о братья pequeninos, которые только сидели и приглядывались, когда умирал мой пасынок. В любой миг они могли спасти его; достаточно было сделать несколько шагов и дать ему пищу с химикатом, который тормозит действие десколады. Они не виновны в убийстве. Но виновны они в слишком сильной вере в рассказы, которые перед тем выслушали. Большинство людей может удерживать подобные истории как бы на расстоянии, все время помня о дистанции между ними и собственным сердцем. Но вот для этих братьев... и для тебя тоже, Цинь-цзяо... чудовищная ложь сделалась твоей собственной историей, в которую тебе приходится верить, чтобы оставаться самой собой. Как могу я винить тебя за то, что ты желаешь, чтобы мы все здесь погибли? Тебя переполняет божественное величие; ты не можешь заботиться о таких мелочах, как выживание трех рас раменов. Я знаю тебя, Цинь-цзяо, и не жду, чтобы ты вела себя иначе. Возможно, когда-нибудь ты изменишься, когда очутишься перед последствиями собственных поступков. Только я сомневаюсь в этом. Очень немногим, очарованным столь могущественными историями, удалось вырваться на волю. Зато ты, Вань-му, не сделалась рабыней какой-либо истории. Ты веришь только лишь в собственное понимание. Джейн говорила мне, кто ты такая, сколь великолепным обладаешь умом, раз столькому научилась, если в тебе есть глубинное понимание окружающих тебя людей. Почему же ты чуточку не умнее? Понятно, ты должна была понимать, что Джейн никогда не приведет к уничтожению мира Дао. Только почему же не хватило тебе мудрости, чтобы помолчать и не выдавать этого своей госпоже? Ну почему бы тебе не утаить частицу правды, чтобы тем самым спасти Джейн? Если бы убийца с мечом в руке стоял у твоих дверей, спрашивая у тебя, где прячется невинная жертва, сообщила бы ты ему, что жертва прячется у тебя? А может быть ты, все же, солгала бы и отослала его? В своем помешательстве Цинь-цзяо сделалась точно таким же убийцей, и Джейн ее первая жертва. Мир Лузитании же ожидает своей очереди. Так почему ты проболталась, зачем указала на то, как легко можно нас обнаружить и убить? - Что я могу сделать? - спросила Джейн. Эндер ответил, не разжимая губ: - Зачем ты задаешь мне вопрос, на который можешь ответить только лишь сама? - Если ты мне прикажешь, - заявила Джейн, - я могу заблокировать их связь и тем самым спасти всех нас. - Даже если бы это привело к уничтожению Дао? - Если ты прикажешь, - просила та. - Даже если ты понимаешь, что в скором будущем тебя вычислят? Что они не возвратят флота, несмотря на все твои усилия? - Если ты прикажешь мне жить, Эндер, я сделаю все, что только в моих силах, чтобы выжить. - Так сделай это. Отключи анзибли Дао. Неужто я заметил сомнение, величиной с долю секунды, прежде чем Джейн ответила? За время этой микропаузы она могла вести с собою многочасовые дискуссии. - Отдай мне приказ, - потребовала Джейн. - Я приказываю тебе. И вновь этот момент сомнений. - Заставь меня сделать так, - настаивала она. - Как могу я заставить тебя сделать что-либо, раз ты сама этого не желаешь? - Я хочу жить! - Наверное, не столь сильно, как хочешь стать сама собой, - ответил на это Эндер. - Любое животное способно убивать, чтобы защитить себя. - Любое животное способно убить чужого. Зато высшие существа включают в собственную историю все больше и больше живых созданий. И до тех пор, пока потребности чужих не становятся более важными, чем личные желания. Существа, наиболее высокоразвитые, способны заплатить любую цену ради добра тех, которые нуждаются в них. - Я бы могла рискнуть уничтожением Дао, - попыталась объяснить Джейн. - Но если бы знала, что это на самом деле спасет Лузитанию. - Но ведь не спасет. - Я могла бы довести Цинь-цзяо до безумия... Если бы считала, что это способно спасти королеву улья и свинксов. Ведь до безумия ее отделяет немногое... и я могла бы сделать так, чтобы она прошла это расстояние. - Сделай это, - сказал Эндер. - Обязательно сделай это. - Не могу, - возразила Джейн. - Ведь это только ей сделает плохо, а нас все равно не спасет. - Если бы ты была животным, находящимся на более низкой ступени развития, у тебя были бы большие шансы выжить. - На столь же низком, на котором находился ты, Эндер Ксеноубийца? - Именно. Тогда бы ты выжила. А может, если бы я была такой же мудрой, как ты тогда. - Во мне мой брат, Петер, и моя сестра, Валентина, - объяснил Эндер. - Чудище рядом с ангелом. Этому ты меня научила сама, когда была всего лишь программой, которую мы называли Игрой Фантазии. - А какое чудище сидит во мне? - В тебе его нет. - Так может, я и вправду не живая, - заявила Джейн. - Я никогда не проходила испытания естественного отбора. Потому-то мне и не хватает воли к жизни. - А может, ты знаешь, что где-то в секретнейших закоулках твоего "я" существует какой-то другой способ выжить. Способ, которого ты до сих пор еще не открыла. - Очаровательная идея, - буркнула Джейн. - Сделаю вид, что поверила. - Pe(o que deus te aben(oe, - шепнул Эндер. - Ты делаешься сентиментальным. Долгое время, целых несколько минут, три лица на экране молча глядели на Цинь-цзяо и Вань-му. В конце концов изображения чужих исчезли; осталось лишь лицо существа по имени Джейн. - Мне хотелось бы сделать так, - сказала она. - Попытаться убить вас, чтобы спасти собственных друзей. Облегчение охватило Цинь-цзяо, будто первый глоток воздуха у пловца, который только что тонул. - Выходит, ты не сможешь меня удержать, - воскликнула она торжествующе. - Я смогу передать свое сообщение! Она подошла к терминалу и уселась перед следящим за нею лицом Джейн. Но девушка знала, что изображение на экране - это всего лишь иллюзия. Если Джейн и глядела, то не своими человеческими глазами, а только лишь видеодатчиками компьютера. Это всего лишь электроника, устройства бесконечно малые, но только лишь устройства. И вовсе не живое существо. Это неразумно, испытывать такое стеснение по отношению к иллюзорному взгляду. - Госпожа, - отозвалась Вань-му. - Потом, - бросила Цинь-цзяо. - Если ты сделаешь это, Джейн погибнет. Все анзибли отключат и ее убьют. - Не может погибнуть то, что и не жило. - Лишь ее жалость дала тебе возможность убить ее. - Если тебе кажется, что она проявляет жалость, то ты поддаешься иллюзии. Ее запрограммировали проявлять жалость. И ничего более. - Госпожа, если ты убьешь все фрагменты программы, если ни один из них не спасется, чем тогда будешь ты отличаться от Эндера Ксеноубийцы, который три тысячи лет назад уничтожил целую расу, всех жукеров? - Возможно, ничем и не отличаюсь, - ответила на это Цинь-цзяо. - Возможно, сам Эндер тоже был слугой богов. Вань-му опустилась перед хозяйкой на колени и заплакала, уткнувшись лицом в краешек ее платья. - Умоляю тебя, госпожа, не делай этого зла. Но Цинь-цзяо уже печатала рапорт. Сейчас он пылал в ее мыслях, простой и выразительный, как будто сами боги даровали ей слова: "Звездному Конгрессу: мятежный писатель, известный под именем Демосфен, это женщина, и в настоящее время находится неподалеку от Лузитании. Она сама управляет или же имеет доступ к программе, которая проникла во все компьютеры анзиблей. Именно она является причиной того, что никто не принимает сообщений флота, именно программа скрывает способ передачи сочинений Демосфена. Единственным решением является отключение программы от управления работой анзиблей путем отключения всех анзиблей от их собственных компьютеров и подключения новых, не зараженных компьютеров, причем всех одновременно. В настоящий момент мне удалось нейтрализовать программу, что позволяет отослать данный рапорт, и, возможно, позволит отослать приказы на другие планеты. Но нет никаких гарантий и нельзя ожидать, чтобы это продолжалось вечно. Поэтому вам следует действовать быстро. Предлагаю, чтобы ровно через сорок стандартных недель от этого момента все анзибли были отключены, как минимум, на одни стандартные сутки. Все компьютеры анзиблей, после включения, должны быть полностью изолированы от других машин. С нынешнего дня все сообщения должны будут вводиться вручную, что исключит возможность нового заражения электронным путем. Если вы немедленно ретранслируете это сообщение, используя собственный код приоритета, мой рапорт станет приказом. Никакие последующие инструкции уже не будут нужны, и Демосфен утратит все свое влияние. Если же вы будете тянуть время, не могу отвечать за возможные последствия." Под рапортом Цинь-цзяо вписала имя отца и код приоритета, который он сам ей сообщил. Сама она для Конгресса является никем, но вот с ее отцом будут считаться. Его же код гарантирует, что сообщение доберется ко всем тем, которых его исследования интересуют более всего. Она закончила и глянула прямо в глаза находящегося перед нею изображения. Левой рукой поглаживая дрожащее плечо Вань-му, и подняв правую над клавишей передачи, Цинь-цзяо бросила окончательный вызов: - Ну что, ты остановишь меня или же позволишь сделать это? Джейн ответила: - Убьешь ли ты рамена, который никому ничего плохого не сделал, или позволишь мне жить? Цинь-цзяо утопила клавишу. Джейн склонила голову и исчезла. Передача сообщения с домашнего компьютера до ближайшего анзибля займет пару секунд. Оттуда же оно немедленно доберется до всех делегатур Конгресса на Ста Мирах и в многочисленных колониях. Во множестве приемных компьютеров это будет всего лишь еще одно сообщение в длинной очереди таких же. Но в некоторых, возможно даже в сотнях, код отца заставит сделать так, что уже сейчас его кто-то читает, обдумывает последствия и готовит ответ. Если только Джейн и вправду пропустила этот рапорт. Цинь-цзяо ожидала реакции. Возможно, они не отвечали, потому что должны были связаться друг с другом, обсудить это открытие и быстро решить, что же делать. Может быть, именно потому на экране сейчас ничего не появлялось. Тихо открылись двери. Это наверняка Му-пао с игровым компьютером. - Поставь его в углу, возле северного окна. - Цинь-цзяо даже не обернулась. - Возможно, он еще мне пригодится, хотя, надеюсь, что в этом не будет необходимости. - Цинь-цзяо. Это отец, а вовсе и не Му-пао. Девушка обернулась к нему, опустилась на колени, чтобы проявить уважение... но еще и гордость. - Отец, я составила твой рапорт Конгрессу. Пока ты общался с богами, мне удалось нейтрализовать враждебную программу и переслать сообщение с указаниями, как ее уничтожить. Как раз сейчас я ожидаю ответа. Она ожидала слов восхищения. - Ты сделала это? - спросил он. - Не ожидая меня? Ты обратилась прямо к Конгрессу, не спрашивая у меня согласия? - Ты очищался, отец. Я только выполнила задание, которое ты мне поверил. - Но, в таком случае... Джейн погибнет. - Обязательно, - отрезала Цинь-цзяо. - Не знаю, восстановим ли мы контакт с Лузитанским флотом. - Внезапно она заметила ошибку в собственном плане. - Ведь компьютеры флота тоже заражены программой! Когда связь восстановится, программа перетранслируется и... Ничего, тогда будет достаточно еще раз выключить анзибли... Отец не глядел на нее. Взгляд его был направлен на экран терминала. Цинь-цзяо тоже обернулась. Это было сообщение от Конгресса, с хорошо заметной официальной печатью. Известие было кратким, написанным типично бюрократическим стилем: ХАНЬ: ОТЛИЧНАЯ РАБОТА. ТВОИ РЕКОМЕНДАЦИИ МЫ ВЫСЛАЛИ КАК СОБСТВЕННЫЕ ПРИКАЗЫ. СВЯЗЬ С ФЛОТОМ ВОССТАНОВЛЕНА. ПОМОГЛА ЛИ ДОЧЬ В СООТВЕТСТВИИ С ЗАМЕТКОЙ 14FE.3A? ЕСЛИ ДА, МЕДАЛИ ОБОИМ. - Выходит, случилось, - шепнул отец. - Они уничтожат Лузитанию, свинксов, всех невинных людей. - Только если боги пожелают того, - возразила ему Цинь-цзяо. Она не понимала, почему отец столь угнетен. Вань-му подняла голову с колен Цинь-цзяо. Ее лицо покраснело и было мокрым от слез. - Джейн и Демосфен тоже умрут, - прошептала она. Цинь-цзяо схватила ее за плечо и отпихнула от себя. - Демосфен - изменник, - заявила она. Но Вань-му лишь отвела глаза. Теперь она глядела на Хань Фей-цы. - А Джейн... Отче, ты же сам видел, что она такое, насколько она опасна. - Она пыталась нас спасти, - сказал ей отец. - А мы отблагодарили ей, запуская план ее уничтожения... Цинь-цзяо не могла ни слова выдавить, ни пошевелиться; она вглядывалась только в отца, который протянул руку и нажал последовательно кнопки записи и очистки экрана. - Джейн, - прошептал он. - Если ты меня слышишь... Прости... Только никакого ответа не было. - Да простят меня все боги. - Отец вздохнул. - Я был слаб в тот момент, когда должен был проявить силу. И из-за этого дочь моя бессознательно совершила зло от моего имени. - Он задрожал всем телом. - Я должен... очиститься. - Это слово в его устах было пропитано ядом. - И я уверен, что для этого мне не хватит целой вечности. Он отошел от компьютера, повернулся и вышел из комнаты. Вань-му снова заплакала. Глупые, бессмысленные слезы, размышляла Цинь-цзяо. Пришло время торжества. Вот только Джейн отобрала у нее триумф, и в тот самый миг, когда я победила, победу отобрала она. Отобрала у меня отца. Он уже не служит богам всем своим сердцем, хотя продолжает служить телом. И, тем не менее, наряду с горечью понимания этого, девушка испытала и радость, молнией прошедшую по всему телу. Я оказалась сильнее его. Когда пришло время испытания, это я служила богам, а он сломался, упал, подвел. Я сильнее, чем даже осмеливалась мечтать. Я достойное орудие в руках богов. И кто знает, для чего мною воспользуются они теперь? 12. ВОЙНА ГРЕГО Это чудо, что люди сделались достаточно разумными, чтобы путешествовать между мирами. Собственно говоря, нет. В последнее время я много об этом думал. Летать в космосе они научились от вас. Эндер утверждает, что им не были известны физические законы, пока ваш первый колонизационный флот не добрался до их системы. Должны ли мы оставаться дома из опасения, что обучим летать в космосе мягких, четвероногих, безволосых личинок? Только что ты говорила так, будто верила, что люди и в самом деле обрели разум. Они явно обрели его. Не думаю. Мне кажется, что они наши способ притворяться, что разумны. Их космолеты летают. Но вот я как-то не заметила ваших, скользящих по световым волнам пространства. В качестве расы мы все еще очень молоды. Но погляди на нас. И погляди на себя. В наших видах у нас по четыре вида существ. Молодые, которые всего лишь беспомощные личинки. Партнеров, которые не обладают разумом: у тебя это трутни, а у нас - малые матки. Затем уже имеется много, очень много особей достаточно разумных, чтобы выполнять обычные мануальные операции: у нас это делают жены и братья, у тебя - работницы. И наконец - существа полностью разумные: мы, отцовские деревья, и ты, королева улья. Мы - сокровищница мудрости расы, поскольку только у нас имеется достаточно времени на размышление, обдумывание. Создание идей - это наше основное, главное занятие. Тем временем, люди частенько только бегают вокруг да около, словно братья и жены. Будто работницы. Не только работницы. Их молодые особи тоже проходят стадии личинок, и стадии эти длятся дольше, чем считают некоторые из нас. Когда же приходит время репродукции, все превращаются в трутней или малых маток: движущиеся машины, у которых всего лишь одна цель в жизни: произвести половое отношение и умереть. Им же кажется, что на всех стадиях они остаются рациональными. Они сами себя обманывают. Даже в наилучшем случае никогда, индивидуально, они не поднимаются выше уровня физических работников. У кого из них имеется достаточно времени, чтобы стать по-настоящему разумным? Ни у кого. И никогда ничего они не знают. В их краткой жизни не хватает лет, чтобы достичь понимания чего угодно. Тем не менее, они думают, будто понимают. С самого раннего детства они внушают себе, будто понимают мир. Тем временем, на самом деле имеется в виду, что имеют какие-то примитивнейшие предрассудки и суеверия. Когда они созревают, то более осмысленно и с большей охотой изучают словарь, с помощью которого выражают эти свои бессмысленные псевдознания. И они еще заставляют других людей, чтобы те признавали их суеверия за истину. Только никакого значения это все равно не имеет. По отдельности все человеческие существа глупы. В то время, как в массе... А в массе - это всего лишь общество глупцов. Только вот, во всей этой беготне, в этом делании вид, что они умны, разбрасывании идиотских, наполовину понятных теорий на ту или иную тему, то один, то другой из них и вправду натыкаются на какую-то идею, которая на шажок ближе к истине чем то, что было известно им ранее. И путем слепых проб и ошибок, приблизительно в половине случаев, правда всплывает наверх и после этого принимается. Но люди все так же не понимают ее. Они принимают ее только лишь как новый предрассудок, в который верят слепо до того мгновения, когда какой-то другой идиот придумает и введет в оборот новое усовершенствование. Так ты утверждаешь, что индивидуально никто из них не является разумным, а группы еще более глупы, чем отдельные представители... Но когда столько много глупцов занимается тем, чем притворяются, что они умны, они достигают тех же результатов, до которых додумалась бы по-настоящему разумная раса. Вот именно. Если они такие глупые, а мы такие разумные, то почему у нас всего лишь один улей, который развивается только лишь потому, что нас хранило людское существо? И почему ваш научный и технический прогресс зависит исключительно от них? Может быть, разум не столь важная штука, как все считают? А может, это мы глупцы, считая, будто что-то знаем. Возможно люди единственные могут справляться с тем фактом, что никогда ничего знать и невозможно. Квара появилась у матери последней. Ее привел Садовник, pequenino, ассистирующий Эндеру в полевых работах. Наполненная ожиданием тишина явно свидетельствовала о том, что Миро еще ничего не говорил. Только все знали, равно как знала и Квара, зачем они все здесь собрались. Наверняка будут говорить про Квимо. Эндер уже мог добраться на место... только что. И мог сообщить Миро через передатчик, которые оба носили в ушах. Если бы с Квимо ничего не случилось, их никто бы сюда не вызывал. Просто-напросто Миро сказал бы всем, что нужно. Потому-то они уже все знали. Квара изучала лица. Эля явно потрясена. Грего сердится... он всегда сердится, раздражительный дурак. На лице Ольгадо никакого выражения, лишь блестят его металлические глаза. И мама. Кто смог бы прочесть эту чудовищную маску? Боль, это наверняка, как и у Эли; бешенство, такое же ищущее выхода, как у Грего, и еще холодное, нечеловеческое безразличие Ольгадо. Все мы сейчас носим мамино лицо... один из его слоев. Какая же из его частей является мною? Если бы я смогла понять саму себя, что бы заметила я в сгорбленном силуэте сидящей на стуле мамы? - Он умер от десколады, - сообщил Миро. - Сегодня утром. Эндрю только-только добрался туда. - Не произноси этого имени, - сказала мама. Голос ее звучал хрипло от неумело скрываемого отчаяния. - Он погиб как мученик, - продолжил Миро. - Погиб именно так, как того желал. Мама неуклюже поднялась - впервые до Квары дошло, что мама уже старенькая. Она шла, пошатываясь, пока не остановилась перед Миро. И изо всей силы ударила его по лицу. Это было невыносимо. Взрослая женщина, бьющая беззащитного калеку, это уже достаточно ужасно; но мама, бьющая Миро, который все их детство был защитником и спасителем... этого выдержать невозможно. Эля и Грего схватились с мест и оттянули ее, снова посадили на стул. - Что ты делаешь! - завопила Эля. - Избиение Миро не вернет для нас Квимо! - Это он, и этот камень у него в ухе! - крикнула мама. Она снова бросилась к Миро. Вопреки ее кажущейся слабости, ее с трудом сумели удержать. - Да что ты знаешь о том, как люди желают умирать?! Квара была восхищена поведением брата. Он глядел на мать спокойно, хотя щека побагровела от удара. - Я знаю, что смерть - это еще не самая страшная вещь на свете, - сказал он. - Выйди из моего дома, - приказала мама. Миро поднялся. - Ты оплакиваешь не его, - сказал он. - Ты даже не знаешь, каким он был. - Как ты смеешь мне говорить такое? - Если бы ты его любила, то не пыталась бы его задерживать, - сказал Миро. Голос у него был тихий, он говорил нечетко, и его было трудно понять. Все слушали молча. Даже мама, в укоре тишины, поскольку слова эти были ужасны. - Только ты его не любишь. Ты не умеешь любить людей. Ты можешь ими только владеть. А поскольку они никогда не ведут себя точно так, как хотелось бы тебе, мама, то тебе всегда кажется, что тебе изменяют. А поскольку каждый, в конце концов, умирает, ты всегда чувствуешь себя обманутой. Только ты обманываешь сама, мама. Используешь нашу любовь к тебе, чтобы править нами. - Миро, - перебила его Эля. Квара узнала этот тон. Они снова были детьми, и Эля пыталась успокоить Миро, склонить его к тому, чтобы смягчить его мнение. Квара помнила, как Эля заговорила точно так же, когда отец избил маму, а Миро заявил: "Убью его. Он не переживет этой ночи". Теперь было точно то же самое. Миро говорил маме ужасные вещи; в словах его была убийственная сила. Только на этот раз Эле не удалось его удержать, потому что слова уже прозвучали. Яд проник в маму, он искал подходящее сердце, чтобы сжечь его, превратив в золу. - Слыхал, - рявкнул Грего. - Выматывайся отсюда. - Ухожу. Но я сказал одну правду. Грего подошел к Миро, схватил его за плечи и пихнул к двери. - Ты не наш, - заявил он. - И ты не имеешь права что-либо нам говорить. Квара втиснулась между ними, глянула прямо в лицо Грего. - Если Миро не заслужил права голоса в этой семье, то мы уже и не семья! - Это ты сказала, - буркнул Ольгадо. - Убирайся с моего пути! - рявкнул Грего. Кваре был знаком этот угрожающий тон, она слыхала его тысячи раз. Но теперь, стоя так близко, чувствуя на лице его дыхание, она поняла, что Грего просто не владеет собой. Что известие о смерти Квимо потрясло его до глубины души и в это мгновение он просто ненормален. - Я не стою у тебя на пути, - ответила она. - Ну, валяй. Ударь женщину. Сбей на землю калеку. Ведь это лежит в твоей натуре. Ты по сути своей разрушитель. Мне стыдно, что я принадлежу к одному с тобой виду, не говоря уже о том, что мы из одной семьи. Только лишь замолчав, она поняла, что, видимо, зашла слишком далеко. За многие годы стычек с братом впервые она достала его до живого. То, что рисовалось на лице Грего, порождало истинный ужас. Но он не ударил ее. Обошел ее, обошел Миро и встал в дверях, опираясь на фрамугу и напрягая мышцы, как бы желая раздвинуть стены. А может это он хватался за стенки, думая, что они способны его удержать. - Я не позволю тебе вывести меня из равновесия, - заявил он. - И я знаю, кто мой враг. А после этого выбежал за дверь, в темноту. Через мгновение за ним отправился и Миро. Не сказав ни слова. Эля тоже направилась к двери. - Не знаю, мама, - сказала она, - какие лживые измышления ты для себя повторяешь. Но ни Эндер, ни кто-либо другой нашей семьи не разрушал. Это сделала только ты. И она исчезла. Ольгадо поднялся и без слова вышел. Кваре ужасно хотелось дать ему по морде. Тогда ему пришлось бы хоть что-то сказать. Ты все зарегистрировал своими компьютерными глазищами, Ольгадо? Запечатлел в памяти образ за образом? Тебе нечем хвалиться. У меня имеется всего лишь мозговая ткань, чтобы записать эту чудненькую ночку в истории семейства Рибейра, но могу поспорить, что мои воспоминания такие же четкие, как и твои. Мама поглядела на Квару. Ее лицо было мокрым от слез. Квара пыталась, только вот никак не могла вспомнить... Видала ли она хоть когда-нибудь маму плачущей? - Значит, осталась только ты. - Я? - удивилась Квара. - Ведь это именно ты запретила мне доступ в лабораторию. Помнишь? Это ты отрезала меня от работы всей моей жизни. Так что не ожидай, что теперь я стану тебе приятельницей. После чего вышла, как и все остальные. Через ночь она шла оживленная. Оправданная. Пускай старая ведьма подумает, пускай убедится, насколько это приятно испытывать то, что я сама чувствовала из-за нее. Минут же через пять, когда Квара почти что добралась до ограды, когда жар правой мести чуть приостыл, до нее начало доходить, что именно она наделала. Что наделали все остальные. Они оставили маму одну. Позволили ей поверить, что она потеряла не только Квимо, но и всю семью. А ведь это ужасно. Мама просто не заслужила этого. Квара развернулась чуть ли не на пятке и помчалась в сторону дома. Она уже была в дверях, когда из глубины дома в салон вошла Эля. - Ее нет, - сообщила она. - Nossa Senhora, - вскрикнула Квара. - Я сказала ей такие ужасные вещи... - Как и все мы. - Ведь она так нуждалась в нас. Квимо погиб, а мы сумели лишь... - Когда она ударила Миро, то... Изумленная до глубины души, Квара со слезами упала на грудь к сестре. Неужели я до сих пор ребенок? Ну да, ребенок, все мы дети, и одна только Эля может всех нас утешить. - Эля, неужели только Квимо удерживал всех нас вместе? Неужто, когда он ушел, мы перестали быть одной семьей? - Не знаю. - И что теперь? Вместо ответа Эля схватила ее за руку и вывела из дома. Квара спросила, куда они идут, но Эля молчала. Она только сжимала ее пальцы и тянула за собой. Квара шла, не сопротивляясь. Она не знала, что делать, и, идя за сестрой, чувствовала себя даже как-то безопасней. Поначалу ей казалось, что они разыскивают маму... но нет. Эля не направлялась в сторону лабораторий или какого-то иного возможного места. Цель их пути изумил Квару даже еще сильнее. Они стояли перед часовней, построенной посреди городка жителями Милагре. Часовня Густо и Циды, их дедушки и бабушки, людей, которые первыми открыли способ удержать десколаду и спасти человеческую колонию на Лузитании. И хотя им удалось открыть средства, спасающие жизни зараженных, сами они умерли. Болезнь вошла уже в слишком развитую стадию, чтобы новые лекарства могли спасти их самих. Люди почитали их, построили эту часовню, и называли их Os Venerados, еще даже перед официальным объявлением их святыми. Теперь же, когда от канонизации их отделял всего лишь шаг, им можно было уже молиться. Квара с изумлением поняла, что Эля пришла сюда именно за этим. Она опустилась на колени перед часовней, и хоть Квара и не была столь верующей, она последовала примеру сестры. - Дедушка, бабушка, молитесь за нас. Помолитесь и за душу нашего брата Эстеваньо. За души всех нас. Пускай Христос простит всем нам. К этой молитве Квара присоединилась всем сердцем. - Защитите вашу дочь и нашу мать, защитите ее от... от ее отчаяния и злости. Сделайте так, чтобы она поняла, что мы ее любим, что вы ее любите, что... что Господь любит ее, если это и вправду так. Молю вас, попросите у Бога, чтобы он полюбил ее и не позволил совершить какое-нибудь безумие. Квара никогда не слыхала, чтобы кто-либо молился таким вот образом. Всегда это были молитвы, выученные на память или напечатанные в книжке. Вовсе не этот потоп слов. Но ведь и сами Ос Венерадос тоже не простые святые или блаженные. Они были нашими дедушкой и бабушкой, хотя сами мы их и не знали. - Передайте Господу, что хватит уже этого, - продолжала Эля. - Мы обязаны найти какой-нибудь выход. Pequeninos убивают людей. Приближается флот, чтобы нас уничтожить. Десколада пытается убить нас. Дедушка и бабушка, укажите нам выход, а если его не существует, пускай Господь откроет его для нас. Ведь дольше это продолжаться уже не может. Тишина. Эля с Кварой с трудом переводили дыхание. - Em nome do Pai e do Filho e do Espirito Santo [во имя Отца и Сына, и Святого Духа (порт.)], - закончила Эля. - Аминь. - Аминь, - шепнула Квара. И тогда Эля обняла сестру, после чего они обе зарыдали в тишине ночи. Валентина была удивлена тем, что на встрече присутствуют только бургомистр и епископ. Что она сама здесь делает? Ведь у нее нет никакой власти, она не выполняет никакой функции. Бургомистр Ковано Зельезо пододвинул ей стул. Вся мебель в личных апартаментах епископа была элегантной, но вот стулья должны были быть, на первый взгляд, неудобными. Сидение такое короткое, что для того чтобы просто усесться, человеку приходилось прижимать ягодицы к спинке. Сама же спинка, прямая как тычка, совершенно не учитывала формы людской спины и была такой высокой, что заставляла наклонять голову. Если кому-либо приходилось садиться на этом стуле, ему необходимо было склониться и опереть руки на коленях. Может так все это и задумано, подумала Валентина. Стулья, заставляющие ее склоняться в присутствии Господа. Но, может, идея еще даже более тонкая. Эти стулья были столь неудобными, что человеку мечталось о менее физическом существовании. Стулья наказывали тело, чтобы человек возжелал жизни духовной. - Складывается впечатление, что ты удивлена, - заметил епископ Перегрино. - Я догадываюсь, зачем господа созвали подобное совещание, - парировала его слова Валентина. - Должна ли я писать протокол? - Какая покорность, - вздохнул епископ. - Но мне известны твои сочинения, дочь моя. Мы бы согрешили глупостью, если бы не попросили совета в трудной ситуации. - Советом я поделюсь, - заверила его Валентина. - Только сама я особо больших надежд не питаю. Бургомистр Ковано сразу же перешел к делу. - У нас масса долгосрочных проблем, - заявил он. - Только вот шансы на их разрешение у нас ничтожны, если мы не справимся с самыми срочными. Вчера вечером в доме Рибейра имело место нечто, что можно именовать как ссора... - Ну почему это самые наилучшие умы собрались в самом нестабильном семействе? - вздохнул Перегрино. - Они вовсе не самая нестабильная семья, ваше преосвященство, - запротестовала Валентина. Просто-напросто, это такая семья, внутренние сотрясения в которой вызывают больше всего замешательства на поверхности. В других семьях случаются гораздо более ужасные ссоры, но вы не обращаете на них внимания, поскольку это не имеет особого значения для колонии. Епископ с умной миной покивал головой, только Валентина подозревала, что на самом деле он внутри кипит от злости. Она поправила его с самого начала, причем - по такой мелочи. Только сама она знала, что это не мелочь. Если епископ с бургомистром признают, что семейство Рибейра менее стабильно, чем на самом деле, они могут утратить доверие к Эле, Миро или Новинье. Но все они были совершенно необходимы, если Лузитании суждено выжить в наступающих кризисах. Кстати говоря, даже самые незрелые, Квара и Грего, тоже могут оказаться нужными. Они уже потеряли Квимо, по-видимому, самого наилучшего из них всех. Так что нельзя отбрасывать оставшихся. Но если лидеры Лузитании неправильно оценят семью Рибейра как группу, то очень скоро так же неправильно они начнут оценивать и отдельных ее представителей. - Вчера вечером семья распалась, - продолжал бургомистр. - Мало кто еще даже продолжает разговаривать с остальными. Я пробовал отыскать Новинью и только лишь недавно выяснил, что она нашла укрытие у Детей Разума Христова. Она никого не желает видеть, ни с кем не хочет разговаривать. Эля доложила мне, что мать поставила пароли на все файлы в ксенобиологической лаборатории, поэтому сегодня утром все работы там просто-напросто остановились. Квара сейчас с Элей, хотя в это трудно и поверить. Этот их парень, Миро, пребывает где-то за оградой. Ольгадо сидит дома, а его жена утверждает, что он отключил глаза. Это у него такой метод разрыва контакта с окружающим миром. - Пока что все это свидетельствует о том, что они весьма тяжело переживают смерть отца Эстеваньо, - заявил Перегрино. - Я обязан навестить их и духовно поддержать. - Все это совершенно нормальные реакции на страдания, - согласился с ним Ковано. - Если бы все дело было только в этом, я бы этого совещания не созывал. Как вы уже сами сказали, ваше преосвященство, вы бы справились с этим сами, в качестве духовного пастыря. Я был бы тут совершенно не нужен. - Грего. - Валентина заметила, кого не хватало в списке бургомистра. - Вот именно. Он отреагировал тем, что направился в бар. Даже в несколько баров, пока не наступило утро. Каждому полупьяному, врожденному хулигану... а таких у нас хватает... он рассказывал, что свинксы хладнокровно убили отца Квимо. - Que Deus nos abenhoe [Боже нас упаси (порт.)], - пробормотал епископ. - В одном из баров произошли неприятности. Разбитые окна, поломанные стулья, двое попало в больницу. - Драка? - спросил Перегрино. - Собственно говоря, нет. Просто они дали выход злости. - Так что, теперь они уже спокойны. - Будем надеяться, - вздохнул Ковано. - Только вот возмущения эти закончились только под утро. Когда прибыл констебль. - Констебль? - удивилась Валентина. - Всего один? - Он командует добровольными помощниками полиции, - объяснил бургомистр. - И еще добровольной пожарной дружиной. Мы установили двухчасовые патрульные обходы. Пришлось вытаскивать людей из постелей. Понадобилось их целых два десятка, чтобы вернуть хоть какой-то порядок. Во всей полиции у нас всего пятьдесят человек, и, обычно, только четыре человека дежурят. Вообще-то они прохаживаются всю ночь и рассказывают друг другу анекдоты. Так вот, среди тех людей, что устроили разгром в баре, было несколько полицейских, отдыхающих от службы. - Вы хотите сказать, что в сложной ситуации на них нельзя будет положиться. - Этой ночью они повели себя великолепно. Я имею в виду тех, кто дежурил. - Но, нельзя будет ожидать, что им удастся справиться с серьезными волнениями, - заявила Валентина. - Ночью они справились, - напомнил ей епископ. - Сегодня первый шок уже пройдет. - Совсем наоборот. Сегодня известие о случившемся доберется до всех остальных. Все узнают про смерть Квимо, и эмоции еще сильнее вскипят. - Возможно, - согласился с этим бургомистр. - Только вот по-настоящему меня волнует следующий день, когда Эндрю привезет тело. Нельзя сказать, чтобы отец Эстеваньо был по-настоящему популярной личностью. Он никогда не ходил выпить с ребятами. Но он был чем-то вроде духовного символа. После того, как он сделался мучеником, найдется намного больше желающих отомстить за него, чем учеников, готовых последовать его примеру, когда он был еще жив. - Так ты предлагаешь, мы должны устроить скромные, простые похороны? - резюмировал Перегрино. - Сам не знаю. Может людям нужно и крупное, торжественное действо, где они дадут выход своему отчаянию, после чего успокоятся. - Похороны - это не самое важное, - заявила Валентина. - Проблемой является сегодняшняя ночь. - Это же почему? - удивился Ковано. - Первый шок после смерти отца Эстеваньо уже должен был пройти. Тело прибудет только завтра. Так что же будет ночью? - Сегодня вечером вы должны закрыть все бары. Запретить продавать спиртное. Арестовать Грего и выпустить только лишь после похорон. Объявить полицейский час с захода солнца и призвать на службу всех имеющихся полицейских. Патрулировать город всю ночь, группами по четыре человека, вооруженными палками и ручным оружием. - У нашей полиции нет оружия. - Необходимо им выдать его. Им вовсе не обязательно заряжать его, достаточно, что оно у них будет. Палка не устрашит от начала ссоры с властью, поскольку всегда можно удрать. А вот пистолет - это уже повод для хорошего поведения. - Но ведь это крайние меры, - воскликнул епископ Перегрино. - Полицейский час! А как же с людьми, которые работают в ночную смену? - Можно отменить все, за исключением самого необходимого. - Извини, Валентина, - запротестовал Ковано. - А не слишком ли ты перегибаешь палку? Может быть, что именно это и вызовет ту самую панику, которой ты желаешь избежать. - Вы же никогда еще не встречались с волнениями, правда? - Только лишь с тем, что случилось вчера ночью, - признался бургомистр. - Милагре - это небольшой городок, - вмешался Перегрино. - Всего лишь пятнадцать тысяч жителей. Маловато для настоящих волнений. Такие вещи случаются в крупных городах, на плотно населенных планетах. - Волнения не зависят от числа жителей, - ответила ему Валентина. - Это функция плотности населения и всеобщего страха. Все эти пятнадцать тысяч человек толкутся на территории, которого не хватило бы на предместье крупного города. И все окружено оградой... И это по собственному выбору, потому что за оградой живут невыносимо чуждые существа, считающие весь этот мир своим владением. А ведь все видят обширные прерии, которые должны осваивать люди, вот только pequeninos не позволяют им этого. Город пережил эпидемию, он отрезан от других миров, а в скором будущем здесь еще и появится флот, чтобы атаковать, покорить и покарать. И люди считают, что все это, абсолютно все - исключительная вина свинксов. Вчера ночью они узнали, что pequeninos снова убили, хотя и торжественно клялись, что не сделают вреда никому из людей. Грего представил им живописный рассказ об измене свинксов; а парень умеет составлять слова в кучу, особенно, самые плохие. Люди, которые выслушали его в баре, отреагировали на это насилием. Заверяю вас, если вы не предотвратите угрозы, то сегодня ночью будет еще хуже. - Если мы предпримем столь автократические меры, люди подумают, что мы запаниковали, - заявил епископ. - Нет, они посчитают, что вы контролируете ситуацию. Спокойные испытают к вам благодарность. И тогда вы вновь завоюете доверие общества. - Не знаю, - вздохнул Ковано. - Еще ни один бургомистр не поступал подобным образом. - Но ведь еще никто из бургомистров не становился перед проблемой такого рода. - Люди скажут, что я воспользовался претекстом, потому что желаю сделаться диктатором. - Может и скажут, - согласилась с ним Валентина. - Они же не поверят, что в противном случае начались бы волнения. - Ладно, проиграешь ближайшие выборы. Что с того? Перегрино рассмеялся. - Она говорит словно клирик, - заметил он. - С удовольствием проиграю выборы, лишь бы только поступить правильно, - оскорбленным тоном заявил Ковано. - Ты просто не уверен, правильно ли поступаешь, - догадалась Валентина. - Но ведь и ты не можешь заверять, что сегодня ночью обязательно вспыхнет мятеж. - Да нет, как раз могу, - ответила на это Валентина. - Обещаю вам, что если именно сейчас вы не предпримете решительных мер и не исключите возможности сборищ сегодняшней ночью, то проиграешь намного больше, чем просто выборы. Епископ все еще хохотал. - Даже трудно поверить, что это слова той же самой женщины, которая обещала поделиться советом, хотя особых надежд и не питает. - Если вы считаете, будто я пересаливаю, то что предложит ваше преосвященство? - Вечером я проведу траурную мессу по отцу Эстеваньо. Буду молиться о мире и о сдержанности. - Это приведет в собор тех, которые и так не участвовали бы в замешательствах. - Ты не понимаешь, насколько важна вера для жителей Лузитании, - заявил на это Перегрино. - А вы, епископ, не понимаете, к каким опустошениям могут привести страх и бешенство, как быстро забываются и религия, цивилизация и обычная пристойность, как только на улицы выходит чернь. - Я объявлю тревогу в полиции, - решился бургомистр. - Половину из них вышлю в патрули, с заката до полуночи. Но баров не закрою и полицейского часа тоже объявлять не стану. Я хочу, чтобы все шло как всегда. Как только мы начнем что-либо менять и закрывать заведения, мы лишь дадим дополнительные поводы для бешенства и страха. - Вы дадите им уверенность, что власть контролирует ситуацию, - резко возразила ему Валентина. - Вы предпримете действия, пропорциональные тем, которые их мучают.