овторение этого не исключено. Мантон не чувствовал себя в безопасности. День за днем и месяц за месяцем он будет становиться все более беззаботным... пока стрелки пятилетнего циферблата часов не дойдут до половины... а потом, месяц за месяцем и день за днем, он снова будет погружаться в страх и озабоченность. Никто не знал, чего стоили ему Ку-дни, об этом можно было только догадываться. И никто не догадывался, кого он опасается и кто, по его мнению, мог бы завлечь его на борт и привести к пугающему концу. Он осмотрел Ломара, как непосредственную опасность, потом вернулся к наблюдению за чисткой машин. Тело его не расслабилось, мундир, так не соответствующий помещению ангара, не морщился. Он без всякого выражения выслушал изложение планов Ломара. Без выражения. Без комментариев. Нетерпеливый, раздраженный, Ломар после короткого молчания спросил: - Ну, что вы скажете? Молчание. Потом: - О чем? - О _чем_? Об использовании скиммеров для выращивания и уборки краснокрылки... Все, в чем мы нуждаемся, это простейшие приспособления, их можно сделать здесь. Немного опустить скиммеры, на несколько дюймов... мы обсудим детали позднее, в процессе работы... тогда мы не будем зависеть от токов. Понятно? Сами будем давать продукцию... Ну, что же вы скажете? Мантон сказал: - Нет. Ломар почувствовал, как к нему возвращается головная боль, мучившая его в последние часы на Ку-корабле. Болезненно застучало в висках. - Почему нет? - Это не моя работа. Я не обязан заниматься краснокрылками. Ломар закричал. Токи, с лицами, покрытыми грязью, посмотрели на него. Не обязан заниматься _краснокрылками_? - закричал Ран. Когда они все, до одного человека, обязаны заниматься только одним - краснокрылками. Неужели Мантон полагает, что находится здесь только для того, чтобы разбирать и собирать скиммеры? Снова, снова и снова. - Нет... - сказал Мантон. - У нас есть один флайер и один катер, я и за них отвечаю. - Но ведь они не нужны сами по себе! Накрахмаленный человек кивнул: - Все выходит из строя. Запасных частей нет. Надо чистить, чинить. Нельзя, чтобы они были неисправны. - Вы заботитесь о них. Но для чего? Пожатие плечами. - Не мое дело. Может, на случай крайней необходимости... Моя работа - содержать в готовности эти машины. Не моя работа - рисковать ими. Выращивать краснокрылку? Я никогда об этом не слышал. Для этого нельзя использовать скиммеры. Нет. Нет. Нет. Нет. - Мой дорогой мальчик. - Командир Станции хихикнул. Смотрел, улыбаясь, на Ломара, ожидая, что тот в ответ тоже хихикнет или хотя бы улыбнется. Его ожидания не оправдались. Полное лицо командира слегка помрачнело, потом приобрело обычное добродушное выражение. Он помахал руками и прочистил горло. - Вы просите меня делать то, чего я никогда не делал раньше. Никто не делала этого раньше. - Но это можно сделать. Однажды это уже сделали - выращивали краснокрылку, перед первой войной... Нет, нет, нет. Тьфу ты! Не это имел в виду командир. Он вообще ничего не имел в виду. - Нарушение обычного, - сказал он, по-прежнему жестикулируя. - Изменение. Рыскать вокруг и изменять привычное. Мы не можем действовать тираническим образом. И все знают свои обязанности. Никто не вмешивается. Дело Релдона - торговля. Он ею занимается. Слишком много пьет, да, я с вами согласен, - хихиканье, - но мы здесь либерально настроены. У тела есть свои потребности, нельзя заковывать его в кандалы. _Нет_. Главное - он делает свою работу. И Мантон, старина Мантон, имеет свои обязанности. Моторы. Двигатели. Сдержит их в исправности и в полной готовности. Мне нужен скиммер - "Мантон, мой скиммер". Смотришь - вот и мой скиммер. И говорить не о чем. Ну... Разве могу я носиться повсюду, вмешиваться, требовать того, чего не было раньше? Нет, конечно, нет. Точно так же в резиденции. Я не могу отправиться на кухню и говорить своим токам: "Парни, жарьте так, тушите так"... Они знают, как это нужно делать. И они делают. Они все для меня сделают, умрут. Только скажи им: "Умри!" - и все. Я лишь скажу, и они... - Сэр. - ...Перевернутся и упадут мертвыми. - _Сэр_! - Вы Эдран Ломар. Повышаете свой голос. О да, вы это делаете. Я человек с широкими взглядами. Я терпим. Однажды жена некого человека пришла ко мне в кабинет без приглашения, и знаете, что она сделала? Она упала на колени и молилась за меня! О, скажу вам, я не знал, куда мне смотреть. Но я выслушал ее. Да. Но всему есть предел. У вас временный ранг семь. Но мне не нужно вам напоминать, что меня не остановит ваш ранг. Я здесь командир... И, пожалуйста, малыш, пожалуйста, не повышайте свой голос на меня. Ты так хрипишь, делая это. - Теперь что мы можем сделать... - Тан Карло Харб поднял брови и потрогал нижнюю губу кончиком толстого языка. - Я всегда готов вас слушать. Приходите вечером в резиденцию. Мы поужинаем, выпьем. У меня есть ликеры и тюки других деликатесов, что доставляются на Ку-кораблях. Никто нас не потревожит. Эти бездельники токи уберутся и оставят нас одних. И мы поговорим. И вас буду слушать. Он встал, улыбнулся, похлопал Ломара по плечу, обнял его за талию и повел к двери. - Итак, вечером в десять? - спросил он. - Вечером в десять, - согласился удрученный Ломар. И разговор и слушание, он был уверен, не дадут ему ничего. Командир вряд ли захочет что-то предпринять. И Ломар чувствовал, что в его теперешнем состоянии он и не будет стараться его убедить. Снаружи, на широкой лестнице-улице, обрамленной огромными деревьями, которые здесь, казалось, росли лучше, чем на родине, старый ток с бидоном на голове заунывным голосом предлагал морских квирков. Цветущие лозы обвивались вокруг деревьев, их гроздья испускали облака жемчужной пыльцы, когда их покачивал бриз. Жены станционных чиновников болтали друг с другом, слуги несли за ними корзины с дикими и домашними продуктами, продаваемые на так называемом "базаре", поскольку токам не хватало энергии разносить продукты по улицам. Много было и мужчин в мундирах - обязанности их были так необременительны, что принималось любое объяснение отсутствия - от необходимости позавтракать до посещения другого чиновника. Перед ним с улыбкой остановилась дочь второго офицера Станции Арлана. Это была вторая или третья их встреча после первого знакомства в доме ее родителей. Сейчас она настолько отличалась от той девушки из первой их встречи, как будто то была смутно уменьшенная черно-белая фотография. Он так и не знал, что ее заставило в тот первый вечер уйти из-за стола. - Привет, Линдел, - сказал он. В ней не было ничего необычного, в этой девушке, и все же он не встречал еще таких привлекательных женщин. В его мозгу мелькнула фраза "дикая колониальная девушка". Она, конечно, не была дикой в том смысле, в каком является диким неприрученный зверь. Но что-то в ней было такое, что не могло существовать на планете с проблемами уличного движения. Блузка, которая на Старой Земле уже десять лет как вышла из моды, но совсем новая, заправленная в брюки, сшитые хорошим портным и ясно очерчивающие привлекательные бедра. - Эй, Ран, - сказала она, беря его за руку. Они пошли рядом, и она продолжала держать его за руку. Если бы это было в уединенном месте, он бы не удивился так, но удивление тут же уступило место инстинктивному пониманию. Она была ребенком, когда впервые прибыла сюда, и для нее было естественно идти, взявшись за руку любого встречного мужчины... она так и продолжала поступать. Это не в обычаях мира извне. Но ей об этом никто не говорил. - Эй, Ран, - повторила она, крепко пожимая его руку и глядя ему в лицо. Она улыбалась. Он ответил ей несколько вынужденной улыбкой, но все же ответил. Она кивнула и снова улыбнулась. Многое в ней напоминало мать и совсем немного отца, разве лишь глаза. Нельзя сказать, чтобы Ломар увлекся ею, но она была такой новой, такой возбуждающе свежей, что поневоле привлекала к себе. И, конечно, она ему нравилась, и чем дальше, тем больше. Береговая тропа заканчивалась на вершине обрыва. - Итак, это Северное море, - сказал он. Оно зеленое и, насколько он мог видеть, все покрыто белыми полосами повторяющегося рисунка не столько от ветра, сколько от микроскопических форм морской жизни. Море уходило в бесконечную даль. - Да, - сказала Линдел. Она указала на что-то на краю горизонта. - Вон там Северный холод. - Что? Где? Это пятно? В самом деле? Она засмеялась. - Нет, это неправда. Новичкам всегда так говорят. Отсюда нельзя увидеть Северный холод. Это только облака. Отец мне говорил, что ваш обычный ранг три, а временный семь. Это очень необычно. Знаете что, Ран? ("Что?"). Если вы выполните это задание - увеличите сбор краснокрылки, то сразу перескочите через четыре ранга. Да, вы можете. Директорат сделает это, клянусь. Даст вам постоянный седьмой ранг. Тогда вы сможете в пятьдесят лет выйти на пенсию. Если захотите. Смотрите... Она наклонилась и зачерпнула что-то. - ...морской квирк. Старый ток Дэдди, должно быть, уронил его из своего ведра. - Она сдавила его, животное открыло что-то напоминающее рот, издало писк - квирк, квииирк, квиииррркк, - закрыло рот и замолчало. - Это нам на обед... - Она сжала квирка в руке. Слева на небольшом расстоянии Ломар видел береговой клуб, купальные помещения, раздевалки, дансинг, поля для игр; она тянула его направо. Тропа спускалась в углубление, море исчезло из вида, но запах его остался. Нагретый солнцем песок тропинки, растения по сторонам - все имело свой особый, специфический запах - сухой, резкий, теплый, приятный... Внезапно она остановилась. - Если не хотите купаться обнаженным, мы можем пойти в клуб, - сказала она. - Некоторые не хотят этого. У них бородавки на теле или еще что-нибудь... Он ответил на ее вопрос. У него на теле лишь несколько маленьких бородавок. Она кивнула, и он сказал себе: "Спокойней, ты не знаешь, чего она хочет... Тебе быть здесь еще пять лет, и ей тоже. Она так молода. Не кидайся на нее. Не сейчас, еще не сейчас..." Он хорошо плавал, знал много стилей плавания. Этого здесь никто не умел. Дно твердое, лишь кое-где встречалась на дне тина, а пена (они швыряли ее друг в друга горстями и, покрытые пеной, застывали в притворно скромных позах) оказалась очень липкой, хотя не мешала нырять. В конце концов ее пришлось соскребать песком, и они оба выпачкались. К тому же от насыщенной солью воды чесались царапины на теле. - Ну, что ж, это была вступительная плата, - сказала Линдел, глядя, как он очищается от пены. - Вы ведь не надеялись заняться тут со мной любовью? - В некотором смысле - надеялся, - ответил он. - Это не очень приятно в таком виде... Позже, когда будем чистыми, может быть... Как вам понравилось мое тело? - Отличное тело. И станет еще лучше через несколько лет. Но и сейчас оно прекрасно. Хотел бы я познакомиться с ним поближе. - Она кивнула, выжимая свои выпачканные в пене волосы. - Ваше тоже ничего. Надеюсь... Не надоест ли оно вам через год? Я имею в виду свое тело. - Конечно, нет. Через год? - Что хотела она этим сказать? Здесь ничего не изменяется за год. Пульс Станции бьется с пятилетним интервалом. Пятилетие, пятилетие... Что-то, как искра, промелькнуло в его мозгу. - Ох, кто? Губы ее задрожали, потом она заговорила: - Мантосен. Мой любовник. Он никогда на признавал меня. О, все знали. Но он никогда не танцевал со мной первым, не оставался на ночь и на позволял мне оставаться, не носил моего кольца и вообще... Уж слишком близок был день Ку. Он боялся - так он сказал мне, что на него окажут давление, заставят жениться на мне и взять с собой на Ку-корабль. Окажут давление! Немного понадобилось давления... - она презрительно не закончила фразу. - Я была всего лишь подстилкой. Ему понадобилась женщина, и я стала ею. А я была такой податливой, такой мягкой. О, как я была уверена! Я ему все упаковала. А он сказал в самую последнюю минуту, что его планы изменились... - глаза ее блестели, дыхание прерывалось. Но Мантосену мог и не говорить... Она и сама знала, давно знала. - О! Я это чувствовала... я вся горела, а в следующую минуту застывала. И строила планы. Напою его, найму нескольких токов, мы стащим его, связанного, на Ласт Ридж и оставим там. И я буду сидеть в убежище, в полной безопасности - вы узнаете потом, где это - и буду слушать, как приближаются рорки, и как он кричит, кричит, _кричит_... Голос ее прервался коротким всхлипыванием. Она глядела на него с презрением, относящимся ко всем мужчинам. Потом прокашлялась. Они были уже достаточно сухими, чтобы одеться; молча оделись. Нет, конечно, конечно, ничего похожего на Линдел нельзя встретить на Старой Земле. И может быть, такие девушки встречаются на других малонаселенных колониальных планетах... В его комнате они вымылись под душем и вычистились. Ни следа печали или ненависти не осталось на ее лице, она без зова пришла в его объятия. Но совсем не нежеланная, о, нет, не нежеланная. Потом она лениво перебирала пальцами влажные от пота волосы у него на груди и внизу живота, она пела старые токские песни ясным, не совсем хорошо поставленным, но крепким голосом. Они снова вымылись под душем; пока он одевался, она без единого слова, не взглянув на него, ушла. Второй офицер и командир Станции должны были узнать. Здесь быстро распространялись сплетни - тем или другим путем известие дошло бы до них, но Тан Карло Харб не делал никаких замечаний и не показывал виду, что знает. Он хороший хозяин, с отличным столом и обильным баром. Его дом полон интересных вещей, а беседа, переходя от третей песни "Галактиады" к охотничьим путешествиям с дикими токами, легка и увлекательна. Но когда они сидели за столом и разговаривали, у Ломара больше не было желания повышать голос. - Как вы думаете, почему за последние несколько лет так упал сбор краснокрылки? - спросил он. Харб выпятил губы, поднял брови, бросил в напиток шарик, следя, как он растворяется, - он изготовлялся из лишайника, растущего на деревьях острова Л-Вонг на одной планете в созвездии П-Вонг, - принюхался, выпил и облизал губы. - Это все токи, мой мальчик. Почему токи? Ах... Они никогда не меняются, уже сотни лет, это правда... ох... потом с ними что-то случилось. Все вам скажут: "Токи стали еще ленивее". Это точно. Но почему так? Токи больше не заботятся. Они так глубоко опустились, что не могут подняться больше. Моральное, психическое и эмоциональное вырождение. Оно увеличивается самопроизвольно. Не едят как следует. Живут только на токироте. Так жить нельзя. Это я знаю. Но знают ли они? Если и знают, то это их не заботит. Результат, мой мальчик? Каков же результат? Склонность к разным болезням. Или, может, это все одна болезнь - я не знаю... "токская лихорадка" - так называют ее здесь. Отсутствие у них гордости, отсутствие энергии, - он откинулся в своем кресле и принялся смотреть на стенную фреску, изображавшую обнаженных мальчиков. - Отвратительное кровосмешение, тоже. Хотел бы я иметь достаточно власти, чтобы отменить обязательный для гильдсменов прием противозачаточных таблеток - пусть бы они влили немного свежей крови в этих токов... Но такой власти у него нет. Политика остается политикой. Ставший привычкой прием таблеток, как чистка зубов, как завтрак. Политика, которая, возможно, имела смысл - возможно, имела - сотни лет назад и которая не изменилась, хотя давно уже исчезла опасность перенаселения. Нет. Не следует нарушать устоявшееся. Но все же можно сказать об этом, просто намекнуть... - В моем докладе. Не в следующем. В последнем. Перед выходом на пенсию. Хотите жареных квирков? И он подвинул к Ломару поднос. Название и незнакомый, но приятный вкус морского животного напомнили Ломару утреннее происшествие. - Это нам на обед, - сказала она. Странная девушка... Свежая, новая и отличная в постели... вероятно, опасная... тут должны быть и другие. Надо бы осмотреться, прежде чем увлечься одной... Да... Проходили дни. Долгие, долгие дни Пиа-2. Сегодня воздух тяжел и пропитан запахом сохнущей краснокрылки, завтра он свеж и пахнет морем, а на третий день холоден и спокоен и пахнет лозами. Ломар так и не предпринял задуманное им разведочное путешествие, хотя и думал о нем. Не то чтобы он был занят: у него вообще не было работы. И никакие другие обязанности не были возложены на него. И вся станционная жизнь раскрывалась перед ним: двести человек делали вид, что выполняют работу, с которой вполне справился бы десяток. Он проводил много времени, разрабатывая планы, касающиеся краснокрылки, и гораздо меньше времени тратил на размышления о том, почему эти планы не действуют; но главная и яростная работа ждала его, когда он был с Линдел... ...если любовь была (вероятно, она не была) подходящим словом для тех схваток тел, в которые они безумно погружались, когда, казалось, не существует времени, а потом наступал удивительный мир, бормочущий, бормочущий удивительный мир... Однажды, когда он не хотел или она не могла (забыв свое намерение не слишком связываться, свое желание посмотреть на других девушек, женщин, может быть, даже токских девушек), раздраженный собственной неспособностью добиться понимания и заинтересованности своим поручением; разъяренный глупостью и неподвижностью станционных чиновников - все, что их интересовало: "Сколько стоит это на Старой Земле?" - в таком настроении и действуя по внезапному импульсу, он предпринял короткую разведывательную поездку - сокращенный вариант путешествия, которое он пообещал себе. Он надел полевую одежду, взял проводника - тока, подготовил запас продовольствия на несколько дней, получил у несговорчивого оружейника оружие и обнаружил, что находится за пределами станции. Теперь он понял, почему токи ходят с ногами, обернутыми в тряпки: жесткая трава со свистом разрезала его башмаки. И вот он стоит перед брешью, перед трещиной. Разделяющий знак. Рэнго, проводник, поворачивая в одной руке палку, а в другой мотыгу, сказал, когда они приблизились к первому холму в южном направлении: - Хорошо, что у вас ружье. Ломар хмыкнул. Глубоко всадил свою палку в землю. - Хорошо для вас. Мне не нужно. У меня амулет. - Он кивнул, гордо ударил себя в грудь, где кожаный ремешок исчезал под изорванной одеждой. - Да. Мы увидим паука, - ток сплюнул три раза и растоптал, - вы сможете застрелить его. У вас нет амулета, но ружье стреляет быстро-быстро. Я схвачусь за амулет, он подействует. Паук не сможет тронуть меня. Нет, нет. Я получил амулет две - три недели назад. Получил у знахарки. Стоил он мне много краснокрылки, много расписок из склада. - Дух предпринимательства, по-видимому, не был свойством Рэнго. Почти год он делал чрезвычайные усилия, отказываясь от выпивки и отдавая знахарке большую часть расписок за собранную им краснокрылку. В Ломаре пробудился слабый интерес. Если желание получить амулет против рорков так подействовало на Рэнго, то, может, оно подействует и на других токов. Но интерес тут же угас. Не подействует. Ничего здесь не подействует. С вершины холма, скрытый цветущими растениями, он бросил последний взгляд на Станцию. Этот крошечный рисунок - все, что на этой заброшенной планете представляет знание, науку, цивилизацию. Рядом находилась беспорядочная куча строений Токитауна. Что случится - еще одна искорка-мысль промелькнула в его мозгу - что случится, если больше ни один Ку-корабль не прилетит сюда? На мгновение он даже захотел, чтобы так и произошло. Пусть погибнет весь этот сгусток глупости и тупоумия! Пусть они трудятся, и ждут, и надеются, и впадают в отчаяние, смерть, безумие, вглядываясь в небо, пока мир вокруг них рушится. Но его тут не будет. Будь проклята Станция, будь проклята краснокрылка, рутина, узколобые чиновники и все вообще! В его мозгу рождались полуосознанные авантюрные планы. Он разыщет старые карты, построит лодку, найдет другой континент или остров... Линдел с ним... и несколько лучших токов. Не подействует. Здесь ничего не подействует. Допустим, только допустим, - рассуждал он, - что мы будем больше платить токам за краснокрылку. Тогда, может быть, они будут заинтересованы в том, чтобы собирать ее больше. Тупые взгляды. Неповоротливые мозги. Не подействует. Не подействует. Проклятая глупая глупость. Ничего не подействует. Дай токам больше, известно, что будут работать меньше. Дай току немного пищи, и они не будут работать, будут лежать, есть, голодать, но не работать. Ломар и Рэнго, погружая посохи в землю, спускались по склону холма. На желто-зеленом склоне появились алые всплески краснокрылки. Тут и там прыгун, похожий на бурундука, быстро перебегал от одной груды земли к другой. Станция и Токитаун исчезли из виду. Тут и там еще виднелись лачуги из коры и ветвей - "дома" токов, - мелькали изредка грязные лица в обрамлении спутанных волос... "Дать токам больше? Больше чего? Все, что им дают, происходит из складов станции". Допустим, им дают вдвое больше, чем раньше, в надежде, что они соберут вдвое больше краснокрылки. Что тогда? Или им дать вдвое меньше - пусть работают больше. "Нет, это не подействует, глупые выродки умрут с голоду, прежде чем поймут, что произошло. Нет. Нет. Ничего не подействует на этих тупиц". Тут и там они проходили мимо собирателей - иногда индивидуальных, чаще (по мере того, как они удалялись то Станции) - большими и маленькими группами, выдергивающих стебель краснокрылки, делающих связки и оттаскивающих их назад, поющих свои меланхоличные песни. Но их было в целом немного, и Ломару показалось, что тут нет изобилия краснокрылки. Все ли дело в ленивости и неспособности токов? Если Северный Токленд беден краснокрылкой, почему ж тогда запах ее постоянно усиливается? Они остановились поесть и помыться в ручейке наполовину в солнечном свете, а наполовину в тени. Рэнго хихикал, как от остроумной шутки, испытывая непривычные прикосновения мыльной пены. Умытый и причесанный, но еще не одетый в свои лохмотья, Рэнго, когда след серьезной мысли проходил по всегда улыбающемуся лицу тока, где угодно сошел бы за человека, а вовсе не за автохтона. Очевидно, ему тоже пришло в голову нечто подобное, так как он, повернувшись к Ломару, сказал: - Вы настоящий человек, да. - Как это? Длинные руки Рэнго качнулись, он пытался выразить свою мысль в словах: - Вы со Старой Земли? - О, да. Рэнго с удовлетворением кивнул. - Да. Вы _настоящий_ человек. Пришли со Старой Земли... Ран был польщен таким отношением со стороны неграмотного тока, но не настолько, чтобы проследить за его источником. Он встал. Рэнго тоже. Они оделись и пошли дальше. Последняя часть полудня ушла на бесконечный подъем по местности, усеянной острыми скалами. Однажды, когда они остановились передохнуть, Рэнго сказал: - Мист Ран, это Ласт Ридж [последний хребет (англ.)]. Ран пробормотал, что он очень рад, что этот кряж последний, и это известие добавило сил его уставшим мускулам. Он долго не поднимал глаз, пока Рэнго не остановился, дыша со свистом. Ломар медленно поднял голову. Взгляд его следовал за указывающим пальцем проводника. С того места, где они стояли, местность плавно понижалась, уходя за горизонт. Под ними на неизвестное расстояние растянулась огромная равнина; на горизонте она смыкалась с небом. И направо, и налево, вперед и назад, сколько хватал взгляд, она вся была покрыта пламенеющими краснокрылками. Долго стоял он в удивлении перед этой огромной, неисследованной, неизвестной местностью. А потом (впоследствии он упрекал себя за это... он все-таки в глубине души оставался гильдсменом: искал источники для увеличения добычи. Как говорил их инструктор в Академии: "Что такое человек? Человек - это торгующее животное") он гневно сказал: - Почему вы не собираете краснокрылку... здесь? - Здесь! Здесь! - Посмотри здесь ее сколько! Почему... Рэнго смотрел на него с открытым ртом, явно ошеломленный. - Но... но, мист Ран... это же земля рорков! Это Роркленд. Когда наступит холодный период, мы придем сюда. Но не сейчас, мист Ран, не сейчас. Роркленд! Страна рорков. А рорк был чудовищем, проклятием, дьяволом, ночным кошмаром. - Есть ли здесь рорки, как ты думаешь? Внизу? Можно ли их увидеть? - А. Пауки. Хотите увидеть. Возьмите-ка стекло. Стекло... может, Рэнго имеет в виду зеркало? Значит, нужно повернуться и смотреть на отражение? Неужели рорк превращает всех своим видов в камень, как Медуза Горгона? Ломар не понимал, пока ток не показал на его бинокль. Тогда он расстегнул на поясе чехол и поднес инструмент к глазам. Краснокрылки больше не были единой алой массой; растения казались больше, толще, чем в Токленде. А потом, каким-то странным свойством, благодаря которому мы часто улавливаем чье-то присутствие, Ран заметил рорка за секунду до того, как тот встал и двинулся. Его первый рорк! Он не мог сказать, насколько он велик, потому что не с чем было сравнивать, кроме как с краснокрылками; а он в этот момент в возбуждении не был уже уверен, что расстояния действительно большие. Рорк казался огромным черным булыжником, теряющимся в тени. Паук! Да, это самое очевидное сравнение, и название это не ведет ни к какой путанице, поскольку на Пиа-2 нет паукообразных. Голова его не отделяется, а тело свисает ниже колен; поэтому существо свисает, если можно так сказать, со своих бедер, будучи подвешено к ногам. Длинноногое, с телом, пропорционально гораздо большим по отношению к ногам, чем у безобидного насекомого на Старой Земле (паук выжил до сих пор, хотя огромные хищники и млекопитающие сошли со сцены, слон стал таким же ископаемым, как и балухитерий), и... ноги... да. Нет сомнения. В этом отношении старые книги правы. Рорк четвероногий. Рорк продолжал оставаться в тени, потом начал чистить себя вначале одной длинной ногой, потом по очереди другими суставчатыми ногами. Потом остановился, как бы прислушиваясь. Теперь Ломар мог разглядеть глаза на стебельках. Затем рорк медленно двинулся вдоль рядов краснокрылки; растения частично скрыли его, и Ломар не мог разглядеть, что же он делает. Задрожали листы краснокрылки, казалось, их что-то поднимает вверх. Рорк вновь появился на виду, изо рта у него торчал стебель... Ломар решил, что это рот... Если зверь повернется вновь... Он повернулся, и Ломар впервые мог рассмотреть так называемую "маску". Трудно поверить, что это не лицо! Желтые пятна очень похожи на глаза, нос, рот; и тем не менее это не лицо. Глаза, как у улитки, находятся на макушке. В старых книгах говорится, что дыхательные отверстия рорка тоже находятся на верху головы. А рот гораздо ниже маски. Тут что-то выпало изо рта рорка. Ломар решил, что это корень растения, хотя и не был уверен. Рорк жевал, постепенно втягивая в рот мясистый стебель... Рэнго толкнул его. Рорк исчез из вида. Рассерженный, Ломар повернулся к проводнику, который, не глядя на него, указывал вниз, много ближе к ним. - Ссс, мист Ран, направьте стекло туда, видите большое-большое дерево возле ручья? Ломар, поколебавшись, так и поступил. В бинокль он увидел животное, не похожее на рорка и гораздо меньше его. Оно что-то держало во рту: маленького прыгуна или большого крайбэби. Через мгновение оно исчезло. Потом еще одно, и еще промелькнули перед его взглядом. Трава дрожала. Потом ничего не стало видно. Он опустил бинокль. - Что вы видели, мист Ран? - спросил его Рэнго. Он казался испуганным и возбужденным. - Рипов? - А что это? Такие низкие, длинненькие? Его проводник энергично кивнул, его на этот раз чистые, длинные темные волосы дрожали. - Да. Рипы! Сколько вы их видели? Ломар уверил его, что их больше не видно. И ток расслабился, но по его выражению было неясно, плохо это или хорошо. Потом он указал на Пиа Сол, чей мрачный кроваво-красный диск приблизился к горизонту. - Время строить дом и ложиться спать. Рэнго приложил много стараний, срезая кору с деревьев и обрубая ветви своей мотыгой; но получившаяся хижина была так мала, что вползать туда пришлось на четвереньках. Ломар был рад, что они вымылись. Рэнго настоял на том, чтобы разжечь костер, несмотря на жару и лампу из полевого комплекта Ломара, и, когда они сидели после ужина у костра, он заговорил: Одна звезда ярче других выделялась в темном небе; она сверкала бело-голубым бриллиантом, а вокруг плакали и вопили крайбэби. Рэнго указал на звезду рукой. - Старая Земля, - сказал он с благоговением. - Что это? - удивленно спросил Ломар. Рэнго пел: Старая Земля, Старая Земля, Мир, где родились наши отцы, Мы хотим вернуться туда... Конечно, это не Земля, Ломар это отлично знал. Это Пиа-3, шар из шлака, официально называемый Птоломей Филадельфиус, а неофициально известный как "звенящая куча". Но, тронутый как невежеством тока, так и его наивной верой в эту связь с родиной своих отцов, он не стал разубеждать его. У токов и так было немного; в сущности, у них ничего не было. Кроме этой веры. Если бы было возможно углубиться на следующее утро в красновато-коричневые джунгли внизу, Ломар сделал бы это. Но спуск с противоположной стороны Ласт Ридж был еще тяжелее, чем подъем. Частые и шумные вздохи Рэнго, стук его зубов и дрожь, когда они смотрели вниз, свидетельствовали о том, что он совсем не торопится испытать свой вновь приобретенный амулет. И вдруг Ломар почувствовал, что ему необходимо побольше разузнать о рорках, прежде чем встретиться с ними лицом к лицу. Раньше ему казалось, что единственным ключом к проблеме краснокрылки являются токи. Теперь, по-видимому, появился второй ключ - рорки. Рэнго с очевидным облегчением воспринял внезапное изменение планов и пустился в оживленный разговор: - Да, мист Ран, сейчас нехорошо. Увидите - придет холодное время, здесь будут люди. Тогда пауки меняют шкуру. У них нет силы. Тогда токи спускаются в Роркленд. И вы тоже пойдете, мист Ран. Вы тоже пойдете. И Ломар подумал, что до сих пор он не увидит больше Ласт Ридж и открывшийся ему удивительный вид. Но он ошибался. В библиотеке станции эхом отдавались его шаги. Здесь чисто, нет пыли и грязи: Токи присматривали за этим помещением. Но никого здесь не было. Каталоги, картотечные ящики, регистраторы - все открыто перед ним. Две комнаты, предназначенные для чтения пленок, так же пусты, как и все остальные. Он отрегулировал прибор для чтения, сел и нажал кнопку в ручке кресла. Некоторые катушки содержали рукописные тексты, некоторые - записанные на пленку. Звучали голоса, голоса мужчин и женщин, давно уже мертвых. И ничего не добавлено к этим записям в последние столетия. Однако нет никаких оснований считать, что рорки стали другими, чем были когда-то. И кадры, проходившие перед его глазами, свидетельствовали, что когда-то многие интересовались рорками. Вот он, в трех измерениях, в звуке и в цвете - Роркленд. А вот и рорки, видны гораздо лучше, яснее, чем он видел в бинокль. "...опасно разумны..." Он с ошеломленным вниманием следил за процессом смены зимней шкуры, смотрел, как они лежат в своих гнездах, неуклюже поворачиваясь. Что ж, если древние наблюдатели правы, если рорки - травоядные, почему они тогда описаны как _опасно_ разумные? Неужели эти исследователи подозревали, что рорки едят людей и с этой целью нападают на них? И неужели они действительно проникают в Токленд и похищают человеческих детей? Было что-то волнующее и трагическое в изображении этих первопоселенцев, предков токов: чистых, опрятных, энергичных, полных разума и рвения. К чему пришли их потомки! Он медленно и задумчиво вышел из библиотеки. И увидел, что Станция в смятении. Никто в этом месяце вообще не думал о краснокрылке. Токи сбегались отовсюду, со всех концов своей территории, некоторые приходили их таких отдаленных мест, что их грязнолицые голые дети взвизгивали от ужаса при виде персонала Станции. Силовые поля были включены, все гильдсмены ходили с оружием, и - чудо из чудес! - Мантон выделил несколько своих драгоценных скиммеров. И Эдран Ломар обнаружил себя в одном из них вместе с Таном Карло Харбом, командиром Станции. Резкий сигнал тревоги, казалось, по-прежнему звучал в его ушах, когда он смотрел по сторонам. Верх скиммера был поднят, и машина быстро двигалась по улицам. - Не не против выстрелить раз-другой в рипа, - сказал командир, - но когда случается такое, нет смысла пытаться убивать отдельных. Ничего спортивного - тут трудно промахнуться... Я увеличиваю скорость. Держитесь, мальчик. Дер... житесь... Резко накренившись, скиммер опять пошел ровно. - Как часто это случается? - спросил Ломар. - Когда рипы так кишат? Глаза командира зажглись новым светом и краска выступила на щеках. - Довольно часто, - неопределенно ответил он. - Если бы северный край континента не был плато, все было бы гораздо хуже. Ну, а так, говоря по правде, это беспокойный, но для нас не очень опасный период. Дает нам повод размять свои ягодицы, выдохнуть спертый воздух их легких, побегать и покричать... вот и все. Ха! Смотрите! Ниже, левее - вот! Там, куда указывал пухлый палец командира, казалось, взорвался куст и оттуда выпрыгнула дюжина прыгунов. За ними прыгали пестрые желто-серые тела рипов. Они были не больше крупного зайца, и по форме тоже походили, если не считать ушей, как у летучей мыши, и жестких прямых хвостов. Один из прыгунов решил спасаться в одиночку, его прыжки покрывали за раз по пять метров. Пока одни рипы уничтожали добычу, другие пустились в преследование, с оскаленными зубами, и клочья земли летели из-под острых когтей на лапах. - Подержите руль, - сказал командир, нажимая рычаг. Ломар торопливо схватился за руль. Он едва успел заметить, как Харб поднял оружие и выстрелил. Рип, уже мертвый, перевернулся и упал. - Неплохо, - сказал командир. - Беру управление. Ломар, посмотрев назад, увидел, как рипы рвали на куски тело своего сородича. А один из них поднял окровавленную морду и поглядел им вслед. Ломар содрогнулся. - Лемминги, - сказал Харб, в голосе его звучало удовлетворение. - Сэр? - Разве вы не знаете естественную историю своей родины, Ломар? Лемминги. Небольшие млекопитающие, жившие в Гренландии, я старался вспомнить это название с того момента, как сел в скиммер. Я думал, что вы сможете что-нибудь рассказать мне о них. Плохо. Ну, ладно. Лемминги иногда размножались в огромных количествах, как эти рипы. Что-то, связанное с их метаболизмом, или нет? Не помню. Внезапно численность их увеличивалась, невероятно, колоссально. Они двигались по стране, опустошая все на своем пути, пока, в соответствии со старыми легендами, не достигали моря... - Ручаюсь, оно их останавливало. - Ломар, вы рискуете проиграть ставку... Нет, оно не останавливало их. Они переплывали реки и озера и были уверены - это только предположение, - что океан таков же. Итак, они прыгали в море, миллионы за миллионами, - с энтузиазмом говорил Харб, - и плыли, пока не тонули... О, я думаю, что некоторые из них успевали вернуться на берег, иначе они полностью исчезли бы с лица Земли. Но рипы, с другой стороны... видите? Смотрите! Видите? Невероятно! Стая за стаей проносились мимо, по мере того как они продвигались на юг. Рипы поедали крайбэби, захватывая их во время дневного сна, уничтожали прыгунов, безвредных и не очень быстрых, и разрывали и более серьезных хищников Северного Токленда, и без большого труда. Рипы грызли и птенцов и прыгали, снова и снова, за птицами и летучими мышами. Время от времени некоторые из них, попав в тень то скиммера, кидались на его корпус. Что-то тревожное ощутил Ломар, глядя на бегущих с оскаленными мордами рипов. Казалось, обезумевшие животные ничего не видят. Харб возбужденно воскликнул: - Мы на высоте десяти футов, они не могут так подпрыгнуть. Ого - впереди Ласт Ридж. Опустимся в Роркленд, там вы кое-что увидите! Скиммер резко пошел вниз. Ран Ломар крепко держался, широко раскрыв глаза. Перед ним в долине рорков все краснело от листьев краснокрылки, но не это привлекло его внимание. К краю долины приближалась серо-желтая волна... - Это они, - негромко сказал Харб. - Можете ли их сосчитать? Может, вы и сумеете сосчитать звезды, но не их. Рипам, казалось, не было конца. Волна за волной накатывалась на Ласт Ридж, проходя под парившим скиммером. - Ох, - сказал Харб, - посмотрите туда. Я слышал об этом. Не верил. Не хочу верить и сейчас. - Что? Что? - Токи всегда говорили. Но я сам никогда не верил. О, смотрите... Там, куда указывал Харб, Ломар увидел тонкую прерывающуюся линию черных тел, бегущих на паучьих ногах; они неслись перед огромной серо-желтой волной рипов. - Токи говорили мне. Они часто это говорили. "Рорки, - говорили они, - ведут их. Они ведут их против нас." Волна катилась, катилась и ударялась в огромные, крутые гранитные скалы утесов Ласт Риджа. Трудный подъем на Ласт Ридж значительно сокращал число хищников, которые могли продолжать свой путь по плато. Сокращал, но не останавливал. Рассказывали о целых семьях токов, растерзанных живьем, о кричащих беглецах, погибавших рядом с защитными полями Станции, генераторы которой непрерывно гудели, выполняя свою работу. Почти месяц проходили мимо Станции бесчисленные стаи рипов. Они достигали моря, но не бросались в него. Здесь они образовывали семьи, откладывали яйца. Кожистые гроздья яиц забрасывались песком. И потом, на огромном протяжении морского берега, зверьки погибали. Тишина казалась долгой и неестественной. Токи отправлялись обратно из Станции с гораздо меньшей быстротой и охотой, чем бежали туда. Для тех из них, кто вовремя добрался до безопасного места, весь период был сплошным весельем. Накормленные из станционных запасов (неохотно, но все же накормленные), они были свободны от своей обычной работы и слонялись по улицам маленького поселка, который был для них огромным Вавилоном, о котором они никогда и не слышали. - У некоторых есть деньги, и сегодня они отправились на склад за едой, - с отвратительным хихиканьем сказал Ломару второй офицер Станции Арлан. - Получили шиш. Им сказали: "Собирайте краснокрылку. Праздник кончился. Тащите листья, если хотите есть." И они собирали краснокрылку. Недолго... Ибо потом началась вспышка токской лихорадки. И производство пало почти до нуля. 3 Мыс Дымов, как говорили, означал начало Южного Токленда. Название, как предполагал Ран, дано по вулканической активности - прошлой или настоящей. Но когда единственный станционный катер приблизился к мысу, Рану стало ясно, что тонкие ниточки дыма, поднимавшиеся от берега, созданы людьми. - Сигнал, - сказал квартирмейстер. - Они нас ждут. - Приветственный комитет? - спросил Ран. Но квартирмейстер только хмыкнул. Полная неудача попыток с прирученными токами привела Ломара к депрессии, которая, в свою очередь, сменилась равнодушием. Он совершал поездки с Линдел, но это продолжалось недолго. Приятно сидеть с ней у костра в ясном осеннем воздухе, но когда она попыталась уговорить его продолжать работу, он рассердился. Какая работа? - гневно спросил он. - Пусть она оставит его в покое... И она оставила. И настолько оставила, что когда он вернулся после долгой одинокой прогулки, ее уже не было. Потом они с Рэндоном напились, и у него было тяжелое похмелье и горячее смущение при воспоминании о пахнущих мускусом юных, но очень искусных токских девушках. В любом случае пришло время для каких-то изменений. Краснокрылка, собираемая в Южном Токленде, никогда не достигала хотя бы половины того количества, что давал Северный; в то же время это количество никогда не уменьшалось. Ломар потерпел неудачу, если можно так сказать, на домашней территории. Он ничего не потеряет, если посмотрит на положение на д