вздохнул. Глаза его встретились с глазами Джимa.-- Ну ладно! К этому моменту ребенок почему-то затих, а вскоре подошли женщины и сказали, что он заснул. Оставшийся путь к аббатству в свете угасающего дня прошел беспокойно. Энджи наконец убедили -- главным образом Геронда -- привязать ребенка к спине лошади, как он, несомненно, и путешествовал и к чему привык, пока были живы его родители. Она нехотя сдалась, и всем немного полегчало. Солнце еще стояло над горизонтом, когда кавалькада выехала из леса в поле, окружавшее строения из темного камня. Это оказался настоящий замок, и их пропустили без всякой задержки, как только часовому были объявлены имена и положение Брайена и Джима. Джим был чрезвычайно рад возможности проехать на своем коне через ворота во двор замка, а еще больше спешиться, отдав поводья одному из своих людей, и войти в освещенную переднюю. Внутри было так же холодно, как и снаружи, разве что ледяной ветер не пробирал до костей. Воинов провели в конюшни, где масса соломы и одежды, которая была при них, помогла им зарыться и устроить лежбище, чтобы не замерзнуть ночью. А если бы кто-то и замерз, аббатство должным образом опечалилось бы случившимся, но... на все воля божья. Оруженосцы -- и Джима, и Брайена -- зашли в замок, где обоих разместили возле кухни, в каморке чуть больше собачьей конуры. Джим и его спутники, войдя в замок, обнаружили лишь несколько каминов с еле тлевшими дровами, но в комнате с голыми каменными стенами и узким закрытым ставнями окном горел большой огонь. Комната предназначалась для Энджи и Джима. Однако Джим тут же обнаружил, что его гонят из теплого местечка -- оно в момент превратилось в детскую, которую заняли Энджи, Геронда и женская прислуга. Оказалось, что ребенок нуждается в массе вещей, ведь он попал к ним без запасной одежды или няньки, которая ухаживала бы за ним, Джим смутно помнил, как все происходит там, в мире двадцатого века, где даже бездетные женщины могли накормить младенца молоком. Энджи, конечно, могла об этом знать. Тем временем оказалось -- Джим понятия не имел, каким образом, -- что известие о прибывших успело распространиться по всей округе и аббатство уже послало в соседние села, которыми владело, просьбу прислать сюда кормящую мать. Джима отослали в каморку Брайена -- ее трудно было назвать комнатой,-- где тот уже разместился. Тем не менее, здесь тоже горел камин и, благодаря небольшим размерам, комната быстро обретала обжитой вид. Брайен с удобством расположился за небольшим столиком с вином и едой, предоставленными хозяевами. Красное вино искрилось и выглядело заманчиво, вероятно, его доставили из подвалов для высокопоставленных гостей. Однако из еды имелась лишь рыба, которую здесь называли сушеной сельдью. Запах сельди Джим почувствовал, как только вошел. На селедку Брайен даже не глядел -- постная пища его мало интересовала. -- Сядь и выпей, Джеймс! -- воскликнул Брайен. Он вольготно раскинулся на бочкообразном табурете, вытянув ноги. Мокрые подметки его походных сапог, похожих на кожаные чулки без каблуков, какие носили в средние века, покоились на багаже, рядом с горящим камином.-- Нет, не из графина. Из бутыли, что стоит за ним. Я взял с собой прекрасное вино. Грех растратить его впустую, если какой-нибудь случайный гость графа забредет ко мне там. Джим немедленно последовал совету друга. Он уселся с кубком на единственную оставшуюся в комнате мебель, такой же бочкообразный табурет, стоящий перед огнем. Вытащил бутыль с кипяченой водой из собственного багажа, добавил в свой кубок скромный глоток и с наслаждением выпил. Жар от камина уютно охватил его, согрел руки и уже начал подбираться к телу, тогда как вино из бутыли Брайена позаботилось о его горле и желудке. Вино и впрямь хорошее, признал Джим и вспомнил, что, когда он попал в этот мир, то различал вина только по цвету. Джим блаженно вздохнул. -- Конечно,-- заметил Брайен,-- приятно согреться и изнутри, правда, Джеймс? Кто бы мог подумать, что ты и леди Анджела приедете к графу с ребенком на руках? Детей не приглашают на рождественские праздники, разве, когда они повзрослеют, чтобы самим искать себе развлечение, но даже в этом случае это выглядело бы необычным. И все же... -- Долго нам завтра добираться до графа? -- Меньше половины дня. Если я хоть немного соображаю, то лучше тебе поспать у меня. В комнате леди Анджелы будут ночь напролет толочься женщины. -- Скорее всего, ты прав. Трудно предположить, что есть реальная опасность попасть в передрягу по дороге отсюда, особенно теперь, когда у Энджи появился требующий заботы ребенок. -- Нет-нет,-- успокоил его Брайен,-- местность там по большей части открытая. Теперь не о чем беспокоиться. У меня нет никаких опасений насчет завтрашнего дня. Он протянул свободную руку к столу, взял одну из сушеных селедок и начал с философским видом жевать, глядя в огонь и запивая рыбу вином. Брайен был явно доволен жизнью. Джим сидел, попивая вино, с гораздо меньшим удовольствием, чем его друг. Он не обращал внимания на сушеную рыбу, отвратительно вонявшую и, наверняка, еще более мерзкую на вкус. Брайен всегда радостно воспринимал все, что ему приходилось делать, дурное или хорошее. Джиму не удавалось достигнуть такого уровня самодисциплины. Вот и сейчас его тело могло пребывать с Брайеном, а мысли витали рядом с Энджи и женщинами в ее комнате, где находился внезапно обретенный ребенок. Несмотря на замученный вид, женщины, казалось, были счастливы заполучить нового члена своего общества. И было бы преуменьшением сказать, что Энджи тоже счастлива. Она ощущала нечто гораздо большее, чем счастье. Это-то и являлось настоящей причиной, почему Джим не был так доволен, как Брайен. Сегодня все обстояло просто прекрасно, но Энджи придется отдать ребенка. В голове у Джима еще не сложилось четкой картины, как это случится и когда до этого дойдет, но смутное предчувствие все же беспокоило его. У Джима были опасения. Глава 5 - Прекрасно. Это уже на что-то похоже,-- сказала Энджи. Джим согласился. Слова Энджи относились к двум комнатам, которые им предоставили у графа. Они оказались намного лучше, чем ожидал Джим, но достались им только потому, что Джима принимали как барона. Это было следствием поспешной лжи Джима,-- появившись в этом мире, он представился бароном из Ривероука. Ривероук был небольшим городком, где находился колледж, который они с Энджи закончили и где работали в качестве младших преподавателей. Но даже это, размышлял Джим, не давало им права на две комнаты, если бы не ребенок. Не то чтобы ребенок много значил в этом мире, когда немыслимое число детей не задерживалось на свете и полугода после рождения, но хорошая история всегда много значила. В этом-то и заключалась причина -- общество получило настоящую романтическую историю об убийстве в лесу. Кроме того, уже опознали и убитого рыцаря -- его опознали по сделанному Брайеном описанию герба, имевшегося на доспехах рыцаря. Им оказался сэр Ральф Фалон, мечтатель,-- и правда, кто, кроме дворянина со свихнувшимися мозгами, мог путешествовать с таким небольшим эскортом в здешних местах? Разве что богатый и могущественный барон из Шена. Нашедшие рыцаря привезли его для погребения в аббатство Эдсли. Туда же привезли и тело бывшей с ним леди, которая оказалась его молодой третьей женой. Тот факт, что ее тоже убили и из всех остался в живых только ребенок, делало историю достойной своего времени. Особенно же всех покоряло то, что история эта приключилась в праздник рождения младенца Христа, что придавало Джиму и его свите почти библейскую ауру. Все это дало графу возможность широко, почти по-королевски, проявить себя -- такая возможность всегда высоко ценилась среди великих мира сего в средневековом обществе. Граф поднялся на уровень, который давала эта возможность, проявляя большое рвение во всем, что касалось Джима, Энджи и ребенка. Он позаботился о том, чтобы их обеспечили всем самым лучшим. Лучшее включало и две комнаты, по средневековым понятиям, большие, чистые, хорошо обставленные и даже с плотными ставнями на двух высоких окнах,-- комната располагалась в главной башне. Джим и Энджи получили то, что можно было приравнять к маленькому личному королевству, одну из комнат которого отвели под детскую; там же поселилась и мокрая от слез кормилица из аббатства. Женщину смогли нанять потому, что ее собственный ребенок умер. Вторая комната королевства стала гостиной и спальней. В обеих комнатах имелись приличные камины и не было недостатка в дровах. Кроме того, благодаря ребенку, ни один из подгулявших гостей графа не осмеливался постучаться в дверь Джима и Энджи после полуночи, чтобы выпить еще немного с соседом. Джиму и Энджи даже позволили поставить у дверей охрану. -- Да,-- признал Джим,-- это намного лучше, чем я ожидал. Сейчас они находились одни в комнате, дверь которой, выходившая в коридор, была заперта. Во второй, внутренней комнате, двери не было, ее заменял плотный гобелен, закрывавший проход между помещениями. До Джима и Энджи доносились голос капризничающего ребенка и звуки, производимые большим хозяйством замка, но этого уже было не избежать. -- Этот крошка,-- начала Энджи, усевшись у огня рядом с Джимом на табурет и взяв в руки кубок вина, которое Джим налил добрых два часа назад и которое она едва пригубила,-- этот крошка -- барон Шен! -- Не уверен, что его можно считать бароном уже сейчас,-- сказал Джим.-- Может случиться, что его необходимо сначала признать в суде или ему должно исполниться сколько-то лет до того, как он по закону наследует баронство.-- Он немного помолчал и продолжил: -- Во всяком случае, сейчас он находится под опекой короля. -- Короля! -- повторила Энджи и выпрямилась. -- Да,-- подтвердил Джим, стараясь не глядеть на жену. Он сознательно подбросил эти сведения, чтобы подготовить Энджи к тому, что ребенка, возможно, придется отдать в другие руки почти без предупреждения.-- В любом случае, когда умирают супруги-землевладельцы высокого ранга, а их ребенок остается в живых, его опекуном становится король. Король же, в свою очередь, может передать опеку тому, кто пожелает. -- Этот пьяный старикан в Лондоне? Да он способен отдать Роберта любому! -- Имя ребенка было вышито на его вещах. -- Он не все время пьян,-- утешил ее Джим,-- Кроме того, вопрос об опекунстве над таким богатым ребенком, возможно, решает даже не король, а влиятельные люди из его окружения, такие, как сэр Джон Чендос. -- А сэр Джон любит тебя,-- подсказала Энджи. -- Да, пожалуй,-- согласился Джим,-- но это только один голос. Более существенно, что король обо мне в целом хорошего мнения из-за истории с Презренной Башней, которая прибавила ему популярности. Речь шла о появлении во множестве народных баллад, воспевавших спасение Энджи от Темных Сил, которое как раз и случилось в Презренной Башне. Этому способствовали Брайен, Aparx, валлийский лучник Дэффид ап Хайвел и Каролинус. Первые сказители, чтобы воспеть это событие, придумали вводную часть, повествующую, как Джим сначала встретился с королем и испросил разрешения на битву со злом в Презренной Башне. Король милостиво дал разрешение. Таким образом создавалось впечатление, что все сделано по приказу короля. Король это любил. -- Это верно.-- У Энджи немного отлегло от сердца. Заметив это, Джим решил рискнуть и добавить еще чуточку скверных новостей. -- По правде говоря, сестра сэра Ральфа Фалона сейчас здесь, у графа. Энджи вновь застыла на своем табурете. Она отставила кубок, так и не притронувшись к нему: -- Сестра? -- Да, леди Агата Фалон. Младшая сестра сэра Ральфа. Они были единственными детьми предыдущего барона. Вообще-то, я полагаю, что она, скорее, его сводная сестра. Агата родилась от брака барона со второй женой, той, что была перед Мери Бритен, но она все же претендует на поместье...-- Он постарался, чтобы последнее сообщение прозвучало непринужденно. -- Но раз у сэра Ральфа была новая молодая жена и раз его сын жив, это, вероятно, исключает сестру из числа наследников. -- Разве? -- мрачно поинтересовалась Энджи. - Да. -- Что ж, это только справедливо. Малютка Роберт должен получить все. В конце концов, он единственный, кому предстоит готовить рыцарей от своего баронства и вести их на битву за короля. Когда станет взрослым, он сделает это, а она, скорее всего, никогда ничего не сделает за всю свою жизнь! Джим с трудом мог представить знакомых ему в этом средневековом мире женщин, которые бы никогда ничего не сделали в своей жизни. Все они казались безнадежно сверхдеятельными, чуть ли не в большей степени, чем мужчины. Но он хорошо знал Энджи, а потому воздержался и не произнес этого вслух. Кроме того, у него в запасе имелась еще одна горькая пилюля. - То, что она проявит интерес к этому, вполне нормально. Кто бы ни получил опекунство над юным Робертом, он будет пользоваться доходами от владений Шенов, пока Роберт не достигнет соответствующего возраста. А владения Шенов -- ты же слышала -- богаты даже для герцога. Не знаю, какие дикие соображения заставили барона поехать на праздник к графу всего с восемью вооруженными вассалами -- в таких-то местах! -- Ты полагаешь,-- спросила Энджи, не обратив внимания на остальное,-- что Агата заинтересована в доходах от имения Шенов, во всяком случае на время опекунства? -- Судя по тому, как обстоят дела в этой точке истории, трудно предположить, что это ее не интересует. Тут раздался сильный удар в дверь, за которым после паузы последовали два осторожных тихих, будто стучавший внезапно вспомнил, что находится перед комнатой, куда не входят без разрешения. -- Да? -- повысил голос Джим. Дверь со скрипом отворилась, и показалось худое, озабоченное лицо Брайена. -- Джим, Анджела! -- приветствовал он их.-- Каролинус попросил меня зайти и убедить вас спуститься и присоединиться к другим гостям в Большом зале. Там сейчас собрались все. Джим поднялся. -- Мне лучше пойти,-- сказал он Энджи.-- Ты можешь проводить большую часть времени здесь, Энджи. Но от меня ждут, чтобы я был с остальными. Он направился к двери. -- Гм,-- рассеянно отозвалась Энджи, поднимаясь и направляясь в свою комнату. Она помахала Джиму рукой и скрылась за закрывавшим вход гобеленом. Большой зал, когда вошли Джим и Брайен, был, конечно, уже переполнен благородными господами и дамами, а также другими гостями графа, прибывшими на праздники. Все они, подобно Джиму, поднялись на заре ради обязательного посещения заутрени, первой церковной службы начинавшегося дня. После этого многие гости поспешили сделать то, что обычно делал в таких случаях Джим, а именно: вернуться в свою комнату и вздремнуть. Наступавшая полночь была первым часом Рождества -- рождественского бдения, и Джиму следовало сделать вид, что он провел большую часть дня вместе со всеми. После заутрени многие гости, энергичные и сильные мужчины, отправились охотиться на кабана и все холодное утро рыскали с собаками по лесам, но так и не повстречали ни одного зверя. И все-таки почти все были, как и сказал Брайен, в Большом зале. Почти все приглашенные собрались здесь, хотя, конечно, пригласили далеко не каждого рыцаря и леди из Сомерсета. Сэр Губерт, вздорный ближайший сосед Джима, был из тех, кого не позвали. Но присутствовало достаточно гостей, чтобы тесно заполнить комнату, отгороженную от верхней части Большого зала, принадлежавшего графу. Это помещение, по большому счету, в глазах представителей высшего света четырнадцатого века приравнивалась к семейной комнате, комнате для развлечений. Вдоль одной из стен стоял так называемый постоянный стол, который не убирали в перерывах между трапезами, как обычно поступали со столами. Он всегда стоял накрытым для проголодавшейся знати. Как и все столы уважающих себя людей, его покрывала белоснежная льняная скатерть. В данный момент на скатерти стояло несколько блюд, соответствовавших правилам, установленным для постящихся. Другими словами, пища без мяса, яиц или молочных продуктов вроде масла или сметаны. Но имелось много блюд со свежей рыбой, умело поджаренной, запеченной, сваренной или приготовленной каким-либо другим способом. К большинству кушаний полагалась подлива, в которой сливки из измельченного миндаля заменяли коровьи, а также масло. Недостатка в винах, естественно, не ощущалось. Были здесь и маленькие турноверы из теста, не содержащего запретных продуктов, но была и масса вкусных блюд, вероятно готовящихся на том же миндальном, а не обычном молоке или сливках, как было принято. Высокородные господа могли выпить кубок вина и закусить, стоя, беседуя или разглядывая сквозь большое окно простолюдинов из поместья графа. Многие из этих людей, видимо, просто развлекались, сгребая выпавший за ночь снег, ведь, работая, они совершали бы грех. А потому представители высшего сословия могли беседовать, глядя, чем занимаются простолюдины, что всегда приятно для глаз. Большинство из гостей Джим ранее не встречал. Он заметил, что Каролинус поглощен беседой с сэром Джоном Чендосом и крупным мускулистым мужчиной с прямыми седеющими волосами и квадратным лицом. Ему было под пятьдесят, одет он был в черную сутану ордена святого Бенедикта, За день до этого Джиму показали на него как на епископа Бата и Уэльса. Он совсем не походил на епископа, скорее на человека, в чью обязанность входило вытаскивать на свет божий грешников, а не утешать раскаявшихся. Джим и Брайен потянулись к столу, Брайен запасся кубком вина и горстью турноверов. Джим тоже налил себе вина, но взял только три турновера. Приближалась пора полуденной трапезы. Они отошли от стола, дав возможность другим приблизиться к еде. -- Ты не должен быть связан этим ребенком и заботами о нем Анджелы, Джеймс,-- начал Брайен.-- Ты... Ха! Взгляд Брайена скользнул по лицу Джима, поднялся выше и остановился на чем-то, находившемся позади. Выражение его лица сменилось,-- к несчастью, на то, которое Джим видел на лице друга всегда, когда Брайен собирался ввязаться в драку. Джим повернулся и увидел, как Брайен двинулся навстречу человеку тех же лет, чуть выше его ростом и более стройному, но в основном похожему на Брайена. Тот тоже был рыцарем, он носил рыцарский пояс, конечно, без меча, как и подобало гостю. Волосы у него были черные, глаза карие, явно дорогой кафтан цвета сливы спускался на серые штаны, завершали наряд изящные черные сапоги без каблуков. -- Ха! -- повторил Брайен, остановившись в шаге от незнакомца. -- Ха! -- отозвался тот. Их восклицания перекрыли общий шум и бормотание присутствующих. Разговор стих, и все взгляды устремились на Брайена и другого рыцаря,-- было ясно, что оба "ха" -- не простые приветствия, а нечто, значившее несколько больше. -- Сэр Гаримор! -- рявкнул Брайен.-- Я вижу, ты здоров? У сэра Гаримора были небольшие тщательно подстриженные усики над верхней губой. Кроме них, на его бритом лице не было растительности. Кончики усов были не столь длинны, чтобы их закручивать, но сэру Гаримору удалось закрутить один из них. -- Великолепно себя чувствую, сэр Брайен,-- рявкнул он в ответ.-- А ты, сэр? -- Слава Богу, я никогда не был в таком здравии! -- Ха! -- воскликнул сэр Гаримор, крутя ус. -- Ха! -- отвечал ему Брайен. -- Значит, я увижу тебя здесь в ближайшие дни? -- спросил сэр Гаримор. -- Сэр, ты увидишь! -- Надеюсь! -- Я тоже! Когда прозвучало последнее слово, оба, сэр Гаримор и Брайен, похоже, поняли, что вокруг них повисла тишина. Они напряженно кивнули друг другу. Сэр Гаримор повернулся к двум дамам и мужчине, с которыми беседовал до того, а Брайен возвратился к Джиму. Общий разговор вновь зазвучал вокруг них. -- Кто это был? -- тихо спросил Джим, пользуясь шумом. -- Сэр Гаримор Килинсворт! -- ответил Брайен. Его голубые глаза яростно сверкнули, Джим еще не видел друга в таком состоянии. Это ничего не объясняло Джиму. -- Я с ним не знаком. Кто он? Чем...-- Джим не знал, как повежливее спросить, почему один вид этого рыцаря привел Брайена в такое неистовство, которого Джим не наблюдал на его лице раньше. Сэр Брайен глотнул вина так резко, будто хотел откусить кусок кубка.-- Я хочу сказать, что...-- неловко проговорил Джим, но Брайен уже оправился. -- Сэр Гаримор Килинсворт,-- сказал Брайен,-- великолепно владеет мечом. Редко увидишь такое мастерство. Он прекрасно владеет и другим холодным оружием, и с копьем тоже обращается вполне достойно... Не выношу его! -- Не выносишь? Но почему? Чем он плох? -- Господи, ну есть у него мастерство, но можно сказать, что он чересчур им гордится. Ведет себя так, что у меня руки чешутся... Мы чуть не схватились с ним в том трактире, я тебе рассказывал, особенно после того, что он сказал насчет Геронды. -- Что же он сказал о Геронде? -- спросил Джим. Должно быть, это было частью истории, которую Брайен не смог закончить в Маленконтри. Джим прожил здесь около трех лет, но все еще не понимал той чрезвычайной ранимости, которую выказывали люди вроде Брайена в отношении некоторых слов.-- Так что же он сказал? -- Я не помню точно его слов, но то, что он хотел сказать, очевидно -- к этому он и стремился. Парень дошел до того, что почти обвинил меня в нарушении клятвы верности. -- Клятвы при обручении? -- Ну да.-- Брайен понизил голос, выказывая тем самым раздражение.-- Клятвы, которую я принес Геронде, Это низкая ложь. Разве не может мужчина взглянуть на хорошенькую женщину, даже если он обручен? Полагаю, все мы сыновья Адама? Джим уже собрался спросить, какое отношение имеет ко всему этому делу Адам, даже если оставить в стороне вопрос о сыновьях, но почувствовал, что его тянут за рукав. Обернувшись, он увидел стоявшего рядом Каролинуса. -- Я хотел...-- начал Каролинус, Но именно в этот момент задрожал пол, затряслись стены, и грохот, как от небольшого землетрясения, потряс все вокруг. Глава 6 - Дочери Вельзевула! -- завопил Каролинус, но остался неуслышанным среди общего гула раздавшихся вокруг возбужденных голосов, который, однако, быстро стихал.-- Он должен немедленно прекратить! Именно это я пришел сказать -- никаких замкотрясений на этой и следующей неделе! Спустись и скажи ему это. Сейчас же! Джиму было неизвестно, чтобы у Вельзевула имелись дочери. Конечно, он пришел к выводу, что рассуждает сейчас, как сумасшедший. Если у Адама были сыновья, а они у него точно были, вполне логично допустить, что и Вельзевул имел дочерей. Но все же кто он? -- Кто он? -- спросил Джим. -- Великан, живущий в этом замке! -- ответил Каролнус, предусмотрительно понизив голос, когда шум разговоров стих. Одни гости уверял других, которые были здесь впервые, что это "просто великан, живущий в замке".-- Вообще-то он не великан,-- продолжил Каролинус,-- но не в этом дело. Спускайся, Джим, а ты, Брайен, пойди с ним -- чтобы удостовериться, что он найдет дорогу вниз, а потом наверх! -- Да, маг,-- сказал Брайен. Каролинус повернулся и пошел назад к Чендосу и епископу Бата и Уэльса. Джим почувствовал, что его опять тянут за рукав. На сей раз за другой, а тянул его Брайен. Брайен мотнул головой в сторону выхода, и Джим, не произнося ни слова, последовал за ним. Как только они вышли, Брайен направился к парадной лестнице башни, спускавшейся в Большой зал. -- Что это за разговоры о великане, живущем в замке? -- осведомился Джим, потому что вокруг в эту минуту никого не было и их не могли подслушать. -- О, в замке герцога всегда жил великан. Все об этом знают. -- Почему ты назвал его сейчас герцогом? Я помню, что ты назвал его так в первый раз, когда упомянул о рождественских праздниках. Я сам называл его герцогом, пока не узнал, что все зовут его графом. Так кто же он? -- О, вообще-то он граф,-- ответил Брайен. Он глянул через плечо на пустой коридор позади и добавил, понизив голос.-- Просто он считает, что должен стать герцогом. Понимаешь, его род восходит к древнеримским временам. Его давний предок был герцогом, или, по-латыни, дюком -- предводителем, так, кажется, звучал его титул. Во всяком случае, он страстно желает, чтобы его называли герцогом, и те, кто хорошо его знает, в разговоре так и делают -- между собой, ты понимаешь. Я никогда не назвал бы его герцогом на людях. Но это одна из причин приглашения на Рождество принца. Граф хочет, чтобы когда-нибудь его сделали настоящим герцогом, и этот день может наступить, когда наш юный принц станет королем... если Эдуарду понравятся двенадцать дней праздников и сам граф. Они миновали нижний этаж и широкую дверь зала, где слуги устанавливали на возвышении пиршественный стол, чтобы потом тщательно расстелить на нем прекрасные свежевыстиранные льняные скатерти. --В то же время,-- продолжал Брайен,-- с точки зрения принца, чем могущественнее будут его друзья-лорды, тем сильнее окажутся его позиции, когда придет время наследовать отцу. Никто не знает, откуда могут вдруг появиться другие претенденты на престол -- какой-нибудь неизвестный кузен или кто-то вроде. Лучший способ обезопасить себя от подобных притязаний -- это уверенность, что большинство сильных людей королевства на твоей стороне. Советники принца, такие, как сэр Джон Чендос, так и доложили ему. Как видишь, и большими колесами двигают маленькие колесики. -- Понятно,-- сказал Джим. Они спустились еще этажом ниже, в конюшни, куда защитники замка во время опасных осад помещали лошадей герцога и его ближайших вассалов, потому что башню защищали до последнего воина. Сюда не проникал дневной свет, и для освещения служили закрепленные в стенах факелы. По мере того, как друзья спускались, становилось все темнее и темнее. Джим был озадачен, он не понимал, как в конюшнях может прятаться великан. Его недоумение только возросло, когда Брайен повел его коротким путем к дальнему лестничному пролету, который вел вниз. -- Хоп! Хей! Хо! Эй вы там, минутку! Куда это вы направляетесь? Джим с Брайеном повернулись, не успев поставить ногу на первую ступеньку лестницы. Они увидели в неясном свете факелов прямо перед собой невысокого кругленького человека с седыми усами, стоявшими торчком, маленькой седеющей бородкой клинышком и безжалостными глазами навыкате под совершенно седыми бровями. Его волосы тоже были белы. Тяжелый меч свисал с пояса. Одет человек был в темно-красную богато украшенную шерстяную одежду. За его спиной стояли два высоких охранника с обнаженными мечами в руках. -- Милорд! -- начал Брайен, различив в темноте уставившееся на него лицо.-- Полагаю, милорд знаком с сэром Джеймсом, бароном Ривероук-и-Маленконтри и подмастерьем... -- Подмастерьем? -- взорвался тот, не дослушав. Его седые брови поднялись, но Брайен уже повернулся к Джиму: - Сэр Джеймс, представляю тебе нашего хозяина и графа. Сэр Хьюго Сивардус, граф Сомерсет. -- Подмастерье? -- рявкнул граф. Джим тотчас понял причину подобной реакции. Подмастерьем мог быть простолюдин, а присутствие подобного человека среди гостей графа, который и не каждого рыцаря приглашал... -- Подмастерье мага Каролинуса, милорд,-- поспешил добавить Брайен. Брови графа опустились до половины лба при имени Каролинуса и замерли. -- Ну, конечно, Рыцарь-Дракон.-- Его брови опустились еще ниже.-- Дорогой сэр! -- Он простер руки к Джиму, на его круглом лице расползлась улыбка.-- Чертовски рад видеть тебя здесь! Мне не хотелось беспокоить тебя и твою леди после всех приключений в пути. Надеюсь, мои мерзавцы соответствующим образом позаботились о вас, как я им велел? -- Все прекрасно, милорд.-- Джим слегка опасался, что граф намерен его обнять, как это проделывали Брайен и Жиль, но хозяин ограничился тем, что дружески похлопал его по плечу, сопроводив этот жест железным пожатием и улыбкой. Джим вежливо ответил, тоже пожав плечо графа. Затем оба опустили руки. -- Однако...-- Лицо графа вновь помрачнело.-- Что привело вас в подземелье? Спускаться сюда строго запрещено. Строго... -- Он надул щеки.-- Даже я почти никогда не бываю здесь.-- Его щеки опали, глаза, только что смело глядевшие на Джима, внезапно скосились в сторону и забегали.-- Никогда...-- тихо пробормотал он. -- Каролинус послал сэра Джеймса и велел мне проводить его,-- вставил Брайен.-- Сэр Джеймс способен успокоить любого, кто здесь окажется. -- Ха! -- Граф в изумлении дернул головой.-- Так он сделал, он это сделал! Как основательно продумано! Да-да, конечно. Как благородно со стороны Каролинуса подумать об этом. Я не хотел ничего навязывать гостю, но Рыцарь-Дракон, конечно... - Если милорд возражает... -- Нет,-- поспешно вставил граф,-- никоим образом.-- Следуй приказу своего наставника, мага Каролинуса. О чем говорить! Да... делай, что он сказал. Я... мне надо отправляться к гостям, надеюсь, мы скоро встретимся. -- Благодарим, милорд,-- в один голос ответили Джим и Брайен. Граф и двое его охранников повернулись и поспешили прочь. Джим с Брайеном продолжили спуск. Они молча миновали несколько пролетов. Дневного света здесь уже не было, и Брайену пришлось снять со стены один из горящих факелов и освещать путь. Наконец они очутились в подземелье под фундаментом замка. Каменные и деревянные опоры поддерживали мощные каменные арки, а под ногами, насколько хватал глаз, виднелась голая земля. -- Он где-то поблизости,-- сказал Брайен.-- У него очень резкий запах. Ты заметил, Джеймс, что тут повсюду какая-то шерсть? -- Думаю, это -- волосы. Возможно, он трется и чешется о стены.-- Джим осторожно принюхался к одной из ближайших опор. Запах не то, чтобы тошнотворный, но весьма ощутимый. Он походил на резкий запах дикого зверя.-- Мне кажется, пахнет шерстью. Брайен оглядывался, освещая тьму факелом. В его голосе не чувствовалось страха, но в нем явно сквозила настороженность. -- Каролинус сказал, что великан не совсем настоящий, да? -- Именно так он и выразился. -- Что ж, значит, так оно и есть,-- пробормотал Брайен, продолжая вглядываться во тьму, освещаемую факелом,-- потому что балки и камни здесь всего в дюйме над твоей головой, Джеймс. Вот, взгляни. Он прошел вперед в темноту, явно наугад. Джим последовал за ним. Какое-то время они шли среди каменных арок, вглядываясь вперед, насколько позволял свет факела, но не увидели и не услышали ничего нового. Наконец Брайен остановился: -- Так нельзя. Так можно бродить здесь бесконечно.-- Он повысил голос и закричал: -- Хо! Великан! Если не боишься нас, покажись. Выходи! Ответ последовал так быстро, что у Джима перехватило дыхание. Все вокруг озарилось, и факел в руках Брайена стал не нужен. Арки, балки, сама земля под ногами осветилась странным светом. Теперь стало видно все на десять ярдов в любую сторону, если только обзор не загораживали камни. Но не требовалось вглядываться на расстояние десяти ярдов, чтобы увидеть глядевшее на них существо. Оно стояло совсем рядом, футах в десяти, но его вид отнюдь не побуждал приблизиться хоть на шаг и поприветствовать его, как делают в таких случаях благовоспитанные люди. -- Клянусь всеми святыми,-- изумленно воскликнул Брайен,-- тролль! Я и не слышал о таких больших троллях! Ты умеешь говорить, тролль? -- Я говорю, человек,-- раздался глубокий, грубый и мощный бас, по сравнению с которым голос Брайена звучал, как мальчишеский.-- Прежде чем я разорву тебя на клочки и съем, скажи, как ты осмелился явиться сюда! Вид великана из замка вполне соответствовал его обещанию. Но Каролинус прав. Строго говоря, тролль не был великаном. Он был, по меньшей мере, на дюйм ниже Джима, но выше Брайена. Джим вспомнил старое выражение из своего двадцатого века -- косая сажень в плечах. И вот он впервые увидел создание с такими плечами. Плечи тролля достигали, по меньшей мере, его роста. Это выглядело пугающе. Как говорили, большинство троллей, даже самые крупные, ночные, весили не более ста двадцати фунтов. Но этот весил не меньше гориллы. Кроме того, у него были очень большие руки, они свешивались ниже колен. Руки и ноги были необыкновенно мускулистыми. Джим много слышал о троллях, но ему еще не доводилось встречаться с ними. Его зачаровала голова тролля и лицо, которое он сейчас и рассматривал. Голова походила на огромный, словно переросший кочан, чуть сплющенный книзу. Голова была больше человеческой, нос тоже, на нем выделялись раздувающиеся ноздри. Глубоко посаженных, темных глаз Джим не мог разглядеть при таком освещении. Рот тролля был ненормально широким, и выдающаяся вперед нижняя челюсть казалась очень мощной. Губы тролля были растянуты во всю ширь, обнажая острые клиновидные зубы, которым позавидовал бы саблезубый тигр. Взглянув на тролля, Джим сначала подумал, что на том облегающая одежда из дубленой кожи. Теперь он понял, что видел не одежду, а шкуру. На тролле не было ничего, кроме подобия короткого грязного шотландского килта. На нем неумелой, но твердой рукой были нанесены полоски и черточки, будто кто-то занимался подсчетами или практиковался в бухгалтерском деле. -- Знай же, тролль, этот господин рядом со мной -- сэр Джеймс Эккерт, барон Ривероук-и-Маленконтри и маг. Он явился к тебе по приказу своего наставника магии, самого Каролинуса. Подумай об этом. Не настолько же ты зарылся под землю, чтобы не слышать о Каролинусе? -- Конечно, я слышал о Каролинусе,-- загрохотал тролль.-- Мне о нем говорил волк. Я покажу тебе, что думаю о Каролинусе. Сожру вас обоих и отошлю ему ваши кости! За пределами светового круга послышалось басовитое рычание. Оно приближалось, отдаваясь эхом; казалось, рычание исторгают сами камни. Все повернулись на звук. -- Подумай получше, тролль,-- послышался резкий голос, подобный рыку, но чуть более высокий, и на свет выступил Aparx. Уши торчком, хвост прямой, в глазах бывалого убийцы пустой и тусклый блеск. -- Это мои друзья,-- заявил Aparx.-- И тебе не хрустеть их костями. -- Ты мне не указ, Aparx. Ты был полезен, когда приносил новости из внешнего мира. А теперь ты осмелился прийти из леса по тоннелю, которым я пользуюсь, когда мне надо подняться в мир и добыть пищи. Никто и никогда доселе не спускался сюда по собственной воле в последние тысячу восемьсот лет. Никто -- до тебя. Не думай, что я не доберусь до тебя и не съем, а твои кости выброшу наверх вместе с костями твоих друзей. Ради своей безопасности уйди с дороги! Aparx улыбнулся. Это была не совсем улыбка. Она была поперек, а не вдоль. Пасть растянулась в середине, а затем распахнулась, обнажив сверкающие клинки страшных зубов. -- Уйти с дороги? Все тролли -- идиоты, а ты, Мнрогар, самый старый и самый большой из них и к тому же самый глупый. Приблизься к любому из нас и узнаешь, уйдет ли Aparx с дороги. Тролль громоподобно зарычал и шагнул к волку. Челюсти Аратха со звоном сомкнулись. Его пасть растянулась еще больше, он пригнулся для прыжка. Но в этот момент Джим ткнул пальцем в тролля, и среди камней и бревен прозвучал его голос: -- Замри! Мнрогар замер на месте, не закончив начатое движение. Aparx медленно пришел в себя и выпрямился. Его челюсти вновь раскрылись в молчаливом волчьем смехе: -- Так как насчет того, чтобы сожрать нас и выбросить кости, а, Мнрогар? Подмастерье заставил тебя замереть, а что стало бы с тобой, встреться ты с самим мастером? Мнрогар не ответил, и для этого была важная причина. Чтобы ответить, ему требовалось напрячь голосовые связки, а любое движение сковывала магическая власть Джима. Маг в отличие от колдуна не может использовать свою власть для нападения. Но лишить кого-то возможности двигаться полностью во власти мага. Мнрогар превратился в статую тролля. Он сохранил свою плоть и кости, но был совершенно неподвижен. Джим обошел тролля и остановился напротив него: -- Ни я, ни кто другой здесь не желает ссоры с тобой, Мнрогар. Но ты должен знать, что, как бы силен ни был, ты беспомощен против мага... -- Говори только за себя, Джим,-- послышался хриплый голос Арагха, и волк скользнул мимо ног Джима и поднял морду почти к самому лицу неподвижного Мнрогара.-- Видишь эту выпуклость под его верхней лапой? Это моих лап дело, в свое время я убил много троллей. Это не мускул, а вена, по которой течет его кровь. Большая вена и много-много крови. Тут она проходит близко к коже, и я легко разорву ее. На его теле есть и другие подобные места, о которых мне известно. Не думай, Мнрогар, что Арагху не убить тебя. Вы, тролли, боретесь все одинаково, вы привыкли хватать, кусать и рвать когтями. Вы все действуете одинаково, и английский волк знает, как ранить вас, как избежать ответных ударов задолго до того, как вы истечете кровью. А это случится быстро, если порвать ваши вены. Я, конечно, тоже умру, когда придет мое время, потому что я из породы волков. Ты же можешь прожить еще много тысяч лет, если тебя не убьют, но я тебе скажу: даже если доживешь до таких времен, когда дуб, ясень и репейник исчезнут из этих мест, тебе не убить Арагха. Он отступил назад и исчез из поля зрения Джима. -- Мнрогар,-- сказал Джим,-- сейчас я освобожу тебя от заклятия, ты вновь сможешь двигаться. Но помни, никто здесь не злоумышляет против тебя, а, будь так, ты все равно не сможешь повредить ему. Твоя сила ничто по сравнению с моей магией, помни об этом. И помни о том, что тебе приказывает Каролинус. Не тряси замок в течение двух недель, даже если захочешь! -- Он подождал немного, давая троллю время осмыслить приказ.-- А теперь можешь двигаться. Мнрогар шевельнулся, но не стал приближаться. С диким ревом он вытянул вперед руки, каждая из которых, казалось, покрыла огромное расстояние. Он обхватил одну из каменных опор замка. Бросил свой вес против камня, за который ухватился, и все вокруг задрожало, пока тролль качался вперед и назад. -- Замри! -- рявкнул Джим. Мнрогар тотчас застыл, и тряска прекратилась. Джим слышал свое дыхание, резко звучавшее в наступившей тишине. Но это было единственным, что он слышал,-- со стороны Арагха и Брайена не доносилось ни звука. Чтобы унять внезапный бессмысленный гнев, который возбудил в нем поступок тролля, Джиму потребовалось лишь несколько секунд. -- Мнрогар,-- сказал он наконец, и голос его звучал почти спокойно,-- я могу оставить тебя здесь в положении, в котором ты находишься сейчас, и ты будешь жить, пока ноги держат тебя. Возможно, ты будешь жить вечно, я не имею ни малейшего представления, умрешь ты или нет. Но я не оставлю тебя в таком положении. Я этого не сделаю, потому что я не похож на тебя, твои поступки бессмысленны, они приносят только беспокойство другим. Я дам тебе еще один шанс. Но не пытайся вновь заставить меня тебя останавливать. Потому чтo это будет последний раз, и ты никогда больше не сможешь двигаться.-- Он подождал немного, чтобы его слова дошли до сознания тролля.-- Теперь можешь двигаться. Мнрогар вновь шевельнулся. Он откинул голову назад и завыл. Его вой порождал эхо в каждом камне вокруг. Лицо его исказила судорога, каждая черта выражала горе и отчаяние. Он открыл свою клыкастую пасть и рычал, как раненый зверь. -- Бессмысленны? -- вскричал тролль.-- Но ведь это все мое! Мой замок, моя земля! Ни один другой тролль никогда их не получит! Он бросился навзничь и начал биться головой о земляной пол с такой силой, что, казалось, голова вот-вот оторвется от тела. -- Господи Боже мой! -- сдавленно прошептал Брай