даний в готическом стиле, тенистые вязы, залитый солнцем центральный газон. Готика, конечно, смахивала на пышные особняки железнодорожных магнатов. Однако время уже наложило на фасады свой отпечаток. Очень скоро все это будет считаться настоящей стариной, даже по английским меркам. "Интересно, - подумал он, - во что обойдется послать сына учиться в место вроде этого - даже без круглогодичного содержания. Впрочем, раз ты задаешься таким вопросом, значит, уже не можешь себе этого позволить". Если бы Элси подарила ему сына, мальчик пошел бы по стопам отца - прямиком в приходскую школу Грейфрайерз. Обучился бы читать, писать и считать и в четырнадцать покончил бы с учебой. Все это классическое образование с перспективой поступления в университет - не про нашего брата. Отсюда выходят офицеры, министры - люди, правящие империей. Высший свет начинается здесь, на фабрике снобов. Машина плавно остановилась перед огромным парадным входом. Ни портика, ни высокого крыльца здесь не было, хотя архитектура здания и намекала на такую возможность. Утро стояло волшебно мирное: где-то ворковали голуби, да тихо пощелкивал и шипел, остывая, мотор. - Тюдор-Хауз, сэр, - объявил шофер, открывая дверцу. Ну да, ему положено знать, ведь он довольно часто отвозил сюда молодого господина. Лизердейл выбрался из "роллса". - Полагаю, я не задержусь здесь больше чем на двадцать минут... во всяком случае, вы вполне успеете выпить чашечку чая, если хотите. На профессионально бесстрастном лице появилось подобие вежливой улыбки: - Ну что вы, сэр! Я подожду здесь. Откуда-то выбежали человек восемь мальчиков и с любопытством обступили машину. Они разнились по росту от немногим более четырех футов до немногим менее шести, все в шляпах и взрослых костюмах - и ни одной руки в кармане. Они стояли на почтительном расстоянии, чтобы, не дай Бог, не коснуться машины и не навлечь на себя гнев водителя, и вполголоса обменивались репликами типа: "Ух ты! Развивает больше..." или "Движок не меньше тридцати лошадиных сил!" Должно быть, у них родители в колониях и никого родных в Британии, вот им и приходится торчать здесь все летние каникулы. Боже правый, да сколько же стоит хотя бы одевать ребенка так? Будь это утро субботы, Лизердейл решил бы, что они собрались на церковный парад. Тут он заметил, что самый высокий мальчик - с востока, да и кожа остальных троих тоже отличалась разными оттенками шоколадного. Возможно, они и не христиане вовсе. Слегка опешив от такого предположения, он поднялся на крыльцо. - Инспектор Лизердейл? Говоривший стоял в дверях - бородатый мужчина с брюшком, изрядно напоминавший покойного короля Эдуарда. "А как вы думаете, кто еще может испортить такое замечательное летнее воскресенье?" - Мистер Джонс? Джонс все смотрел мимо посетителя на машину в тысячу гиней. Возможно, его удивление и имело под собой некоторые основания. Полисмены не имеют обыкновения разъезжать этаким вот манером. В прихожей, пышной, погруженной в полумрак зале, царила такая тишина, что казалось, будто она отдается эхом от стен. Здесь пахло кремом для обуви, мелом, тетрадями и промокашками. Мраморная лестница с чугунными перилами вела куда-то вверх. Лизердейла проводили в комнату, где стояли старомодные кресла и неистребимо пахло трубочным табаком. При том, что окна были открыты, воздух казался затхлым и мертвым. Со стен, зажатые книжными полками, смотрели портреты пожилых джентльменов; линолеум на полу истерся до опасных пределов. - Это наша учительская, - пояснил Джонс, хотя в этом не было никакой нужды. - Разрешите предложить вам чаю, инспектор? Лизердейл отказался от чая и выбрал кресло спинкой к окну. Оно оказалось удобнее, чем можно было ожидать; пожалуй, даже слишком удобное для человека, которому удалось поспать только два часа. Джонс уселся напротив, предварительно убрав номер "Таймс", каковым помахал в воздухе, что, вероятно, означало крайнюю степень возмущения. - Читали утренние новости? Эти прусские бандиты вторглись в Люксембург! И объявили войну России. Бельгия, Голландия, Швеция - все объявили мобилизацию. Бандиты! - Плохо, - согласился Лизердейл. - Кайзер просто маньяк! Неужели он не понимает, что у нас слова не расходятся с делом? Англия уже не первый год ясно дает понять, что в случае вторжения в Бельгию или Люксембург мы не останемся в стороне, разве не так? Неужели эти слепцы надеются, что мы не сдержим слова? Что на них не обрушится вся мощь Британской империи? - Он сердито хлопнул газетой по колену. - Гунн ведь даже не скрывает планов разбить Францию с Россией, а потом взяться за нас. Лизердейл издал звук, долженствующий означать согласие. Сходство Джонса с покойным королем было прямо-таки поразительным, если не считать того, что Джонс носил пенсне, поблескивавшее в солнечных лучах. По давней привычке Лизердейл мысленно составил его описание: возраст - за пятьдесят, рост - пять футов восемь... нет, девять дюймов, вес - около четырнадцати стоунов [1 стоун = 14 фунтам = 6,34 кг], одет аккуратно, волосы - каштановые, седеющие на висках, борода окладистая. - Я хочу сказать, у нас просто не остается иного выбора, правда? - не унимался Джонс. - Если у него самая большая армия в мире и он ее все наращивает, а его соседи, глядя на это, начинают тревожиться и прикупают себе несколько лишних пушек, а немцы поднимают крик, что их окружают... - Он замолчал, словно потеряв нить рассуждения, и выпрямился, готовый выслушать посетителя. - Безумцы! - добавил он. - Гунны! Джонс говорил с чисто оксбриджским произношением, в котором не осталось и следа от говора его предков, шахтеров из Уэльса, чуть растягивая гласные, отчего речь - намеренно или нет - приобретала оттенок надменности. Он был одет в коричневый твидовый костюм от Харриса, пару крепких ботинок и неожиданно старомодный галстук. Лизердейл решил, что галстук ему не нравится. Какую бы школу, университет или полк этот галстук ни олицетворял, в данный момент он красовался на ослепительно белом воротничке исключительно для того, чтобы произвести впечатление на него, Лизердейла. - Я постараюсь не задерживать вас более, чем необходимо, мистер Джонс. - Он вытащил из кармана блокнот. - Мне нужна кое-какая информация общего характера. Если точнее, мне хотелось бы посмотреть личные дела двоих ваших мальчиков. Точнее, на сегодняшний день уже бывших ваших. - Мне очень жаль, инспектор, но это совершенно невозможно, - серьезно ответил Джонс. Возможно, он просто забавлялся, водя сельского полисмена за нос. А может, он всего-навсего цыпленок, которого оставили стеречь ферму, боящийся шаг ступить, пока овчарки проводят выходной у моря? - Речь идет не о краже яблок из чужого сада, мистер Джонс. - Уж не думает ли тот, что у Лизердейла нет лучшего занятия в воскресенье? Наставник потеребил бороду кончиками пальцев. - Я не сомневаюсь, что вас привело сюда серьезное дело. Я был бы рад помочь вам, инспектор, однако шкаф с личными делами заперт, и у меня нет ключей. Ну конечно, для него теперь важнее всего поддержать репутацию школы. В нем за версту виден наставник - человек, которому приходится постоянно следить за своей речью. В этом он походил на священника. Одним словом, книга с пожелтелыми, обтрепанными страницами и истертой обложкой с облупившейся позолотой. Всегда можно сказать заранее, на какой странице откроется такая книга. Джонс взялся за подлокотники, словно собирался подняться из кресла, завершая беседу. - Жаль, что вы не упомянули документы, когда звонили сюда, инспектор. Я бы сберег ваше время, и вам бы не пришлось напрасно ехать сюда. Я объяснил бы вам, что наше начальство вернется не раньше, чем в четверг, и что со всеми серьезными делами следует обращаться к нему. Видите ли, я всего лишь, так сказать, in loco magistr [заменяю магистра (лат.)], так что не полномочен давать какие-либо объяснения. - Пенсне блеснуло. Нет, это не свидетель, которого нужно водить, как десятифунтового лосося на пятифутовой леске. Какое там - обычный сторожевой пес, которого надо приструнить, чтобы знал свое место. Тогда он поможет, если только знает что-то. Присяжные ни за что не вынесут обвинительный приговор, если им не предоставить убедительные мотивы преступления. Джонс может пролить свет на мотив этого преступления. Кто нападал - убийца или жертва? А может, оба? Лизердейл решил попробовать еще несколько капель меда, прежде чем добавить дегтя. - С вашего позволения, ваше полное имя, сэр? - Дэвид Джонс. Преподаватель французского. Сколько сотен мальчиков научились говорить по-французски с этим произношением? - Вы здесь уже... сколько лет? - Десять... нет, одиннадцать. А до этого... - Спасибо, это не обязательно, сэр. Мне просто хотелось знать, насколько хорошо вы знакомы с интересующими меня мальчиками. Пенсне вновь блеснуло, и взгляд Джонса стал непроницаемым. - Инспектор, я не уверен, что могу обсуждать кого-то из наших учеников без соответствующего разрешения администрации или по крайней мере не посоветовавшись с адвокатом. Ну что ж, забавно! - Ключи от шкафа с личными делами - у кого они? - У ректора, разумеется. У доктора Гиббса. - А запасной комплект? У вас имеется запасной комплект? - Право, не знаю. Если и есть, мне неизвестно, где он. - Мистер Джонс, дело не может ждать до четверга. Как мне связаться с ректором? Джонс улыбнулся, сверкнув золотым зубом: - Не думаю, что вам это удастся, инспектор. Он собирался на Крит - на раскопки. С ним четверо мальчиков из старшего класса, и еще двое догоняют их - во всяком случае, они собирались туда. Полагаю, доктор Гиббс и его спутники сейчас в Греции. И со сложившейся на континенте ситуацией, боюсь, их возвращение может занять больше времени, чем планировалось. Лизердейл с минуту задумчиво смотрел на него. - Скажите, согласно правилам, члены совета попечителей могут дать такое разрешение? Джонс задумался. - Полагаю, что могут, однако совет обыкновенно... - Собственно, сэр, мы с вами работаем на одного человека. Генерал Боджли не только председатель вашего совета, но и мой старший констебль. Возможно, мне стоило привезти с собой записку от него, но мне показалось, что вы поможете и так. - Помочь? Уверяю вас... - Если быть точным, это его машина с шофером ждет меня на улице. Возможно, если мы дозвонимся к нему по телефону... Сторожевой пес, виляя хвостом, ластился к ноге. - Инспектор... э-э... Лизердейл, поверьте, я делаю все, что в моих силах! Я не знаю, где хранятся ключи. Я не знаю точно, где сейчас наш ректор. Я могу показать вам телеграмму от него, но она отправлена с какого-то полустанка в Австрии, так что, боюсь, она вам не поможет. Наш казначей отдыхает в Швейцарии. Если только у генерала Боджли нет запасного комплекта ключей - в чем я очень сомневаюсь, - я даже представить себе не могу, у кого они вообще могут быть. - Джонс в сильном волнении вцепился левой рукой в бороду. - Разве у доктора Гиббса нет секретаря? - Катается на лодке в Блэкпуле, кажется. Сейчас же август, инспектор, самый разгар каникул! Вся Англия отдыхает. Впрочем, если кто-то из Фэллоу попал в беду, я, разумеется, готов оказать следствию любую посильную помощь. Вот так-то оно лучше. Лизердейл кивнул. - Мне нужна информация о двоих ваших учениках, вот и все. - Как их зовут? - Один - Эдвард Джордж Экзетер. Джонс застыл. - Экзетер? О Боже! Надеюсь, вы не хотите сказать, что они попали в эту историю на Балканах? - Насколько мне известно, сэр, к Балканам это не имеет ни малейшего отношения. - Но ведь именно Экзетер и Смедли направлялись вдогонку доктору Гиббсу. Те двое, о которых я говорил. - Им пришлось прервать поездку. Они вернулись домой из Парижа. - Ну что ж, уже легче. Право же, легче! Я так беспокоился о них, и я... - Улыбка Джонса исчезла так же быстро, как появилась. - Вы хотите сказать, произошел несчастный случай? - Нет, сэр. На этот раз шок, поразивший Джонса, был действительно неподдельным. - Экзетер попал в беду? - Что вы можете сказать мне о нем, сэр? Учитель глубоко вздохнул: - Экзетер был одним из лучших выпускников этого года! Прекрасный во всех отношениях молодой человек! Он жил здесь, в Тюдор-Хауз! Я был его наставником, инспектор, так что хорошо его знаю. Экзетер, пожалуй, последний, кого я мог бы заподозрить в нарушении закона! Ведь дело в этом, правда? Вы имеете в виду, что им интересуется британская полиция? - Боюсь, дело обстоит именно так. В замешательстве Джонс вытащил из кармана льняной носовой платок и промокнул вспотевший лоб. Его расстройство и удивление казались искренними. - Я хотел сказать, я надеюсь, с ним не случилось никакого несчастья? - Пожалуй, преждевременно делать заключения, сэр. Против него пока не выдвинуто обвинений, но на сегодняшний день ситуация выглядит достаточно мрачно. - Господи, спаси и помилуй! - Джонс откинулся на спинку кресла. - Экзетер? Я выдвинул его на аттестат с отличием, инспектор, и он полностью оправдал мои надежды. Я не мог бы дать высшей оценки никому - ни одному из моих мальчиков. Вы не просили... я хочу сказать, я вел записи о своих мальчиках из Тюдора. Я с радостью предоставлю их вам. - Он снова сделал попытку встать, хотя на сей раз значительно более энергично. - Позже, сэр, я буду рад ознакомиться с ними. А пока я хотел бы услышать, что вам известно о нем. Характер, происхождение. В особенности - семья. Джонс снова погрузился в кресло, вытирая лицо платком. Он помолчал, собираясь с мыслями, потом заговорил, не поднимая глаз: - Лидерство, инспектор. Наш основной продукт - лидерство. Они попадают к нам совсем детьми. А выходят от нас молодыми людьми. Довольно невинными молодыми людьми, если мерить мировыми мерками. Но зато из того сплава, что позволит им служить империи. Часто паренек, окончив эту школу, через три или четыре года получает под свое начало территорию примерно в половину Англии: администратор, судья, солдат, инженер, сборщик налогов, блюститель порядка - все в одном лице. И не ради власти, не ради денег, но единственно из чувства долга! Лизердейл ждал. Джонс блеснул стеклами пенсне. - Латынь, греческий и прочие науки сами по себе ничего не значат. В этом мире важно не то, что вы знаете, но то, что вы собой представляете! Esse non sapere [не в мудрости суть (лат.)] - вот школьный девиз. Мы учим их чести, достоинству и искусству актера. Вот что они выносят отсюда. Не все, конечно, далеко не все. Но лучшие действительно овладевают этим в полной мере. Экзетера я причислил бы к лучшим. - Он упрямо посмотрел на полицейского. Миссис Боджли говорила примерно то же самое. - Конкретнее, пожалуйста. Джонс убрал платок в карман. - Эдвард Экзетер? Родился в Британской Восточной Африке, если не ошибаюсь, в девяносто шестом. Сюда попал, когда ему было около двенадцати лет. Вышел - формально - неделю назад. Прекрасный ученик, гордость школы. Похоже, этим летом у него будет шанс послужить родине. Он сделал паузу. Лизердейл продолжал молча ждать - он чувствовал; еще немного, и что-то проявится. - На долю Экзетера и так уже выпало достаточно трагических переживаний. Вы, наверное, помните о событиях в Ньягате? - Смутно. - Отец Экзетера был администратором округа. Они с женой оказались в числе убитых. Все произошло за несколько дней до того, как они собирались уехать в отпуск. - Генерал упоминал об этом - вскользь. Впрочем, он... гм... не вдавался в подробности. - В общем-то это было мягко сказано. Джонс поморщился: - Вам стоит почитать официальное заключение. Все это дело - из тех бессмысленных кровопролитий, что, похоже, являются неизбежной платой за прогресс. Видите ли, меньше десяти лет назад весь этот район и на карту-то нанесен не был. Варварство продолжает тлеть под самой поверхностью. Враждебно настроенные воины из соседнего племени - меру или как их там, голод, браконьерство... резня и все сопутствующие ужасы и как результат - карательные меры. Одним словом, история движется вперед, оставив позади еще несколько могил. - Мистер Джонс тяжело вздохнул. - Сколько Экзетеру тогда было лет, сэр? - Шестнадцать. - Он находился здесь, в Фэллоу? Как он это воспринял? - Право же! А вы как думаете? Он был сражен, разумеется. Сообщение о трагедии пришло в выходной, и никто из Уайтхолла не дал себе труда известить его. Так что он узнал обо всем из газет утром в понедельник. Он не видел родителей четыре года и как раз надеялся повидаться с ними летом. - Братья, сестры? Джонс снова вздохнул: - Никого. Он замечательно быстро справился с отчаянием. Сильный характер. Его оценки почти не понизились. А потом, когда худшее, казалось, было позади, опубликовали результаты расследования, и это снова разбередило раны. - Будьте добры, сэр, повторите еще раз название местности. И точную дату - во всяком случае, настолько точную, насколько вы помните. - Лизердейл уже знал, что ему будет оказана вся возможная помощь. Он не получил никакого удовольствия - слишком легкой оказалась победа. - Каким образом, сэр? - Я хотел сказать, разбередило раны Экзетеру. - Джонс осторожно снял пенсне и протер его носовым платком, потом, прищурив глаз, оценил результаты. - В самом кровопролитии нет вины его отца. Как я сказал, убийцы - обыкновенное сборище бандитов, зашедших на чужую территорию. Однако Экзетера резко критиковали за то, что он не держал для охраны своих учреждений гарнизона специально подготовленных туземцев. Юный Экзетер сказал бы вам - и я почти готов поддержать его точку зрения, - что его отца обвинили в том, что он слишком хорошо справлялся со своей работой. Если бы он оказался плохим администратором и правил с помощью угроз, ему бы требовалось защищать себя! Еще один парадокс, э? В общем, в свои молодые годы Экзетеру уже пришлось пережить такое, что не пожелаешь никому. - А его опекун? Джонс водрузил пенсне на нос и недоверчиво прищурился: - Почему вы спрашиваете, сэр? Разве он не может сказать вам этого сам? Он что, пропал? - Нет, сэр. - Лизердейл перелистал свой блокнот. - Сотрясение мозга, сложный перелом правой ноги и ряд менее серьезных ушибов. Когда я уезжал из больницы, он еще не пришел в сознание. - Боже правый! - задохнулся Джонс. Некоторое время он молчал, собираясь с мыслями. - Опекуном является его дядя, преподобный Роланд Экзетер, глава миссионерского общества "Светоч". Он назвал это имя так, словно преподобный доктор Экзетер был известен каждому, - и правда, Лизердейлу доводилось слышать о нем. Он умолчал о том, что уже имел со святым отцом телефонный разговор рано утром. Равно как и о том, что экономке преподобного Экзетера потребовалось довольно много времени, чтобы уговорить того хотя бы подойти к телефону. Да и подошел он в конце концов только для того, чтобы объяснить: его религиозные убеждения не позволяют ему путешествовать по воскресеньям - нет, ни в коем случае, даже чтобы навестить раненого племянника, обвиняемого к тому же в совершении убийства. - Экзетер переписывался также с каким-то типом из министерства по делам колоний, - нахмурившись, сказал Джонс. - Уверен, у меня где-то записаны его имя и адрес. Мистер Олдкастл, если не ошибаюсь. Видите ли, в таких случаях правительство его величества принимает посильное участие. - А другие родственники? - Насколько мне известно, только кузина. Лизердейл навострил уши, но виду не подал. - Друзья семьи? - Не слышал, чтобы он упоминал кого-либо. - Мистер Джонс, вам ни о чем не говорит имя или прозвище "Джамбо"? - Весьма распространенное прозвище, только и всего. У нас в четвертом классе учится Джамбо Литтл. - Нет. Ладно. Расскажите мне о кузине. - Мисс Алиса Прескотт. У меня, кажется, есть ее адрес. - Насколько они близки? Джонс изобразил понимающую улыбку: - Два месяца назад Экзетер был у нее на дне рождения; ей исполнился двадцать один год. До достижения совершеннолетия она - как и он - находилась под опекой дяди - преподобного Экзетера. Я не видел юную леди несколько лет, но полагаю, что молодой человек пребывает в сильном смятении. Как к нему относится она, мне неизвестно. Он на три года моложе, и они в близком родстве. - Я прослежу, чтобы ее оповестили о случившемся, сэр. - Благодарю вас. Уверен, Экзетер будет весьма благодарен за это. Если она хоть отчасти такова, какой он ее считает, она откликнется. Хороший школьный наставник - это не просто надзиратель. Акции Джинджера Джонса в глазах Лизердейла заметно повысились. Доверие и дружбу по меньшей мере одного из своих подопечных он завоевал, это точно. - Расскажите мне о самом юноше, сэр. - Крепкий... - Джонс задумался на мгновение. - Неплохой спортсмен, хотя и не выдающийся, если не считать крикета. Он один из лучших подающих, учившихся в последние годы в нашей школе. Немного склонен к одиночеству, особенно после трагедии, но, несмотря на это, его любили. Безупречно выполняет все, за что берется. Прирожденный лидер - младшие слушались его беспрекословно, а ведь он никогда не повышал голоса. Они на него только что не молились. Немного слабоват в математике - он просто не видел в ней особого смысла. Зато поразительные способности к языкам. Окончил школу с медалями по греческому и немецкому, да и по латыни был близок к этому. Чуть хуже французский, - помедлив, добавил он. Ну да, именно такая информация будет наиболее убедительна в суде. - Итак, он окончил школу. Не знаете ли вы, каковы его дальнейшие намерения? Джонс не торопился с ответом. - Насколько я знаю Экзетера, ему, как и всем остальным, не терпится надеть форму. Проучить гуннов как следует! - А если бы мобилизацию не объявляли? - Он собирался в Кембридж. Похоже, он давно уже сделал выбор в пользу двух или трех колледжей - на такие дела в семье деньги имеются. - А дальше что? По отцовским стопам? Министерство по делам колоний? Пауза. - О нет. Современные языки. Лизердейл сделал пометку в блокноте. Свидетель чего-то недоговаривает. Возможно, молодой Экзетер держит обиду на организацию, обвинившую его отца за то, что тот был слишком хорош для своей работы. Впрочем, вряд ли это имеет какое-либо отношение к убийству. Мотив! Лизердейлу просто необходим был мотив. Что превратило образцового школьника в жестокого убийцу? - А родственники с материнской стороны? - Если и есть, самому Экзетеру о них ничего не известно. Его мать родом из Новой Зеландии. - Но из европейцев? Джонс снисходительно усмехнулся: - Ищете ложку дегтя, инспектор? Не могу не признать, у него темные волосы, и загорает он почти дочерна, но его глаза! Голубые, как небо. Я бы сказал, этакие корнуолльские. Почему-то это задело Лизердейла. - Я не видел его глаз, - сказал он. - Они были закрыты. - Пожав плечами, он возобновил допрос. - А как у него с личной жизнью? Ничего такого на горизонте? Казалось, преподаватель французского постарел с начала допроса на несколько лет. Покровительственный тон, отличавший его поначалу, давно уже исчез, но от этого вопроса на его щеках появился сердитый румянец. - Я уже говорил вам, как высоко ценю Экзетера. Экзетер - молодой английский джентльмен. - Будьте добры, мистер Джонс, отвечайте прямо. Джонс фыркнул: - У мальчиков в закрытой школе нет личной жизни. То, что может случиться во время каникул, - вне пределов моего зрения, но даже так я сомневаюсь, чтобы эти правила нарушались. В школах типа Фэллоу целомудрие блюдут тщательнее, чем в любом известном мне монастыре. Я, кажется, уже говорил вам, что мистер Экзетер неравнодушен к своей кузине. Лизердейл нехотя записал ответ. - Заранее прошу прощения за следующий вопрос, однако я обязан задать его. Как насчет "любви, что даже имени себя стыдится"? - Нет! Любой намек на такое в Фэллоу - повод к немедленному исключению, будь то ученик или наставник! - Мгновение Джонс просто свирепо смотрел на него, потом перевел дух. - Конечно, это всегда потенциальная проблема в обществе, состоящем исключительно из мужчин. В некоторых школах, пусть даже примерных... нет, я совершенно уверен. Мы не наивны. Мы следим за этим. У нас вот уже много лет не было ни одного случая. Холодный душ и постоянная физическая нагрузка, инспектор! - И Экзетер?.. - Абсолютно гарантированно. Похоже, он говорит совершенно искренне. Возможно, он просто не настолько хорошо знает своих подопечных, как ему представляется. Единственным вразумительным мотивом в этом деле может быть порыв страсти. С минуту Лизердейл продолжал крутить в пальцах ручку, думая, что бы еще спросить об Экзетере. Уверенность наставника в этом мальчишке смущала его. Она мешала ему: на присяжных такое всегда производит впечатление. Когда он поднял взгляд, Джонс устраивался в кресле поудобнее. - А другой мальчик, интересующий вас, инспектор? Смедли, полагаю? - Тимоти Фитцджон Боджли. - Что?! - Подобного ужаса от Джонса вряд ли можно было бы ожидать, скажи ему даже, что его назначают обучать принца Уэльского ивриту. - Объясните, пожалуйста. - На данный момент подробности дела засекречены, мистер Джонс. До воскресных газет информация не дошла, однако что-то наверняка просочится в завтрашние выпуски. Наставник застонал: - Ради всего святого, скажите мне! Это ужасно! - С вашего позволения, сначала ваша оценка молодого Боджли. Он тоже проживал у вас в корпусе? - Да. Они с Экзетером дружили в младших классах, и эта дружба продолжалась и дальше - пожалуй, со стороны Экзетера в меньшей степени, чем со стороны Боджли. Экзетер более, так сказать, самостоятелен. - Джонс снова протер пенсне, близоруко щурясь, будто вообще ничего не видит без него. - Боджли - мальчик болезненный. Его постоянно беспокоит астма. Из-за этого он не мог участвовать в играх... его прозвали Волынкой. - Его отец - выпускник Итона. - Лизердейл умолчал о том, что изучал биографию начальника по принадлежавшему самому этому достойному джентльмену справочнику "Кто есть кто". Джонс слабо улыбнулся непонятно чему. Потом вернул пенсне на место и, похоже, ожил. - Вас интересует, почему он не отправил собственного сына туда? Из-за астмы. Фэллоу ближе к дому, чем Итон. Или вас интересует, почему председателем совета попечителей у нас не выпускник Фэллоу? Что ж, это вопрос политики... точнее, денег и политики, инспектор. И если вы хотите знать, не из лучшей ли семьи молодой Боджли по сравнению с большинством остальных наших мальчиков, ответ будет - да. В жилах Боджли течет голубая кровь. Его будущее в империи лежит где-то на уровне полномочного представителя, куда выше администратора округа, на которого мог бы рассчитывать Экзетер. Форин Оффис, дипломатический корпус - вот возможное поле его деятельности. Он несколько капризен и избалован, любит жалеть себя. Я могу представить, что некто старше, с более сильным характером мог бы сбить его с пути истинного - что я совершенно исключаю в отношении Экзетера. Однако в принципе он славный молодой человек, и я уверен, в чем бы вы ни подозревали этих двоих, ваша информация неверна. Он сделал попытку улыбнуться, однако результат вышел довольно жалкий. - Вот. Я был с вами совершенно откровенен, не так ли? Теперь, надеюсь, вы откроете мне, какая с ними случилась неприятность? Меньше чем неделю назад я смотрел на то, как мои юные друзья выходят в большой мир, лежавший, казалось, у их ног. Я еще просил Экзетера совершить приношение Посейдону - стакан ретсины от моего имени... И вот вы говорите мне, что он вернулся и его подозревают в чем-то недозволенном. - Я мало что могу сообщить. - Лизердейл не закрывал свой блокнот. - Предыстория вам уже известна. Когда родители Смедли отозвали его обратно из Парижа, Экзетер вернулся с ним. Он обнаружил, что ему некуда деться, однако его и раньше приглашали в Грейфрайерз-Грейндж... Где он обыкновенно проводил каникулы, пока были живы его родители? - Здесь, - тихо ответил Джонс. - Он постоянно жил в Фэллоу с двенадцати лет, за исключением редких случаев вроде летних лагерей, школьных экскурсий или визитов к друзьям. У нас учится много детей, родители которых служат за морем. В таких случаях другие родители часто заботятся о друзьях своих сыновей - ну, например, приглашают пожить на Рождество. - И никогда - у дяди? - Очень редко. Насколько мне показалось, их отношения более чем прохладны. Лизердейл сделал пометку в блокноте. - А мог он как старый ученик просто вернуться в Фэллоу? Джонс не без досады покачал головой: - Инспектор! Он же только что окончил школу! Неужели вы сами не помните, что эта веха означала в вашей жизни? Если альтернативой была гостеприимность друга... Ворон только-только вылетел из гнезда! Любопытный момент, подумал про себя Лизердейл. Парень, должно быть, пребывал в возбужденном состоянии. А его дядьку, похоже, изрядно удивило, что он вернулся в Англию. - Экзетер телеграфировал Боджли из Парижа и получил приглашение. Он прибыл вчера. - Рассказывая, инспектор продолжал внимательно наблюдать за Джонсом. - Я могу пересказать вам только официальное сообщение, переданное в прессу. Поместье генерала Боджли Грейфрайерз-Грейндж было разбужено сегодня вскоре полуночи шумом ссоры в кухонной пристройке. В кухне был обнаружен мистер Эдвард Джордж Экзетер, раненый и без сознания, и тело мистера Тимоти Фитцджона Боджли. Мы подозреваем умышленное убийство. - Боже правый! - Краска сбежала с лица Джонса, превратив его в пергаментную маску. Он облизнул пересохшие губы - даже язык его, казалось, побледнел от волнения. - Мертв! Как? - Характер повреждений не подлежит разглашению, сэр. - Инспектор! Я знаю этих мальчиков уже много лет. Они мои друзья, мой труд, а до прошлой недели они были и моими подопечными! Лизердейл решил верить ему. Возможно, это и неблагоразумно с его стороны, но в конце концов кто, как не он, ведет расследование. Он имеет право на ошибку. - Надеюсь, это останется между нами, сэр? Мне не хотелось бы, чтобы это попало в лапы газетчикам. Джонс облизнул губы. - Могу я рассказать это доктору Гиббсу по его возвращении? - Думаю, это не принесет особого вреда. Экзетер упал или был сброшен с лестницы. Он получил травмы, которые я вам уже перечислил. Боджли зарезан разделочным ножом. Джонс несколько раз открыл и закрыл рот, прежде чем смог выдавить из себя хоть какой-то звук. - И никого, кроме них двоих на кухне? - Больше я ничего не могу вам сказать, сэр. - Но ради всего святого, почему?.. - Мотив? Хороший вопрос. Что двоим молодым джентльменам делать на кухне в такое время суток? Поскольку погреб используется для хранения генеральских вин, можно предположить, что они отправились туда не за чашкой чая. - Полагаю, такую шалость исключать не стоит, - хрипло согласился Джонс. - Эта шалость быстро превратилась во что-то другое... - Лизердейл в надежде ждал, однако, если Джонс и пришел к желательному для него заключению, он этого не показал. Жаль. Лизердейлу хотелось знать, кто из двоих был зачинщиком, а кто сопротивлялся. Даже учитывая заметное превосходство Экзетера в росте и весе, единственное, чего он мог придерживаться - версии самозащиты. Это не избавит его от обвинения в убийстве, однако, если ему попадутся достаточно сердобольные присяжные, может подарить надежду на помилование. Он закрыл блокнот. Дело из разряда "открыть-закрыть". Ему не удалось раскопать мотив, но, черт возьми, обвинение и не обязано представлять мотивы. На следующем же заседании прокурор объяснит присяжным, как Экзетер зарезал друга и, убегая с места преступления, свалился с лестницы. Защита будет настаивать на невнятных показаниях о женских криках - пусть их, они не смогут объяснить исчезновение женщины сквозь запертую изнутри дверь. Пусть попробуют растолковать, каким это образом Боджли сбросил своего гостя в погреб, вонзив при этом разделочный нож себе в спину с такой силой, что пригвоздил себя к тиковой столешнице. Присяжные удалятся на совещание, а потом судья, надев черную шапочку, приговорит Эдварда Джорджа Экзетера к повешению. Внезапно Лизердейла одолело неодолимое желание зевнуть. Пора уезжать. Больше в Фэллоу он ничего не добьется - если он вообще чего-то добился здесь. Ему и так дана редкая возможность - расследовать убийство без раздражающей опеки. Все равно дело отнимут у него не далее как завтра. Ничего, когда Старик придет в себя, у него будет все необходимое для передачи в Скотленд-Ярд. Даже если Старик и не очухается, вернется Робинсон - если, конечно, не застрянет в отпускных пробках. Где-то вдалеке зазвонил телефон. - Скорее всего газетчики, - устало сказал он. - Мой вам совет - не говорите им вообще ничего. - Инспектор поднялся из кресла. - Вы не поищете те записи, о которых говорили, сэр? Джонс не тронулся с места, глядя на посетителя так, словно его ударили. Когда он наконец заговорил, стало ясно, что он просто размышлял. - Сын генерала убит в собственном доме. При этом генерал как старший констебль формально возглавляет расследование? Не в слишком ли сложном положении он оказался, инспектор? - Совершенно с вами согласен, сэр. Полагаю, он обратится в Скотленд-ярд. Конечно, обратится - когда придет в себя... или когда ему будет дозволено, ибо у Лизердейла имелось сильное подозрение, что почтенная миссис Боджли изрядно вмешивается в полицейские дела мужа. - Министр внутренних дел может заинтересоваться этим делом. Я бы не удивился, - сухо проговорил Джонс. Его глаза снова сделались невидимыми за сверкающими стеклами пенсне. Как только Лизердейл ступит за порог, Дэвид Джонс бросится к телефону - разыскивать руководство. - Не мое дело оспаривать приказы, сэр. Они молча смотрели друг на друга. - Вам не позавидуешь, инспектор, - мягко произнес преподаватель. Лизердейл уловил нотку вызова: каста, все за одного. - Ничего не поделаешь, долг, сэр. Джонс почесал бороду. - В обычное время нарушить воскресный отдых министра внутренних дел - святотатство, тем более по такому ничтожному поводу, как умышленное убийство. Но, боюсь, время сейчас необычное. Кабинет министров заседает почти непрерывно с начала кризиса. В выходной-то? В сезон банковских отпусков? С ума сойти! Историческое событие! Вам не приходило в голову, что стандартные процедуры в Уайтхолле могут занять некоторое время, а? Лизердейл даже не думал об этом. Пусть чертовы лягушатники, боши и макаронники сами разбираются со своими делами на континенте. Он надеялся, что правительство его величества удержит страну в стороне от этого. Пусть они там хоть поубивают друг друга, ему все равно. Но он понял, что этот наглый учитель французского говорит дело. Если Боджли и дальше будет вести себя как идиот... - Полагаю, вы совершенно правы, сэр. А теперь... - Если бы у вас имелась информация о постороннем лице на месте преступления, вы бы не приехали сегодня сюда! С чего это он так ухмыляется? - Вы знакомы с историей со взломом у нас, инспектор? - Со взломом? У _вас_, мистер Джонс? - Взлом случился на Троицу - вот здесь, в Тюдор-Хауз. Любой преступник, пытающийся проникнуть в здание, где сотня юных глоток готова поднять такой галдеж, какой ему и не снился, страдает исключительной безрассудностью. Вам не кажется, инспектор? И потом, что у нас здесь красть? Початую пачку печенья? Глаза Джонса возбужденно блестели сквозь стекла пенсне. Лизердейл ощутил некоторую неловкость. - Не вижу, какое это имеет отношение к нашему делу, сэр. О взломе в Фэллоу в Грейфрайерз не сообщали - другой округ. Джонс разочарованно улыбнулся. - Возможно, никакого. И все же такое совпадение... Мне кажется... - Улыбка исчезла с его лица, словно его поразила новая мысль. С неожиданной легкостью он вскочил. - Инспектор, где сейчас Экзетер? - задыхаясь, спросил он. - В больнице Альберта в Грейфрайерз. - Под охраной, инспектор? Вы говорили, что ему не предъявлено официального обвинения, но вы, надеюсь, оставили кого-нибудь охранять его, да? 7 Продолжая про себя возмущаться - вот дурацкий старикашка! - Элиэль Певица, хромая, вышла из городских ворот. Как, с чего это ей должна грозить опасность? Почему ее должна искать Смерть? Здесь, на открытом месте, ветер достигал прямо-таки сокрушительной силы. Лавина, а не ветер. Она посильнее нахлобучила шапку и постаралась не думать о лавинах. Низкое солнце освещало людскую суету. Торговцы ставили свои палатки, спустившиеся с Наршслоупа пастухи гнали на продажу стада лам. Вдалеке виднелись снежные вершины Наршволла. Чуть ближе горы переходили в голые холмы, а совсем рядом зеленые склоны спускались к долине Наршфлэта. Вода в Наршуотере была цвета грязного молока, по которому плыли последние льдины. От города реку отделял широкий грязный, почти полностью вытоптанный луг. Летом и осенью - пока открыты перевалы - здесь держали мамонтов. Сюда съезжались торговать пастухи и крестьяне. Почти все города проводят празднества или игры на таких лугах. Правда, Элиэль сильно сомневалась, что угрюмые жители Нарша увлекаются тем и другим сильнее, чем они увлекаются театром. Вскоре она миновала рынок и увидела мамонтов, дюжину серо-бурых гор с бивнями. Их окружал низенький забор, который они с легкостью могли бы перешагнуть. Скорее всего забор предназначался для того, чтобы удерживать людей снаружи, а не мамонтов внутри. Мамонты больше и сильнее всех, и в их маленьких глазках светится ум. Когда она ковыляла между длинными цепочками людей, один из самцов задрал хобот и затрубил. Она решила счесть это приветствием. Но толпа! Нет, толпы! Она никогда еще не видела, чтобы здесь собиралось столько народа. Все норовили протиснуться к шаткой лесенке, у подножия которой путешественники вносили плату, вслед за чем поднимались в паланкины. Она взволнованно окинула взглядом всю картину. Если все, кого она видит здесь, надеются уехать сегодня, им просто не хватит мест! Дюжина мамонтов, по десять... ну, двенадцать пассажиров на паланкин - это будет... будет... ну, все равно на всех, кто толпится на лугу, не хватит. И где труппа? Посадка еще не началась, значит, они еще не могли уехать, но где же они тогда? Впрочем, не все пришли сюда ради мамонтов. Невдалеке отряд мужчин упражнялся с пиками, другой - занимался стрельбой из луков. Чуть дальше она заметила лагерь из трех-четырех палаток и маленький табун драконов. Ей показалось, что это Т'лин Драконоторговец. Т'лин был ее тайным другом. Он кочевал со своим табуном по всем вейлам, так что пути их пересекались часто, но в этом году она не видела его с зимы, когда они выступали в Юргленде. Обидно будет, если она не успеет переговорить с торговцем до отправления мамонтов, ведь ей есть что ему рассказать. Первый мамонт подошел к лесенке принимать пассажиров. Старый погонщик у него на шее казался куклой, так высоко он сидел. Никого из труппы так и не было видно. Элиэль начала беспокоиться по-настоящему. Может, они ждут ее в храме? Или послали кого-то в гостиницу искать ее? Семисотые Празднества Тиона привлекли больше народа, чем обычно. Люди вокруг нее прощались, утирая слезы, выкрикивали последние напутствия и предостережения. Необычно много было жрецов и монахов, разноцветные одеяния которых выглядывали из-под шерстяных плащей. Другую часть составляли купцы. Их сопровождали носильщики с добром. А некоторых - вооруженные охранники. Еще на Празднества направлялись атлеты - здоровые парни, выслушивающие последние наставления отцов, дядек или просто друзей. Кроме них Элиэль заметила обычных калек и слепцов, собиравшихся на Празднества в надежде на чудо. Остальные - мужчины и женщины - скорее всего были просто паломниками. Она протискивалась сквозь толпу - мешок и хромота отчаянно мешали ей. - Элиэль! Обл