укавов с бахромой на груди, которая подчеркивала ее формы и их колыхание. Ее светлые волосы были коротко подстрижены, глаза были темные, обведенные запавшими кругами, как в синяках. У нее была полная и располагающая фигура, но лицо противоречило этому: вид его был как у заброшенного беспризорного. Чистым хрупким голосом, который годился бы для мольбы, она с вызовом спела серию любовных баллад так, как если бы это были песни протеста. Аплодисменты после каждого номера были громкие, и Кавинант содрогался при их звуке. Когда серия песенных номеров была закончена и Сьюзи Терстон удалилась на перерыв, он был уже в холодном поту. Джин, казалось, совсем не влиял на него. Но ему была нужна какая-то моральная поддержка. С видом отчаяния, он опять позвал официанта сделать еще заход. К его облегчению, официант принес напитки скоро. Одолев свою порцию виски, шофер целеустремленно наклонился вперед и сказал: - Я думаю, что разгадал эту сволочь. Торжественно выглядевший человек по-прежнему не замечал своих товарищей по столу. Он снова с болью пробормотал: "Моя жена". Кавинант хотел удержать шофера, чтобы он так прямо не говорил о сидящем рядом человеке, но прежде чем он мог отвлечь его, тот продолжил: - Он делает это всем назло, вот в чем дело. - Назло? - беспомощно отозвался Кавинант. Ему не хватало осмысленности. Насколько он мог сказать, их компаньон - без сомнения счастливо или по крайней мере прочно женатый, и без сомнения бездетный - каким-то образом возымел безнадежную страсть к беспризорного вида женщине у микрофона. Такое случается. Раздираемый ожесточенной верностью и упрямой необходимостью, он не мог ничего поделать, кроме как мучиться в поисках облегчения, напиваясь до бесчувствия, глядя на то, что он желал, но чего не мог и не должен был иметь. Имея такое представление об их компаньоне, Кавинант был озадачен комментариями шофера. Но великан почти сразу же продолжал: - Конечно. Как ты думаешь, это весело - быть прокаженным? Он думает, что он точно такой же, как и все вокруг. Почему же ему быть одним-единственным в своем роде - ты понимаешь, что я имею в виду? Вот что думает этот гад. Честное слово, приятель. Я его описал таким, как есть. - Когда он говорил, его грубое лицо маячило перед Кавинантом, как груда булыжников. - Вот что он делает: он слоняется, где его не знают, скрывает о себе правду, так что никто не знает, что он болен. Таким образом он распространяет ее, и никто об этом не знает, и поэтому он осторожничает, а потом вдруг - у нас эпидемия. От чего Кавинант смеется до безумия. Он все делает назло, говорю тебе. Поверь моему слову. Ни с кем не здоровайся за руку, если ты не знаешь парня. Третий снова тупо простонал: "Моя жена". Сжав обручальное кольцо, как будто оно могло придать ему сил, Кавинант решительно сказал: - А может, это все не так? Может, ему просто не хватает общения с людьми? Вы когда-нибудь испытывали одиночество - вести эту колымагу одному, час за часом? Может, этот Томас Кавинант просто не может больше жить, не видя время от времени человеческих лиц? Об этом вы не думали? - Ну так пусть тогда катится к своим прокаженным. Что заставляет его беспокоить приличных людей? Сам подумай. "Сам подумай!" - Кавинант почти закричал. - "О черт! А что же я, по-твоему, делаю? Ты думаешь, мне нравится это, быть вот таким?" Гримаса, которую он не мог сдержать, перекосила его лицо. Закурив, он помахал официанту - принести еще. Казалось, что алкоголь действует в противоположном направлении, усиливая его напряжение, а не снимая его. Но он был слишком рассержен, чтобы задаваться вопросом, пьянеет ли он или нет. Воздух шумно клубился вокруг клиентов "Двери". Людей, которые сидели вокруг, он воспринимал как засевших в засаде юр-вайлов. Когда принесли напитки, он наклонился вперед, чтобы опровергать аргументы шофера. Но его остановило то, что свет стал гаснуть перед вторым выходом Сьюзи Терстон. Их товарищ за столом уныло выдохнул: "Моя жена". Его голос стал заплетаться. Что бы он там ни пил, оно на него все-таки действовало. Пока было темно перед выходом на сцену певицы, шофер спросил: - Ты хочешь сказать, что эта девка твоя жена? При этих словах, мужчина застонал, как от пыток. После небольшого вступления, Сьюзи Терстон расположилась в свете ламп. Под ворчливый аккомпанемент своего ансамбля она придала своему голосу оттенок страдания и спела о неверности мужчин. После второго такого же номера из темных провалов ее глаз катились медленные слезы. Звук ее сердечных жалоб заставил горло Кавинанта сжаться. Он остро сожалел, что не пьян. Ему хотелось забыть бы и людей, и свою уязвимость, и упорную борьбу за выживание - забыть и рыдать. Но ее последняя песня обожгла его. Откинув голову назад, так, что ее белое горло мерцало в свете огоньков, она спела песню, которая заканчивалась словами: Пусть с тобою уйдет мое сердце - Твоя любовь заставляет меня чувствовать себя слабой. А теперь я не хочу причинять тебе боль, Но мои чувства - это часть меня; То, чего ты хочешь, делает меня бесчестной - Так пусть с тобой уйдет мое сердце. Аплодисменты раздались сразу же, как замерла последняя нота, словно аудитория упорно жаждала ее боли. Кавинант не мог больше терпеть. Подгоняемый шумом, он бросил несколько долларов - он был не в силах считать - на стол, и отодвинул стул, чтобы бежать отсюда. Но когда он обходил стол, ему пришлось пройти всего в пяти футах от певицы. Неожиданно она обратила на него внимание. Раскрыв объятия, она радостно воскликнула: - Берек! Ошеломленный Кавинант в ужасе застыл. Н_е_т_! Сьюзи Терстон была в восторге. - Эй! - воскликнула она, маша руками, чтобы стихли аплодисменты. - Свет сюда! На него! Берек! Берек, милый! - Горячая волна света из-за сцены затопила Кавинанта. Пригвожденный ярким светом, он повернул лицо к певице, часто моргая, с болью в глазах от страха и гнева. Н_е_т_! - Леди и джентльмены, люди добрые, я хочу вам представить своего старого друга, дорогого мне человека. - Сьюзи Терстон была нетерпелива и взволнована. - Половине песен, которые я знаю, научил меня он. Люди, это - Берек. - И она начала хлопать ему, а затем сказала: - Может быть, он нам споет. - Публика добродушно присоединилась к ее аплодисментам. Рука Кавинанта медленно блуждала вокруг в поисках опоры. Несмотря на все свои усилия контролировать себя, он посмотрел на ту, которая его предала, с лицом, полным боли. Аплодисменты отдавались у него в ушах, доводили его до головокружения. Н_е_т_! Под взглядом Сьюзи Терстон он долго съеживался. Затем, как очищение откровения, зажегся полный свет. Сквозь невнятное бормотание и шорохи публики щелкнул уверенный голос: - Кавинант! Кавинант закрутился на месте, будто отражая нападение. В дверном проеме стояли двое мужчин. Оба были в черных шляпах и униформе цвета хаки, с пистолетами в черных кобурах и с серебряными значками; один из них был высокого роста. Шериф Литтон. Он стоял, упираясь кулаками в бедра. Когда Кавинант взглянул на него, он поманил его двумя пальцами. - Ты, Кавинант. Подойди сюда. - Кавинант? - взвизгнул водитель грузовика. - Ты действительно Кавинант? Кавинант неуклюже повернулся, как под разорванным парусом, чтобы отразить это новое нападение. Когда ему на глаза попался шофер, он увидел, что лицо этого великана покраснело от какого-то страстного чувства. Он встретил взгляд его красных глаз насколько мог храбро. - Но я же тебе говорил, кто я. - Ну уж теперь-то я тебя достану! - заскрежетал тот. - Теперь мы все тебя достанем! Какого дьявола ты приперся сюда? Посетители "Двери" повскакали с мест, чтобы лучше видеть, что происходит. Через их головы шериф закричал: - Не трогать его! - и начал пробираться через толпу. Кавинант от полной растерянности потерял равновесие. Он споткнулся, ударился лицом о что-то вроде ножки или края стола, чуть не выбив себе глаз, и растянулся под столом. Люди вокруг вопили и колотили. Сквозь этот шум шериф ревом отдавал приказы. Одним ударом руки он выбил стол, стоявший над Кавинантом. Кавинант затравленно глядел с пола. Его подбитый глаз распух, искажая все вокруг. Тыльной стороной ладони он стирал слезы. Мигая и с трудом концентрируя взгляд, он разглядел двух мужчин, стоящих над ним - шерифа и бывшего соседа по столу. Слегка покачиваясь на ногах с сомкнутыми коленями, торжественно выглядевший человек бесстрастно смотрел вниз на Кавинанта. Восторженным голосом и заплетающимся языком он произнес свой вердикт: - Моя жена - самая чудесная женщина на свете. Шериф оттолкнул мужчину и склонился над Кавинантом, покачивая ухмыляющимся лицом, полным зубов. - Этого вполне достаточно. Мне как раз нужен предлог, чтобы изолировать тебя, дабы ты не создавал лишних хлопот. Слышишь меня? Вставай. Кавинант чувствовал себя слишком слабым, чтобы двигаться, и не мог ясно видеть. Но не хотел принимать ту помощь, которую мог ему предложить шериф. Он перекатился и с трудом оттолкнулся от пола. Он встал на ноги, накренившись в одну сторону, но шериф не делал попыток поддержать его. Затем оперся на спинку стула и вызывающе оглядел затихших зрителей. Джин, наконец, казалось, подействовал на него. Он выпрямился, с достоинством поправил галстук. - Давай, иди, - скомандовал шериф с высоты своего роста. Но еще какой-то миг Кавинант не двигался. Хотя он не мог быть уверен ни в чем, что сейчас видели его глаза, он продолжал стоять, где был, и провел ВНК. - Давай, иди, - спокойно повторил Литтон. - Не трогайте меня, - когда ВНК был сделан, Кавинант повернулся и гордо прошествовал из ночного клуба. Снаружи, в холоде апрельской ночи, он глубоко вздохнул, обретая спокойствие. Шериф и его помощник повели его к полицейской машине. Ее красные огоньки зловеще вспыхивали в темноте. Он был заперт сзади, за защитной стальной решеткой, а оба офицера сели вперед. Когда помощник тронул повел машину и повел по направлению к Небесной Ферме, шериф заговорил через решетку. - Мы слишком долго искали тебя, Кавинант. Меган Роман сообщила, что ты собираешься прогуляться, и мы решили, что ты попробуешь свои шуточки где-нибудь в другом месте. Только неизвестно где. Но здесь все еще моя территория, и у тебя могут быть неприятности. Против тебя нет закона - я не могу арестовать тебя за то, что ты сделал. Но это, конечно, подло. Послушай, ты. Мое дело - порядок в этом округе, и ты это не забывай. Я не хочу охотиться за тобой, как сейчас. Если ты снова примешься за свои фокусы, я запихну тебя за решетку за нарушение порядка, хулиганство или что-нибудь другое - найдем, за что. Понял? Стыд и ярость боролись в Кавинанте, но он не мог найти для них выхода. Ему хотелось заорать через решетку: "Это незаразно! Это не моя вина!" Но горло у него было сжато спазмом; он не мог высвободить заключенный в нем крик. Наконец он смог только промямлить: "Выпустите меня. Я пойду пешком". Шериф Литтон внимательно посмотрел на него, потом сказал помощнику: - Ладно. Выпустим его прогуляться. Может, он попадет в аварию. Они как раз только что миновали выезд из города. Помощник остановил машину возле обочины, и шериф выпустил Кавинанта. Мгновение они вместе стояли в ночи. Шериф внимательно посмотрел на него, как будто пытаясь оценить его способность принести вред. Затем Литтон сказал: "Иди домой. И оставайся дома". Потом вернулся в машину. Она развернулась с громким пронзительным скрежетом и покатила к городу. Мгновение спустя Кавинант выпрыгнул на дорогу и закричал вслед удаляющимся огонькам: "Гадкий, грязный прокаженный!" В темноте огоньки выглядели как кровь. Его крик, казалось, не потревожил тишину. Он повернулся и пошел к Небесной Ферме, чувствуя себя маленьким, как будто немногочисленные звезды на светлом небе насмехались над ним. Ему предстояло пройти десять миль. Дорога была пустынной. Он двигался в тишине, как если бы его окружала полная пустота: хотя он шел по открытой местности, он не улавливал ни шума травы от ветра, ни ночных разговоров птиц или насекомых. Из-за тишины он чувствовал себя глухим, одиноким, беспомощным, как будто сзади его настигали хищники. Это было заблуждением! Протест поднялся в нем как вызов; но даже для него самого он звучал глухим стоном отчаяния, состоящим из поражения и упрямства. Он мог слышать сквозь него, как эта девушка кричала "Берек!" подобно сирене из ночного кошмара. Затем дорога пошла через рощу из частых деревьев, которые закрывали тусклый свет звезд. Он не мог ощущать ногами дорогу; был риск заблудиться, упасть в канаву, пораниться о дерево. Он старался сдерживать шаг, но опасность была слишком велика, и он наконец был вынужден идти, вытянув перед собой руки и нащупывая дорогу при каждом шаге, как слепой. Пока он не добрался до края леса, он двигался как заблудившийся, как во сне, в испарине и прозябший. После этого он заставил себя идти твердым шагом. Его подгоняли крики, несущиеся ему вслед: "Берек! Берек!" Когда, наконец пройдя долгие мили, он достиг поворота дороги на Небесную Ферму, то почти бежал. В заповеднике своего дома он включил все огни и запер все двери. Распланированная строгость его жилища приняла его в себя с догматичной неутешительностью. Взгляд на кухонные часы сказал ему, что уже за полночь. Новый день, воскресенье - день, когда другие идут в церковь. Он заварил кофе, сбросил куртку, галстук и рубашку, потом принес дымящуюся чашку в комнату. Там он устроился на диване, поправил портрет Джоан на кофейном столике так, чтобы она смотрела прямо на него, и сел, обхватив колени руками, пережидая кризис. Ему был нужен хоть какой-то ответ. Все его ресурсы были исчерпаны, и он не мог продолжать жить как раньше. Б_е_р_е_к_! Крик этой девушки, и саднящий звук аплодисментов публики, и оскорбления шофера отдавались в нем как заглушенные толчки в глубине земли. Самоубийство маячило со всех сторон. Он был в ловушке между безумным заблуждением и угнетающим отношением к нему со стороны окружающих людей. "Гадкий, грязный прокаженный!" Он сжал себе плечи и напрягся, стараясь успокоить судорожно забившееся сердце. "Я не могу этого вынести! Кто-нибудь, помогите мне!" Вдруг зазвонил телефон - звонок хлестнул по его сознанию как бич. Разболтанно, как плохо соединенная куча вывихнутых костей, он вскочил на ноги. Но потом остановился без движения. Ему не хватало мужества снова встретиться с враждебностью и проклятиями. Телефон прозвенел снова. Дыхание застряло у него в легких. Джоан, казалось, упрекала его из-за стекла рамки на столе. Еще звонок, настойчивый, как стук кулаком по столу. Он шатнулся к телефону. Схватив трубку, он крепко прижал ее к уху. - Том? - слабый печальный голос вздохнул. - Том, это Джоан. Том? Я надеюсь, что не разбудила тебя, я знаю, что слишком поздно, но мне надо было позвонить. Том... Кавинант стоял прямо, застыв, весь внимание, сжав колени, чтобы не упасть. Челюсти его двигались, но он не издавал ни звука. Горло его схватило спазмом, перекрыло, и легким стало не хватать воздуха. - Том? Ты слышишь? Алло! Том? Пожалуйста, скажи что-нибудь. Мне нужно поговорить с тобой. Мне так одиноко. Я так скучаю по тебе. - Он мог разобрать волнение в ее голосе. Грудь его с трудом поднималась, как в удушье. Внезапно он преодолел препятствие в горле и глубоко вдохнул, издав звук, похожий на всхлип. Но все еще не мог выдавить не слова. - Том! Пожалуйста! Что с тобой? Казалось, его голос кто-то схватил смертельной хваткой. В отчаянном стремлении вырваться из захвата, ответить Джоан, удержать ее голос, чтобы она не повесила трубку, он взял аппарат в руки и направился обратно к дивану, надеясь, что движение снимет спазм, сжавший его горло, поможет снова обрести контроль над голосовыми связками. Но принятое решение оказалось неверным. Телефонный шнур обернулся вокруг его лодыжки, и когда он резким рывком двинулся вперед, то споткнулся и упал головой на кофейный столик, ударившись при этом лбом прямо о его угол. Когда он затем свалился на пол, то, казалось, все же почувствовал свой удар. И в тот же момент перестал что-либо видеть. Но все еще прижимал телефонную трубку с своему уху. Посреди белесого пространства, поглотившего все окружавшие его звуки, был ясно слышен голос Джоан. Он становился срывающимся, сердитым. - Том, я серьезно. Не делай мне хуже, чем всегда. Ты не понимаешь? Я хочу сказать тебе... Ты мне нужен. Скажи что-нибудь, Том. Том! Умоляю тебя, скажи что-нибудь! Затем громкий нарастающий гул в его ушах смыл ее голос. "НЕТ!" - пытался кричать он. - "НЕТ!" Но он был беспомощен. Нарастающий грохот накрыл его, как селевой поток, и унес прочь. 3. ВЫЗОВ Гул отдалился и стал звучать тише, при этом как-то изменилась и та пустота, которую он видел. На волнах этого звука вверх взметнулось серо-зеленое облако свежескошенной травы и накрыло его как воздушной пеленой. Зелень была ему противопоказана, и он чувствовал, что задыхается в ее душном сладком зловонии - запахе эфирного масла. Но нота гудения, заполнявшая его уши, выросла, более сосредоточилась, стала более высокой тональности. Капельки золотистого цвета стали просачиваться сквозь зелень. Потом звук стал мягче и каким-то жалобным, затем еще выше, так, что стал низким человеческим стенанием. Золото стало возобладать и полностью вытеснило зелень. Теплое, мягкое свечение наполнило его глаза. По мере того как окружавший его звук все больше и больше превращался в женскую песню, золотистый цвет становился все более насыщенным и более глубоким, убаюкивая его, как будто мягко перенося его в поток поющего голоса. Мелодия вплеталась в свет, придавала ему текстуру и форму, осязаемость. Слишком беспомощный чтобы поступить иначе, он уцепился за этот звук, сконцентрировался на нем, напряженно оставив рот открытым в протесте. Постепенно пение обретало более четкие очертания. Его гармонический рисунок становился строже, более суровым. Кавинант чувствовал себя увлекаемым вперед, спешащим погрузиться в поток песни. Молитвенно изгибаясь, она формировала слова. Будь праведным, Неверящий - Ответь на наш зов. Жизнь - это Даритель, Смерть - заканчивает все. Обещание - должно быть только правдивым, И бремя исчезает Если обещание выполнено; Но у предателей веры И безверных служителей Глубины души покрывает тьма. Будь праведным, Неверящий - Ответь на наш зов. Будь праведным. Казалось, что песня настигла и схватила его, воздействуя на его память, напоминая, в какой-то мрачной тональности, о людях, которых он знал однажды, которые нуждались в нем. Но он сопротивлялся этому. И по-прежнему хранил молчание. Мелодия погружала его в теплое золото. Наконец свет обрел ясность. Теперь он мог определить его форму; он заливал все его зрение так, будто он смотрел на солнце. Но на последних словах песни свет потускнел, потерял свою ослепительность. Когда голос пропел "Будь праведным", это было подхвачено множеством голосов: "Будь праведным!" Это заклинание напрягло его, как туго натянутую тетиву лука перед самым моментом стрельбы. Затем яркость источника света резко упала, и он смог увидеть то, что его окружало. Он узнал место. Это была площадка палаты Совета Лордов в самом сердце Ревлстона. Ряды мест тянулись вверх со всех сторон от него, уходя к гранитному потолку зала. Он удивился, обнаружив себя стоящим на этой площадке, окруженной столом Лордов. Это неожиданное видение сбило его с толку, нарушило его чувство равновесия, и он упал вперед по направлению к разрыву круга стола, к углублению с гравием, источнику золотого света. Огненные камни горели перед ним без копоти, наполняя воздух запахом свежей глины. Сильные руки поймали его. Когда его падение было остановлено, капли крови брызнули на каменный пол на краю ямы с гравием. Снова поднимаясь на ноги, он хрипло крикнул: - Не трогайте меня! Он чувствовал головокружение, смешанное со смущением и яростью, но он заставил себя поднести руку к своему лбу. Его пальцы вымазались в крови. Он сильно поранил себя о край стола. С минуту он смотрел на свою красную руку. Сквозь его тревогу, спокойный, настойчивый голос сказал: - Добро пожаловать в Страну, Юр-Лорд Томас Кавинант, Неверящий и Кольценосец. Я вызвала тебя к нам. Наша нужда в твоей помощи велика. - Вы вызвали меня? - проскрипел он. - Я - Елена, - продолжал голос. - Высокий Лорд, избранный Советом, и хранительница Посоха Закона. Я вызвала тебя. - Вы вызвали меня? - Он медленно поднял глаза. Густая жидкость бежала из раны, как если бы вся кровь вытекала из него. - Вы вызвали меня? - Он чувствовал, как что-то разрушается внутри него, как раскромсанная горная порода, и его сдержанность дала трещину. С мукой в голосе он сказал: - Я разговаривал с Джоан. Он неясно видел женщину через кровь, застилающую его глаза. Она стояла за каменным столом на уровень выше его, держа в правой руке длинный посох. Вокруг стола было много людей, еще больше их было выше, на галерее палаты. Все они смотрели на него. - С Джоан, вы понимаете? Я разговаривал с Джоан. Она позвонила мне. После всего этого времени... И именно тогда, когда я ей необходим... необходим ей... Вы не имеете права. - Он собрал силу как штормовой ветер и поднял голос: - Вы не имеете права! Я разговаривал с Джоан! - Он кричал изо всех сил, но этого было недостаточно. Его голос не достигал соответствия его эмоциям. - С Джоан! С Джоан! Вы слышите меня? Она была моей женой! Человек, который стоял рядом с Высоким Лордом, поспешил вокруг стола, имевшего форму трех четвертей круга, и спустился на нижний уровень к Кавинанту. Кавинант узнал симпатичное лицо с похожим на руль носом, изогнутыми чувственными губами и острыми, отливающими золотом, опасными глазами: это был Лорд Морэм. Он положил руку на предплечье Кавинанта и сказал мягко: - Мой друг, что с вами случилось? Кавинант взбешенно сбросил руку Лорда. - Не трогайте меня! - бушевал он в лицо Морэму. - Вы что, глухи и слепы?! Я разговаривал с Джоан! По телефону! - Его рука конвульсивно дернулась, пытаясь воспроизвести в пустом воздухе телефонную трубку. - Она нуждалась... - внезапно у него перехватило горло, и он резко сглотнул, - она сказала, что нуждается во мне. Во мне! - Но его голосу было не под силу предать плач его сердца. Он хлопнул по крови на своем лице, пытаясь очистить глаза. В следующее мгновение он схватил перед небесно-голубой мантии Морэма и прошипел: - Верните меня обратно! Пока еще не поздно! Если я смогу вернуться обратно достаточно быстро! Женщина над ними осторожно сказала: - Юр-Лорд Кавинант, мне печально слышать, что наш вызов причиняет вам вред. Лорд Морэм рассказал нам все что мог о вашей боли, и мы неохотно увеличиваем ее. Но это наша судьба, то, что нам приходится делать. Неверящий, наша нужда велика. Опустошение Страны приближается к нам. Оттолкнувшись от Морэма и встав напротив нее, Кавинант кипел от злости: - Не я давал кровавое проклятие вашей Стране! - Его слова прозвучали с таким задыхающимся напором, что он не смог крикнуть их. - Меня не волнует, что нужно вам. Вы все можете умереть. Вы - всего лишь мой бред! Болезнь моего сознания. Вы не существуете. Верните меня обратно! Вы должны вернуть меня назад. Пока еще есть время! - Томас Кавинант, - Морэм говорил властным тоном, который остановил Кавинанта. - Неверящий, слушай меня. Затем Кавинант увидел, что Морэм изменился. Его лицо по-прежнему было таким же - мягкость рта еще уравновешивала угрозу в его покрытых золотыми блестками радужных оболочках - но он был старше, теперь он был достаточно стар для того, чтобы быть Кавинанту отцом. Вокруг глаз и рта были морщины, и волосы его были белы. Когда он говорил, его губы дергались с неодобрением к самому себе, и глубины его глаз возбуждались нелегко. Но он встретил огонь свирепого взгляда Кавинанта без дрожи. - Мой друг, если бы я мог выбирать, я бы сразу же вернул тебя в твой мир. Решение призвать тебя было принято с болью, и я охотно отказался бы от него. Страна не нуждается в служении, которое безрадостно и несвободно. Но, Юр-Лорд, - он снова дотронулся до руки Кавинанта, успокаивая его, - мой друг, мы не можем вернуть тебя. - Не можете? - простонал Кавинант на поднимающейся, почти истерической ноте. - У нас нет знания для освобождения от этого бремени. Я не знаю, как в твоем мире - на мой взгляд, ты нисколько не изменился - но у нас сорок лет прошло с тех пор, как мы вместе стояли на склоне горы Грома, когда ты помог нам освободить Посох Закона. Долгие годы мы стремились... - Не можете? - повторил Кавинант более яростно. - Мы стремились сделать это с помощью силы, овладение которой нам так и не удалось, и с Учением, которое мы не в состоянии постичь. Потребовалось сорок лет, чтобы мы смогли вызвать тебя сюда, так что теперь мы просим у тебя помощи. Мы достигли предела своих возможностей. - Нет! - Он отвернулся, потому что он не мог противостоять искренности, которую видел на лице Морэма, и крикнул женщине с посохом: - Верните меня обратно! С минуту она твердо смотрела на него, оценивая крайность его требования. Потом она сказала: - Я умоляю тебя понять. Выслушай правду наших слов. Лорд Морэм говорит честно. Я осознаю, какое горе мы причиняем тебе. Я не бесчувственна. - Она была в двадцати или тридцати футах от него, выше ямы с гравием, за каменным столом, но ее голос ясно долетал до него из-за хрустальной акустики палаты. - Но я не могу отменить твой вызов. И если бы у меня была сила, я бы не отвергла нужду Страны. Лорд Фаул Презирающий... Отвернув голову, широко раскинув руки, Кавинант проревел: - Это меня не интересует! Жаля остротой слов, Высокий Лорд сказала: - Тогда - ты можешь вернуться сам. У тебя есть сила. Ты носишь Белое Золото. Кавинант с криком попытался броситься на нее. Но прежде чем он смог сделать шаг, кто-то схватил его сзади. Повернув голову назад, он обнаружил, что схвачен Баннором, недремлющим Стражем Крови, который опекал его в течение его предыдущего бреда. - Мы - Стража Крови, - сказал Баннор с несвойственной ему невыразительной интонацией. - В наших руках забота о Лордах. Мы не позволим никаких попыток причинить ей вред. - Баннор, - защищался Кавинант, - она была моей женой. Но Баннор смотрел на него с неизменным хладнокровием. Неистово дергаясь из стороны в сторону, он сумел вывернуться из сильной хватки Стража Крови и снова повернулся лицом к Елене. Кровь стекала с его лба, так как кровотечение усилилось из-за его дерганий. - Она была моей женой! - Довольно, - приказала Елена. - Верните меня назад! - Довольно! - она ударила по полу железным наконечником Посоха Закона, и тут же синее пламя вспыхнуло по всей его длине. Огонь пылко зашумел, как бы излучая скрытую силу через прореху в ткани золотого света; и сила, исходящая от этого пламени, отбросила Кавинанта обратно в руки Баннора. Но ее руки, которые держали Посох, огонь не тронул. - Я - Высокий Лорд, - сурово сказала она. Это - Ревлстон, Твердыня Лордов, а не Ясли Фаула. Мы принимали клятву Мира. - Кивнув ей, Баннор отпустил Кавинанта, и он повалился назад, падая в сторону ямы с гравием. Минуту он лежал возле камней, тяжело дыша. Потом он привел себя в сидячее положение. Его голова казалась понурой от расстройства. - Вы получили мир, - тяжело вдохнул он. - Он собирается уничтожить вас всех. Вы сказали, сорок лет? Значит, у вас осталось только девять. Или вы забыли его пророчество? - Мы знаем, - сказал Морэм спокойно. - Мы не забыли. - С кривой улыбкой он нагнулся осмотреть рану Кавинанта. Пока Морэм занимался этим, Высокий Лорд Елена погасила пламя Посоха и сказала человеку, которого Кавинант не мог видеть: - Мы должны решить этот вопрос сейчас, если мы возлагаем какие-либо надежды на Белое Золото. Приведи сюда пленника. Лорд Морэм осторожно вытер лоб Кавинанта, вгляделся в порез, затем встал и отошел посоветоваться с кем-то. Оставшись один, с глазами, очищенными от крови, Кавинант трепещущим взглядом внимательно стал осматривать окружающее его. Слабый, но еще оставшийся инстинкт самосохранения приказал ему попытаться оценить потенциальные опасности вокруг него. Он находился на самом нижнем уровне многоярусного зала с высоким потолком в виде крестового свода, освещенного золотым огнем гравия и четырьмя большими бездымными факелами лиллианрилл у стен. Вокруг центра палаты, на следующем уровне, был каменный, имевший форму трех четвертей круга, стол Совета Лордов, а выше стола располагались ряды галереи. Два Стража Крови стояли у высокой массивной двери, сделанной великанами достаточно большой для великанов, - у главного входа в палату, напротив и выше места Высокого Лорда. Галерея была разнообразно заполнена воинами Боевой Стражи, Хранителями Учения из лосраата, было там также несколько хайербрендов и гравлингасов, одетых соответственно в свои традиционные плащи и туники, и еще несколько Стражей Крови. За спиной Высокого Лорда сидели двое людей, которых Кавинант узнал - гравлингас Торм, хатфрол Твердыни Лордов, отвечающий за свет и тепло, и Кеан - вохафт Дозора, участвовавшего в походе за Посохом Закона. С ними были еще двое: один - хайербренд, судя по его плащу жителя настволья и венку из листьев на голове, вероятно, еще один хатфрол; и один - Первый Знак Стражи Крови. Кавинант смутно поинтересовался, кто же занял это место после гибели Тьювора в катакомбах горы Грома. Его взгляд обошел кругом палату Совета Лордов. Возле стола стояли семь Лордов, не считая Морэма и Высокого Лорда Елены. Кавинант не знал никого из них. Все они, должно быть, прошли испытания и воссоединились в Совете в последние сорок лет. "Сорок лет?" - тупо спросил он сам себя. Однако Торм, теперь уже совсем не тот смеющийся юноша, каким был когда Кавинант познакомился с ним, казался слишком молодым для средних лет. Стража Крови нисколько не изменилась. Конечно, простонал Кавинант себе, вспомнив, какими старыми они были. Только Кеан показывал сколь-нибудь значительный возраст: тонкие белые волосы придавали вохафту вид шестидесяти- или шестидесятипятилетнего. Но его крупные командирские плечи не сутулились. И открытость его лица не изменилась; он хмурился вниз на Неверящего с прежним откровенным неодобрением, которое помнилось Кавинанту. Он нигде не увидел Протхолла. Во время похода за Посохом Закона Протхолл был Высоким Лордом, и Кавинант знал, что он остался в живых в последней битве на склонах горы Грома. Но он также знал, что Протхолл был достаточно стар для того, чтобы умереть за прошедшие сорок лет естественной смертью. Несмотря на свою боль, он обнаружил, что надеется, что этот Высокий Лорд умер как он того заслуживал, в покое и славе. Мысленно угрюмо пожав плечами, он перенес свой взор на единственного человека за столом Лордов, который не стоял. Эта личность была одета как воин, в высокие, с яркими подошвами сапоги поверх черных краг, в черную рубашку без рукавов, с нагрудником, отлитым из желтого металла, и с желтой повязкой на голове; на его нагруднике были две диагональные метки, которые отмечали его как вомарка, командующего Боевой Стражей - армией Лордов. Ни на кого не глядя, он сидел на своем каменном стуле, опустив голову и прикрыв рукой глаза, как если бы спал. Кавинант отвернулся от него и разрешил своему взгляду утомительную прогулку наудачу по палате Совета Лордов. Высокий Лорд Елена советовалась низким голосом с Лордами, ближайшими к ней. Морэм стоял в ожидании возле широких ступеней, ведущих наверх, к главным дверям. Акустика зала доносила до Кавинанта смесь голосов с галереи, как если бы воздух шелестел вокруг его головы. Он вытер со своего лба сочащуюся кровь и подумал о смерти. Это было бы еще хуже, размышлял он. После того, что произошло, это было бы худшим способом бегства. Он был недостаточно тверд, чтобы защищаться даже тогда, когда его сон обратился против него. Он останется жив ради людей, которые достаточно сильны для этого. Ах, адский огонь, вздохнул он. Адский огонь. Как бы издалека, он услышал, что огромные двери палаты, качнувшись, открылись. Шелест в воздухе сразу прекратился; каждый повернулся и смотрел в сторону дверей. Заставляя себя истратить еще немного своих убывающих сил, Кавинант повернулся кругом, чтобы увидеть, кто входит. То, что он увидел, жестоко ударило его сознанию, казалось, взяло последнюю твердость из его костей. Он смотрел залитыми кровью глазами, как двое Стражей Крови спускались по ступеням вниз, удерживая между собой серо-зеленое существо, дрожащее от страха. Если бы они не держали его грубо руками, существо просто вибрировало бы от ужаса и отвращения. Его безволосая кожа была скользкой от пота. Оно имело в целом человеческие очертания, но тело его было необычно длинным, и конечности были короткими, все одинаковой длины, как будто ему было естественней бежать на четвереньках через низкие пещеры. Но конечности его были неестественно изогнуты и бесполезны - искривлены, как будто они были сломаны много раз и не вправлены. И остальное его тело показывало признаки не меньших повреждений. Его голова имела меньше человеческих черт. Над голыми скулами не было глаз. Над неровным разрезом его рта, в центре лица, были две широких влажных ноздри, края которых в страхе тряслись, когда существо принюхивалось. Маленькие выступающие уши высоко сидели на его скулах. И вся задняя часть его головы отсутствовала. Вместо него была зеленая мембрана, как шрам, пульсирующая на оставшемся кусочке мозга. Кавинант немедленно узнал, кто это такой. Он видел однажды похожее существо - с целым телом, но мертвое, лежащее на полу своего веймита с железным шипом в сердце. Это был вейнхим. Отродье Демонмглы, отвратительное на вид создание, но, в отличие от своих черных родственников, вейнхимы посвящали свое знание служению Стране. Этого вейнхима щедро пытали. Стражи Крови привели существо вниз, на дно палаты, и поставили напротив Кавинанта. Несмотря на глубокую слабость, он заставил себя встать на ноги и удерживал стоящим, опираясь спиной о следующий ярус. Казалось, он уже получил некоторые дополнительные измерения видения, характерные для Страны. Он мог _в_и_д_е_т_ь_ вейнхима, мог чувствовать своими глазами, что в нем происходит. Он видел мучительную и необычную боль - видел здоровое тело вейнхима, пойманное в кулак злобы и ликующе раздавленное в этой уродливой форме. Увиденное причиняло его глазам боль. Он стиснул свои колени, чтобы подбодрить себя. Холодный туман тупости и отчаяния заполнил его голову, и он был рад крови, которая заливала его глаза: она избавляла его от видения вейнхима. Как бы сквозь вату в ушах он слышал, как Елена сказала: - Юр-Лорд Кавинант, необходимо обременить тебя этим зрелищем. Мы должны убедить тебя в нашей настоятельной необходимости. Пожалуйста, прости такое приглашение в Страну. Условия нашего положения лишают нас малейшего выбора. Юр-Лорд, это бедное создание привело нас к решению о вызове тебя. Годами нам было известно, что Презирающий готовит свои силы выступить против Страны - что время, определенное в его пророчестве, становится для нас все короче. Ты передал нам это пророчество, и Лорды Ревлстона не бездельничали. С того дня, в который Лорд Морэм принес в Твердыню Лордов Посох Закона и Второй Завет Учения Кевина, мы готовимся к встрече своей судьбы. Мы усилили Боевую Стражу, изучили наши укрепления, тренировали себя во всех наших умениях и силах. Мы выучили некоторые из применений Посоха. Лосраат изучил со всей доступной мудростью и тщательностью Второй Завет. Но за сорок лет мы так и не получили ясного понимания намерений Лорда Фаула. После того, как Друл Камневый Червь вернул Посох, присутствие Презирающего покинуло Кирил Френдор в горе Грома и вскоре утвердило себя снова в огромном тронном зале Риджек Тоума, Яслях Фаула, древнем доме Серого Убийцы. И с того времени наши разведчики были уже не в состоянии проникнуть во владения Лорда Фаула. Существует сила, препятствующая этому, но мы так и не смогли изучить природу ее, хотя Лорд Морэм занимался этой задачей. Он не смог проникнуть через запрещающую мощь Презирающего. Но существуют неясные и темные предвещающие движения по всей Стране. Креши с востока и юр-вайлы с горы Грома, грифоны и другие ужасные существа с Сарангрейвской Зыби, пещерники; малоизвестные жители Глотателя Жизни, Великой Топи - мы слышали, что все они направляются к Испорченным Равнинам и Яслям Фаула. Они исчезли за Раздробленными Холмами и не возвращаются. Не требуется великой мудрости для понимания того, что Презирающий готовит свою армию. Но у нас все еще слишком мало ясных знаний. И вот наконец знания у нас появились. Этим летом наши разведчики взяли в плен это создание, этот истерзанный остаток вейнхима, на восточном краю Зломрачного Леса. Он был доставлен сюда, так что мы могли попытаться извлечь из него полезные новости. - Так вы пытали его, чтобы узнать, что ему известно? - Глаза Кавинанта слиплись от крови, и он держал их закрытыми, поднимая в себе бесполезную ярость и озлобленность. - Неужели ты мог поверить в такое? - В голосе Высокого Лорда звучала обида. - Нет. Мы - не Презирающий. Так мы бы не предали Страну. Мы обращались с вейнхимом так мягко, как только могли, не освобождая его. Он рассказал нам охотно все, что мы от него узнали. Теперь он умоляет нас убить его. Неверящий, слушай меня. Это дело рук Лорда Фаула. Он владеет камнем Иллеарт. Это работа того яда. Сквозь серость в сознании Кавинант слышал, что двери открылись снова. Кто-то спустился вниз по лестнице и пошептался с Морэмом. Затем Морэм сказал: - Высокий Лорд! Лечебная грязь принесена для Неверящего. Я боюсь, что его рана серьезней, чем просто порез. К тому же, еще и другая болезнь работает в нем. О нем следует позаботиться без промедления. - Да, давайте прямо сейчас, - быстро ответила Высокий Лорд Елена. - Мы должны сделать все, что можем, чтобы вылечить его. Крепкими шагами Морэм шел по направлению к Кавинанту. При мысли о лечебной грязи Кавинант оторвал свою спину от опоры, стер запекшуюся кровь со своих глаз. Он увидел Морэма, держащего маленький каменный сосуд, наполненный светлой грязью с золотыми блестками, сияние которых было различимо даже в залитой светом палате. - Держи этот состав подальше от меня, - прошептал он. Морэм был ошеломлен. - Это лечебная грязь. Целебная почва Страны. Она восстановит тебя. - Знаю я, что она делает! - Голос Кавинанта стал грубее, чем когда он кричал раньше, и прозвучал призрачно и пусто, как выброшенный скрип. - Я уже испытывал это. Я уже использовал этот состав на свою голову, не зная при этом, что чувства вернутся в мои пальцы на руках и ногах, что чувства эти превысят мой контроль и что я совершу... - Он с трудом остановил себя, затем продолжил тихо: - Совершу такое бесчестие. Он слышал, как Елена сказала мягко: - Я знаю, - но не обратил на это внимания. - Это - настоящая ложь, - он