из-под белых салфеток, которые закрывали стоявшие на столе блюда. Но Джа не чувствовала голода. Она чувствовала лишь досаду. Она хотела доставить удовольствие своему новому господину, а ему не понравилось ее платье. Если она не будет ему нравиться, он станет ее бить или продаст. Вот он взял ее руки, вот пристально взглянул. Она почувствовала, что краснеет, и не смела посмотреть ему в глаза. Он, должно быть, чувствует ее дрожь Она попыталась улыбнуться, как ее учила Жану. - Нет, не надо! - мягко сказал он. - Бедная моя Джа! Что они с тобой сделали? Он обнял ее, и она всхлипнула. Когда же девушка перестала плакать, он снял со стола скатерть и стер с ее лица и со своего плеча остатки краски. - Ты сама выбрала это платье? - спросил он. Она покачала головой. - А какое бы тебе хотелось? - поинтересовался Вэлли. - Расскажи, а я попытаюсь представить. - Шелковое, голубое, господин, - сказала она, все еще всхлипывая. - Длинное. С глубоким вырезом. - Это мои слова, - он улыбнулся. - Я и забыл. Я сказал, что ты будешь, как богиня. А что же Жану? Жану сказала, что рабы не носят ни шелка, ни голубого и что длинные платья не возбуждают. - Еще как возбуждают! - твердо заявил господин. - Мы им покажем! Сними свой кошмар и надень пока это. Он дал ей белую скатерть и отвернулся, пока она снимала с себя всю бахрому, бусы и блестки. - Вот так гораздо лучше! - сказал он. - Ты просто блистательна, Джа. Самая великолепная и обворожительная женщина, какую я когда-либо видел! Тебе не нужны такие вульгарные платья... такое бесстыдство. Иди сюда, сядь. Он дал ей выпить вина, а потом усадил за стол и не позволил ей прислуживать. Она заставила себя поесть, но и после этого дурнота не прошла, может быть, потому что ее тело так сильно пахло мускусом и лепестками роз. Он задавал вопросы. Она пыталась отвечать. С паломниками не нужно было разговаривать, и она не умела этого. Она рассказала ему о далеком Пло, о том, как там холодно зимой, - так холодно, что даже дети ходят одетые. Кажется, он ей поверил, хотя ей не верил никто во всем Ханне. Она рассказала все то немногое, что могла вспомнить о матери, а об отце она вообще ничего не знала, кроме того, что он тоже был рабом. Она рассказала ему о ферме, где выращивали рабов. Ей пришлось объяснить, что это специальные заведения, которые покупают младенцев-рабов и воспитывают их. Говорить с ним оказалось очень трудно, и беседа не клеилась. - Меня купил один человек из Фекса, - сказала она. - Мы плыли на лодке, приехали в Ханн, а матросы сказали, что мой хозяин - Иона, а он сказал, что это я - Иона, потому что он раньше уже плавал на лодках. Он пошел к Богине и попросил, чтобы Она вернула его домой, а меня оставил в храме как плату. Светлейший Шонсу был очень озадачен, хотя старался не подавать вида, и она поняла, что делает все не так. Потом наконец, к ее великому облегчению, светлейший Шонсу спросил, не хочет ли она лечь в постель. Она не могла доставить ему удовольствие ни своей беседой, ни своим новым платьем, но хорошо знала, что любят мужчины в постели. Однако и на этот раз у нее ничего не вышло. Он не разрешал ей делать те самые вещи, которые, по ее мнению, должны были понравиться ему, во всяком случае, паломники именно их и требовали. Она старалась изо всех сил. Он реагировал так же, как и все мужчины, но у нее возникало странное чувство, что на ласки отвечает только его тело, а душе его это радости не приносит. И чем больше она старалась, тем выходило хуже. - Ты, кажется, говорила, что на этой ферме тебя среди прочего еще учили шить? - спросил он утром, когда она надевала на себя покрывало. - Да, господин, - она кивнула. Он выбрался из огромной постели и подошел к ней. - Если мы купим ткань, ты сможешь сшить платье? Он истратил на нее столько денег, а она так и не доставила ему удовольствия... - Я попробую, господин, - ответила она, не дав себе времени даже подумать. - Так попробуй! - он улыбнулся. - Если я прикажу, то смогут ли найти помощниц для тебя? - Думаю, да. - Она скинула покрывало. - Покажите, как. Улыбнувшись своей мальчишеской улыбкой, он стал показывать - здесь облегающее, вот так обтянуть грудь, здесь свободное, здесь опять облегающее, внизу открытое. - И почему бы не сделать вот такой разрез? Когда стоишь, он закрыт, но при ходьбе будут видны твои прекрасные бедра. Внезапно она почувствовала, что дрожит от его прикосновений и улыбается ему в ответ. Он обнял ее и нежно поцеловал. - Сегодня вечером опять попробуем, - сказал он. - Краски не надо, а духов совсем немного, хорошо? Я скажу Жану, что моих женщин я люблю именно такими - в натуральном виде! Больше всего ты мне нравишься такая, как сейчас, а платье, какое бы ты ни сделала, все равно будет лучше, чем вчерашнее. Не успел Вэлли подумать, что дело сдвинулось с места, как опять возникли проблемы. Нанджи лежал на кровати в первой комнате, все его лицо было в синяках, нескольких зубов не хватало, на теле красовались самые разнообразные царапины и ушибы. Его новая желтая юбка, смятая и окровавленная, валялась на полу. - Не надо, лежи! - приказал ему Вэлли, когда тот попытался встать. - Джа, иди и скажи Жану, что надо послать за целителем. - Придвинув к кровати стул, он сел и стал рассматривать то, что осталось от лица Нанджи. - Кто это сделал? Виновными оказались Горрамини и Ганири, двое из тех троих, что избили Вэлли на потеху Хардуджу. Вэлли думал, что они ушли отсюда, но он ошибся. Мелью после перенесенного унижения остаться не смог, но эти двое все еще были здесь, тщательно избегая встреч с Седьмым. Нанджи вернулся от родителей и зашел в салон при казармах, чтобы немного пощеголять и покрасоваться. В салоне запрещалось драться на мечах, а врукопашную - нет, возможно, кулачные бои даже поощрялись, чтобы таким образом дать безопасный выход энергии. - Ну что ж, тем лучше! - взревел Вэлли. - Эти двое - мои давние должники, а теперь они еще и нарушили законы гостеприимства. - Вы их вызовете? - встревоженно спросил Нанджи, облизывая распухшие губы. - Как бы не так! - ответил его наставник, опять начиная скрежетать зубами. - Они нарушили правила чести! Я объявлю об этом всем и отрежу у них большие пальцы... Ведь это они нанесли первый удар! Ну, не совсем так... Первый удар нанес Нанджи. В эту ужасную ночь Вэлли обнаружил, что в словарном запасе Шонсу очень мало ласковых и нежных слов. Теперь же он узнал, что оскорблений, ругательств, брани и непристойностей в нем в избытке. Он в шестнадцати хорошо продуманных вариантах, ни разу не сказав два раза одного и того же слова, объяснил Нанджи, какую глупость тот совершил. Даже лежа на спине, Нанджи сумел съежиться от страха. - Но все же двое на одного - это бесчестно, - закончил Вэлли, а потом подозрительно посмотрел на своего побитого вассала. - Их ведь было двое против тебя одного? Ну, не совсем так. Ганири оскорбил Нанджи. Нанджи его ударил, а потом получил за это по заслугам. Ганири хорошо дрался, Вэлли уже знал об этом, он ниже, но плотнее Нанджи, у него растопыренные уши и расплющенный нос заправского борца. Потом, когда Нанджи удалось все-таки встать на ноги, Горрамини сказал то же самое, Нанджи попытался было на него замахнуться, но потерпел еще более сокрушительное поражение. Теперь ярости и изумлению Вэлли просто не было границ. Он не мог даже ругаться. - Значит, вместо того, чтобы объявлять о нарушении правил чести, мне придется на брюхе ползти к Тарру и просить, чтобы он тебя простил? Но что же такое они тебе сказали, что ты так потерял голову? Что же это за оскорбление, если за него надо драться два раза подряд? Нанджи отвернулся. - Говори, вассал. Я приказываю! - резко сказал Вэлли, почувствовав вдруг какой-то подвох. Совершенно убитый горем, Нанджи повернулся и взглянул ему в глаза. Потом он закрыл правый глаз и показал пальцем на веко, то же самое проделал и с левым, после чего уставился на Вэлли полными страдания глазами, но Вэлли так ничего и не понял. - Я же сказал "говори"! Словами! Тут ему показалось, что вассал впервые не захочет повиноваться, но вот юноша сглотнул и прошептал: - Мой отец плетет циновки, а мать работает с серебром. Можно было подумать, что он признается в кровосмесительстве или в том, что торгует наркотиками. Родовые знаки? Джа говорила о чем-то подобном, а Вэлли не решился спросить, где они ставятся. А загадка, которую загадал ему бог - там что-то про брата... Вэлли почувствовал непреодолимое желание подбежать к зеркалу и осмотреть свои собственные веки - что же там у него самого? - Ну и что? - спросил Вэлли. - Они - честные люди? Много работают? Хорошо обращаются со своими детьми? - Нанджи кивал. - Тогда гордись ими! Какая разница, чем занимается твой отец, если он хороший человек? Что за потрясающая разница в морали! Вэлли уже открыл рот, чтобы сказать, что его отец был полицейским, но вовремя остановился. В его ушах зазвучал звонкий смех, которым бог ответил на такое заявление. Это могло означать, что бог предвидел подобный разговор: ведь "полицейский" прозвучало бы как "воин", а значит, Вэлли не должен говорить об этом Нанджи. Однако отец Вэлли Смита на протяжении всей своей сомнительной карьеры понемножку занимался и тем, и другим, включая два года работы на ковровой фабрике. - Какое странное совпадение, Нанджи, - мой дед тоже плел циновки. Нанджи открыл рот. Если бы поклонение героям можно было измерить по шкале Рихтера, то Вэлли бы дошел сейчас до девяти с половиной. - Ну и какое это имеет значение? Ведь мой вассал - ты, а не твой отец. А сыновей делать он умеет, это ясно. Вот только мозги у него выходят плохо, ты, слабоумный кретин! В это время к ним торопливо вошел целитель. Пока он осматривал пациента, Вэлли незаметно проскользнул в соседнюю комнату и быстро захромал к зеркалу. На веках у него ничего не было. Так что об этом лучше пока не заикаться. Возвращаясь обратно, он стал думать о Нанджи. Эта непонятная закомплексованность своим невоинским происхождением вполне объясняла, откуда взялись его преувеличенные представления о чести и мужестве; типичный случай перекомпенсации, хотя на языке Мира такого слова нет. Здесь явно не помешает некоторая психотерапия. Если бы эта стокилограммовая гора мускулов могла заменить мудрого бородатого венского доктора... Да, для Зигмунда Фрейда тут непочатый край работы. Поэтому, когда целитель уверил светлейшего, что серьезная опасность его подопечному не грозит, получил свою плату и удалился, Вэлли приказал пострадавшему лежать тихо, а сам устроился рядом с ним на табурете. - Давай-ка поговорим о твоих неудачах в фехтовании, - сказал он. - Когда это началось? Или всегда было так плохо? Конечно же нет, ответил Нанджи, глядя в потолок; у него распухли губы, и говорить ему было трудно. Сначала начинающий Нанджи первого ранга был просто примером для всех. Бриу говорил, что он - прирожденный воин. Бриу говорил, что никто не может выучить сутры быстрее и точнее, чем он. Уже через две недели Бриу сказал ему, что можно было бы двигаться дальше, если бы не специальное правило, по которому второй ранг присваивают начинающим только через год. И вот через год после того, как он стал воином, Нанджи продемонстрировал свое воинское искусство в двух боях со Вторыми... - Ну я их и отделал! - воскликнул он с тоской. После этого он вновь взялся за тренировки, чтобы скорей получить третий ранг, но тут случилось нечто ужасное. Однажды утром он обнаружил, что, несмотря на все усилия, не может правильно держать рапиру. И с тех пор никто не смог снять с него этого проклятия. Так, подумал Вэлли, наконец что-то проясняется! - Скажи, - спросил он, - а не произошло ли в это же время нечто важное? Лицо Нанджи сделалось совершенно бледным, и синяки проступили еще отчетливей, и он весь напрягся. - Я не помню! - ответил он. - Ты не помнишь? Нанджи не помнит? Или он лжет, или же сама попытка что-либо вспомнить приводит его в ужас. Нет, он не помнит, он не хочет ничего говорить, он отвернулся к стене и зарылся в подушку. Вэлли был вполне уверен, что его догадка правильна. Новоиспеченный Второй внезапно узнал, что воины охраны не так честны и неподкупны, как это представлялось ему в его невинном простодушии. Он и теперь еще идеалист и романтик - так каким же он был раньше! Каким образом он узнал это? Связан ли он клятвой молчания? Чего ему стоило такое прозрение? Все это не имеет значения. А имеет значение лишь то, что Вэлли вовсе не психиатр, что в этом языке нет подходящих слов и что любая попытка объяснить что-либо Нанджи только усложнит его положение. - Хорошо, - сказал Вэлли, вставая, - я не могу объявить, что Горрамини и Ганири нарушили правила чести, и мне придется ползти к Тарру. Но я все равно с ними расквитаюсь, и поможешь мне ты. - Я? - раздался сдавленный голос Нанджи. - Ты, ты! Не позже, чем через неделю ты будешь драться с ними, и это станет частью испытания на четвертый ранг. Ты их разделаешь на глазах у всех. - Это невозможно, мой повелитель! - запротестовал Нанджи. - Не говори мне ничего подобного! - взревел Вэлли. - Я сделаю из тебя Четвертого, даже если ты протянешь ноги. Нанджи не спускал с него глаз; он решил, что его наставник говорит вполне серьезно, и душа его в восторге воспарила к небесам. Нанджи, четвертого ранга?! - Так, - сказал Вэлли, - ты вел себя невероятно глупо! Ты поставил меня в неловкое положение, ты подверг опасности мою миссию, ты задерживаешь нас здесь. Ты будешь наказан. Нанджи глотнул воздух и, предчувствуя недоброе, возвратился в реальный Мир. - Ты будешь здесь лежать до полудня, вот так, на спине, без еды. Это к тому же лучшее лечение для всех твоих ран. И попытайся вспомнить, что с тобой приключилось, что выбило тебя из колеи!.. Вэлли повернулся и шагнул к двери, а его вассал так и остался лежать в постели с открытым ртом. Потом светлейший вспомнил про собачью исполнительность Нанджи и сделал прощальный выстрел: - Это не значит, что и мочиться ты должен в постели! - и дверь за ним захлопнулась. Завтрак в тот день не доставил ему большого удовольствия. Тарру уже ждал его, сидя за большим столом в центре зала, и по бокам у него были четверо Пятых, а свободное место напротив явно предназначалось для светлейшего. Войдя, Вэлли не мог не заметить украдкой ухмыляющихся воинов - вот что бывает с теми, кто берет себе в подопечные сыновей ковровщиков. Вэлли извинился за поведение своего вассала и заверил хозяина, что виновный примерно наказан. Тарру неохотно принял извинения и улыбнулся. Непонятно, почему его улыбка всегда напоминала Взлли об акулах, ведь зубы у достопочтенного вовсе не острые, и глаза - совсем не похожи на стеклянные акульи зрачки, и морщины вокруг глаз - такое бывает у слонов, но не у акул, и почтенные седины - тут уж и вовсе нет ничего от хищника. Разве что взгляды, которые он бросает на седьмой меч, вкрадчивые, зловещие: так акула осторожно описывает свои круги возле обреченной жертвы. - Конечно, подобные оскорбления не делают чести и хозяевам, - сказал Вэлли, когда перед ним поставили тарелку с мясом. - Мне, наверное, стоит поговорить с наставниками этих доблестных воинов. Кто они? - Дело вот в чем, светлейший, - заговорил правитель, и лицо его при этом было совершенно непроницаемо, - они ведь не хозяева, они гости, такие же как и вы. Раньше их наставником был светлейший Хардуджу. Они попросили разрешения остаться здесь на некоторое время, и я согласился. Умно! Они думали, что Вэлли займет место Хардуджу. Если бы они выбрали себе нового наставника, кого-нибудь из охраны, они стали бы уязвимы. А теперь у них привилегированный статус, они гости, такие же как и Вэлли. Конечно, гость должен с уважением относиться к другому гостю, но теперь, когда они не боятся, что Шонсу станет правителем... - Значит, у них нет наставников? - спросил Вэлли, подозревая, что здесь что-то не так. - Они никому еще не принесли второй клятвы, - кивнул Тарру все с тем же непроницаемым лицом. В голове у Вэлли раздались какие-то предупредительные сигналы, но он не успел разобраться что к чему, потому что белобровый господин Трасингджи внезапно повернулся к Тарру и спросил: - А как продвигаются работы в тюрьме, наставник? - Похоже, эта реплика отрепетирована заранее: слишком уж певучим голосом она была произнесена. - Вполне успешно, - ответил Тарру. - Они пойдут еще быстрее, когда мы направим сюда плотников. Сейчас почти все они работают в конюшне. - Я и не знал, что здесь есть конюшни, - сказал Вэлли. - Храм, похоже, владеет всем? - Он не собирался никого дурачить. Тарру предусмотрел, что через эту дырку можно выбраться, и теперь заделывал ее: укреплял конюшню и, возможно, усилил там охрану. Пятые тоже ведут себя как-то странно. Вчера, узнав, что Шонсу не собирается занимать место Хардуджу, они совсем оттаяли, а сегодня утром в глаза ему смотрел только Трасингджи. Вскоре Тарру встал, извинился и ушел. Четверо Пятых последовали за ним как телохранители. Так значит, он это предвидел и клятву крови ему навязать не удастся. Вэлли остался совсем один. Его грызла тоска, ему казалось, что вокруг - дикие звери, они хищно ухмыляются. Невежественные варвары из каменного века! Кровожадные доисторические головорезы! Он пообещал богу, что станет воином, но он не говорил, что ему это непременно понравится. Всей душой он презирал этих буйных громил и их примитивную невежественную цивилизацию... Вэлли посидел еще немного, чтобы его уход не походил на бегство; потом встал и направился на женскую половину. Он позвал Жану и дал ей денег, чтобы его рабыня могла сшить себе платье. На лице Жану отразилось недоумение: что же, в конце концов, нужно светлейшему - женщина на ночь или белошвейка? Вэлли вышел на улицу и остановился на ступенях. В его душе бушевал неудержимый гнев, он то и дело кидал сердитые взгляды на площадку для парадов. Со стороны тюрьмы доносился стук молотков, и это было единственным, хоть и небольшим утешением. Но Нанджи - совершенно безнадежный случай, а все его попытки сделать для Джа что-нибудь приятное только пугали несчастную рабыню - возможно, она была бы счастливее, если бы жила своей прежней жизнью и ублажала паломников. Что же до Тарру - если этот предводитель шайки варваров думает, что сможет перехитрить Вэлли Смита, то... Прозрение блеснуло как вспышка молнии! Чуть не плача, Вэлли выругался. Ловушка! Забыв о своих больных ногах, он бросился вниз по ступеням и побежал к храму искать Хонакуру. 2 Стояла невыносимая жара. Казалось, с каждым днем она усиливается, и сейчас по земле стелились невидимые огненные волны; как только Вэлли выходил на солнце, ему начинало казаться, что безжалостные лучи прожигают его до самых костей. В храме он прошел по темным коридорам и вышел во внутренний двор, но даже здесь он чувствовал себя как в раскаленной печи. Ремни, на которых висел меч; прилипали к коже. Через несколько минут торопливыми шагами подошел маленький жрец, его синяя мантия в некоторых местах пропиталась потом, и только по этим признакам было ясно, что ее владелец не успел еще окончательно превратиться в змию. Сегодня после приветствий не было вежливых любезностей. Как только они уселись, один на табурет, а другой - на плетеный стул, Вэлли выпалил: - Жаль, что я хотя бы на время не принял вашего предложения. - Все можно еще изменить, - осторожно ответил жрец. - Слишком поздно, - сказал Вэлли. - Тарру меня опередил. Он принимает у охраны клятву крови. Вэлли рассказал о том, что внезапно стало для него столь очевидным. Ганири и Горрамини не приносили второй клятвы - они принесли третью. То, что случилось с Нанджи, произошло по приказанию Тарру это месть за его честность и за то, что его повелитель выиграл пари. Отношение к нему Пятых изменилось по этой же причине - они тоже стали вассалами Тарру, возможно, под угрозой меча. Наверное, Пятые чувствуют себя виноватыми, поэтому они и не могли смотреть в глаза человеку, которого им, возможно, придется бесчестно убить. Тарру не только предвидел и рассчитал все возможные шаги Вэлли, он сделал и свой собственный - да еще какой! Возразить нечего. Может быть, именно сейчас достопочтенный продолжает свою работу, и когда все охранники принесут ему клятву, ловушка для Вэлли будет готова захлопнуться. - Если я хоть что-нибудь предприму сейчас, - закончил Вэлли, - он нанесет удар. Не знаю точно, сколько человек из охраны у него в подчинении, но я думаю, их будет достаточно. Остальные все равно не пойдут против своих наставников. И я буду правителем, у которого нет ни одного воина. Сейчас я даже не могу убить этого ублюдка. Вассалы клянутся мстить Черт, черт, черт! Как обычно, Хонакура сразу все понял. - На своем новом посту он успел сделать многое, светлейший. Он ремонтирует тюрьму и конюшню. Он усилил охрану ворот. Что касается конюшни, это понятно, но зачем он ремонтирует тюрьму? Вэлли объяснил, в чем тут дело, но даже жреца удивило его сочувствие к обыкновенным узникам. - И что же вы будете делать, светлейший? - спросил он. - Не знаю, - признался Вэлли. - Сидеть тихо и ждать, пока заживут ноги. Теперь уже поздно искать сторонников. Если бы я и знал, кто из них честные люди, все равно, они, возможно, уже связаны клятвой крови и должны об этом молчать. Из-за этой чертовой клятвы я не могу ничего сделать. - Ага! - воскликнул Хонакура. - Значит, вам придется взять себе в помощники не воинов. У вас должно быть шесть человек. - Тут он замолчал, потому что появилась молодая жрица. Она поставила на стол поднос и, словно бабочка, упорхнула за дверь. - Как вам нравится это вино, светлейший? Оно немного слаще, чем то, которое мы пили вчера. Кубки были серебряные, а не хрустальные, на серебряном блюде горкой лежали аппетитные пирожные. - Шесть? Но почему? - спросил Вэлли. - Семь - священное число, - ответил Хонакура и, поймав взгляд Вэлли, нахмурился. - Бог ведь сказал, чтобы вы мне доверяли? Так доверяйте - всего вас должно быть семеро. - Я, Нанджи, Джа и ребенок - считать ребенка? А рабыню? - Верования не нуждаются в логике. Старик откинулся назад в своей плетеной клетке и несколько секунд разглядывал поднимавшийся над ним прозрачный полог ветвей. - Обычно рабов не принимают в расчет, но сейчас, я думаю, можно. Да, можно. Значит, сейчас вас четверо. Он отогнал мух и протянул Вэлли тарелку. Тот вежливо отказался. - Как дела у вашего подопечного? - спросил жрец. - Вы проверили, как он владеет мечом? - С мечом он не прошел бы и через пустой двор! - Вэлли вежливо отхлебывал вино, по вкусу слегка напоминающее дизельное топливо. - То, что с ним случилось, совершенно сбивает меня с толку, и я бы хотел услышать ваш совет, вы знаете людей. Вэлли не упоминал о своем предположении, о том, что Нанджи парализовало какое-то неприятное событие, он только попытался объяснить идею мозговой блокировки, как ее понимают на Земле. Правда, находить подходящие слова ему удавалось с трудом. - Я не знаю, как называется такое явление, но мне встречалось нечто подобное, - Хонакура кивнул. - Когда-то у меня был подопечный, который точно так же не мог запомнить некоторые сутры. Он был совсем не глуп, но иногда казался совершенным тупицей. - У меня то же самое! И вы нашли выход? - О да. Я его порол. Вэлли вспомнил место для порок и вздрогнул. - Ни за что! Так нельзя воспитать воина! - А как ваша рабыня, светлейший? Она прилежно выполняет свои обязанности? Всем телом ощущая пронизывающий взгляд жреца, Вэлли мягко улыбнулся. - Ей нужна практика, и я займусь этим лично. Все равно что пытаться провести жирную антилопу через клетку со львами. Жрец задумчиво посмотрел на него, а потом сказал: - Она всего лишь рабыня, светлейший. Вэлли не собирался обсуждать свою половую жизнь, но сейчас что-то его задело. - Я хочу сделать из нее друга! - Из рабыни? Да, боги нашли настоящего честолюбца. - Некоторое время Хонакура сидел с закрытыми глазами, а потом улыбнулся. - Вы никогда не задумывались, светлейший, о том, что и эта рабыня и этот молодой воин даны вам в качестве испытания? Вэлли не задумывался, и сейчас эта мысль очень не понравилась ему. - Купив рабыню, я уже нарушил свои принципы, - сказал он. - Если это устроил бог, то ему удалось меня обмануть. Но Нанджи я пороть не буду! Никогда, никогда! Хонакура кашлянул. - Может быть, вы не совсем правильно понимаете свою задачу. А если боги хотят проверить, не безжалостны ли вы? Или - достаточно ли терпеливы? - Он совершенно запутал собеседника и был этим очень доволен. Вэлли перевел разговор на другое: у него имелось еще столько вопросов к старику. - Расскажите мне о родовых знаках, священный. Недавно я узнал, что у меня их нет. - Я это заметил, - жрец улыбнулся. - Это очень странно, я такого никогда не встречал. На правом веке ставится знак отца, на левом - матери. Если бы вы не были воином, люди бы стали задавать вам вопросы. Он улыбнулся и замолчал, дав Вэлли время собраться с мыслями. - А у Шонсу в тот, первый день? - Тогда у вас были родовые знаки, - ответил жрец. - Я не помню, какие именно, но если бы их не было вовсе, я бы заметил это. - А ведь я должен найти брата! Наверное, бог убрал их специально? - Вероятно, так, - любезно кивнул Хонакура. Некоторое время Вэлли молчал, размышляя о всех своих затруднениях и неизбежно возвращаясь мыслями к Тарру. - Бог предупреждал, что мне придется научиться быть безжалостным, - сказал он. - Мне надо было его убить. Так поступил бы Шонсу, а возможно, и вообще любой воин седьмого ранга. - Значит, вы допустили ошибку, - заметил Хонакура. - И создали себе дополнительные трудности. - Нельзя было сказать, что он очень встревожен, но с другой стороны - о чем беспокоиться старику: ведь не его кровь прольется на песок. - Но от некоторых трудностей, светлейший, вы все же избавились. - Что вы имеете в виду? - Вы опасались разбойников, - жрец стал считать на пальцах, - неверных воинов и самого Тарру. Вынужден заметить, что следовало бы прибавить и жрецов - некоторые из моих коллег уверены, что меч Богини, если это в самом деле Ее меч, должен принадлежать храму. Но если этим всем займется достопочтенный Тарру, то он не станет связываться ни с разбойниками, ни со жрецами. А воины - среди них он как дома. Это правда. Пусть нечестивцы загрызут друг друга. Только это, к сожалению, скорее всего, произойдет уже после смерти Вэлли. - Я полагаю, - сказал Вэлли задумчиво, - что Богиня в конце концов найдет нового и более подходящего правителя для своего храма? - Непременно, светлейший, рано или поздно. Еще один Седьмой? Если будет рядом он, то с его помощью Вэлли всю охрану разделает на котлеты... - Рано или поздно, - повторил он. - Да, рано или поздно, - отозвался Хонакура. - Возможно, конечно, что мы ошибаемся, но если вас, светлейший, и в самом деле испытывают, то не следует ожидать, что он появится прежде... прежде, чем вы сами не решите все свои проблемы. - Черт! Мне нужно время! Время, чтобы зажили ноги! Время, чтобы найти друзей! Я просто вижу эту картину - раковая опухоль ползет по всей охране, один за другим, возможно, под угрозой смерти они приносят ему эту клятву. Когда он подчинит себе всех, или почти всех, он сможет нанести удар убить меня, забрать меч и скрыться. Если его ценность хотя бы и в десять раз меньше, чем вы говорите, он сможет бросить все и где-нибудь в другом месте начать новую жизнь. Или стать полным хозяином этого храма... Он замолчал, продолжая думать все о том же, а потом встретил довольный взгляд жреца. - Так значит, меч ему может и не понадобиться? Он ведь в состоянии просто ограбить храм! - сказал Вэлли. - Бывало ли такое раньше? Ведь за все эти тысячи лет кто-то из правителей должен был это попробовать? Морщинистое лицо старика осветилось широкой улыбкой. - По крайней мере пять раз. Впрочем, с тех пор прошло уже довольно много времени, и, я полагаю, скоро надо ожидать новых попыток. Но из этого ничего не выходит! Во-первых, эта клятва крови далеко не самая главная, светлейший. Согласно воинской заповеди на первое место всегда ставится воля Богини, а сутры - поток, не так ли? - Да. Значит, у храма есть защита. А у меня - нет! - Боюсь, что в этом вы правы. Но это еще не вся защита - отсюда можно уйти только на лодке. - Жрец усмехнулся и наполнил серебряные кубки. - Ну и что? - Вэлли смотрел на него непонимающим взглядом. - То, что лодки не плывут! - ответил Хонакура, удивляясь его несообразительности. - Богиня не станет помогать тем, кто разорил Ее храм! - То есть случается чудо? - спросил Вэлли. Нет, ответил ему жрец, это не чудо, это только Рука Богини. Лодки идут по Реке только туда, куда Она пожелает, потому что Река - это Богиня... - А Богиня - это Река, - закончил Вэлли, и рев его голоса заглушил беззубое шамканье жреца. - Боюсь, вам придется объяснить это поподробнее, священный. Времени на объяснения ушло довольно много, Хонакура никак не мог взять в толк, как это Вэлли абсолютно невежествен во всем, что касается Реки. Река только одна - она протекает по всему Миру. Нет, он не знает, где у нее начало и где конец. На Реке стоят все города, и Ханн тоже. Как правило, в нижнем течении Фон, а Ханн и Опо - в верхнем, но далеко не всегда. Наконец Вэлли стал кое-что понимать - география этого Мира может меняться. Теперь и рассказ Джа приобрел смысл. Он попросил Хонакуру рассказать об Ионах. Оказалось, что Иона - это человек, которого Богиня хочет видеть в каком-то определенном месте. Если он или она ступают на борт лодки, то эта лодка туда и плывет. Если же Богиня хочет, чтобы ты оставался там, где ты сейчас, то твоя лодка всегда будет сюда возвращаться. Нет, это не чудо, настаивал Хонакура. Так происходит всегда. Вот меч Вэлли - это и в самом деле чудо. Ионы бывают хорошие и плохие, но в основном хорошие - возможно, именно поэтому Вэлли не сразу понял, что значит само это слово. Как только Иона ступает на берег, лодка возвращается к своему обычному маршруту и очень часто получает большое вознаграждение. Похоже, этот Мир - очень интересное место. Значит, ограбление храма не может иметь успеха, но тем не менее бог особо предупреждал Вэлли о том, что его меч можно украсть. - А кто эти жрецы, которые верят в чудеса? - спросил Вэлли. Хонакура кинул злобный взгляд на каменный пол. - Мне стыдно в этом признаваться, светлейший, но среди жрецов есть такие, кто выказывает плачевное отсутствие веры. А некоторые уверены... Согласно легенде, этот меч получила Сама Богиня. А кое-кто считает, что это следует понимать следующим образом: меч попал сюда в качестве приношения, и все эти столетия он был спрятан где-то здесь, в храме. - Хонакура сердито взглянул на него. Меня обвиняют в том, что это я дал его вам, светлейший Шонсу! Теперь образ мыслей Тарру становится понятным. Хонакура невесело рассмеялся и опять протянул Вэлли тарелку с двумя оставшимися пирожными. - Не теряйте веры, светлейший! Боги не избирают дураков! Вы что-нибудь придумаете. Но теперь ваша очередь! Расскажите мне о вашем заоблачном мире. И весь остаток утра Вэлли просидел, скорчившись на табурете, и рассказывал Хонакуре о планете Земля - об Иисусе и Магомете, о Моисее и Будде, о Зевсе и Торе, об Астарте и всех остальных. Старик слушал с ненасытной жадностью. В тот день Вэлли провел разведку. В сопровождении точно так же хромающего Нанджи - вдвоем они напоминали жертв какой-то ужасной катастрофы - он опять осмотрел все владения храма. В некоторых местах Реку можно было перейти вброд, в некоторых других - взобраться на утес, но то и другое сразу никак не получается. Вниз по течению есть глубокие водовороты, так что о переправе на лодке или на плоту и мечтать не приходится. Вэлли уже знал, что этот каньон предназначен для защиты сокровищ Богини, и ничему не удивлялся. Высокая стена обрывалась, как и говорил Нанджи, в воде - быстрой, глубокой и бурной воде. Обойти вокруг нельзя. Некоторое время Вэлли стоял около ворот, наблюдая, как приходят и уходят паломники. Среди них часто попадались торговцы, ремесленники; шли и рабы с тележками. У входа в храм всегда много народа, теперь на страже здесь стоят восемь человек, из них трое - четвертого ранга. Однажды он уже прошел мимо них незамеченным, но чудеса никогда не совершаются по требованию. Работа в конюшне заключалась в том, что плотники поставили новые тяжелые двери с маленькими окошечками, забранными прутьями. Воин шестого ранга должен знать почти все сутры, и Тарру был хорошо знаком с теми, которые касались фортификационных сооружений. В храме очень хорошо живется. Но теперь для светлейшего Шонсу это место стало весьма комфортабельной тюрьмой. Сколько еще времени Тарру позволит ему отдыхать здесь? Когда он двинет вперед свою армию? К вечеру Нанджи почувствовал себя лучше. Он даже почти пришел в свое обычное приподнятое расположение духа. Вэлли сообщил ему, что вечером ему предстоит выполнять обязанности секретаря - прозвучало это как "глашатай", - и они отправились на женскую половину за Джа. Она в смущении остановилась у порога, чтобы они полюбовались ее платьем. Для Вэлли это не составило труда. В Париже бы оно, конечно, не прошло; все формы оно подчеркивало чересчур вульгарно, но с другой стороны голая грудь, меч, ремни - все это тоже имеет свои возбуждающие элементы, так что сейчас они находятся в равном положении. Джа выбрала шелк цвета морской волны, такой прозрачный, что казалось, он может растаять как дым, и сшила обыкновенный узкий наряд, который не скрывал ни одной линии ее восхитительной фигуры. Передний вырез опускался до самой талии, сквозь прозрачную ткань просвечивали соски; их вид возбуждал Вэлли сейчас гораздо сильнее, чем вчерашняя бахрома и яркая краска. Стоило Джа сделать несколько шагов, и сзади в разрезе показалось атласное совершенство ее ног. Нанджи раскрыл от удивления рот и издал низкий рычащий звук, видимо, местный эквивалент восторженного присвистывания. Потом он с тревогой взглянул на своего повелителя. Вэлли только усмехнулся в его сторону, не в силах отвести глаз от своей рабыни. - Если ты сможешь ограничиться разглядыванием, - сказал он, - я не стану вытряхивать из тебя внутренности. Он решил, что Джа совершила свое собственное чудо, о чем и сообщил ей между поцелуями, а она засияла от удовольствия, довольная тем, что доставила радость своему господину. Нанджи повел их в то место, которое здесь называлось салоном, в вечерний центр развлечений при казармах. В вестибюле древний однорукий слуга охранял ряд мечей. Нанджи послушно вынул свой и передал ему. Вэлли только удивленно поднял бровь: ему вовсе не хотелось, чтобы Тарру получил награду совсем без борьбы. Слуга вежливо улыбнулся и с поклоном пропустил его вперед. Ни на один салон, когда-либо виденный Вэлли, этот не походил. Здесь было всего понемножку - бар, танцевальный зал, ресторан, клуб, великосветский салон и бордель. Все это находилось под открытым небом, на террасе стояли столики, а вдоль балюстрады горело множество факелов. Музыканты извлекали из своих инструментов какие-то странные воющие звуки, а молодежь топталась и прыгала на танцевальной площадке. У ограды собрались молодые мужчины, они пили, разговаривали, смеялись и ссорились. Для столь иерархического, строго организованного общества, местная ночная жизнь казалась на удивление свободной. Правда, на верхний балкон допускались только люди высокого ранга и их гости - Нанджи как раз подходил под эту категорию - но это было, пожалуй, единственным ограничением. Каждый шел, куда хотел. Здесь были мужчины со своими женами, рабынями или просто казарменными женщинами, они ели, пили, разговаривали и танцевали. Воины понимали, что ногам нужна нагрузка, танцевать они любили и умели. За еду, питье и женщин надо было платить, возможно, таким способом сдерживали необузданные порывы молодежи, но прислужник любезно сообщил Вэлли, что для гостей все эти услуги предоставляются бесплатно. Вэлли выбрал столик наверху, сел боком к ограждению и стал смотреть на людей, забыв на какое-то время о всех своих трудностях. Конечно же, вся верхушка должна была представить ему своих жен, потому он часто вставал и опять садился. Когда он встает, должна вставать и его рабыня. Вэлли с интересом заметил, как пристально все рассматривают ее платье и как она едва заметно поворачивается, чтобы показать его со всех сторон. Длинные платья не возбуждают - очевидно, это местное общественное мнение, поскольку почти на всех женщинах были очень короткие и вызывающие одеяния, все увешанные бахромой и блестками. На некоторых же и вовсе не было ничего, кроме бахромы. Для праздничной одежды цвета рангов, видимо, не имеют значения, по крайней мере здесь, в казармах, но длинное платье Джа удивило всех, и по выражению мужских лиц стало понятно, что общественное мнение, скорее всего, пересмотрят. Через некоторое время Нанджи извинился и спустился вниз. Несколько минут он танцевал какой-то дикий танец с едва одетой девушкой, а потом исчез. Вернулся он на удивление быстро и осушил целую кружку пива. Пока они ели, Нанджи повторил все это трижды. Они уже заканчивали ужин, когда в дальнем конце галереи что-то произошло. Вэлли насторожился. Но вот из темноты появилась фигура, которая стала причиной беспокойства. Вэлли поставил свой кубок на стол и уставился на нее в полном недоумении. Она была огромной и отвратительной - женский вариант борца сумо. Практически обнаженное тело кое-где украшали бахрома и блестки, которые еще больше подчеркивали ее жирное уродство. Слои краски не скрывали ни морщин, ни сломанного коса. На лице у нее алели шрамы, а левый глаз закрыла расшитая стеклярусом повязка. Толстый слой жира, варикозные вены... "груди, как ведра", как сказал Нанджи. Это был не кто иной, как Дикая Ани. Ее приход вызвал всеобщее оцепенение. Легко предположить, что рабам в салоне совсем не место. Сработал инстинкт Шонсу: как только случается что-то неприятное, проверь, нет ли здесь диверсии, Вэлли сразу же заметил внизу группу Вторых: они усмехались, что будет дальше. Он опять взглянул на Дикую Ани, а она уже направлялась к нему, пробираясь сквозь столы. При ее тучности это оказалось нелегким делом. Двое Пятых поняли, куда она идет, и вскочили, чтобы загородить ей дорогу. - Шонсу! - закричала она, раскинув руки и нетвердо держась на ногах. Пятые схватили ее, опасаясь, чтобы благородному гостю не было нанесено оскорбления. Кто-то из молодых, конечно же, подпоил старуху и натравил ее на Шонсу. Рабыню могли и наказать за это. - Ани! - зарокотал он своим громовым голосом. Вэлли вскочил и протянул к ней руки, а Нанджи оцепенел от ужаса. - Ани, любимая! Воины отпустили ее и, уставились на Седьмого. Ани моргнула, а потом с настойчивостью пьяного опять двинулась вперед. Люди приходили в ярость, когда эта жирная туша протискивалась между их столами, но Ани все-таки обошла весь балкон и, оказавшись рядом с Вэлли, с любопытством осмотрела его единственным глазом и повторила: - Ты - Шонсу? - Ани! - воскликнул он, все так же протягива