- Беннет? - спросил человек. Она утвердительно подпрыгнула. Смущение не проходило. Прозвучавшее имя вызвало слезы, но их быстро смыло дождем. А еще она испытывала отчаяние - потому что умер Беннет, а не кто-нибудь другой. - Я Эмилио Константин, - произнес человек, и сразу ее смущение исчезло без следа. - Спасибо, что помнишь Беннета Джасинта. Он бы сам тебя поблагодарил. - Константин-человек. - Ее поведение разительно переменилось. Она дотронулась до него - самого высокого из высоких. - Любить Беннет-человек. Все любить Беннет-человек. Говорить он друг. Все низовики горевать. Он положил ладонь ей на плечо, этот высокий Константин-человек, а она повернулась, обняла его, прижалась головой к его груди и торжественно обхватила руками влажную, ужасно пахнущую желтую одежду. - Добрый Беннет делать Лукас безумный. Хороший друг низовики. Слишком плохо его нет. Слишком, слишком плохо, Константин-человек. - Я слышал, - сказал он. - Я слышал о том, что здесь произошло. - Константин-человек хороший друг. - Она подняла лицо, повинуясь его прикосновению, устремила взгляд в странную маску, наводившую на нее жуть. - Любить хороший человеки. Низовики хорошо работать, хорошо работать Константин. Давать ты дары. Нет уходить больше. Константин понимал, что она имеет в виду. Хиза на своей шкуре узнали, каково живется под Лукасами. На базе низовики говорили между собой, что для Константинов надо постараться, что Константины всегда были хорошими людьми и дарили больше, чем низовики могли дать взамен. - Какое у тебя имя? - спросил он, погладив ее по щеке. - Как нам тебя называть? Она вдруг ухмыльнулась, согретая его теплом, и погладила свой гладкий мех, которым гордилась, хоть сейчас он и пропитался влагой. - Человеки звать я Атласка. - Она засмеялась, потому что на самом деле ее звали иначе, а это имя ей дал Беннет - за предмет ее гордости, яркий клочок красной материи, который она заносила до дыр, но которым дорожила не меньше, чем всеми дарами-духами. - Ты вернешься к нам? - спросил он, имея в виду лагерь людей. - Я бы хотел с тобой поговорить. Это сулило его расположение, и она едва не поддалась соблазну, но, вспомнив о долге, отстранилась и сложила руки на груди, удрученная потерей Джасинта. - Я сидеть, - сказала она. - С Беннетом? - Делать так, он-дух глядеть небо. - Она указала на дух-палку и произнесла то, о чем хиза никогда не говорили с людьми: - Глядеть он-дом. - Приходи завтра, - предложил Константин. - Мне надо потолковать с хиза. Запрокинув голову, она посмотрела на него в изумлении. Не многие люди называли туземцев этим именем. - Привести другие? - Всех старейшин, если они согласятся... На Верхней нужны хиза - хорошие руки, хорошая работа. Нам надо торговать с Нижней, нам надо место для людей. Она протянула руку к холмам и равнине, простиравшейся в бесконечность. - Там место. - Я хочу, чтобы это сказали Старые. Она рассмеялась. - Ты говорить духи-вещи. Я-Атласка, я они давать, Константин-человек. Я давать, ты брать, все торговать, много хорошие вещи, все хорошо. - Приходи завтра, - повторил он и отошел. Непривычно высокая фигура под косым дождем... Атласка - Там-Утса-Питан сидела на корточках, позволяя дождю хлестать по ее сгорбленной спине, и глядела на могилу, на которой пузырились лужицы. Она ждала. Наконец пришли остальные, не успевшие привыкнуть к людям. Среди них был Далют-Хоз-Ми, не разделявший ее восхищения людьми, но тоже любивший Беннета. Люди бывают разные - это хиза усвоили хорошо. Атласка прижалась к Далют-Хоз-Ми - Солнце-Сияет-Сквозь-Облака, - и он, глубоко тронутый этим жестом, принялся раскладывать перед ней на циновке дары... Так полагалось делать весной - сейчас была зима. - На Верхней нужны хиза, - сказала Атласка. - Я хочу увидеть Верхнюю. Хочу... Она давно мечтала об этом, с тех пор как услышала от Беннета о существовании Верхней. Из того мира пришли Константины (и Лукасы, но о них хиза старалась не думать, представляя Верхнюю такой же яркой, наполненной дарами и другими хорошими вещами, как все корабли, прилетавшие с нее). Беннет описывал им "просторное металлическое место, протянувшее руки к Солнцу, пьющее его силу". Из этого места быстрее, чем ходят великаны, быстрее, чем хиза способны вообразить, прилетают корабли. Все вещи плывут оттуда и туда... А теперь Беннета не стало, зато благодаря ему в жизни Атласки появилось Время под Солнцем. - Зачем ты мне это говоришь? - спросил Далют-Хоз-Ми. - Моя весна будет там, на Верхней. Он прижался плотнее, обнял ее рукой. Она ощущала его тепло. - Я с тобой, - сказал он. Это было жестоко, но она страстно мечтала о первом путешествии, а он страстно мечтал о ней. Седая зима истаивала, они уже думали о весне, о теплых ветрах и разрывах в покрове облаков. И Беннет в холодной могиле рассмеялся, наверное, своим странным человеческим смехом и пожелал им счастья. Хиза всегда путешествовали по весне. 2. ПЕЛЛ: ПЯТЫЙ ЯРУС СИНЕЙ СЕКЦИИ: 28.5.52 Обед снова остыл, все опоздали, измученные перипетиями минувшего дня. Новые беженцы, еще больше неразберихи... Поймав себя на угрюмом молчании, Дэймон оторвал глаза от тарелки. Элен тоже безмолвствовала. Это его встревожило, и он протянул руку над столом, чтобы положить ее на кисть Элен, неподвижно лежавшую около тарелки. Кисть повернулась ладонью вверх и приподнялась, чтобы переплестись с его пальцами. Элен выглядела уставшей не меньше мужа. Она слишком много работала, и не только сегодня. Труд - своего рода лекарство от тоски: позволяет забыться. Она ни разу не завела речи об "Эстели", она вообще мало говорила. "Может быть, - предположил Дэймон, - у нее столько забот, что не до разговоров?" - Сегодня я видел Толли, - хрипло произнес он, пытаясь нарушить молчание, пытаясь отвлечь жену, сколь бы ни была мрачна затронутая тема. - Он выглядит... спокойным. Никакой боли. Абсолютно никакой. Ее пальцы сжались. - Значит, ты поступил правильно. - Не знаю. И вряд ли узнаю когда-нибудь. Он сам просил. - Он сам просил, - словно эхо, повторила она. - Ты изо всех сил старался не допустить ошибки. Больше от тебя ничего не зависит. - Я люблю тебя. Губы Элен задрожали, и она слегка улыбнулась. - Элен. Она убрала руку. - Как ты думаешь, Пелл останется нашим? - Ты боишься? - спросил он. - Боюсь, что ты в это не веришь. - Почему ты так думаешь? - На то есть причины, но вряд ли ты захочешь их обсуждать. - Не надо говорить загадками, я никогда не был в них силен. - Я хочу ребенка. Мой испытательный срок закончился. Надеюсь, ты не передумал? У него запылали щеки. Он боролся с соблазном солгать. - Я-то нет, но, по-моему, говорить об этом еще рановато. Она скорбно сжала губы. - Я не знаю, что ты задумала, - произнес он. - Не знаю. Если Элен Квин хочет стать матерью, то никаких проблем. Тут все в порядке. В полном. Но я надеюсь, здесь нет никакой подоплеки... - Не понимаю, о чем ты говоришь. - Ты очень долго раздумывала. Я все время наблюдаю за тобой, но ты же ничего не говоришь прямо. Чего ты хочешь? Что, я должен сделать тебя беременной и отпустить на все четыре стороны? Боже, что это я несу! - Я не хочу воевать. Не хочу. Я сказала тебе, чего хочу. - Но почему сейчас? Она пожала плечами. - Не могу больше ждать. - Она нахмурилась, а Дэймон впервые за последнее время увидел глаза настоящей Элен - нежной, женственной. - Ты за меня боишься, - сказала она. - Я вижу. - Порой мне кажется, я просто ничего в тебе не понимаю. - На корабле... это мое дело - рожать ребенка или нет. В чем-то члены корабельной семьи бывают близки, в чем-то расходятся. Но у тебя своя семья... Я это понимаю. И я не против. - Это и твой дом. Она ответила самой мимолетной из своих улыбок. - Так что ты на это скажешь? Станционная служба планирования распространяла предупреждения, которые можно было расценить и как советы, и как настоятельные просьбы. И дело было не только в "К". Шла война, враг подступал, и правила в первую очередь относились к Константинам. Он кивнул. Казалось, исчезла тень. Призрак "Эстели" покинул тесную квартирку на пятом ярусе синей, полученную ими по жребию. Здесь все было вверх дном, сюда не поместилась вся их мебель, но эта квартира сразу стала им домом. Гостиная с платяными шкафами, набитыми тарелками, и коридор, на ночь превращавшийся в спальню, где угол был заставлен коробками с плетеными изделиями низовиков; и еще бог знает сколько вещей было втиснуто во встроенные шкафы в коридоре яруса... Поздней ночью они лежали на кровати, которая днем служила сиденьем, и Элен говорила в объятьях мужа, говорила впервые за последние недели. Как бы ни были они близки, Элен никогда не делилась с Дэймоном воспоминаниями, но сейчас они неслись потоком. Дэймон гадал, что она оставила на "Эстели", которую по сей день называла своим кораблем. Братство. Родство. Мораль торговцев общеизвестна, но он не мог представить Элен среди родичей, таких же, как те буяны, что высаживаются на станциях с целью кутнуть и переспать с любым, кто пожелает. - Пойми, - сказала она, щекоча дыханием его плечо, - такова наша жизнь. А что нам остается делать? Спать с близкими родственниками? - Ты иная, - упорствовал он, вспоминая, какой увидел ее впервые. Она пришла в офис юрслужбы по делам родственников... Всегда казалась гораздо более сдержанной, чем все остальные купцы. Разговор, затем вторая встреча... отлет и возвращение на Пелл. Никогда она не совершала вместе со всеми набегов на бары, не бывала в постоянных местах их сборищ. В тот раз она пришла к нему, Дэймону, и провела с ним все дни стоянки. Их женщины редко выходят замуж. Элен вышла. - Нет, - возразила она. - Это ты был другим. - Тебе все равно, от кого будет ребенок? - эта мысль не давала ему покоя. О некоторых вещах он никогда не спрашивал жену, считая, что и так знает, а сама она ни разу не заводила о них речи. Теперь он запоздало пытался их переосмыслить даже если это будет больно. Элен - это Элен. И он верил ей. - А где еще нам брать детей? - спросила она, вызвав у него отчетливое, но непривычное чувство. - Мы их любим. Или тебе это кажется невозможным? Они принадлежат всему кораблю. Только теперь никого не осталось... - Впервые она заговорила об этом, наверное, напряжение отпускало ее. - Никого из них больше нет. - Она вздохнула. - Ты называешь Элта Квина своим отцом, а Таю Джеймс - матерью. Чья же ты дочь? - Его. С ее ведома. - Чуть позже она добавила: - Ради него она покинула станцию. Мало кто так поступает. Вот Элен никогда не просила об этом Дэймона - ему это впервые пришло в голову. Предложить Константину расстаться с Пеллом? "Ты был бы способен на это?" - спросил он себя и испытал неприятное, гнетущее чувство. - "Должен был!" - твердо сказал он в уме, а вслух: - Должно быть, это нелегко. И для тебя было так же трудно. Она кивнула, шевельнувшись в его объятьях. - Элен, ты жалеешь? Легкое отрицательное покачивание головы. - Теперь уже поздно об этом говорить, - произнес он. - Жаль, что мы не могли сделать этого раньше. Очень многого мы попросту не знали. - Тебя это тревожит? Он прижал ее к себе, поцеловал сквозь вуаль волос, сдул их, собирался сказать "нет", но просто промолчал. Потом проговорил: - Ты видела Пелл. Ты знаешь, что ни разу нога моя не ступала на корабль крупнее челнока? Что я никогда не улетал с этой станции? Я просто не представляю, под каким углом смотреть на некоторые вещи. Понимаешь? - Я тоже не знаю, можно ли просить тебя о некоторых вещах. - О чем? - Ну, например, о чем мы только что говорили. - Не знаю, как тебе ответить. Смог бы я бросить Пелл? Я люблю тебя, но не знаю... Мы с тобой так недолго прожили вместе, и меня тревожит, нет ли во мне чего-то, о чем я до сих пор не подозревал. Пока я строю воздушные замки, надеясь дать тебе счастье на Пелле... - Проще мне провести здесь какое-то время, чем выкорчевать с Пелла Константина. Стоянка - дело необременительное, и они нам не в диковинку. Вот только потеря "Эстели" никак не входила в мои планы, а то, что сейчас здесь творится, не входило в твои. Ты мне ответил. - Как? - Сказав о том, что тебя тревожит. Его напугали слова: "они нам не в диковинку", но Элен все еще говорила, прижимаясь к нему, говорила не о пустяках, а о глубоких чувствах, о детстве торговца, о первой высадке на станцию. Ей было тогда двенадцать, и она испугалась грубых и высокомерных станционеров, считавших любого купца своей законной добычей. Поведала о том, как несколько лет назад на Маринере погиб от резидентского ножа ее родственник, даже не узнав, что стал жертвой ревности. И еще Дэймон услышал нечто невероятное: утрата корабля уязвила гордость его жены. Гордость. Эта мысль поразила его, и какое-то время он лежал в раздумьях, озирая темный потолок. Поругано имя... Имя - собственность торговца, такая же, как корабль. Кто-то унизил Элен Квин, причем анонимно, и теперь у нее нет даже врага, чтобы отомстить ему и вернуть свою честь. Секунду он размышлял о Мэллори, о жестокости и самонадеянности элитной породы внеземельцев, о привилегиях аристократов. Мир в себе; закон улья; все общее и ничего своего; корабль принадлежит экипажу, а экипаж - кораблю. Купцы, способные плюнуть в глаза управляющему доком, отступали, бормоча угрозы, когда им приказывали Мэллори или Квины. Несомненно, потеря "Эстели" принесла Элен горе... но не только. Еще - стыд: за то, что не разделила судьбу корабля, и за то, что в доках Пелла ей приходится пользоваться репутацией семьи Квин. И теперь за душой у нее не осталось ничего, кроме этой репутации. Мертвое имя, мертвый фрахтер. Наверное, тяжелее всего ей вынести сочувствие других купцов. Она просила мужа только об одном, а он уклонился от ответа. - Наш первенец, - произнес он, поворачивая к ней голову на подушке, - будет Квином. Слышишь, Элен? Константинов на Пелле достаточно. Отец может расстроиться, но он поймет, мама тоже. Мне кажется, так надо. Элен еще ни разу не плакала в его присутствии, но сейчас не смогла удержаться от слез. Она обвила его руками и не шевелилась до самого утра.  * ЧАСТЬ ДЕСЯТАЯ. СТАНЦИЯ ВИКИНГ: 5.6.52 *  Викинг висел перед глазами Эйриса, сияя в лучах гневной звезды. Шахты, обогатительные фабрики, металлодобывающие заводы. Происходило что-то непредвиденное: по мостику фрахтера носился тревожный шепот. Кругом - хмурые лица, озабоченные взгляды. Эйрис посмотрел на трех своих спутников - тоже взволнованные, они переминались с ноги на ногу, стараясь держаться в стороне от мечущихся торговцев. Из обрывков фраз экипажа Эйрис уже успел заключить, что к ним приближается корабль. Вскоре он - огромный, ощетиненный - появился на экранах. Вблизи от станции корабль не имел права идти с такой скоростью. - Он у нас на пути, - произнес посланник Эйрис. Корабль на экранах все увеличивался, и капитан купца, покинув свое кресло, направился к пассажирам. - Плохие новости, - сказал он. - Нас конвоируют. Я не знаю, что это за корабль, но одно могу сказать наверняка: он военный. Честно говоря, я не думаю, что мы в космосе Компании. - Хотите прыгнуть? - спросил Эйрис. - Нет. Даже если прикажете, мы не подчинимся. Здесь - Глубокий Космос, в нем бывают сюрпризы. Тут что-то происходит, и мы влипли. Я даю постоянный сигнал "не стреляй". Пойдем мирно. Если повезет, нас отпустят подобру-поздорову. - Вы полагаете, это Уния? - В Глубоком только мы и они, сэр. - И что будет? - Сложный вопрос, сэр. Но вы знали, на что идете, а я не давал никаких гарантий. Так что не обессудьте. Марш хотел было возмутиться, но Эйрис предостерегающе поднял руку. - Оставьте. Я предлагаю выпить чего-нибудь в кают-компании и подождать. Там и поговорим. Вид оружия действовал на нервы. Шагая по доку, точно такому же, как на Пелле, в сопровождении вооруженных юношей и девушек, и поднимаясь в лифте, заполненном юными революционерами, он боролся с одышкой и тревожился за своих спутников, оставшихся под стражей возле причала. Все солдаты выглядели близнецами; в сплошном зеленом море форменных комбинезонов терялись немногочисленные штатские костюмы. Куда ни глянь - оружие. Резидентов здесь было мало, хотя к докам Викинга приткнулось носами немало фрахтеров. С купцами обходились довольно мягко (солдаты, поднявшиеся к Эйрису на борт, держались с холодной вежливостью), но посланник готов был держать пари, что никому из них не дадут уйти. Никому. Лифт остановился на одном из верхних ярусов. - Выходите, - скомандовал капитан, качнув стволом влево. Офицеру нельзя было дать больше восемнадцати, как и всем остальным коротко подстриженным мужчинам и женщинам в военной форме, которые окружали Эйриса. Их было куда больше, чем требовалось для конвоирования человека его возраста и физических данных. Прямо по коридору между кабинетами выстроилось такое же воинство, все дула застыли в одинаковом положении. Всем - восемнадцать или около того, все - коротко подстрижены, все... симпатичны. Именно это свойство - внешняя привлекательность - первым бросилось в глаза Эйрису. Поразительная свежесть кожи у всех без исключения, как будто больше не существовало разницы между красотой и обыденностью. Шрам или еще какой-нибудь изъян на одном из этих ликов выглядел бы по меньшей мере странно. Юноши и девушки не отличались друг от друга телосложением, разве что чертами лица и цветом кожи. Как манекены. Он вспомнил десантников с "Норвегии" и их седовласую командиршу. Вспомнил их расхристанный вид и развязные манеры - как будто о дисциплине эта публика и слыхом не слыхивала. Грязь, шрамы... морщины. Здесь Эйрис не видел ничего подобного. Ни следа. Он содрогнулся в душе, по телу пробежал родившийся в желудке холодок. Миновав вместе с манекенами кабинеты, он вошел в комнату и остановился перед столом, вдоль которого сидели мужчины и женщины иного, нежели конвоиры, склада. С исступленным облегчением увидел он седину, полноту и другие физические недостатки. - Господин Эйрис, - представил его манекен с винтовкой в руках. - Посланник Компании. Конвоир приблизился к столу, чтобы положить перед центральной фигурой - седой рыхлой женщиной - изъятые у Эйриса документы. Она просмотрела их и, слегка нахмурясь, подняла голову. - Господин Эйрис... Инес Андилина, - сказала она. - Неприятный сюрприз, не правда ли? Но такое на войне случается. Ваш корабль реквизирован. Не хотите ли выразить протест от имени Компании? Пожалуйста, не стесняйтесь. - Нет, гражданка Андилина. Действительно, это явилось для меня сюрпризом, но не столь уж неприятным. Я прибыл сюда с целью увидеть, что удастся, и увидел достаточно. - И что же вы увидели, гражданин Эйрис? - Гражданка Андилина, - он сделал ровно столько шагов вперед, сколько позволили встревоженные глаза и резкое, дружное движение оружия. - Я - второй секретарь Совета безопасности Земли. Мои спутники - из высших кругов Компании. Инспекционная поездка показала нам вопиющую безответственность во Флоте Компании, ужасающий разгул милитаризма. Мы крайне недовольны увиденным. Мы отказываемся от услуг Мациана. Мы не стремимся удерживать поселения, предпочитающие иную форму власти. Напротив, мы искренне желаем прекратить обременительный конфликт и свернуть убыточное предприятие. Нам хорошо известно о вашем влиянии на эти территории, и мы не хотим идти наперекор воле жителей Внеземелья. Ну, посудите сами, какая нам от этого выгода? Нет, мы вовсе не считаем встречу с вами невезеньем. Если уж на то пошло, мы разыскивали вас. Люди за столом заерзали, на их лицах отразилось недоумение. - Мы готовы, - во весь голос произнес Эйрис, - официально уступить все спорные территории. Мы со всей откровенностью заявляем, что не намерены расширять свои границы. Совет директоров Компании проголосовал за упразднение структур управления дальними колониями. Отныне единственная наша цель - это организованный выход из войны и установление границы, которая даст обеим сторонам относительную свободу действий. Опустились головы. Сидящие зашептались, даже манекены в углах выглядели озадаченными. - Мы - местная власть, - сказала наконец Андилина. - У вас есть возможность отправить ваши предложения более высоким инстанциям. Скажите, вы способны обуздать мациановцев и гарантировать нашу безопасность? Эйрис перевел дух. - Флот Мациана? Нет, если все его капитаны слеплены из одного теста. - Вы прилетели с Пелла? - Да. - И не скрываете, что общались с капитанами Мациана, не так ли? Эйрис поморгал - он не привык к мысли о том, что новости способны молниеносно преодолевать столь огромные расстояния. Впрочем, он тут же сообразил: торговцам известно не меньше, чем ему, и утаивать правду о визите на Пелл не просто бессмысленно - опасно. - Я общался, - признал он, - с Мэллори, капитаном "Норвегии". Андилина кивнула. - Сигни Мэллори, - хмыкнула она. - Можете считать, что вам сильно повезло. - Я так не считаю. Компания отказывается нести ответственность за самодеятельность Мэллори и иже с нею. - Вопиющая безответственность, разгул милитаризма, партизанщина... А Пелл, между прочим, славится своим порядком. Интересно, что там с вами произошло... - Я не собираюсь поставлять сведения вашей разведке. - Однако вы отрекаетесь от Мациана и Флота. Весьма радикальный шаг. - Но я не отрекаюсь от Пелла. Это наша территория. - Значит, вы не готовы уступить все спорные территории. - Разумеется, под "спорными" территориями мы подразумеваем те, что начинаются с Передовой. - И каковы же ваши условия, гражданин Эйрис? - Упорядоченная передача власти. Подписание определенных соглашений, гарантирующих соблюдение наших интересов. Андилина рассмеялась, ее лицо просветлело. - Вы идете на переговоры! Бросаете свои войска на произвол судьбы и идете на переговоры! - Это разумное решение наших общих затруднений. Последний заслуживающий доверия рапорт из Внеземелья мы получили десять лет назад. Из-под контроля Компании Флот вышел гораздо раньше. Он игнорировал приказы и вел войну на свой страх и риск, срывая торговлю, которая принесла бы выгоду и нам, и вам. Вот что привело нас сюда. В комнате повисла тишина. Наконец Андилина кивнула, отчего ее подбородок собрался в складки. - Господин Эйрис, мы завернем вас в вату и очень бережно отправим на Сытин, уповая на то, что земляне наконец-то взялись за ум. Последний вопрос. Я уже задавала его, но сейчас сформулирую иначе: Мэллори была на Пелле одна? - Я не могу вам ответить. - Значит, вы еще не отказались от Флота. - Я придержу ответ до переговоров. Андилина пожевала губами. - Вы боитесь выдать важные сведения. Все равно купцы от нас не скроют ничего. Если бы вы имели возможность удержать мациановцев, то, я полагаю, воспользовались бы ею. Надеюсь, для демонстрации серьезности ваших намерений вы сделаете это в ходе переговоров... во всяком случае, попробуете. - Повторяю, мы не в силах контролировать Мациана. - Вы знаете, что обречены на проигрыш, - сказала Андилина. - В сущности, вы уже проиграли... и пытаетесь продать нам нашу добычу. - В проигрыше мы или в выигрыше - неважно. Главное, мы не заинтересованы в продолжении войны. Кажется, изначально вы ставили целью добиться гарантированного невмешательства в ваши внутренние дела, сделать дальнее Внеземелье жизнеспособным с коммерческой точки зрения. Вне всяких сомнений, теперь вы жизнеспособны, у вас развитая промышленность, и с вами стоит торговать, хотя экономические отношения в Унии... несколько отличаются от прежних. Вы избавили нас от запутанных и уже ненужных связей с Внеземельем. Мы согласны установить совместный коммерческий маршрут и оборудовать станцию, которую безбоязненно и на общих основаниях будут посещать и наши, и ваши корабли. Нас не интересует происходящее на вашей стороне, обустраивайте Внеземелье как вам заблагорассудится. Мы направим для торговли несколько джамп-фрахтеров, а если сумеем найти управу на Конрада Мациана, то отзовем его корабли. Я с вами предельно откровенен. Интересы Земли и Унии лежат в совершенно разных плоскостях, и нет никакого смысла враждовать. Вас повсюду считают законным правительством внешних колоний. Я - парламентер, а если переговоры пройдут успешно, автоматически стану временным послом. Мы не считаем своим поражением тот факт, что большинство колонистов поддерживает вас; ваш контроль над этими территориями - достаточно весомый аргумент. Мы предлагаем официальное признание новой администрацией Земли вашей власти над Дальним Внеземельем... но эту ситуацию я разъясню позднее вашему центральному правительству... И мы готовы открыть торговлю. Все военные действия подконтрольных нам войск будут прекращены. К сожалению, мы не в состоянии остановить флот Мациана, но можем лишить его поддержки и одобрения. - Гражданин Эйрис, я - региональный администратор и далека от нашего центрального директората, однако не думаю, что директорат проявит медлительность в рассмотрении ваших предложений. Я сердечно приветствую вас, посол Эйрис. - Надо торопиться. Промедление уносит человеческие жизни. - Вы правы, надо торопиться. Вас проводят в безопасное жилище. Ваши спутники присоединятся к вам позже. - Это арест? - Совсем напротив. Станция только что захвачена, мы еще не успели провести надлежащие охранные мероприятия. Нам нужна уверенность, что злоумышленники не совершат покушения на вашу жизнь. Ватная упаковка, господин Эйрис. Мы не ограничиваем вашей свободы, но вас всегда будет сопровождать вооруженная охрана. И примите мой дружеский совет: отдыхайте. Как только ваш корабль будет досмотрен и разгружен, вас отправят дальше, и я не уверена, что это не случится посреди ночи. Вы согласны, сэр? - Согласен. Андилина подозвала молодого офицера и сказала ему несколько слов. Эйрис вежливо кивнул всем сидящим и вышел, спиной ощущая холодок. "Практицизм", - подумал он. Ему совершенно не понравилось увиденное: слишком похожие друг на друга стражники, холод в глазах у каждого. Ни о чем подобном Совет безопасности Земли не ведал, когда излагал свои планы и отдавал приказы. После демонтажа Тыловых Звезд между Пеллом и Солнечной не осталось промежуточных станций, и расширение зоны конфликта в направлении Земли было теперь маловероятно. Однако Мациану не удалось остановить натиск врага во Внеземелье... Он лишь усугубил ситуацию, довел вражду до опасного накала. Эйриса охватывал ужас при мысли о том, что Мациан способен восстановить Тыловые Звезды и укрепиться на них, открыв Унии исключительно заманчивую перспективу. Слишком долго на Земле правили изоляционисты... и вот пришлось принять горькое решение: сблизиться с этим монстром по имени Уния. Договоры, границы, таможни и тому подобное. Если Черта будет прорвана, беды не миновать... Унии и самой по силам вернуть к жизни покинутые земные станции - идеальные базы для флота завоевателей. На Солнечной заложена новая эскадра, а пока она строится, мациановцам предстоит играть роль пушечного мяса. Следующую шахматную партию будет вести Солнечная, а не эта деморализованная шайка, плюющая на приказы Компании... Самое главное - удержать Пелл, одну-единственную базу. Под конвоем Эйрис спустился на несколько ярусов и устроился в отведенной посланникам квартире с достаточным удобством, что сразу вернуло ему уверенность в себе. Усевшись, он напустил на себя безмятежный вид и стал ждать коллег - они, как уверяли охранники, должны были появиться с минуты на минуту. Наконец они появились - взволнованные донельзя. Эйрис настоял, чтобы охранники вышли, закрыл дверь и обвел глазами комнату, - безмолвный этот жест предупреждал об опасности откровенных разговоров. Коллеги - Тед Марш, Карл Бела и Рамона Диас - поняли и не проронили ни слова. Эйрис всей душой надеялся, что до этого они не успели распустить языки. Он не сомневался: кое-кто из его знакомых, а именно экипаж купца, попал в серьезный переплет. Считалось, что купцы могут пересекать Черту, почти ничем не рискуя. Иногда, правда, их вынуждали войти не в тот порт, куда они направлялись; бывало, их останавливал корабль Мациана, чтобы реквизировать часть груза или мобилизовать людей из экипажа. Но таков был удел торговцев, и они мирились с этим. А люди, доставившие агентов Компании на Викинг, будут сидеть в тюрьме, пока увиденное ими здесь и на Пелле униаты почтут за благо хранить в тайне. И Эйрис не в силах помочь им, он может лишь надеяться на их скорое освобождение. В ту ночь он спал плохо, и задолго до наступления главной смены, как и предупреждала Андилина, его подняли с постели. Посланникам Земли обещали путешествие в глубь Унии, на Сытин - центральную базу мятежного Внеземелья.  * ЧАСТЬ ОДИННАДЦАТАЯ. ПЕЛЛ: ТЮРЬМА: КРАСНАЯ СЕКЦИЯ: 27.6.52 *  Он пришел опять. Джош Толли увидел в окне лицо, появлявшееся там столь часто... Преодолев завесу мути, которая скрывала прошлое, Джош сообразил: он знает этого человека, тот принимал участие во всем, что выпало на его долю. На сей раз он поймал взгляд посетителя и, не сумев одолеть жгучего любопытства, поднялся с койки и на ватных ногах приковылял к окну. Он протянул руку навстречу молодому человеку... и застыл в нерешительности, ибо обычно люди сторонились его, он жил в белом чистилище, где вещи исчезали и появлялись, где ножи и вилки были тупыми, а блюда - безвкусными и где слова доносились издалека. Отринутый и одинокий, он плавал в этой белизне. "Выходите, - говорили ему врачи. - Выходите, как только вам этого захочется. Снаружи целый мир, он примет вас в любую минуту". Но здесь было покойно, как в материнской утробе. Когда-то его, смертельно усталого, не способного даже пошевелиться, положили на эту кровать. С тех пор он изрядно набрался сил. Ему даже захотелось встать и рассмотреть этого незнакомца. Возвращалась отвага. Он понял, что выздоравливает, и эта мысль прибавила ему смелости. Человек за окном шевельнулся, протянул руку, приложил ладонь к окну, как бы желая прикоснуться к руке Джоша. Онемевшие нервы вдруг проснулись, ожидая прикосновения, ошеломительного ощущения человеческого тепла. Да, за этим листом пластика существовала Вселенная - здравомыслящая, недоступная, отгородившаяся от него. Словно загипнотизированный, он смотрел в темные глаза и исхудалое молодое лицо человека в коричневом костюме, и гадал, не сам ли это он, Джош, каким был вне утробы. Но на Джоше было белое, и стоял он не перед зеркалом. А главное - лицо. Чужое. Свое он помнил, хоть и смутно. Помнил свой давний, мальчишеский образ, а вот взрослый - запамятовал напрочь. Не детскую руку протягивал он к окну, и не детская рука тянулась ему навстречу. Произошло очень многое, он не мог собрать все события воедино. Да и не хотел. Не забывался только страх. На лице за окном появилась улыбка - слабая, добрая. Джош ответил такой же и протянул другую руку, чтобы коснуться лица, но опять встретил холодный пластик. - Выходите, - прозвучало за стеной, и он вспомнил, что может выйти. Он колебался, а незнакомец настойчиво звал его - Джош видел, как шевелятся его губы, потом донеслись слова. Джош осторожно направился к двери, которая, как уверяли врачи, была всегда открыта. Она неожиданно распахнулась, и он оказался лицом к лицу со Вселенной - неуютной, негостеприимной, даже опасной. Человек у окна глядел на него, но если Джош шагнет к нему, то наткнется на безжизненный пластик. А если человек нахмурится, Джошу будет некуда спрятаться. - Джош Толли, - сказал молодой человек. - Я - Дэймон Константин. Вы меня помните хоть чуть-чуть? Константин. Звучное имя. Оно означало Пелл - и власть. Больше оно не сказало Джошу ни о чем, за исключением того, что раньше Константин был его врагом, а теперь - нет. Все стерто начисто. Все забыто. Джош Толли. Этот человек знал его. Ему тоже стоит... нет, он просто обязан вспомнить этого Дэймона... Не получалось. Джош огорчился. - Как вы себя чувствуете? Сложный вопрос. Джош попытался разобраться в своих ощущениях и не сумел. Нужно было сосредоточиться, а мысли разбегались. - Хотите чего-нибудь? - спросил Дэймон. - Пудинга, - отозвался Джош, - фруктового. - Это было его любимое лакомство, без него не обходилась ни одна трапеза, кроме завтрака. Из еды ему давали все, чего бы он ни попросил. - Как насчет книг? Не хотите ли почитать? Книг ему еще ни разу не предлагали, и он приободрился, вспомнив, что любил читать. - Да. Спасибо. - Вы меня помните? - спросил Дэймон. Джош отрицательно покачал головой. - Извините, - смущенно произнес он. - Наверное, мы знакомы, но, видите ли, у меня что-то с памятью... Должно быть, мы познакомились после того, как я сюда попал. - Вы многое забыли, но это естественно. Врачи говорят, все будет в порядке. Я два-три раза заходил проведать вас. - Я помню. - В самом деле? Скоро вы поправитесь, и будет очень хорошо, если вы найдете время прийти к нам в гости. Мы с женой будем очень рады. Джош обдумал эти слова, и Вселенная расширилась, разрослась... Ему показалось, что он висит в пустоте. - Ее я тоже знаю? - Нет, но она наслышана о вас и хотела бы познакомиться. - Как ее зовут? - Элен. Элен Квин. Джош повторил это имя одними губами, не давая ему выскользнуть из сознания. Купеческая фамилия. Впервые за эти дни он подумал о кораблях, вспомнил тьму и звезды. Его взгляд застыл на лице Дэймона, чтобы не утерялся контакт с единственной частицей реальности в изменчивом белом мире. Еще миг, и он снова мог оказаться в одиночестве, проснуться на койке в палате... в чистилище. Его сознание изо всех сил цеплялось за действительность. - Придите еще раз, - попросил он, - даже если я забуду. Пожалуйста, придите и напомните. - Вы не забудете, - сказал Дэймон. - Но на всякий случай я приду. По щекам Джоша побежали слезы - такое с ним происходило часто. Это не означало ни печали, ни радости, только глубокое облегчение. Катарсис. - Вам нездоровится? - встревожился Дэймон. - Я устал. - У Джоша подкашивались ноги, надо было добраться до койки, пока не помутилось в голове. - Вы не зайдете? - Мне запрещено входить, - ответил Дэймон. - Я пришлю вам книги. Джош уже позабыл про книги. Он кивнул, обрадованный и смущенный. - Я вернусь, - сказал Дэймон. Джош повернулся и вошел в палату. Дверь затворилась. Чуть ли не в обмороке Джош повалился на кровать. Надо больше ходить. Хватит лежать пластом. На ногах он поправится быстрее. Дэймон. Элен. Дэймон. Элен. Там, снаружи, - реальность. Впервые ему захотелось выйти туда. Там для него найдется место, когда придет время расстаться с "утробой". Он посмотрел в окно: пустота. Страшный миг одиночества: это произошло в его воображении, это всего лишь сон, родившийся в царстве белизны... Нет, мир за стеной веществен, в нем звучат имена, он не зависит от сознания Джоша... либо Джош сходит с ума. Прибыли книги - четыре кассеты для плейера. Он прижимал их к груди, сидя по-турецки на кровати, покачиваясь взад и вперед и тихонько смеясь. Это правда! Он соприкасался с реальным внешним миром, а мир соприкасался с ним! Он огляделся. "Материнская утроба" была самой обыкновенной больничной палатой, и он больше в ней не нуждался. КНИГА ВТОРАЯ  * ЧАСТЬ ПЕРВАЯ *  1. ГЛАВНАЯ БАЗА НА НИЖНЕЙ: 2.9.52 К утру небеса расчистились, осталось лишь несколько кудрявых облаков прямо над базой, да еще ряд - у северного окоема, над рекой. Видимость была отличная - обычно от горизонта до главной базы облака добирались около полутора суток. Погожий день давал возможность восстановить размытую дорогу, которая связывала между собой лагеря колонии. Ее обитатели уповали на то, что эта буря - последняя за зиму. На деревьях набухли, грозясь вот-вот лопнуть, почки, и ростки злаков, прибитые потопом к решетчатым оградам, дожидались прореживания. Первой предстояло осушить главную базу, затем, поочередно, все остальные вдоль реки, в которой, как сообщили с мельницы, заметно упал уровень воды. Эмилио проводил взглядом вездеход, ползущий к реке по раскисшей дороге, повернулся к нему спиной и по пологой, хорошо утоптанной тропинке зашагал к холмам с утопавшими в них куполами - их сейчас было вдвое против прежнего, уже не говоря о тех, что установили в других лагерях. Неумолчно пыхтели компрессоры, к этому пульсу человеческой жизни добавлялся надрывный рев насосов, - вода просачивалась в котлованы, несмотря на все усилия монтажников. Другие насосы трудились возле мельничных плотин и на полях. Они не остановятся, пока на полях из воды не покажется фундамент оград. Весна. Наверное, запах, витавший в воздухе, туземцам казался восхитительным, люди же не могли оценить его по достоинству - им приходилось дышать сквозь влажные фильтры и клапаны противогазов. Изрядно потеплело, и почти весь день Эмилио блаженствовал, подставляя спину солнечным лучам. Низовики носились по лагерю, расточая силы, предпочитая десять пробежек с небольшим грузом одной ходке с полной кладью. Эмилио было невдомек, почему они еще работают, коль скоро весна с таким азартом вступила в свои права. В первую ясную ночь хиза перебудили своим щебетом всю базу, радостно тыча пальцами в звездное небо и приветствуя рассвет истошными воплями. При виде знаков весны приободрились и люди, но куда им было до низовиков! Самки стали жеманны и соблазнительны, а самцы - легкомысленны. Окрестные леса и кустарники ожили щебетом и свистом - нежным и страстным пением туземцев; то ли еще будет, когда кущи окажутся в полном цвету! Временами хиза теряли всякий интерес к работе и отправлялись в места, куда людям путь был заказан. Сначала поодиночке разбредались самки, следом за ними - настойчивые самцы. За лето немало самок-трехлеток полнели, круглели, насколько это возможно для похожих на вытянутую проволоку хиза, а зимой, укрывшись в норах, вырытых в склонах холмов, дарили жизнь крошкам - сплошные конечности и рыжая младенческая шерстка. А к весне малыши уже бегали сами. Эмилио миновал игрище низовиков и по размытой каменистой тропке поднялся к операторской - самому высокому куполу на холме. Услышав шорох камней за спиной, он обернулся и увидел Атласку - балансируя раскинутыми руками и скривившись от боли, она босиком шла по его следам. Тропинка, усеянная острыми камнями, предназначалась для человеческих ног в сапогах. Он улыбнулся, глядя, как хиза подражает его шагам; она остановилась и осклабилась в ответ. Мягкие шкурки, бусы и лоскут красной синтетической ткани удивительно удачно сочетались с ее внешностью. - Челнок, Константин-человек. Верно, в этот погожий день ожидалось прибытие корабля. Значит, по крайней мере, некоторые туземцы не собирались прекращать работу, несмотря на сезон размножения. Эмилио пообещал Атласке отправить ее вместе с другом на станцию, и теперь, если кто из низовиков и сгибался под тяжестью ноши, то в нем можно было безошибочно узнать Атласку. Она лезла из кожи вон, чтобы произвести на Эмилио впечатление: дескать, глядеть, Константин-человек, я хорошо работать. - Собралась лететь, - заключил он, рассмотрев ее повнимательней. Похлопав по нескольким узелкам, наполненным неизвестно чем, она восторженно ухмыль