Опираясь онемевшей рукой о землю, он изо всех сил сопротивлялся. Однако он был слишком слаб. Она ткнула Посохом в горло. Кавенант обеими руками ухватился за него, чтобы не дать Елене попросту сломать ему глотку. Медленно, не прилагая заметных усилий, она вынуждала его все дальше и дальше отклоняться назад. И в конце концов, он оказался прижат к земле. Из последних сил отталкивая от себя Посох, он чувствовал, что все бесполезно. Он не мог больше дышать, глаза налились кровью и готовы были вылезти из орбит. Она, не отрываясь, смотрела на него пристальным, алчущим взором, как будто он был той пищей, которая одна могла утолить сосущий голод ее охваченной злом души. Казалось, над ним склонился сам Презирающий, от радости пускающий слюни. Но кроме этого было в ее глазах и еще кое-что. Триок сказал о ней правду. За яростной жестокостью он почувствовал в Елене некую непобедимую, затаенную, страдающую суть, это изменило для него все. Он не мог спастись. Для этого нужно было всего лишь ощутить по отношению к ней ту же ненависть, которой полыхали ее глаза; тогда, может быть, он был бы способен сделать еще один судорожный рывок, который, по крайней мере, дал бы ему возможность выиграть еще несколько мгновений жизни. Но как раз этого он и не мог. Она была его дочерью; он любил ее. Это его поведение привело к тому, что она стала тем, кем она теперь была; произошло то, что должно было произойти, и с такой же неизбежностью, как если бы он все время сам был сознательным слугой Презирающего. Елена была совсем рядом - чтобы убить его, но он все равно любил ее. Ему оставалось одно - умереть, не предав хотя бы этой своей любви. С последним вздохом он прохрипел: - Ты даже не существуешь... Его слова точно подхлестнули ее. Она глубоко вдохнула, словно втягивая в себя вместе с воздухом новую мощь, а потом надавила на Посох всем своим весом, и силой, и энергией - всем тем, что она получила от Фоула, когда он вызвал ее к жизни, - стремясь сделать то единственное, что оправдывало ее существование, - задушить Кавенанта. Но его руки тоже сжимали Посох, и в какой-то момент кольцо соприкоснулось с ним. Дикая магия, запертая в кольце, вырвалась наружу, подобно проснувшемуся вулкану. И вся ее мощь обрушилась на Посох. Сила пронизала каждую клеточку покрытого рунами деревянного Посоха, разорвала его на волокна, как будто это была всего лишь обитая металлом обычная щепка. В воздухе послышался такой мощный треск, что даже Колосс, казалось, и тот отпрянул. Посох Закона превратился в прах в мертвой руке Елены. В то же мгновение непрекращающийся ледяной ветер стих. Трепеща и молчаливо стеная, он припал к земле и исчез, словно удар дикой магии был копьем, угодившим в самое сердце зимы. Могучий вихрь возник вокруг Елены. Смерть вновь нашла ее; Закон Смерти, который сама же она и разрушила, еще раз отнял у нее жизнь. На глазах Кавенанта, оглушенного, ничего не понимающего, она начала растворяться в воздухе. Частичка за частичкой ее тело распадалось и исчезало, подхваченное могучим смерчем Но прежде чем это произошло окончательно, прежде чем она полностью утратила свой облик, напоследок она обрела на мгновение силы и вложила их в прощальный крик: - Кавенант! - позвала она, и в голосе ее прозвучали беспредельное одиночество и отчаяние. - Родной! Отомсти за меня! Потом она исчезла - погибла еще раз. Круговращение воздуха вокруг того места, где она лежала, постепенно утихло, становясь все бледнее, все прозрачнее.., и прекратилось совсем. Кавенант остался наедине со своими безмолвными жертвами. Ему удалось спастись - нечаянно, с помощью силы, которой он не умел управлять, - а его друзья погибли. Вместо радости победы он ощущал лишь чувство вины, как будто он только что сам, собственными руками, убил женщину, которую любил. Слишком много жертв. Он знал, что Триок еще жив, и, превозмогая боль, поднялся и подошел к нему. Триок дышал тяжело, с хрипом, кровь булькала у него в горле; мгновения его жизни явно были сочтены. Кавенант опустился на землю и положил голову умирающего себе на колени. Лицо Триока было обезображено от чудовищного страдания, которое он пережил в последнее время. Кожа в нескольких местах почернела и висела клочьями, глаза погасли. Над расслабленным ртом вился легкий пар - казалось, то были клочки его отлетающей души. Кавенант обхватил его голову руками и заплакал. Спустя некоторое время Триок каким-то образом почувствовал, кто находится рядом с ним. Собрав все силы, он прошептал: - Кавенант... - Я слышу тебя, - ответил Кавенант сквозь слезы. - Не суди ее слишком строго. Она была.., испорчена с самого рождения. Это было последнее проявление его милосердия. С последним вздохом душа его отлетела прочь. Кавенант почувствовал, что сердце Триока остановилось. Он понял, что Триок простил его; и если его прощальный дар не принес Кавенанту утешения, то в этом нельзя было винить Триока. Кроме всего прочего, если Елена и была испорчена от рождения, то ответственность за это тоже лежала на Кавенанте. Она была дочерью насилия и преступления, смыть которые не могло ничто. Не в силах ничего изменить, он сидел, держа на коленях голову навсегда смолкнувшего Триока, и плакал, ожидая конца - того мгновения, когда он исчезнет из Страны. Но конец не приходил. В прошлом он всегда покидал Страну сразу же после смерти того, кто вызвал его; однако сейчас он все еще был здесь. Минута проходила за минутой - и все оставалось по-прежнему. В конце концов до него дошло, что на этот раз, непонятно почему, он не исчезнет. Он не мог смириться с судьбой Елены. Последнее слово не было сказано - пока еще нет. Когда Баннор и Мореход зашевелились и застонали, начиная приходить в себя, он встал. Осторожно сняв кольцо с безымянного пальца левой руки, он надел его на указательный палец правой, надеясь, что здесь оно будет держаться плотнее. Потом, охваченный печалью и сожалением, он поднялся на ноги, которые, как ни странно, все еще держали его, и заковылял на помощь своим друзьям. Глава 17 Испорченные равнины Баннор пришел в себя быстрее, чем Мореход. Несмотря на свой возраст, крепость харучаев все еще жила в нем. Почти сразу же после того, как Кавенант растер ему запястья и шею, он пришел в сознание; и к нему мгновенно вернулась обычная настороженность. С характерным для него хладнокровием он пристально посмотрел на заплаканного Кавенанта, и вместе они принялись приводить в чувство Великана. Мореход лежал на земле, охваченный лихорадкой. Он судорожно оскалил зубы, массивными руками шаря по своей груди, точно пытаясь найти и уничтожить то место, где в ней притаилось Зло. Опасаясь, что он может поранить себя, Баннор сел на землю рядом с его головой и, упираясь ногами ему в плечи, схватил за запястья. Пока он удерживал его, Кавенант уселся Великану на грудь и ударил по сведенному судорогой лицу. Мореходу понадобилось совсем немного времени, чтобы вырваться. Взревев, он отшвырнул Баннора через голову Кавенанта, стряхнул Неверящего с груди и, тяжело дыша и пошатываясь, поднялся на ноги. Угрожая Кавенанту кулаком, он начал медленно надвигаться на него. Однако, проморгавшись и переведя дух, он пришел в себя и понял, кто перед ним. - Кавенант? Баннор? - спросил он, словно опасаясь, что они могут оказаться Опустошителями. - Мореход... - Слезы облегчения покатились по исхудалым щекам Кавенанта. - С тобой все в порядке?.. Медленно, постепенно напряжение начало покидать Великана - он понял, что его друзья не подчиняются ничьей чужой воле, что они живы и невредимы. - Камень и море! - вздрагивая, еле слышно выдохнул он. - Ну и ну! Друзья мои... Я не причинил вам вреда? Кавенант не смог произнести ни слова; его снова душили рыдания. Вместо него откликнулся Баннор: - С нами все в порядке.., насколько это возможно. - А... А призрак Высокого Лорда Елены? Посох Закона? Почему мы еще живы? - Она погибла. - Кавенант изо всех сил пытался справиться с собой. - Уничтожена. На лице Морехода отразилось сочувствие. - О нет, друг мой, - вздохнул он. - Нельзя уничтожить того, кто уже мертв. - Я знаю. Я понимаю это. - Кавенант скрипнул зубами и схватился за грудь, дожидаясь, пока волнение отпустит его. Постепенно он успокоился, вновь обретя хотя бы некоторое присутствие духа. - Она просто умерла - умерла снова. Но Посох... Он точно уничтожен. Это сделала дикая магия. - Не зная, как его друзья прореагируют на это сообщение, он добавил: - Я здесь ни при чем. Я ничего не делал. Она... - Он запнулся. В его ушах снова зазвучали слова Морэма: "Ты сам - Белое Золото". Разве мог он сейчас с полной уверенностью сказать, что действительно то, что случилось, не было делом его рук? Его откровения вызвали странный блеск в глазах Баннора. Харучаи никогда не могли равнодушно отнестись к сообщению о каком бы то ни было оружии, пусть даже пришедшем в негодность. Уничтожение Посоха не огорчило Баннора - напротив, он испытал чувство удовлетворения, узнав об этом. Мореход же просто не придал особого значения словам Кавенанта о Посохе - страдания, которые испытывал его друг, были для него неизмеримо важнее. - Ах, Кавенант, Кавенант, - вздохнул он, - как ты выдержал? Кто может вынести такое? - Я прокаженный, - ответил Кавенант, с удивлением обнаружив, что произносит эти слова безо всякой горечи. - Я все могу вынести. Потому что я ничего не чувствую. - Он махнул рукой, понимая, что его слезы доказывают обратное. - Все это - лишь сон. Разве сон может по-настоящему огорчить? Я.., бесчувственный. - Его лицо исказилось, когда он вспомнил о безграничном доверии, которое испытывал к Елене, и то, к чему это привело - к разрушению Закона Смерти. Ответные слезы застлали глаза Морехода. - Ты очень храбрый, - охрипшим голосом сказал он. - Я преклоняюсь перед тобой. Печаль и сочувствие Великана снова заставили сердце Кавенанта сжаться. Но он постарался взять себя в руки - слишком много вопросов нужно было задать, слишком многое хотелось срочно выяснить. Он попытался улыбнуться Мореходу, но не смог этого сделать. Чтобы успокоиться, он отвернулся, и тут Баннор обратил его внимание на то, что погода изменилась. Ветер стих. Борясь с Еленой, Кавенант не замечал перемен, происходящих вокруг, и сейчас удивился, почувствовав, как стало тихо. По крайней мере, на какое-то время ледяная зима Лорда Фоула отступила. Серые, угрюмые облака неподвижно висели в небе, точно крышка опустевшего гроба. В воздухе ощущалось тепло. Казалось, снег вот-вот начнет таять и наступит наконец весна. Тишина была такой полной, что Кавенант слышал шум далекого водопада. Баннор заметил даже то, что Кавенант упустил. Отойдя к Колоссу, он подозвал к себе Морехода и Кавенанта. Обсидиановый монолит излучал мягкое тепло. И не просто тепло - от него веяло обещанием весны, запахом набухших почек, зеленой Травы, алианты, мха и разогретой солнцем земли. Это прекрасное ощущение позволило Кавенанту наконец расслабиться. Отбросив прочь все печали, страх, нерешенные проблемы, он опустился на корточки и с благодарностью прижался спиной к могучему камню. Поискав вокруг, Мореход нашел мешок с провизией, который он захватил с собой из тайного убежища рейменов. Он достал еду, горшок с гравием, и все трое - он, Баннор и Кавенант - в молчании перекусили, сидя в тени Колосса, точно пытаясь таким образом показать ему, как они благодарны за тепло и приют. Другого способа выразить свои чувства они не знали. Кавенант был голоден; в последнее время он лишь пил тот тошнотворный напиток, которым создания Дьявольской Мглы поддерживали его силы. Однако он ел горячую вкусную пищу со странным чувством смирения, как будто не заслужил ее. В глубине души он знал, что уничтожение Посоха дало Стране всего лишь короткую передышку, только ненадолго оттянуло возможную победу Презирающего. Но даже и эта отсрочка не была делом его, Кавенанта, рук. Движение, благодаря которому пришла в действие дикая магия, скрытая в кольце, было совершенно бессознательным, непроизвольным - точно все происходило во сне. Но хотя он действовал неосознанно, результат был все тот же - еще одна жизнь добавилась к его счету. Мысль об этом и сделала его таким смиренным. Он ел и грелся, потому что знал - его дело еще впереди и никто в Стране не сделает это дело за него. Когда с едой было покончено, Кавенант приступил к расспросам. Прежде всего он хотел узнать, как друзья оказались около Колосса. При этих воспоминаниях дрожь пробрала Морехода, и он предоставил рассказывать Баннору, а сам в это время занялся обработкой раны на лбу Кавенанта. Как обычно, короткими, рублеными фразами Баннор сообщил, что рейменам удалось справиться с тварями, напавшими на их убежище, только благодаря помощи Великана. Однако бой затянулся, потери оказались очень велики; ночь подошла к концу, когда Баннор и Мореход смогли отправиться на поиски Кавенанта и Лены. ("Черт бы побрал этих юр-вайлов! - пробормотал Мореход, возясь с раной Кавенанта. - Очень может быть, что останется шрам".) Служители Гривы отпустили с ними только двух Кордов, Лэла и Вейна. В эту ночь с ранихинами что-то произошло. К удивлению и радости рейменов, мудрые лошади неожиданно устремились на юг, туда, где они могли укрыться в горах. Реймены сразу же отправились следом за ними. Лишь страх и беспокойство за Владыку Кольца заставили тех двух Кордов, которые сопровождали Баннора и Морехода, остаться с ними и помогать им во всем. Так вчетвером они начали свои поиски. Однако прошло уже слишком много времени; ветер и снег замели все следы. Они потеряли их к югу от Камышовой реки. Ломая голову над тем, куда мог отправиться Кавенант, они пришли к выводу, что, наверно, ему помог кто-то еще и он пошел на восток. Все вместе они поспешно двинулись в том же направлении - к водопаду реки Лендрайдер. Их продвижению неоднократно пытались помешать своры крешей и прочих тварей; они начали опасаться, что Кавенант уже успел покинуть Верхнюю Страну, пока они отбивались от них. Дойдя до Колосса, они наткнулись на банду юр-вайлов под командой Опустошителя, Херима-Триока, которые тащили Кавенанта. Баннор и Мореход испугались - он выглядел точно мертвый. Они атаковали юр-вайлов и прикончили их. Однако, прежде чем они попытались напасть на Херима, спасти Кавенанта и вернуть его кольцо, Херим-Триок призвал на помощь мертвую Елену, которая мгновенно явилась с Посохом Закона в руках. Без особых усилий она тут же справилась со всеми четырьмя. Чтобы помучить Триока, она отдала Вейна Хериму. Потом к ней присоединился Джеханнум и завладел телом Лэла. Остальное Кавенанту было известно. Баннор и Мореход нигде не заметили даже следов пребывания Лены. Они понятия не имели о том, почему Кавенант так долго добирался до Землепровала. Когда Баннор закончил. Мореход произнес с отвращением: - Камень и море! Я чувствую себя нечистым! Мне необходимо искупаться... Только море может смыть следы этого насилия. Баннор кивнул: - И мне тоже. Однако ни тот ни другой не двинулись с места, хотя река Лендрайдер была совсем рядом, в низине за холмами. Кавенант знал, что они полностью предоставляют себя в его распоряжение и они не хотят оставлять его одного. Да у них и самих имелось к нему множество вопросов, хотя Кавенант чувствовал, что пока еще не готов обсуждать то, что произошло. Помолчав, он спросил с болью: - Меня вызвал Триок... Но он умер. Почему я все еще здесь? Поразмыслив, Мореход сказал: - Может быть, потому, что был нарушен Закон Смерти. Кто знает, возможно, именно этот Закон приводил к тому, что ты исчезал из Страны, когда умирал тот, кто вызывал тебя. А может быть, потому, что я тоже приложил руку к этому вызову. "Да, - вздохнул про себя Кавенант. - Я обязан Мореходу не меньше, чем Триоку". Он не мог больше уклоняться от печальной обязанности вспомнить о том, что произошло с Леной. С печалью в голосе и сердце он рассказал им о ней - старая женщина, принявшая кровавый и бесславный конец, потому что в смятении своего ума она цеплялась за человека, причинившего ей зло. И ее гибель была последней, но не единственной трагедией этой семьи. Все они так или иначе пострадали от встречи с ним: гравелингас Трелл, Этиаран, его жена. Высокий Лорд Елена и, наконец, сама Лена. Он погубил их всех. Однако все случившееся изменило его, сделало совсем другим человеком. Вот почему, закончив рассказ, он смог задать свой следующий вопрос. - Мореход, - как можно мягче и осторожнее спросил он, - это, конечно, не мое дело. Но Пьеттен говорил о тебе ужасные вещи. Или он хотел, чтобы они казались ужасными. Он говорил... - Однако Кавенант не смог повторить слов Пьеттена. Он боялся, что они могли прозвучать как обвинение. Великан тяжело вздохнул, все его мощное тело обмякло. Он не отрывал взгляда от своих сцепленных рук, точно именно в них была скрыта его тайна; однако молчание не могло длиться вечно - он понимал, что должен ответить на вопрос. - Он говорил, что я предал свой род, что Великаны погибли все, до последнего ребенка, от руки торайи-Опустошителя, потому что я покинул их. Это правда. "Мореход! - внутренне застонал Кавенант. - Друг мой!" Слезы вновь подступили к его глазам. Баннор произнес отрешенно: - Коеркри многого лишился в тот день. - Да... - Мореход замигал, точно пытаясь удержать слезы, но глаза его оставались сухи - сухи, точно выжженная пустыня. - Да, многого. И я был меньшей из его потерь. - Ах, Кавенант, как мне рассказать тебе об этом? Этот язык не имеет слов, чтобы выразить происшедшее. Какими словами передать любовь к потерянной родине? Или мучительное унижение от того, что народ вымирает? Или гордость.., гордость своей верностью? Только одну верность мы и могли этому противопоставить. Мой народ... Великаны.., и я в том числе, по-своему.., исполнились ужаса и отвращения.., когда увидели, что их гордость попрана.., сброшена, точно прогнивший парус ветром. Обнаружив это, они и пошли ко дну. Все их надежды на возвращение, связанные с рождением тройни, в одночасье рухнули от одного удара, нанесенного рукой Презирающего. Кто в Стране мог помериться силами с Великаном-Опустошителем? Именно Бездомные стали средством для разрушения всего, во что они так верили. Оказалось, что их верность, которой они так гордились все долгие века, не принесла им ничего и ни от чего не спасла, и мысль об этом их уязвила. За все эти долгие годы они так привыкли к мысли о своей неприкосновенности - из-за того, что были такими преданными и верными, - что им даже в голову не пришло сопротивляться. Вместо того чтобы разумно оценить то, что с ними случилось... Вместо того чтобы сражаться, тем самым рискуя, конечно, стать слугами Душегуба... Они предпочли умереть. Я тоже - по-своему, конечно - был в ужасе. Но я уже сталкивался прежде с тем, с чем им до этого сталкиваться не приходилось. Я уже научился ненавидеть. Единственный из всего моего рода, я не был поражен случившимся. Не зрелище Великана-Опустошителя ужаснуло меня, а то, как себя повел мой собственный народ. Ах! Камень и море! Он-то и привел меня в ужас. Я разозлился на своих... Я метался по всему Коеркри, точно безумный, не находя ни в ком отклика, тщетно пытаясь разжечь хоть искру сопротивления в их сердцах. Но они.., они отложили в сторону свои инструменты, затушили костры и привели в порядок дома, точно.., точно просто собирались отправиться в путь. - Он неожиданно сорвался на крик: - Мой народ! Я не мог вынести этого! Униженный их покорностью, я бежал, бежал, чтобы не стать таким же, как они, чтобы не дать унынию полностью завладеть собой. Вот почему они погибли. Я, единственный, кто мог встать на пути Опустошителя, бросил их, когда они так нуждались во мне. Не в силах больше сдерживаться, он поднялся и хрипло произнес виноватым, срывающимся голосом: - Я грязный. Мне нужно.., отмыться. Он повернулся и зашагал к реке. Чувство беспомощности, которое овладело Кавенантом, вылилось в гнев. Дрожащим голосом он пробормотал, обращаясь к Баннору: - Если ты скажешь хоть слово ему в укор, я клянусь... И тут же остановил сам себя. В прошлом он слишком часто был несправедлив к Баннору; Страж Крови только и слышал от него, что подобные угрозы. Однако Баннор лишь пожал плечами. - Я - харучай, - сказал он. - Мы тоже оказались не на высоте. Следы порчи есть и на моем лице. Укорять других проще всего - к тому же это хорошая маскировка для того, кто служит Презирающему. Его слова заставили Кавенанта внимательнее приглядеться к нему. Что-то возникло между ними, что-то такое, чего не было никогда прежде - ни у Виселицы Хау, ни в убежище рейменов. В этом был некоторый оттенок обычной для Стража Крови подозрительности - но не только; встретившись с Баннором взглядом, Кавенант понял, что за этим стояло нечто большее. Тем же ровным голосом Баннор продолжал: - Ненависть и жажда мщения - тоже неплохие маски. Кавенанту было больно видеть, насколько постарел Баннор. Волосы побелели как снег - и брови тоже; кожа стала дряблой и покрылась морщинами, которые были теперь заметно глубже, словно нанесла их своим резцом сама смерть. Однако он по-прежнему был хладнокровным и собранным. - Юр-Лорд, - спокойно произнес он, - что ты собираешься делать? - Делать? - Кавенант приложил все усилия, чтобы сосредоточиться на вопросе Баннора, хотя от мысли о том, насколько тот стар, у него все еще щемило сердце. - Да, у меня есть еще дела. Я должен добраться до Яслей Фоула. - С какой целью? - Я должен остановить его. - Высокий Лорд Елена тоже пыталась остановить его. Результат тебе известен. - Да. - Кавенант был полностью согласен со словами Баннора и все же голос его прозвучал решительно. - Я должен сделать это лучше, чем Елена. - Тобой движет ненависть? - Не знаю, - честно признался Кавенант. - Тогда зачем ты идешь? - Потому что я должен. - Он вложил в слово "должен" то ощущение безотлагательной, не подлежащей обсуждению необходимости, которое испытывал сам. Он чувствовал, что просто убежать, скрыться, как он собирался сделать, оставляя Мшистый Лес, было недостаточно. Страна и ее проблемы по-прежнему держали его в крепкой узде. - Я наделал кучу ошибок и хочу попытаться исправить их. Задумавшись на мгновение, Баннор резко спросил: - Ты знаешь, как использовать дикую магию? - Нет, - ответил Кавенант. - Да... - Он заколебался; не потому, что не знал ответа, а потому что не хотел объявлять о нем во всеуслышание. Странное ощущение, что между ним и Баннором возникла некоторая скованность, стало еще отчетливее; и речь шла не просто о недоверии. - Я не знаю, как вызвать ее и как с ней обращаться. Но я знаю, что запускает ее. - Он внезапно отчетливо вспомнил, как Баннор требовал, чтобы он помог Высокому Лорду Протхоллу, вызвав Огненных Львов Горы Грома. - Если я смогу заполучить Камень Иллеарт - я смогу все. Теперь голос Баннора прозвучал жестко: - Камень портит людей. - Знаю. - Он понимал, что имел в виду Баннор. - Знаю. Поэтому я и хочу заполучить его. Он способен изменить все вокруг. Вот почему Лорд Фоул манипулировал мной. Вот почему Елена... Елена сделала то, что сделала. И вот почему Морэм возлагает на меня такие надежды. Но Баннор по-прежнему сомневался. - Не приведет ли он к еще одному Осквернению? Постаравшись, чтобы его голос звучал твердо, Кавенант ответил: - Надеюсь, что нет. Я бы не хотел этого. Страж Крови поднялся на ноги. Сверху вниз глядя на Неверящего, он сказал: - Юр-Лорд Кавенант, я тебе не товарищ в этом деле. - Нет? - поражение спросил Кавенант - в глубине души он уже рассчитывал на поддержку Баннора. - Нет. Я больше не служу Лордам. Резче, чем ему хотелось, Кавенант внезапно охрипшим голосом спросил: - Ты решил вообще больше нам не помогать? - Нет. Помогу, чем смогу. Все Стражи Крови хорошо знают Испорченные Равнины, Раздробленные Холмы и всю остальную местность поблизости - я расскажу тебе все о них, что мне известно. Но Риджик Тоум, дом, где обитает Порча, - это уже слишком. Заветным желанием Стражи Крови всегда было сразиться с Презирающим в его доме, схватиться с ним, как говорится, врукопашную. Я больше не стремлюсь к этому. Я должен быть с рейменами и ранихинами, там, где они прячутся в горах. Кавенант почувствовал за бесстрастным тоном, которым были сказаны эти слова, боль - ощущение, которое возникало у него всегда, когда он имел дело с этим человеком. - Ах, Баннор, - вздохнул он. - Ты так стыдишься того, что с вами произошло? В ответ Баннор приподнял седые брови, как бы удивляясь вопросу, но это только лишний раз подчеркивало, насколько близок Кавенант оказался к истине. - Нет, не стыжусь, - без колебаний ответил он. - Но я огорчен тем, что понадобилось так много столетий, чтобы мы поняли предел наших возможностей. В своей гордости и глупости мы зашли слишком далеко. Смертный человек не должен отказываться от жены, сна и смерти ни ради какого служения - иначе, потерпев в этом служении неудачу, он не способен будет ее вынести. - Он замолчал, как будто заколебавшись на мгновение, но потом закончил: - Ты не забыл, что Высокий Лорд Елена, вырезая свою последнюю скульптуру из кости, сделала ее похожей и на тебя, и на меня? - Нет. - Слова Баннора взволновали его. - Я никогда этого не забывал. Баннор кивнул и сказал: - Мне тоже надо вымыться. Не оборачиваясь, он зашагал к реке. Кавенант некоторое время наблюдал за тем, как он уходит, а потом прислонился головой к теплому камню Колосса и закрыл глаза. Он знал, что надо отправляться в путь как можно скорее - чем дольше он остается здесь, тем сильнее рискует. Лорд Фоул наверняка в курсе того, что произошло; вряд ли он мог не заметить внезапного уничтожения Посоха Закона. А узнав, он выяснит, что случилось. Он мог даже еще раз заставить Елену ожить, чтобы получить от нее ответы на все вопросы. Узнав все, что его интересовало, Фоул успел бы как следует защитить свои Ясли и выслать навстречу Неверящему поисковый отряд. Но Кавенант не был пока готов отправиться в путь. Он должен был сделать еще одно признание своим друзьям - последнее и самое тяжелое. Он сидел, впитывая тепло и энергию Колосса, и ждал, когда вернутся Баннор и Мореход. Покидая место, где погиб Триок, он не хотел уносить на плечах тяжесть хоть малейшего обмана. Их долго не было, но в конце концов Баннор и Мореход появились - мокрые, они спешили обсохнуть у теплого камня. Мореход вновь обрел спокойствие. Баннор с суровым выражением стоял с ним рядом. Несмотря на разницу в росте, они ни в чем не уступали друг другу. В какой-то момент Кавенант почувствовал одиночество, как будто он был не с ними. Но это чувство было мимолетным по сравнению с другим - с ощущением доверия и близости, которое охватило его, как только они оказались рядом. Страх, колебания, неуверенность - все тут же исчезло. - Есть еще кое-что, - без проволочек сказал он, обращаясь к ним обоим. - Одна вещь, которую я должен вам рассказать. Ему не хотелось видеть, как изменится выражение их лиц, когда он им все расскажет. Поэтому, не сводя взгляда со своего безжизненного кольца, он описал, как Лорд Морэм вызывал его в Ревелстоун и как он ответил тогда отказом. Он старался не вдаваться в подробности - ни о том, что именно сказал ему Морэм, ни о том, что произошло с девочкой, из-за которой он отклонил вызов. Рассказывая, он еще раз почувствовал, что не сожалеет о своем тогдашнем выборе - он просто не мог поступить иначе. Но Страна... Для нее это было не самое удачное решение, и она дорого заплатила за то, что он не откликнулся на призыв Морэма и не отдал свое кольцо в его руки. Он попытался объяснить причину - не хотелось, чтобы у Морехода и Баннора возникло впечатление, будто он что-то скрывает от них. Закончив, он наконец посмотрел на них, и ему стало ясно, что оба - хотя каждый по-своему - были огорчены тем, что услышали. После долгого молчания Баннор произнес, как всегда, спокойно: - Твой выбор дорого обошелся Стране, Неверящий. Очень дорого. Много зла можно было бы предотвратить... Мореход прервал его: - Дорого! Можно было бы! - Он усмехнулся. - Да будет тебе! Ребенок был спасен, вот что важно. Кавенант, друг мой, этот выбор дался тебе нелегко - так же, как и тот, что пришлось сделать мне, но я рад твоему выбору. Твоя храбрость... Камень и море! Я восхищен! - Ладно, называй это храбростью, если тебе так хочется, - без колебаний ответил Баннор. - Я остаюсь при своем мнении. Страна еще долго будет истекать кровью, чем бы ни закончился твой поход к Яслям Фоула. И снова Кавенант сказал: - Я знаю. - Он отчетливо понимал, как сильно упал в глазах Баннора. - Но я не мог поступить иначе. И... И не был готов тогда. А сейчас я готов - совершенно готов. - "Я никогда не буду готов, - подумал он. - Невозможно быть готовым к этому". - Может быть, сейчас мне удастся сделать то, что тогда я сделать бы не смог. Некоторое время Баннор пристально смотрел ему в глаза, а потом резко кивнул. - Ты пойдешь сейчас? - спросил он без всякого выражения. - Порча будет охотиться за тобой. - Да. - Кавенант вздохнул, потянулся и встал; ему не хотелось уходить от Колосса. Готов или нет, какая разница? - Пора двигаться. Идя между Баннором и Мореходом, он направился к тому месту, где кончались холмы и где с крутого обрыва Землепровала видны были Испорченные Равнины внизу. Когда он оказался на краю, голова у него закружилась - обрыв уходил вниз не меньше чем на две тысячи футов. Ухватившись с обеих сторон за руки друзей, он глубоко задышал, и вскоре ему стало легче. Через минуту он уже спокойно смог различать отдельные детали. У подножия холмов, справа от него, стремительно текла река Лендрайдер, тяжело обрушиваясь в конце через край Землепровала. Обрыв выглядел как четыре или пять огромных ступенек, поэтому вода падала не сразу до самого низа, а по уступам, ударяясь со страшным грохотом. От подножия водопада река текла дальше, устремляясь на юго-восток, в бескрайнюю пустыню Испорченных Равнин. - Здесь, - сказал Баннор, - здесь и начинается тяжкое испытание этой реки. Отсюда и дальше она больше не Лендрайдер - она превращается в Отравленную реку, и ее оскверненные воды устремляются к морю. Это - темная, отвратительная вода, годная только для ее собственных поганых обитателей. Какое-то время тебе придется идти вдоль берега. Держись ее, это все же надежней, чем идти напрямик через Равнины, где тебя будет подстерегать множество опасностей. И она приведет тебя к югу от Раздробленных Холмов. - Ты знаешь, - он кивнул Мореходу, - что Испорченные Равнины представляют собой широкое мертвое пространство вокруг мыса Риджик Тоум, на котором расположены Ясли Фоула. На этих безжизненных землях находятся Кураш Квеллинир - Раздробленные Холмы. Некоторые считают, что они представляют собой остатки когда-то разрушенных гор, другие - что это шлаки и отбросы из военных пещер Порчи, из печей и клеток, где живут мерзкие твари. Они находятся там, чтобы сбить с толку, запутать любого врага, который вздумает приблизиться к Яслям Фоула. И посреди них находится Горак Крембал - Убийственный Жар. От одного морского утеса до другого, расположенных по обеим сторонам мыса, пылающая лава защищает дом Порчи, так что никто не может проникнуть в саму утробу Яслей этим путем. Ворот тут нет - они просто ни к чему. Твари Порчи пробираются в Ясли Фоула и из них по туннелям, которые имеют выходы в тайных местах среди Раздробленных Холмов. Но чует мое сердце, что таким путем ты туда не доберешься. Я не сомневаюсь, что Великан сможет найти хотя бы один туннель среди лабиринта Холмов, но все входы и выходы из них надежно охраняют многочисленные отряды тварей Фоула. Ты не сможешь пройти. Я расскажу тебе, как можно пройти через Раздробленные Холмы с южной стороны. Самое узкое место Убийственного Жара находится там, где лава выливается в море через расселину в утесе. Великан сможет перешагнуть через это место. - Он говорил так спокойно и деловито, точно обсуждал, как лучше совершить приятную прогулку в горах, а не способ добраться до Порчи, как Стражи Крови называли Фоула. - Воспользовавшись этим путем, ты, может быть, появишься в Риджик Тоум, когда там тебя не будут ждать. Мореход внимательно слушал и кивал. Баннор перешел к описанию того, как, по его мнению, можно пробраться через лабиринт Раздробленных Холмов. Кавенант тоже старался ничего не упустить, но его внимание все время рассеивалось. Землепровал притягивал его к себе; он чувствовал, что вот-вот у него снова закружится голова, и это мешало сосредоточиться. "Елена", - вздохнул он про себя. Мысленно он потянулся к ней, надеясь, что воспоминание его поддержит. Но изумрудное сверкание заставило его вздрогнуть и застонать. "Нет! - мысленно воскликнул он, чувствуя, что голова кружится. - Я не хочу! Это МОИ сон, и я могу изменять его по своему желанию". Баннор и Мореход удивленно посмотрели на него. Он тут же вцепился в них обеими руками, не в силах оторвать взгляда от грохочущего водопада, который манил его вниз, за собой. Он глубоко задышал и медленно, палец за пальцем, заставил себя отпустить руки друзей. - Давайте пойдем, - прошептал он. - Я не могу стоять тут больше и ждать. Великан поднял свой мешок, со скептическим видом взвешивая его на руке. - Я готов, - сказал он. - Наши запасы скудны.., но что поделаешь? Пополнить их негде. Будем надеяться на алианту, которую можно найти в Нижней Стране. Не отрывая взгляда от водопада, Кавенант обратился к Баннору. У него не поворачивался язык попросить Стража Крови изменить свое решение, поэтому он сказал лишь: - Ты похоронишь Триока? Он заслужил приличную могилу. Баннор кивнули потом произнес: - Я сделаю кое-что еще. - Он засунул руку под свой короткий плащ и достал обожженные металлические наконечники Посоха Закона. - Я отвезу это в Ревелстоун. Когда мое время подойдет к концу, я вернусь в горы, к харучаям. По пути я заеду в Ревелстоун - если, конечно, будут еще существовать и сами Лорды, и их Замок. Я не знаю, представляет ли этот металл какую бы то ни было ценность, но, может быть, те, кто уцелеет после этой войны, найдут ему применение. - Спасибо тебе, - еле слышным шепотом, почти беззвучно произнес Кавенант. Баннор коротко поклонился Кавенанту и Мореходу. - Ищите помощь везде, где будете идти, - сказал он. - Даже на Испорченных Равнинах власть Порчи не беспредельна. Не дожидаясь ответа, он повернулся и заспешил обратно, к Колоссу. В последний раз мелькнула его спина на вершине холма.., и у обоих возникло отчетливое ощущение, что они никогда больше не увидят его. "Баннор! - простонал Кавенант. - К чему эта разлука?" Он чувствовал себя брошенным, покинутым - как будто у него отняли половину души. - Успокойся, друг мой, - вздохнул Мореход. - Он не хочет больше мстить. Две тысячи лет непорочной службы были осквернены - и все же он сделал свой выбор не в пользу мести. Такое решение нелегко далось ему - это вообще нелегкое решение. Возмездие... Ах, друг мой, возмездие - это сладчайших из всех темных сладостных снов. Взгляд Кавенанта был по-прежнему неотрывно прикован к водопаду. Вода бурлила и пенилась, все так же маня и притягивая его. - Черт возьми! - Он заставил себя встряхнуться. - Идем мы наконец, или нет? - Идем. Кавенант чувствовал на себе взгляд Великана, но упорно смотрел в сторону. - Кавенант... Юр-Лорд, зачем тебе испытывать мучительный страх, спускаясь вниз? Закрой глаза, и я отнесу тебя вниз, как от Смотровой Площадки Кевина. Кавенант едва сам слышал, как произнес: - Это было раньше. - Он вновь почувствовал головокружение. - Я должен спуститься сам.., для себя. И он тут же едва не упал на колени. Он нашел в себе некую точку, где возникало головокружение, и понял, что единственный способ справиться с этим - заставить эту точку, этот центр подчиниться разуму. - Лучше иди впереди - в случае чего подхватишь меня. Найти, поймать, схватить, удержать центр, где возникало кружение! Мореход с сомнением посмотрел на него и начал спускаться вниз, к ближайшему от водопада утесу. Кавенант, прихрамывая, шел следом. Великан дошел до обрыва, заглянул вниз, чтобы выбрать лучшее место для спуска, - и почти мгновенно исчез из глаз, оказавшись за краем. Какое-то мгновение Кавенант колебался, замерев на краю Землепровала. Водопад манил, словно приглашая отбросить все страхи и освободиться наконец от своего бреда. Это было бы так легко... Голова у него закружилась, он почувствовал, что не сможет противостоять этому манящему призыву. Но ощущение беспредельной высоты заставило бешено запульсировать кровь в ране на лбу. На мгновение сосредоточившись на этой боли, он почувствовал, что охватившая его паника - равно как и желание прыгнуть вниз - исчезла. Мысль о том, что головокружение может быть остановлено, если он обнаружит, где центр, и сможет воздействовать на него, вернула ему надежду на то, что он сможет спуститься. Головокружение не проходило, но оно потеряло для него остроту, отступив на задний план. Пульсирующая боль во лбу медленно стихала. Он не падал. Он чувствовал себя слабым, как грешник после долгого поста; казалось, он не способен удержать даже вес собственного тела. Опустившись на колени, он свесил с края ноги. Цепляясь руками за верхнюю часть обрыва и прижимаясь к нему животом, он вслепую искал опору для ног. Вскоре он уже полз по склону Землепровала вниз - спиной к разверзшейся под ним бездне. Спуск продолжался долго, но оказался не особенно трудным. Мореход подстраховывал его на всем протяжении пути, в каждом сомнительном месте. Хотя склон становился все круче, это компенсировалось тем, что все чаще попадались уступы, трещины и кустарник, так что все время было за что ухватиться. Великан с легкостью отыскивал путь, наиболее удобный для Кавенанта; в конце спуска тот двигался уже почти целиком самостоятельно. Когда наконец спуск закончился, Кавенант сразу же направился к водоему у подножия водопада и упал в холодную воду, чтобы смыть с себя пот и страх. Пока он мылся. Мореход наполнил водой из водоема кувшин и напился. Скорее всего, это был последний источник чистой воды, которым они могли воспользоваться. Потом Великан достал горшок с гравием и разжег для Кавенанта огонь. Обсохнув, Неверящий спросил, на сколько им хватит запасов еды. Великан нахмурил брови: - На два дня. Или на три-четыре, если в первые два дня удастся найти алианту, пока мы будем двигаться по Испорченным Равнинам. Но нам еще очень далеко до Яслей Фоула. Однако, друг мой, - он ухмыльнулся, - давно известно, что голод может многому научить. Я думаю, пройдя этот путь, мы станем гораздо мудрее. Кавенант поежился. Он уже имел некоторый опыт голодания и знал, что в результате происходит с человеком. А сейчас, похоже, его ожидала длительная голодовка; на лбу у него снова была рана, весь долгий путь ему предстоит проделать босиком. Похоже, все его планы заботиться о своей жизни снова летели прахом. Стягивая плащ поясом, он раздраженно пробормотал: - Помнится, я слышал от кого-то, что мудрость важна только в том случае, если она помогает жить. Или что-то в этом роде. В таком случа