е за генетическим предназначением, которое тянет людей в две стороны. Все наши великие цивилизации, это всего лишь общественные машины, создающие идеальную среду для самок. Там женщина может рассчитывать на стабилизацию. Юридические и моральные кодексы исключают насилие, гарантируют права собственности, заставляют выполнять договоренности. Все вместе это реализует принципиальную стратегию самок: укротить самца. Зато варварские племена, живущие без цивилизационного влияния, в основном реализуют стратегию самца: распространять семя. В рамках племени наиболее сильные, доминирующие мужчины берут наилучших самок - либо, благодаря формальной полигамии, либо же путем случайных копуляций, которые другие мужчины не могут предотвратить. Но эти, имеющие более низкий статус, не бунтуют, поскольку вожди водят их на войну, и если в ней побеждают, то могут грабить и насиловать, сколько им влезет. Половая привлекательность завоевывается ими во время войны, когда они доказывают собственную мужественность, убивая всех соперников и копулируя с овдовевшими самками. Отвратительные, чудовищные образцы поведения, но и в то же самое время - осмысленная реализация генетической стратегии. Эндер слушал лекцию Валентины с огромным стыдом. Он знал, что все это правда, да и слушал он все это не один раз. Тем не менее, ему было немного не по себе, точно так же, как и Садовнику, услыхавшему подобное о собственной расе. Эндеру очень хотелось все это отрицать, воскликнуть: "Некоторые самцы уже естественно цивилизованы". Но разве сам он в своей жизни не совершал насилия, не занимался войной? Разве он не путешествовал? В подобном контексте его решение остаться на Лузитании по сути своей было отказом от мужской общественной модели, привитой ему еще в детстве, как молодому солдату в военной школе. Теперь же он сделался цивилизованным человеком, имеющим стабильную семью. Но даже и тогда оказалось, что он вступил в брак с женщиной, которая не желает больше иметь детей. С женщиной, союз с которой в конце концов превратился в совершенно нецивилизованный. Если судить о реализации мужской модели, то здесь я подвел. Ни у одного ребенка нет моих генов. Никакая женщина не воспринимает моей власти над нею. Я явно нетипичен. Но раз я не смог репродуцироваться, то после моей смерти мои нетипичные гены погибнут. И тем самым мужской и женской моделям общества со стороны таких как я неотесанных типов ничего не угрожает. Когда Эндер производил оценку интерпретации истории от Валентины, Садовник, развалившись в кресле, отреагировал по-своему. И это был жест презрения. - Так я что, должен почувствовать себя лучше только лишь потому, что люди тоже являются орудиями генетических молекул? - Нет, - не согласился с ним Эндер. - Ты должен осознать, что даже если определенные образцы поведения и можно объяснить потребностями генетических молекул, то это вовсе не означает, будто все поведение pequeninos не имеет никакого значения. - Всю людскую историю можно объяснять войной между потребностями мужчин и женщин, - прибавила Валентина. - Только дело в том, что все так же существуют герои и чудовища, великие события и благородные поступки. - Когда братское дерево отдает собственную древесину, - сказал Садовник, - мы верим, что оно жертвует собой ради племени. А не ради вируса. - Если ты можешь поглядеть на вирус уже не оглядываясь на потребности племени, попробуй теперь глянуть на мир, не обращая внимания на вирус, - предложил Эндер. - Десколада заботится о том, чтобы планета была пригодной для жизни. Таким образом, братское дерево жертвует собой, чтобы спасать весь мир. - Очень хитро, - буркнул Садовник. - Но ты забываешь об одном: для спасения планеты не важно, какое из братских деревьев пожертвует собой. Главное, чтобы нашлось их достаточное количество. - Правильно, - согласилась с ним Валентина. - Для десколады не имеет никакого значения, какое из братских деревьев отдаст собственную жизнь. Но ведь это крайне важно для самих братских деревьев. Правда? И важно для братьев, таких как ты, которые сидят по домам, чтобы не замерзнуть. Вы же оцениваете благородный жест, даже если десколада не отличает одного дерева от другого. Садовник молчал. Эндер надеялся, что наконец-то он позволил себя переубедить. - А войны, - продолжила Валентина. - Десколаде плевать, кто победит, а кто проиграет. Просто, должно погибнуть достаточное число братьев, из тел которых вырастут деревья. Но это вовсе не меняет тот факт, что некоторые братья благородны, а другие - трусливы или жестоки. - Садовник, - вмешался Эндер. - Десколада делает так, что вы испытываете... как быстрее впадаете, к примеру, в убийственную ярость. И споры заканчиваются войной, вместо того, чтобы быть разрешенными отцовскими деревьями. Но и так, одни леса сражаются для самообороны, в то время как иные жаждут крови. Так что ваши герои остаются с вами. - А вот меня герои не интересуют, - неожиданно объявила Эля. - Обычно герои погибают, как мой брат Квимо. Где он, когда все мы так в нем нуждаемся? Лично я предпочла, чтобы он героем не был. Она сглотнула слюну, борясь со свежим воспоминанием об утрате. Садовник кивнул - этому жесту он обучился для облегчения контактов с людьми. - Сейчас мы живем в мире Поджигателя, - согласился он. - Кто он такой? Всего лишь отцовское дерево, выполняющее инструкции десколады. Мир становится теплее. Мы нуждаемся в деревьях. Поэтому его охватило желание увеличить количество лесов. Потому-то так много братьев и отцовских деревьев слушает его: ведь Поджигатель предложил план успокоения их собственных желаний - распространиться и насадить как можно больше деревьев. - А знает ли десколада о том, что он намеревается садить эти деревья на других планетах? - спросила Валентина. - Ведь это никак не поможет охладить Лузитанию. - Десколада пробуждает в них желание, - ответил на это Садовник. - Откуда вирус может знать про космические корабли? - А откуда вирус может знать про отцовские деревья, материнские деревья, про братьев и жен, про маленьких матерей и про молодняк? - ответил Эндер вопросом на вопрос. - Это очень хитрый вирус. - Поджигатель является наилучшей иллюстрацией моего тезиса, - заметила Валентина. - Само его имя уже говорит о том, что он был сильно завязан в прошлой большой войне. Теперь он вновь вызывает давление, чтобы увеличить количество деревьев. Но в то же время Поджигатель желал повернуть весь этот порыв на новые цели. Он предпочел увеличить количество лесов, достав до звезд, вместо того, чтобы заводить войну среди pequeninos. - Мы сделали бы это и независимо от планов Поджигателя, - объяснил Садовник. - Ты только подумай. Его группа собиралась садить леса на других планетах. Но когда произошло убийство отца Квимо, мы были столь злы, что решили их наказать. Громадная резня, и вот снова растут деревья. Мы все время действуем так, как приказывает нам десколада. Теперь же, когда люди сожгли наш лес, группа Поджигателя снова побеждает. Так или иначе, мы должны распространиться и размножиться. И мы пользуемся любым поводом. Десколада сделает с нами все, что пожелает. Мы всего лишь орудия, которые отчаянно пытаются убедить себя в том, будто сами направляют собственные действия. Он был в совершеннейшем отчаянии. Эндер понятия не имел, чего бы сказать такого, о чем не говорил он сам или же Валентина. Как отвести Садовника от заключения, будто все pequeninos порабощены, и жизнь их не имеет никакого смысла. Потому-то следующей слово взяла Эля. Она заговорила тоном абстрактных размышлений, столь несущественных, как будто совершенно забыла о мучающих Садовника сомнениях. Но, видимо, так оно и было, поскольку вся дискуссия перетекла на ее проблему. - Трудно предположить, на чьей стороне встала бы десколада, если бы умела принимать решения. - На какой это чьей стороне? - не поняла Валентина. - Вызывать ли глобальное охлаждение, приведя к увеличению поверхности лесов, или же воспользоваться тем же самым стремлением и склонить pequeninos перенести вирус на другие планеты? То есть, а что бы выбрали творцы вируса? Распространять его повсюду или же регулировать климат? - Наверняка вирус желает и то, и другое, и он получит и то, и другое, - заявил Садовник. - Группа Поджигателя наверняка захватит корабли. Но перед тем или же после того за них вспыхнет война, в которой погибнет половина братьев. Насколько нам известно, десколада подталкивает нас в обе стороны. - Насколько нам известно, - повторил Эндер. - Насколько нам известно, мы и сами, возможно, десколада, - закончил Садовник. Ну да, подумал Эндер. Они знают об этой проблеме, хотя все мы пока что решили о ней не упоминать. - Ты разговаривал с Кварой? - гневно спросила Эля. - Я каждый день с ней разговариваю. Только что она имеет с этим общего? - У нее была точно та же самая идея. Что разум pequeninos может быть результатом воздействия десколады. - Неужто вы считаете, будто после всех ваших разговорах о разуме десколады подобный вопрос не пришел и к нам в головы? - спросил Садовник. - А если это так, что вы сделаете? Позволите уничтожить собственную расу, чтобы спасти наши куцые, второсортные мозги? Эндер тут же начал протестовать: - Мы не считаем ваши мозги... - Неужели? - с издевкой спросил у него Садовник. - Тогда почему вы предполагаете, будто мы можем подумать о такой возможности лишь после того, когда об этом нам скажет человек? На это Эндер ответа найти не мог. Он должен был признать, что в каком-то смысле считает pequeninos детьми. И пытается защищать их. Скрывать от них всяческие неприятности. Ему не пришло в голову, что они и сами прекрасно могут открыть самые ужасные кошмары. - Предположим, что наш разум является продуктом десколады, и вы откроете способ уничтожения вируса. Кем тогда мы станем? - Садовник оглядел всех с выражением горького триумфа. - Всего лишь древесными крысами. - Ты уже второй раз используешь это определение, - заметил Эндер. - Что такое древесные крысы? - Как раз это они кричали. Некоторые из людей, убивших материнское дерево. - Такого животного не существует, - вмешалась Валентина. - Знаю, - согласился с ней Садовник. - Мне объяснил Грего. "Древесная крыса" это сленговое название белок. Он даже показал мне голо белки на своем компьютере в тюрьме. - Ты посетил Грего? - Эля явно была поражена. - Я должен был спросить, почему нас пытались убить, а потом пытались спасать. - Вот именно! - с триумфом воскликнула Валентина. - Ведь ты же не скажешь, будто то, что сделали той ночью Грего и Миро, удержав толпу перед сожжением Корнероя и Человека... ведь не скажешь, будто они сделали это, выполняя приказ генетических властей! - А я и не говорил, что действия людей не имеют смысла. Это ты пыталась утешить меня такой теорией. Мы знаем, что у людей имеются свои герои. Одни лишь мы, pequeninos, являемся орудием гейялогического вируса. - Неправда! - воспротивился Эндер. - Ведь и среди pequeninos есть свои герои. Например, Корнерой и Человек. - Герои? Они действовали, чтобы добыть то, чего достигли: положение отцовских деревьев. Это их стремление к воспроизводству. Героями они могли быть для людей, которые умирают только один раз. Но та смерть, которая встретила их, по сути своей была рождением. А вовсе не пожертвованием. - В таком случае, весь ваш лес - героический, - не сдавалась Эля. - Вы освободились от давних стереотипов. Вы заключили с нами договор, который потребовал изменить многие, давно уже укоренившиеся привычки и обычаи. - Мы хотели знаний, машин и человеческой силы. Что героического в договоре, который требовал лишь того, чтобы мы перестали вас убивать? Взамен же вы дали нам тысячелетний скачок в техническом развитии. - Ты что, не желаешь слушать никаких позитивных аргументов? - заметила Валентина. Садовник же продолжил свою речь, не обратив на нее никакого внимания: - Единственными героями во всей нашей истории были Пипо и Либо: люди, которые повели себя храбро, хотя и знали, что погибнут. Это они освободились от собственного генетического наследия. А кто из... из поросят... совершил это сознательно? Эндеру было очень больно, когда Садовник использовал слово "поросята" для себя и своего народа. За последние годы это слово утратило оттенок симпатии и дружбы, который имело ранее, когда Эндер только прибыл сюда. Теперь им часто пользовались для оскорбления. Работающие с ним люди использовали наименование "pequenino". Неужто Садовник возненавидел себя после того, что узнал сегодня? - Братские деревья отдают собственную жизнь, - подсказала Эля. - Братские деревья живы не в том плане, как отцовские, - презрительно отрезал Садовник. - Они не умеют разговаривать. Только слушают. Мы приказываем, что им делать, а у них нет выбора. Всего лишь орудия, а не герои. - Все можно перечеркнуть соответствующей интерпретацией, - сказала Валентина. - Так можно отрицать любую жертвенность, утверждая, будто жертва столь гордилась собой, что это никакая не жертвенность, а только доказательство эгоизма. Вдруг Садовник спрыгнул со стула. Эндер ожидал повторения предыдущего поведения, но на сей раз pequenino не стал бегать кругами по комнате. Он подошел к Эле и положил руки ей на колени. - Я знаю способ, чтобы стать настоящим героем, - объявил он ей. - Я знаю, как можно противостоять десколаде, отбросить ее, сражаться, ненавидеть и помочь в ее уничтожении. - Я тоже, - ответила на это Эля. - Эксперимент, - прибавил Садовник. Она кивнула. - Чтобы проверить, на самом ли деле разум pequenino концентрируется в десколаде, а не в мозге. - Я это сделаю. - Я не могу просить тебя об этом. - Знаю, что не попросишь. Я требую этого для себя. Эндер с изумлением понял, что каким-то образом Эля с Садовником близки, как он с Валентиной. Они могут договориться без излишних слов. Он не представлял, что такое возможно между представителями различных рас. Хотя, а почему бы и нет? Тем более, что они работают над одной проблемой. Вот только не сразу до него дошло, на что решились Эля с Садовником. Валентина, которая не была с ними столь долго, никак не могла догадаться. - Что происходит? - спросила она. - О чем они говорят? Ей ответила Эля: - Садовник предлагает очистить одного pequenino от всех копий вируса десколады и поместить его в стерильном помещении, где бы он не смог вновь заразиться, и проверить, сохранит ли он разум. - Но ведь это же ненаучные методы, - начала протестовать Валентина. - Тут имеется слишком много переменных. Я правильно выражаюсь? Мне казалось, что десколада участвует во всех этапах жизни pequeninos. - Исключение вируса означает, что Садовник сразу же заболеет, а через какое-то время умрет. То, что десколада сделала с Квимо, ее брат сделает с Садовником. - Ведь ты же не разрешишь ему этого сделать? Это ничего не доказывает. По причине болезни он может утратить разум. Ведь даже у людей горячка может привести к распаду личности. - А что мы еще можем сделать? - спросил Садовник. - Ожидать, пока Эля не обнаружит способ укрощения вируса? И только лишь после того убедиться, что без него... причем, в разумной, злобной форме... мы уже не pequeninos, а самые обыкновенные поросята? Что это вирус одарил нас языком, а когда его укротили, мы потеряли все? И теперь все сходны с братскими деревьями? Или нам следует это проверить, когда запустим антивирус? - Но ведь это же не серьезный, научный эксперимент, где мы контролируем... - Это в наивысшей мере серьезный и научный эксперимент, - прервал ее Эндер. - Такой, какой ты проводишь, когда у тебя на шее не висят бременем фонды... Тебе нужны только результаты, причем, немедленно. Такой эксперимент, который ты проводишь, когда понятия не имеешь, какими будут его результаты или даже сможешь ли ты их проинтерпретировать, а в это время банда сошедших с ума pequeninos только и ждет, как захватить корабли и разнести по всей галактике убийственную заразу, поэтому тебе необходимо делать хоть что-то. - Это тот самый эксперимент, который ты проводишь, когда тебе нужен герой, - добавил Садовник. - Когда мне нужен герой? - задал вопрос Эндер. - Или когда ты сам желаешь стать героем? - Я бы не стала так говорить на твоем месте, - сухо заметила Валентина. - Ты и сам пару раз исполнял роль героя. - Возможно, этого даже и не понадобится, - сообщила Эля. - Квара знает про десколаду больше, чем сама говорит. Возможно ей уже удалось открыть, можно ли отделить разумную систему адаптации вируса от функции поддержания жизни. Если бы нам удалось произвести такую форму десколады, тогда мы бы смогли исследовать влияние вируса на разум pequeninos, не подвергая их жизней. - Вся проблема здесь в том, - вздохнула Валентина, - что Квара столь же охотно поверит в теорию искусственного происхождения десколады, как и Цинь-цзяо, что голос ее богов - это всего лишь генетически вызванный комплекс психоза наваждений. - Я это сделаю, - решительно заявил Садовник. - И начну немедленно, поскольку у нас нет времени. Завтра вы поместите меня в стерильную среду и убьете все вирусы десколады, имеющиеся в моем теле. Для этого вы воспользуетесь химическими средствами, которые держите в резерве. Теми самыми, предназначенными для людей на тот случай, если бы десколада приспособилась к ингибитору, действующему в настоящее время. - А ты понимаешь, что из этого ничего может и не выйти? - спросила Эля. - Тогда это будет истинной жертвой. - Если ты начнешь терять разум таким образом, который не связан с экспериментом, мы прервем эксперимент. Ответ будет понятен. - Возможно. - Мы успеем тебя спасти. - Меня это уже не волнует. - Эксперимент будет прерван и в том случае, если начнешь терять разум в связи с болезнью организма, - добавил Эндер. - Тогда мы будем знать, что эксперимент неудачен и ничего нам не объясняет. - То есть, если я трус, достаточно будет притвориться, что схожу с ум, - отрезал Садовник. - И тогда останусь в живых. Вне зависимости от обстоятельств, я запрещаю вам прерывать эксперимент. Если же я сохраню здравый рассудок, вы должны мне позволить идти до самого конца, до самой смерти. Только лишь в этом случае мы убедимся, что наши души это не творение десколады. Обещаете?! - Это наука или заявление самоубийцы? - взорвался Эндер. - Или же возможная роль десколады в истории pequeninos сломила тебя настолько, что решил умереть? Садовник подбежал к Эндеру, вскарабкался на него и прижал свой нос к носу мужчины. - Ты врешь! - взвизгнул он. - Я всего лишь задал вопрос, - шепнул ему Эндер. - Я хочу свободы! - вопил Садовник. - Хочу убрать из тела всю десколаду, чтобы она туда больше не возвратилась! И тем самым хочу помочь освободить всех поросят, чтобы мы были pequeninos на самом деле, а не только по названию! Эндер ласково отодвинул его. Нос немного побаливал. - Хочу возложить такую жертву, которая докажет, что я свободен, - заявил Садовник, - а не только выполняю приказания собственных генов. Не только стремлюсь к третьей жизни. - Даже мученики христианства и ислама соглашались принять в небесах награду за собственные страдания, - напомнила ему Валентина. - В таком случае, они были эгоистичными свиньями. Ведь вы так говорите о свиньях, правда? На старке, на вашем всеобщем языке. Эгоистичные свиньи. Видимо, это самое подходящее название для нас, для свинксов. Все наши герои пытаются стать отцовскими деревьями. Наши же братские деревья проигрывают с самого начала. Помимо себя мы служим только лишь десколаде. Насколько нам известно, десколада сама может быть нами. Но я буду свободным! И узнаю, кто я такой, без десколады, без моих генов, без ничего - кроме самого меня. - Самое большее, чего ты добьешься, это того, что станешь мертвецом, - буркнул Эндер. - Но перед тем я стану свободным. И стану первым из собственного народа, кто обрел свободу. Когда Вань-му и Джейн рассказали Хань Фей-цы, что произошло этим днем, когда он сам переговорил с Джейн о собственных достижениях, когда дом уже затих после наступления ночи, Вань-му лежала без сна на подстилке в углу комнаты учителя Ханя. Она слушала его тихий, хотя и настырный храп и размышляла обо всем, что было сказано. А было упомянуто столько мыслей... Большинство из них настолько превышало ее интеллектуальные возможности, что девушке не верилось, будто когда-нибудь ей удастся их понять. В особенности же то, что Эндрю Виггин говорил про цели. Он приписал ей идею решения проблемы десколады, только сама она согласиться с этим не могла. Ведь это не было сознательным... ей казалось, будто она всего лишь повторяет вопросы Цинь-цзяо. Можно ли испытывать гордость от того, что совершил абсолютно случайно? Людей следует обвинять или награждать лишь за то, что они делают сознательно. Вань-му всегда инстинктивно верила в это. Она не помнила, чтобы кто-либо говорил ей об этом. Преступления, в которых на обвиняла Конгресс, были намеренными: генетическая перестройка обитателей Дао ради создания богослышащих и высылка Системы Молекулярной Деструкции с целью уничтожения обиталища единственного чужого разума, открытого во Вселенной. Но вот осознавал ли Конгресс это? Возможно, что некоторые верили будто, уничтожая Лузитанию, они спасают человеческую расу... Вань-му знала про десколаду лишь то, что если та распространится от одной планеты к другой, то уничтожит всяческую жизнь, родившуюся на Земле. Вполне возможно, что кое-кто в Конгрессе решил сотворить богослышащих ради добра всего человечества, а затем ввел в их мозги комплекс навязчивых идей, чтобы те не вырвались из под контроля и не попытались воцариться над менее умственно развитыми, "обыкновенными" людьми. Вполне возможно, что у всех были самые прекрасные намерения, хотя при этом они совершали чудовищные поступки? И наверняка, Цинь-цзяо тоже руководствовалась самыми благородными намерениями: она верила, что послушна богам. Так как же Вань-му могла ее обвинять? Ведь у каждого имеются какие-то благородные цели. Каждый - в собственных глазах - добр. Кроме меня, размышляла Вань-му. В своих собственных глазах я слабая и глупая. Но они говорили обо мне, будто я намного лучше, чем сама о себе подозревала. Господин Хань тоже меня хвалил. А вот про Цинь-цзяо те говорили с сочувствием и презрением... и я сама испытывала к ней то же самое. А вдруг... это Цинь-цзяо ведет себя благородно, в то время как я сама - отвратительно? Ведь я предала собственную госпожу. Она была лояльна по отношению к собственному правительству и своим богам, которые для нее истинны, хотя я сама в них уже не верю. Как отличить людей хороших от плохих, раз всем злым каким-то образом дается убедить себя, что они поступают хорошо, пусть даже делают нечто ужасно? А вот добрые люди могут поверить в то, что они плохие, даже если делают добро? Может быть, хорошие поступки становятся возможными лишь тогда, если человек считает, будто он плохой. Когда же он считает себя хорошим, может поступать исключительно дурно. Вот этот парадокс девушку совершенно добил. В мире не было бы смысла, если оценивать людей как противоположность того, какими они сами пытаются казаться. Разве не может быть так, чтобы хороший человек и казался хорошим? Если же кто-либо утверждает, что он паразит, то это вовсе не значит, будто он не такой. Да и вообще, существует ли какой-то способ оценки людей, раз этого нельзя делать по их намерениям? И сможет ли Вань-му каким-то образом осудить саму себя? Ведь я даже не знаю цели собственных поступков. В этот дом я прибыла, поскольку желала большего, поскольку хотела стать служанкой у богатой, богослышащей девушки. С моей стороны это проявление эгоизма, и благородство со стороны Цинь-цзяо, которая меня приняла. Теперь же я помогаю господину Ханю свершить измену... какая же моя цель во всем этом? Я не знаю, зачем делаю то, что делаю. Как же я могу угадать намерения других? И нет надежды на то, чтобы отличить добро от зла. Девушка уселась на подстилке в позе лотоса, крепко прижав ладони к лицу. Она чувствовала себя так, будто бы стояла возле стены, но эту стену возвела сама. Если бы ей удалось эту стену хоть как-то отодвинуть, именно так, как сейчас сможет отодвинуть ладони от лица... когда ей только пожелается. Вот тогда бы она без труда нашла дорогу к истине. Вань-му опустила руки, открыла глаза. Под стеной стоял терминал господина Ханя. Именно там еще недавно она видала лица Эланоры Рибейры фон Гессе и Эндрю Виггина. А еще - лицо Джейн. Девушка помнила, что Эндрю Виггин говорил о богах. Истинные боги хотели бы тебя обучить тому, как стать похожими на них самих. Зачем он это сказал? Откуда ему знать, какими могут быть боги? Некто, желающий научить тебя всему, что умеет сам, и что сам делает... Но ведь он же описал родителей, а не богов. Вот только множество родителей было совершенно иными. Многие родители желали править над своими детьми, превратить их в рабов. Там, где Вань-му росла, такое случалось довольно часто. Или же Виггин описывал не совсем родителей. Он описывал хороших, добрых родителей. Он не говорил, какими являются боги, но объяснял, что такое доброта. Следует желать, чтобы другие росли, чтобы у них было все то добро, которым обладаешь ты сам. Чтобы защитить их от зла, если такое тебе удастся. В этом и состоит доброта. Тогда, чем же являются боги? Они желают, чтобы все знали, умели и были всем тем, что хорошее. Они учили бы, делились и тренировали, но никогда и никого бы не заставляли. Как мои родители, подумала Вань-му. Временами неуклюжие и глуповатые, но очень добрые. Они взаправду заботились обо мне. Даже когда заставляли делать что-то трудное, поскольку знали, что это ради моего добра. Даже ошибаясь, они были добрыми. И, тем не менее, я могу осудить их по их намерениям. Каждый утверждает, будто цели у него самые что ни на есть добрые, вот только у моих родителей они были такими на самом деле. Они всегда желали мне помочь, чтобы я выросла умнее, сильнее и лучше. Даже заставляя меня тяжело работать, ведь они знали, что этот труд чему-то меня научит. Даже делая мне больно. Вот в чем дело. Вот какими были бы боги, если бы на само деле существовал. Они желают, чтобы каждый получил жизни все хорошее, доброе... как добрые и хорошие родители. Но, в отличие от родителей и других людей, боги всегда знают, что есть хорошо, и могут сделать, чтобы оно победило, даже если никто другой не понимает, что это добро. Все так, как сказал Виггин: боги были бы мудрее и сильнее любого другого. Вся власть и разум принадлежали бы им. Но подобные им существа... Имела ли Вань-му право осуждать богов? Ведь даже если бы ей объяснили, она не поняла бы их намерений. Откуда бы ей знать, добры ли они? Но имелся и другой подход: довериться им и поверить абсолютно... именно так вела себя Цинь-цзяо. Нет, если боги существуют, они не ведут себя так, как считает Цинь-цзяо: они не порабощают людей, не лишают их воли, не унижают. Разве что сами унижения и муки являются для них добром. Нет! Чуть ли не вскрикнула девушка и еще раз закрыла ладонями лицо - на сей раз, чтобы не встревожить тишину. Я могу судить лишь на основе того, что понимаю. А понимаю я то, что боги, в которых верит Цинь-цзяо, злые. Возможно я ошибаюсь, возможно не могу понять великих целей, к которым они стремятся, превращая богослышащих в беззащитных рабов ил же уничтожая целые расы. Но в сердце своем у меня нет выбора, как только отказаться от таких богов, поскольку в их деяниях я ничего доброго не замечаю. Может статься, что я необразованная дурочка и навсегда останусь их врагом, сражаясь против их высших и непонятных мне целей. Но я обязана жить по тем принципам, которые понимаю сама. И я поняла: нет таких богов, о которых проповедуют богослышащие. Если же они и существуют, то радуются насилию, лжи, унижению и непониманию. Они стараются сделать людей малыми, а себя - большими. Это не боги, пускай даже они и существуют. Это враги. Демоны. Точно так же и те неизвестные существа, которые создали вирус десколады. Конечно, они должны были обладать могуществом, раз произвели орудие подобного рода. Но он же были бессердечными и злыми. Они посчитали, будто могут делать все, что только им заблагорассудится с любыми проявлениями жизни во Вселенной. Они выслали десколаду в космос, совершенно не заботясь о том, кого на убьет, и какие чудесные создания уничтожит... Так что, это тоже вовсе не боги. Джейн... Вот Джейн могла быть богиней. Джейн располагала громадными количествами информации, а еще она очень мудрая. Она действовала ради добра других, даже рискуя собственной жизнью... даже теперь, когда ее, собственно, осудили на смерть. И Эндрю Виггин... он тоже мог бы быть богом. Он казался мудрым и добрым, не искал собственной выгоды, но пытался защищать pequeninos. А еще Валентина, которая назвалась Демосфеном и помогала другим людям найти истину и самостоятельно принимать правильные решения. И учитель Хань, который всегда пытался поступать по правоте, даже если ценой этому была потеря дочери. Возможно, даже и Эля, ученая, пускай она и не знает всего, что знать должна... ведь она не стыдилась учиться у служанки. Понятно, что они не были теми богами, что проживают на Безграничном Западе во Дворце Царственной Матери. Не были они богами и в своих собственных глазах... подобную чушь они бы просто высмеяли. Но вот по сравнению с нею, с Вань-му, они были истинными богами. Намного умнее ее, более могущественные; насколько ей удалось понять их цели, они пытались сделать и других людей мудрыми и сильными. Может статься, что даже более мудрыми и могущественными, чем они сами. Так что, пускай даже Вань-му может и блуждать, пускай на самом деле ничего не понимает, но ей известно, что она правильно решила помогать этим людям. Добро она может творить лишь в тех границах, в которых доброту понимает. И по ее мнению, эти люди творили добро, в то время как Конгресс творил зло. Она не отступит, даже если это и приведет ее к смерти - ведь учитель Хань теперь враг Конгресса, его в любой момент могут арестовать и убить, а ее вместе с ним. Никогда она не увидит настоящих богов, зато, по крайней мере, будет работать вместе с такими людьми, которые близки к тому, чтобы сделаться богами, насколько это возможно для обычного человека. Если же богам это не понравится, меня могут отравить во сне или же сжечь молнией, когда я завтра утром выйду в сад. Либо же сделать так, что руки, ноги и голова отвалятся. Если же им не удастся сдержать такую глупенькую, маленькую служанку как я, то стоит ли забивать ими себе голову. 15. ЖИЗНЬ И СМЕРТЬ Эндер прибудет встретиться с нами. Ко мне он тоже приходит все время и разговаривает. А мы можем общаться непосредственно с его разумом. Только он все равно настаивает на встрече. Он не чувствует, что разговаривает с нами, если нас не видит. Когда мы разговариваем на расстоянии, ему гораздо трудней отличить собственные мысли от тех, которые пересылаем мы. Вот почему он прибывает. И это тебе не нравится? Он желает, чтобы мы сообщили ему ответы... Только мы не знаем никаких ответов. Тебе известно все, о чем знают люди. Ведь вы же летали в космос, правда? Тебе даже не нужны анзибли, чтобы разговаривать с другими мирами. Они так жаждут ответа. Люди. У них столько вопросов. Насколько тебе известно, у нас тоже имеются вопросы. Они хотят знать, почему, почему, почему. Или же как, как, как. Все свернуто в один клубок, словно в кокон. Мы это делаем лишь тогда, когда производим метаморфозу королевы. Им хочется все понять. Но и нам тоже. Конечно, вам нравится считать, будто вы такие же, как люди. Но не такие, как Эндер. Не как люди. Он должен познать причины всего, обо всем должен сложить рассказ, а мы рассказов не знаем. Мы знаем только воспоминания. Мы знаем лишь то, что случилось. Но не знаем, почему это случилось. Все не так, как он хочет. Но ведь ты же знаешь. Нас даже и не интересует "почему", как интересует людей. Мы узнаем лишь то, чего нам нужно, чтобы чего-то достичь. А они всегда желают знать больше, чем это им нужно. Когда же доведут что-нибудь до дела, им хочется знать, почему это действует, и почему действует причина этого действия. Так разве мы не похожи? Может вы и будете, когда на вас перестанет действовать десколада. А может мы станем похожи на твоих работниц. Если так, то вас это не будет интересовать. Они все очень счастливы. Работницы либо голодны, либо не голодны. Больны либо не больны. Но они никогда не заинтересованы, разочарованы, раздражены или же пристыжены. Если же подобные вещи у нас случаются, то по отношению к людям мы с тобою похожи на работниц. Я считаю, что ты не знаешь нас досконально, чтобы сравнивать. Мы были в твоей голове и в голове Эндера. Мы были в собственных головах в течение тысячи поколений, но, по сравнению с этими людьми, нам кажется, будто мы спим. Они же, даже когда спят, на самом деле не спят. Земные животные делают нечто подобное... что-то вроде безумного замыкания синапсов, контролируемое безумие. Во сне. Та часть их мозгов, которая регистрирует образы и звуки, во сне каждые час-два перегорает. Даже если все образы и звуки создают абсолютный, случайный хаос, их мозги пытаются сложить из них нечто осмысленное. Они пытаются составлять истории. Получается случайный шум, не имеющий никакой корреляции с реальным миром, но они превращают его в эти безумные истории. А потом их забывают. Столько труда на их создание, а потом, при пробуждении, почти что все они забыты. Но если уже помнят, то сами пытаются складывать истории про эти безумные рассказы, пытаясь приспособить их к реальной жизни. Нам известно об их снах. Может без десколады вам тоже будут сниться сны. Зачем нам это? Как ты же сама говорила, это всего лишь хаос. Случайные срабатывания синапсов нейронов у них в мозгах. Они пытаются. Все время. Создают истории. Делают сопоставления. Ищут смысла в бессмыслице. И что им с этого будет, раз в этом всем нет никакого значения? Вот именно. В них есть желания, о которых мы понятия не имеем. Жажда ответа. Жажда поисков смысла. Желание истории. У нас есть собственные истории. Вы помните деяния. Они же деяния выдумывают. Меняют значение. Преобразовывают смыслы так, что одно уже воспоминание может означать тысячи различных вещей. Даже в собственных снах иногда они творят из хаоса нечто такое, что все проясняет. Ни у кого-либо из людских существ нет разума, походившего бы на твой. На наш. Ничего столь могущественного. И живут они так мало, так быстро умирают. Но в течение собственного столетия, или даже чуточку больше, они находят десяток тысяч значений на одно то, которое откроем мы. Но ведь большая часть из них фальшивы. Даже если и большинство фальшиво, если фальшивыми или глупыми будут девяносто девять из каждой сотни, то из десяти тысяч идей все равно остается сотня хороших. Именно так они справляются с собственной глупостью, с краткостью собственной жизни и небольшой памятью. Сны и безумия. Магия, тайны и философия. Но как ты можешь утверждать, будто никогда не выдумываешь историй. То, о чем говорила, ведь это же и есть история. Знаю. Вот видишь. Люди не могут ничего такого, чего бы не смогла и ты. Неужели ты не понимаешь? Даже эта история известна мне из головы Эндера. Она принадлежит ему. Зерно же ее он взял у кого-то другого, из чего-то, что когда-то прочел. Он соединил ее с тем, о чем думал, пока наконец она не обрела для него истинного значения. Все это там, в его голове. Мы же, тем временем, похожи на тебя. Мы воспринимаем четкий образ мира. Без всяческих трудностей я нашла дорогу в твой разум. Все упорядочено, осмысленно, весьма выразительно. Точно так же нормально ты бы чувствовал и в моих мыслях. То, что находится у тебя в голове, то реальность... более-менее... такая, какой ты ее понимаешь. Но вот в мыслях Эндера - это безумие. Тысячи соперничающих, одновременно и противоречащих и невозможных видений, в которых нет ни капельки смысла, потому что никак не могут соответствовать друг другу. Но он их как-то приспосабливает, сегодня так, завтра иначе, все по своим потребностям. Он как бы творил новую мысленную машину для каждой проблемы, которую пытался в этот момент разрешить. Как будто бы ваял для себя собственную Вселенную, каждый час другую. Частенько - безнадежно фальшивую, и тогда он совершает ошибки и сбивается. Но иногда - настолько правильную, что самым чудесным образом все решает. Я гляжу его глазами и вижу мир совершенно по-новому, и все вокруг меняется. Безумие, сумасшествие - и тут же проблеск. Мы бы знали все, что только можно знать, еще до того, как повстречали людей, еще перед тем, как построили связь с разумом Эндера. Теперь же мы открываем, что существует множество способов познания одной и той же вещи... И мы никогда не познаем их все. Разве что люди тебя научат. Понимаешь? Мы ведь тоже пожиратели падали. Это ты пожиратель падали. Мы всего лишь нищие. Лишь бы были достойны своих умственных способностей. А разве не достойны? Ты же ведь помнишь, что они планируют ваше уничтожение? Их разумы обладают огромными возможностями, но индивидуально они остаются такими же глупыми, злобными, полуслепыми и наполовину безумными. Все эти девяносто девять процентов их историй до сих пор ужасно глупы и ведут к ужасным ошибкам. Иногда мы жалеем, что не можем их укротить словно собственных работниц. Ты же знаешь, мы пытались. С Эндером. Но не удалось. Мы не смогли сделать из него работницу. Почему? Он слишком глуп. Он не умеет достаточно долго концентрировать собственное внимание. Человеческим умам не хватает концентрации. Им быстро становится скучно, и они уходят от проблемы. Нам пришлось построить внешний мост, используя компьютер, с которым он был сильно связан. О, компьютеры... вот они умеют концентрировать внимание. А память у них чистая, упорядоченная, в ней все организовано и легко находимо. Только компьютеры не видят сны. Да, ни капельки безумия. Жаль. Валентина непрошеной стояла у дверей Ольхадо. Стояло раннее утро. Ольхадо пойдет на работу только после полудня - он бригадир на кирпичном заводике. Но он уже встал и оделся - видимо потому, что его семья уже тоже бодрствовала. Дети выходили из дома. Я видела это по телевизору, много лет назад, думала Валентина. Все семья, выходящая утром, в самом конце - отец с небольшим чемоданчиком. По-своему, и мои родители тоже играли в подобную жизнь. И не важно, сколь странными были у них дети. Совершенно не важно, что после ухода в школу мы с Петером путешествовали по сетям и, прикрываясь псевдонимами, пытались овладеть всем миром. Не важно, что Эндера отобрали у семьи, когда тот был еще совсем малышом, и что он никогда уже семьи не увидал, даже во время единственного своего визита на Землю - никого, кроме меня. Родители, видно, свято верили, что поступают правильно, поскольку исполняли известный им по телевидению ритуал. И вот здесь, опять. Дети выбегали за порог. Вот этот мальчонка - это наверняка Нимбо... Он был с Грего, когда тот встал против толпы. Но вот здесь - это типичный ребенок. Никто бы и не догадался, что пацаненок совсем еще недавно сыграл свою роль в той чудовищной ночи. Мать целует всех по очереди. Она все еще красива, не смотря на столько родов. Такая обыкновенная, типичная, и все же - необычная, поскольку вышла замуж за их отца. Ей удалось увидеть нечто за его ужасным недостатком. А вот и папочка... Он еще не идет на работу, так что может стоять на пороге, глядеть на всех, целовать, что-то