ольше Роланда. - Лайем ему не причинит вреда. Он хороший парень, Джейк. Никогда еще никого не покалечил, насколько я знаю. - Ну ладно, тогда все в порядке, как мне кажется, - я как следует затянулся из трубки. Травка на свой лад была очень даже хороша. В горле от нее першило, но она доставляла удовольствие. Довольно, правда, перечного вкуса. Во всяком случае, я уже отправлялся от нее в путешествие. - Если вернуться к нашим вопросам, - продолжал я, - то мне кажется, что мы говорим о миллионах километров дороги, может быть, даже биллионах, чтобы добраться до большой Космострады - или как там можно ее назвать. Космострады красного предела. Глаза Фитцгора загорелись. - Замечательное для нее название! - тут он покачал головой. - Не так много, Джейк. Разумеется, это был бы долгий путь, наверняка, но мне сдается, что он зависит от расстояний, которые каждый раз будут покрываться прыжками по галактической опоясывающей трассе. - Он откинулся назад и подсунул большие пальцы под подтяжки. - Может быть, где-нибудь там есть и дороги покороче, чтобы срезать расстояние? Я кивнул. - Может, и так. И все же... - я вынул трубку изо рта и показал ею на один из рисунков Винни. - Как насчет самой Космострады красного предела? Сколько таких метаскоплений во вселенной? Фитцгор рассмеялся. - Космология - не моя епархия. Однако осмелюсь сказать, что считать эти галактики надо на биллионы. - Я слышал цифру в сто биллионов, - сказал я. - Где-то. Это было про галактики? Не знаю. Ну хорошо, скажем, двенадцать биллионов... сто биллионов. - Наверняка это заниженная цифра. - Да, ну скажем, сто гигагалактик. Пусть мы примем, что в составе такого скопления... - Ты имеешь в виду скопление или метаскопление? - Правильно, метаскопление. Ладно, решим, что в одном метаскоплении в среднем тысяча галактик. - Я понимаю, к чему ты клонишь, Джейк. Но рассмотри такую вещь. Космострада красного предела - это дорога обратно во времени, не обязательно дорога, которая соединяет все крупные структуры во вселенной. - А кто говорит, что она их не соединяет? - А кто говорит, что не может оказаться и какой-нибудь третий вариант? - вставил кто-то. - Хорошо сказано, - заметил я. Фитцгор выпустил дым из трубки и скрестил на груди свои мясистые лапы. - Ну что же, как дилетант, я полагаю, что все, что мы можем сделать - это строить гипотезы и контргипотезы, пока кто-нибудь, кто знает точно, не появится на нашем горизонте и не установит все, как есть. - Или пока Роланд не протрезвеет, - сказал я, - по-моему, он что-то про это знает. - А у него ученое образование? - Сьюзи, ты можешь ответить на этот вопрос? - Роланд знает все, - сказала Сьюзи. - Но мне кажется, он изучал в школе политическую что-то там... он член партии, понимаете. - Вот как? Интересно. Я так понял, что он где-то сменил свою политическую окраску по дороге. - Ага, - она хихикнула, - или, может быть, он шпион. Подсадная утка. Приманка. - Она снова хихикнула. - А может быть, и не птица он вовсе, а просто растение. - Эта собственная шутка ее тоже рассмешила. Потом она вдруг протрезвела, посерьезнела и сказала: - А тут можно даме курить трубку? - Прошу прощения, - сказал Фитцгор, снимая еще одну трубку из резной деревянной подставки и заряжая ее из стеклянного ящика. - Как грубо с моей стороны даже не предложить вам. Дарла, а тебе не хотелось бы?.. - Нет, спасибо, Шон. Дарла и Джон были необыкновенно тихими. Они оказались меланхоличными пьяницами. Карл болтал с Лори, которая все это время пила изрядное количество пива. Однако она оставалась практически трезвой и на ногах. Никто во всем баре, казалось, не заметил, что она еще не достигла совершеннолетия, и поэтому по закону пить не может. Винни все еще рисовала - не карту, а примитивные фигурки животных. Что же это было - пещерные фрески с помощью новых художественных средств? Сьюзен продолжала издеваться над Роландом. - Морковка, - сказала она, смеясь собственной шутке. Потом она заметила, что я гляжу на нее. - Роланд мой друг. Он мне нравится. Но иногда... - Понимаю, - ответил я. Она поморгала своими влажными карими глазами на меня и улыбнулась. - И ты мне тоже нравишься, Джейк. Под столом она взяла мою руку и пожала ее. Нежное пожатие убедило меня, что оно выражает нечто большее, чем дружбу. Я даже не знал, как мне к этому отнестись. Я попробовал выпить еще кружку пива, а потом попробовать еще раз, и узнать, как я к этому отношусь. Оказалось, пожатие Сьюзен мне очень нравится. Лайем вернулся, таща по полу Роланда, словно мешок с грязным бельем. - Он мог доставить мне массу неприятных минут, - сказал он. - Если бы был наполовину трезвее. Он мне и так хорошо врезал по ребрам, если уж на то пошло. Лайем поднял Роланда на ноги одной рукой и бросил его на стул, потом вылил на него полкувшина пива. Роланд поднял голову со стола, поморгал и сказал: - Дайте пива, кто-нибудь, - он протер глаза. - Пожалуйста. Лайем взял еще кувшин (на столе их скопилось с дюжину) и налил ему кружку. - Спасибо, - сказал Роланд. Эта травка путешествия в конечном итоге меня доконала. Если от пива вещи кругом стали расплывчатыми, то травка, когда день растаял в пиве и превратился в вечер, обратила вечер в палимпсест полузапомнившихся событий, записанных поверх еще каких-то происшествий. Я вообще не мог вспомнить три четверти того, что происходило. Я все еще пытался представить себе буханку хлеба с изюмом в четырех измерениях. Естественно, это у меня так и не получилось, но я подумал о конусе, трехмерном, где пространство было представлено двумя измерениями, параллельными друг другу и перпендикулярными основанию, а время бежало по вертикальной оси, причем настоящее занимало острие. В основании было начало времени, начало всего сущего, великий взрыв, который породил вселенную. Там все было пронизано блестящим светом. Чистая энергия. Постепенно она тускнела до темноты, по мере того, как время шло к острию конуса. Все темно. Неожиданно вспыхивают блистательные лучи - это квазары, бурные ядра новых молодых галактик, которые переживают гравитационный коллапс. Еще дальше они начинают приобретать свою привычную форму колеса. Вселенная расширяется и охлаждается. Энтропия взимает свою пошлину по мере того, как уменьшается плотность. Мы приходим к острию конуса и к сегодняшнему дню. Оглядываясь назад из этого замечательного момента, можно увидеть прошлое в виде расширяющегося туннеля, чей дальний конец слабо светится эхом создания мира. Если посмотреть в направлении, перпендикулярном оси времени, то ничего не увидишь. Относительность нам говорит, что мы не имеем Никакого представления о вселенной в настоящем, поскольку к тому времени, когда световые волны добираются до нас с информацией - она становится вчерашним днем. Но можно посмотреть назад во времени, даже до первых секунд блистающей вспышки творения. Дорожные сны... Я не вполне уверен, когда Сьюзен и я занимались любовью. Где-то в ходе вечера, мне кажется, прежде чем меня приняли в братство Буджума. Это произошло где-то около английского обеденного времени, шести часов, и бар немного очистился. Мы более или менее одновременно извинились, вставая из-за стола, более или менее тем же самым путем поднялись наверх и там перехватили друг друга. Опять же говорю: более или менее. Мы нашли кровать и занялись любовью - пьяно, на ощупь, тихонько и заплетаясь. Но это было очень хорошо, так по-дружески, пусть и немного неуклюже. Когда Сьюзи вырубилась, я тоже едва не уснул. Но почему-то триумфально все ж таки протопал вниз. Мне хотелось пить. Именно тогда, как мне помнится, Шон объявил, что меня должны принять в братство. Меня спросили, не хочу ли я вступить. Я сказал, что, разумеется, хочу! Потом последовала церемония, из которой я практически ничего не помню. В канделябрах потрескивали и шипели свечи, горели благовония, бормотали заклинания, напевы и прочее шарлатанство. Я что-то прочел наизусть, потом прочел что-то из того, что мне подсунули. Написано это, как мне кажется, было на пергаменте из овечьей шкуры. Но с тем же успехом это мог быть ролик сортирной бумаги. Что же касается содержания, по-моему, оно было полнейшей чушью, даже если бы я ее читал на трезвую голову. Потом меня снова свели с бробдингнегской громовой чашей. Велели мне ее выпить. Я выпил. Потом, как помню, мы оказались в тех самых странных лесах. Из темноты раздавались странные крики, шорохи и встряхивание. Над деревьями огромные летучие силуэты хлопали крыльями. Что-то или кто-то явно подсматривал за нами, глядя из темного нутра леса. Мы пришли к просеке, и тут мне дали меч. Мои товарищи куда-то пропали. Они оставили меня, чтобы я наедине встретился со страшным Буджумом, когда пройдет полночи. Мне надо было тогда издать вопль, что-то вроде "аукаху-у-у-у!". Я попытался раза два изобразить этот звук, издал нечто приблизительно подобное, потом прекратил всякие попытки. Я уселся на пенек и попытался думать про конус времени который в действительности надо было бы называть конусом света, по причинам, которые я не мог вспомнить. И про дорогу. Дорогу, которая пронизывает тьму до самого сердца, до истоков, до невероятной скорости бытия или пустоты. Вот до какой степени я был пьян. Когда человек начинает мысленно писать с большой буквы слова самого обычного содержания или же те, у которых содержание не поддается точному определению, ты либо какой-нибудь философ девятнадцатого столетия с дикими глазами из Германии и в пенсне, либо ты крепко пьян. А может, и то, и другое сразу. Понятия не имею, сколько я так сидел. Я думал про Сьюзен, потом про Дарлу, про то расстояние, которое теперь нас разделяло. Потом мне в голову снова пришел парадокс, как это часто бывало с той поры, как началась вся эта петрушка. Но я не так много времени провел за этим занятием. Мозговые клеточки визжали в предсмертной агонии. Алкоголь, это существо, которое всегда представляется тебе под контролем и на коротком поводке, снова набрасывался на меня. Вдруг что-то продралось сквозь подлесок и с грохотом вылетело на просеку. Мне показалось, что я увидел животное, какую-то помесь жирафа с кенгуру, с головой очень странной собаки. Оно не напоминало мне никакой инопланетной фауны, которую я видел в жизни. Ну да, голова собаки... ну хорошо, на самом деле не собаки. Уши у него были как рога по форме. Рога в смысле музыкальные инструменты, а не рога, как у коровы. Они торчали по обеим сторонам маленькой головы. Наверное, в нем было восемь или девять футов росту. На его желтой, точно пластиковой шкуре, были раскиданы пятна, розовые и лиловые. Животное это ходило на двух ногах, а передние лапы у него были хватательные и свисали впереди, качаясь, когда животное передвигалось. А вот дальше начинается нечто, в чем я не совсем уверен. Животное остановилось, как вкопанное, когда меня увидело. Оно как-то испуганно тявкнуло и сказало: - Ой! Господи, господи помилуй! Ой-ой-ой! Батюшки светы! Потом зверюга повернулась и удрала в лес. Я подумал про увиденное. Этот Буджум, решил я про себя, оказался на самом деле Снарком. Потом кто-то шарахнул меня по голове чем-то твердым и тяжелым. 5 Я проснулся и почувствовал, что где-то в недрах моей головы зарыт кусок раскаленного докрасна металла. Я лежал на низкой койке в маленькой хижине, в которой была только одна комнатка. Надо мной было крохотное окошко. Снаружи было темно. Я очень медленно повернул голову и увидел двух лесорубов, - тут, похоже, все мужчины одеваются одинаково, - которые вяло играли в карты на грубом деревянном столе посередине комнаты. Их сонные и скучающие лица были освещены чем-то вроде масляной лампы, которая стояла почти на середине стола. Один из них был тощий и высокий, с цинично вздернутыми темными бровями и прилизанными назад волосами. Он посмотрел на меня и прикупил карту. - Он пришел в себя. Второй был светлый, жирный, и вообще - полная противоположность первого, только еще хуже. Он посмотрел на меня. - Может, его привязать? - Не-а. Он и так полудохлый. Это верно. Я попытался подняться. Осколок раскаленного металла запульсировал в мозгу, и я со стоном повалился обратно. Тощий хохотнул. - Травка и алкоголь. Ай-яй-яй. Плохое сочетание, очень плохое. Я курил травку, напивался в течение всего вечера, и еще вдобавок меня угостили чем-то твердым по башке. Для такого сочетания есть только одно определение - смертельное. Мой рот... о боже, мой рот. В нем витали зловонные миазмы, которые исходили из какой-то медного вкуса гадости, накопившейся где-то в глотке. Огромный ком ваты занимал то место, где когда-то был мой язык. Я сглотнул слюну, и меня чуть не вырвало. - Одно могу про него сказать: хорошо держит в себе выпивку. - Счастливчик. Иначе задохнулся бы собственной блевотиной. Ничего, такой шанс у меня еще был. Это было не похмелье. Это была катастрофическая болезнь. Глаза мои вращались в глазницах словно на подшипниках. Казалось, они пощелкивали, когда я ими вертел. Я прикрыл веки, и мне показалось, что их внутреннюю сторону кто-то покрыл наждаком. Это, очевидно, был просто плохой сон. Это травка. Я не мог принять тот факт, что за одну неделю я раз в восьмидесятый становился пленником. Мне очень не нравится, когда такие вещи происходят в регулярные промежутки времени. В первый раз за очень долгое время я постепенно становился очень и очень злым. Черт побери, не настолько же я болен. Я со скрипом уселся и скинул ноги на пол. Горячий кусок металла в башке превратился в ацетиленовую горелку, которой производили выжигание в моем черепе. Я уперся головой в ладони, поставив локти на колени. Массируя лоб, я дождался, пока боль превратилась просто в адскую, но не больше, и посмотрел вокруг. Двое за столом рассматривали меня, как клинический случай. - Чем бы ни кончилось теперешнее положение, я вас обоих убью, - прохрипел я. - Полегче, - предостерег тощий. Пухленький блондин рассмеялся. - Плохо по утрам, а? Я посидел так какое-то время, опустив голову на руки. Постепенно из глубины моего существа поднималась тошнота, словно ехала на медленном грузовом лифте. Когда она стала доходить до уровня груди, у меня начался кашель. Это был такой кашель, который говорил, что сейчас из меня что-то вылетит, что уже не остановить. Высокий показывал куда-то вправо от меня. - Чтоб все - только в ведро. Хоть одна капля упадет на пол - языком подлизывать будешь. На полу стояло деревянное ведро возле ножки кровати. Я подтянул его к себе в самый последний момент. Вылетело из меня море пива вместе с остатками ленча, но этого оказалось мало, чтобы изгнать из меня демона. Начались сухие спазмы, которые уже не могли прополоскать меня и разве что мучительно выворачивали мне кишки. Хихиканье. - Все-таки выпивку в себе не удержал. Толстяк скорчил рожу. - Меня от него тошнит. - Погоди, а? - Что-то в этих звуках такое гадостное... понимаешь? Когда я слышу, как с кем-нибудь такое происходит, я... - Стоп! Меня по-прежнему тошнило, но я преувеличивал все это, не зная, каким образом, но пытаясь повлиять на толстяка, чтобы и его затошнило. Это был единственный козырь, который у меня был. - Господи! - застонал я. - Мое брюхо... как в огне... - Дай ему водички, - предложил толстяк. - Мы тут чего, в больницу красного креста играем? - Дайте воды, - умолял я. - Пожалуйста. Они еще поиграли в карты. Потом толстяк снова поглядел на меня. - Да ладно, Джофф, давай дадим ему воды. Я до тех пор имитировал тошноту, пока Джофф не сжалился. Толстяк встал и подошел к раковине возле противоположной стены. На ней была древняя помпа с длинной ручкой, которая страшно скрипела, пока он ее качал. Потом он прошел через комнату с металлической кружкой, полной воды. Он осторожно подошел ко мне, ожидая внезапного движения с моей стороны. Мне было не до неожиданных движений. Он поставил чашку с водой примерно в метре от меня и, пятясь, отошел назад. Я неуверенно поднялся на ноги, прошлепал вперед, нагнулся и поднял чашку. Когда я выпрямился, то увидел, что Джофф целится в меня из ствола. - Спасибо, - прохрипел я толстяку. - Не стоит благодарностей. Я уселся обратно на койку и выпил несколько глотков. Потом вылил немного воды в сложенные руки и плеснул себе в лицо. Ощущение было замечательное. Я осушил чашку и поставил ее на маленький столик возле кровати. - Ляг-ка снова, - сказал мне Джофф, все еще целясь в меня. - Тебе станет лучше. Кроме того, мне тогда не понадобится в тебе проделывать дырку. Я послушался. - Отлично, - сказал Джофф, положил пистолет на стол. - Так и лежи. Они продолжали играть, пока я лежал и думал. Мне постепенно становилось лучше, но я все еще прикидывался совсем больным. Минут через десять я сел. - Мне надо пописать, - объявил я. Последовал еще один спор. Джофф сказал, что ему плевать, если я напущу в штаны. Толстяк запротестовал, что это его койка и что ему совсем не хочется терять замечательный новый матрас. Они препирались и препирались. Наконец Джофф бросил колоду карт на стол. - Ну и ладно, если тебе хочется выступить в роли сиделки, то и выводи его. Толстяк поднялся из-за стола и вытащил из кармана маленький биолюмовый фонарик. - Погоди, - сказал Джофф. - Если он тебя попросит открыть ему сортир, ты, чего доброго, дашь ему пистолет, чтобы двумя руками поскорее открыть сортир. Он поднялся и направил на меня ствол. - Выйди из двери, встань на крыльце и дуй оттуда. - Мне надо побольше сделать, чем просто это, - ответил я. Джофф нахмурился, думая, как ему быть. Невозможно спорить с природой. - Ладно, - пробормотал он. Он взял фонарик у толстяка, подошел к двери, открыл ее и показал мне выходить жестом. - Марш, - сказал он. Я сделал вид, что мне страшно трудно подняться, что до определенной степени было правдой. Я прохромал к двери и вышел. За дверью Джофф фонариком осветил мне тропинку между деревьями. Я пошел по этой тропинке. Джофф шел буквально за мной по пятам, так что он шел даже слишком близко, что его и погубило. Тропинка кончалась в маленькой рощице, где стояли удобства того типа, который мне больше не попадался с тех пор, когда мы сломали такой же сортир на нашей ферме на Вишну. Этот образчик был еще примитивнее. Наш-то был построен так, чтобы накопившуюся биомассу было легко использовать и извлекать для удобрений. Я остановился, как вкопанный, притворяясь возмущенным. - И мне придется воспользоваться этим?! - Ах, извините, ваше королевское высочество, давай давай, двигай, - он толкнул меня дулом пистолета, потом пошел почти рядом со мной, держа пистолет на прицеле, по мере того, как мы все подходили к будке. Джофф был крутой парень, но не слишком умный. Собственно говоря, казалось, что он буквально нарочно облегчает мне мою задачу. Он встал под таким углом к двери, что... грех было не попробовать. Он держал дуло пистолета почти у моего виска. - Ну-ка, открой дверь пошире. Я схватился за грубую деревянную ручку и потянул на себя. Дверь легко открылась. - Хорошо, - сказал я и дернул дверь так, что она ударила его по другой руке и вышибла из нее фонарик. Отвлечь его на мгновение - это все, что мне было нужно. Я вытянул вперед левую руку, одновременно отскочив вправо, и выкрутил пистолет у него из руки, почти вырвав ему и указательный палец в придачу. К счастью, оружие не выстрелило. Не было даже потасовки за пистолет. За секунду-две я оказался владельцем пистолета, а Джофф стоял в полном обалдении, баюкая свой покрасневший указательный палец. Я остановился, поднял фонарик и направил свет ему на лицо. - Ну что, Джофф, на кого ты работаешь? Он ничего не сказал, только заслонял лицо. - Я хочу знать, на кого ты работаешь, а если ты мне не скажешь, то я тебя немедленно пристрелю. - Мур, - ответил он быстро. - Зейк Мур. Я не... - Это все, что я хотел знать. - Пожалуйста, не убивайте меня. - Я еще подумаю. Я встречал таких типов, как ты... Иисусе Христе, трудно даже вспомнить, сколько раз. - Я покачал головой и поискал языком. - Почему такие, как ты, существуете? Меня это всегда поражало и озадачивало. Он не стал мне на это отвечать. - В корне всех великих тайн, - продолжал я, - вечно лежит молчание, они покрыты мраком неизвестности. - Я вздохнул. - Ладно, Джофф, заходи внутрь. Он не двинулся. - Заходи. Он вошел в сортир и повернулся ко мне. - Лезь в дыру. - Что?! - Еще одна тайна, Джофф. Мне всегда хотелось увидеть, можно ли это сделать. - Ты с ума сошел! - Возможно. Лезь в дыру. Сию секунду. - Я никогда туда не смогу пролезть! - Попробуй. - Не стану! - Джофф, помнишь, что я сказал там, в хижине? Я могу убить тебя сей момент и потом затолкать тебя вниз в мертвом виде. Лезь в дыру, и я могу еще подумать и не пристреливать тебя. - Тебе придется меня застрелить. - На здоровье, - я подошел поближе, чтобы как следует прицелиться. - Погоди! - он дико озирался по сторонам. - Она слишком маленькая. - Постарайся как следует. Он, ей-богу, постарался. После примерно пятиминутных попыток он был в дыре уже по грудь. - Я застрял! - Ты довольно тощий. Попробуй как следует. Выдохни. Плечи представляли собой действительные трудности, но с несколькими полезными советами, как ему лучше продвигаться и некоторого грубого давления, которые я осуществил своим сапогом, он смог просунуть левую руку между своими ребрами и краем дыры. - Бр-р-р!.. ох-хх-х... господи!!! - Чуть посильнее... ну-ну, выдохни и как следует протолкнись. Ты же можешь, если захочешь, Джофф! После мучительной минуты или около того левое плечо Джоффа прошло в дыру. Я положил руку ему на голову, расставил пальцы и как следует толкнул. Это было поразительно долгое падение. Плеск долго отдавался от стен. - Джофф? Нет ответа. Я пошел к хижине другой тропкой. Посмотрев в крохотное заднее оконце, я увидел, как толстяк заваривает чай, стоя возле ржавой старой плиты, которая топилась дровами. Я прошел к парадному крыльцу и подождал у входа. Много ждать не потребовалось. Он вышел из скрипучей парадной двери и встал на веранде, вглядываясь в ночь. - Привет, толстяк. Он завопил и подпрыгнул на полметра вверх. Потом он медленно повернулся. - Слушай, приятель, - начал он. Я направил на него пистолет. - Я хочу услышать от тебя правду. Он проглотил слюну. - Ты и так все знаешь. - Сколько времени вы должны были держать меня здесь? - Пока Зейк не пришлет за тобой. - Сколько времени бы это заняло? - Не знаю. Он просто сказал какое-то время подержать тебя тут, и чтобы все было тихо. - Ладно. Как далеко отсюда до "Хливкого Шорька"? - Недалеко. Два километра, может, чуть больше. - В каком направлении? Он показал в направлении, прямо противоположном сортиру. - Иди вот по этой тропинке. Когда выйдешь на дорогу, поверни налево и иди примерно полкилометра до развилки. Там поверни направо. Эта дорога приведет тебя прямо в "Хливкий Шорек". - А сколько отсюда до дороги? - Примерно десять минут хорошим шагом. - И что, вы двое несли меня всю дорогу? Он покачал головой. - Нет, один из парней покрупнее перебросил тебя через плечо. Я шагнул к нему. - Ты уверен насчет того, куда мне идти? Он решительно закивал головой. - Сейчас я тебя не стану убивать, - сказал я спокойно. - Но если я обнаружу, что ты меня обманул, я вернусь. - Клянусь, что не обманывал! - Кстати, спасибо за воду, она была вполне ничего, а с твоей стороны это было вполне приличным поступком. От облегчения лицо его обмякло. - Да ладно, чего там. Джофф иногда бывает грубоват, он не... - толстяк посмотрел в направлении сортира с озабоченным выражением лица. - А что ты с ним сделал? - Он обедает. Скажи мне, это здоровенное лиловое существо у тебя за спиной опасно? Он рассмеялся, поворачиваясь, чтобы посмотреть. - Не беспокойся на этот счет. После травки и не такое... Я стукнул его рукояткой пистолета, и он упал врастяжку, прямо в грязь. Потом я снова заволок его в хижину. Когда я покончил с этим, голова у меня гудела так отчаянно, что я подумал, уж не идет ли из нее кровь. Но кровь не шла. Вот чаю бы действительно неплохо. Мне хотелось начать уносить отсюда ноги как можно скорее, но все же мне надо было немного прийти в себя. Я налил кипящую воду из ржавой кастрюльки в чайник и закрыл крышку. Тропинка через лес в ночи на незнакомой планете может оказаться очень и очень опасной, если не сказать, что браться за такое в моем теперешнем состоянии - форменная глупость, но мне надо было как можно скорее попасть в "Хливкий Шорек". Я очень беспокоился за Дарлу и остальных. Конечно, трудно было поверить, что Мур мог безнаказанно похитить и задержать где-либо у себя шестерых взрослых людей и инопланетянку, но надо было считаться с тем, что он мог владеть хоть всей планетой, и потому действовать безнаказанно. Нет, я прекрасно понимал, чья незримая рука тут сработала. Прендергаст. Хозяин и капитан "Лапуты" представлял из себя такую силу, что с ней приходилось считаться во внешних мирах. Корабль, должно быть, каким-то образом прихромал в порт. Посыльные в быстрых, хороших автомобилях были немедленно разосланы с моим описанием и указанием перехватить меня и конфисковать ту "карту", которая у меня была. Мур, наверное, захватил Винни. Бедняга, должно быть, она напугана до смерти. И им обязательно нужна Дарла как переводчик. Может быть, для пущей безопасности, они захватят и остальных. Связать толстяка оказалось трудным делом, поскольку поблизости не было никаких веревок. Это было странно для хижины дровосека, чтобы в ней не оказалось веревок. Видимо, толстяк не зарабатывал себе на жизнь. Мне пришлось разодрать простыни на полоски тупым кухонным ножом. Я связал его, как только мог - он все еще был совершенно без сознания, и похоже было, что он так и останется. Я подтащил его к койке и взвалил на нее. То, что оказалось в чайнике, чаем явно не было, я такой травы не знал, и неизвестно, почему я ждал увидеть там именно чай, но травка оказалась первосортной. Я выпил чашку, потом палил себе еще и выпил полчашки. Потом я обыскал всю хижину в поисках ключа от Сэма, хотя на самом деле совершенно не ждал, что найду его. Быстрый обыск карманов толстяка ничего мне не дал. Неужели ключ был у Джоффа? Я даже не подумал спросить его об этом. Потом из алкогольного тумана выплыло воспоминание, как Дарла предупреждала меня взять с собой ключ, когда я оправлялся в свои церемониальный поход. Я сказал ей, чтобы она оставила ключ у себя, чтоб я не потерял его, пока буду бегать по кустам, как заяц. Кроме того, я был пьянее скунса-вонючки. Но если Дарла теперь была во власти Мура... Ладно, поживем - увидим. Пора убираться отсюда к черту. Я покончил с чаем, заткнул пистолет за пояс, взял фонарик и пошел прочь. Эти леса были такими дикими и странными. Теперь я вполне понял, что хотела сказать Лори, когда она говорила про "дикие ощущения". Пока я шагал по лесу, воспоминание о том, что я увидел сразу перед тем, как меня огрели по башке, становилось все отчетливее, хотя мне по-прежнему было трудно отличить эту реальность от видений, которые являлись мне, пока я приходил в себя на койке в хижине. Мне все-таки не хотелось думать над тем, что мне встретилось в лесу. Лучше сосредоточиться на том, куда я иду. Тропинка начиналась именно там, где говорил толстяк. Я шел прямо несколько метров, потом петлял по подлеску и шел при этом почти все время под гору. Вокруг огромные древесные стволы стояли, словно колонны в огромном и темном храме. У меня было смутное чувство, словно за деревьями кто-то прячется и наблюдает за мной. Я беспокоился насчет фонарика. Мур и банда его сообщников вполне могут как раз сейчас идти мне навстречу по той же тропинке. Свет, который появится на тропинке и сразу же пропадет, наверняка выдаст человека, которому сейчас не хочется общаться с себе подобными. Они запросто догадаются, что это я и есть. Нет, мне придется идти в полной темноте. Я остановился. Почему бы не испытать свои глаза прямо сейчас? Я выключил фонарик. Лунный свет. Мне было вполне хорошо видно. Я прошел несколько шагов. Дальше на тропинке разрыв в тесных кронах давал возможность кусочку луны светить прямо на тропинку. Я стоял и смотрел на луну. Она была такой яркой, что глазам было больно. Вокруг меня призрачно светилась чужеродно окрашенная листва. Из темноты за деревьями раздавались странные свистящие и щебечущие звуки, резкие щелчки, жужжание. Чем больше я так стоял, тем больше звуков до меня доносилось, они слышались все дальше и дальше. Все и вся, казалось, пульсировало жизнью. Ужасающий вопль справа потряс меня. В нем слышалось нечто очень человеческое. Жалобные плачи начались в противоположном направлении. Они раздавались довольно далеко и звучали уже не столь по-человечески. Мне это не понравилось, не в восторге я был и от приглушенного свинячьего хрюканья, которое слышалось позади. Я пошел вперед, говоря себе, что свет только привлек бы те существа, которые тут обитают. Я сам себе не верил, но все равно продолжал идти в полумраке. Я такой. Иногда я могу быть таким невероятно упрямым дураком. Физически мне стало получше. Я уже не был так стопроцентно уверен, что помру непременно. Мучительная головная боль, но все же знакомых, человеческих масштабов, прочно обосновалась в моей башке, а тошнота была средних размеров, только иногда превращаясь в средне-ужасную. Но мне с каждым шагом становилось все лучше. Ничто не помогает в таких случаях столь же хорошо, как прогулка быстрым шагом на свежем воздухе. Воздух был очень приятным, освежающим, но не морозным. Запахи были весьма разнообразны, словно множество духов, но они не отупляли, а взбадривали. Мягкий, молочный лунный свет падал сквозь ветки вниз. Ветра не было. Тропинка была плотно прибитая и протоптанная, она пружинила под ногами, словно мох. Все окружение было больше похоже на парк, чем на дикий лес. Я наполовину ожидал увидеть по дороге раскрашенные скамеечки и урны для мусора. Тропинка резко свернула направо, потом потихоньку стала взбираться в гору. Я шел дальше и дальше, ускоряя шаг, пытаясь не подпрыгивать при каждом чириканье и шорохе, которые звучали в кустах, когда я проходил. Черт побери, это был весьма оживленный лес. Главным образом, конечно, насекомые. Просто насекомые, сказал я, нервно улыбаясь. Ох уж эти запахи... духи ночи. Они меня опьяняли, и трудно было сказать, успокаивали они меня или, наоборот, усиливали мои страхи. Может быть, они даже их порождали. Обычно я не боюсь темноты, и, уважая странности чужих планет, все-таки никогда не боялся ходить один ночью. Я много раз проделывал это раньше. Но тут, на планете Высокое Дерево, было что-то такое, что заставляло вспоминать самые первобытные, примитивные страхи... те страхи, которые слабыми угольками тлеют в подсознании человека. Это был архетип заколдованного леса. Страшный, да, но еще и волшебный, весь кишащий тайнами и секретами. Черт возьми, развилка. Толстяк говорил о развилке, но он упоминал развилку на главной дороге, правильно? Тропинки расходились передо мной во тьме, и я на миг остановился, пытаясь понять, какая из двух была подвержена большему вытаптыванию. Та, которая вела налево, вроде была пошире и проторенная. Я быстро осветил ее фонариком. Ладно, попробуем влево. Подлесок стал редеть, под ним оказались лужи воды и серебристого сияния луны, цветы с бледными лепестками словно купались в этом освещении. Направо от меня в небольшом подъеме серо-голубые скалы шли параллельно тропинке, показывая своими очертаниями то, что некогда могло быть руслом высохшей реки. Мне показалось, что я слышу поблизости запах воды. Конечно, тропинка спускалась к тихому узкому ручейку, который я перепрыгнул в два прыжка, используя в качестве опоры для второго плоский камень как раз посередине потока. Тропинка начала медленно подниматься в гору. Я все еще слышал сзади странное похрюкивание. Оно начинало помаленьку действовать мне на нервы, потому что тот, кто похрюкивал, тоже шел по тропинке. Но пока что непохоже было, чтобы это существо меня нагоняло. - Bleu. Я остановился. Что-то или кто-то там, в кустах, четко сказало по-французски "голубой". Заметьте, не красный, не серый, не обычно по-английски - "голубой", а именно вот так, "bleu", с замечательно правильной носовой интонацией. - Bleu, - раздался другой голос. Он уже высказался вполне определенно, утверждая хорошо известный факт. - Bleu, - подтвердил еще один голос с другой стороны. - Ну хорошо, голубой, голубой, - сказал я. - И что такого? На миг - полное молчание. Потом: - Bleu! Я снова начал идти, вглядываясь в темноту. Я не мог никого там разглядеть. - Bleu? - теперь это прозвучало как вопрос. - А черт его знает, - ответил я. - Bleu, - подтвердил еще один голос. Я шел посреди этого лаконичного диалога еще две или три минуты, а вокруг меня на разные лады голоса твердили "голубой" да "голубой" по-французски. Никто не приходил в экстаз от этих переговоров, только время от времени слышалось восклицание: "Bleu". Что там такое говорил толстяк? Десять минут быстрым шагом? Я был уверен, что уж десять минут я наверняка иду. Я редко надеваю часы, и теперь я об этом пожалел. Настал момент, когда мне, наверное, надо было бы вернуться и пойти по другой тропинке от развилки. Ну ладно, пройду еще чуть-чуть. Кроме того, это хрюканье и соленье раздавалось теперь немного поближе. Я был в этом уверен. А может быть, меня просто напугали? Очень легко напугать человека, если непрестанно говорить ему из темноты "голубой" по-французски. Со звуками я еще мог примириться. Мне было все равно до тех пор, пока говорящий так и оставался анонимным голосом. Сейчас мне было не до того, чтобы заводить новые знакомства. Я остановился. Мне показалось, что я услышал плеск. - Гр-р-рип! Это прозвучало так близко, что я подпрыгнул. Я попятился на тропинке, потом повернулся и помчался поросячьей, трусцой. Сопенье и хрюканье стало громче и явно приблизилось, теперь оно стало угрожающим. Тот, кто производил такие звуки, теперь еще запыхался, что-то бормотал и, вполне вероятно, пускал слюну от предвкушения чего-то вкусненького. Я побежал, а мне вслед поднялся целый хор, который вопил "гр-р-рип!" в подлеске. Тропинка все еще поднималась в гору, потом стала выравниваться. Вскоре я миновал ту территорию, на которой кричали "грип!" и вступил в полосу, где вопили другие голоса. Буль-буль, чирик, чита-чита, твит-твит, выбирай на вкус. Лес просто кипел сплетнями. "Он бежит! Хватайте его!" - казалось, говорили они. Издалека раздавались безумные военные кличи и жалобные вопли. Слухами полнился лес. Та тварь, что бежала за мной, теперь наверняка уткнулась рылом в мой запах. Нервное хлопанье кожистых крыльев в ветвях совпало с паническим криком где-то в небе. Передо мной на тропинке лежал какой-то круглый силуэт. Он жалобно заболботали рванул удирать в темноту. Я слышал, как копытца колотили по мху справа от меня, а ветки ломались на пути какого-то перепуганного животного. Что ж, в компании и удирать не страшно. То, что мчалось за мной, было явно крупного размера, а по топоту казалось, что оно бежит за мной на двух ногах. Теперь оно действительно бежало за мной, что-то маниакально бормоча. Тропинка изогнулась диким зигзагом, потом выровнялась, потом резко повернула влево, пошла по склону крутого холма. Я пыхтел, взбираясь по ней, потом свернул в закоулок, прислушиваясь к звукам топочущих ног за своей спиной, чуть ниже тропинки. Эта тварь была крупных размеров, она словно пожирала расстояния, они были ей нипочем. Холм даже не замедлил ее топота. Я помчался дальше и выше по тропке. Звуки, которые издавала эта зверюга, могли присниться только в кошмарах, потому что они звучали очень по-человечески. Во всем этом была какая-то нотка безумного изголодавшегося злорадства, словно тварь наслаждалась погоней. Еще несколько поворотов - я добрался до вершины холма. Тропинка продолжала идти по краю обрыва, потом уходила дальше в глубь деревьев. Я решил остановиться и передохнуть. Я понял, что перегнать эту тварь мне не под силу, а бег в гору и так вымотал меня. Сойти с тропинки показалось мне хорошей мыслью. Если эта зверюга была действительно крупная, между деревьями ей труднее будет меня преследовать. Так я надеялся. Тропинка сворачивала вправо и шла по узкому гребню холма. Подлесок обильно рос по склонам этого холма. Что-то большое лежало на тропинке впереди - упавшее дерево. Я вытащил пистолет, осмотрел его и прицелился на тропинку. Эта тварь приближалась. Она не замедлила ход, не поколебалась, она мчалась на всех парах, пуская слюни от удовольствия гонки. Лапы ее стучали по мягкому мху тропинки. Она рычала, хихикала, пыхтела и сопела. Она страшно шумела. Весь лес кругом визжал от нарастающего ужаса. Целые стаи насмерть перепуганных существ взлетали на шумных крыльях в ночь. Невидимые твари в сумраке лепетали, булькали и кричали по-французски "голубой!". Голоса в деревьях визжали и выли от негодования и страха. Тысячи крохотных существ мчались по подлеску. Зверь приближался ко мне все сильнее и сильнее. Дыхание его походило на взрывы пара. Я все еще не мог различить его. Плохо. Чтобы его застрелить, мне надо его увидеть. Я вскочил и помчался, как черт. Мне, честное слово, не хотелось его убивать. Никогда нельзя ничего сказать про совершенно неизвестное тебе существо. Может быть, оно лопает пули на завтрак, и твои выстрелы его только разозлят. Может быть, его жизненно важные органы находятся в ногах. Может, у него броня толщиной в десять сантиметров. Что ты станешь делать, если после твоего самого лучшего выстрела зловредная тварь только поведет плечами? Как правило, стрелять в инопланетную неизвестную тварь можно только в самом крайнем случае. Но мне и этого не хотелось делать. Если я сперва сунусь в кусты, у меня может не быть шанса на четкий прицельный выстрел. Я был уверен, что тварь будет за мной гнаться, будь там тесный подлесок или нет. Сердце мое колотилось о грудную клетку так сильно, что могло ее разломать. Слишком много сидят водители за рулем, чтобы быть в хорошей форме. Я мчался на чистом адреналине. Я не думаю, что мои легкие вообще были в состоянии работать. Впереди был свет, лунные лучи падали на тропинку. Я промчался по тенистой противоположной стороне. Я с трудом притормозил, но вернулся, присел и прицелился. Тварь замедлила бег. Она остановилась как раз на краю залитого светом участка. Она стояла там, задыхаясь и скалясь. Я же все еще никак не мог ее увидеть. Я прицелился в угадываемый мной центр всех этих страшных звуков и выпустил гула всю обойму пистолета. Бр-р-р-р-р-р-р-р-р-р! Четыре секунды на то, чтобы выпустить туда весь запас своих сверхплотных металлических пулек. Мой лучший выстрел. Я отскочил с тропинки в подлесок рядом, размахивая руками, проложил себе путь меж широколистных колючих кустов, споткнулся, прорвался через другую сторону, скатился по крутому склону. Колючие усики растений вцеплялись в мою куртку, ветки хлестали по лицу, скалы царапали мне ребра. Я катился и катился, пока наконец не встал на ноги, давая инерции падения пронести меня подальше. Я скатился на ровную тропинку, поскользнулся, упал и заполз за дерево. Прислушался. Все, что я мог слышать - это рев и гудение собственной крови в ушах. Тишина. Неожиданно все живые существа в лесу заткнулись. Тишина продолжалась несколько минут, хотя, наверное, даже меньше. В какой-то момент я решил, что можно начать снова дышать. Я захлебывался воздухом, судорожно разевал