Джейн, тут же ликвидируют и наш мир. - Ты предупредил королеву улья? - Еще нет. Только не знаю, сколько она сможет прочесть в моих мыслях, даже без моего на то желания. Я не слишком умею управлять этим средством связи. Валентина положила ему руку на плечо. - Так вот почему ты не хотел сюда приезжать? Чтобы она не узнала об истинной угрозе? - Просто мне не хочется с ней встречаться, - вздохнул Эндер. - Поскольку я люблю ее и боюсь. Поскольку я не уверен, то ли мне следует помогать ей, то ли уничтожить ее. И поскольку, когда она уже вышлет эти корабли в космос, что может произойти в любой день, она отберет у нас всяческий шанс ее удержать. Она отберет у нас связь со всем остальным человечеством. И еще, чего он не хотел говорить, она отрежет Эндера и Миро от Джейн. - Лично я считаю, - заявила Валентина, - что с ней обязательно следует переговорить. - Либо это, либо ее обязательно следует убить, - вмешался Миро. - Теперь вы понимаете мои трудности. Они молча продолжили свой путь. Вход в тоннель королевы был домом, похожим на все остальные. Перед ним даже не стояла стража... Во время всей своей поездки они не заметили ни единого жукера. Валентина помнила, что во времена молодости, на их первой колонизированной планете, она пыталась представить, как выглядели города жукеров, когда были еще населены. Теперь она знала: именно так, как будто были совершенно мертвыми. Никаких жукеров, бегающих подобно муравьям в их муравейниках. Она знала, что где-то должны быть поля и сады, разводимые под открытым небом, но отсюда их увидеть не удавалось. Почему же это вызвало у нее облегчение? Она знала ответ на этот вопрос еще до того, как задала его. Детство она провела на Земле, во время Войн с Жукерами. Инсектоидальные пришельцы посещали ее сонные кошмары, возбуждали испуг у всех земных детей. Всего лишь горстка людей видела их в натуре, да и мало кто из них дожил до тех времен, когда сама она была ребенком. Даже на первой колонии с развалинами цивилизации жукеров не было обнаружен хотя бы одного засушенного тела. Все представления о них были рождены пугающими пропагандистскими видео. И все же, разве не была она первым человеком, прочитавшим книгу Эндера, "Королеву Улья"? Не была первой после Эндера, которая стала думать о королеве улья как о личности, обладающей странной грацией и красотой? Да, она поняла это первой, только какое это имеет значение? Все живущие сейчас люди вызревали в моральной вселенной, отчасти сформированной "Королевой Улья" и "Гегемоном". Она и Эндер единственные росли во время неустанной кампании ненависти. Так что, ничего удивительного, что сейчас, не видя жукеров, она испытывала иррациональное чувство облегчения. У Миро и Пликт первая встреча с королевой и работницами уже не вызовет такого эмоционального потрясения. Я Демосфен, напомнила Валентина сама себе. Я теоретик, который убеждал, что жукеры - это рамены, чужие, которых мы можем понять и воспринять. Я обязана отбросить предрассудки собственного детства. В нужное время все человечество узнает о возрождении королевы улья. И стыдом было бы, если Демосфен оказался бы единственной особой, не способной увидать в ней рамена. Эндер окружил низенькое строение. - Это здесь, - объявил он. Он остановил винт, и машина мягко упала на траву капим возле единственного входа. Двери были очень низкие - взрослому, чтобы войти, пришлось бы встать на четвереньки. - Откуда ты знаешь? - удивился Миро. - Потому что она так говорит, - объяснил Эндер. - Джейн? - спросил Миро. Парень был удивлен, потому что ему самому Джейн ничего такого не говорила. - Королева улья, - объяснила Валентина. - Она разговаривает непосредственно с разумом Эндера. - Ничего себе фокус, - ухмыльнулся тот. - И я тоже смогу такому научиться? - Посмотрим, - ответил на это Эндер. - Когда сам с ней встретишься. Все выскочили из машины в высокую траву. Валентина заметила, что Эндер с Миро посматривают на Пликт. Понятно, их беспокоило, что девушка столь молчалива. А точнее, кажется столь молчаливой - Валентина знала ее весьма разговорчивой и даже красноречивой. Но она уже привыкла, что в некоторых обстоятельствах Пликт притворяется немой. Эндер с Миро впервые встретились с упрямым молчанием девушки, и это их смущало. И как раз в этом и заключалась основная причина такого поведения Пликт. Она считала, что люди более приоткрываются тогда, когда чем-то немного обеспокоены. А мало какие факторы так эффективно пробуждают неопределенное беспокойство, как компания особы, которая совершенно не отзывается. В отношениях с чужими людьми Валентина не считала данный метод наиболее подходящим. Зато, в качестве учительницы, собственным молчанием Пликт заставляла учеников - детей Валентины - получше обдумать собственные идеи. Сама Валентина и Эндер возбуждали слушателей с помощью диалога, вопросов, аргументации. Пликт же заставляла учащихся играть роли противоположных сторон в дискуссии, чтобы они выдвигали теорию, а затем атаковали ее, чтобы при этом объяснить собственные непонятные моменты. Для большинства людей подобный метод не срабатывал. Но Пликт он удавался, поскольку, как выяснила Валентина, ее молчание совершенно не означало полного отсутствия коммуникации. Спокойный, всепроникающий взгляд сам по себе был красноречивым выражением скептицизма. Когда ученик встречался с подобным взглядом, он быстро поддавался собственной неуверенности. Всякое сомнение, которое до этого он отбрасывал или же просто игнорировал, теперь выплывала на поверхность, когда ученик пытался в глубинах самого себя открыть причины столь выразительного сомнения со стороны Пликт. Самая старшая дочь Валентины, Сифте, называла такую одностороннюю дискуссию "глядением на Солнце". Теперь вот пришла очередь и Миро с Эндером ослепнуть в столкновении со всевидящим оком и молчащими устами. Валентине хотелось посмеяться над их беспокойством и даже утешить их. Но вместе с тем - дать Пликт легкий подзатыльник и указать на неподходящее поведение. Вместо этого она подошла к стене и дернула двери. В них не было никакого замка, одна ручка, поэтому открылись без малейшего сопротивления. Валентина придержала их, а Эндер опустился на колени и прополз вовнутрь здания. За ним Пликт. Миро вздохнул и медленно опустился. Ползал он еще медленнее, чем ходил - каждое движение рукой или ногой он выполнял поочередно, как будто ему приходилось задумываться над тем, в какую сторону их передвинуть. Наконец и он исчез в отверстии. В конце концов и Валентина нагнулась и пошла на четвереньках. Она была самой маленькой, и ей не нужно было ползти. Свет попадал вовнутрь только лишь через дверь. Помещение было абсолютно пустым, вместо пола - утоптанная земля. Только лишь когда глаза привыкли к темноте, Валентина заметила, что самое темное место здесь - это отверстие коридора, ведущего в глубину. - В тоннелях нет никакого освещения, - предупредил Эндер. - Она сама будет меня направлять. Мы должны держаться за руки. Валентина, ты пойдешь последней. Согласна? - А можно спускаться стоя? - задал вопрос Миро. Для него это и вправду было существенно. - Да, - успокоил парня Эндер. - Именно потому она и выбрала это место. Они схватились за руки: Пликт за Эндером, Миро между двумя женщинами. Эндер повел их всех на несколько ступеней вниз, в тоннель. Пол весьма круто уходил вниз, а совершеннейшая тьма пугала. Но, еще до того, как темнота сделалась абсолютной, Эндер приостановился. - Чего мы ждем? - спросила у него Валентина. - Нашего проводника. Тот прибыл буквально через минуту. В темноте Валентина с трудом заметила черную, узкую конечность с большим и единственным обычным пальцами. Конечность толкнула Эндера в руку. Тот немедленно схватил палец, а большой палец чужака захватил ладонь человека будто клещами. Глядя вдоль этой конечности, Валентина пыталась увидать жукера, которому та принадлежала. Но ей удалось различить лишь тень размерами с ребенка и, как ей показалось, деликатный отблеск света на панцире. Воображение же дорисовало все остальное, и женщина невольно задрожала. Миро пробормотал что-то по-португальски, но потом присутствие жукера подействовало и на него самого. Зато Пликт хранила молчание. Валентина даже не могла сказать, какой была реакция учительницы. Потом же Миро сделал шаг вперед и потянул ее за руку, ведя за собой в тьму. Эндер знал, какой тяжкой будет эта дорога для всех остальных. Ведь до сих пор только он сам, Новинья и Эла посещали королеву улья, причем, Новинья была тут всего лишь раз. Слишком беспокоящими были темнота, бесконечный спуск, без возможности применения зрения, тихие звуки, свидетельствующие о том, что жизнь и движение вокруг не затихают - невидимые, хотя и очень близкие. - Мы можем говорить друг с другом? - спросила Валентина. Голос ее звучал весьма робко и неуверенно. - Отличная идея, - ответил Эндер. - Им мы не помешаем. Они не обращают внимания на звуки. Миро что-то сказал. Не видя движений его губ, трудно было понять, что он говорит. - Что? - переспросил Эндер. - Мы оба хотим знать, далеко ли еще? - объяснила Валентина. - Я не знаю, куда нас ведут. Она может быть везде. Внизу здесь, как минимум дюжина детских. Но не беспокойтесь. Я уверен, что смог бы отыскать дорогу к выходу. - Я тоже, - сказала Валентина. - Во всяком случае, с фонариком. - Никакого света. Да, откладывание яичек требует солнца, но помимо этого свет только задерживает их развитие. А на определенном этапе он даже может погубить зародыши. - И ты бы смог найти выход из этого кошмара втемную? - Скорее всего. Тут можно выделить определенные схемы. Это вроде паутины... когда поймешь общую схему, тогда каждый фрагмент тоннеля становится осмысленным. - Выходит, эти тоннели не случайны? - в голосе Валентины был слышен скептицизм. - Они похожи на коридоры Эроса, - объяснил Эндер. Когда он, будучи ребенком-солдатом, пребывал на Эросе, у него было немного возможностей для прогулок. Жукеры прорыли астероид, превратив его в свой аванпост в Солнечной Системе. Люди захватили его во время Первой Войны с Жукерами и перенесли сюда штаб-квартиру командования земного флота. Проведенные на астероиде месяцы Эндер в основном посвятил науке управления флотилиями кораблей в космосе. Но, видимо, он должен был узнать те тоннели намного лучше, чем сам тогда осознавал. Когда королева улья впервые привела его в свое логово на Лузитании, он убедился, что все изгибы и повороты коридоров никогда не ставят его в тупик. Они казались правильными... более того, неизбежными. - А что такое Эрос? - хотелось знать Миро. - Астероид неподалеку от Земли, - ответила ему Валентина. - То место, где Эндер потерял разум. Эндер попытался было объяснить им систему организации тоннелей. Но та была слишком уж сложной. Как во фракталах: слишком много имелось возможных исключений, чтобы понять схему в подробностях - чем больше человек старался, тем более система ускользала от понимания. Тем не менее, Эндеру она все время казалась одинаковой: один и тот же раз за разом повторяемый образец. А может, когда он изучал жукеров, чтобы их победить, он каким-то образом объединился с разумом улья? Может он научился мыслить как жукер? В таком случае, Валентина была права: он утратил часть своего человеческого разума или, во всяком случае, прибавил к нему часть разума улья. В конце концов они прошли поворот и заметили отблеск света. - Gracias a deus [слава Богу (порт.)], - шепнул Миро. Эндер с удовлетворением отметил, что Пликт - эта каменная женщина, которая ну никак не могла быть той самой блестящей студенткой, которую запомнил - тоже облегченно вздохнула. Может в ней, все-таки, тлела какая-то живая искорка. - Уже близко, - сообщил он. - Она откладывает яички, значит будет в хорошем настроении. - А разве это не требует уединения? - Это в чем-то похоже на легкое сексуальное возбуждение, продолжающееся несколько часов и приводящее ее в хорошее настроение. Обычно королевы ульев живут в компании работниц и трутней, и те являются как бы продолжением их тел. Поэтому им не известно чувство стыда. В собственных мыслях он уже чувствовал силу ее присутствия. Понятное дело, что она всегда могла разговаривать с ним. Но при таком малом расстоянии Эндеру казалось, будто королева дышит под его черепной коробкой, мучительно и тяжко. Чувствовали ли это и остальные? Сможет ли она с ними говорить? С Элой ей это не удалось, девушка не подхватила даже эха беззвучной беседы. Зато Новинья... она не хотела говорить об этом и отрицала, будто хоть что-то услышала. Только Эндер подозревал, что она попросту отпихнула чуждое присутствие. Королева улья утверждала, что пока женщины были рядом, она слыхала их довольно-таки выразительно, но не смогла устроить так, чтобы ее саму "услыхали". Случится ли что-то подобное и сейчас? Было бы хорошо, если бы ей удалось заговорить с каким-либо другим человеческим существом. Королева утверждала, что способна к этому, хотя Эндер давным-давно уже убедился, что она не может сделать различия между уверенным предсказанием будущего и совершенно точными воспоминаниями о прошлом. Своим собственным домыслам она верила в той же мере, как и верила памяти. Когда же домыслы эти оказывались фальшивыми, она уже никогда не помнила, что предсказывала какое-то иное будущее, чем то, что уже сделалось прошлым. Это было одним из свойств общественного разума, которое более всего беспокоило Эндера. Он воспитывался в обществе, которое зрелость индивидуума оценивало на основании его способности предвидеть результаты совершаемого выбора. В этом плане у королевы улья были явные провалы. Несмотря на всю свою мудрость и опыт, она казалась ужасно самоуверенной, совершенно как малый ребенок. Именно это и будило страх при контакте с нею. Сможет ли она сдержать обещание? А если не сдержит, то сможет ли осознать, что натворила? Валентина попыталась сконцентрироваться на разговоре, но никак не могла оторвать глаз от фигуры жукера. Он был меньше, чем ей представлялось - максимум полтора метра, а может и меньше. Глядя над плечами других, она видела лишь части его тела, только это было даже еще ужасней, чем если бы увидать целиком. Она никак не могла избавиться от мысли, что черный, блестящий... враг держит в смертельном зажиме руку ее брата. Нет, не в смертельном зажиме. И не враг. И даже не существо само по себе. В нем было столько же индивидуальности, сколько в ухе или же пальце - каждый жукер был всего лишь рабочим органом или органом чувств королевы улья. В каком-то смысле королева была здесь, с ними, она присутствовала в каждой из своих работниц, в каждом трутне, даже если те находились на расстоянии в сотни световых лет. Нет, это не чудовище. Это та самая королева улья, о которой рассказывает книга Эндера. Та самая, которую он вез с собой и о которой заботился все наши совместные годы, хотя сама я ничего об этом не знала. Так что мне нечего опасаться. Валентина безуспешно пыталась подавить собственный страх. Она вспотела и чувствовала, как ее собственная рука скользит в некрепком зажиме ладони Миро. Они приближались к логову королевы... нет, к ее дому, к ее жилищу... и Валентина все сильнее и сильнее испытывала страх. Если самой не удастся справиться, придется позвать кого-нибудь на помощь. Где Якт? Нет, придется обратиться к кому-то другому. - Извини, Миро, - шепнула она. - По-моему, от страха я вся вспотела. - Ты? - изумился тот. - А мне казалось, что это я. И хорошо. Он рассмеялся. А вместе с ним и Валентина... во всяком случае, нервически захихикали. Туннель неожиданно расширился, и все они, щуря глаза, остановились в обширной камере. Темноту пробивал луч света из отверстия в куполе свода. Королева сидела в самом центре освещенного круга. Вокруг нее толпились работницы, но на свету, в присутствии королевы все они казались маленькими и хрупкими. Высотой, скорее, в метр, чем полтора; в то время как сама королева имела метра три в длину. Рост не составлял даже половины этого размера. Надкрылья - огромные, тяжелые, похожие на металлические - отражали солнечный свет радугой цветов. Брюшко было длинным и широким; в нем могло бы поместиться человеческое тело. Словно воронка оно сужалось до дрожащего кончика яйцеклада, отблескивающего желтоватой, мутной, липкой и волокнистой на глаз жидкостью; как можно глубже яйцеклад погрузился вырытой в полу яме и вновь появился из нее. Струйки жидкости тянулись за ним словно слюна. Создание такого размера, ведущее себя совершенно как насекомое, вызывало гротескное и ужасающее впечатление. Тем не менее, Валентина совершенно не была готова к тому, что произошло после этого. Вместо того, чтобы сунуть яйцеклад в следующую дыру, королева обернулась и схватила одну из работниц, что крутились поблизости. Держа жертву между передними конечностями, она приблизила ее к себе, и одну за другой откусила ноги. После каждого стискивания челюстей оставшиеся еще конечности дергались все сильнее и сильнее, как бы в беззвучном крике. Когда упала последняя, Валентина почувствовала какое-то отчаянное облегчение от того, что больше не придется испытывать этого немого вопля. Королева улья сунула безногую работницу в отверстие, головой вниз. И только после этого вставила туда же свой яйцеклад. Валентина глядела, как слизь на конце густеет и разливается. Но это уже не была простая слизь, во всяком случае - не совсем; в громадной капле находилось мягкое, студенистое яйцо. Королева улья расположила собственное тело так, чтобы глядеть прямо в солнце, и ее фасетчатые глаза засияли тысячами изумрудных звезд. Яйцеклад упал в отверстие. Когда он возвратился, яйцо все еще находилось на его конце, но после следующего погружения осталось в ямке. Еще несколько раз брюшко выгибалось и совало яйцеклад в ямку, и тот возвращался, вытягивая за собой все больше и больше густых нитей. - Nossa Senhora, - прошептал Миро. Валентина поняла, зная испанский эквивалент этих слов: Nuestra Senora, Матерь Божья. Обычно это было банальнейшее восклицание, лишенное смысла, только здесь оно наполнилось чудовищной иронией. Не Святая Дева правит в этой глубокой пещере. Королева Улья - это Матерь Божья из Тьмы. Свои яйца она откладывала в телах недвижных работниц, которыми потом будет питаться личинка. - Но всегда она так не может, - заявила Пликт. На какое-то мгновение Валентина была попросту изумлена тем, что слышит голос Пликт. Потом же она осознала значение ее слов и была вынуждена признать их правоту. Если бы для каждой выходящей их яйца личинки нужно было бы пожертвовать одной живой работницей, численность вида никак не могла бы расти. Даже этого улья не существовало бы, поскольку королеве пришлось бы отложить первые яйца, не имея безногих работниц, чтобы питать их. Всего лишь новая королева. Эти слова возникли в мыслях Валентины, как будто бы она сама их придумала. Королева улья должна была помещать под яичком живое тело работницы только тогда, когда из него должна появиться будущая королева. Но Валентина не выдумала этого; уж слишком была она уверена, что мысль истинна. Сама она никак не могла обладать подобными сведениями, тем не менее, идея сформировалась ясно и четко, мгновенная и лишенная каких-либо сомнений. Валентина представила, что именно таким вот образом древние пророки и мистики слыхали глас Господен. - Вы слышали ее? Кто-нибудь из вас? - спросил Эндер. - Да, - ответила Пликт. - По-моему, так, - засомневалась Валентина. - Что мы слышали? - не понял Миро. - Королеву улья, - объяснил Эндер. - Она объясняла, что работницу в отверстии ей нужно оставить только тогда, когда откладывает яйцо с новой королевой. Таких яиц она отложит пять; два уже на месте. Она пригласила нас сюда, чтобы мы сами все увидели. Таким вот образом она желает нам сообщить, что высылает колонизационный корабль. Сейчас она откладывает пять яиц с новыми королевами и ждет, какая из них окажется самой сильной. Именно ее она и вышлет в космос. - А что же с остальными? - спросила Валентина. - Если какая-нибудь будет на что-то пригодна, личинка попадет в кокон. С этой было точно так же. Остальных же она убьет и съест. Она должна. Если бы какой-нибудь из трутней хотя бы случайно прикоснулся к телу соперницы, он сошел бы с ума и пытался бы убить королеву улья. Трутни очень верные и лояльные партнеры. - И вы все это слышали? - спросил Миро. Парень был разочарован и огорчен. Королева улья не могла с ним разговаривать. - Да, - подтвердила Пликт. - Только частично, - призналась Валентина. - Постарайся очистить свой разум от ненужных мыслей, - посоветовал ей Эндер. - Попробуй петь про себя. Это помогает. Тем временем королева улья закончила последующую серию ампутаций. Валентина вдруг представила, что наступает на растущую кучу конечностей, и те ломаются словно веточки, с отвратительным треском. Очень мягкие. Ножки не ломаются. Сгибаются. Королева ответила на мысли Валентины. Ты часть Эндера. Можешь меня слышать. Слова в мозгу звучали все явственней. Валентине даже удалось заметить разницу между сообщениями королевы и своими собственными мыслями. - О-о, - шепнул Миро. Наконец-то и он что-то услышал. - Fala mais, escuto. Скажи что-нибудь еще, я слушаю. Филотические соединения. Вы связаны с Эндером. Когда я обращаюсь к нему через филотическое соединение, вы слышите. Эхо. Отражения. Валентина пыталась понять, как удается королеве улья обращаться к ее сознанию на старке. И тут же поняла, что все это происходит не так. Миро слыхал королеву на своем родном языке; сама же Валентина не слышала слов на старке, но на английском, который и был основой старка - американском английском языке, который был для нее родным с детства. Королева вовсе не высылала какие-либо слова. Она пересылала мысль, а уж их мозги пытались интерпретировать ее на том языке, который глубже всего был укоренен в памяти. Когда Валентина слыхала: "эхо", и сразу же после того: "отражения", это не королева улья подыскивала подходящее слово. Это разум Валентины искал слова, передающие значение. Связанные с ним. Как и мой народ. Но у вас имеется свободная воля. Независимые филоты. Одичавшие люди, все вы. - Это шутка, - шепнул Эндер. - Вовсе не осуждение. Валентина была благодарна брату за эту интерпретацию. Образ, появившийся в ее мыслях вместе со словом "одичавшие", представлял собой слона, растаптывающего человека насмерть. Это было представление еще со времен детства. Рассказ, в котором она впервые встретилась с этим определением. Теперь этот образ перепугал ее точно так же, как и тогда. Валентине было ненавистно присутствие королевы улья в собственных мыслях. Ей был ненавистен метод, с помощью которого та призывала давно забытые кошмары. Все в королеве улья было кошмарным. И вообще, как Валентина могла посчитать это существо раменом? Ну что, просто случилось взаимосоглашение. Как между сумасшедшими. И что она такого сказала? Что слышат ее лишь потому хорошо, что они филотически связаны с Эндером. Валентина вспомнила, о чем говорили во время полета Миро и Джейн. Разве возможно такое, что ее филотическая прядь спуталась с прядью Эндера, а уже через него - с королевой улья? И каким вообще образом могло получиться соединение Эндера и королевы? Мы искали его. Он был нашим врагом. Он пытался нас уничтожить. Мы же хотели его поработить. Как одичавшую. Понимание произошло неожиданно, как будто внезапно открылась дверь. Не все жукеры рождались подчиненными. Они могли обладать и собственным "я". Во всяком случае, что-то мешало ими управлять. Поэтому королевы улья в ходе эволюции развили в себе способность филотически связывать их с собой, чтобы овладеть ими ментально. Мы нашли его. Но привязать к себе не смогли. Слишком сильный. И никто и не подозревал, что грозило Эндеру. Королева улья считала, что ей удастся схватить его, привязать к себе и превратить в такое же не имеющее собственных мыслей, послушное ее воле орудие, каким был каждый жукер. Мы расставили на него сеть. Мы нашли такое, о чем он тоскует, чего желает. Мы много размышляли. Вошли в это. Передали филотическое ядро. Связанное с ним. Только этого не хватило. Теперь ты. Ты. Слово молотом ударило в мыслях Валентины. Она имеет в виду меня. Она говорит обо мне, обо мне, мне... Она попыталась обдумать, что означает это слово "мне". Я - Валентина. Королева улья имеет в виду Валентину. Ты была ею. Ты. Это тебя должны мы были найти. То, чего он желал более всего. А не ту, другую вещь. Валентина чувствовала, что ее мутит. Неужели военные были правы? Неужели возможно, будто Эндера спасло лишь жестокое разделение его от Валентины? Если бы она находилась рядом с Эндером, жукеры смогли бы воспользоваться ею, чтобы захватить над ним власть? Нет. Мы бы не смогли этого сделать. Ты тоже слишком сильна. Мы были обречены. Мы уже были мертвы. Он уже не мог принадлежать нам. Но и тебе тоже нет. Уже нет. Мы не смогли бы над ним господствовать, но смогли бы сплестись с ним. Валентина подумала о картине, представившейся ей на корабле. Образ объединенных вместе людей, семьи, связанные невидимыми волокнами, детей с их родителями, родителей - друг с другом и со своими родителями и близкими. Изменяющаяся сеть линий, связующих людей так, как соединяли их чувства. Но теперь тот же образ представлял ее саму, связанную с Эндером. И Эндера, связанного... с королевой улья. И королеву, как она трясет яйцекладом, как дрожат слизистые нити, и на конце одной из них болтается и подпрыгивает голова Эндера... Она вздрогнула, пытаясь убрать этот образ из мыслей. Мы не управляем им. Он свободен. Он может, если захочет, убить меня. Я не сдержу его. Ты убьешь меня? На сей раз это "ты" означало не Валентину; она чувствовала, что вопрос как бы удаляется от нее. И тут же, пока королева улья ожидала ответа, Валентина восприняла чужую мысль. Эта мысль была так похожа на ее собственные, что, если бы женщина не была такой настороженной, если бы не ожидала, что же ответит Эндер, то приняла бы ее за свою собственную. Никогда, говорила эта мысль, появившаяся внутри головы. Никогда я не убью тебя. Я тебя люблю. И вместе с этой же мыслью пришел отблеск неподдельного чувства. Тут же мысленный образ королевы улья очистился, лишился всяческих оттенков отвращения. Теперь она казалась величественной, царственной, просто великолепной. Радужные надкрылья уже ни в коей мере не походили на маслянистое пятно на воде; отражающийся в глазах свет превратился в ореол; блестящие нити, свисающие с брюшка стали нитями жизни, словно молоко из женской груди, смешавшееся со слюной и текущее в сосущий ротик младенца. До этого мгновения Валентина боролась с отвращением, теперь же, совершенно неожиданно, чуть ли не боготворила королеву. Она знала, что это мысли Эндера. И вместе с его видением королевы улья пришло и понимание. Все время она была права, когда в качестве Демосфена писала столько лет тому назад. Королева улья и вправду была раменом: чуждая форма жизни, но ее можно было понять саму, и сама она тоже была способна понимать. Когда видение уже начало расплываться, Валентина услыхала чей-то всхлип. Это Пликт. Все эти проведенные рядом годы Валентина ни разу еще не видала, чтобы учительница проявила такую слабость. - Bonita, - прошептал Миро. Красивая. Видел ли он только лишь это? Была ли королева улья красивой? Понятно, что контакт между Миро и Эндером должен быть слабым... но почему бы и нет? Ведь парнишка не знал его столь давно и столь хорошо, как Валентина, которая провела с братом всю жизнь. Вот только если причиной было лишь то, что Валентина намного явственней, чем Миро воспринимала мысли Эндера, как можно объяснить тот факт, что Пликт слыхала еще больше? Возможно ли такое, что за долгие годы изучения Эндера, когда она обожествляла, но практически не зная этого человека, Пликт установила с ним еще более тесную связь? Конечно же, это так. Естественно. У Валентины была семья. У нее были муж и дети. Филотическое соединение с братом должно было ослабеть. В то же самое время Пликт никогда не была связана с кем-либо иным столь сильно, чтобы этот другой мог составлять конкуренцию. И потому, когда королева улья дала возможность филотическим связям передавать мысли, Пликт великолепно воспринимала Эндера. Ее ничего не распыляло, никакая из частей ее сознания не была замкнутой. Ведь даже Новинья, соединенная прежде всего со своими детьми, разве могла она быть полностью преданной Эндеру? Это невозможно. Даже если бы Эндер и начал о чем-то догадываться, для него это было бы весьма сложно. Но, может - одновременно - и притягательно? Валентина хорошо знала женщин и мужчин; она понимала, что подобного рода восхищение становится самой обманчивой чертой. Неужто она сама привезла с собой соперницу, чтобы вызвать неприятности в семейной жизни Эндера? И еще, могут ли теперь Эндер с Пликт читать ее мысли? Валентина чувствовала себя совершенно обнаженной, перепуганной. И как бы отвечая ей, как бы успокаивая, к ней вернулся голос королевы, заглушая все мысли, которые, возможно, высылал Эндер: Я зная, чего ты опасаешься. Только моя колония никого не убьет. Когда мы улетим с Лузитании, то сможем убрать из космолета все вирусы десколады. Возможно, подумал Эндер. Наверняка мы откроем какой-то способ. Мы не будем переносить вирус. Мы не должны умирать, чтобы спасти людей. Не убивай нас не убивай нас... Я никогда тебя не убью... Мысль Эндера пришла словно шепот, практически заглушенный мольбами королевы улья. Мы и так не смогли бы тебя убить, думала Валентина. Это ты сама без малейшего труда можешь уничтожить нас. Это когда уже построишь корабли. И создашь оружие. Ты будешь готова к прилету людского флота. На сей раз им будет командовать не Эндер. Никогда. Никогда и никого мы не убьем. Никогда. Мы пообещали. Мир, прозвучал шепот Эндера. Мир. Оставайся в мире, тишине, успокоении, покое. Ничего не бойся. И никого из людей. Не строй корабля для свинксов, подумала Валентина. Построй его для себя одной, поскольку ты сможешь убрать десколаду, которую носишь в себе. Но не для них. Мысли королевы улья неожиданно изменились. Из просящих они сделались суровыми, переполненными обвинением. Но разве они сами не имеют права на жизнь? Я обещала им корабль. Я обещала вам никогда не убивать. Неужели ты хочешь, чтобы я нарушила свое обещание? Нет, ответила Валентина ей. Теперь женщине было стыдно, что предлагала королеве такую измену. А может королева это чувствовала? Или же Эндер? Правильно ли она интерпретировала, какие мысли принадлежат ей самой, а какие исходят от кого-то другого? Страх... страх был ее собственным, в этом не было никаких сомнений. - Пожалуйста, - произнесла она вслух. - Я хочу выйти отсюда. - Eu tambem, - отозвался Миро. Эндер сделал шаг по направлению к королеве улья и протянул руку. Та не протянула к нему какой-либо из своих конечностей, поскольку была занята запихиванием в дыру последней жертвы. Вместо этого она подняла надкрылье, повернула его и передвинула в сторону Эндера, пока его ладонь не легла на черной, радужно блестящей поверхности. Не прикасайся! Крикнула беззвучно Валентина. Она пленит тебя! Она желает тебя поработить! - Тихо! - громко заявил тот. Валентина не была уверена, что это ответ на ее мысленные вопли, а может он желал что-то сказать на то, что спрашивала у него только королева. Все равно, это не важно. Через мгновение Эндер уже сжимал палец жукера и вел их в направлении мрачного тоннеля. На сей раз за ним шла Валентина, потом Миро, а Пликт шла на самом конце. Именно потому-то Пликт последней глянула на королеву улья; именно Пликт подняла руку в прощальном жесте. Всю дорогу к поверхности Валентина пыталась объяснить себе, что же произошло. Она всегда верила, что если бы люди умели обмениваться мыслями непосредственно, избегая неоднозначности языка, то понимание было бы более полным, и ненужные конфликты исчезли бы сами собой. Но она открыла, что язык не увеличивает различий меж людьми, а, скорее, стирает их, смазывает. Люди живут друг с другом, хотя на самом деле друг друга не понимают. Иллюзия понимания позволяет им верить, будто они похожи гораздо сильнее, чем на самом деле. И не исключено, что язык, все же, гораздо лучшее средство общения. Они выползли из домика на дневной свет. Они неуверенно моргали и облегченно улыбались. Все. - Это не забава, - заявил Эндер. - Но ты, Вал, уперлась и хотела увидать ее немедленно. - Я дура, - согласилась с ним Валентина. - Неужели это такая новость? - Она была прекрасна, - шепнула Пликт. Миро же лежал на спине в зарослях травы капим и закрывал глаза руками. Валентина глянула на него и внезапно представила мужчину, каким он был когда-то, тело, которым он обладал тогда. Лежа в траве, он не дергался, молча, ему не приходилось заикаться. Ничего удивительного, что вторая девушка ксенолог в него влюбилась. Оуанда. Трагедией стало открытие, что ее отец - это, одновременно, и его отец. Вот самое паршивое, что открылось тридцать лет назад Эндер говорил о мертвом на Лузитании. Вот мужчина, которого Оуанда потеряла. И сам Миро тоже утратил мужчину, которым тогда был сам. И ничего удивительного, что он рискнул жизнью, проходя через ограждение, чтобы помочь свинксам. Он потерял любимую и посчитал, что теперь жизнь не имеет ни малейшего значения. Вот только жаль было, что после всего этого он не умер. Он продолжал жить, сломленный физически и духовно. Но вот почему, глядя сейчас на него, она обо всем этом думает? Почему все это показалось ей столь реальным? Может быть, потому, что как раз в этот момент он сам так думал о себе? Или же она воспринимала его собственное видение себя самого? Неужели какая-то связь между их разумами сохранилась? - Эндер, - спросила Валентина, - что произошло там, внизу? - Все прошло гораздо лучше, чем я ожидал, - ответил тот. - Что именно? - Контакт между нами. - Ты ожидал этого? - Желал. - Эндер уселся в кабине, болтая ногами в высокой траве. - Сегодня она была переполнена эмоциями, ведь правда? - Эмоциями? Мне не с чем сравнивать. - Временами она такая вся интеллектуальная... разговаривать с ней, это как бы размышлять о высшей математике. А сегодня... ну как ребенок. Понятно, что я никогда не был с ней рядом, когда она откладывала яйца будущих королев. Но мне кажется, что она сказала нам больше, чем собиралась. - Ты считаешь, что она несерьезно относилась к тому, что обещала? - Нет. К обещаниям она всегда относится серьезно. Она не умеет лгать. - Так что же ты имеешь в виду? - Я говорил о соединении между нами. Как меня пытались поработить. Вот это по-настоящему важно. На какой-то миг она взбесилась, считая, будто ты и была тем самым давно разыскиваемым звеном. Ты понимаешь, чтобы это для них значило? Тогда они не погибли бы. Им даже удалось бы использовать меня для соглашения с правительством людей. Делить с нами галактику. Какой шанс потерян! - Но ты бы тогда был... словно жукер. Ты был бы их рабом. - Наверняка. Мне бы лично это не нравилось. Но все те жизни, которые были бы спасены... Ведь я же был солдатом, правда? Если смерть одного солдата может сохранить миллиарды жизней... - Но ведь это бы не удалось. У тебя независимая воля. - Это факт, - согласился Эндер. - Во всяком случае, слишком независимая, чтобы королеве улья удалось ее поработить. И ты тоже. Весьма утешительно, правда? - В данный момент я не чувствую себя особо довольной, - заявила Валентина. - Там, внизу, ты был в моих мыслях. И королева улья... Я чувствую себя изнасилованной... Эндер даже удивился. - А мне так не кажется. - Но знаешь, и не только это. Еще я испытываю радость. И страх. Она такая... такая огромная в моих мыслях. Как будто я пытаюсь замкнуть в них кого-то, кто гораздо больше, чем я сама. - Ну, наверно, - согласился с ней Эндер. Затем он повернулся к Пликт. - Тебе тоже так казалось? Впервые Валентина заметила, как Пликт всматривается в Эндера: с широко раскрытыми глазами, вся дрожа. Но она молчала. - Даже так сильно? - хихикнул Эндер, выпрыгнул из кабины и подошел к Миро. Неужели он так ничего и не заметил. Пликт уже и раньше была к нему неравнодушна. Теперь же она услыхала его и в собственных мыслях, и этого было последней каплей. Королева улья упоминала о порабощении одичавших работниц. Возможно ли так, что и Пликт была "порабощена" Эндером? Возможно ли так, что она утратила собственную душу в его душе? Абсурд. Исключено. Будем надеяться на Бога, что так не случилось. - Пошли, Миро, - бросил Эндер. Миро позволил, чтобы ему помогли подняться. А потом все вернулись к машине и направились в сторону Милагре. Миро заявил, что не собирается принимать участия в мессе. Эндер с Новиньей пошли без него. Но как только они исчезли из виду, он понял, что дома высидеть тоже не может. Ему до сих пор казалось, что кто-то скрывается за самой границей взгляда, что из тени за ним наблюдает маленькая фигурка: покрытая гладким, твердым панцирем, всего лишь с двумя, похожими на клещи, пальцами на тонких конечностях... конечностях, которые можно откусить и бросить на землю словно сухие ветки для розжига. Вчерашний визит у королевы улья произвел на него гораздо более сильное впечатление, чем он сам считал возможным. Но ведь я же ксенолог, напомнил он сам себе. Ты всю жизнь посвятил контактам с чужими. Ты стоял, когда Эндер кроил подобное телу млекопитающего тело Человека, и даже не дрожал. Возможно, иногда я излишне сильно идентифицирую себя с объектом исследования. Но он впоследствии не преследует меня в кошмарах, я не вижу их в каждом темном углу. И все же, он стоял здесь, перед дверью дома матери. Хотя на покрытых травой полях, в ярком солнце воскресного утра не было ни клочка тени, в которой мог бы таиться жукер. Или же так кажется только мне одному? Королева улья вовсе не насекомое. Она и ее работницы такие же теплокровные, как и свинксы. Они дышат и потеют точно так же, как и млекопитающие. Возможно, они несут в себе структурные отражения эволюционной связи с насекомыми, точно так же, как в нас самих проявляется подобие с лемурами, землеройками или крысами. Но они создали прозрачную и красивую цивилизацию. А точнее - красивую и никому не видную, темную. Я обязан глядеть на них точно так же, как Эндер - с уважением, восхищением и чувством признания. Тем временем, я едва выдержал. Нет ни малейшего сомнения, что королева улья - это рамен, она может нас понять и терпеть. Вся проблема заключается в том, смогу ли я сам понимать ее и терпеть. А ведь я вовсе не исключение. Эндер был прав, скрывая информацию о королеве улья от жителей Лузитании. Если бы они хоть раз увидали то, что видел я, если бы они заметили хотя бы одного жукера - тот час же началась бы паника. Ужас каждого из них подпитывал бы страхом остальных, вплоть до... вплоть до того, что бы произошло. Чего-то страшного. Чего-то чудовищного. А может это мы сами являемся варельсе. Возможно, ксеноцид встроен в нашу психику, как ни у какого иного вида. Возможно, что наиболее лучшим выходом ради морального добра человечества было бы то, чтобы десколада вырвалась на свободу, захватила все человеческие планеты и стерла всех нас бесследно. А вдруг десколада - это Господен ответ на все наши грехи. Миро заметил, что уже добрался до самых дверей собора, открытых настежь в утреннюю прохладу. Служба еще не дошла до евхаристии. Он вошел, волоча ноги, и занял место сзади. У него не было желания принимать Христа сейчас. Просто-напросто, он стосковался по другим людям, по одному только их виду. Миро опустился на колено, перекрестился и так и остался в этой позиции