ет трудно удержать того, кого я, скорее всего, уже потерял. - Когда Квимо вернется, все будет хорошо. Вот это правда, думал Эндер. Правда. Молю тебя, Боже, да будет милость твоя над отцом Эстеваньо. Они знали, что приближается отец Эстеваньо. Pequeninos всегда знали. Отцовские деревья все передавали друг другу. Не существовало никаких секретов. Что вовсе не означает, будто они этого желали. Случалось, что какое-нибудь дерево хотело удержать что-либо в тайне или же солгать. Но, практически, они ничего не делали в одиночку. У отцовских деревьев не было личного опыта. Если какое-либо из них желало что-то сохранить для себя, рядом имелось другое, которое думало иначе. Леса всегда действовали совместно, но состояли они из отдельных индивидуумов. Потому-то известия и передавались из одного леса в другой, какими бы не были желания отдельных деревьев. Квимо знал, что это-то его и защищает. Ведь, хотя Поджигатель и был кровожадным сукиным сыном - правда, по отношению к поросятам-pequeninos этот термин и терял свое значение - он не мог нанести вреда отцу Эстеваньо, не убедив поначалу братьев из собственного леса, чтобы те исполнили его требование. А если бы он даже так и сделал, какое-то другое дерево из леса обязательно узнало об этом и передало другим. Это дерево стало бы свидетелем. Если бы Поджигатель захотел нарушить присягу, данную всеми отцовскими деревьями тридцать лет назад, когда Эндрю Виггин перенес Человека в третью жизнь, он не смог бы сделать этого тайно. Весь мир узнал бы, что поджигатель клятвопреступник. А это ужасный позор. Тогда какая бы жена позволила бы братьям принести мать к нему? До конца своих дней он не родил бы ни единого потомка. Квимо был в безопасности. Его могут не выслушать, но ничего плохого сделать тоже не смогут. Но когда он наконец-то добрался до леса Поджигателя, терять времени на то, чтобы его слушать, никто не стал. Братья схватили человека, бросили на землю и потащили к Поджигателю. - В этом не было никакой необходимости, - заявил Квимо. - Я сам к вам пришел. Брат начал бить по стволу палками. Квимо вслушивался в изменчивую мелодию, когда Поджигатель формировал пустые пространства у себя внутри, формируя звуки в слова. - Ты пришел, потому что так приказал я. - Ты приказал. Я пришел. Если тебе хочется верить, будто это ты стал причиной моего прихода, пускай так и будет. Но без сопротивления я выполняю только божьи приказания. - Ты здесь затем, чтобы выслушать слово божье, - заявил Поджигатель. - Я здесь затем, чтобы гласить слово Божье, - не согласился с ним Квимо. - Десколада, это вирус, созданный Господом, чтобы сделать pequeninos его достойными детьми. Но у Духа Святого нет никакого воплощения. Дух Святой вечно остается духом и только лишь духом, чтобы всегда жить в наших сердцах. - Десколада живет в наших сердцах и дает нам жизнь. Что она дает вам, когда станет жить в ваших? - Един Бог. Едина и вера. Едино крещение. Бог не гласит чего-то одного людям, а другого - pequeninos. - Мы вовсе не "самые малые". Ты сам убедишься, кто из нас могуч, а кто - мал. Его прижали спинами к стволу Поджигателя. Квимо чувствовал, как передвигается за ним кора. Затем его пихнули. Множество маленьких рук, множество пятачков, дышащих ему прямо в лицо. Все эти годы Квимо ни разу не подумал, что эти руки, эти лица принадлежат неприятелю. И даже теперь он осознал с облегчением, что не думает о них, как о собственных врагах. Они были неприятелями Господа Бога, и об этом только он сожалел. Это было необычным открытием: хотя его втискивали в провал брюха убийственного дерева, он не заметил в себе ни малейшего следа страха или же ненависти. Я не боюсь смерти. Не знал. Братья все так же лупили палками по внешней поверхности ствола. Поджигатель преобразовывал ритм в слова Языка Отцов, но теперь уже Квимо находился внутри звука, внутри слов. - Ты считаешь, будто я собираюсь нарушить присягу, - сказал Поджигатель. - Да, такое пришло мне в голову, - подтвердил Квимо. Сейчас он был совершенно пленен внутри дерева, хотя перед ним была щель - от самых ног до головы. Он все видел, без всякого труда дышал, даже клаустрофобии не испытывал. Но дерево обнимало его столь плотно, что не удавалось шевельнуть ни рукой, ни ногой, не удавалось и повернуться боком, чтобы выбраться через щель. Тесны врата и узка тропа, ведущие к спасению. - Мы проведем испытание, - сообщил Поджигатель. Квимо слушал его со средины, поэтому ему было трудно понимать, трудно думать. - Пускай нас рассудит Бог. Мы дадим тебе воды, сколько захочешь... из нашего ручья. Но вод пищи никакой не получишь. - Смерть от голода... - От голода? У нас имеются твои запасы. Мы накормим тебя через десять дней. Если Святой Дух позволит тебе прожить десять дней, мы тебя накормим и отпустим. Тогда мы поверим в твою доктрину. Тогда мы признаем, что совершили ошибку. - Вирус убьет меня гораздо раньше. - Это Дух Святой осудит тебя и решит, достоин ли ты. - И вправду, здесь свершается испытание, - согласился Квимо. - Только не то, которое имеешь в виду ты. - Это проба Страшного Суда. Вы встанете перед Христом, а он обратится к тем, что одесную: "Я был прохожим, и вы приняли меня; я был голоден, и вы накормили меня; так возьмите же себе царство небесное". А тем, что ошую, скажет так: "Я был голоден, а вы не дали мне есть; я был путником, а вы меня не приняли". А они все спросят: "Господи, когда же совершили мы это все?". Он же на это ответит: "Все, что сделали одному из братьев моих наименьших, мне совершили". Братья, здесь собравшиеся! Я ваш брат наименьший. Перед Христом вы ответите за то, что мне сделали. - Глупый человек, - воскликнул Поджигатель. - Мы ничего тебе не делаем, всего лишь держим на месте. Судьба твоя в руках Божьих. Разве не сказал Христос: "Я дорога; идите со мною"? Так вот, мы позволяем тебе идти по следам Христа. Он сорок дней провел в пустыне без еды. Благодаря нам, ты можешь сделаться на одну четвертую столь же святым. Если Бог пожелает, чтобы мы приняли твою доктрину, он пошлет ангелов, чтобы те тебя накормили. Превратит камни в хлеб. - Ты совершаешь ошибку, - заявил Квимо. - Это ты совершил ошибку, прибыв сюда. - Ты совершаешь доктринальную ошибку. Нет, писание ты цитируешь правильно: сорок дней поста, камни в хлеб, все остальное. Но не считаешь ли ты, что выдаешь себя, принимая на себя роль Сатаны? Именно тогда Поджигателя охватило бешенство. Он заговорил так быстро, что движения ствола начали сжимать и корежить тело Квимо. Он перепугался, что будет разорван в клочья внутри дерева. - Ты сам Сатана! Ты желаешь, чтобы мы поверили в твою ложь, а за это время люди найдут способ убить десколаду и навсегда лишить братьев третьей жизни! Ты думаешь, мы не можем видеть ваши задумки? Нам известны все ваши планы! У вас нет перед нами никаких тайн! Это нам была дана третья жизнь, не вам! Если бы Бог вас любил, он не приказывал бы вам хоронить ваших мертвых в земле, чтобы потом из них вылезали только черви! Братья сидели вокруг разодранного щелью ствола и наслаждались дискуссией. Так продолжалось шесть дней: доктринальные споры, достойные отцов Церкви всех веков. Начиная с собора в Никее, никто не выдвигал и не обсуждал столь важных аргументов. Все они передавались от брата к брату, от дерева к дереву, от леса к лесу. Отчеты о диалогах между Поджигателем и отцом Эстеваньо в течение суток неизменно доходили до Корнероя и Человека. Вот только информация эта не была полной. Только на четвертый день до них дошло, что Квимо пленник, лишенный пищи с ингибитором десколады. Немедленно была выслана экспедиция: Эндер и Оуанда, Якт, Ларс и Варсам. Бургомистр Ковано выслал Эндера и Оуанду потому, что свинксы знали их и уважали, а Якта с сыном и зятем - потому что те не были коренными обитателями Лузитании. Он не хотел посылать кого-либо из колонистов - если бы это известие стало известно другим, результаты трудно было бы предусмотреть. Все пятеро взяли самую скоростную машину и отправились, руководствуясь указаниями Корнероя. Их ждал трехдневный путь. На шестой день диалог прервался. Десколада столь глубоко проникла в тело Квимо, что у того уже не было сил говорить. Его часто мучила горячка, так что, даже когда говорил, то чаще всего бредил. На седьмой день он глянул через щель вверх, над головами братьев, которые все еще сидели тут же и слушали. - Вижу Спасителя, сидящего одесную Отца своего, - шепнул он. И улыбнулся. Спустя час он уже был мертв. Поджигатель почувствовал это и триумфально заявил братьям: - Дух Святой рассудил! Он отверг отца Эстеваньо! Кое-кто из братьев радовался. Но не все, как ожидал Поджигатель. На закате прибыла группа Эндера. На сей раз не было опасений, что свинксы схватят их и тоже подвергнут испытанию - людей прибыло много, впрочем, не все братья соглашались с Поджигателем, как это было раньше. Вскоре экспедиция остановилась перед щелью. Они увидали исхудавшее, опустошенное болезнью лицо отца Эстеваньо, едва заметное в тени. - Откройся и отдай мне моего сына, - сказал Эндер. Щель в дереве расширилась. Эндер протянул руки и вытащил тело Квимо. Оно было таким легким под сутаной, что Эндеру показалось, будто отцу Эстеваньо приходится поддерживать собственную тяжесть, будто он может ходить. Но он не ходил. Эндер уложил его на земле под деревом. Брат начал выбивать по стволу ритм. - Он и вправду должен вернуться к тебе, Говорящий за Мертвых, поскольку умер. Дух Святой сжег его во втором крещении. - Ты нарушил клятву, - заявил Эндер. - Ты нарушил слово отцовских деревьев. - Никто даже волоса с его головы не вырвал, - возразил Поджигатель. - Неужто ты думаешь, будто обманешь кого-нибудь этой ложью? Все знают, что отобрать у умирающего лекарство - это акт насилия, точно такой же, как и удар прямо в сердце. Вон там его лекарства. Вы могли дать их ему в любой момент. - Это был Поджигатель, - заявил один из присутствующих братьев. Эндер обратился к свинксам. - Вы помогли Поджигателю. Но не считайте, будто вина падет на него одного. Да будет так, чтобы никто из вас не перешел в третью жизнь. Что же касается тебя, Поджигатель, да будет так, чтобы никогда мать не ползала по твоему стволу. - Не человеку решать об этом, - заявил Поджигатель. - Ты сам решился, когда посчитал, будто способен на убийство, чтобы победить в дискуссии. А вы, братья, решились, когда постановили помочь ему в этом. - Ты не наш судья! - крикнул один из братьев. - Конечно, конечно, - ответил ему Эндер. - Как и каждый житель Лузитании, человек и отцовское дерево, брат и жена. Тело Квимо перенесли в машину. Якт, Оуанда и Эндер уехали с ним, Ларс и Варсам забрали грузовичок. Эндер посвятил еще несколько минут, чтобы передать через Джейн известие для Миро в Милагре. Новинье не придется ждать три дня, чтобы узнать, что сын ее погиб от рук pequeninos. И конечно же, ей бы не хотелось узнать об этом от Эндера. Он никак не мог решить, будет ли у него жена по возвращению в колонию. Одно только было известно на сто процентов: Новинья уже никогда не получит назад своего сына, отца Эстеваньо. - Ты будешь о нем говорить? - спросил Якт, когда машина помчала над травой. Сам он слыхал, как Эндер говорил об умерших на Трондхейме. - Нет, - буркнул тот. - Скорее всего, нет. - Из-за того, что он был священником? - Нет, о священниках я уже говорил. Нет. Я не буду говорить о Квимо, потому что нет повода. Квимо был тем, кем и казался. И умер он именно так, как того желал: служа Богу и провозглашая добрую весть малым братьям. Я ничего бы не смог прибавить к его истории. Он сам довершил ее. 11. НЕФРИТ МАСТЕРА ХО Итак, начались убийства. Забавно, что их начал твой народ, а не люди. Твой народ тоже начал их, когда ты вела войны с людьми. Мы начали, но они завершили. Как это им, этим людям, это удается... всегда начинают столь невинно, а заканчивают с руками, совершенно обагренными в крови. Вань-му следила за словами и числами, проплывавшими по экрану над терминалом ее госпожи. Цинь-цзяо спала; она ровно дышала на своей подстилке, лежащей рядом. Вань-му тоже поначалу заснула, но что-то ее разбудило. Крик... где-то рядом; возможно, крик боли. Он был родом из сна Вань-му, но когда девушка проснулась, то еще услыхала его последние отзвуки. Голос не принадлежал Цинь-цзяо. Скорее уж, мужчине, хотя крик был высоким. Похожим даже на вой. Он наводил на мысли о смерти. Но она не поднялась, чтобы проверить. Это было не ее дело; сама она была обязана находиться рядом с госпожой, всегда, разве что та сама отошлет ее. Если бы Цинь-цзяо должна была узнать причину этого крика, появился бы другой слуга и разбудил бы Вань-му, чтобы уже та разбудила Цинь-цзяо. Дело в том, что если женщина найдет себе секретную наперсницу, то пока не выйдет замуж, ее могут касаться только лишь руки секретной наперсницы. Потому-то Вань-му лежала, не двигаясь. Она ждала, пока кто-нибудь не придет объяснить Цинь-цзяо, почему это мужчина кричал с такой мукой в голосе и столь близко, что она услыхала его даже в этой комнате, на задах дома Хань Фей-цы. И вот когда она ожидала, внимание ее привлекли плывущие по экрану слова. Компьютер производил запрограммированный Цинь-цзяо анализ. Слова на экране застыли. Может что-то случилось? Вань-му приподнялась и оперлась на локте. В этом положении она могла прочесть последнее сообщение. Анализ был закончен. Только на сей раз компьютер не высветил привычного, сухого известия: НЕ НАЙДЕНО. НЕ ХВАТАЕТ ИНФОРМАЦИИ. НИКАКИХ ВЫВОДОВ НЕТ. На сей раз он отпечатал рапорт. Вань-му поднялась и подошла к терминалу. Она сделала все так, как учила ее Цинь-цзяо: нажала на клавишу, которая блокировала всю поступающую текущую информацию, чтобы компьютер сберегал ее любой ценой. Затем она вернулась к Цинь-цзяо и осторожно коснулась ее плеча. Та проснулась сразу же. - Имеются результаты анализа, - сообщила ей Вань-му Цинь-цзяо сбросила с себя сон так легко, будто сбрасывала с себя слишком свободный жакет. В одно мгновение она уже сидела перед терминалом и вчитывалась в слова. - Я обнаружила Демосфена, - сказала она. - И где же он находится? - затаив дыхание, спросила Вань-му. Великий Демосфен... нет, ужасный Демосфен. Моя госпожа желает, чтобы я считала его врагом. В любом случае, имеется в виду тот самый Демосфен, тот, слова которого так легко тронули ее душу, когда отец читал их вслух: "Когда одно существо заставляет другие, чтобы те признавали его власть, поскольку он сам располагает силой, способной их уничтожить, уничтожить все, чем они обладают, и все, что они любят, тогда мы должны опасаться". Вань-му подслушала это совершенно случайно, когда была еще совсем маленькой - ей было три года. Но слова запомнила, поскольку те вызвали очень яркий образ в ее мыслях. Когда отец читал их, ей вспомнилась одна сцена: мать что-то сказала, а отец рассердился. Нет, он не ударил ее, но напряг мышцы, и рука легонько подскочила, как бы желая ударить, сам же он как бы с трудом ее удерживал. Когда же он сделал так, мать склонила голову, что-то шепнула, и напряжение спало. Вань-му знала, что увидала то, что описывал Демосфен: мать признала власть отца, поскольку он располагал силой, чтобы сделать ей больно. И Вань-му тогда перепугалась, а потом и во второй раз, когда все это вспомнила. Потому-то, услыхав слова Демосфена, она знала, что они правдивы. Она не понимала, как это отец может повторять их, даже соглашаться с ними, и не понимать, что сам является их примером. И потому Вань-му с огромным интересом слушала великого... ужасного... Демосфена, поскольку знала, что - великий он или ужасный - он всегда говорит правду. - Не он, - поправила девушку Цинь-цзяо. - Демосфен - женщина. Это сообщение совершенно ошеломило Вань-му. Ну да! Женщина. Ничего удивительного, что я слыхала в ее словах такое сочувствие; она женщина, и потому знает, что это означает, когда в любое мгновение тобой управляют другие. Она женщина и мечтает о свободе, о том времени, когда ее не ждет никакая обязанность. Ничего удивительного, что в словах ее пылает огонь мятежа, но все же, они остаются только лишь словами, не превращаясь в насилие. Но вот почему Цинь-цзяо не может этого увидать? Почему она признала, что мы обязаны ненавидеть Демосфена? - Женщина по имени Валентина, - сообщила Цинь-цзяо, а затем, уже удивленным голосом, прибавила: - Валентина Виггин, родившаяся на Земле более трех... более трех тысяч лет назад. - Неужто она богиня, что живет так долго? - Путешествия. Она перелетает из одного мира в другой, нигде не задерживаясь дольше, чем на несколько месяцев. Достаточно, чтобы написать книгу. Все великие произведения, подписанные именем "Демосфен", создала одна и та же женщина, но, тем не менее, об этом никто не знает. Почему же она не сделалась знаменитой? - Наверняка она пытается скрыть свое тождество, - заметила Вань-му. Она прекрасно понимала, почему женщина предпочла скрыться за мужским именем. Если бы смогла, я бы и сама так сделала, чтобы путешествовать среди миров, увидать тысячи мест и пережить десять тысяч лет. - Субъективно же она только-только разменяла шестой десяток лет. Она еще молодая. Осталась на одной из планет несколько лет, вышла замуж, у нее есть дети. Но потом снова улетела. На... - Цинь-цзяо затаила дыхание. - Куда же? - спросила Вань-му. - Она оставила дом и забрала семью с собой. Сначала они направились на Небесный Покой, пролетели рядом с Каталонией, а затем взяли курс прямо на Лузитанию! Первой мыслью Вань-му была: ну конечно! Потому-то у Демосфена столько симпатии и понимания к лузитанцам. Она разговаривала с ними... с взбунтовавшимися ксенологами, с самими свинксами. Она узнала их и считает, что те - рамены! А потом она подумала: когда Лузитанский Флот прибудет на место и выполнит свою миссию, Демосфена схватят, и эта женщина навсегда умолкнет. И тут же она осознала, что это просто невозможно. - Как она может находиться на Лузитании, раз Лузитания уничтожила собственный анзибль? Ведь именно с этого они и начали свой бунт. Каким же образом до нас доходят ее произведения? Цинь-цзяо покачала головой. - Она еще не добралась до Лузитании. А если и добралась, то всего лишь пару месяцев назад. Вот уже тридцать лет она в пути. Отправилась еще перед бунтом. - Выходит, все свои тексты она создает во время полета? - Вань-му попыталась представить, каким образом можно преодолеть разницу в течении времени. - Чтобы с момента старта Лузитанского Флота написать так много, ей пришлось бы... - Ей пришлось бы посвящать творчеству каждое мгновение бодрствования, - закончила Цинь-цзяо. - Тем не менее, нет ни малейшего следа, чтобы ее космолет высылал какие-либо сигналы... за исключением навигаторских рапортов. Как могла она распространить собственные тексты на стольких планетах, если все это время находилась в космолете? Это невозможно. Где-то должна существовать запись передач анзибля. - Все время эти анзибли, - буркнула Вань-му. - Лузитанский Флот перестает передавать сообщения, а ее корабль передает их, хотя и не делает этого. Кто знает? Может и Лузитания тоже тайком передает информацию. Она вспомнила о "Жизни Человека". - Нет, тайком передавать они не могут. Филотические связи анзиблей постоянны. Любая передача на любой частоте должна быть обнаружена, а компьютеры обязаны сохранить это в собственных регистрах. - Вот видишь. Анзибли все так же соединены, а в компьютерах нет никаких регистров передачи сообщений. Тем не менее, нам известно, что какие-то передачи имелись, раз Демосфен все это писала. Ошибка сидит в регистрах. - Нет никакого способа скрыть передачу по анзиблю, - заявила Цинь-цзяо. - Кто-то должен был находиться на месте в момент приема, отключить нормальные программы записи и... в любом случае, такое невозможно. Заговорщик должен был бы торчать возле каждого анзибля все время и работать так быстро, что... - А может у них имеется программа, которая делает это автоматически. - О такой программе мы бы узнали. Она занимала бы память, использовала время процессоров. - Но если кто-то смог создать программу перехвата передаваемых через анзибль сообщений, разве не смог бы он спрятать ее так, чтобы та не проявляла своего появления в памяти и не регистрировалась процессором? Цинь-цзяо гневно глянула на свою тайную наперсницу. - Где это ты узнала так много о компьютерах? И все равно, так и не поняла, что такие вещи невозможны? Вань-му склонила голову и коснулась лбом пола. Она знала, что если станет унижаться подобным образом, Цинь-цзяо станет стыдно за свой гнев, и тогда они вновь смогут поговорить. - Нет, - сказала Цинь-цзяо. - Я не имела права сердиться на тебя. Извини. Поднимись, Вань-му. Продолжай спрашивать. Это хорошие вопросы. Наверняка такое возможно, раз ты можешь представить подобное. Ведь если можешь подумать, кто-то другой может подобное реализовать. Но я скажу, почему считаю это невозможным: каким образом удалось бы инсталлировать столь мастерски написанную программу? Ведь она должна была очутиться во всех компьютерах анзиблей, на всех планетах одновременно. В тысячах машин. А если одна из них перестает работать, и другая обязана взять на себя ее работу, программа должна была бы немедленно перемещаться в новый компьютер. А ведь она не может храниться в постоянной памяти: ее сразу же бы открыли. Она должна была бы все время перемещаться, совершать отскоки, сходить с пути других программ, занимать и освобождать память. Способная на это программа была бы... разумной, она должна была бы хотеть скрываться, все время изобретать новые способы... в противном случае мы давным-давно ее обнаружили бы, а ведь так не случилось. Такой программы не существует. Да и каким образом кто-либо мог ее создать? Как можно было бы ее ввести в действие? И еще одно, Вань-му. Эта Валентина Виггин, которая пишет все тексты Демосфена, скрывается уже тысячу лет. Если бы подобная программа существовала, она должна была бы действовать все это время. Ее не могли создать враги Конгресса, поскольку, когда Валентина Виггин начала скрывать свое настоящее лицо, Звездного Конгресса еще не существовало. Ты же видела, какими старинными были те файлы, в которых мы обнаружили ее имя? Не существовало никаких видимых связей между ней и Демосфеном, даже в самых ранних рапортах, еще тех... с Земли. Еще до космолетов. Еще до... Цинь-цзяо замолкла, но Вань-му уже поняла, заметила, к чему ведет логика событий. - Следовательно, если в компьютерах анзиблей действует тайная программа, - подтвердила Вань-му, - она должна была находиться там все время. С самого начала. - Невозможно, - шепнула Цинь-цзяо. Но, поскольку все остальное тоже было невозможным, Вань-му уже знала, что Цинь-цзяо эта теория нравится. Она и на самом деле была неправдоподобной, но, по крайней мере, о такой можно было поразмышлять, представить... а следовательно, она могла быть и правдивой. И это я об этом догадалась, думала Вань-му. Правда, я не богослышащая, зато умная. Я понимаю. Все относятся ко мне будто к маленькому ребенку, даже Цинь-цзяо, хотя ведь ей известно, как быстро я учусь, и что мне в голову приходят такие мысли, до которых никто другой бы не додумался... Даже она меня презирает. Только я не глупее других. Я даже не глупее госпожи, хотя она того не замечает, хотя она теперь будет считать, будто сама все придумала. Ну конечно, ты, госпожа, признаешься, что я помогала, только будет все это вот каким образом: Вань-му тут кое-чего сказала, что навело меня на одну идею, а уже потом я осознала нечто важное. Никогда она не скажет так: это Вань-му кое-что поняла и объяснила мне, пока, в конце концов и я сама это поняла. Всегда так, будто я глупая собачонка, щенок, который только что залаял, заскулил, клацнул зубами или там подпрыгнул, совершенно случайно, и так уж сложилось, что направил твои мысли в сторону истины. Я же ведь не собачка. Я все понимаю. Я задавала тебе вопросы, потому что уже тогда понимала всю последовательность. И понимаю даже гораздо больше, чем ты до сих пор сказала... но объяснить все это я должна тебе, спрашивая, делая вид, будто не понимаю, ведь это ты у нас здесь богослышащая. А обычная служанка никак не может предлагать готовых решений тому, кто слышит голоса богов. - Госпожа, управляющие этой программой располагают громадным могуществом, но ведь мы никогда о них не слыхали. Они никогда, вплоть до нынешнего дня, им не воспользовались. - Воспользовались, - не согласилась Цинь-цзяо. - Чтобы скрыть истинное лицо Демосфена. Эта Валентина Виггин чрезвычайно богата, только ее состояние спрятано, и никто понятия не имеет, что все эти богатства являются элементами одного состояния. - Столь могущественная программа работала во всех компьютерах анзиблей еще до того, как начались полеты к звездам. Но единственное, что эта программа сделала, это скрывала состояние этой женщины? - Ты права, - согласилась Цинь-цзяо. - Все это абсолютно бессмысленно. Ну почему, располагая такой силой, некто не воспользовался ею, чтобы захватить власть? А может и воспользовался? Это произошло перед созданием Звездного Конгресса, так что, может это они... Но, в таком случае, почему сейчас они идут против Конгресса? - А может... - заколебалась Вань-му. - Может власть им и не нужна? - Кому же не нужна власть? - Тем, кто управляет программой. - Тогда зачем они создавали подобную программу? Вань-му, ты совершенно не думаешь. Ну конечно же. Я никогда не думаю. - То есть, ты думаешь, но не принимаешь во внимание вот чего: Никто бы не создал столь могущественную программу, если бы не желал подобной власти. Ну, знаешь... ты только подумай, что она может... перехватывать все сообщения флота, как будто те и не были высланы. Передавать книги Демосфена на все планеты и одновременно скрывать, что те вообще передавались. Они могут сделать все, могут изменить любую передачу, могут пробудить хаос, убедить людей... убедить людей, будто идет война, отдать им приказ сделать все, что угодно... и каким это образом кто-либо может установить, что все это неправда? Если бы у них на самом деле имелась такая власть, они ею бы воспользовались. Наверняка! - Разве что, сама эта программа не желает, чтобы ею воспользовались подобным образом. Цинь-цзяо расхохоталась. - Вань-му, ведь это же было на твоем первом уроке, посвященном компьютерам. Простые люди могут считать, будто компьютеры сами о чем-то решают, но ты и я знаем, что это всего лишь слуги, что они делают лишь то, что мы им прикажем, что они никогда не желают действовать самостоятельно. Еще немного, и Вань-му потеряла бы контроль над собой, мало отделяло ее от взрыва бешенства. Ничего не желают... Неужели ты считаешь, что именно этим они похожи на слуг? Ты думаешь, будто мы делаем то, что нам приказывает кто-то другой, и никогда не хотим действовать самостоятельно? Раз боги не заставляют нас, чтобы мы елозили носом по полу и драили руки до крови, то у нас уже и нет других желаний? Если слуги и компьютеры похожи друг на друга, то лишь потому, что у компьютеров имеются собственные желания, а не потому, что у слуг их не может быть. Потому что мы желаем. Хотим. Мечтаем. Вот только мы не пытаемся реализовать собственные мечтания. Если бы мы попытались, тогда бы вы, богослышащие, отослали бы нас от себя и нашли себе других, более послушных. - Почему ты сердишься? - спросила Цинь-цзяо. Испугавшись, из-за того, что лицо выдало ее чувства, Вань-му склонилась в поклоне. - Прости меня. - Ну конечно же, я тебя прощаю. Только мне хочется и понять. Ты рассердилась, потому что я смеялась над тобой? Извини. Мне нельзя было так поступать. Ты учишься у меня всего лишь несколько месяцев; понятно, что иногда что-то забываешь и возвращаешься к давним суевериям. Не следует этого высмеивать. Пожалуйста, прости меня. - О, госпожа, ведь это не я должна прощать. Это ты должна простить меня. - Нет, я плохо поступила. Боги указали мне недостойность этого смеха. В таком случае, боги твои просто дураки, раз считают, будто меня разозлил твой смех. Либо это, либо тебя обманывают. Ненавижу твоих богов, ненавижу за то, что тебя унижают, но пока что ни разу не открыли тебе такого, что стоило бы знать. И пускай меня даже покарают смертью за подобные мысли. Но Вань-му знала, что ничего подобного и не произойдет. Боги даже пальцем ее не коснутся. Они лишь приказывают Цинь-цзяо - которая, чтобы там ни было, ей подруга - склониться над полом и прослеживать слои на досках. До тех пор, пока Вань-му не умрет от стыда. - Госпожа, ты не сделала ничего недостойного, и я ни на миг не почувствовала себя униженной. Только все понапрасну. Цинь-цзяо уже ползла на коленях по полу. Вань-му отвернулась и закрыла лицо руками. Она молчала; даже плача не издавала ни звука, ведь в противном случае Цинь-цзяо пришлось бы начинать все сначала. Либо, ей могло показаться, что она ранила Вань-му столь глубоко, что в наказание следует проследить два слоя, три, либо - да уберегут нас от этого боги! - весь пол, как это случилось в первый день. Как-нибудь, подумала Вань-му, боги прикажут Цинь-цзяо проследить все слои во всех досках, и та умрет от жажды или же сойдет с ума, пытаясь это совершить. Чтобы удержать всхлип, Вань-му заставила себя глянуть на терминал, желая самостоятельно изучить рапорт, который читала Цинь-цзяо. Валентина Виггин родилась на Земле в период Войн с Жукерами. Псевдонимом "Демосфен" она начала пользоваться еще в детстве, когда ее брат, Питер, опубликовал свои собственные тексты под именем "Локи". Впоследствии Питер стал Гегемоном... Так что Валентина не была из каких-то там Виггинов - она была из тех самых, легендарных Виггинов, сестрой Питера Гегемона и Эндера Ксеноубийцы. Только сама она появлялась только лишь в сносках учебников истории. До этого момента Вань-му даже имени ее не помнила; знала только, что у великого Питера и у этого чудовища, Эндера, имеется сестра. Но сестра оказалась столь же необыкновенной, как и братья; она достигла бессмертия, своими словами до сих пор меняя человечество. Вань-му все еще никак не могла поверить в это. Демосфен был важной фигурой в ее собственной жизни. Но узнать, что это еще и сестра Гегемона! Того самого, о котором говорили святые книги Говорящих За Мертвых. "Королева Улья" и "Гегемон". И святыми эти книги были не только для них. Практически любая религия принимала эти книги к сведению, ибо рассказ этот заключал в себе необыкновенную силу: рассказ об уничтожении первой чужой расы, с которой встретилось человечество, и о том, как ужасно сражались добро и зло в душе первого человека, который объединил все человечество в рамках единого правления. Столь сложный рассказ, но написанный таким простым и ясным языком, что многие читали и переживали его еще в детстве. Вань-му сама впервые прочитала его вслух, когда ей было пять лет. Ей снилась, причем два раза, и встреча с самим Гегемоном, Питером. Он желал, чтобы она обращалась к нему по имени, которым сам он пользовался в сети: Локи. Вань-му испытывала одновременно и отвращение, и возбуждение; во сне она не могла оторвать от него глаз. Тогда он протянул руку и сказал: Си Вань-му, Царственная Мать Запада, лишь ты одна достойна сделаться супругой повелителя всего человечества. И он женился на ней, и она сидела рядом с ним на троне. Сейчас она, конечно же, знала, что практически каждая бедная девушка мечтает выйти замуж за богача или же открыть, что на самом деле родилась в богатой семье, и о всяческой тому подобной чепухе. Но ведь сны посылают боги, и во сне, который повторился более одного раза, содержится истина. Все об этом знали. Потому-то сама она чувствовала себя накрепко связанной с Питером Виггином. А вот теперь, узнать, что Демосфен, к которому испытывала такой же пиетет, это его сестра... в такое почти невозможно поверить. И мне все равно, что скажет на это госпожа, Демосфен! Прокричала девушка беззвучно. Я люблю тебя и так, ибо всю жизнь ты говорила мне только правду. И еще я люблю тебя как сестру Гегемона, супруга снов моих. Вань-му почувствовала, что атмосфера в комнате изменилась, и знала, что кто-то открыл дверь. Она оглянулась; на пороге стояла Му-пао, старая и вызывающая испуг ключница, ужас для всех слуг - не исключая самой Вань-му, хотя Му-пао обладала относительно и небольшой властью над тайной наперсницей. Вань-му тут же подошла к двери, делая это как можно тише, чтобы не прервать ритуала очищения Цинь-цзяо. Когда она вышла, Му-пао закрыла дверь, чтобы Цинь-цзяо не услыхала. - Господин призывает к себе свою дочь. Он очень взволнован. Даже кричал только что и всех перепугал. - Я слыхала крик, - сообщила ей Вань-му. - Он что, болен? - Не знаю. Но он очень взволнован и послал меня за твоей госпожой. Он твердит, что должен немедленно с нею поговорить. Но раз она общается с богами, он поймет. Как только же она закончит, передай ей, чтобы она пришла. - Нет, я сообщу ей немедленно. Она говорила, что сразу же ответит на зов отца. Му-пао даже остолбенела. - Но ведь запрещено прерывать, когда боги... - Потом Цинь-цзяо проведет обряд большего покаяния. Она обязана узнать, что ее зовет отец. Вань-му с удовольствием указала Му-пао на ее место. Можешь управлять домашними слугами, Му-пао, зато я имею право прервать беседу между своей богослышащей хозяйкой и самими богами. Как она и ожидала, первой реакцией Цинь-цзяо на вмешательство в ритуал была злость, взбешенность и слезы. Но Вань-му покорно поклонилась до земли, и Цинь-цзяо тут же успокоилась. Потому-то я и люблю ее и потому-то могу выносить эту службу, подумала Вань-му. Потому что она не радуется власти надо мной и проявляет больше жалости, чем кто-либо из богослышащих, о которых мне известно. Цинь-цзяо выслушала Вань-му и обняла ее. - Подруга моя, Вань-му, ты поступила очень мудро. Если отец мой кричал в отчаянии, а после того вызвал меня, то богам ведомо, что я обязана отложить очищение и направиться к нему. Вань-му направилась вслед за нею по коридору, спустилась по лестнице, и через минуту уже стояли на коленях на подстилке перед креслом Хань Фей-цы. Цинь-цзяо ждала, когда отец заговорит, но он молчал. Вот только руки у него дрожали. Никогда еще не видала она его в таком состоянии. - Отче, - спросила она его. - Зачем ты меня вызвал? Тот покачал головой. - Это нечто ужасное... и в то же время чудесное... Сам не знаю, то ли мне кричать от радости, то ли покончить с собою. Отец произносил эти слова хрипло, он явно не владел собственным голосом. С момента смерти матери... нет, с того дня, когда он держал ее на руках после испытания, доказавшего, что она богослышащая... никогда еще девушка не видела, чтобы им столь овладели эмоции. - Скажи же мне, отче, а после того и я тебе кое-что сообщу: я обнаружила Демосфена, а с этим, возможно, и ключ к исчезновению Лузитанского Флота. Тот в изумлении широко раскрыл глаза. - Именно сегодня, именно сейчас ты раскрыла загадку? - Если я все понимаю правильно, то врага Конгресса можно уничтожить. Но это очень сложно. Скажи мне, что открыл ты. - Нет, ты первая. Это странно: оба события в один и тот же день. Говори же. - Это Вань-му натолкнула меня на эту идею. Она выспрашивала меня про... про то, как функционируют компьютеры... и внезапно до меня дошло, что в каждом компьютере анзибля может действовать скрытая программа, столь умная и мощная, что умеет перемещаться с места на место, чтобы все время оставаться в укрытии. Такая программа могла бы перехватывать все сообщения. Флот наверняка на месте, возможно, что он даже высылает сообщения, вот только мы их не принимаем. По причине этих программ, нам даже не известно, существуют ли они. - На всех компьютерах? И все это время она действует без сбоев? - Отец оставался скептичным. Ну естественно, потому что желая рассказать все побыстрее, Цинь-цзяо начала с конца. - Да. Но я объясню тебе, как это нечто, на первый взгляд невозможное, может быть возможным. Видишь ли, я обнаружила Демосфена. Отец внимательно слушал, когда Цинь-цзяо рассказывала о Валентине Виггин, о том, как столько лет та тайно писала свои статьи под именем Демосфена. - Она явно может тайком передавать сообщения. В противном случае, ей бы не удалось распространять свои творения с движущегося корабля. Лишь военные могут связываться с кораблем, летящим со субсветовой скоростью. То есть, либо она должна была проникнуть в армейские компьютеры, либо же повторить их возможности. Если же ей это удалось, если существует программа, позволяющая это сделать, та же самая программа была бы способна и на перехват всех сообщений флота. - Если А, то и Б... Но как этой женщине удалось установить эту программу во всех компьютерах анзиблей? - Потому что она ввела их в первые. Ведь она очень стара. Собственно говоря, раз гегемон Локи был ее братом, то, может... нет, наверняка это сделал он! Когда вылетали первые колонизационные флотилии, неся на борту первые триады, которые должны были стать основой первых анзиблей колоний, вместе с ними можно было выслать и копии такой программы. Отец понял это немедленно. Все ясно. - В качестве гегемона, у него были и возможности, и мотивы. Тайная программа, которой он мог управлять. В случае бунта или переворота, он продолжал бы держать в руках нити, соединяющие миры меж собою. - А когда он умер, то Демосфен... его сестра была единственной личностью, которая знала секрет! Разве это не великолепно? И мы открыли это! Теперь же только следует стереть эту программу из памяти. - А она тут же воспроизведет себя через анзибли с копий, имеющихся на других планетах, - возразил отец. - Такое должно было случаться уже тысячи раз за столько веков: один из компьютеров ломался, и программа воспроизводила себя в новом. - В таком случае, мы должны отключить все анзибли одновременно, - решительно заявила Цинь-цзяо. - На каждой из планет подготовить новый компьютер, еще не зараженный контактом с этой секретной программой. Затем одновременно отключить все анзибли, отсоединить все старые компьютеры, запустить новые и включить анзибли. Секретная программа уже не воспроизведется, потому что в компьютерах теперь не будет ни одной ее копии. И вот тогда уже ничто не встанет помехой на пути власти Конгресса. - Этого невозможно сделать, - вмешалась Вань-му. Цинь-цзяо была шокирована поведением своей тайной наперсницы. Ну как эта девица может столь нагло вести себя, прерывая разговор двух богослышащих? И вдобавок, еще и перечить им? Но отец проявил великодушие - он всегда проявлял его, даже к людям, перешедшим все границы уважения и приличий. Мне нужно стать такой же самой, подумала Цинь-цзяо. Я должна позволять, чтобы мои служащие сохраняли собственное достоинство, даже если их поведение и не позволяет такое великодушие проявить. - Объясни, Вань-му, - попросил отец. - Почему же нельзя сделать подобное? - Чтобы отключить все анзибли одновременно, необходимо будет передать сообщение через те же самые анзибли, - объяснила Вань-му. - Так почему же программа должна позволить провести передачу, которая приведет к ее собственному уничтожению? Цинь-цзяо последовала примеру отца и заговорила без всяческого раздражения: - Это всего лишь программа. Ей не известно содержание передач. Тот, кто ею управляет, приказал отключить все сообщения с флотом и стереть всяческие следы передач Демосфена. Наверняка она не читает сообщений и не на основании их содержания решает, пересылать их или нет. - Почему вы так считаете? - В противном случае, така