емый туман заставлял его чувствовать себя пойманным в ловушку, заключенным, словно в капсулу, в безумие. Он содрогнулся от силы, с которой желал избавления и тепла. - Уходи! Оставь меня! - Еще пара слов, - сказал Фаул. - Последнее предупреждение. Не забудь, кого следует опасаться в конце. Мне приходилось довольствоваться убийствами и мучениями. Но теперь мой план созрел, и я приступил к его осуществлению. Я не успокоюсь до тех пор, пока не искореню в Стране надежду. Подумай над этим и ужаснись! Последнее слово "ужаснись" еще долго висело в воздухе, в то время как вокруг нарастал шум разламывания - огромные валуны перемалывались, дробились друг другом на более мелкие камни. Этот звук обрушился на Кавинанта, потом пронесся мимо него и исчез, оставив его на коленях, с головой, зажатой в руках, и с разумом, опустевшим от страха. Он оставался неподвижным до тех пор, пока наступившую тишину не сменил низкий гул ветра. Тогда он испуганно открыл глаза и увидел солнечный свет на камне прямо перед собой. 4. СМОТРОВАЯ КЕВИНА Растянувшись, он долго лежал неподвижно, чтобы солнечные лучи как следует прогрели его продрогшее в тумане тело. Ветер тихо и монотонно свистел вокруг, не задевая его; и вскоре после того, как Лорд Фаул исчез, Кавинант услышал голоса далеких птиц. Он лежал неподвижно и глубоко дышал, набирая новую силу в ослабевшие конечности, - благодарный за солнце и конец кошмара. Однако в конце концов он вспомнил, что во время происшествия на улице неподалеку от него находилось несколько человек. Они почему-то хранили странное молчание; сам город, казалось, умолк. Должно быть, полицейская машина нанесла ему более тяжкие повреждения, чем он предполагал. Беспокойство прокаженного заставило его рывком встать на четвереньки. Томас обнаружил, что под ним - гладкая каменная площадка. Она имела округлую форму, десяти футов шириной, и была окружена бортиком высотой фута в три. Над головой бесконечно высокой аркой голубело небо. Оно накрывало своим куполом обнесенную бортиком площадку, и казалось, что плита каким-то невероятным образом плывет в небесах. "Нет, - у Кавинанта пересохло в горле. - Где я?" Потом чей-то задыхающийся голос позвал: - Эй! Сердце у Томаса дрогнуло. - Где это я? - Смотровая Кевина. Вам нужна какая-то помощь? Что все это значит, черт побери? Внезапно сзади послышалось какое-то царапанье. Мускулы Кавинанта напряглись: он нырнул к бортику и, оперев на него спину, обратил свой взгляд на противоположный край площадки. Напротив него, отделяемая пропастью воздушного пространства за бортом, стояла гора. Ее громада высилась, поднимаясь из скал, некоторые из которых почти достигали уровня площадки, на которой находился Кавинант, и оканчивалась освещенной солнцем вершиной, где все еще лежал снег. Вершина уносилась далеко в небо, а отвесные стены горы заслонили почти половину видимого с плиты горизонта. Сначала Томасу показалось, что гора совсем близко, но мгновением позже он понял, что от площадки ее отделяет по меньшей мере расстояние, равное броску камня. Прямо напротив горы в бортике был проем. Низкий царапающий звук исходил, казалось, из этого проема. Кавинант хотел пересечь плиту и выяснить, что представляет из себя источник этого звука. Но его сердце билось тяжело и медленно; он не мог сдвинуться с места. Он боялся того, что мог увидеть. Звук приближался. Прежде, чем Кавинант смог как-то отреагировать, в проеме появились голова и плечи девушки, а потом и ее руки, уцепившиеся за камень. Когда она заметила Томаса, то остановилась и в свою очередь уставилась на него. Ее длинные густые волосы - каштановые, с отблесками бледно-медового - развевались на ветру, кожа была покрыта густым загаром, и темно-синее платье с узорами из белых листьев еще больше подчеркивало этот загар. Она тяжело дышала и вся раскраснелась, словно только что закончила долгое восхождение. Кавинант уловил дружелюбное удивление и интерес. На вид ей было не более шестнадцати лет. Откровенность ее вопрошающего взгляда уменьшила его страдания. Он смотрел на нее, как на привидение. После минутного колебания она выдохнула: - С вами все в порядке? Потом возбужденно зачастила: - Я никак не могла решить, пойти ли мне самой или поискать более основательной помощи. С горы я увидела серую тучу над Смотровой Кевина, внутри которой, казалось, шло какое-то сражение. Я видела, как вы стояли, а потом упали. Я не знала, что делать. Потом я подумала, что лучше вовремя оказать хоть какую-то помощь, чем оказать настоящую помощь, но слишком поздно. Вот я и пришла, - она сделала паузу, потом опять спросила: - С вами все в порядке? - В порядке? Но его же сбила машина!.. Его руки были только оцарапаны и в ссадинах, словно он пытался с их помощью смягчить удар при падении. Голова от удара слегка болела. Но одежда была в целости, и по ней нельзя было бы сказать, что Кавинант был сбит машиной и проехался по асфальту. Он ощупал тело немыми пальцами, ощупал живот и ноги, но не ощутил при этом никакой острой боли. Казалось, он не потерпел почти никакого ущерба. Но ведь должна же была машина куда-то его ударить! Ну? Он смотрел на девушку, словно слова вдруг утратили всякий смысл. Видя, что он молчит, она собралась с духом и, взобравшись на плиту, встала перед ним на фоне горы. Он увидел, что она одета в темно-голубое платье, похожее на длинную тунику, с белым шнурком, стянутым на поясе. На ногах у нее были сандалии, завязанные на лодыжках. Фигурка ее была тонкая и изящная, а красивые глаза широко раскрыты от испуга, неуверенности и любопытства. Она сделала два шага в его направлении, словно боялась подвоха, потом опустилась на колени, чтобы поближе взглянуть на этого ошарашенного, ничего не понимающего человека. Что это еще за чертовщина? Голосом, в котором звучали осторожность и уважение, она спросила: - Чем я могу вам помочь? Вы чужой в Стране, я это поняла. Вы сражались с каким-то гадким облаком. Говорите, что вам нужно, - я постараюсь сделать это для вас. Его молчание, казалось, смущало ее. Она опустила взгляд. - Вы не хотите говорить? Что со мной происходит? В следующий миг она задохнулась от волнения и, указывая с благоговением на его правую руку, вскричала: - Полурукий! Значит, легенды оживают снова?! - Изумление озарило ее лицо. - Берек Полурукий! - прошептала она. - Это правда? Берек? Сначала он не мог вспомнить, где уже слышал это имя. Потом до него дошло. Берек! В холодном страхе он осознал, что кошмар не закончился, что и эта девушка, и Лорд Фаул были частью одного и того же сна. Он снова увидел тьму, сгущавшуюся в ярком голубом небе. Она клубилась над ним, била по голове, словно крылья стервятника. Где?.. Неуклюже, словно суставы наполовину заледенели от ужаса, Кавинант поднялся на ноги. Мгновенно его глазам открылась грандиозная панорама внизу и приковала к себе его взгляд, как будто его ошарашили одновременно и радостью, и ужасом. Он находился на каменной платформе в четырех или более тысячах футов над землей. Птицы скользили и вились под его ногами. Воздух был чист и прозрачен, словно кристалл, и сквозь него обширная картина пейзажа казалась неимоверно громадной, так что глазам стало больно, когда он попытался увидеть ее полностью. Прямо под ним уходили вдаль горы; по обе стороны до самого горизонта простирались равнины, среди гор слева блестела серебром на солнце река. Все сияло весной, словно только что появилось на свет в утренней росе. Проклятье! Головокружительная высота заставила его пошатнуться. Крылья стервятника-тьмы били его по голове. Земля завертелась перед глазами. Кавинант не знал, где он. Никогда прежде не доводилось ему видеть ничего подобного. Как он сюда попал? Его сбила полицейская машина, и Фаул доставил его сюда. Фаул доставил его сюда? Доставил сюда? Невредимым? В ужасе он бросился к девушке и к горе. Тремя неверными шагами он достиг пролома в парапете. Тут он увидел, что находится на вершине узкого каменного острия - по меньшей мере пятидесяти футов высотой, - которое наклонно отделялось от основания утеса подобно пальцу, обвиняющему небо. В поверхности этой колонны были вырублены неглубокие ступени, образующие крутую лестницу. В течение какого-то головокружительного мгновения он тупо думал: "Я должен выбраться из этого кошмара. Все это происходит не со мной!" Потом все безумие этой ситуации дошло до его сознания, обрушилось на него из вращающегося воздуха подобно когтям кондора. Он споткнулся, пучина бездны разверзлась перед ним. Он молча закричал: - Нет! Когда он стал падать вперед, девушка поймала его за руку, повисла на ней. Он очнулся, качнулся назад и упал на колени внутрь парапета, подтянул колени к груди и закрыл голову руками. - Безумие! - кричал он, произнося на самом деле нечленораздельные звуки. Тьма, словно тошнота, клубилась в его черепе. Картины безумия сменялись в его сознании. Как? Невозможно! Он переходил улицу. Он отчаянно цеплялся за этот факт. Горел зеленый свет. Где? Он был сбит полицейской машиной. Невозможно! Она целилась прямо ему в сердце, и она нанесла удар. И не причинила ему вреда? Безумие. Я схожу с ума, схожу с ума, схожу с ума. И не причинила вреда? Кошмар. Ничего этого нет, нет, нет! Сквозь белые вихри его отчаяния чья-то рука внезапно схватила его за руку и сжала ее сильно и настойчиво. Она держала его, как якорь. Кошмар! Я сплю, сплю! Эта мысль пронзила его охваченный ужасом мозг как откровение. Сплю! Конечно же, он спал. Бессознательно пытаясь перехитрить самого себя, он постарался воссоздать новое понимание ситуации. Его сбило полицейской машиной - и он потерял сознание. Сотрясение мозга. Возможно, он отключился на несколько часов, даже дней. И пока он не пришел в сознание, ему снится этот сон. Это было логичным ответом. Кавинант ухватился за него, как за руку девушки, державшую его напряженную руку. Он помог ему преодолеть головокружение, упростить страх. Но этого было недостаточно. Тьма все еще кружилась над ним, словно он был падалью, брошенной Фаулом. Как? Откуда берутся такие сны? Мысль об этом была непереносима, он мог сойти с ума. Кавинант отогнал ее от себя, словно она уже начала вгрызаться в его кости. Не думай об этом. Не пытайся понять. Сумасшествие, безумие - самая главная опасность. Выжить! Вперед! Делай что-нибудь. Не оглядывайся назад! Он заставил себя открыть глаза, и как только в них ударил солнечный свет, тьма отступила, отползла на задний план и, крадучись, медленно сконденсировалась сзади него, словно дожидаясь, когда он обернется, посмотрит на нее и снова станет ее жертвой. Девушка стояла возле него на коленях. Она взяла его больную правую руку в свои ладони, и из глаз ее, словно слезы, сочилась тревога. - Берек, - с болью прошептала она, когда их взгляды встретились. - О, Берек! Какой недуг терзает вас? Я не знаю, что делать. Она сделала уже достаточно - помогла ему овладеть собой, оказать сопротивление натиску опасных вопросов, на которые он не мог ответить. Но пальцы его оставались немы, прикосновение ее руки он ими вообще не чувствовал. Подтянувшись, он принял сидячее положение, хотя это напряжение заставило его снова почувствовать слабость. - Я прокаженный, - слабым голосом произнес он. - Не прикасайся ко мне. Поколебавшись, она разжала свои пальцы, словно была не уверена в том, отдает ли он отчет в своих словах, знает ли, о чем говорит. С усилием, из-за слабости показавшимся ему невероятным, Кавинант отнял свою руку. Она огорченно закусила нижнюю губу. И, словно испугавшись, что обидела его, отодвинулась назад и села, прислонившись к противоположной стене парапета. Но он видел, что ее разбирает любопытство. Она не могла долго оставаться неподвижной. Через минуту она мягко спросила: - Разве это нехорошо - прикасаться к вам? Я не хотела причинить вам зла. Вы - Берек Полурукий, Лорд-Основатель. Зло, которого я не могла увидеть, напало на вас. Как я могу спокойно смотреть на ваши муки? - Я прокаженный, - повторил он, пытаясь собраться с силами. Но выражение на ее лице показало ему, что это слово ничего ей не говорит. - Я болен, у меня болезнь. Ты не знаешь всей опасности. - Если я прикоснусь к вам, то тоже буду "больной"? - Кто знает? - Потом, почти не веря своим глазам и ушам, он спросил: - Ты не знаешь, что такое проказа? - Нет, - ответила она, и в ее голосе послышалось прежнее изумление. - Нет, - она покачала головой и волосы мягко закачались вокруг ее лица. - Но я не боюсь. - Так бойся! - проскрежетал он. Неведение и невинность девушки привели его в неистовство. За ее словами чудились крылья тьмы, бьющие словно ножами. - Эта болезнь вгрызается в человека. Она вгрызается до тех пор, пока его пальцы, и ступни, и руки, и ноги не сгниют и не отвалятся. Она делает его слепым и безобразным. - Может, ее можно вылечить? Может быть, Лорды... - Спасения от нее нет. Он хотел продолжить, излить часть той горечи, которую оставил в нем Лорд Фаул. Но он был слишком измучен, чтобы удержать гнев. Ему надо было отдохнуть и подумать, изучить внимательнее противоречия своей дилеммы. - Тогда как я могу помочь вам? Я не знаю, что делать. Вы - Берек Полу... - Да нет же, - выдохнул он. Девушка уставилась на него, и к ее изумлению он повторил: - Нет. - Тогда кто вы? Вы обладаете рукой-предзнаменованием, поскольку легенды говорят, что Берек Полурукий может прийти снова. Вы Лорд. Усталым жестом он отмахнулся от ее вопросов. Ему надо было подумать. Но как только он закрыл глаза и оперся спиной на парапет, то почувствовал, как внутри поднимается страх. Надо было двигаться, идти вперед - продвигаться по дороге сна. Он снова сосредоточил взгляд на лице девушки. И в первый раз за все время заметил, что она хорошенькая. Даже ее благоговение, внимание, с которым она ловила каждое его слово, было привлекательным. И она не боялась прокаженных. Поколебавшись еще мгновение, он сказал: - Я - Томас Кавинант. - Томас Кавинант? - Его имя в ее устах прозвучало довольно неуклюже. - Странное имя. Достаточно странное, чтобы соответствовать вашей странной одежде. Томас Кавинант. - Она склонила перед ним голову в медленном поклоне. "Странно", - мягко подумал он. Странность была взаимной. Он все еще не имел представления, с чем ему приходится иметь дело в этом сне. Надо было хотя бы выяснить, где он находится. Следуя примеру девушки, он спросил: - Кто вы? - Я Лена, - официальным тоном сообщила она. - Дочь Этиаран. Мой отец - Трелл, гравлингас радхамаэрля. Наш дом находится в подкаменье Мифиль. Вы бывали там? - Нет, - ему хотелось спросить ее, что такое "подкаменье", но были вопросы и поважнее. - Где... - Слово застряло у него в горле, как будто это была опасная уступка тьме. - Где мы? - Мы на Смотровой Кевина. Легко вскочив на ноги, она простерла руки к зелени и небу. - Смотри! Подбадривая себя, Кавинант поднялся и выставил голову за парапет. Упираясь грудью в его край, он заставил себя посмотреть. - Это Страна, - радостно сказала Лена, словно распростертая внизу зелень обладала силой, вызывающей в ней трепет. - Она уходит далеко за пределы взгляда на север, на запад и на восток, хотя древние баллады говорят, что Высокий Лорд Кевин, стоя здесь, мог видеть всю Страну и всех ее людей. Поэтому место и назвали "Смотровая Кевина". Неужели вы этого не знаете? Несмотря на холодный ветер, Кавинант обливался потом. От головокружения у него подкосились ноги, и только острый каменный край прямо напротив сердца позволял ему сохранять над собой контроль. - Я ничего не знаю! - простонал он прямо в открывшуюся перед ним пропасть. Лена с любопытством взглянула на него, но через минуту снова повернулась лицом к Стране. Протянув тонкую руку в направлении северо-запада, она сказала: - Это река Мифиль. Наше подкаменье находится рядом с ней, но его не видно из-за этой горы. Река течет с гор Южной Гряды, что позади нас, и впадает в реку Черная. Там - северная граница Южных Пустошей, где почва неплодородна и почти никто не живет. В Южных Равнинах только пять подкамений. Но в этой горной цепи, уходящей на север, расположены несколько вудхелвенов. К востоку от этих гор находятся Равнины Ра, - ее голос словно заискрился, когда она продолжила. - Это владения диких свободных лошадей - ранихинов, а рамены служат им. Они мчатся по равнинам, покрывая до пятидесяти лиг в час, и позволяют стать своими седоками только тем, кого сами выберут. Ах, Томас Кавинант, - вздохнула она. - Моя мечта - увидеть этих лошадей. Большинство моих сородичей довольствуются тем, что имеют. Они мало путешествуют и не видели много из того, что видели жители вудхелвенов. Но я мечтаю побродить по долинам Ра и увидеть мчащихся лошадей. После долгой паузы она продолжила: - Вот эти горы и есть Южная Гряда. За ней лежат Южные Пустоши. Там нет жизни и никто туда не ходит; вся Страна находится к северу, западу и востоку от нас. И мы стоим на Смотровой Кевина, где во время последней битвы стояли высочайшие из Старых Лордов, прежде чем наступило Запустение. Наш народ помнит об этом и избегает Смотровой как места с плохой репутацией. Но Этиаран, моя мать, приводила меня сюда, чтобы здесь рассказать мне о Стране. И через два года я буду уже достаточно взрослой, чтобы поступить в лосраат и учиться самой, как когда-то моя мать. Знаете ли вы, - с гордостью произнесла она, - что моя мать училась у Хранителей Учения? Она посмотрела на Кавинанта так, словно ожидала увидеть произведенное этими словами впечатление. Но потом опустила глаза и пробормотала: - Но ведь вы - Лорд, и все это вам известно. Вы слушаете меня так, будто готовы посмеяться над моим невежеством. Зачарованный ее голосом и все еще находясь во власти головокружения, Кавинант вдруг на мгновение увидел Страну такой, какой она, должно быть, была после Ритуала Осквернения, проведенного Кевином. За блеском ослепительного утра он увидел расколотые огненные скалы, выжженную почву, тухлую воду, сочащуюся из отвратительных болот в русло реки, - и над всем этим густой мрак безмолвия: ни птиц, ни насекомых, ни животных, ни людей - ничего живого, что могло бы пошевелить листком, прожужжать, пролаять или погрозить пальцем в ответ на все эти разрушения. Потом глаза залило потом, заволокло, словно слезами. Кавинант отогнал от себя это видение и снова сел, прислонившись спиной к стене. - Нет, - пробормотал он, обращаясь к Лене. - Ты не так поняла. Я свое уже отсмеялся давным-давно. Теперь, казалось, он увидел способ двигаться вперед, бежать от темного безумия, парившего над ним. В этом кратком видении он нашел тропинку своего сна. И без всякого перехода, чтобы избавить себя от необходимости задавать конкретные вопросы или отвечать на них, он сказал: - Мне надо попасть в Совет Лордов. По лицу девушки Кавинант видел, что она хочет спросить, зачем это ему. Но, казалось, она чувствовала, что не в праве задавать ему подобные вопросы. Упоминание о Совете только еще более возвысило его в ее глазах. Она двинулась к лестнице. - Мы должны зайти в подкаменье. А там придумаем способ переправить вас в Ревлстон. По ее виду можно было определить, что ей хочется отправиться вместе с ним. Но мысль о лестнице пугала его. Как он сможет выдержать такой спуск? Ведь даже просто выглянуть из-за парапета оказалось достаточно, чтобы у него закружилась голова. Когда Лена повторила "пошли!", он покачал головой. Бесстрашием он похвастаться не мог. Тем не менее ему следовало как-то сохранить активность. - Много лет прошло со времен Запустения? - Я не знаю, - печально ответила она. - Но люди Южных Равнин пришли обратно через горы из бесплодных пустошей двадцать поколений назад. И говорят, что сам Высокий Лорд Кевин предупредил их - они бежали и жили изгнанниками в Пустошах, добывая себе пищу зубами и ногтями и руководствуясь учением радхамаэрль в течение пятисот лет. Это - единственное, чего мы не забыли. По достижении пятнадцати лет каждый из нас приносит клятву мира, и мы живем ради жизни и красоты Страны. Он почти не слушал ее, поскольку его не особенно интересовало то, что она говорила. Но звук ее голоса нужен был ему, чтобы найти в себе силы. Не без усилий удалось ему сформулировать еще один вопрос, который можно было задать. Глубоко дыша, он сказал: - Что ты делала в горах? Почему ты забралась так высоко, что смогла даже увидеть меня здесь? - Я искала камни, - ответила девушка. - Я изучаю искусство суру-па-маэрль. Вы знаете, что это такое? - Нет, - произнес Кавинант между двумя вздохами. - Расскажи. - Это ремесло, которому я учусь у Эйсекс, сестры моей матери, а она научилась этому у Тамала, лучшего ремесленника в нашем подкаменье. Он тоже учился некоторое время в лосраате. Суру-па-маэрль - это искусство изготовлять изображения из камней, комбинируя их между собой, не изменяя их формы. Я бродила по горам и искала образцы крупных камней и гальки. Когда я нахожу форму, которая мне приглянулась, я несу ее домой и подбираю для нее место, балансируя и комплектуя с другими формами, пока не получается новая форма. Иногда, набравшись смелости, я слегка обрабатываю камень, чтобы все сооружение выглядело более гармоничным. При этом я воссоздаю разрушенные секреты земли и дарю людям красоту. Кавинант слабым голосом пробормотал: - Это, должно быть, трудно - придумать форму и потом найти камень, соответствующий ей. - Это не совсем так. Я смотрю на камень и ищу в нем форму, которая уже ему дана. Я не прошу землю дать мне лошадь. Искусство заключается в умении увидеть то, что земля предлагает по своему собственному выбору. Возможно, это будет лошадь. - Мне бы хотелось посмотреть на твои работы, - Кавинант не придавал особого значения тому, что говорил. Лестница манила его, как соблазнительный лик забвения, в котором прокаженные отказывались от соблюдения мер самозащиты и теряли руки и ноги - теряли жизни. Но все это ему снилось. Лучший способ вынести неприятный сон - это плыть по его течению, пока он сам не закончится. Он должен был спуститься вниз, чтобы выжить. Эта необходимость превысила все остальные соображения. Резко, конвульсивно двигаясь, Кавинант поднялся на ноги. Встав в самом центре круга, он перестал обращать внимание на гору и небо, на глубокую пропасть внизу и тщательно осмотрел себя. Трепеща, он проверил те нервы, которые были еще живы, посмотрел, нет ли на одежде клочьев или прорех, и тщательно проконтролировал свои немые руки. Он должен был преодолеть этот спуск. Кавинант, очевидно, был в состоянии пережить его, поскольку это был сон - он не может погибнуть, сорвавшись вниз, - и поскольку он не мог уже выносить всю эту тьму, хлопающую крыльями прямо возле уха. - Послушай-ка, - сухо сказал он, обращаясь к Лене. - Мне придется спускаться первым. И нечего смотреть на меня с таким смущением. Я уже сказал тебе, что я - прокаженный. Мои руки и ноги немы - они ничего не чувствуют. Я не могу крепко держаться за что-нибудь. И к тому же я... Плохо переношу высоту. Я могу упасть. И не хочу, чтобы ты упала вместе со мной. Ты... - он запнулся, потом, сбиваясь, продолжил: - Ты была добра ко мне, а с той поры, когда хорошее отношение было для меня вполне обычным делом, прошло много времени. Девушка захлопала глазами, услышав этот суровый тон. - Почему вы сердитесь? Чем я вас обидела? "Тем, что была добра ко мне!" - мысленно пробормотал он. Его лицо посерело от страха, когда он повернулся спиной к пролому, опустился на четвереньки и стал спускаться вниз. В первом порыве ужаса он пытался ставить ноги на ступеньки, закрыв при этом глаза. Но спускаться с закрытыми глазами он не мог; привычка прокаженного контролировать себя, а также необходимость держать все чувства начеку были слишком сильны. Однако когда глаза были открыты, начинала кружиться голова. Поэтому он изо всех сил заставлял себя смотреть только на камень прямо перед собой. С первого же шага он понял, что наибольшая опасность для него заключается в немоте ног. Немые руки заставляли его чувствовать себя неуверенно из-за непрочности захвата, и прежде, чем ему удалось преодолеть пятьдесят футов, он уже цеплялся за края ступенек с такой силой, что у него начало сводить судорогой плечи. Но он мог видеть свои руки, видеть, что они на скале, что боль в запястьях и локтях - не мистификация. Ног Кавинант видеть не мог - для этого надо было смотреть вниз. Лишь тогда он убеждался в том, что его нога попала на следующую ступеньку, когда лодыжка чувствовала давление всего тела. Каждый шаг вниз он делал наугад. Если неожиданно подкатывал новый приступ слабости, Томас был вынужден, держась за скалу, крепко сжимать бока локтями, при этом целиком полагаясь на невидимую опору под ногами. Он старался скидывать ногу дальше таким образом, чтобы вибрация тела при контакте говорила ему, когда ступни ног находятся у края следующей ступени; но когда он ошибался, его голени и колени стукались о каменные углы, и острая боль заставляла ноги подгибаться. Ползя так вниз, ступенька за ступенькой, глядя на руки сквозь пот, заливающий глаза, Кавинант проклинал судьбу, отнявшую у него два пальца, которых, возможно, как раз и не хватит, чтобы удержаться, если ноги сорвутся. Вдобавок, отсутствие половины руки приводило к тому, что Кавинанту казалось, будто правой рукой он держится слабее, чем левой, что его тело под собственной тяжестью смещается с лестницы влево. Чтобы компенсировать это, он время от времени заносил ноги вправо и постоянно промахивался мимо ступенек с этой стороны. Пот мешал ему смотреть, но он не мог стереть его с лица. Глаза его уже ничего не видели, но Кавинант боялся освободить одну руку, потому что мог потерять равновесие. Судороги сотрясали его спину и плечи. Ему приходилось сжимать зубы, чтобы не закричать, призывая на помощь. Словно почувствовав его отчаяние, Лена крикнула: - Уже половина! Кавинант продолжал ползти вниз, ступенька за ступенькой. Внезапно он беспомощно ощутил, что его ноги пытаются двигаться быстрее. Мышцы стали уставать - напряжение в коленях и локтях было слишком велико - и с каждой ступенькой он все больше терял контроль над спуском. Томас заставил себя остановиться и отдохнуть, хотя страх гнал его вниз, чтобы побыстрее покончить с этим. В какое-то мгновение ему пришла в голову дикая мысль, что лучше повернуться и прыгнуть в надежде на то, что склон горы окажется достаточно близко и он останется жив. Потом он услышал звук шагов Лены, приближавшейся к его голове. Кавинант хотел протянуть руку и ухватиться за ее лодыжку, заставить ее спасти его. Но даже эта надежда казалась призрачной, и он остался висеть на прежнем месте, охваченный дрожью. Дыхание с трудом вырывалось из-за его сжатых зубов, и смысл слов, выкрикнутых Леной, не сразу дошел до него: - Томас Кавинант! Смелее! Осталось всего пятьдесят ступеней! Содрогнувшись так, что тело чуть было не оторвалось от скалы, Кавинант снова продолжил спуск вниз. Последние ступени миновали в оглушающем хаосе судорог и слепоты, вызванной потоками пота, - и затем он оказался внизу, лег ничком на горизонтальном грунте - основании Смотровой - и, задыхаясь, стал ждать, когда закончится страшная ломота в конечностях. Воздух устремлялся в его легкие и вырывался из них со звуком, напоминающим рыдания. Томас прислушивался к нему, пока этот звук не затих и он не смог дышать более спокойно. Когда наконец он посмотрел вверх, то увидел голубое небо, длинный черный палец Смотровой Кевина, указывающий на полуденное солнце, возвышающийся подобно башне, склон горы и Лену, склонившуюся над ним так низко, что ее волосы почти касались его лица. 5. ПОДКАМЕНЬЕ МИФИЛЬ Кавинант чувствовал себя удивительно очищенным, словно прошел через суд Божий, оставшись в живых после ритуального испытания головокружением. Он одолел-таки эту лестницу. Чувствуя огромное облегчение, он был уверен, что нашел правильный ответ на ясную угрозу сумасшествия, на необходимость реалистичного и понятного объяснения всей данной ситуации, начавшейся с момента его появления на Смотровой Кевина. Он посмотрел вверх, на лучезарное небо, и оно казалось чистым, не оскверненным пожирателями падали. "Вперед, - сказал он сам себе. - Не думай об этом. Выживи!" Подумав так, он посмотрел в мягкие карие глаза Лены и обнаружил, что она улыбается. - С вами все в порядке? - спросила она. - В порядке? - как эхо отозвался Томас. - Это не простой вопрос. Этот вопрос заставил его принять сидячее положение. Пристально разглядывая свои руки, он обнаружил кровь на ладонях и кончиках пальцев. Колени, локти и голени словно горели и, когда он их потрогал, отозвались болью. Не обращая внимания на боль в мышцах, Кавинант рывком поднялся на ноги. - Лена, это важно, - сказал он. - Я должен вымыть руки. Она тоже встала, но Кавинант видел, что она не понимает его. - Смотри, - он взмахнул перед ней руками. - Я прокаженный. Я не чувствую этих царапин и ссадин. Никакой боли. Поскольку она все еще казалась смущенной, он продолжал: - Именно так я и потерял пальцы. Я поранился, в ранку попала инфекция, и пришлось их отрезать. Мне надо немного мыла и воды. Прикоснувшись к шраму на его правой руке, Лена спросила: - Так это сделала болезнь? - Да. - На пути к подкаменью есть ручей, - сказала Лена. - А рядом с ним - целебная грязь. - Идем, - Кавинант грубым жестом приказал ей указывать путь. Она кивнула и сразу же пошла по тропинке. Тропа уходила на запад от основания Смотровой Кевина и шла вдоль уступа крутого горного склона, пока не упиралась в ущелье, беспорядочно усеянное камнями. Мышцы Кавинанта сжимало словно щипцами, поэтому двигался он довольно неуклюже. Сначала он следовал за Леной вверх по ущелью, потом осторожно спускался по ступенькам, грубо высеченным в склоне крутой трещины, уходящей в гору. Когда они достигли дна этой расщелины, Лена пошла дальше вдоль нее, обратив внимание Кавинанта на каменистую осыпь под ногами. Так они шли, и тем временем полоска неба над головой становилась все уже, а стены расщелины постепенно смыкались. Их окружали густые влажные испарения, и холодные тени становились все глубже, пока наконец темное платье Лены почти совсем не слилось с сумраком впереди. Кавинант увидел, что впереди расщелина резко поворачивает влево, а затем она внезапно открылась в маленькую освещенную солнцем долину, посреди которой сверкал ручей, а по его берегам зеленели травы и высокие сосны. - Ну, вот, - со счастливой улыбкой сказала Лена. - Что может быть целебнее этого? Кавинант остановился, зачарованный, не в состоянии отвести взгляд от открывшейся перед ним картины. В длину долина имела не более пятидесяти ярдов, и в дальнем ее конце ручей снова поворачивал влево и исчезал между двумя отвесными стенами. В этом небольшом кармашке, запрятанном в колоссальной толще гор, земля была комфортабельно зеленой и солнечной, а воздух был одновременно и свежим и теплым, напоенный ароматом сосны, благоухающий запахами весны. Вдохнув этот воздух, Кавинант почувствовал, как его грудь заныла от привычной тоски по утраченному здоровью. Чтобы отвлечься от этого ощущения, он пошел вперед. Трава под ногами была такой густой, что он чувствовал ее даже сквозь напряженные связки коленей и икр. Казалось, она помогает ему идти к ручью и очищает его раны. Вода, разумеется, должна была оказаться холодной, но это не беспокоило Кавинанта. Его руки были слишком немы, чтобы быстро ощутить холод. Присев на корточки на плоском камне возле воды, он погрузил их в поток и начал тереть одну о другую. Его запястья сразу почувствовали холод, но пальцы едва его ощутили, и, тщательно промывая порезы и трещины, Кавинант не чувствовал никакой боли. Краем глаза он видел, что Лена ушла от него вверх по ручью, вероятно пытаясь что-то отыскать, но он был слишком занят, чтобы полюбопытствовать, что она делает. Яростно протерев руки, Кавинант дал им немного отдохнуть, а затем закатал рукава, чтобы осмотреть локти. Они покраснели и саднили, но целостность кожи не была нарушена. Осмотр ног показал, что голени и коленки были во многих местах ушиблены. Пятна синяков на них уже начали темнеть и в скором времени они должны были стать совсем черными; но толстый материал брюк выдержал, и кожа здесь тоже оказалась неповрежденной. В определенном смысле синяки были так же опасны для Кавинанта, как и царапины, но тут без помощи лекарств не обойтись. Усилием воли он заставил себя подавить тревогу и снова сосредоточил внимание на руках. Кровь все еще сочилась из ладоней и кончиков пальцев, и, смыв ее водой, Кавинант увидел кусочки черного песчаника, глубоко забившиеся в некоторые порезы. Но прежде чем он снова принялся за мытье рук, вернулась Лена со сложенными лодочкой ладонями. Они были полны густой коричневой грязью. - Это целебная грязь, - почтительно сказала девушка, словно это было нечто редкое и могущественное. - Вы должны положить ее на свои раны. - Грязь? - Осторожность прокаженного восстала против такого предложения. - Мне нужно мыло, хватит с меня грязи. - Это целебная грязь, - повторила Лена. - Это для лечения. Она подошла ближе и протянула ему грязь. Кавинанту показалось, что он видит в ней крохотные золотые искорки. Он тупо смотрел на нее, шокированный идеей положить грязь на раны. - Вы должны ею воспользоваться, - настаивала девушка. - Я знаю, что это такое. Разве вы не понимаете? Это целебная грязь. Послушайте. Мой отец - Трелл, гравлингас радхамаэрля. Его работа связана с огненными камнями, а лечить людей он предоставляет целителям. Но при этом он еще и мастер учения радхамаэрль. Он понимает камни и почву. И он научил меня, как оказывать самой себе помощь, если это потребуется. Он рассказал мне о приметах и местах залегания целебной грязи. Это лечебная земля. Вы должны воспользоваться ею. "Грязь? - по-прежнему уставившись на руки Лены, думал Кавинант. - На мои раны? Ты, наверное, хочешь меня совсем изуродовать!" Но прежде чем он успел ее остановить, Лена опустилась перед ним на колени и положила пригоршню грязи на его голое колено. Теперь, когда одна рука у нее освободилась, она растирала коричневую грязь по всей голени Кавинанта. Потом она собрала оставшееся и таким же образом намазала ему второе колено и голень. Золотые искры в растертой на ногах грязи, казалось, стали ярче, сильнее. Влажная грязь была прохладной и успокаивающей: казалось, она нежно гладит ноги, впитывая в себя боль из его синяков. Он пристально смотрел на нее. Облегчение, которое словно бы волнами омывало суставы, принесло ни с чем не сравнимое удовольствие, никогда прежде им не испытанное. Ошеломленный, Кавинант подставил Лене руки и позволил ей нанести целебную грязь на все его порезы и царапины. Почти тут же через локти и запястья в него хлынуло облегчение. И в ладонях началось странное покалывание, словно целебная грязь, проникнув сквозь порезы в нервы, пыталась оживить их. Такое же покалывание появилось и в ступнях ног. Кавинант смотрел на поблескивающую грязь с каким-то благоговением во взгляде. Она быстро высохла, и ее блеск перешел в коричневый цвет. Через несколько мгновений Лена соскребла ее с ног Кавинанта. И тогда он увидел, что синяки почти исчезли - они были уже почти не видны, побледнев до желтого, что означало выздоровление. Томас погрузил руки в поток, смыл с них грязь и посмотрел на пальцы. Они снова стали невредимыми. Ладони тоже зажили, ссадины на предплечьях исчезли полностью. Кавинант был так ошарашен, что некоторое время мог только, раскрыв рот, глазеть на свои руки, думая: "Вот чертовщина. Проклятье, чертовщина какая-то! Что со мной происходит?" Наконец, после долгого молчания, он прошептал: - Это невозможно! В ответ Лена широко улыбнулась. - Что здесь смешного? Стараясь подражать его тону, она сказала: - Мне нужно мыло, хватит с меня грязи, - потом рассмеялась, и в глазах ее запрыгали озорные огоньки. Но Кавинант был слишком ошеломлен, чтобы прийти в ярость. - Я серьезно. Как это могло произойти? Лена опустила глаза и тихо сказала: - В земле заключена великая сила - сила и жизнь. Вы должны это знать. Этиаран, моя мать, говорит, что такие вещи, как целебная грязь, таких сил и таких тайн еще много заключено в земле, но мы слепы в отношении их, потому что недостаточно связаны со Страной и друг с другом. - Значит, есть и... другие вещи, подобные этой? - Много. Но я знаю лишь несколько. Если вы направляетесь в Совет, то, может быть, Лорды научат вас всему. Но идемте... - Она легко вскочила на ноги. - Здесь есть еще кое-что. Вы не голодны? Словно разбуженное ее вопросом, в желудке возникло ощущение пустоты. Сколько времени прошло с тех пор, как он ел последний раз? Кавинант расправил брючины, раскатал рукава и, сгорбившись, поднялся на ноги. Изумление его еще более усилилось, когда он почувствовал, что мышцы больше не болят. Недоверчиво покачав головой, он последовал за Леной к одному из краев долины. Они остановились в тени шишковатого кустарника высотой по пояс. Его листья были расправлены и растопырены, словно листья на дубе, но тут и там на нем виднелись маленькие свежие цветочки зеленоватого цвета, а под некоторыми листьями примостились тугие гроздья сине-зеленых плодов. Величина ягод была с ежевику. - Это алианта, - сказала Лена. - Мы называем их "драгоценные ягоды", - оторвав одну гроздь, она съела четыре или пять ягодок, потом выплюнула косточки на ладонь и бросила их за спину. - Говорят, что человек может пройти всю Страну вдоль и поперек, питаясь одними только драгоценными ягодами, и вернется домой здоровее и упитаннее, чем был до отправления. Это - великий дар земли. Они цветут и дают плоды в любое время года. Нет такого района в Стране, где бы они не росли, - за исключением, быть может, расположенных на востоке Испорченных Равнин. Из всей растительности они - самые живучие, раньше всех созревают и позже всех осыпаются. Все это рассказала мне моя мать, как часть учения нашего народа. - Ешьте, - сказала она, протягивая Кавинанту гроздь ягод, - ешьте и раскидывайте семена по земле, чтобы алианта процветала. Но Кавинант даже не пошевелился, чтобы взять ягоды. Он терялся в догадках, откуда у этой Страны такое странное могущество. На мгновение он даже забыл о постоянно грозящей ему опасности. Лена заметила его блуждающий взгляд, потом взяла одну ягодку и положила ее Кавинанту в рот. Он непроизвольно прокусил кожицу алианты зубами, и тотчас его рот наполнил легкий приятный вкус, похожий на вкус зрелого персика с небольшими добавлениями соли и лимона. В следующее мгновение он уже жадно ел ягоды, лишь иногда вспоминая о том, чтобы выплюнуть семечки. Он ел до тех пор, пока на этом кусте больше не осталось ягод, потом принялся осматриваться в поисках другого. Но Лена взяла его за руку, останавливая. - Драгоценные ягоды - очень питательная еда, - сказала она. - Их не надо есть много. И будет вкуснее, если есть их медленно. Но Кавинант все еще был голоден. Он не помнил, чтобы когда-нибудь ему так хотелось что-нибуд