акое лицо было у Мэвиса, когда он выходил из кабинета, и ответил: - Нет, не совсем. Мэвис сложил с себя обязанности. После кое-каких формальностей. Обычный протокол. Годы честной службы, преданность принципам Морального Обновления. Потом мы с ним немного поговорили в холле. - На самом деле они прошли вместе с четверть мили от здания Комитета до дома Мэвиса. - У него есть участок земли на какой-то планете в системе Сириуса. Там много коров. Мэвис утверждает, что по вкусу их мясо невозможно отличить от земного. - Что же еще не решено? - Возможно, я откажусь. - Почему? - Не хочу загнуться через восемь лет. Мне совсем не улыбается, получив отставку, оказаться в каком-нибудь Богом забытом захолустье за десять световых лет отсюда. Дженет спрятала платок в нагрудный карман и выключила печь. - Однажды мы уже говорили об этом - три года назад. - И что мы решили? - Он вспомнил, что они решили. Они решили решать, когда придет время, - ведь оно могло не прийти вовсе. Тогда Агентство только открылось, и Дженет опасалась скорого краха. - Глупо делать вид, будто это непыльная работа. Она отнюдь не такова и никогда таковой не была. Ни у кого нет сомнений на этот счет. Не знаю, почему Мэвис взялся за нее. Может, по моральным соображениям? - Служение обществу... - Беззаветное служение Моральным принципам. Высшая форма самопожертвования, Омфал всей этой... - Он запнулся. - Крысиной возни, - закончила Дженет. - Наверное, и зарплата больше. Или меньше? Ну, конечно, это неважно. - Моя семья долго карабкалась наверх, - задумчиво произнес Ален. - И мне тоже пришлось пробиваться. Тут есть к чему стремиться, есть цель. И мне не жаль усилий, затраченных на те пакеты, которые я делал. - Прежде всего он имел в виду пакет, который ему возвратила Сью Фрост. Притча о погибшем дереве. Дерево погибло, лишенное связи с Землей. Вероятно, многие считали Морак этого пакета недостаточно вразумительным. Но для Алена он был совершенно ясен: человек изначально несет ответственность за своих ближних, и именно они определяют его жизнь. - Я знаю двух людей, которые поселились среди Руин на Хоккайдо. Там нет ничего живого, и все заражено. Они знают, что их ждет. И все же Гэйтс и Шугерман скорее умрут, чем вернутся сюда. Если бы они вернулись, им пришлось бы стать общественными существами, пожертвовать какой-то частью своей неповторимой и невыразимой личности. И это, конечно, ужасно. - Но ведь они живут там не только поэтому, - возразила Дженет таким тихим голосом, что он едва расслышал. - Наверное, ты забыл. Я ведь тоже там была. Один раз ты взял меня с собой. Когда мы еще только поженились. Я хотела посмотреть. Ален вспомнил. Но это казалось ему не столь важным. - Возможно, так они выражают свой протест. У них есть какая-то идея, к которой они хотят привлечь внимание. - Они жертвуют жизнью. - Для этого не требуется особых усилий. И их всегда можно будет спасти с помощью быстрого замораживания. - Но, умирая, они указывают на что-то важное. Тебе не кажется? - Она задумалась. - Майрон Мэвис тоже на что-то указывал. Может, даже на то же самое. И ты, наверное, чувствуешь что-то, когда у них бываешь, тебя все время туда тянет. И вчера вечером ты опять там был. Он молча кивнул. - А что сказала миссис Бирмингэм? - Меня заметил "малыш", - почти равнодушно ответил Ален, - и теперь мое поведение будет обсуждаться в среду на собрании жильцов. - Из-за того, что ты там побывал? Но ведь ты делал это много раз. - Может, раньше они меня не видели. - А то, что было потом, "малыш" видел? - Будем надеяться, что нет. - Про это есть в газете. Ален схватил газету и на первой странице увидел крупный заголовок: "ОСКВЕРНЕННЫЙ ПАМЯТНИК ШТРАЙТЕРУ. ВАНДАЛЫ В ПАРКЕ. ИДЕТ РАССЛЕДОВАНИЕ" - Это был ты, - почти прошептала Дженет. - Да, - согласился Ален. Он еще раз перечитал заголовок. - Действительно, это был я. И мне потребовался всего один час. Краску я оставил на скамейке. Очевидно, они ее нашли. - Да, там про нее упоминается. В шесть часов утра увидели, что стало со статуей, а в шесть тридцать нашли банку с краской. - Что они еще нашли? - Лучше прочти сам. Ален разложил газету на столе и принялся читать. "ОСКВЕРНЕННЫЙ ПАМЯТНИК ШТРАЙТЕРУ. ВАНДАЛЫ В ПАРКЕ. ИДЕТ РАССЛЕДОВАНИЕ Нъюер-Йорк, 8 октября (Т-М). Полиция расследует преднамеренное повреждение, нанесенное статуе Майора Юлия Штрайтера, основоположника Принципа Обновления и вождя революции 1985 года. Установленный в Парке Морака монумент выполнен из покрытого бронзой пластика другом и соратником Майора, Пъетро Буетелло, в марте 1990 года. Повреждение, охарактеризованное полицией как преднамеренное и целенаправленное, было произведено ночью. Парк Морака никогда не закрывается, поскольку представляет собой моральный и духовный центр Ньюер-Йорка". - Когда я пришла домой, газета уже лежала в почтовом ящике. Как всегда, я прочла ее, пока обедала. - Вот почему у тебя такой испуганный вид. - Нет, совсем не потому. Они могут только выселить нас, или оштрафовать, или отправить тебя на год в тюрьму. - И лишить наши семьи права жить на Земле. Дженет пожала плечами. - Мы бы выжили. И они все бы выжили. Я просидела одна в квартире три с половиной часа и все думала. Сначала мне показалось... - она задумчиво нахмурилась, - случилось что-то необычное, и сегодня утром мы оба это поняли: на твоих ботинках была грязь, и трава, и красная краска. Но никто не видел тебя. - "Малыш" кое-что заметил. - Но не это. Иначе тебя бы давно арестовали. Наверное, он видел что-нибудь другое. - Не знаю, сколько им понадобится времени, чтобы меня выследить, - мрачно проговорил Ален. - Но откуда им догадаться? Они будут искать людей, потерявших право на жилье, или тех, кого насильно возвращают в колонии. Или выродков. - Терпеть не могу это слово. - Ну, эмигрантов. Но при чем здесь ты? Человек, достигший таких вершин, который провел вчерашний вечер в обществе Сью Фрост и Иды Пиз Хойт. Это же не имеет никакого смысла. - Действительно не имеет, - согласился Ален. - Даже для меня самого. Дженет подошла к столу. - Я не могу понять. Выходит, ты сам не знаешь, почему так сделал? - Понятия не имею. - О чем ты думал? - У меня просто появилось желание. Ясное, непреодолимое желание разделаться со статуей раз и навсегда. Мне потребовалось полгаллона краски и механическая пила. Пила лежит на своем месте - в мастерской Агентства, только без полотна. Полотно сломалось. Я уже несколько лет не пилил. - Ты помнишь, что ты сделал? - Нет. - Ив газете ничего толком не сказано. - Она простодушно улыбнулась. - Во всяком случае, ты неплохо потрудился. x x x Немного позже, когда от жареной "аляскинской форели" осталась лишь кучка косточек на тарелке, Ален откинулся на спинку кресла и закурил сигарету. Дженет стояла у плиты и тщательно мыла посуду. В комнате царила мирная атмосфера. - Интересно, - заметил Ален. - Как будто ничего не произошло, вечер как вечер. - Нам ничто не мешает заняться делами, - отозвалась Дженет. Столик возле кушетки был завален металлическими колесиками и прочими деталями. Дженет занималась сборкой электрических часов. Тут же лежали схемы и инструкции из комплекта конструктора. Так уж повелось. Образовательные развлечения: конструктор для индивидуума, фокусы для общественного времяпровождения. - Как твои часы? - спросил Ален. - Почти уже готовы. Потом будет электробритва. Миссис Дафи, которая живет через площадку, сделала такую для мужа. Я ее видела. По-моему, очень удобная. Ален показал на плиту. - Эту штуку соорудила моя семья. В девяносто шестом году, мне тогда было одиннадцать. Тогда их работа казалась мне бессмысленной: печи, изготовленные автофаком, стоили совсем недорого. Но потом отец и брат объяснили мне Морак. Я никогда этого не забуду. - Я обожаю мастерить разные вещи; это так забавно. Ален задумался, продолжая курить. Все-таки удивительно, что он мог спокойно сидеть здесь после того, как всего двадцать четыре часа назад осквернил монумент. - Я его высмеял, - произнес Ален вслух. - Ты... - Мы часто пользуемся таким приемом, когда готовим выпуск. Если какие-то качества предмета специально преувеличить, получится пародия. И тогда мы говорим, что высмеяли его. Обычно мы высмеиваем старые затасканные темы. - Да, - кивнула она. - Я знаю. Я видела вашу пародию на Блэйк-Моффет. - Меня беспокоит другое, - продолжал Ален. - В ночь с воскресенья на понедельник я высмеял статую Майора Штрайтера. А в понедельник утром в Агентство пришла Сью Фрост. В шесть вечера Ид а Пиз Хойт предложила мне стать директором Телемедиа. - Какая тут связь? - Мне кажется, существует некий комплекс. - Ален загасил сигарету. - Такой грандиозный, что в него оказываются вовлечены все люди и все вещи во Вселенной. И я его чувствую. Какая-то глубокая причинная связь. Это не совпадение. - Расскажи, как ты.., высмеял ее. - Не могу. Не помню. - Он встал. - Подожди меня немного. Я только схожу посмотрю; они, наверное, еще не успели ничего восстановить. - Пожалуйста, не уходи. - Это очень важно, - возразил Ален, ища свое пальто. Оно было поглощено шкафом. Ален нажал на кнопку, .и шкаф выдвинулся из стены. - У меня остались лишь смутные воспоминания, ничего определенного. В любом случае нужно все выяснить. Может, тогда решу и с Т-М. Не проронив ни слова, Дженет прошла мимо него и вышла в коридор. Она направлялась в ванную, и он знал, зачем. Захватив с собой пузырьки, Дженет собиралась наглотаться снотворного, чтобы провести ночь спокойно. - Не стоит так волноваться, - попытался урезонить ее Ален, но не услышал ответа. Он постоял еще немного и вышел. Глава 5 В Парке было сумрачно и довольно прохладно. То здесь, то там, подобно лужицам дождевой воды, собирались небольшие группы людей. Никто не разговаривал. Казалось, все ждали какого-то события, которое могло произойти в любую минуту. Статуя стояла у подножия башни, в центре кольца из гравия. Вокруг располагались скамейки, чтобы посетители могли кормить голубей, дремать или беседовать, созерцая ее величие. Остальную часть парка занимали лужайки с мокрой травой и несколько пригорков, усаженных деревьями и кустами; в дальнем конце темнел Домик садовника. Ален достиг центра Парка и остановился в недоумении. Сначала он даже не мог узнать это место. Но вскоре ему стало ясно, что произошло. Полиция скрыла статую от посторонних глаз, соорудив вокруг нее огромный деревянный ящик. Ален лишился возможности увидеть дело рук своих. Он уныло смотрел на то место, где прежде высилась статуя. Кто-то подошел и остановился рядом. Ален обернулся и увидел хмурого худощавого гражданина в длинном грязном пальто, который тоже смотрел на ящик. Некоторое время оба молчали. Наконец гражданин откашлялся и сплюнул в траву. - Ни черта не видно. Ален кивнул. - Они специально так сделали, - продолжал гражданин, - чтобы никто не мог увидеть. Знаете, почему? - Почему? - спросил Ален. Худощавый наклонился к нему. - Это дело рук анархистов. Исковеркали статую до безобразия. Кое-кого полиция уже поймала, некоторым удалось уйти. И главарь их тоже ушел. Но его поймают. И знаете, что тогда выяснится? - Что? - Выяснится, что всю их деятельность оплачивал Курорт. И это только начало. - Начало чего? - На следующей неделе, - пророчествовал худощавый гражданин, - начнут взрываться общественные здания. Прежде всего - здание Комитета и Т-М. А потом они отравят питьевую воду радиоактивными веществами. Вот увидите. У нее уже какой-то странный вкус. Полиции все давно известно, но у них связаны руки. Рядом с худощавым гражданином появился низкорослый рыжий толстяк с сигаретой в зубах. - Чепуха, - раздраженно возразил он. - Это всего лишь дети. Компания озорных мальчишек, которым нечем больше заняться. Худощавый язвительно усмехнулся. - Они как раз и хотят, чтобы вы так подумали. Как же, безобидная шалость! Но я вот что вам скажу: человек, который это сделал, хотел ниспровергнуть Морак. Они не успокоятся, пока не втопчут в грязь последние остатки приличий и морали. Они хотят, чтобы снова процветали блуд и наркомания. Чтобы тщета и алчность правили миром и жалкие люди корчились в зловонной бездне своих пороков. - Это были дети, - упрямо повторил толстяк. - Обычное озорство, и больше ничего. - Всемогущий Господь свернет небо, подобно свитку, - вещал худощавый, когда Ален зашагал прочь. - Атеисты и развратники будут лежать повсюду в лужах крови, и зло будет выжжено из людских сердец священным огнем. Ален бесцельно брел по дорожке и вдруг заметил, что за ним наблюдает какая-то девушка. Он подошел к ней и после некоторого колебания спросил: - Что случилось? У девушки были темные волосы и гладкая смуглая кожа, которая слегка поблескивала под тусклыми фонарями Парка. Когда девушка заговорила, ее голос звучал довольно уверенно. - Сегодня утром статую нашли в сильно измененном виде. Вы не читали? В газетах сообщалось. - Да, читал, - кивнул он. Девушка стала подниматься по поросшему травой склону холма, и Ален последовал за ней. Под ними в сумраке виднелся саркофаг с останками статуи. Ее застали среди ночи одну, когда она никем не охранялась. Стоя на вершине холма, Ален мог видеть место происшествия глазами стороннего наблюдателя. На гравии виднелись страшные красные капли. Это была эмалевая краска из художественного отдела Агентства Алена Парсела. Но он понимал, какие зловещие образы она могла вызвать у других людей. Красный след означал кровь, кровь статуи. Из сырой рыхлой земли Парка вылез враг, набросился на нее и перерезал ей сонную артерию. Истекая кровью, статуя умерла. Стоя рядом с девушкой, Ален понял, что статуя умерла. Он ощущал пустоту, скрывавшуюся за стенками деревянного ящика. Вся кровь вытекла, осталась лишь пустая оболочка. Кажется, статуя пыталась защищаться. Но у нее ничего не вышло, и теперь никакое быстрое замораживание не спасет ее. Она мертва. - Вы уже давно здесь? - спросила девушка. - Всего несколько минут, - ответил он. - А я была здесь утром, когда шла на работу. "Значит, она видела статую до того, как построили ящик", - подумал Ален. - Что с ней стало? Вы не могли бы рассказать? - Ему не терпелось узнать о своем загадочном поступке. Девушка улыбнулась. - Не надо бояться. - Я не боюсь. С чего вы взяли, - удивился Ален. - Вы боитесь. Но теперь все в порядке. - Она весело засмеялась. - Им придется снести ее. Восстановить ее невозможно. - Вы рады, - произнес он с благоговейным трепетом. В глазах девушки зажглись озорные огоньки. - Мы должны это отпраздновать, устроить бал. - Потом огоньки погасли, и она тихо добавила: - Кто бы он ни был, дай Бог ему выйти сухим из воды. Давайте уйдем отсюда - хорошо? Пойдемте. Сунув руки в карманы пальто, она довольно быстро зашагала по траве к выходу из Парка. Ален последовал за ней. Он почувствовал, как на холодном вечернем воздухе его начинает покидать ощущение таинственного призрачного присутствия Парка. - Хорошо, что мы отсюда уходим, - наконец пробормотал он. Девушка беспокойно тряхнула головой. - Сюда легко попасть, но выбраться трудно. - Вы это почувствовали? - Конечно. Сегодня утром я тут проходила, и было не так плохо; светило солнце. Но вечером... - Она поежилась. - Я простояла целый час, пока вы не пришли и не пробудили меня. Просто стояла и смотрела в каком-то оцепенении. - Меня больше всего поразили эти капли, - признался Ален. - Они выглядят как кровь. - Это всего лишь краска, - возразила девушка. Она достала из кармана сложенную газету. - Хотите прочесть? Обычная быстросохнущая эмаль - ею пользуются во многих учреждениях. Ничего таинственного. - Они никого не поймали, - сказал Ален, все еще испытывая некоторую неловкость, которая, впрочем, уже начала проходить. - Удивительно, оказывается, так легко было это сделать и скрыться. Никто не охраняет Парк; и никто не заметил того человека. - У вас есть какая-нибудь версия? - Ну... - Она пнула ногой лежавший на дороге камешек. - Наверное, один из тех, кто потерял право на жилье. Или кто-то выразил свое подсознательное отрицание Морака. Протест против Морального Кодекса, - психологического груза, навязанного системой. - Но что он сделал со статуей? - В газете не сказано. Скорее всего они просто бояться. Вы, конечно, видели статую и знаете, как Буэтелло изобразил Штрайтера. Традиционная воинственная поза; с простертой рукой, одна нога выставлена вперед, как будто он собирается вступить в битву, голова гордо поднята. Задумчивый взгляд. - Устремленный в будущее, - добавил Ален. - Правильно. - Девушка остановилась, повернулась на пятках и опустила голову. - Злоумышленник или насмешник - в общем, кто бы он ни был - воспользовался красной краской. Это вы знаете, вы ее видели. Он покрыл всю статую красными полосами, даже волосы покрасил. И еще. - Она весело улыбнулась. - Ему как-то удалось отделить голову от туловища. Наверное, воспользовался механической пилой. В общем, он отрезал голову и положил ее в вытянутую руку. - Понятно, - кивнул Ален. Он слушал с напряженным вниманием. - Потом, - монотонно продолжала девушка, - с помощью горелки он разогнул правую ногу - ту, которая выставлена вперед. Когда термопластик размягчился, он изменил положение ноги. Теперь Майор Штрайтер держит свою голову в руке и как будто хочет забросить ее в дальний конец Парка. Получилось весьма оригинально и впечатляюще. - Неудивительно, что они заколотили ее в деревянный ящик, - заметил Ален после паузы. - Да, им пришлось так сделать. Но кое-кто успел все увидеть, пока не сколотили ящик. Первым делом они вызвали легионеров Майора Штрайтера; наверное, думали, что произойдет что-нибудь еще. Когда я пришла, там было полно унылых парней в коричневой униформе. Они окружили статую плотным кольцом. Но я все равно увидела. А потом, уже днем, они сделали ящик. - Помолчав, она добавила: - Вы знаете, люди смеялись. Даже легионеры. Они не могли удержаться, просто давились от смеха. Мне их так жалко... Они очень не хотели смеяться. Они вышли на освещенный перекресток. Девушка остановилась. На ее лице появилось озабоченное выражение. Она внимательно посмотрела на Алена своими большими глазами. - У вас ужасный вид, - заметила она. - И это моя вина. - Нет, - возразил он. - Я сам виноват. Она взяла его за руку. - Что случилось? - Проблемы с работой, - усмехнулся он. - Понимаю, - кивнула она, продолжая крепко держать его за руку. - А у вас есть жена? - Да, и очень милая. - Она помогает вам? - Она переживает еще больше, чем я. Сейчас как раз принимает успокоительное. У нее большая коллекция пилюль. - Вам нужна помощь? - Да, - признался он, нисколько не удивляясь своей искренности, - очень. - Так я и думала. - Она снова зашагала по тротуару, и Ален последовал за ней. Казалось, она взвешивает разные возможности. - Сейчас трудно получить помощь. И вы не похожи на того, кто действительно хочет ее получить. Я смогу дать вам один адрес. Вы воспользуетесь им? - Трудно сказать. - Но вам нужна помощь? - Я еще ни разу в жизни не обращался за помощью, - ответил Ален. - Не знаю, как я поступлю на этот раз. - Вот. - Она протянула ему сложенный листок бумаги. - Положите в свой бумажник. И не смотрите сейчас - просто уберите, пока не почувствуете потребность воспользоваться им. Она внимательно наблюдала, как Ален прячет листок в бумажник. - Все в порядке, - удовлетворенно кивнула она. - До свидания. - Вы уходите? - Он нисколько не удивился: ее уход был вполне естественным. - Мы еще увидимся. Я и раньше вас видела. - Она свернула в темный переулок. - До свидания, мистер Парсел. Берегите себя. Прошло несколько секунд, прежде чем Ален сообразил, что девушка стояла в Парке не просто так. Она ждала его. Потому что знала: он придет. Глава 6 На следующий день Ален все еще не дал ответа миссис Фрост. Место директора Т-М оставалось вакантным: Мэвис уже ушел, но никто его не заменил. Гигантский трест продолжал работать по инерции, и более мелкие чиновники по-прежнему ставили печати и заполняли бланки. Монстр жил, хотя и не так активно. Не представляя себе, сколько времени ему потребуется для принятия окончательного решения, Ален позвонил в Комитет и спросил миссис Фрост. - Да, сэр, - ответил записанный на пленку голос. - Секретаре Фрост находится на конференции. Вы можете продиктовать тридцатисекундное сообщение, которое будет представлено на ее рассмотрение. Благодарю вас. З-з-з-з-з! - Миссис Фрост, - начал Ален. - У меня имеются кое-какие соображения, о которых я упоминал в нашей вчерашней беседе. Возглавляя Агентство, я обладаю некоторой независимостью. Вы указывали, что моим единственным заказчиком является Телемедиа, и практически я работаю только на них. Вы также указывали, что, как директор Телемедиа, я получу еще больше независимости. Ален остановился, соображая, как продолжить. - С другой стороны... - опять заговорил он, но тут тридцать секунд истекли. Он подождал, пока автомат на другом конце провода закончит свою болтовню, и продолжил: - Мое Агентство создано моими собственными руками. Я могу производить в нем любые перестройки. Все в моих руках. Т-М, напротив, совершенно безличен. Никто не может контролировать его. Он как горный ледник. Это звучало, пожалуй, чересчур резко, но Ален уже не мог стереть запись. - Миссис Фрост, боюсь, что мне потребуется еще некоторое время на размышление. Понимаю, это ставит вас в неудобное положение, и приношу свои извинения. Но все же отсрочка необходима. Я постараюсь дать ответ в течение недели, и пожалуйста, не думайте, что я нарочно тяну время. Мне очень хотелось бы поскорее найти решение. С вами говорил Ален Парсел. Повесив трубку, он откинулся на спинку кресла и задумался. Здесь, в офисе Агентства, статуя Майора Штрайтера казалась чем-то далеким и почти нереальным. Теперь Алена волновало только одно: выбор работы. Или он остается со своим Агентством, или возглавляет Т-М. В таком виде проблема представлялась довольно простой. Ален достал монетку и бросил ее на стол. Что ж, пусть все решает случай. Открылась дверь, и вошла Дорис, его секретарша. - Доброе утро, - бодро сказала она. - Фред Лади хочет получить у вас рекомендательное письмо. Мы выписали ему чек. Две недели плюс выходное пособие. - Она села напротив него, приготовила карандаш и блокнот. - Вы продиктуете письмо? - Не знаю. - Ален хотел бы это сделать, потому что любил Лади и надеялся, что он найдет себе более-менее приличную работу. Но в то же время чувствовал, как глупо давать рекомендательное письмо человеку, которого уволил за бессовестное предательство. - Может, после... Дорис встала. - Я скажу ему, что вы очень заняты. Подумаете после. Ален удовлетворенно кивнул, отпустив ее с этой версией. Сейчас он не мог принять решения ни по одному вопросу. Все его проблемы, большие и малые, вращались в высоких сферах, слишком высоких и далеких от Земли. По крайней мере полиция его не выследила. Едва ли "малыш" миссис Бирмингэм знал, что произошло в Парке. Завтра в девять часов все выяснится. Но не это тревожило Алена. Вторжение полиции, арест, ссылки казались ему совершенным абсурдом. Работа - вот реальная проблема; и еще его психическое состояние. Он сказал девушке, что нуждается в помощи, и он действительно в ней нуждался. Не потому, что повредил статую, но потому, что сделал это бессознательно. Странно, что его мозг мог действовать сам по себе, не известив сознание. Но ведь мозг - такой же орган, как селезенка, сердце или почки, которые выполняют свои функции вполне самостоятельно. Чем же хуже мозг? С такой точки зрения инцидент представлялся уже не столь загадочным. Но, конечно, следовало выяснить, как все произошло. Ален достал бумажник и извлек из него записку. На листке бумаги аккуратным женским почерком было написано всего три слова: КУРОРТ ГРЕТХЕН МАЛЬПАРТО. Значит, девушку звали Гретхен. И, очевидно, она рыскала по ночному городу, пропагандируя психотерапевтический Курорт и тем самым нарушая закон. Итак, Курорт, последнее убежище дезертиров и неудачников, дотянулся до Алена Парсела. Он ощутил неприятную болезненную слабость. Из-за приоткрытой двери послышался голос Дорис: - Мистер Парсел, вам телефонограмма. Автомат сейчас записывает ее. - Хорошо, Дорис. - Ален с трудом оторвался от своих мыслей и взял телефонную трубку. Автомат предупредительно вернулся к началу записи и принялся вещать. "Десять ноль пять. - Щелк. З-з-з-з-з! - Мистер Парсел. - Потом послышался вежливый женский голос, не прибавивший Алену оптимизма. - Говорит Сью Фрост. Ответ на ваш утренний звонок. Сожалею, что меня не оказалось на месте, когда вы позвонили, мистер Парсел. - Пауза. - Я вам сочувствую и вполне понимаю ваше положение. - Еще одна пауза, более длинная. - Как вы, конечно, понимаете, мистер Парсел, предлагая вам место директора Телемедиа, мы исходим прежде всего из того, что вы подходите на эту должность". Механизм переключился на следующий тридцатисекундный фрагмент. "Десять ноль шесть. - Щелк. З-з-з-з-з. - Далее. - Миссис Фрост откашлялась. - Нам представляется, что неделя - слишком долгий срок, если учесть ситуацию, сложившуюся сейчас на Телемедиа. Учреждение не имеет директора, поскольку, как вам известно, мистер Мэвис уже ушел в отставку. Мы еще не решили вернуть его, но, возможно, это окажется необходимым. Нам хотелось бы узнать ваше решение до субботы. Прошу понять нас правильно. Мы вам сочувствуем и не хотим оказывать на вас давление. Однако Телемедиа представляют собой один из важнейших органов, и интересы общества требуют, чтобы вы приняли решение как можно быстрее. Буду надеяться, что вы это сделаете". Щелчок. Звук перематываемой ленты. По тону миссис Фрост Ален понял, что сейчас ему объявили официальное решение Комитета. Значит, осталось четыре-пять дней. Четыре-пять дней, чтобы выяснить, кем должен стать Ален Парсел. Он снова снял трубку, начал набирать номер, но передумал. Звонить из Агентства было, пожалуй, слишком рискованно. Ален встал и вышел из кабинета. - Уходите, мистер Парсел? - осведомилась Дорис. - Я скоро вернусь. Только зайду в магазин. Дженет просила кое-что купить. Покинув Монджентлок, Ален зашел в общественную телефонную будку и рассеянно набрал номер. - Психиатрический Курорт, - ответил приветливый женский голос. - Я могу поговорить с Гретхен Мальпарто? Прошло несколько секунд. - Мисс Мальпарто ненадолго вышла. Не хотите ли поговорить с доктором Мальпарто? - Это ее супруг? - слегка раздраженно спросил Ален. - Доктор Мальпарто - брат мисс Мальпарто. Не могли бы вы назвать себя? - Я бы хотел записаться на прием. Деловые проблемы. - Да, сэр. - Шелест бумаги. - Ваше имя, сэр? Он заколебался, но тут же нашел решение. - Я буду у вас под именем Коутс. - Да, сэр. Мистер Коутс. - Вопрос был исчерпан. - Вам удобно завтра в девять утра? Он хотел согласиться, но вспомнил про собрание жильцов. - Лучше в четверг. - В четверг в девять часов к доктору Мальпарто, - скороговоркой проговорила девушка. - Спасибо за звонок. Почувствовав некоторое облегчение, Ален вернулся в Агентство. Глава 7 В высокоморальном обществе 2114 года еженедельные собрания жильцов проводились по скользящему графику. На каждом собрании присутствовали управдомы соседних домов. Они составляли совет, на котором председательствовал местный управдом. Как управдом в доме Парсела, миссис Бирмингэм заняла место председателя. По обе стороны от нее расположились ее коллеги, дамы средних лет в цветастых шелковых платьях. - Терпеть не могу этот зал, - пробормотала Дженет, задержавшись в дверях. Ален также не питал к нему никаких симпатий. Здесь, в большом помещении на первом этаже, проходили заседания всех местных лиг, комитетов, клубов, советов и ассоциаций. На полках годами пылились кипы бумаг, и воздух в зале всегда казался спертым. Сюда стекались сведения обо всех аморальных поступках жильцов. Здесь дело каждого человека становилось делом общества. Многовековое христианское Таинство Исповеди достигло своего апогея в домовом собрании, созываемом, дабы испытать души жильцов. Как всегда, людей оказалось больше, чем мест. Многим пришлось стоять по углам или в проходах между рядами. Кондиционер, завывая, перемещал по залу облако дыма. Ален никак не мог понять, откуда оно бралось. Курение здесь запрещалось, и как будто никто не пытался нарушить запрет. Тем не менее дым неизменно присутствовал на собраниях жильцов. Быть может, он представлял собой являвшуюся из прошлого тень очистительного огня. Ален стал рассматривать "малышей". Они напоминали огромных уховерток, длиной около полутора футов, которые могли с большой скоростью бегать как по земле, так и по стенам, и замечали все. Сейчас "малыши" были выключены. Управдомы извлекли из них кассеты с информацией. "Малыши" оставались в покое во время собрания, затем их снова активировали. В этих стальных ищейках было что-то зловещее - но в то же время и ободряющее. "Малыши" не обвиняли; они лишь сообщали то, что видели и слышали. Их информация не искажалась и не имела эмоциональной окраски. Поскольку жертва обличалась механическим устройством, истеричная демагогия и злобные наветы совершенно исключались. Здесь даже не вставал вопрос о вине. Перед собранием представали голые факты, и речь шла лишь о глубине морального падения. Жертва не могла возмущаться несправедливым обвинением, ей оставалось лишь сетовать на злой рок и свою неосторожность. На трибуне миссис Бирмингэм, с повесткой дня в руках, оглядывала зал, проверяя, все ли явились. Неявка сама по себе расценивалась как упущение. Вероятно, Ален и Дженет оказались последними; миссис Бирмингэм дала знак, и собрание началось. - Похоже, нам не удастся сесть, - пробормотала Дженет, когда за ними закрылись двери. Ее лицо исказилось от страха. Предстоящее собрание она восприняла как неотвратимую катастрофу. Каждую неделю Дженет предчувствовала страшные обвинения и суровое наказание. Но ничего не случалось. Шли годы, и ее ни разу не привлекали к ответственности. Однако это лишь убеждало Дженет в том, что злая судьба оставила самое плохое на потом. - Когда меня вызовут, - тихо сказал Ален, - не раскрывай рта. Не выступай ни на чьей стороне. Чем меньше слов, тем больше у меня шансов. Она взглянула на него с отчаянием. - Они разорвут тебя. Посмотри на них. Только и ждут, на кого бы наброситься. - Большинство из них устали и хотят поскорее закончить, - возразил Ален. Действительно: многие погрузились в чтение утренних газет. - Рано отчаиваться. Если никто не сунется меня защищать, все пройдет тихо, и, может, я отделаюсь устным порицанием. - "Если, конечно, речь не зайдет о статуе", - подумал он. - Сначала рассмотрим дело мисс Д. Э., - объявила миссис Бирмингэм. Д. Э, означало Джули Эбберли, которую все прекрасно знали. Джули то и дело попадалась, но ей как-то удавалось сохранить право на жилье, полученное в наследство от родителей. Теперь она, испуганно вытаращив глаза, взошла на помост, молодая длинноногая блондинка с внушительным бюстом. Сегодня она была в скромном ситцевом платье и туфлях на низком каблуке. - Мисс Д. Э, добровольно и сознательно совершила порочное деяние с мужчиной вечером шестого октября, две тысячи сто четырнадцатого года, - зачитала миссис Бирмингэм. "Порочное деяние" чаще всего означало секс. Ален прикрыл глаза и приготовился к неприятной процедуре. По залу прошел шорох; люди откладывали в сторону газеты. Апатия сменилась живым интересом. У Алена всегда вызывало отвращение это жадное стремление узнать все до малейшей подробности, которое лицемерно маскировалось под чувство справедливости. Кто-то уже задал первый вопрос: - Был ли это тот же мужчина, что и в предыдущих случаях? Мисс Д. Э, покраснела. - Д-да, - призналась она. - Разве вас не предостерегали? Не говорили в этом самом зале, что вы должны возвращаться домой в положенное время и вести себя, как следует порядочной девушке? Судя по всему, слово взял новый обвинитель. Голос был искусственным и доносился из вмонтированного в стену микрофона. Все задаваемые из зала вопросы с помощью специального устройства трансформировались таким образом, что у них пропадал характерный тембр. В результате присутствовал лишь один безличный обвинитель, который странным образом мог играть и роль защитника, если кто-либо из присутствующих симпатизировал жертве. - Давайте послушаем, в чем состояло "порочное деяние", - предложил Ален и, как всегда, содрогнулся, услышав безжизненное монотонное гудение, в которое превратился его голос. - Может, какой-нибудь пустяк, и не стоит поднимать столько шума. Миссис Бирмингэм с негодованием оглядела зал, пытаясь определить, кто говорил, затем зачитала обвинение: - Мисс Д. Э, по своей воле совершила половой акт с мужчиной в общественной ванной нашего дома. - Ничего себе пустяк, - произнес чей-то голос, и собаки были спущены. С дьявольским сладострастием обвинители набросились на свою жертву. Ален почувствовал, что жена прижалась к нему. Она дрожала, и он обнял ее. Между тем фракция, нерешительно защищавшая мисс Д. Э., неожиданно одержала верх. В девять пятнадцать после небольшого совещания совет управдомов постановил вынести девушке устное порицание, и она с благодарностью покинула помост. Миссис Бирмингэм вновь поднялась. Почти с облегчением Ален услышал свои инициалы. Он встал и направился к сцене, прислушиваясь к словам обвинения. "Малыш" - слава Богу - ничего не сообщил о памятнике. - Мистер А. П., - начала миссис Бирмингэм, - седьмого октября две тысячи сто четырнадцатого года в двадцать три тридцать вернулся домой в нетрезвом состоянии, упал на лестнице и при этом произнес нецензурное слово. Ален поднялся на помост, и процедура началась. x x x Всегда есть опасность того, что в зале найдется гражданин, который втайне давно питал к вам ненависть и только и ждал удобного случая. Ален прожил в этом доме не один год и вполне мог ненароком нанести оскорбление какой-нибудь безымянной душе: обойти в очереди, не ответить на приветствие, наступить на ногу. Но, оглядевшись по сторонам, он не обнаружил никаких особых эмоций. Ни у кого глаза не горели злорадством; никто даже не заинтересовался. Учитывая незначительность проступка, Ален имел все основания для оптимизма. К тому же он, как-никак, занимал весьма высокое положение. Понимая это, Ален с бодрым видом приготовился к схватке со своим коллективным обвинителем. - Мистер Парсел. - Безликий голос тут же понравился: - Я хотел сказать, мистер А. П. Вы давно уже не представали перед нами в качестве ответчика. - Несколько лет, - подтвердил Ален. - Как много вы выпили? - Три стакана вина. - И от этого вы опьянели? - голос ответил сам себе. - Да, так говорится в акте. - После небольшой заминки последовал четкий вопрос: - Где вы пили? Не вдаваясь в подробности, Ален коротко ответил: - На Хоккайдо. - Миссис Бирмингэм уже знала об этом, и скрывать не имело смысла. - Что вы там делали? - спросил голос, но тут же добавил: - Это не имеет отношения к делу. Придерживайтесь фактов. Что он делал до того, как выпил, не имеет значения. Вероятно, не удержалась Дженет. Ален не стал ввязываться в начинавшийся спор. - Почему не имеет значения? Характер действия определяется его мотивами. Имел ли мистер А. П. намерение напиться? Разве кто-то имеет такие намерения? Не думаю. - Я пил на пустой желудок, - сказал Ален, - и к тому же у меня нет привычки к алкоголю. - Что за слово я употребил? Да, действительно, мы такого даже не знаем. А вы уверены, что он не из тех, кто употребляет "такие" слова? Я только хочу сказать, что то или иное слово не меняет ситуацию. - И еще я тогда очень устал, - добавил Ален. Работа в средствах массовой информации научила его находить кратчайший путь к воспитанному в духе Морака сознанию зрителя. - Хотя было воскресенье, я провел весь день в офисе. Вероятно, это сказалось на моем здоровье. Но я всегда стараюсь расчистить рабочий стол к понедельнику. - Какой аккуратный джентльмен, - сказал голос, но тут же продолжил: - У него еще хватило такта не упоминать о своем положении. Браво. И вдруг среди этого хаоса мнений появилось нечто связное, сформированное. Ален понял, что говорит один человек. - К чему такие насмешки? Мистер Парсел - один из лучших наших жильцов. Как известно, Агентство мистера Парсела поставляет значительную часть материалов, используемых Телемедиа. Можем ли мы поверить, что человек, принимающий непосредственно участие в формировании этических стандартов нашего общества, сам морально неустойчив? Что же тогда можно сказать обо всем обществе в целом? На чем же основывается его нравственность? Разве не на таких благородных людях, которые посвятили всю жизнь беззаветному служению обществу и являются примером для всех нас? Ален изумленно взглянул на свою жену. Дженет ответила ему столь же изумленным взглядом. Нет, конечно, она и не могла так говорить. Очевидно, вмешался кто-то другой. - Семья мистера Парсела прожила здесь несколько десятилетий, - продолжал голос. - Здесь же мистер Парсел родился. Сколько людей появлялось и исчезало за годы его жизни. Немногие прожили в нашем доме так долго. Подумайте об этом. Цель наших собраний не в том, чтобы принижать тех, кто высоко стоит. Мистер Парсел здесь не для того, чтобы мы высмеивали его и глумились над ним. Некоторые полагают: чем большим уважением пользуется человек, тем больше причин нападать на него. Но нападая на мистера Парсела, мы нападаем на лучшее, что у нас есть. И это не приведет ни к чему хорошему. Алену стало немного неловко от такого панегирика. - Наши собрания основаны на идее, что человек имеет моральную ответственность перед обществом. Это хорошая идея. Но и Общество также должно отвечать за человека. Если оно призывает его прийти и покаяться в своих успехах, пусть даст ему что-то взамен. Пусть даст ему свое уважение и поддержку. Оно должно понять, что присутствие здесь такого гражданина, как мистер Парсел, - большая честь. Жизнь мистера Парсела посвящена нашему благополучию и совершенствованию нашего общества. И если у него единственный раз в жизни возникает желание выпить три стакана вина и произнести некое нецензурное слово, я думаю, он может себе это позволить. Мне кажется, тут нет ничего страшного. В зале воцарилась тишина. Никто больше не осмелился произнести ни слова. Ален стоял на сцене, и его смущение переросло в чувство стыда. Неизвестный защитник явно хватил через край. - Прошу прощения, - возразил Ален. - Давайте назовем все своими именами. Я поступил дурно. У меня, как и у любого гражданина, конечно, нет ника