сположились остальные латники. Что же до Джима, то он оставался на прежнем месте и слушал, как граф Камберленд ведет торг с королем Иоанном. Как это ни странно, граф, несмотря на свое богатырское телосложение, оказался ловким и проницательным дельцом. В конце концов ему удалось убедить короля, что тот ничего не выиграет от продолжения битвы и что, поскольку цена капитуляции может оказаться высокой и даже слишком высокой, лучше пока не поздно выторговать себе условия повыгоднее. Собственно говоря, на этот шаг толкал простой здравый смысл: опытных французских рубак, ветеранов многих сражений, стоило спасти от смерти - или от тяжелых ранений, поскольку в ту эпоху они, как правило, тоже заканчивались смертью, - хотя бы ради будущих сражений с англичанами. Но тут Джим заметил, что принц, стоящий рядом с графом, никак не может отвести пристального взгляда горящих глаз от лица аристократа. Лицо принца все больше и больше напоминало грозовую тучу; того и гляди, разразится смерч... Джим поспешил вмешаться в ход беседы, дабы предотвратить близящуюся грозу. - Прошу прощения, милорд, - перебил он графа, - но мне показалось, что наш царственный принц желал бы поговорить с вами. Граф неторопливо повернулся к принцу и взглянул на него; казалось, что все это время он даже не подозревал о существовании Эдварда. - Да, ваше высочество? - холодно произнес он. - Сэр, да знаете ли вы, кто я такой? - с раздражением поинтересовался принц. - Я знаю вас как моего царственного принца, - по-прежнему холодно отвечал граф, - однако, как мне сообщили, вы недавно отвернулись от англичан и земли, давшей вам жизнь, чтобы помогать французам во всех их делах против Англии; возможно, за это время вы уже успели приобрести новый титул. - Наглец! - выкрикнул принц. - На колени передо мной, милорд, или вы лишитесь головы, причем дело не заставит долго ждать! У меня есть люди, которые сделают это, стоит мне только приказать, - он оглянулся. - Есть или нет?! За спиной принца латники подняли дружный вопль, а Джим подумал, что лучше стерпеть их крики, чем стать свидетелем усекновения головы графа Камберленда по законному приказу их принца. С графом приехало лишь три рыцаря. Он поспешно опустился на колено. - Посмотрите направо, милорд, - стальным голосом произнес принц. - Видите кучу тряпок? Не правда ли, они чем-то похожи на мою одежду? Совсем недавно в этом тряпье был созданный из снега с помощью магии самозванец, а сделал его злой колдун, который сейчас, как я вижу, стоит за спинами у вас и у короля Франции. Он же дал существование и плоть лживой небылице о том, что я присоединился к французам. Как я могу покинуть Англию, если Англия - это я сам? Скажите мне, как вы поверили в такую ложь? - Не скажу, что я поверил всем сердцем, ваше высочество, - ответил граф. Лицо его побледнело, но голос звучал вполне уверенно. - Но дело-то идет не только о слухах и небылицах; люди, которых лжецами не назовешь, своими глазами видели, пусть даже и издалека, как вы в полном вооружении прогуливаетесь в компании французов и, судя по всему, прекрасно чувствуете себя среди них. Признаюсь, мне нелегко было поверить в это. Но человеку свойственно заблуждаться, ваше высочество, говорю прямо: именно это заблуждение и заставило англичан отправиться в поход во Францию. Если из-за него я должен лишиться головы, то я охотно передаю свою жизнь в ваши руки. - Вы правы, - принц немного успокоился. - Успокойтесь, вас одурачили не меньше, чем всех прочих. На самом деле можно сказать, что волшебный самозванец был похож на меня как две капли воды; когда я видел его, мне даже казалось, что я смотрю в зеркало и вижу свое отражение. Ну, а теперь-то вы что чувствуете, милорд? Какие еще доказательства вам представить? Сесть на лошадь и поскакать на поле, чтобы биться с французами? Что ж, за моей спиной стоят люди, которые охотно последуют за мной. Принц обернулся. - Или нет? Он взглянул на рыцарей и латников. - Или нет? - повторил он. Ответом ему был еще более дружный и громкий, чем давеча, крик. - А раз так, - продолжал принц, - то сомневаетесь ли вы, милорд, что если я вскочу на лошадь, помчусь вперед со своим боевым кличем и нападу на первого же попавшегося мне француза, то все увидевшие меня англичане в конце концов присоединятся ко мне? Я спрашиваю вас. - Ваше высочество, - искренне ответил граф, - я первым последую за вами. Принц не сводил с него пристального взгляда. Наконец он расслабился. - Встаньте, милорд, - сказал он. - Вижу, вы преданный и верный слуга мне и моему отцу, королю Англии. Но не давайте мне больше повода усомниться в вас. - Никогда, ваше высочество, - заверил граф. - Пока я жив, этого не случится. Он поднялся на ноги. - Я рад слышать это, - отвечал принц. - С этим делом мы покончили, так что можете продолжить обсуждение условий капитуляции с моим братом, королем Франции. Я признаю, что вы, милорд, более опытны, чем я, поэтому я предпочитаю послушать, как вы ведете эти переговоры, и отдать все в ваши руки. Конечно, я уверен, что благодаря вам битва закончится куда быстрее... - Боюсь, что вы ошибаетесь, брат, - вмешался король Иоанн. - В наших переговорах даже речи не заходило о том, что я согласен на капитуляцию французов. Или мы, как подобает людям чести, продолжим битву, или предложим англичанам столь легкие условия, что для них не будет ничего постыдного в том, чтобы принять их. Я вижу, вы хмуритесь, брат. Вы уже готовы напомнить мне, что я - ваш пленник. Позвольте мне объясниться, чтобы раз и навсегда покончить с этим вопросом. Скорее вы отрубите мне, вместо графа Камберленда, голову, чем я отдам французам приказ сдаться противникам, которые еще не победили. - В таком случае, - заявил принц, - у меня нет выбора. Коня мне! Коня! Эй! Ближайший к принцу латник поспешно соскочил с седла, подвел коня к принцу, преклонил колено и протянул ему поводья. Принц схватил их и вскочил в седло. - Брат, вы не даете мне выбора, - сказал принц королю Иоанну. - Равновесие сил в сражении сейчас зависит от меня. Кто знает, может быть, чаша весов склонится на сторону англичан, если я окажусь на поле боя. Так что я поехал, и ваши французы еще увидят, за кем останется сегодня победа! Он оглянулся через плечо на рыцарей и латников; те поднялись и были готовы следовать за ним. - За мной! - крикнул принц, выхватил меч из ножен и, размахивая им, направил коня к полю сражения, 39 - Подождите! - выкрикнул король Иоанн. Его лицо вроде и не изменилось, но Джим стоял рядом с ним, так что смог заметить, как в королевской брови вспыхнула слабая искорка, что, верно, указывало на то, что Иоанн слегка вспотел. - Подождите, мой юный брат! Я восхищен вашим желанием вести своих подданных к победе. И все же подумайте немного. Ваш порыв может стоить жизни многим добрым рыцарям; ведь и англичане, и французы наверняка будут биться насмерть, едва увидят вас на поле, в самой гуще сражения. То, что граф в беседе с королем использовал те же самые доводы, похоже, ничуть не помешало самому королю испытать их силу уже на принце. - Поразмыслите, брат, - продолжал король Иоанн. - Исход сегодняшнего дня может быть каким угодно: день и так идет наперекосяк. Так зачем же нам громоздить ошибку на ошибке? Нам есть что обсудить. Если это вас может удержать от того, чтобы выехать на поле сражения, то я готов поговорить не только об английской капитуляции, но и о возможной капитуляции французов... Но вы понимаете, что последнюю возможность я допускаю лишь как тему для обсуждения. - Ваше высочество, - мягким и полным надежды голосом окликнул принца граф Камберленд. Тот сидел на лошади и некоторое время молчал, погрузившись в глубокие размышления. Потом он посмотрел прямо в глаза графу. - Милорд, - изрек он, - в этих делах у вас больше опыта, чем у меня. Посоветуете ли вы отложить ненадолго мое вступление в битву, чтобы вы могли поговорить с королем? - Конечно, ваше высочество, - мягко отвечал граф. - Я говорю совершенно серьезно. Я не вижу в этом бесчестья: я просто думаю, что вы слишком дороги не только для сегодняшней, но и для будущей Англии, чтобы подвергать вашу жизнь опасностям на поле битвы. - Из страха за собственную жизнь я не поверну назад! - резко ответил принц. - Нет-нет, об этом я и не говорил, - поспешно возразил граф. - Я просто советую продолжить разговор с его величеством королем Франции. Эдвард спешился. - Хорошо, - согласился он, - я последую вашему совету. Продолжайте переговоры, а я послушаю вас. Он присоединился к графу и королю. Джим обнаружил, что переговоры повернули совершенно в другую сторону. Граф и король, будто это разумелось само собой, стали размышлять, как покончить с делом так, чтобы ни одна из сторон не победила, но и не проиграла. Весь вопрос упирался только в то, как найти подходящие для этого слова, поскольку до сих пор все переговоры подобного рода велись либо о победе, либо о поражении, то есть одна сторона признавалась выигравшей битву, а другая - проигравшей. Вообще-то было похоже, что проблема, возложенная Каролинусом на плечи Джима, разрешалась сама собой. Джим этого никак не ожидал; сейчас он размышлял, какой психологический эффект могло бы произвести появление юного принца на поле боя, да еще и на стороне англичан, в тот момент, когда английские силы более или менее сравнялись с числом уцелевших французов. Англичан, конечно, весьма воодушевил бы тот факт, что принц окончательно примкнул к своим соотечественникам. Напротив, французы неизбежно упали бы духом, увидев, что их козырная карта, то есть предполагаемая верность принца французской короне, бита. Так что не только граф Камберлендский и принц Эдвард, но и король Иоанн прекрасно понимали, что именно психологический фактор может повлиять на исход подобной битвы. Вот они и пытались найти язык, подходящий для того, чтобы выразить решение существующей проблемы. Просто перемирием это не назовешь, ведь, как правило, условия перемирия, при котором обе армии взаимно отказываются от попыток испытать силу противника, зависят от их согласия, а здесь испытания силы, можно сказать, шли полным ходом. В конце концов поладили на немедленном и временном перемирии. Теоретически за ним должны следовать переговоры, но признание одной из сторон победителем в сражении могло откладываться до бесконечности и в конце концов стать уже древней историей, никому не интересной. Похоже, что это решение вполне удовлетворило как короля, так и графа, и не слишком разочаровало даже принца. На том и порешили. Но, к несчастью, соглашение о перемирии поднимало один, отнюдь не самый легкий, вопрос. Его надо было объявить и как-то положить конец битве. В процедуре не было ничего сложного. Королевские герольды выезжали на поле боя, трубили в трубы и зачитывали соглашение; стало быть, английские и французские герольды объявят, что немедленно заключается перемирие, поскольку английский принц вернулся на сторону англичан, а дипломатические тонкости следует уладить побыстрее, пока не началась новая битва. Однако те, кто сейчас заключили соглашение, не сказали ни слова о том, что у них нет ни малейшего желания вновь доводить дело до битвы. Проблема, впрочем, заключалась в том, что перемирие легче провозгласить, чем осуществить, и знали это все, кроме Джима. - А в чем дело? - прошептал Джим на ухо Брайену, поскольку был единственным человеком, до которого никак не доходила суть проблемы. Брайен склонился к уху своего друга, чтобы его ответ также был неуловим для слуха присутствующих. - Рыцари никогда не прекратят сражения только потому, что им прикажут это сделать, - пояснил он. - Команда еще может остановить их перед битвой, но коль уж она началась, так легко ее не остановишь. А уж если кто-то почувствует, что победа близка и хватит самого ничтожного усилия, чтобы поймать ее за хвост, то тут уж и говорить о перемирии не приходится. Джим никак не мог поверить в это, поскольку прямо на его глазах король Иоанн и граф Камберленд послали гонцов к королевским герольдам с сообщением о перемирии и прекращении битвы. Но вот до Джима понемногу стал доходить смысл слов Брайена. Как он сказал, так все и вышло. Герольды выехали на поле боя, затрубили в трубы и провозгласили перемирие на английском и французском языках. Но те, кто по-прежнему горячо рубились на мечах и сшибались в яростных схватках, даже не собирались отвечать королевским посланцам. Джим постепенно начал понимать, в чем тут дело. В средние века рыцари шли на войну не за тем, чтобы прекращать сражение. Они отправлялись туда, чтобы выигрывать битвы и убивать людей или, может быть - но только может быть, - быть убитыми самим. Если удача не улыбнется рыцарю, то он, возможно, и проиграет в бою. Но он никогда не отправится на войну, чтобы так, ни с того ни с сего, вложить меч в ножны и покинуть поле боя. Истина в том, что рыцарь беззастенчиво влюблен в войну. Целые зимы напролет он выслушивал, как люди клянут ее, даже те, кого он посещал, будь то дворяне, имевшие замки, или люди, державшие залы, достаточно большие, чтобы принимать гостей. Зима была периодом нетерпеливого ожидания весны, которая делает возможным то, что и придает жизни цену, - битву. А джентльмены постоянно говорят только об одном: сколько ты можешь съесть, сколько ты можешь выпить, за сколькими женщинами стоит волочиться... Лучше уж покончить с этим побыстрее и бить баклуши. Пока с земли не сойдет снег, рыцарь не вернется к главному делу своей жизни. - Джеймс. Джим обернулся и увидел перед собой Каролинуса, отчего почувствовал себя виноватым. Он вспомнил, что Каролинус еще несколько минут назад сообщил ему, что им следует отойти в сторонку и побеседовать, но Джим увлекся стремительным потоком событий и совершенно запамятовал о волшебнике. - Пойдем, - позвал Каролинус. - Никто, кроме Мальвина, не заметит, что ты ушел. А Мальвин уже заждался, когда же мы наконец уйдем. Не дожидаясь ответа, он развернулся и двинулся вперед, прокладывая себе дорогу среди латников. Джим последовал за ним. Он с любопытством наблюдал, как латники, вроде бы даже ни о чем не подозревая, невольно отшатывались и освобождали пространство, по которому мог пройти Каролинус. Они миновали внешний круг воинов и отошли к деревьям, чтобы никто не увидел их и не подслушал их разговор. В шаге от дерева, чья огромная крона защищала их своей тенью от лучей полуденного солнца, Каролинус остановился и обернулся к Джиму. Тот тоже остановился. Глаза наставника и ученика встретились. - Тебе следует подумать, что делать с Мальвином, - сообщил Каролинус. - Самое время решать. - Что делать с Мальвином? - переспросил Джим. - Но все вроде бы прекрасно разрешилось само по себе. Поддельного принца больше нет, граф и король договорились. Осталось только остановить солдат и прекратить битву. - Как ты понимаешь, - сухо заметил Мальвин, - это дело само собой никак не разрешится. - В общем, да, - согласился Джим. - Но, как мне кажется, Мальвин уже сошел со сцены. - Именно так, но только со сцены этого времени и этого места, - кивнул Каролинус. - Вопрос, что с ним делать, поскольку он принадлежит к Царству магов, остается столь же насущным, как и прежде. - Но в таком случае не мне решать, не так ли? - парировал Джим, чувствуя себя как-то неуютно. - Я полагаю, что им займутся другие люди, или другие законы, или еще что-нибудь в этом роде. - В некотором смысле это действительно так, - согласился Каролинус. - В первую очередь дело за Департаментом Аудиторства. Однако решение Департамента Аудиторства зависит от того, что решишь сделать ты. - Почему? Что еще я должен решать? Что я должен делать? - Я же сказал, - отвечал Каролинус, - ты должен сделать то, что решишь. Раньше я тебе помогал, но тут помочь не могу. Мальвина надо остановить и начать расследование, причем сделать это должен волшебник, подобный не мне, а тебе, то есть маг низшего ранга. Таковы законы тех, кто занимается магией. Дело в том, что необходимо было создать систему, которая удерживала бы магов от схваток друг с другом, поскольку опасности бы тогда подверглись все остальные Царства, составляющие этот мир, высшее и низшее пространства и их поверхность. Кое-что я могу тебе рассказать, но то, что ты услышишь, я скажу лишь затем, чтобы ты точно понял, какое именно положение ты сейчас занимаешь. - Ну, так рассказывай, - попросил Джим. - Охотно, - отозвался Каролинус. - Прежде всего пойми, что ты - единственный член цеха, в который входят все волшебники этого мира, владеющий нашим искусством, могущий решать, что делать с Мальвином. Как я уже сказал, его должен низложить низший. Однако низший по определению не может преуспеть в этом деле. Исключение тут может составлять лишь такой низший, который прежде учился не у другого мага в этом мире, а изучал то, что ты не называешь магией, но то, что полностью оформило мир будущего, покинутый тобой. Джим понял. - Ты имеешь в виду технологию? - Если это называется именно так, то да, - ответил Каролинус. - Это необходимо, поскольку никто не разрешил бы мне помогать тебе. Даже научить тебя, как остаться в живых, когда Мальвин с помощью магии нападет на тебя, мне запрещено. Да я и знать не мог, как именно он нападет на тебя, так что от всяких случайностей я тебя защитить никак не в состоянии. Впрочем, я сообщил тебе достаточно, чтобы ты мог подняться до его ранга. Хотя, даже если бы это было разрешено, времени у нас все равно не было. Одно обучение заняло бы годы. - Ну а технология-то тут при чем? - спросил Джим. - С теми знаниями, которые у тебя были и без меня, - с удивительным терпением пояснил Каролинус, - ты был способен учиться самостоятельно, чего не может ни один из обучающихся магии в этом мире. Прежде всего, тебя никак не ограничивали те бессознательные привычки и убеждения, которые местные жители приобретают, даже не осознавая этого. Требуются многие годы обучения магии, чтобы человек смог отучиться от них, только после этого он может идти дальше. Ну, вот пример: обычно юному волшебнику в первую очередь приходится отучаться от чувства необъяснимого ужаса, который вызывает магия и вещи, подобные ей, - ну, способности элементалей вроде Мелюзины или мощь короля и королевы мертвых в их Царстве. - Вот этого я не понимал, - признался Джим. - А почему я свободен от всех этих привычек и убеждений? - Да именно потому, - ответил Каролинус, - что ты, благодаря своему знакомству с тем, что называешь _т_е_х_н_о_л_о_г_и_е_й_, привык в различных ситуациях пользоваться предметами, созданными так, что они либо доступны тебе, либо ты имеешь опыт обращения с ними, хотя и не понимаешь принципа их действия. В твоем мире, наверное, есть и те, кто понимает, как та или иная вещь работает, и даже может объяснить это, но ты просто довольствуешься тем, что принимаешь их принцип действия на веру. На самом деле ты сталкиваешься с этим каждый день, и для тебя тут нет ничего необычного. Ты смотришь на них и даже не видишь, что перед тобой чудо-машина; она для тебя не более удивительна и сложна, чем лопата или топор. - Ты так думаешь? - Джиму было тяжело поверить в слова Каролинуса. Но тут он вспомнил автомобили, телевизоры... - Приведу пример, - пояснил Каролинус. - Помнишь, ты оказался у двух драконов, а когда их покидал, один с полным знанием дела отправил тебя прямо к озеру Мелюзины, чтобы та заманила и утопила тебя? - Да, но почему этот пример объясняет мое отличие от других? - Потому что вследствие многих факторов, определявших прежнее состояние этого мира, молодой волшебник вроде тебя, оказавшись в теле дракона, никогда не стал бы оборачиваться человеком только оттого, что ему жарко в драконьей туше. А с твоей точки зрения это вполне естественно. В результате к озеру ты пришел человеком, и Мелюзина встретила тебя совсем иначе, чем обычного дракона. То же самое случилось, когда ты привел своих Соратников в замок Мальвина: тебе даже в голову не пришло, что ты можешь и не придумать, как выбраться из магических ловушек, поставленных Мальвином. Ты даже и не подумал сказать самому себе: "Все ловушки здесь поставлены более великим магом, чем я, следовательно, у меня нет даже надежды придумать, как их обезвредить или обойти". - Да, не подумал, - признался Джим. - Однако я не понимаю, при чем здесь наше нынешнее положение и Мальвин? Да и вообще, что мне с ним делать? - В настоящий момент, - сказал Каролинус, - Мальвин должен ответить на обвинение короля мертвых в попустительстве и даже в разрешении на проникновение мага в его Царство. Он легко разберется с этим обвинением, признав себя частично виновным и перечислив королю мертвых приличный процент со своего счета в Департаменте Аудиторства; однако это ему не слишком повредит. А кроме этого обвинения на него в Департаменте Аудиторства нет ничего. - А как же снежная кукла? Поддельный принц? - изумился Джим. - Обычное заблуждение, - сухо отвечал Каролинус. - Ты полагаешь, что в ведении Департамента Аудиторства находятся моральные и этические проблемы. Они его просто не интересуют. Он занимается только тем, за что ответствен, - балансом энергии. Пойми, что иск короля мертвых имеет какое-то значение лишь потому, что за ним стоит нарушение энергетического равновесия между Царством мертвых и человеческим миром, к которому принадлежит даже Мальвин, несмотря на то, что он - маг. А вот снежный принц находился только в человеческом мире, и факт его существования никак не повлиял на энергетическое равновесие; был принц - и нет принца. Каролинус сделал ударение на последних словах, и Джим внимательно посмотрел на него. - Ты считаешь, что этим делом стоило поинтересоваться? - спросил он. - Может, и стоило бы, - ответил Каролинус, - если бы какой-нибудь маг сумел показать, что снежный принц был создан затем, чтобы помочь Темным Силам изменить ход грядущего. Даже Департаменту Аудиторства запрещено заглядывать в грядущее. А магам строго-настрого заказана всякая поддержка вмешательства в ход событий. Это было бы серьезным обвинением. Если бы его удалось доказать, то Мальвин лишился бы не только счета в Департаменте Аудиторства, но и статуса, который в любом случае положен ему по рангу. А для Царства магов это особенно важно. Если он утратит только свои силы, но сохранит положение, тебе придется все время быть начеку, поскольку он будет по-прежнему опасен. - Но если он будет по-прежнему опасен, - возразил Джим, - то какой смысл лишать его сил? - Темные Силы не будут больше его использовать - с одной куклой дважды они не играют. А если сила останется при нем, то Темные Силы охотно воспользуются им снова. - Ну ладно, а почему ты не... Джим осекся и внимательно посмотрел на Каролинуса. - Ты хочешь сказать, - продолжал он, - что я должен подать на него иск в Департамент Аудиторства? - Я ничего не хочу сказать, - отозвался Каролинус. - Я никак не могу вмешиваться в эту ситуацию, поскольку закон запрещает мне оказывать тебе какую-либо помощь. Я и так, пусть совсем немного, но нарушил его, защитив тебя сегодня от магии Мальвина. Когда двадцать четыре часа истекут, защита кончится, и ты будешь уязвим для его чар. Тогда Мальвин сможет задействовать весь свой счет - он же по-прежнему в его распоряжении - и сделать с тобой все что угодно. Джим взглянул прямо в глаза Каролинуса. Очи волшебника будто пытались что-то подсказать ему. - Значит, говоришь, у меня осталось меньше суток, чтобы подать иск на Мальвина? - Повторяю, - заявил Каролинус, - я тебе ничего не говорю. Я просто рассказываю тебе, каково нынешнее положение вещей, а выводы изволь сделать сам. - Ну, на один-то вопрос ты ответишь? - Посмотрим, - лаконично ответил Каролинус. - Вот, допустим, иск я не подал, двадцать четыре часа истекли, Мальвин освободился от чар, наложенных на него тобой... - Я уже говорил, за эти чары мне придется платить штраф, - прервал его Каролинус и поморщился. - Дороговато они обойдутся. А счет в Департаменте Аудиторства восполнить нелегко, знаешь ли. - Да-да, - подтвердил Джим. - Знаю. Меня интересует вот что: если я пережду сутки и ничего не сделаю, то сколько сможет возместить Мальвин из того, что он потерял? - Я не собираюсь во всеуслышание заявлять о том, на что способен мой собрат по волшебству, - отрезал Каролинус. - Но если говорить о гипотетической ситуации, то, коль этот маг и вправду таков, как ты о нем говоришь, он, вероятно, может вернуть все, что потерял, да и еще кое-что прихватить в придачу. - Иными словами, если его останавливать, то сейчас - самое время, - подытожил Джим. - Если это вывод из моей гипотетической ситуации, то мне придется согласиться, - сказал Каролинус. - Учти только, что, когда низший волшебник подает подобный иск на старейшего мага класса ААА, ему следует быть готовым к тому, что ежели он не сможет отстоять своей правоты, то не только лишится счета, но и, возможно, даже будет совершенно изгнан из Царства магов. Худшего даже Мальвину не пожелаешь. - Но я даже не знаю толком, какой иск подавать! - в отчаянии воскликнул Джим. - Как наставник ученику, я могу тебе сообщить, - начал Каролинус, - что в нашем гипотетическом случае иск может быть подан на того, кто создал ситуацию, конечным результатом которой станет постоянное убывание энергии, контролируемой Департаментом Аудиторства. Таким образом сила самого Департамента Аудиторства уменьшится, и он практически лишится возможности осуществлять контроль над Царством магов. Джим посмотрел на слабую фигурку волшебника, стоящую перед ним, и перевел глаза на его лицо с клочковатой бородкой и усами. - Ты хочешь сказать, - наконец вымолвил он, - что все эти кошмары могут стать результатом деятельности Мальвина? - В нашем гипотетическом случае. Решать, конечно, Департаменту Аудиторства. Мое собственное мнение в расчет принимать не следует, но я полагаю, что от иска тут никуда не денешься. Надо что-то делать с этим гипотетическим магом, которому мы говорим, то есть о котором мы говорим... Каролинус чуть ли не с яростью поправил себя. - С годами моя речь становится все более и более ужасной, - проворчал он. - Ладно, она тут ни при чем; сейчас тебе надо как следует разобраться в подоплеке той ситуации, о которой мы только что говорили. Мой долг исполнен. Подашь ли ты иск в Департамент Аудиторства или нет - зависит только от тебя. - А мы ничего не забыли? - спросил Джим. - Все ли тут чисто? Если я подам иск, то тот гипотетический волшебник, о котором ты говорил, точно ничего больше не сможет сделать? - Да, - ответил Каролинус. - Послушай, пусть это останется между нами, но я не могу думать, как бы угодить другому гипотетическому волшебнику! Тем более что он целые годы поносил высокое искусство магии и цех волшебников. Да еще, будучи всего лишь человеком, умудрился стать причиной стольких бед! Оба несколько минут молчали. - Ладно, - сказал Каролинус, - пойдем-ка лучше к людям. Все, что хотел, я уже сказал. Он развернулся и стремительно двинулся вперед. Джим последовал за ним. Как только они достигли кружка людей, к Джиму подбежал Теолаф. - Сэр Джеймс! - воскликнул он. - Где вы были? Сэр Жиль вот-вот умрет; он хочет вас видеть! 40 Джим подошел к дереву, в тени которого лежал Жиль. Люди позаботились о том, чтобы устроить раненого поудобнее: под голову ему на манер подушки положили несколько стеганых курток латников, а шлем и те части доспехов, что можно было снять, не потревожив ран, лежали рядом с рыцарем. Мелюзина по-прежнему не отходила от него: она стояла на коленях у его изголовья и что-то говорила, несмотря на то, что, по всей видимости. Жиль не мог ей ответить. Едва завидев Джима, она замолчала и перевела на него глаза. - Наконец-то! - сказала она. - Поторопись, пожалуйста! Ему надо поговорить с тобой, а сил для разговора почти не осталось. Тебе придется приложить ухо прямо к его рту. Джим опустился на колени и взял Жиля за руку, но та, совершенно обескровленная, казалась холодной и чужой в пальцах Джима. - Лучше бы мне лишиться чего угодно, только не тебя. Жиль, - проговорил он. Он увидел, что умирающий пристально смотрит на него, и уловил слабый огонек жизни в его глазах. - Я услышу все, что ты скажешь, - пообещал Джим. - Я приложу ухо к твоим губам. Не вставая с колен, он наклонился и прижал ухо прямо к холодным губам Жиля, но мгновение спустя опомнился и отвел голову на долю дюйма назад, чтобы дать Жилю сказать то, что он хотел. Джим напряг слух. - Море... - с огромным трудом прошептал Жиль. - Там... похорони... - Даю тебе слово. Жиль, - Джим сжал руку друга, - будь спокоен. Тебя похоронят в море. Обещаю! Джим не понял, что случилось в следующий момент - то ли Жиль просто вздохнул, то ли какой-то неясный звук, родившись в его груди, вырвался через губы, но глаза рыцаря закрылись, а лицо разгладилось. - Бедняга, - сказала Мелюзина: она так и не выпустила его руку. Жиль еще был жив. Он дышал, и грудь его слабо вздымалась. - Вода, - промолвила Мелюзина, опуская глаза. - Совсем как я: перед смертью ему нужна вода. Джим поднялся на ноги и обнаружил, что его полукругом обступили латники во главе с принцем, неотступно наблюдавшие за Джимом и Жилем. Во всех глазах светилась одна и та же надежда: люди смотрели на Джима и думали, что он сможет что-нибудь сделать, чтобы сохранить рыцарю жизнь. Джим медленно покачал головой. - Он хотел сказать мне, что желает быть погребенным в море, - сообщил он окружающим. - Я пообещал, что сделаю это. Джим повернулся к Жилю спиной, хотя даже предположить не мог, что это возможно. Его горло сжалось, он прокашлялся и принялся пробиваться сквозь полукруг латников, чтобы вернуться на прежнее свое место - под флаг, где граф Камберленд и король Франции Иоанн по-прежнему обсуждали условия перемирия. Даже на самый поверхностный взгляд было ясно, что проблема, как остановить рубак на поле боя, как и прежде, оставалась проблемой. Когда Джеймс подошел, король и граф беседовали о том, как будут погребать мертвецов. - Да, - говорил король Иоанн. - Да, милорд граф, эта идея мне нравится. Я сам возведу часовню и определю ей содержание, чтобы они вознесли молитвы за французов, павших сегодня на этом поле. - Не сомневаюсь, что и король Эдвард сделает то же самое для англичан, павших здесь же, - добавил граф. - Само поле мы прикажем освятить, и все погибшие сегодня англичане будут погребены на нем. - В одной могиле, - кивнул король Иоанн. - Да, с телами французов поступят так же. Так нам и подобает сделать, чтобы этот день не забылся; это, в соответствии с нашими дальнейшими намерениями, привлечет к себе внимание всего мира скорее, нежели факт несостоявшегося перемирия. Наши павшие воины, покоящиеся вместе, хотя и в раздельных могилах, - вот что наложит печать молчания на уста, готовые задать вопрос. - Мы обыщем все поле, чтобы не упустить ни одного погибшего английского рыцаря. Простые люди, то есть не джентльмены, - тут граф махнул рукой, - упокоятся в лесу, чтобы своим присутствием не умалить торжественности того факта, что здесь лежат наши джентльмены. - И французские дворяне тоже, - подхватил король Иоанн. - Простые солдаты и особенно генуэзцы не должны лежать на поле; их мы похороним в стороне. Тут и говорить не о чем... - Простите, - вставил Джим. Какое-то мгновение граф и король не слышали его или просто не хотели обращать на него внимания. Наконец они медленно повернули головы и посмотрели на него. - Думаю, это один из ваших англичан, - прошептал король. - Да, к моему величайшему стыду, - зарычал граф, не отводя от Джима глаза. - Сэр, вы столь неотесанны, что я теряюсь в догадках, из какой глуши вы явились сюда? Мы с королем Франции беседуем... Граф говорил с Джимом таким тоном, что тот едва не заскрипел зубами, однако попытался придать своему голосу столько спокойствия и учтивости, сколько смог. - Я знаю, - начал он. - Ваше величество, милорд, прошу простить меня за вторжение. Я бы не осмелился вмешаться в вашу беседу, если бы не услышал, что вы собираетесь похоронить рыцарей с обеих сторон в общих могилах и построить часовни для молитв об их душах. Это прекрасная идея. Я бы хотел только обратить ваше внимание на то, что одного из павших сегодня рыцарей необходимо похоронить не здесь, а в другом месте. Граф Камберленд вперил глаза в лицо Джима, и коротко подстриженная борода графа, не говоря уж о его седоватых усах, встала дыбом. - Что еще за необходимость; кто он вообще такой?! - взревел граф. - Еще чего! Будет похоронен вместе с остальными! Иначе зачем строить часовню и говорить, что здесь лежат все англичане?! - Боюсь, - выдавил Джим, с трудом сохраняя спокойствие и умиротворенность в своем голосе, - что это невозможно... - Черт бы тебя побрал! - взорвался граф. - Это ты будешь мне тут говорить о необходимости, о том, что я чего-то должен?! Да где ты набрался наглости-то такой?! Я сказал, что он будет лежать здесь, и он будет лежать здесь! А теперь ступай прочь! - Вы не понимаете, - отчаявшись, сказал Джим. - Я же говорю о сэре Жиле де Мер. О рыцаре, который, как мы уже говорили, спас принца от рыцарей Мальвина, посланных, чтобы убить его. Так неужели он не заработал права быть похороненным где он хочет и когда он хочет? - Будет лежать вместе с остальными! - орал граф. - Пошел вон! Не то я тебя вышвырну отсюда! - Вышвырнете отсюда, милорд? - впервые в голосе Джима зазвучал отклик давно охватившего его, но до сей поры сдерживаемого гнева. - С вами только четыре человека. Он не стал говорить, что у него самого, напротив, пятьдесят воинов; впрочем, в этом не было особой нужды: глаза у графа были на месте. - Пошел вон! - повторил милорд. По природе Джим не был особенным упрямцем, но сейчас эта черта внезапно ожила в нем и расцвела пышным цветом. - Я уйду после того, как вы хорошенько усвоите себе, что сэр Жиль, согласно его желанию, будет похоронен в море. Я дал ему слово, что так и будет. - Да что мне твое слово! - взвился граф. - Ты думаешь, что я испугаюсь твоего красного щита или того, что о тебе рассказывают? Ты хочешь со своей горсткой людей вынудить меня делать то, чего желаешь ты, потому что я один? Не тебе решать это дело! Его уже решили - я и его королевское величество. Он будет похоронен вместе с остальными, и никто ничего тут не изменит. Я сказал! Внезапное упрямство полностью овладело Джимом. - В таком случае вы напрасно сотрясаете воздух; того, о чем вы говорите, не будет, - заявил Джим. - Я уйду. Но, уходя, еще раз повторяю, что сэр Жиль не будет похоронен на этом поле. Он будет погребен там, где просил, - в море. Граф побагровел от ярости. - С таким нахальством я еще никогда не сталкивался! - взорвался он. - Клянусь Небесным Воинством, ты можешь сколько угодно твердить, что твой приятель, этот чертов рыцарь, будет похоронен в море. Можешь даже попытаться утащить отсюда его тело. Но как только начнется перемирие - а это точно случится через двадцать четыре часа, а то и раньше, - я пошлю по твоему следу достаточно людей, чтобы они загнали тебя, как кролика, и вернули его кости и вонючую плоть на них туда, где они должны лежать. - Вашей светлости не придется ждать двадцать четыре часа, - злобно прошипел Мальвин из-за спины короля Франции, - это обещаю я, министр Франции. - Ну так попробуйте вдвоем остановить меня! - бросил Джим и развернулся, собравшись идти за телом Жиля - если он уже умер, - чтобы отправиться с ним к далекому Английскому Проливу, переплыв через который они оказались в этой стране. - Минутку, - раздался голос Каролинуса. На глазах у Джима вновь, будто из ниоткуда, к флагу вышел Каролинус. Вот только не на Джима он смотрел и не к Джиму обращался. Он говорил с графом. - Не угодно ли вашей светлости выслушать меня... - Ступай прочь, колдун! - взвыл граф. - Я не желаю больше слышать ни слова на эту тему! Вопрос исчерпан. Понял? Исчерпан. Вся власть здесь в моих руках, и я сказал, что будет дальше. Вам всем надо бы это понять. Он опять повернулся к королю, будто затем, чтобы продолжить беседу. Каролинус вытянул руку и схватил Джима за плечо. - Подожди здесь, - попросил Каролинус, сурово взглянув в лицо Джиму. Джим не двинулся с места. Неожиданно стремительными шагами Каролинус направился к латникам, обступившим тело сэра Жиля, и скрылся в толпе. Джим ждал: однако, поскольку ничего не происходило, он опять повернулся лицом к королю и графу, оживленно обсуждавшим тему часовен, которые надо воздвигнуть на поле, чтобы можно было помолиться за тех, кто будет лежать в двух братских могилах. Они по-прежнему не обращали на Джима ни малейшего внимания, а тому сказать было нечего. Так что он стоял себе и стоял, вполуха прислушиваясь к дискуссии. За беседой Джим следил не очень внимательно, потому что ум его был напряжен как никогда. Ему надо опустить тело Жиля в морские волны так, чтобы при этом ничего не случилось. Причем сделать это надо было уже не в уме, а на самом деле. Тут вдруг перед его глазами мелькнула фигурка в голубом камзоле, и перед Джимом предстал принц Эдвард. Лицо юного принца пылало. - Что я слышу, милорд! - обратился он к графу Камберленду. - Моему храброму сэру Жилю не разрешают покоиться там, где он пожелает? С явным усилием граф Камберленд подавил чувства, которые давеча одолевали Джима. Он попытался вразумить принца. - Дело всего лишь в необходимых условиях перемирия, о которых я, как представитель англичан, договорился с королем Иоанном, - сказал он. - Чтобы наше перемирие действительно имело место и удовлетворяло как Англию, так и Францию, мы решили построить на этом поле две часовни и вырыть две большие могилы - одну для французских рыцарей, павших в этой битве, а другую - для тех английских рыцарей, которых постигла та же участь. Быть погребенным там - большая честь, не говоря уж о том, что молитвы о душах павших, возносимые в этой часовне, будут весьма полезны погибшим. Принц сверкнул глазами. - Вы не ответили на мой вопрос, граф! Я спросил, будет ли сэр Жиль похоронен там, где он желает, или нет? - Ваше высочество, - ответил граф, - необходимо, чтобы он лежал вместе с остальными английскими рыцарями, павшими в этой битве. - Наперекор своему желанию? - Сожалею, ваше высочество, но это так, - торжественно произнес граф. - И наперекор _м_о_е_м_у_ желанию? Разумеется, графу в храбрости никак нельзя было отказать. Но при этих словах принца он все-таки бросил быстрый взгляд на короля Иоанна. Французский же монарх как раз в этот миг отвернулся и погрузился в созерцание битвы, полностью выбыв из беседы. Тогда Камберленд вновь перевел глаза на своего собеседника. Темная тень гнева понемногу наползала на лицо аристократа, и Джим понял, что на сей раз проснулось упрямство графа. - Мне бы не хотелось ни в чем прекословить вашим желаниям, ваше высочество, - ответил граф, - но вы еще, прошу прощения, молоды, и хотя отчасти знаете этот мир, но основы межнациональной политики, которые... - Я сказал: _м_о_е_м_у_?! - взорвался принц. - Ваше высочество, - взмолился граф, и лицо его потемнело, - да поймите же вы! Здесь я командую английскими силами. Армия может иметь только одного командира. Как командир,