овко прочистил кашлем голосовые связки, затем спросил: - Ты добилась чего-нибудь? Разгадала хоть что-то? Безучастным голосом она спросила: - Насколько хорошо ты представляешь план сражения вомарка Троя? - Я в общих чертах знаю, что он собирается делать, но ничего конкретного. - Если его план не сорвался, сражение началось вчера. Он секунду поразмыслил, затем осторожно спросил: - Так что же нас сдерживает? - Мы должны удовлетворить условие Амока. Он жестом подчеркнул свое непонимание. - Как? - Я не знаю. Но я верю, что это можно сделать. - Без остальных четырех Заветов? - Да, - вздохнула она. - Кевин ясно подразумевал, что мы должны получить Седьмой Завет только после овладения предыдущими шестью. Но Амок уже нарушил это намерение. Зная, что мы не овладели _К_р_и_л_л_о_м Лорика, он все же вернулся к нам. Он увидел опасность, грозящую Стране, и вернулся. Тем самым продемонстрировал некоторую свободу - некоторую независимость своих действий. Он не полностью по рукам и ногам связан своим законом. Она сделала паузу, и через секунду Кавинант сказал: - Если посмотреть на это с другой стороны, я бы сказал, что это делает его опасным. Зачем бы он всю дорогу тянул нас сюда, когда знал, что мы здесь застрянем, если не пытался отвлечь тебя от войны? - Амок не замышляет предательства. Я не чувствую в нем злобы. Он огрызнулся, пытаясь рассеять ее легкомыслие: - Тебя могут водить за нос. Или ты забываешь, что Кевин даже признал Фаула Лордом? Елена спокойно ответила: - Возможно, что первые шесть Заветов не содержат название этого могущества. Возможно, они могут только научить, как заставить самого Амока произнести это название. - А в таком случае... - Амок привел нас сюда потому, что каким-то образом для нас все же возможно выполнить его условие. - Но ты не можешь найти верные вопросы? - Я должна. Какой другой выбор для меня существует? Я не могу присоединиться сейчас к Боевой Страже. В ее голосе звучала унылая решительность, словно она выносила приговор самой себе. Рано на следующее утро она вновь позвала Амока. Он появился, мальчишески усмехаясь. Она обеими руками вцепилась в Посох Закона и уперла его в камень перед собой. При первых лучах солнца, коснувшихся основания Меленкуриона, они начали свой поединок за доступ к Седьмому Завету. В течение двух дней Высокий Лорд Елена прикладывала все усилия, чтобы вырвать у Амока необходимое название. На второй день сильная буря нависла на горизонте к юго-востоку, но она не стала приближаться к Расколотой Скале, и они почти не обращали на нее внимание. Пока Кавинант сидел, крутя кольцо на пальце, или без отдыха вышагивал возле противников, или блуждал, время от времени начиная что-то бормотать, пытаясь снять напряжение, она каждым вопросом, который могла придумать, испытывала Амока. Иногда она действовала методично, иногда интуитивно. Она разрабатывала серии детальных вопросов, на которые ему надо было отвечать только "да" или "нет". Затем заставляла его отвечать все подробней и подробней. Она вела его через многократное повторение известного чтобы вывести прямо к требуемому неизвестному. Она расставляла ему логические ловушки, пыталась запутать его в противоречиях. Пыталась проникнуть в его мысли. Это был словно бы поединок с лужей воды. Каждый удар и отражение встречного удара в ее вопросах встречалось им так, будто она хлопала по воде плоскостью клинка. Его ответы рассыпались брызгами после каждого вопроса. Но когда она прикладывала все усилия, чтобы попасть в точное определенное место, она проходила насквозь, не оставляя следа. Изредка он позволял себе насмешливый ответный удар, но как правило он просто парировал ее вопросы со своей веселой уклончивостью. Ее тяжкий труд оставался безрезультатным. К заходу солнца она вся дрожала от расстройства, подавляя ярость и чувство голода. Чрезмерная прочность Расколотой Скалы, казалось, издевалась над ней. Вечером Кавинант утешал ее, сообразно условиям своей сделки. Он ничего не говорил о собственных страхах и сомнениях, своей беспомощности, своей растущей уверенности в непроницаемости Амока; он вообще ничего не говорил о себе. Вместо этого он уделял как можно больше внимания ей, сконцентрировавшись на ней изо всех своих сил. Но все его усилия не могли коснуться сути ее страдания. Она ощущала бессилие помочь бедам своей страны, и это было несчастьем, для которого не было утешения. Поздно ночью она приглушенно скрежетала зубами, будто стискивала их, сдерживая рыдания. А утром третьего дня - тридцать второго с тех пор, как они оставили Ревлстон - она потеряла всякое терпение. Ее взгляд был голодным и пустым и выражал нежелание дальнейших усилий. Кавинант приглушенно спросил, что теперь она собирается делать. - Я буду взывать. Ее голос был грубым, бичующим. Она выглядела хрупкой, словно скелет - лишь смелые ломкие кости, противостоящие тому, кто под прикрытием своей мальчишеской веселости был непокорен, как лавина. Предчувствие, похожее на страх, говорило Кавинанту, что она была близка к нервному срыву. Если Амок не уступит ее мольбам, она может прибегнуть, как к последнему средству, к своей странной внутренней силе. Насильственность силы этой способности пугала его. Он поймал себя на желании просить ее остановиться, оставить всякие попытки. Но, вспомнив о сделке, его мозг устремился за другими вариантами. Он был согласен с ее убежденностью, что выполнение условия Амока должно быть доступно для них. Но полагал, что она все же не найдет его, она подходила к проблеме не с той стороны. Хотя, казалось, существует всего одна сторона. Пробираясь через вздор, засорявший его мысли, он пытался вообразить другие подходы. Пока он пытался нащупать в своих мыслях какую-нибудь спасительную интуитивную догадку, Высокий Лорд Елена снова стала собранной, обратив все внимание на стоящую перед ней задачу, и вызвала Амока. Юноша появился в тот же момент. Он поприветствовал ее изысканным поклоном и сказал: - Высокий Лорд, какова на сегодня ваша воля? Отложим ли мы наше противоборство и будем петь вместе радостные песни? - Амок, слушай меня. - Ее голос звучал угрожающе. Кавинанту слышались в нем нотки самобичевания. - Я не буду больше играть с тобой в эту игру в вопросы и ответы. - Тон выражал и достоинство, и отчаяние одновременно. - Несчастья Страны не допускают более отсрочки. Сейчас уже идет война - смерти и кровопролитие. Презирающий идет против всего того, что Высокий Лорд Кевин пытался сохранить, когда создавал свои Заветы. В такой ситуации требование выполнения его условий будет лишь ложной приверженностью к его намерениям. Амок, я прошу. Во имя Страны, проводи нас к Седьмому Завету. Ее просьба, казалось, тронула его, и ответ был необычно серьезен. - Высокий Лорд, я не могу. Я именно тот, кем создан быть. И если бы я предпринял попытку действовать как-то иначе, то просто перестал бы существовать. - Тогда опиши нам дорогу так, чтобы мы могли пойти туда сами. Амок покачал головой. - И тогда я тоже перестал бы существовать. На секунду она замерла, словно испытывая горечь поражения. Но в наступившем молчании ее плечи распрямились. Внезапно она взяла Посох Закона обеими руками и вытянула руки перед собой, удерживая его горизонтально. - Амок, - приказала она, - положи руки на посох. Юноша без дрожи смотрел в ее властное лицо. Но все же повиновался. Его руки спокойно легли между ее рук на изрезанное рунами дерево. Она издала высокий резкий вскрик. И тут же вдоль Посоха пробежало пламя, огонь охватил все дерево. Пламя окутало их руки, усилилось, словно сами пальцы загорелись в нем. Оно глухо гудело и источало неприятный аромат, подобный запаху насилия. - Кевином порожденный Амок! - воскликнула она сквозь гул. - Дорога и дверь к Седьмому Завету! Силой Посоха Закона - во имя Высокого Лорда Кевина, сына Лорика, создавшего тебя, - я заклинаю тебя. Скажи мне название могущества Седьмого Завета! Кавинант почувствовал мощь ее приказания. Хотя оно адресовалось не ему - хотя он не касался Посоха - он с усилием заставил себя сжать губы, чтобы не пытаться произнести названия, которого он не знал. Но Амок не моргнул и глазом, его голос ясно прорезался сквозь гул пламени Посоха. - Нет, Высокий Лорд. Я не поддаюсь принуждению. Вы не можете заставить меня. - Клянусь Семью! - закричала она. - Я не потерплю, чтобы мне отказывали! - Она злилась, словно пыталась яростью подавить крик. - МЕЛЕНКУРИОН АБАФА! Скажи мне название! - Нет, - спокойно повторил Амок. Она взбешенно вырвала Посох у него из рук. Пламя собралось в ком, поднялось, затем шумно исчезло в небе подобно грохоту грома. Амок пожал плечами и исчез. Долгое время Высокий Лорд стояла в шоке, не двигаясь, удивленно взирая на исчезновение Амока. Затем дрожь всколыхнула ее и она повернулась к Кавинанту, словно гора давила ей на плечи. Ее лицо было как пустыня. Она сделала два неуверенных шага и остановилась, чтобы опереться на Посох. Взгляд был пустым, вся ее сила была направлена внутрь, против самой себя. - Не получилось, - с трудом выдохнула она. - Обрекла. - Страдание перекосило ее рот. - Я обрекла Страну. Кавинанту было невыносимо видеть ее такой. Забывая о безрезультатности всех своих размышлений, он поспешил сказать: - Все же должно быть еще что-то, что мы можем сделать. Она ответила с ужасающим спокойствием. Деликатно, почти ласково, она сказала: - Веришь ли ты в Белое Золото? Ты сможешь использовать его, чтобы выполнить условие Амока? Голос ее был полон безумия. Но в следующее мгновение ее страсть вырвалась наружу. Изо всей силы она ударила Посохом по Расколотой Скале и закричала: - Так сделай это! Могущество, которое она пробудила этим, всколыхнуло широкое плато словно ударившийся о внезапное препятствие плот. Скала как бы встала на дыбы и резко опустилась, силовые волны прокатились через нее от Посоха. Мощный рывок сбил Кавинанта с ног. Он оступился, стал падать по направлению к трещине. Почти тотчас же Елена вернула контроль над собой. Она утихомирила могущество Посоха, крикнула Стражам Крови. Но рефлексы Баннора сработали быстрее. Пока скала еще вздрагивала, он уверенным прыжком преодолел отделявшее его от Кавинанта расстояние и поймал его за руку. Через секунду Кавинант, настолько ошеломленный происшедшим, что был бессилен сделать хоть что-нибудь, безвольно висел в хватке Баннора. Насилие Высокого Лорда протекало сквозь него, выметая все из его сознания. Но потом он ощутил боль в руке, за которую держал его Баннор. Он почувствовал что-то пророческое в той древней силе, с которой Баннор схватил его, сохранил ему жизнь. Страж Крови имел железную хватку, более прочную, чем камень Расколотой Скалы. Затем он услышал стон Елены: - Любимый! Я причинила тебе вред? - но уже бормотал вполголоса: - Подожди. Сдерживай себя. Все в порядке. Его глаза были закрыты. Он открыл их и обнаружил, что Баннор все еще держит его. Елена была уже рядом, она обняла его и спрятала свое лицо в его плечо. Он сказал: "Я получил по заслугам". Она не обратила на это внимания, бормотала извинения в его плечо. Чтобы остановить ее, он сказал более резко: - Забудь об этом. Я, должно быть, лишаюсь способности разумно мыслить. Мне следовало понять это еще несколько дней назад. Наконец его слова дошли до ее сознания. Она высвободила его из объятий и отшатнулась. Ее опустошенное лицо застыло. Затаив дыхание, она медленно провела рукой по волосам, постепенно снова превращаясь в Лорда. Ее голос был робким, нетвердым, но ясно различимым, когда она произнесла: - Что ты понял? Баннор тоже отпустил Кавинанта, и Неверящий, слегка покачиваясь, оперся на собственные ноги. Они не давали ему теперь чувства незыблемости опоры, но он сжал колени и попытался не обращать внимания на это ощущение. Эта проблема была у него в голове, все его восприятия слегка сдвинулись. Он хотел быстро рассказать все, облегчить неотступное страдание Елены. Но для этого не хватало еще очень многих нитей. Ему было нужно спокойно сосредоточиться на своей интуиции, чтобы он мог бы соединить все концы воедино. Он попытался прояснить мысли, слегка потряхивая головой. Елена вздрогнула, словно этим он напоминал ей об ее вспышке. Он сделал в ее сторону успокаивающий жест и повернулся к Стражам Крови. Какое-то время он пристально рассматривал безжизненный металл их лиц, искал в них какой-то проблеск или оттенок двуличности, скрытой цели, которые подтвердили бы его интуицию. Но их древние, не смыкаемые для сна глаза, казалось, ничего не скрывали и ничего не раскрывали. Он почувствовал на мгновение страх от мысли, что он, возможно, ошибается, но отогнал его и спросил как можно спокойнее: - Баннор, сколько тебе лет? - Я - Страж Крови, - ответил Баннор. - Наша Клятва была принята в начале правления Высокого Лорда Кевина. - До Осквернения? - Да, Юр-Лорд. - До того, как Кевин обнаружил, что Фаул был на самом деле врагом? - Да. - А ты лично, Баннор? Сколько тебе лет? - Я был среди первых харучаев, отправившихся в Страну. Я принимал участие в первом принятии Клятвы. - Это было много сотен лет назад. - Кавинант сделал паузу, прежде чем спросил: - А хорошо ли ты помнишь Кевина? - Не надо так жестоко, - предостерегла Елена. - Не смейся над Стражами Крови. Но Баннор не оценил ее заботливость. Он твердо ответил Неверящему: - Мы не забываем. - Я так и предполагал, - вздохнул Кавинант. - Как это чертовски мучительно - жить долго! - На секунду он отвернулся к горам, набираясь смелости. Затем с неожиданной жестокостью продолжил: - Вы уже знали Кевина, когда он создавал свои Заветы. Вы знали его, и вы помните. Вы были с ним, когда он отдавал Первый Завет великанам. Вы были с ним, когда он спрятал Второй в те проклятые пещеры под горой Грома. Сколько раз вы приходили сюда вместе с ним, Баннор? Страж Крови слегка поднял бровь. - Высокий Лорд Кевин ни разу не был ни на Расколотой Скале, ни возле горы Меленкурион. Этот ответ смутил Кавинанта. - Никогда? - Протест проявил себя прежде, чем он смог подавить его. - Так вы говорите, вы никогда не были здесь прежде? - Мы - первые Стражи Крови, стоящие на Расколотой Скале, - ровно ответил Баннор. - Тогда как? Подождите. Постойте. - Кавинант закрыл глаза, чтобы избавиться от головокружения, затем ребром ладони ударил себя по лбу. - Правильно. Если этот Завет есть некий естественный феномен - как камень Иллеарт - и если Кевин не клал его сюда сам, то он и не должен бы был приходить сюда, чтобы узнать о нем. Лорик или кто-то еще мог бы рассказать ему. Лорик мог бы рассказать любому. Он глубоко вздохнул, успокаивая себя. - Но каждый, кто мог знать об этом, умер при Осквернении. За исключением вас. Баннор смотрел на Кавинанта так, будто все его слова были бредом. - Слушай меня, Баннор, - продолжал он. - Многие вещи наконец становятся понятными. Вы все странно прореагировали, когда Амок появился в Ревлстоне в тот первый раз. Вы все странно прореагировали, когда он появился в Ревлвуде. И вы позволили Высокому Лорду одной последовать за ним в горы под охраной лишь двух Стражей Крови. Лишь двух, Баннор! И когда мы в итоге застряли на этой безжизненной скале, Морин имеет нахальство оправдывать Амока. Черт побери! Баннор, вы должны рассказать Высокому Лорду хотя бы то, что _в_ы_ знаете об этом Завете. Или же, как вы думаете, насколько вы верны нам? Елена снова предостерегла Кавинанта. Но тон ее изменился, ход его мыслей заинтересовал ее. - Мы - Стража Крови, - сказал Баннор. - Вы не можете иметь повода сомневаться в нас. Мы не знаем намерений Амока. Кавинанту послышалось легкое ударение в том, как Баннор произнес слово _з_н_а_е_м_. К своему удивлению, он испытал внезапное желание поймать Баннора на слове, выяснить, что же Стражи Крови _з_н_а_л_и_. Он заставил себя спросить: - Не знаете, Баннор? Но как же вы можете не знать? Для этого вы слишком полагаетесь во всем на него. Баннор отрицал все, как и прежде: - Мы не полагаемся на него. Высокий Лорд хочет следовать за ним. Этого достаточно. Мы больше ни о чем не спрашиваем. - Вы вообще ни о чем не спрашиваете. - Самопринуждение сделало его грубым. - И не стойте так с отсутствующим видом. Вы пришли в Страну, и вы приняли Клятву защищать Кевина. Вы поклялись сохранять его или, во всяком случае, отдать свои жизни за него и Лордов и Ревлстон до скончания времени, если не навсегда, - ибо зачем же тогда вы лишены даже простой привычки спать? - но этот несчастный безрассудный человек перехитрил вас. Он спас вас тогда, когда уничтожил и себя, и все то, во что верил. И вот вы оказались висящими в пустом пространстве с вашей Клятвой, как будто в мире внезапно исчезли все основания. Но вот! - вот вы получили вторую возможность соблюсти Клятву, когда появились Новые Лорды. Но что же происходит? Неизвестно откуда появляется Амок, и в это время идет война против самого Фаула - и что же вы делаете? Вы позволяете этому творению Кевина увести Высокого Лорда, будто это способствует безопасности, и она не находит ничего лучшего, чем пойти. Позволь мне сказать кое-что, Баннор. Быть может, ты и в самом деле считаешь, что не знаешь Амока. Ты должен был научиться от Кевина некоторому недоверию. Но ты несомненно хорошо понимаешь, что делает Амок. И ты одобряешь это! - Внезапная резкость собственного крика на мгновение остановила его. Он почувствовал себя потрясенным моральными суждениями, увиденными в Банноре. Он приглушенно продолжил: - Так почему вы рискуете ею ради чего-то, созданного тем самым единственным человеком, который смог успешно усомниться в вашей неподкупности? Без предупреждения появился Амок. Прибытие этого древнего юноши встревожило Кавинанта, но затем он расценил это как признак того, что он был на верном пути. С тяжелым вздохом он сказал: - Почему, во имя вашей Клятвы или по крайней мере хотя бы просто дружбы вы не рассказали Высокому Лорду об Амоке, когда он впервые появился? Взгляд Баннора не изменился. Со своей обычной раздражающе безэмоциональной интонацией он ответил: - Юр-Лорд, мы видели Осквернение. Мы видели плоды опасного обладания Учением. Учение - это не просто знание. Учение - это оружие, как меч или копье. Стражи Крови не используются оружием. Любой нож может повернуться и поранить руку, которая его держит. Однако Лордам оружие нужно. С его помощью они совершают важные дела. Поэтому мы не противимся ему, хотя при этом не трогаем его, не служим ему и не бережем его. Высокий Лорд Кевин создал свои Заветы чтобы сохранить свое Учение, но так, чтобы уменьшить опасность попадания этого оружия в ненадежные руки. Это мы одобряем. Мы - Стража Крови. Мы не рассказываем об Учении. Мы рассказываем только о том, что знаем сами. Кавинант не мог позволить ему продолжать. Он ощущал, что его неприязнь к Баннору разрослась чересчур. И был разозлен тем, что сказал Баннор, несмотря на ровный тон Стража Крови. Однако Елена узнала уже достаточно, чтобы поспорить с его рассуждениями. Ее голос был и спокойным и уверенным: - Первый Знак, Баннор, Стражи Крови должны сейчас принять решение. Слушайте меня: Я - Елена, Высокий Лорд по решению Совета. Это - вопрос вашей преданности. Будете ли вы служить мудрости мертвого Кевина или будете ли вы служить мне? В прошлом вы служили обоим, мертвому и живой. И служили хорошо. Но теперь вы должны выбирать. В несчастьях Страны нет больше какого-то среднего пути. На нас всех будет кровь и вина, если мы позволим победить Порче. Баннор медленно повернулся к Первому Знаку. Они долго оценивающе смотрели друг на друга в полном молчании. Затем Морин повернулся к Высокому Лорду с выражением значительности в глазах. - Высокий Лорд, - сказал он, - мы не знаем название могущества Седьмого Завета. Мы слышали много названий - некоторые ложные, другие явно для нас бесполезные. Но одно название мы слышали лишь произносимое шепотом Высоким Лордом и его Советом. Это название - Сила Повелевания. Когда Амок услышал название, он закивал головой, и его волосы, казалось, запрыгали от радости. 24. СПУСК К ЗЕМНОМУ КОРНЮ Кавинант внезапно ощутил, что в одно мгновение весь взмок. Несмотря на прохладный ветерок, лоб его покрылся испариной. Влажная борода вызывала зуд, и холодный пот стекал по спине. Повиновение Морина заставило его почувствовать необычное истощение. На мгновение он поднял глаза к солнцу, словно чтобы спросить его, отчего оно не согревает. Вершины Меленкуриона тянулись ввысь в утреннем свете словно пальцы, стремящиеся обхватить солнце. Их покрытые льдом вершины ярко сверкали, и этот блеск заставил глаза Кавинанта слезиться. Величие этих каменных пиков вызывало у него страх. Часто моргая, он перевел свой взгляд обратно на Высокого Лорда Елену. Из-за ослепления солнцем он, казалось, увидел только ее коричневые волосы. Более светлые пряди блестели словно отполированные. Но он моргнул - и такая картина исчезла. Он отчетливо видел теперь ее лицо. Она весело улыбалась. Лицо светилось волнением, на нем вновь появилась надежда. Она ничего не говорила, но ее губы шептали одно слово: "Любимый". Кавинант остро ощутил, что обманывал ее. Морин и Баннор стояли позади нее почти плечом к плечу. Ничто в настороженной осанке их внутреннего равновесия или в слегка расслабленной готовности их рук не выражало никакого удивления или раскаяния в решении, которое они приняли. Хотя Кавинант знал, что сейчас они в корне изменили характер своего служения Лордом. Он сам потребовал от них этого. Но он желал бы оправдаться перед ними каким-то образом, таким, который имел бы значение для Стражей Крови. Но он не мог ничего сказать им. Они были слишком независимы, чтобы принять любой жест раскаяния. Их обособленная приобщенность к своей Клятве не оставляла ему никакой возможности приблизиться к ним. Ни одно извинение не подходило. - Сила Повелевания, - слабо выдохнул он. - Этого мне только и не хватало. Не в состоянии вынести вид спокойной, торжествующей, благодарной улыбки Елены или усмешки Амока, он повернулся и утомленно побрел через плато к краю Расколотой Скалы так, словно его ноги снова не чувствовали твердости опоры. Он двигался параллельно трещине, но оставался от нее на безопасном расстоянии. Как только над краем обрыва показалась зловещая полоса Дремучего Удушителя, он остановился. Здесь он и остался, желая одновременно и чтобы Елена пришла к нему, и чтобы не пришла. Сильный ветер из Удушителя веял ему в лицо, и в первый раз за многие дни он оказался способен уловить привкус времени года. Он почувствовал, что осень в Стране пошла на спад, проходя свой ежегодный круг от веселья к грусти. Воздух больше не искрился изобилием и богатством, с радостью или мрачностью спелости. Теперь ветер нес привкус наступающего начала зимы - суровое предзнаменование, обещающее долгие ночи, бесплодные земли и холод. Понюхав воздух, он понял, что в Дремучем Удушителе не происходили осенние смены красок. Он мог заметить яркую черноту там, где деревья уже потеряли листья, но мрак Удушителя сам по себе образовывал сплошной щит. Он переходил без перехода или украшения из лета в зиму. Глазами и носом Кавинант ощутил причину этого, древнюю злость Леса, истощающую его силу и волю, лишающую его способности и желания растратиться в простом выставлении напоказ своего великолепия. Наконец он услышал шаги за спиной и узнал походку Елены. Чтобы защититься от всего, что она могла ему сказать или спросить, он произнес: - Знаешь ли, там, откуда я пришел, люди, которые занимались этим в лесу, назывались бы пионерами - особой породой героев, так как вместо того чтобы убивать других людей они занялись уничтожением самой природы. Правда, я знаю людей, которые говорят, что все наши общественные неудобства происходят оттого, что мы просто ничего не оставили в себе от пионеров. - Любимый, - мягко сказала она. - У тебя что-то не в порядке. Что у тебя неладно? - Неладно? - он не мог принудить себя взглянуть на нее. С языка пытались сорваться слова о его сделке, и ему пришлось слегка прикусить язык прежде чем сказать: - Не беспокойся обо мне. Я как тот Лес там, внизу. Иногда я, кажется, слишком погружаюсь в свои страдания. В затянувшемся молчании он почувствовал, как мало этот ответ удовлетворил ее. Она заботилась о нем, хотела понять его. Но возрождение надежды восстановило безотлагательность ее дела. Он понимал, что сейчас у нее не было времени заниматься его изучением. Он лишь угрюмо кивнул, когда она сказала: - Я должна идти - несчастья Страны тяжким бременем лежат на мне. - Затем добавила: - Может, ты желаешь остаться здесь - дожидаться моего возвращения? Наконец он нашел силы повернуться и взглянуть ей в лицо. Он встретился с серьезным выражением ее лица, странностью раздвоенности ее взгляда и грубо сказал: - Остаться сзади? И пропустить возможность снова рискнуть своей шеей? Вздор. Я не имел такого шанса с тех пор, как был на горе Грома. Его сарказм был острее, чем ему хотелось, но она, казалось, все же восприняла его. Она улыбнулась, легко коснулась его руки своими пальцами. - Тогда пойдем, любимый, - сказала она. - Стражи Крови уже готовы. Надо отправиться в путь до того, как Амок придумает новые помехи для нашего пути. Он попытался улыбнуться в ответ, но вместо этого на лице у него получилась лишь жалкая гримаса. Ругая самого себя за эту неудачу, он пошел вслед за ней к Стражам Крови и Амоку. Пока они шли, он время от времени смотрел на нее, оценивая украдкой. Напряжение трех последних дней отошло на задний план, ее решительный шаг и твердые черты выражали новую цель и силу. Восстановление надежды дало ей возможность не обращать внимания на изнеможение. Но суставы ее пальцев, обхвативших Посох, были напряжены, а шея чуть выгнута вперед, как у изголодавшегося человека, увидевшего еду. От такого зрелища сделка Кавинанта беспокойно заворочалась в нем, как будто он был не подходящей и слишком просторной могилой. Он все еще не ощущал сознательно незыблемость Расколотой Скалы. Но ему была нужна уверенность походки, ничто не спасло бы его сейчас, если он не сможет сохранить равновесие. Мельком он заметил, что Первый Знак и Баннор действительно были готовы трогаться в путь. Они собрали в тюки все запасы и привязали их к своим спинам ремнями из клинго. И Амок весь искрился от предвкушения, казалось, видения роились в его веселой голове. Все трое вызвали у Кавинанта острые угрызения совести за свою неподготовленность. Он не чувствовал, что он способен ко всему тому, что ждало впереди компанию Высокого Лорда. Его томящейся душой овладела тревога. Что-то еще было необходимо сделать, нужно было попытаться каким-то образом вернуть себе былую целостность. Но он не понимал еще - как. Он наблюдал, как Высокий Лорд прощалась с ранихинами. Они радостно кивали ей, били копытами и ржали, предвкушая грядущую активности после трех дней терпеливого ожидания. Она обняла каждую из великих лошадей, затем отошла от них, взяла Посох обеими руками и поприветствовала их по обычаю ранихийцев. Ранихины ответили вскидыванием грив, смотрели на нее гордыми, смеющимися глазами, пока она обращалась к ним. - Гордые ранихины, первая любовь моей жизни, я благодарю вас за вашу службу. Мы чтим вас. Но теперь нам надо будет некоторое время идти пешком. Если мы вернемся живыми из нашего путешествия, мы призовем вас снова, чтобы вы доставили нас в Ревлстон - с победой или поражением, нам будут нужны ваши широкие сильные спины. Но теперь же будьте свободными. Бродите там, где хочется вашим сердцам и копытам. А если случится так, что мы не призовем вас - если вы одинокими вернетесь в Долины Ра - тогда, отважные ранихины, расскажите всем своим родственникам о Мирхе. Она спасла мне жизнь на оползне и отдала свою собственную за простую лошадь. Расскажите всем ранихинам, что Елена, дочь Лены, Высокий Лорд по решению Совета и владелец Посоха Закона, гордится дружбой с вами. Вы - хвост Неба, грива Мира. Поднимая Посох над головой, она воскликнула: - Ранихины! Хей! Великие лошади ответили ржанием, отразившимся от громады Меленкуриона. Затем галопом описали круг и понеслись прочь, прихватив с собой мустанга Кавинанта. Их копыта стучали по камням как раскаты от стрельбы, когда они мчались к северу, скрываясь из глаз за изгибом горы. Когда Елена обернулась к своим спутникам, на ее лице было ясно различимо чувство потери. С печалью в голосе она произнесла: - Пойдемте. Раз уж мы должны идти дальше без ранихинов, давайте хотя бы идти быстро. Она ожидающе повернулась к Амоку. Древний юноша ответил изысканным поклоном и беспечно пошел к тому месту, где трещина в плато заканчивалась у круто устремляющейся вверх горы. Кавинант дернул себя за бороду и безнадежно наблюдал, как Елена и Морин последовали за Амоком. Затем резко и задыхаясь воскликнул: "Подождите!" Пальцы его правой руки впились в бороду. "Постойте". Высокий Лорд вопросительно взглянула на него. Он сказал: - Мне нужен нож. И немного воды. И зеркало, если есть - я не хочу перерезать себе горло. Елена спокойно сказала: - Юр-Лорд, нам надо идти. Мы и так потеряли слишком много времени, а Страна в беде. - Это важно, - огрызнулся он. - У тебя есть нож? Лезвие моего перочинного ножа недостаточно острое. Секунду она изучала его, будто такое поведение было загадкой. Затем медленно кивнула Морину. Первый Знак снял свой тюк, раскрыл его и вынул каменный нож, кожаный мешочек с водой и пустую чашу. Он протянул все это Неверящему. Кавинант прямо тут же уселся на камень, наполнил чашу и стал мочить свою бороду. Он почти физически ощутил присутствие Высокого Лорда, когда она остановилась перед ним - он почти мог ощутить напряжение, с каким она держала Посох - но сосредоточил все внимание на полоскании в воде своих бакенбард. Его сердце стучало так, словно он занимался чем-то опасным. Он остро ощущал, от чего он отрекается. Но его принуждала к этому внезапная уверенность, что его новая сделка была ложной, потому что не многого стоила ему. Подняв нож, он скреплял этим свой компромисс с судьбой. Елена остановила его за руку. Низким голосом она грубо сказала: - Томас Кавинант. Она так произнесла имя, что заставила его поднять голову. - Разве есть безотлагательность в том, что ты делаешь? - Она сдерживала грубость, говоря спокойно, но негодование ощущалось в голосе. - Мы провели три дня в пустой трате времени из-за неведения. А теперь ты смеешься над несчастьями Страны? Ты сознательно прилагаешь усилия, чтобы наш поиск не увенчался успехом? Грубый ответ прямо-таки и напрашивался. Но условия сделки требовали воздержаться от этого. Он снова опустил голову, еще раз брызнул водой на бороду. - Сядь. Я попробую объяснить. Высокий Лорд уселась перед ним, скрестив ноги. Он не мог спокойно выдерживать ее взгляд. И он не хотел смотреть на Меленкурион: тот так сурово и холодно вздымался сзади нее. Вместо этого он принялся рассматривать свои руки, игравшиеся с каменным ножом. - Понимаешь, - с трудом сказал он, - я не из тех, кто носит бороды. Они чешутся. И из-за них я выгляжу как изувер. Я позволил вырасти ей лишь по одной причине. Это способ доказательства - способ продемонстрировать так, чтобы даже самый тупоголовый и вообще бестолковый мог понять это - когда я проснусь в реальном мире и обнаружу, что у меня нет этой бороды, которую я растил, тогда я буду точно знать, что все это обман. Это будет очевидным. Сорока- или пятидесятидневная борода просто так не исчезнет. Только в том случае, если всего этого не было в действительности. Она продолжала пристально смотреть на него. Но тон ее изменился. Она признала значительность его откровения. - Тогда почему теперь ты хочешь сбрить ее? Он боялся подумать о том риске, которому подвергался. Но ему была нужна свобода, и сделка эта обещала дать ее. Стараясь не выдать голосом опасения быть раскрытым, он рассказал ей ту часть правды, которую мог позволить. - Я заключил другую сделку - подобную той, что я заключил с ранихинами. И я не пытаюсь доказать, что Страна нереальна. А мысленно он умолял: "Пожалуйста, не спрашивай меня больше ни о чем. Я не хочу врать тебе" Она изучала его взглядом. - Тогда... ты веришь... ты принимаешь Страну? Он чуть не вздохнул от облегчения. Но он не мог смотреть ей в глаза, когда отвечал на этот вопрос. - Нет. Но мне хотелось бы прекратить разговор об этом. Ты очень много для меня сделала. - О, любимый! - вздохнула она с неожиданной силой. - Я ничего не делала - я лишь следовала своему сердцу. Но я с радостью сделала бы хоть что-нибудь для тебя. Он, казалось, видел страсть даже в оттенке ее кожи. Ему захотелось наклониться вперед, прикоснуться к ней, поцеловать ее, но присутствие Стражей Крови сдерживало его. Вместо этого он протянул ей нож. Во имя нее он отрекался от самого себя, и она поняла это. Румянец удовольствия залил ее лицо, когда она взялась нож. - Не бойся, любимый, - прошептала она. - Я буду оберегать тебя. Осторожно, словно выполняя ритуал, она склонилась к нему и начала сбривать его бороду. Он инстинктивно вздрогнул, когда лезвие первый раз коснулось его, скрипнул зубами, чтобы успокоиться, стиснул челюсти, сказал себе, что в ее руках ему безопаснее, чем в собственных. Он ощущал острие лезвия, когда оно проходило по коже - это вызывало у него образы гноящихся ран и гангрены - но закрыл глаза и оставался неподвижным. Нож застревал в его бороде, но острота лезвия не давала его трудному продвижению стать болезненным. Вскоре ее пальцы коснулись чистой кожи его скул. Она погладила стиснутые челюсти, чтобы успокоить его. С усилием он открыл глаза. Она встретила его взгляд, улыбаясь словно через пелену любви. Затем осторожно запрокинула назад его голову и сняла остатки бороды с шеи плавными, уверенными движениями. Она закончила. Его обнаженная кожа остро ощущала воздух, и он потер лицо руками, наслаждаясь новой поверхностью щек и шеи. Ему снова захотелось поцеловать Елену. Отвечая на ее улыбку, он поднялся и сказал: - Теперь я готов. Пойдем. Она схватила Посох Закона, легко вскочила на ноги. Веселым тоном она обратилась Амоку: - Ну, так ты поведешь нас к Седьмому Завету? Амок оживленно поманил ее, словно приглашая вступить в игру, и снова двинулся к месту, где трещина Расколотой Скалы упиралась в Меленкурион. Морин быстро снова упаковал все в свой тюк и пристроился за Амоком. Елена и Кавинант последовали за Первым Знаком, а Баннор замыкал шествие. Так начался последний этап поисков Силы Повелевания. Они быстро пересекли плато. Амок вскоре достиг места соединения горы и трещины. Здесь он помахал рукой своим спутникам, счастливо ухмыльнулся и прыгнул в расщелину. Кавинант невольно открыл от изумления рот и заторопился с Еленой к краю. Когда они всмотрелись в тесную черноту глубокой расщелины, они увидели Амока стоящим на выступе противоположной стены. Выступ начинался на пятнадцать-двадцать футов ниже и на несколько футов под нависающим камнем. Он не был ясно различим. Сплошная каменная стена и темный мрак трещины образовывали бездну, в которой не на чем было остановиться глазу. Амок, казалось, стоял на темноте, ведущей в темноту. - Черт! - простонал Кавинант, посмотрев вниз. Он уже ощущал головокружение. - Забудь об этом. Просто забудь, что я когда-либо упоминал это. - Ну, давайте, - бодро сказал Амок. - Следуйте за мной! Голос его звучал на фоне удаленного рокота подземного потока реки. Беззаботной походкой он двинулся вдоль трещины к горе. Тьма тут же полностью поглотила его. Морин взглянул на Высокого Лорда. Когда она кивнула, он прыгнул в трещину, приземлился точно туда, где мгновением раньше стоял Амок. Сделал шаг в сторону и принялся ждать. - Не издевайтесь надо мной, - пробормотал Кавинант, словно разговаривая с сырым, холодным ветром, веявшим из трещины. - Я не Страж Крови. Я всего лишь обычный человек из крови и плоти. У меня кружится голова даже когда я стою на стуле. Иногда у меня начинается головокружение, стоит мне просто постоять на месте. Высокий Лорд не слушала его. Она прошептала несколько древних слов Посоху и стала внимательно наблюдать как его охватывало пламя. Затем шагнула во тьму. Морин поймал ее, когда ее ноги коснулись уступа. Она отошла за него и встала так, что огонь от Посоха давал свет для прыжка Кавинанта. Неверящий заметил, что Баннор задумчиво глядит на него. - Иди первым, - сказал Кавинант. - Дай мне набраться храбрости. Я догоню вас через годок-другой. Он снова вспотел, и испарина щипала выбритую кожу щек и шеи. Посмотрел на гору, чтобы укрепить себя, изгладить в мозгу действие пропасти. Баннор без предупреждения схватил его сзади, поднял и понес к трещине. - Не трогай меня! - пролепетал Кавинант. Он попытался освободиться, но хватка Баннора была слишком крепкой. - Черт побери! Я!.. Его голос поднялся до крика, когда Баннор бросил его в пропасть. Морин ловко поймал и поставил его, с широко открытыми глазами и дрожащего, на выступ рядом с Еленой. Мгновение спустя Баннор тоже спрыгнул, и Первый Знак прошел мимо Кавинанта и Елены, чтобы встать между ней и Амоком. Кавинант наблюдал за их передвижениями через туман своего ошеломления. Он оцепенело прислонился к прочному камню и пристально смотрел в пропасть, словно в могилу. Казалось, прошло некоторое время, прежде чем он смог заметить успокаивающее пожатие Высокого Лорда на своей руке. - Не трогай меня, - бессмысленно повторил он, - не трогай меня. Когда она двинулась дальше, он автоматически последовал за ней, повернувшись спиной к солнечному свету и открытому небу над трещиной. Левым плечом он задел о каменную стену и придвинулся ближе к Елене, к ее свету. Пламя Посоха источало аромат свежести над компанией Высокого Лорда и ярко отражалось от темных плоских граней окружавшего камня. Оно освещало тропу Амока, не проникая во мрак впереди. Уступ - нигде не шире трех футов - осторожно спускался вниз. Над ним медленно нарастала высота трещины, усиливая впечатление огромности этой пещеры. Расширялась и сама трещина, словно она вела к огромной пустоте в сердцевине Меленкурион Скайвейр. Кавинанту казалось, что зияющая в горе щель покачивается, словно делая ему знаки, соблазнительно подстрекая принять навевающую дремоту безразличия от головокружения, довериться глубинам пропасти. Он сильнее прижался к камню и вцепился взглядом в спину Елены. Вокруг него темнота и огромная тяжесть камня сжимали края света от Посоха. А за спиной он мог слышать хлопающие крылья стервятников над его личной судьбой. Постепенно он понял, что продвигался фактически к своему внутреннему кризису. Подземелья! Он разозлился на свою непредусмотрительность. Он не мог забыть, как падал с обрыва в расщелину под горой Грома. Прошлый его спуск в подземелья привел к поражению прежнего компромисса, его сделки с ранихинами. Адский огонь! Он почувствовал, что вовсе не готов к испытанию пещерами. Впереди него Высокий Лорд следовала за Морином и Амоком. Они приноровились к ее скорости, а она двигалась так быстро, насколько позволял узкий в