ь от хрипа. Что бы это ни было, но их дверь тоже была на защелке. Младшие утверждали, будто видели женщину, бродившую по спальням. Правда, они тогда не были слишком уверены в этом, потому что только что заснули. Странное дело, верно, но никто его так и не распутал. - Он посмотрел на девушку - она недоверчиво нахмурилась. - Мы обсуждаем компанию из трехсот молодых особей мужеского пола. Ты ждешь от них благоразумия? Алиса покосилась на лежащую рядом с ней "Таймс", взяла ее и стала обмахиваться ею, как веером. - Он говорил что-то про копье. - Да? - Значит, Джинджер рассказал ей об этом... - Верно, в моей комнате в Тюдоре кто-то оставил зулусский ассагай с выставки Матабеле. Она как раз проходила тогда в главном здании. Вот и все. Возможно, кто-то болтал о том, что ночью я был в городе. Отличников часто не любят, особенно если они вздули кого-то. Но я неделями до этого замечательно держал себя в руках - в ожидании встречи с тобой. Если не считать ассагая, ничего не пропало или... Что-то не так? - Где находилось это копье, когда ты нашел его? - Его нашел Джинджер Джонс. Это он устроил обыск. У него ведь ключи от всех комнат. - Оно торчало, проткнув насквозь матрас? - Так он сказал. Чего это он снова оседлал любимого конька? Алиса покосилась на дверь, дав ему возможность полюбоваться на себя в профиль. В профиль она казалась еще красивее, прямо как славная королева Бесс в расцвете лет. - Мистер Джонс думает, не предполагал ли тот, кто проткнул твою кровать, что ты будешь лежать в ней. Твое имя ведь написано на двери, верно? Кто бы это ни был, сначала он забрался в центральное здание и нашел твое имя в списках. Мистер Джонс говорит, кто-то шарил и там. Потом этот кто-то выдернул из стены две стальные петли - чтобы взять копье, - отправился в Тюдор и нашел твою комнату. Тебя не было, и он в приступе разд... Эдвард рассмеялся и больно дернул ногу. - Запирать и отпирать двери не с той стороны? Одно дело замок, совсем другое - задвижка! Старина Джинджер совсем спятил! Алиса, казалось, не заметила, как он вздрогнул. Она улыбнулась. - Он признался, что читает эти жуткие дешевые книжки ужасов, которые конфисковывает. - Девушка озабоченно вздохнула. - Он считает, что имела место вторая попытка, только на этот раз не того... - Она выгнула бровь, предлагая Эдварду договорить за нее. - Боже! А я-то считал, что старина - один из самых здравомыслящих людей в Фэллоу. Ну с какой стати кому-то убивать меня? У меня нет денег. Если святоша Роли и оставит мне хоть что-то от родительского наследства, то это составит не больше нескольких сотен. У меня нет врагов, во всяком случае, я не могу вспомнить. "Что ж, снова ринемся, друзья, в пролом, иль трупами своих всю брешь завалим..." Почему это ему на ум пришли эти строки? Ах, да, бредовый сон с диккенсовским персонажем, уверяющим, что он и есть мистер Олдкастл. С ночи прошло Бог знает сколько времени, а сон все держится в памяти. В пролом, друзья? - Враги могут быть у каждого, - рассудительно сказала Алиса. Он вспомнил про письмо, но решил не беспокоить ее до тех пор, пока не поговорит с мистером Олдкастлом. - Ты имеешь в виду мои мозги, смазливую внешность, может, еще персональный магнетизм? Ну, допустим, они возбуждают зависть, где бы я ни появился, но этого можно ожидать. Ревнивые поклонники - вот серьезная угроза. Представь себе: увидев пламенную любовь, которую ты пробуждаешь во мне своим игривым взглядом, и воспылав ревностью, какой-то ублюдок пытается устранить меня с поля. Вот только кто он - этот копьеносец, что открывает щеколды с другой сто... Алиса удивленно приподняла брови, и он смолк, ощущая себя идиотом. Она молчала, но ее глаза сказали ему достаточно. У Джинджера Джонса имелся повод настаивать на своей теории. Объясни одно вторжение, и ты сможешь объяснить второе? Кстати, запертая изнутри дверь в Грейндж делает Эдварда Экзетера единственным возможным подозреваемым в убийстве Тимоти Боджли. - Это занятная проблема, - протянула она, поигрывая перчатками. - А что насчет той женщины, которую - как им казалось - видели ребята? Они рассказывали о ней до или после того, как обнаружили запертую дверь? - Представления не имею! Что-то мне не верится, что ты проглотила все это. Ты ведь обычно отличаешься благоразумием! - Мальчикам можно верить? - Славные ребята, - признал он. - Мистер Джонс сказал еще, что ты, возможно, уловил какие-то намеки, которые не заметили воспитатели. Он говорит, так бывало часто. - Не в этом случае. Большинство ребят винят во всем суфражисток. Директор рвал и метал. Он отменил половину каникул, потому что никто не признался. - Это обычная практика? - Общее наказание или то, что никто не сознался? - И то, и другое. - Нет. Ни то, ни другое, - признался он. И еще более странным было отсутствие ропота со стороны безвинно пострадавших. Перед его глазами вдруг возник образ маленького серьезного Коджера Карлайля с веснушками, пылающими от возбуждения. Он взахлеб говорил что-то про женщину с длинными кудрявыми волосами и белым как мел лицом. Но это же точь-в-точь описание того кошмара, что до сих пор терзает Эдварда! Коджер и дожив до ста лет не сможет сочинить убедительной лжи. Это, должно быть, простое совпадение! Или, валяясь в бреду, Эдвард вспомнил этот рассказ и переместил его в другую историю? С минуту он просто смотрел на Алису, прежде чем понял, что она серьезно озабочена. - Ладно, забудь эту ерунду, дорогая! С тех пор прошли месяцы. Это не имеет никакого отношения к тому, что случилось в Грейндж, - тому, о чем мы не должны говорить. Давай лучше поговорим о нас. - А что с нами? - Я тебя люблю. Она покачала головой: - Я нежно люблю тебя, но по-другому. Тут не о чем говорить, Эдвард. Давай не будем снова об этом! Мы в близком родстве, и я на три года старше... - С годами это значит все меньше и меньше. - Чушь! В тысяча девятьсот девяносто третьем мне исполнится сто лет, а тебе только девяносто семь, и ты будешь бегать за юбками, вместо того чтобы катать меня на кресле с колесиками. Я надеюсь, мы навсегда останемся друзьями, Эдди, но не более того. Он подвинулся, чтобы устроиться поудобнее, хотя перепробовал уже все варианты и ни один не оказался по-настоящему удобным. - Милая Алиса! Я же не прошу тебя сейчас о согласии... - Именно это ты и делаешь, Эдвард. - Никаких окончательных решений, - отчаянно сказал он. - Мы еще слишком молоды. Я просто прошу тебя рассматривать меня в качестве серьезного претендента - на равных с остальными. Я хочу только, чтобы ты думала обо мне как... - Это твое последнее предложение. Вначале ты просил о гораздо меньшем. Теперь она обмахивалась еще ожесточеннее. Он провел рукой по взмокшей голове. Да, женские одежды не приспособлены к такому жаркому лету. По-своему ему повезло - на нем только бумажная рубашка. Впрочем, как мужчина вообще может взывать к женщине, валяясь на спине с задранной вверх ногой? - Извини меня за настойчивость. Спишем ее на преходящую юношескую нетерпеливость. Ты сама сказала, что не собираешься принимать окончательных... - Эдвард, замолчи! - Алиса хлопнула газетой по колену. - Выслушай меня внимательно. Наш возраст мало что значит - в этом я с тобой согласна. Проблема не в этом. Во-первых, я никогда не выйду замуж за кузена. Наша семья и без того достаточно странная, чтобы добавлять еще и кровосмешение. Во-вторых, я не отношусь к тебе как к кузену. - Это уже многообещающе. - Я отношусь к тебе как к брату. Мы росли вместе. Я действительно люблю тебя, сильно люблю, только не так, как тебе хотелось бы. Девушки не выходят за своих братьев! Они и не хотят выходить за братьев. И в-третьих, ты не принадлежишь к тому типу мужчин, за кого я хотела бы выйти замуж. Он вздрогнул: - Что у меня не так? Она печально улыбнулась: - Я ищу пожилого богатого промышленника, бездетного и со слабым сердцем. Ты - романтически настроенный студент-идеалист с горящими глазами и в придачу здоровый, как бык. Эдвард вздохнул: - Раз так, позволь мне быть твоим вторым мужем. Помогу тебе промотать наследство. В конце концов они перешли на более приятные для обоих темы, вспоминая детские годы в Африке. Все белые, кого они знали, погибли при резне, но их друзья-туземцы выжили. Они говорили еще о множестве самых разных вещей, но не о том, о чем ему хотелось бы говорить, - не об их совместном будущем. Несколько раз он ловил себя на мысли, что лежит, словно дохлая овца, бестолково улыбаясь ей, счастливый одним ее присутствием. Наконец Алиса посмотрела на часы, негромко взвизгнула и вскочила. - Мне пора бежать! - Она стиснула его руку. - Береги себя! Остерегайся зулусских копий. Он почувствовал на щеке божественное прикосновение ее губ. Запахло розами. Потом она ушла. Позже он просмотрел книги, присланные Джинджером Джонсом, и пришел к выводу, что они решительно не из тех, которые ему хотелось бы прочитать, лежа на больничной койке. А может, и вообще никогда. Это все из-за моего романтического идеализма с горящими глазами, подумал он. Большинство книг оказалось изрядно потрепанными, словно старик многократно их перечитывал или они часто переходили из рук в руки. Потом он случайно наткнулся на закладку, на которой красовалась надпись зелеными чернилами: Noel, 1897 Vous Inculper, Auant de savoir ce lui qui est arrivee, Gardez-vous Bien. [Рождество, 1897. Обвинить вас, пока не найдут, куда он делся. Поосторожнее (франц.)] Подобные надписи имелись в каждой книге, каждая - чернилами нового цвета и другим почерком. Из этого можно было сделать вывод, что констебль Хейхоу не знает французского. Разместив книги в алфавитном порядке и прочитав все отдельные записи как целое письмо, Эдвард перевел: "Задняя дверь была заперта изнутри; переход из кухни в дом - заперт, но ключ пропал. Они не могут обвинить вас, пока не найдут, куда он делся. Поосторожнее с любыми заявлениями, которые могут быть использованы против вас". Два человека в запертой кухне, один мертвый, другой раненый - с какой стороны заперта дверь? Да, положеньице... Трижды ура хитрюге валлийцу! 26 Элиэль проснулась, дрожа от холода. Она лежала в темноте на своем тюфяке. Ее разбудили холод и голод. Далекие звуки пения, доносившиеся из храма, подсказали ей, что час еще не поздний. Труппа, должно быть, уже в Суссвейле. Скорее всего они сейчас играют "Падение Трастоса" для добрых жителей Филоби. Будь проклят Филоби вместе с его пророчествами! Пальцы болели от ощипывания кур. Элиэль оставила окно открытым - далеко не самый разумный поступок в Наршленде. Она устало поднялась и захромала закрыть окно. Под ней там и тут светились окна. В кристально чистом горном воздухе небо ярко светилось мириадами бриллиантовых звезд. Нарсиане вечно кичатся своими звездами. И две луны. Вон она, Эльтиана - злобное красное пятнышко высоко на востоке. Смотрит, поди, на свою пленницу и смеется. Под ней бросал ярко-синий отсвет на снежные пики Наршвейла только что взошедший над дальним концом долины маленький полумесяц Иш. Зеленого Трумба не было видно вовсе. Элиэль высунулась и еще раз осмотрела небо удостовериться - и прямо перед ее глазами появился Кирб'л! Ей еще никогда не приходилось видеть пришествие Кирб'ла. И вот ей повезло! Только что на этом месте не было ничего, кроме звезд, а в следующее мгновение их уже затмила сиянием золотая точка Кирб'ла. Элиэль даже почудилось, что она может разглядеть диск. Обычно Кирб'л, как и Эльтиана, казался простой точкой, похожей на звезду. Хотя не бывает звезд ярче этой, к тому же из чистого золота. У всех лун случаются затмения, но ни у одной они не происходят так резко. Порой Кирб'л даже двигался не в том направлении. Через несколько минут Элиэль и впрямь заметила, что Кирб'л движется против хода звезд, опускаясь на востоке. К тому же он смещался на юг, чтобы избежать Иш с Эльтианой. Кирб'л, луна, которая ведет себя не так, как остальные, - направляясь то на север, то на юг. Порою яркий, порою тусклый - Кирб'л-Шутник, Кирб'л-бог, воплощение Тиона в Нарше. Уж не знак ли это ей, чтобы она не теряла надежду? Или Шутник просто смеется над ее мучениями? Кирб'л-лягушка подает ей знак! Добрый или дурной? Элиэль решила, что добрый. Она закрыла окно, завернулась в одеяло и опустилась на колени помолиться. Молилась она, разумеется, Тиону. Она не хотела молиться ни богине похоти, ни богу смерти, ни Деве, которая не защитила ее от несправедливости. Чиол-Отец взял ее монеты, а в ответ дал жестокую судьбу. Но Тион - бог красоты и искусства, и в Нарше он - Кирб'л, и он дал ей знак. 27 - Ваше полное имя, пожалуйста. Эдвард сообщил имя и дату рождения. Он чувствовал себя так, словно встречался с незнакомым игроком. Первые шары будут простыми и незамысловатыми - противники примериваются друг к другу. Потом пойдут крученые. Была середина вторника - с отъезда Алисы прошли сутки. Самым примечательным, что случилось за эти двадцать четыре часа, было то, что повязку на голове сменили клейким пластырем. Часть пластыря пришлась на волосы, причиняя дикую боль при движении головой. Он уже почти обезумел от скуки, так что поединок ума с законом пришелся очень даже кстати. Будучи невиновным, он считал, что ему нечего бояться - если игра ведется честно. Если же карты подтасованы, дьявол его побери, если он не сможет перехитрить эту деревенскую тыкву-полицейского; все, что он скажет, будет использовано в качестве обвинения. Он никогда не ожидал услышать эти жуткие слова официального предупреждения, адресованные ему лично. - Вы чувствуете себя достаточно хорошо, чтобы отвечать на вопросы сейчас, мистер Экзетер? - Да, сэр. Я сделаю все, что в моих силах, чтобы помочь вам найти убийцу. - Что вы можете рассказать о событиях прошлой субботы, первого августа?.. Лизердейл казался усталым. Он страдал от жары и своего веса. Его лицо покраснело еще сильнее и блестело от пота. Шея выпирала из-под воротничка. Кончики нафабренных усов понуро свешивались вниз, вместо того чтобы гордо торчать вверх. Эдвард раздумывал, не предложить ли ему снять пиджак и даже жилет, но решил, что это не входит в требования честной игры. Со своей стороны Лизердейл вел себя не слишком спортивно - он поставил свой стул у стены, так что Эдварду приходилось сильно поворачивать голову, чтобы видеть его. Сержант в форме сидел с другой стороны от кровати и напоминал Эдварду о своем существовании только скрипом пера. Каким бы абсурдом это ни показалось, но Эдвард чувствовал себя гораздо спокойнее, чем его гости. Вот только шея быстро уставала. Нога перестала болеть - главное не шевелить ею. Ну что ж, сыграем! Следующий вопрос: - Знакомы ли вы с помещениями кухни в Грейфрайерз-Грейндж? - Да. Я останавливался там и раньше. Мы с Тимоти всегда устраивали набег на кухню, когда все остальные ложились спать. Мы делали вид, будто боимся, что нас раскроют. Но я подозреваю, миссис Боджли знала, чем мы занимаемся, и не была против. - А в субботу она тоже не была против? - Что? - Эдвард чуть не рассмеялся. - Тимоти мог бы подпустить меня к полке с лучшим коньяком, и его родители не брали бы это в голову. Ну, конечно, мы бы чувствовали себя парой настоящих воришек, если бы кто-нибудь застал нас сидящими там при свечах... - Вас бы огорчило, если бы кто-нибудь застал вас там вдвоем в этот час ночи? - Слегка огорчило бы, конечно, - сдался Эдвард, понимая, что беседа сползает на... - Не поэтому ли вы заперли дверь? - Мы не запирали. - Инспектор не должен знать, что Джинджер сообщил ему о пропавших ключах. Он вообще не должен выказывать интереса к ключам. - Вы говорили, что ваши воспоминания о той ночи туманны, и все же помните такие подробности? Вы покажете под присягой, что ни вы, ни ваш спутник не запирали дверь на кухню? - Я готов присягнуть в том, что не помню, чтобы я запирал ее, и не видел, чтобы это делал Волынка. Ни в тот раз, ни в полдюжине других случаев, когда мы находились там в схожих обстоятельствах. Я помню, что позже люди стучали в дверь, пытаясь войти, значит, кто-то должен был запереть ее. - Трудно было не улыбнуться, делая такое замечание. - Или задвинуть на засов. - На этой двери нет засова... или есть? - С вашего позволения, - холодно улыбнулся Лизердейл, - вопросы буду задавать я. Он продолжал подавать простые шары, а Эдвард продолжал парировать их. За прошедшие два дня он вспомнил довольно много, но все еще отрывочно: Волынка провожает его в его комнату, разговор о войне через порог. Волынка заходит потрепаться. Волынка распинается насчет "Затерянного мира"... Инспектор потянулся, взял книгу со столика и вгляделся в обложку. - Сэр Артур Конан Доил? Хороший человек. Мне нравилось, что он писал о войне и этих бурах. Ну а сейчас нам не помешал бы его мистер Шерлок Холмс, вам не кажется, сэр? - Таким уютным говорком жителя западных графств он мог бы обсуждать перспективы на урожай. Однако Эдварда этим не проведешь. - Перечислите мне улики, инспектор, и я раскрою это дело, не вставая с кровати. - Хорошо бы! - Лизердейл зловеще подкрутил усы. Эдвард решил больше не шутить. Если то, о чем говорил Джинджер Джонс, верно, Эдварда Экзетера не могли больше держать под негласным арестом. В конце беседы он попросит перевести его в общую палату, пусть даже его соседями будут только фермеры или торговцы. По крайней мере с ними можно поговорить о кризисе. Приказ о мобилизации должен быть объявлен уже сегодня. Бельгия отвергла ультиматум Германии. Если прусский сапог шагнет за линию границы, Британия вступит в войну. Надо, однако, быть осторожным с этим фараоном... - Остальные слуги легли спать? - Не помню, сэр. - Что вы делали в кухне, точнее, пожалуйста. - Все, что я помню, я уже... Он чувствовал себя, словно провинившийся школьник. Конечно, серьезных неприятностей у него в Фэллоу не было со времен буйного детства в младшем четвертом, и он знал, что ставки теперь значительно выше, чем порка или несколько часов карцера. Его шея зверски затекла. Несколько следующих ответов он адресовал потолку. Неприятель видел его, а он не видел неприятеля, и это ему не нравилось. Разумеется, наиболее вероятным объяснением трагедии было то, что они двое напоролись на шайку грабителей и попытались изобразить из себя героев. Взломщики убили Волынку, спустили Эдварда с лестницы и удрали. Но если сведения Джинджера Джонса верны, они не могли бежать через заднюю дверь, запертую на засов изнутри. Скорее всего они вышли через главный дом, заперев дверь и захватив с собой ключ. Хотя Джинджер ничего не говорил про парадный вход и другие возможные пути бегства, оставалась вероятность того, что убийца или убийцы были вовсе и не взломщиками, а кем-то из слуг генерала Боджли. Поскольку Боджли фактически являлся хозяином округа, это расследование может быть для инспектора Лизердейла не более чем рутиной. Должно быть, он находится под жутким давлением. Он использует все трюки, какие есть у него в арсенале. Даже романтичный идеалист с горящими глазами знал, что вот-вот пойдут крученые шары. Голоса бубнили, перо констебля скрипело, из открытого окна доносился шум машин и повозок. В коридоре разговаривали посетители, а Лизердейл продолжал использовать драгоценные часы Эдварда. Может, там, за дверью, мнется в ожидании своей очереди Джинджер Джонс или кто-то другой? - Но вы никогда не видели эту женщину раньше? - Я вообще не уверен, что видел ее, инспектор. Возможно, это всего лишь обман зрения. - Стоило ли это признавать? - Вы вчера что-то кидали в своего дядю? Вот оно! Эдвард повернулся, чтобы вопросительно посмотреть на Лизердейла, и потянулся к столику. - Нет. Я только метнул эту миску или другую такую же. - Зачем? Он подавил соблазн ответить: "Я не знал, для чего еще эта вещь". - Я метнул ее в книгу, которую он держал. Я могу попасть в шестипенсовик на том конце крикетной подачи, - ответил он совершенно спокойно, приподнимая миску. - Выберите любой цветок в комнате, и я попаду в него, даже лежа вот так. - В этом нет необходимости. Так зачем вы бросили миску в доктора Экзетера? - Я не делал этого. - Ладно, тогда зачем вы бросили миску в Библию? - Мой дядя - религиозный фанатик. Я бы сказал, религиозный маньяк, но, увы, не обладаю необходимой квалификацией для такого заключения. Он годами пытается обратить меня в свою веру, и если уж он разойдется, его не остановить. Я не мог уйти, так что единственный способ избавиться от этого пустозвона, который я смог придумать, - устроить сцену. Вот я и устроил сцену. - Вы не могли просто попросить его уйти? - Я пытался, сэр. - Вы могли позвонить сиделке и попросить ее вывести его. - Он мой законный опекун и известный проповедник. Он мог сопротивляться и, возможно, одержал бы верх. - Из какой веры он пытался обратить вас? - Лизердейл менял темы, как мошенник двигает шары. - Из веры в то, во что верили мои родители. - А во что они верили? - Мой отец говорил: "Не говори о вере, покажи ее". - Вы отказываетесь отвечать на вопрос? - Я ответил на вопрос. - Какое это-то имеет отношение к смерти Волынки? - Меня учили, что ценятся не слова, а поступки. Отец считал, что оголтелые, нетерпимые миссионеры вроде моего дяди Роланда нанесли непоправимый ущерб несчетному количеству людей, навязывая им чужие нормы ценностей и веры. В результате эти люди оказались в смятении. От их племенных обычаев ничего не осталось, а то, что предлагалось взамен, не понималось ими. Он считал... "Может быть использовано в качестве свидетельства..." Даже если Лизердейл и отличается широтой взглядов и терпимостью - доказательств чего до сих пор не было, - в любом нормальном английском жюри присяжных всегда найдется пара догматичных христиан. Эдвард глубоко вздохнул, проклиная себя за глупость: опять не уследил за языком. - Отец считал, что человек должен делать свою жизнь примером для других, для себя и для того бога - или богов, - в которого он верит. Надеюсь, вы не хотите проповеди, не так ли, инспектор? - И это спровоцировало вас на метание миски? Еще один крученый! - Он оскорблял моего отца. - Эдвард решил занести эти слова в протокол. - Он обвинял его в поклонении Дьяволу. - Попробуйте-ка вынести это на суд двенадцати честных людей и закона! - Именно такими словами - "поклонение дьяволу"? - Примерно такими. А как бы вы реагировали, если кто-то... - Мы интересуемся вашими реакциями, сэр. Вы всегда становитесь буйным, когда кто-то делает неуважительное замечание о вашем отце? - Я не помню никого другого, способного на подобную бестактность. По мере продолжения допроса западный говор Лизердейла становился все более протяжным. Интересно, подумал Эдвард, так ли выделяется его поставленное в школе произношение? Он попытался справиться с этим, но подобные попытки съедали драгоценные мозговые клетки, так необходимые ему для ответов. Он понял, что по каким-то причинам полицейский невзлюбил его и наслаждается его промахами. - Что заставило вашего дядю выдвинуть такое обвинение? Эдвард потер затекшую шею. - Спросите его. Я не в силах понять ход мыслей своего дяди. - В молодости он и сам был миссионером. - Да, я знаю. - Где вы родились, мистер Экзетер? Какое это имеет отношение к смерти Волынки? - В Британской Восточной Африке. В Кении. Вопросы лягушками прыгали с темы на тему: Кения, Фэллоу, Грейндж. Каждый раз, когда Эдвард отвечал вопросом на вопрос, Лизердейл менял тему и подходил к нему с другой стороны. Что за гадостью они красят здесь потолки! - А как ваш отец относился к миссионерам в Ньягате? - Понятия не имею. Мне едва исполнилось двенадцать, когда я уехал оттуда. Мне едва исполнилось двенадцать, когда я последний раз говорил с отцом. Мальчики в этом возрасте редко считают родителей смертными, не говоря уже о расспросах на эту тему. - Раньше вы говорили несколько иначе. - Верно, - согласился Эдвард, злясь на себя. - Я помню, что он говорил мне насчет миссионеров, но не знаю, как он с ними поступал на деле. Я помню, как к нам на пост приезжали миссионеры и встречали хороший прием. - Можете вы назвать кого-то из них? - Нет. Это было так давно... - А преподобный доктор Экзетер приходится братом вашему отцу? - Приходился братом. Мой отец погиб, когда мне было шестнадцать. Лизердейл подкрутил ус. - Приходился вашему отцу младшим братом? - Вовсе нет! Он гораздо старше. - Есть ли у вас доказательства, мистер Экзетер? - Я довольно хорошо знаю обоих. - А документальные свидетельства? Эдвард недоуменно посмотрел на него: - Сэр, какое это имеет отношение к расследованию? - Будьте добры, отвечайте на поставленный вопрос. - Я полагаю, что возраст отца записан в моем свидетельстве о рождении. Боюсь, я редко перечитываю свое свидетельство о рождении. Манеры! Он начинает огрызаться. Ему показалось или в глазах Лизердейла действительно вспыхнул огонек? Он сидит против света, так что трудно сказать наверняка. - Когда британский подданный рождается в колониях, кто заполняет свидетельство о рождении? - Полагаю, администратор округа. - Значит, ваше свидетельство о рождении заполнено рукой вашего отца? - Возможно. Обязательно посмотрю, когда выпишусь из больницы. - Я спрашивал вас о возрасте вашего отца. У вас имеются доказательства вашей точки зрения непосредственно здесь, под рукой - ну, например, фотография? Что за наглость! Лицемер чертов! Этот наглец рылся у Эдварда в кошельке, пока он лежал без сознания! Желание встать и одернуть его казалось просто неодолимым. - У меня есть фотография. - Не будете ли вы любезны показать ее? Кипя гневом, Эдвард открыл тумбочку и достал кошелек. - Только, пожалуйста, осторожнее. Она хрупкая, а это единственная сохранившаяся фотография моих родителей. Лизердейл почти не смотрел на снимок. - На ней ваши родители сняты в Африке? - Да. Ее сделал кто-то из гостивших у нас и прислал ее нам еще до моего отъезда. - Так когда она была сделана? Куда клонит этот хитрый дьявол? - В тысяча девятьсот восьмом. Мне тогда было одиннадцать, почти двенадцать. - И как по-вашему, сколько лет мужчине на фотографии, сэр? Не выпуская фотографии из рук, Лизердейл дал ее Эдварду, чтобы тот мог посмотреть. - Около сорока, полагаю. Никак не пятьдесят. И наверняка больше тридцати. Изображение и без того не отличалось четкостью, а за шесть лет в кошельке карточка основательно вытерлась, словно группа на веранде стояла в густом тумане. Лицо его матери закрыла тень. Вот он сам стоит перед родителями, застенчиво улыбаясь, рука отца покоится на его плече. - Ваш отец - Камерон Экзетер, сын Орейса Экзетера и миссис Экзетер, в девичестве Мариан Камерон из Уолд-Холла, Вертинг, графство Суррей? Эдвард плавал, и еще как. Ему даже показалось, что кровать под ним покачивается. Это похуже экзамена по геометрии. "Докажите, что треугольник А-Дэ-Цэ подобен треугольнику Дэ-Цэ-Ка..." - Кажется, да. Я не знаю точно, где они жили, кроме того, что это было где-то в Суррее. Я даже имен их точно Не помню. Лизердейл кивнул, словно ловушка захлопнулась. - Их старший сын Камерон родился в тысяча восемьсот сорок первом году, мистер Экзетер. Значит, в тысяча девятьсот восьмом году ему исполнилось шестьдесят семь лет. Сколько, вы сказали, ему лет на фотографии? Эдварду отчаянно хотелось пить, но он не решался брать стакан на случай, если у него дрожат руки. - Сорок? - Его мать, ваша бабка, скончалась в тысяча восемьсот пятьдесят пятом, почти шестьдесят лет назад. - Боюсь, вы что-то путаете. Сложная это штука - арифметика. - Ваш дядя видел эту фотографию? - Не знаю. Я мог показывать ее, когда только приехал в Англию. Не помню. - Постарайтесь вспомнить. - Это было слишком давно. Я, право же, не помню, сэр. Что вы предполагаете? - Я предполагаю, что мужчина на фотографии или не ваш отец, или ваш отец не тот, за кого себя выдавал. Нет, в этом разговоре абсолютно нет никакого смысла! Это просто сети, чтобы запутать его. Эдвард в замешательстве провел рукой по волосам и понял, что весь вспотел. Он повернул голову, чтобы дать отдохнуть шее, посмотрел, как торопливо пишет в блокноте сержант, потом уставился в потолок в ожидании продолжения. Когда он повернулся к Лизердейлу, тот снова невозмутимо подкручивал усы. Эдвард уже знал - это плохой знак. Впрочем, он вряд ли так уверен, как пытается казаться. - Вы неплохо поработали, инспектор! - Он со стыдом услышал в своем голосе некоторую дрожь. - Увы, вас скорее всего дезинформировали. Вчера был отпускной день. Вы, наверное, телеграфировали сегодня утром в Сомерсет-Хауз или в министерство колоний, да? Уайтхолл должен сейчас стоять на ушах, это вполне естественно - вот-вот разразится война. Кто-то там ошибся, отвечая вам. - Всю информацию я получил у вашего дяди. О Боже! Эдвард придержал язык, прежде чем успел ляпнуть что-нибудь. - Мне кажется, вам стоит проверить все, что он вам наговорил. Свяжитесь с министерством колоний. - Ладно. Можете ли вы назвать мне кого-нибудь, с кем бы я мог там связаться, сэр? С заметным облегчением Эдвард ответил: - Да! Мистер Олдкастл. Жаль, я не знаю его должности. Я всегда писал ему на дом. - Его полное имя? - Джонатан Олдкастл, эсквайр. - Вы можете вспомнить его адрес? - Да! В последние два года я писал ему каждую неделю или две. Ага, Дубы, Друидз-Клоуз, Кент. Лизердейл кивнул и уселся поудобнее. - Вы списывали в школе этот адрес, сержант? Послышался шелест страниц. - Да, сэр, - отозвался сержант. - И этот мистер Олдкастл отвечал на ваши письма, сэр? - С завидной регулярностью. Он был очень добр - и щедр. Снова толстые пальцы потеребили седой ус. - Экзетер, в Кенте нет населенного пункта под названием Друидз-Клоуз. Пункта с таким названием в Британии вообще не существует. - Но этого не может быть! - Сержант, можете ли вы подтвердить то, что я только что сказал свидетелю? - Да, сэр. Эдвард помолчал немного. - Кажется, мне нужен стакан воды, - сказал он. Начиная с этого момента, все пошло хуже, гораздо хуже. Лизердейлу удалось сбить его с толку, и теперь он не давал ему возможности опомниться. Каким-то образом они вернулись к Грейфрайерз-Грейндж... - Вы зарезали Тимоти Боджли? - Нет! - Вы в этом уверены? Вы точно помните? - Нет, сэр, я не помню, но... И к Африке... - Кто такой "Джамбо"? - Кто? - яростно переспросил Эдвард. Подлец! Письмо! - Есть в Англии кто-нибудь, кто знал бы вашего отца? - Не знаю. И снова к Грейндж... - Вам приходилось быть в этом подвале раньше? - Нет, сэр. Я не помню такого. - Может ли школьник забыть посещение склепа четырнадцатого века? - Скорее всего нет. Так что, думаю, я не... - Вы слышали стук людей в дверь одновременно с криками этой женщины? Она долго кричала? Как долго вы удерживали ее стулом? Постепенно, неизбежно Эдвард начал сбиваться. - Вы помните эту вещь, мистер Экзетер? - О, так вы нашли его! - "Что ты ляпнул, дурак проклятый!" Лизердейл прыгнул, как кот, выпустив когти. - Вы знаете, что он был потерян! - Это ключ. Я не знаю, от чего этот ключ... Нет, я не узнаю его... Многие ключи похожи на этот - большие, ржавые... - Увести его подальше, срочно!.. - Я так понял, потому что вы спрашивали раньше о двери... - Безнадежно. Признав полное поражение, подозреваемый рассказал о послании, переданном ему Джинджером. "Предатель! Доносчик! Стукач!" Лизердейл закреплял свою победу, разя его вопросами, как сабельными ударами. - Почему вы убили его? Почему вы спорили с ним? Почему вы кричали? Что вы кричали? Какую тайну он вам открыл? Опишите кухню. - Большая. Высокая. Очень старая. А что? - Насколько высокая? Там высокие потолки? Эдвард вытер вспотевший лоб. - Откуда мне знать? Пятнадцать футов? - Двадцать один. Вы помните полку на стене под колоколами? - Я помню полки, шкафы, а колокола... - Ну да, длинный ряд колокольчиков, по одному на каждую комнату дома. Лизердейл хмуро улыбнулся. - Да, это ключ от кухни в Грейфрайерз-Грейндж. Мы нашли его, мистер Экзетер, в горшке на верхней полке. - Ото! - Двадцать футов, да еще плохое освещение. На запыленных нижних полках никаких следов, мистер Экзетер. Что вы скажете на это? - А что вы на это скажете, сэр? - Я скажу, что единственный способ положить ключ в этот горшок - это бросить его так, чтобы он отрикошетил от потолка. Тот, кто смог сделать такое с первой попытки при плохом освещении, должен быть отменным метателем. Подающим, возможно? Допрос наконец закончился. Эдвард в отчаянии созерцал, как книги Джинджера Джонса приобщаются к вещественным доказательствам вместе с его драгоценной фотографией - самой дорогой для него вещью на свете. Полисмены ушли. Он не признался. Ему даже не выдвинуто обвинений, но совершенно очевидно, теперь это только вопрос времени. 28 И второй бесконечный день в своей тюрьме Элиэль провела, ощипывая кур. Девочка стерла пальцы до крови. Она занималась этим старательно, ибо, поступи она иначе, это означало бы еще один голодный день и, возможно, порку. На обед ей принесли вареную курицу и куриный бульон. Она видеть больше не могла ничего куриного. Завтра начнутся Празднества, а ее там не будет. Она больше никогда не увидит Празднеств, никогда не будет петь для настоящих зрителей, никогда не станет актрисой. Хуже всего была мысль о том, что она долго не вынесет такого обращения и сломается. Очень скоро она станет на колени и поцелует башмак Иллы, хотя бы ради общества, ради кого-то, с кем можно было бы поговорить. Правда, пока она этого еще не сделала. Элиэль поплакала, чтобы быстрее уснуть. Проснулась она в темноте. Это было не так, как тогда, когда ее разбудил Жнец. Она медленно, неохотно выныривала из сна. Какой-то звук не давал ей покоя. Она попробовала натянуть на ухо рваное одеяло, но добилась только того, что теперь на холоде торчали пятки. Вот, снова! Что-то стучит. Она недовольно подняла голову. Стук в окно!.. Она поднялась на колени. В темноте Элиэль плохо видела даже квадраты переплета. Но там что-то было! Тук-тук! Это не просто ветер стучит ветвями. Мгновенный приступ страха сменился возбуждением. Продолжая кутаться в одеяло, она вскочила на ноги и подбежала к окну. По стеклу колотился конец толстой веревки: "Тук-тук!" Она нетерпеливо задергала задвижку, распахнула маленькую створку и выглянула, но ничего не увидела. По небу неслись облака. Их края были подкрашены зловещим багровым светом Эльтианы. Ни одной другой луны на небосклоне! Только зловещий знак Владычицы! Пронизывающий ветер растрепал ей волосы и заледенил кожу. Веревка раскачивалась, ударяя по лицу. Ощупав веревку в темноте, Элиэль обнаружила внизу петлю, схватила ее и втащила в комнату. Петля была не скользящая, но всплывшие в памяти ассоциации заставили ее поежиться. Совсем стемнело. Эльтиана скрылась за облаком. Может, это знамение? Тут веревка дернулась обратно, словно какой-то озорник на крыше потянул ее к себе. Погоди! Погоди! Дай мне хоть капельку времени, отчаянно думала Элиэль, вцепившись в веревку. Ее тянуло к окну. Она дернула изо всех сил, пытаясь не упустить такой возможности. Веревка чуть ослабла. Кто-то ей явно сигналит. Она нырнула в петлю, пропустив ее под мышки, и забралась на подоконник. Проем оказался маленьким даже для ее роста, но она была ловкой. Она извернулась и уселась на подоконнике ногами внутрь, телом на улице. Девочка крепко держалась за оконную раму. Ветер трепал ее хламиду, мало отличавшуюся от ночной рубахи. Решительно, это не та одежда, которую она выбрала бы для полуночных акробатических упражнений на высоте двух этажей над булыжниками двора. Лучше уж не думать об этом! Ее лицо находилось на уровне каменной перемычки. Элиэль ждала рывка, ощущая, как внутри нее все сжалось, словно она сидит на мамонте, минующем перевал Рилипасс. Петля затянулась, приняв на себя ее вес. Стуча зубами, она лихорадочно вглядывалась вверх, в черные тучи. Отсюда можно было разглядеть карниз, а над ним - бледное пятно. Лицо? Проверяет, делает ли она то, чего он от нее хочет? Она боялась кричать, и он тоже. Она надеялась только, что у него большие, сильные руки. Девочке показалось, что он помахал, она помахала в ответ. Лицо исчезло. Она замерзнет до смерти, если он сейчас же не начнет действовать. От холода и неудобного положения глаза ее начали слезиться. Веревка натянулась еще сильнее, врезаясь в спину. Элиэль выпрямилась, отталкиваясь ногой от подоконника, и приготовилась лезть по стене наверх. Вниз она предпочитала не смотреть. На мгновение показалась Эльтиана, озарив все багровым светом. "Быстрее, - подумала она, - пока богиня не видит!" Веревка пошла вниз. Застигнутая врасплох, она, тихо пискнув, откинулась назад. Ноги ее соскользнули с подоконника, и она больно ударилась коленками о каменную стену. Тут девочка сообразила, что ей нужно спускаться по стене. Камень под босыми ногами был шершавым и холодным. Должно быть, ее спаситель был исключительно сильным, поскольку он отпускал веревку медленно и плавно. Она увидела под собой приближающееся окно и обогнула его - хорошо, что проемы такие маленькие. Должно еще быть окно на первом этаже. Да, вот оно, и гораздо больше. Очень скоро она ощутила под ногами холодные, ужасно холодные булыжники двора. Элиэль, облегченно вздохнув, прислонилась к стене и пробормотала благодарные молитвы всем богам, которых вспомнила. Кроме Владычицы Эльтианы во всех ее ипостасях, конечно. Справа от нее светилось одинокое окно. Остальной храм спал. Если богиня и знала о нарушении ее священных повелений, она еще не подняла свою стражу. Элиэль выскользнула из петли. Веревка продолжала опускаться, ложась кольцами у ее ног. Дрожа от холода, она начала собирать ее. Хорошая веревка дорого стоит. Как это она не догадалась надеть сандалии? Тихое царапанье заставило девочку поднять глаза. На фоне неба вырисовывалось массивное тело - темное на темном, только два глаза слегка светились. Дракон! И он начал спускаться вниз по гладкой стене. Скрежет когтей по камню сделался опасно громким. Она отошла чуть в сторону, не испытывая ни малейшего желания быть раздавленной упавшим драконом. Элиэль всегда знала, что драконы потрясающе умеют лазить, но никогда раньше не думала, что они способны одолеть и гладкую каменную стену. Рядом с ней показался темный раздвоенный хвост, отчаянно дергающийся из стороны в сторону. Он коснулся земли и тут же подвинулся, уступая место туше. Оч-чень темный хвост! Ну конечно же, это Звездный Луч, а ее спаситель - Т'лин собственной персоной. Кого еще она знает из владельцев драконов? Девочка подавила желание позвать его. Когтистые задние лапы ступили на булыжник. Мгновение Звездный Луч балансировал на них, растопырив кожистые складки и хлопая ими, как маленькими крыльями. Потом извернулся и, отфыркиваясь, опустился на все четыре. Глаза дракона, мерцая, светились бледно-зеленым светом. Элиэль подбежала к нему и посмотрела наверх. - Т'лин Драконоторговец! - Нет, - послышался ответный шепот. - Но дракон его. Он не сделает тебе ничего плохого. - Седок повернулся отвязать веревку. Значит, это Звездный Луч опускал ее по стене. - Разумеется, не сделает. Это же Звездный Луч. - Ох, ладно. Давай сюда. - Он протянул руку. Она колебалась только долю секунды. Кто бы это ни был, она уже доверила ему свою жизнь. Элиэль взялась за руку и стала ждать рывка. Он последовал, но какой-то слабоватый. Тут до нее дошло, что рука, за которую она держится, слишком маленькая и гладкая для Т'лина. - Уфф! - недовольно произнес шепот. - Ну ты и тяжелая. Чупу! - Дракон повер