежденным. - Какое отношение весь этот разговор про утланнингов, фрамлингов, раман и варелез имеет к Ксеноциду, совершенному Эндером? Эндрю повернулся к Пликт. Та мгновенно умолкла. - Да, это имеет отношение к нашему недавнему дурацкому спору. Посмотрев через призму степеней отчужденности в нордических языках, мы поймем, что Эндер не виновен в Ксеноциде, ибо, когда он уничтожил жукеров, мы знали их только как варелез. Лишь годы и годы спустя первый Голос написал "Королеву Улья" и "Гегемона", и человечество осознало, что жукеры были не варелез, а раман. До того люди и жукеры не понимали друг друга. - Ксеноцид есть ксеноцид, - ответил Стрика - То, что Эндер не знал сути жукеров, не делает их менее мертвыми. Эндрю только вздохнул, услышав жесткое заявление Стрики. Кальвинисты Рейкьявика отказывались принимать во внимание двигавшие человеком мотивы, они судили само действие. Поступки хороши или плохи сами по себе, утверждали они, и, поскольку Голоса Тех, Кого Нет считали, что добро и зло существуют исключительно в сознании людей, а отнюдь не в их поступках, студенты вроде Стрики крайне враждебно относились к Эндрю Виггину. К счастью, Эндрю это совершенно не беспокоило: он понимал, что движет этими ребятами. - Стрика, Пликт, давайте я предложу вам другой случай. Предположим, свинксы, которые говорят на звездном, - кстати, несколько-человек уже выучили их язык - так вот, предположим, мы узнаем, что свинксы внезапно, без всякого повода, без объяснений, замучили до смерти ксенолога, работавшего с ними. Пликт немедленно нашлась: - Как мы можем быть уверены, что повода не было? Действие, которое кажется нам вполне невинным, могло оказаться для них смертельным оскорблением. - Пусть так, - улыбнулся Эндрю. - Но ксенолог не сделал им зла. Он очень мало говорил и старался не беспокоить свинксов, он ни по каким меркам не заслужил такой смерти. Не превращает ли это необъяснимое убийство свинксов из раман в варелез? Теперь быстро заговорил Стрика: - Убийство есть убийство. Все эти слова о раман и варелез ничего не значат. Если свинксы убили, значит, они зло. И жукеры были злом. Если поступок есть зло, то и творец его зло. - Вот в этом-то и заключается наша проблема, - кивнул Эндрю. - Был этот поступок злом или, по крайней мере, с точки зрения свинксов, в какой-то степени добром? Кто такие свинксы - раман или варелез? На минуточку придержи язык, Стрика, я знаю все ваши кальвинистские доводы, но их назвал бы дурацкими даже сам Джон Кальвин. - Откуда вы знаете, что сказал бы Кальвин? - Потому что он мертв! - рявкнул Эндрю. - Его нет, и я имею право говорить за него! Студенты расхохотались, а Стрика погрузился в молчание. Мальчик неплох, умен. Эндрю знал, что его твердокаменный кальвинизм рухнет еще до аспирантуры, хотя переход будет долгим и болезненным. - Талман, Голос, - вступила Пликт, - вы говорили так, будто ваша гипотетическая ситуация существует на самом деле и свинксы и вправду убили ксенолога. - Да, это так, - серьезно кивнул Эндрю. Студенты забеспокоились. Эхо давнего конфликта между людьми и жукерами раздалось внезапно в скалах Трондхейма. - А теперь загляните в себя, - сказал Эндрю, - и вы обнаружите, что глубоко под вашей ненавистью к убийце Эндеру, рядом с вашей скорбью по мертвым жукерам живет и другое, куда менее приятное чувство: вы боитесь чужого, кем бы он ни был - иноземцем или фрамлингом. Когда вы думаете о том, что чужой может убить человека, которого вы знаете и цените, для вас уже не имеют значения его, чужого, мотивы. Он для вас варелез или, того хуже, джур - дикий зверь, который выходит из ночной тьмы, хищник с огромными клыками. Если в вашей деревне всего одно ружье, а зверь, разорвавший уже одного из вас, должен вернуться этой ночью, станете вы размышлять о его праве на жизнь или сделаете все, чтобы спасти свою деревню, людей, которых вы знаете, которые зависят от вас? - Вы считаете, что мы должны убить свинксов сейчас, пока они слабы и беспомощны?! - выкрикнул Стрика. - Я считаю? Я задал вопрос. Вопрос нельзя принимать за утверждение, если только ты не знаешь правильного ответа. А ты не знаешь моего ответа, Стрика. Подумайте об этом все. Занятие окончено. - Мы договорим об этом завтра? - спросили студенты. - Если захотите, - ответил Эндрю. Он не сомневался, что если они и будут обсуждать эту тему, то без него. Для них вопрос о Ксеноциде был чисто философским. В конце концов, война с жукерами завершилась три с лишним тысячи лет назад. Сейчас на дворе 1948 год от принятия Звездного Кодекса, а Эндер уничтожил жукеров в 1180 году до з.к. Но для Эндрю эти события не были столь отдаленными. Он путешествовал среди звезд куда больше, чем догадывался кто-либо из его студентов. С той поры, как ему исполнилось двадцать пять, и до прибытия на Трондхейм он не прожил ни на одной планете шести месяцев подряд. Он перескакивал с одной планеты на другую, словно камень, прыгающий по поверхности реки времени. Его студенты понятия не имели, что Голос, которому никак не дашь больше тридцати шести, отчетливо помнит события трехтысячелетней давности, что для него они происходили всего двадцать лет - половину его жизни - назад. Они не знали, насколько больным был для него вопрос о древней вине Эндера. За все эти годы он не нашел ответа. Их учитель был Голосом Тех, Кого Нет, одним из многих. Откуда они могли знать, что, когда он был совсем маленьким, его старшая сестра Валентина, не выговаривая имя Эндрю, называла его Эндером? Это имя гремело, когда ему не исполнилось и пятнадцати. Так что пусть немилосердный Стрика и склонная к анализу Пликт сушат мозги над великим вопросом о вине Эндера. Для Эндрю Виггина, Голоса Тех, Кого Нет, эта проблема не была академической. И теперь, поднимаясь по пологому, заросшему травой склону холма, дыша холодным чистым воздухом, Эндер - Эндрю, Голос - мог думать только о свинксах. Они совершили необъяснимое убийство. Такую же неосторожность позволили себе жукеры при первом контакте с человечеством. Неужели это неизбежность и любая встреча чужих отмечается кровью? Жукеры без сожаления убивали людей, но только потому, что в их роевом сознании никогда не возникала мысль о ценности отдельной жизни. Для них убийство нескольких десятков человек было самым простым способом заявить о своем присутствии. Возможно, свинксы сделали то, что сделали, по сходной причине? Компьютер в его ухе сообщил о пытках, о ритуальном убийстве. Раньше свинксы таким же образом расправились с кем-то из своих. Свинксы не обладали роевым сознанием, они совсем не похожи на жукеров. Эндрю Виггин должен, обязан узнать, почему они это сделали. - Когда вы узнали о смерти ксенолога? Эндрю обернулся - это была Пликт. Вместо того чтобы отправиться в пещеры, где жили студенты, она пошла за ним. - Во время вашего спора. - Он погладил пальцем жемчужину. Вживление терминала стоило дорого, но все же было доступно многим. - Прежде чем пойти на занятия, я слушала новости. Там ничего не было. Если бы сообщение пришло по анзиблю, поднялся бы шум. Вы получаете сведения прямо с канала анзибля. Первым. Очевидно, Пликт не сомневалась, что наткнулась на важную тайну. Так оно и было. - Все Голоса имеют первоочередной допуск к информации. - Кто-то просил вас говорить о смерти ксенолога? Он покачал головой: - Лузитания - католическая планета. - Об этом я и говорю. У них нет своего Голоса. Но если кто-то закажет Речь, они не смогут отказать. А Трондхейм - ближайший к Лузитании некатолический мир. Пликт поправила рукав. - Почему вы здесь? - Ты знаешь, зачем я прилетел. Я говорил над могилой Бутана. - Я знаю, что вы приехали вместе с сестрой, Валентиной, куда больше известной как учитель. Она отвечает на вопросы, а не заваливает нас новыми. - В отличие от меня она знает ответы. Некоторые. - Голос, вы должны сказать мне. Я пыталась выяснить, кто вы, мне было любопытно. Например, ваше имя, откуда вы родом. Все закрыто. Так запечатано, что я даже не знаю, какого уровня должен быть допуск. Пожалуй, даже Господь всемогущий не смог бы прочесть историю вашей жизни. Эндрю взял ее за плечи, заглянул в глаза: - Мне кажется, это тебя не касается. - Вы куда более важная персона, чем мы думаем, Голос, - сказала она. - Все сообщения по анзиблю сначала идут к вам, а уж потом к администрации планеты, не так ли? И никто не может ничего о вас узнать. - Раньше никто не пробовал. Почему ты? - Я хочу стать Голосом. - Ну что ж, тогда вперед. Компьютер научит тебя всему необходимому. Это же не религия, тебе не придется зазубривать символы веры. А теперь, пожалуйста, оставь меня в покое. - Он отпустил ее плечи, легонько толкнул и повернулся, чтобы уйти. - Я хочу Говорить о вас! - крикнула она. - Я еще не умер! - отозвался он. - Я знаю, вы летите на Лузитанию! Я знаю, знаю, это так! "Тогда ты знаешь больше, чем известно мне", - подумал Эндер. Но всю дорогу его пробирала мелкая дрожь, несмотря на яркое солнце и три теплых свитера, которые он обычно носил. Он не подозревал, что Пликт способна на такой взрыв эмоций. Совершенно очевидно, девочка начала отождествлять себя с ним, Голосом, Эндером. Его испугало то, что другой человек так отчаянно хотел от него чего-то. За многие годы он отвык от людей: не был связан ни с кем, кроме сестры Валентины, ну и, конечно, мертвых, о которых Говорил. Да и все остальные люди, которые хоть что-то значили в его жизни, были уже мертвы. Они с Валентиной оставили за спиной слишком много столетий, слишком много миров. Мысль пустить корни в ледяную землю Трондхейма казалась ему и невозможной, и странной. Чего же хочет от него Пликт? Впрочем, это неважно, он все равно не исполнит ее желания. Как смела она требовать у него чего-то, как будто он, Эндер, принадлежал ей? Эндер Виггин никому не принадлежит. Он ничей. Если бы она узнала, кто он на самом деле, то возненавидела бы его как Убийцу Жукеров или стала бы преклоняться перед ним как перед Спасителем Человечества. Эндер помнил времена, когда люди относились к нему именно так, и тогдашнее обожание было, пожалуй, еще хуже нынешней ненависти. А теперь люди знали его только по роли, называли Голосом, Талманом, Фаланте, Спикером - или как там еще переводилось название его профессии на язык города, или народа, или планеты. Он не хотел, чтобы люди знали его. Он не принадлежал к ним, к человеческой расе. У него другая задача, он принадлежит к другим. Не к людям, не к свинксам. По крайней мере, он так думал. Тогда. 3. ЛИБО Приблизительная диета: главным образом масиос - блестящие червяки, живущие на ветвях деревьев в переплетении лиан мердоны, иногда жуют пучки травы копим, время от времени - случайно или сознательно? - поедают листья мердоны вместе с червяками. Мы никогда не видели, чтобы они ели что-либо еще. Новинья проанализировала все три вида пищи: масиос, траву, листья мердоны. Результат получился ошеломляющий. Или пеквенинос не нуждаются в разнообразных белках, или же они все время голодны. В их обычной пище сильно не хватает многих необходимых для жизни элементов. Процент кальция так мал, что мы даже сомневаемся, что их кости имеют тот же химический состав, что и наши. Бредовая гипотеза: поскольку мы не можем брать у пеквенинос образцы тканей, единственным источником информации об их анатомии и физиологии нам служат фотографии разделанного тела свинкса по имени Корнерой. Но даже в этих скудных сведениях имеются очевидные несообразности. Язык свинкса, такой гибкий и подвижный, что его обладатель способен воспроизвести все звуки, доступные человеку и множество ему недоступных, развился не сам по себе, он был для чего-то приспособлен. Вероятно, им вытаскивали насекомых из щелей в ветвях деревьев или из гнезд на земле. Что бы им ни делали предки свинксов, потомк