нул голову и в недоумении уставился на него. - Чупу! - повторил он. - Тьфу! Я хотел сказать, Восок! Звездный Луч вздохнул и послушно подогнул лапы, улегшись пузом на булыжник. - Ну! - шепнул седок. - Наступай на мою ногу. Лезь сюда, вперед. Он был почти мальчишка, заметно уступающий ростом Т'лину Драконоторговцу, но Элиэль не собиралась смотреть в зубы дареному дракону. Она вскарабкалась в седло. Положение нельзя было назвать удобным, поскольку задравшаяся хламида оставляла ее ноги голыми, и она была зажата между седоком и жесткой спинной пластиной. Две затянутые в кожу руки сомкнулись вокруг нее. В ближнем окне зажегся свет. - Тьфу! - произнес ей на ухо мальчишеский голос. - Держись изо всех сил! Вондо! Зомф! Командовать Звездному Лучу "Зомф" было, пожалуй, ошибкой. "Варч" было бы уместнее. Дракон вскочил на ноги и стрелой устремился через двор. Он перемахнул через стену и понесся сквозь кусты. Ветки трещали и хлестали по лицу. Элиэль удержалась от крика и согнулась в три погибели, изо всех сил прижимаясь к пластине. Хорошо еще. Звездный Луч сложил свои кожаные складки, чтобы не цепляться ими за кусты, и ей удалось спрятать под них голову. Ее спутник отчаянно чертыхался, откинувшись назад. Зубодробительный толчок чуть не сбросил ее - дракон перемахнул еще одну стену. Несколько камней с грохотом обрушились на ночную улицу. Не получая дальнейших команд, дракон вполне мог бы пересечь улицу и карабкаться на стену противоположного дома. К счастью, он уклонился вправо и начал набирать скорость. - Пять Богов! - взвыл парень. - Как сказать ему "Тише"? - Варч! - крикнула Элиэль, разгибаясь. Звездный Луч неохотно замедлил ход. Правда, от его скорости все равно захватывало дух. Ночь неслась навстречу ледяным ветром. Когти клацали по мостовой. Хорошо еще, на улице никого не было. - Тьфу! Спасибо. Меня зовут Гим Скульптор. - Элиэль Певица. - Рад слышать это. Было бы дурным тоном спасти не ту девицу. Как там будет "налево" и "направо"? Я все забыл. - Вилт и чаз. Ты что, хочешь сказать, ты не умеешь править драконом? - Чаз! - скомандовал Гим. - Нет. Никогда раньше не садился на дракона. Ничего, бог защитит нас! Он меня и послал. 29 После ухода инспектора Лизердейла Эдвард провел несколько часов в мрачном отчаянии, снова и снова возвращаясь мыслями к страшному допросу и отчаянно жалея, что не может взять назад большую часть своих ответов. Хуже всего, конечно же, было его идиотское хвастовство насчет меткого кидания. Если оно само по себе и не заслуживало повешения, то приближало к виселице, это уж точно. Версия полицейских казалась абсолютно бредовой. Этот ключ скорее всего запасной и лежал в горшке уже не первый год. Однако если другого объяснения запертой двери не найдется, присяжные примут полицейскую версию. Единственным объяснением могло быть только волшебство. Но английские присяжные, увы, имеют незавидное свойство не верить в сверхъестественные явления. И он сам тоже. Загадка отцовского возраста сводила его с ума, хотя к убийству это явно не имело никакого отношения. То, что он знал о своей семье, до сих пор ограничивалось познаниями двенадцатилетнего мальчишки. Он никогда не обсуждал таких вещей со святошей Роли. Он знал, что братья не виделись с тех пор, как Камерон эмигрировал в Новую Зеландию. Кажется, отец говорил еще что-то насчет того, что Роланд тогда изучал богословие. Судя по его теперешнему возрасту, старый маразматик получил сан где-то в конце шестидесятых. Родители Эдварда поженились в Новой Зеландии и ненадолго заезжали в Англию, прежде чем отправиться в Африку. Семья тогда не собиралась целиком, поскольку Прескотты находились в Индии, а Роланд - на Фиджи или на Тонга, или где-то в этом роде. Собственно, это все, что знал Эдвард. Подумать, так в рассуждениях Лизердейла имеется своя логика. Если Камерон Экзетер работал чиновником в правительственных органах Новой Зеландии в шестидесятые годы, как могло ему спустя сорок лет, в Кении, быть сорок с небольшим? Но если глава округа Экзетер - самозванец, тогда почему этот факт не получил отражения в заключении комиссии? Эдвард сотню раз перечитал это проклятое заключение, но в нем и намека не было на такую тайну. Оно вообще не касалось биографии отца. Теперь это забавное упущение показалось ему зловещим, чем-то угрожающим, затаившимся до поры. Святоша Роли явно знает больше, чем говорит. Ждет, чтобы Эдвард ползал перед ним на коленях, моля о снисхождении. Показывал ли он ему эту фотографию, прибыв в Англию? Он не помнил, хотя странно было бы не показать. Допустим, он ее показал. Тогда старый хрыч не мог не заметить, что сорокалетний мужчина - не его брат. Тогда почему он не сказал сразу? И почему не сказал этого четыре года спустя, после резни, когда на него легло бремя опекунства над сыном самозванца? Чтобы наложить лапу на остаток семейных денег? _Обвинение считает_, что, когда дедушка Экзетер скончался, завещав остатки своего богатства неправедного троим своим детям, подлинный Камерон Экзетер уже умер и был похоронен на противоположном конце света. Каким-то образом некто значительно моложе присвоил себе его имя, получил денежки и поспешно покинул Новую Зеландию. Таким образом он мог считать себя в безопасности до тех пор, пока держится подальше от брата и сестры покойного. Милорд, обвинение изложило свою позицию. _Высокоученая защита_ выражает свое сомнение. Зачем тогда подобному мошеннику хоронить себя в африканском буше? Затем, парирует обвинение, что преподобный Роланд Экзетер отошел от активной миссионерской деятельности и направлялся на родину. Самозванцу грозило разоблачение. Но почему в Африку? Почему не в Париж или Вену, или даже в Америку? Эдвард попробовал посмотреть на этот вопрос глазами судьи и пришел к неминуемости обвинительного приговора. Он не мог отрицать неопровержимости фотографии. Но поверить в то, что отец, память о котором была для него священна, мог оказаться таким мошенником?.. Нет! Когда умерла Милдред Прескотт, отец стал опекуном Алисы и, следовательно, хранителем ее доли наследства. Он взял девочку к себе и заботился о ней, как о родной дочери. Он не отправился в Европу, чтобы промотать эти деньги. Он оставался служить людям Ньягаты до самой смерти. Что, если за четыре года до смерти отца Роланд Экзетер уже видел эту фотографию? Нет, это совершеннейшая бессмыслица! Святоша Роли устроил бы целую историю - разоблачил бы самозванца, забрал бы все деньги себе и вышвырнул бы Эдварда на улицу. Ведь точно, вышвырнул бы? Значит, Эдвард не показывал этой фотографии Роланду. Правда, он с уверенностью может утверждать, что сейчас она находится на пути в Лондон. Преподобный джентльмен скоро будет иметь удовольствие созерцать ее. Тайна его семьи не может иметь ничего общего с убийством в Грейфрайерз-Грейндж. Но какой полицейский откажется от возможности так запросто взять и раскрыть подлог двенадцатилетней давности? К куску недоваренной трески, поданной на ужин, Эдвард почти не прикоснулся. В девять часов сиделки совершали вечерний обход. Они делали пациентам массаж, перестилали постели на ночь, убирали цветы, поскольку спать в помещении с цветами вредно. Германия вторглась в Бельгию, Британия объявила войну. Добровольцы записывались тысячами. Даже эти потрясающие новости не доходили до Эдварда в его нынешнем состоянии. Все равно он выпал из жизни по меньшей мере на три месяца, пока не срастется кость; смерть на виселице представлялась ему сейчас куда вероятнее боевой славы. Эдвард заметил перемену в отношении сиделок. Они делились с ним последними новостями, но не задерживались поболтать. Даже когда он старался казаться веселым и разговорчивым, они не отвечали ему. Они уже знали, что он убийца. Эдвард пытался почитать последнюю главу "Затерянного мира", но строчки сливались перед глазами. Зловещее название книги - теперь он это ясно видел - как нельзя более кстати соответствовало происходящему. Погасили свет. Больница затихла. Жизнь за окном, казалось, замерла. В Грейфрайерз по вечерам вообще тихо. А сегодняшний вечер все и подавно стремились провести с семьями или друзьями, пытаясь свыкнуться со столь внезапно поразившей мир катастрофой. Если где-то и проходил патриотический митинг, то до больницы Альберта не долетало ни звука. Сон не шел. Эдвард хмурился и страдал в промокшей от пота постели. Надо бы завтра попросить о встрече того адвоката, о котором говорила миссис Боджли. Или это будет означать признание вины? Может, лучше подождать Лизердейла с обвинением? Кто мог убить старину Волынку? Как? Зачем? Он не понимал уже ровным счетом ничего. Единственное, в чем он может быть уверен, - это в том, что у него нет другого выбора, кроме как оставаться здесь и ждать. Бежать некуда. Разве что к Алисе... нет, он не может так ее подставить. Он не может ходить. У него нет ни денег, ни одежды. Да и невозможно натянуть брюки поверх шины. Вот если бы у него уже был гипс... Допустим, он все-таки показывал карточку святоше Роли? Допустим, Роли узнал на ней своего брата, но на тридцать лет моложе, чем ему положено быть? Это объяснило бы его упоминания о поклонении дьяволу. То есть он хотел сказать, что Камерон подобно доктору Фаусту продал душу дьяволу в обмен на вечную молодость? О Боже! Это еще безумнее, чем ключи, сами собой запрыгивающие в горшки, или убийцы, свободно проходящие сквозь запертые двери. Должно быть, он все-таки заснул. Разбудил его свет из коридора. Вошла ночная сиделка. Эдвард видел только темный силуэт. Он приветственно поднял руку. - Не спится? - спросила она. - Что, болит? - Нет. Плохие новости. - О, они придержат немцев, пока вы не попадете на фронт. - Сиделка положила руку ему на лоб, проверяя температуру. - Не это. Мои личные дела. - Простите. Я могу вам помочь? - Найдите мне хорошего адвоката. Она произнесла "О!" так, словно только сейчас вспомнила, кто он такой. - Хотите, я попрошу у доктора снотворное? Эдвард уже думал об этом. Он чуть не сказал "да". - Нет, спасибо. Обойдусь. - Я еще зайду попозже. - Она выплыла, и палата снова погрузилась в темноту. Только тоненький луч света пробивался через дверную щель. Он вернулся к своим мрачным мыслям. Постепенно до него дошло еще одно: запоздалая реакция сиделки свидетельствовала о том, что Лизердейл отозвал своего сторожевого пса. Возможно, тот просто потребовался для какой-то более неотложной работы. Замечательно! Теперь подозреваемый может выбраться из больницы и удрать в Бразилию или куда-нибудь еще. Когда вернется сиделка, он попросит у нее пару костылей. Сквозь полудрему Эдвард услышал, как опять открылась дверь. Щурясь, он рассмотрел все тот же темный силуэт на фоне дверного проема. Он удивился, с чего это сиделка сняла шапочку. Но увидев ее длинные кудрявые волосы, понял, что ошибся. Это не сиделка! - Двард Кисстер? - Голос был хрипловатый. И этот акцент - на Эдварда сразу же нахлынули воспоминания. Целая лавина воспоминаний! Он забился, как выброшенная на берег рыба, пытаясь то ли сесть, то ли дотянуться до веревки звонка. В результате только дернул ногу, и все тело пронзило болью. Эдвард вскрикнул. Тут он увидел в ее руке что-то, отсвечивающее металлом, и закричал уже во всю глотку. Она шагнула от двери, заходя к нему справа. Угроза! Он закричал, призывая на помощь, выкрикивая первые слова, что пришли ему в голову. - "Что ж, снова ринемся, друзья, в пролом!" - Схватив ближайшее к нему оружие, оказавшееся все той же миской в форме почки, он продолжал кричать. - "Иль трупами своих всю брешь завалим. В дни мира..." - Он изо всех сил швырнул миску. - "...украшают человека смирение и тихий..." - Атака явно застала ее врасплох, и снаряд ударил ей прямо в лицо. Она с криком отшатнулась назад. Миска со звоном упала на линолеум. - "...скромный нрав! Когда же грянет ураган войны..." Он снова потянулся к звонку. Нет, эта рука нужна для метания. - "...бешенства личиной..." - Она бросилась к нему, извергая проклятия на каком-то незнакомом языке и подняв клинок. - "...глазам придайте разъяренный блеск..." - Он метнул графин с водой - она отбила его в сторону, и графин разбился. Где же все? - "...Пускай, как пушки, смотрят из глазниц..." - Он продолжил обстрел пепельницей и попал. - "...Как выщербленный бурями утес..." - Он свешивался с кровати. Боль сотрясала все тело раскатами землетрясения. Она чуть отступила - зловещая черная фигура. Он продолжал выкликать свой монолог так громко, как только мог. - "Сцепите зубы и раздуйте ноздри..." - Он уже держал наготове книжку Волынки. Ну почему, почему никто не идет! - "...В вас кровь отцов, испытанных в бою..." - Она подалась вперед, и он швырнул Конан Доила. Ему показалось, что он попал, но она только рассмеялась и снова заговорила своим утробным голосом: - Ну, что дальше, Двард? Она была права: запас снарядов иссяк. Почему его никто не слышит? Он в жизни не кричал так громко. - "Пример подайте вы простолюдинам; учите их сражаться!" - Она бросилась, стремительная, как змея. Он отклонился еще сильнее вправо и, намотав на левую руку подушку, парировал удар. Но при этом чуть не свалился с кровати. Боль в ноге заставила его заорать. Больше всего он боялся потерять сознание. Вихрем взметнулись перья. Он пошарил правой рукой и наткнулся на пустое судно. - "Ведь нет средь вас столь низких..." - Он изо всех сил ударил ее по руке, жалея, что судно пустое - могло бы быть и потяжелее. Она вскрикнула и выронила нож. Он попытался схватить ее за платье, надеясь, что в ближней борьбе одолеет ее, но она выскользнула. Ох, черт, снова нога! Он совсем охрип от крика. - "Стоите, вижу, вы, как своры гончих..." - Она нагнулась, чтобы подобрать нож. Он швырнул судно ей в голову и промахнулся. Она снова бросилась на него, и на этот раз он решил, что все кончено. - "...на травлю рвущиеся. Поднят зверь!" - Изыди! - послышался голос из угла. Женщина с воплем обернулась. Эдвард не заметил, как он вошел, но это, несомненно, был тот самый мистер Олдкастл, который приснился ему вчера. В пальто с каракулевым воротником и допотопной бобровой шапке он не производил впечатления опасного противника. И все же, угрожающе нацелив трость на безумную женщину, он казался до удивления спокойным. - Вон, шлюха! Убирайся пол лизать у ног своих господ презренных, дабы они твой жалкий труп псам гончим не швырнули на потеху! Женщина без единого слова выскользнула в дверь. Ее шаги стихли почти мгновенно. Кризис миновал. - Эй! - прохрипел Эдвард. - Задержите ее! - О нет, мой юный друг, нам смысла нет ее препровождать под стражу. - Мистер Олдкастл снял шапку и с отсутствующим видом потер ее рукавом. - Ведь тварь сия известна мастерством своим от всяческих оков свободно избавляться. Поверь: уж проще во сто крат на шлюпку василиска посадить, чем эту шлюху заточить в темницу. - Вы хотите сказать, - произнес Эдвард, откидываясь на кровати, - что она может проходить сквозь запертые двери? - Он взмок, его трясло. Сердце колотилось так, словно он на своих двоих одолел дистанцию Большого Национального Кубка - с барьерами, ямами и всем прочим, - но он был жив. Он чуть не плакал от боли, но был жив. - Воистину ты прав. Когда бы не ее зловещий дар, ужель зашла б она столь далеко? - Маленький человечек хихикнул. - Признаюсь, в декламации весьма ты преуспел! Быть может, плавности ей чуть недостает, но этот недостаток избытком чувства возмещается с лихвой. Сам Кин великий вряд ли б смог сих строк волнительней изречь. Он шагнул к кровати и внимательно посмотрел на Эдварда. От него исходил странный запах нафталина. - Скажи, ту боль, что ногу так тебе терзает, ты в силах далее терпеть? - Э-э... бывает и хуже. - Эдвард перевел дыхание. - С учетом обстоятельств, на удивление неплохо. - Конечно, состояние его трудно было назвать приятным. Хоть он еще и не нуждался в пуле, чтобы ее закусить, зубам приходилось несладко. - Воистину заняться исцеленьем стоит нам без отлагательств. Постой, вздохни, расслабься на минуту. Я только ненадолго отлучусь. С этими словами мистер Олдкастл положил шапку и трость на кровать и поспешил к двери. Темный силуэт мелькнул в светлом прямоугольнике двери, и он исчез. - Ангелы и прислужники добра хранят меня! - пробормотал Эдвард, ибо эта ночь, похоже, принадлежала Шекспиру. - Что, во имя Неба, здесь происходит? - Его пульс постепенно возвращался в норму. Понятно, что это не сон. Перья, вода и осколки стекла на линолеуме... и пятна крови - значит, он все же попал в нее. И в довершение всего на кровати лежали старомодная шапка и трость. Стало быть, мистер Джонатан Олдкастл действительно был здесь и намеревался вернуться. Может, он сейчас перепрыгнул в Друидз-Клоуз, несуществующий город, куда тем не менее доставляют почту? Спокойно, дружок! Только истерики тебе сейчас не хватало. Самое странное - почему вокруг царит такая тишина? Поднятый ими грохот должен был бы разбудить всю больницу. Эдвард подумал, а не позвонить ли ему, но решил подождать возвращения своего загадочного хранителя. Тот не заставил себя ждать. Он вернулся со светлым узлом на плече и парой огромных костылей. Старик слегка согнулся под грузом, так что казалось, будто он спешит. На самом же деле мистер Олдкастл двигался довольно медленно. - Твои пожитки ждут тебя снаружи, мастер Экзетер. - Он испустил тихий кудахчущий смешок, к которому Эдвард начал уже привыкать. - И да подождет сей перелом внутри! Обуй же сей башмак немедля. - Он протянул Эдварду знакомый левый ботинок и бросил ему на грудь халат. - Минуточку, сэр! Я же не могу двигаться с этой ногой! - Воистину ты уподобишься той куропатке, что, раненной прикинувшись, врага отводит от гнезда. Но поспеши, отважный мой, ибо чудища похуже этой шлюхи учуять след твой могут очень скоро, и против них уже ни мне и ни тебе не устоять. - Мистер Олдкастл продолжал возиться с тросиками, удерживавшими ногу Эдварда на весу. - Но если я сбегу, это будет равносильно признанию вины. - Останься - и продемонстрируешь, что смертей. Ответить Эдварду не дала острая боль, пронзившая его, когда нога опустилась на кровать. Он только молча глядел на старика до тех пор, пока не смог вздохнуть и утереть пот с глаз. Плутовское лицо сморщилось. - Ах, юный друг мой, ужель не знаешь ты, что уж пробудились войны драконы и что сигнальные огни оборотились погребальными кострами, и в пламени их поколение сгорит. И ужас скоро будет править миром. - Да, но при чем здесь... - О мастер Эдвард, те же злые силы, что бедствия сии на мир призвали, в довольстве от проделанной работы могут взгляд свой на тебя оборотить. Ведь до сих пор влекли к себе их помасштабнее задачи. Ты был для них помехою, но малой, зато имел большую ценность для сил иных - ты с ними познакомишься, и скоро. Нам повезло, что в хлопотах своих они лишь эту шлюху подрядили тебя убить - и трижды неудачно. Теперь же, к делу подойдя серьезней, они страшнее хищников пошлют, и я боюсь, что утреннего света не увидишь, коль ты со мной не убежишь сейчас. Иными словами: стисни зубы и давай! Как бы абсурдно это ни звучало, его замысловатая речь убедила Эдварда. С этой логикой трудно было спорить - и потом, кто, как не он, только что спас Эдварду жизнь. Юноша задрал левую ногу и начал натягивать ботинок. Следующие несколько минут оказались воистину прогулкой по раскаленным углям. Эдвард решил относиться к этому, как к испытанию мужества. Он сел и накинул на плечи халат. С помощью мистера Олдкастла он опустил правую ногу на пол и встал, опираясь на левую. Потом, перенеся вес на костыли, шагнул по усыпанному перьями полу к двери. Держать правую ногу на весу было мучительно, но касаться ею земли - еще хуже. Ясное дело, это обречено на провал. Сиделки увидят его и отведут обратно. Они позвонят в полицию. Но у него не было сил спорить, и он, обливаясь потом, молча одолевал шаг за шагом по полутемному коридору, грохоча костылями, а мистер Олдкастл страховал его, идя рядом. Маленький человечек, похоже, сильно нервничал, не в силах ускорить их продвижение. За столиком дежурного никого не было. Старый чемодан Эдварда стоял рядом, а на нем красовалось его канотье. Мистер Олдкастл нахлобучил шляпу ему на голову под залихватским углом и сам взялся за чемодан. Потом прошел вперед и отворил дверь на лестницу. Эдвард хотел сказать, что есть еще лифт, но зубы его оказались так стиснуты, что он не издал ни звука. Возможно, мистер Олдкастл считал, что старая скрипучая клетка перебудит сиделок и санитаров, а может, он просто не доверял современной технике. Эдвард одолел три марша на одной ноге и одном костыле, цепляясь за перила побелевшей рукой. Мистер Олдкастл нес другой костыль. Судя по тому, как он управлялся с чемоданом, он был гораздо сильнее, чем казалось на первый взгляд. Им так никто и не встретился - даже за стойкой регистратуры у главного входа. Эдвард вывалился из больницы на свежий ночной воздух. Интересно, осталась ли за ним по всему пути от кровати мокрая дорожка пота? 30 - Восок! - решительно скомандовал Гим. Но Звездный Луч даже не шелохнулся. Он стоял, опустив голову на плечо Т'лину Драконоторговцу, и громко урчал. - Восок! - тихонько прошептал Т'лин. Дракон опустился на брюхо, продолжая блаженно прижиматься к хозяину. Он урчал с такой силой, что мог разбудить всех соседей. В маленьком, тесном Нарше не так уж много мест, годных на то, чтобы спрятать дракона, но двор скульптора был из таких мест. Звездный Луч занимал почти все пространство между необработанными каменными блоками и недоделанными изваяниями. Человек с фонарем запирал ворота. Элиэль торопливо перекинула ногу через вьючную пластину и с неприличной поспешностью соскользнула на землю. Она вздрогнула, коснувшись босыми ногами ледяного острого гравия. Девочка еще не успела одернуть хламиду, когда рядом с ней приземлился Гим. Оступившись, он сдавленно ругнулся. Не самое торжественное явление благородного героя, совершившего блистательный подвиг. Он поднялся, злобно бормоча что-то под нос и посасывая оцарапанную ладонь. Элиэль успела сделать только два неуверенных шага к Т'лину, когда из дома вышла дородная женщина. - Милая! Ты, поди, замерзла! Ступай же быстрее в дом. - Она втащила Элиэль в уютную, полную аппетитных ароматов кухню, освещенную четырьмя свечами. Закутанная в меха ламы, Элиэль оказалась рядом с большой чугунной плитой. Женщина отворила дверку и пошуровала угли в топке большой железной кочергой. Потом подкинула в огонь еще несколько кусков угля из ярко начищенного медного ведерка. На стене висели такие же блестящие медные кастрюли. На полу лежал ковер с кистями. На полке стояли раскрашенные фарфоровые тарелки, стояли так, чтобы были видны картинки на них. Может, дом, где жила семья Гима, и уступал роскошью королевскому дворцу в Юрге, но состоянием своим они никак уж не уступали труппе странствующих актеров. Элиэль начала непроизвольно дрожать. Она не знала, от перемены температуры или от нервной реакции, но всерьез опасалась, что может рассыпаться на части. - Горячий суп! - объявила женщина так, словно возглашала по меньшей мере явление кого-то из старших богов: Оставив в покое огонь в плите, она склонилась, чтобы укутать ноги Элиэль своим шерстяным халатом. - Спасибо, - выдавила девочка, клацая зубами. - Овощной или куриный бульон? - Только не куриный, пожалуйста! - Я мать Гима, Эмбилина Скульптор, а ты, должно быть, Элиэль Певица. - Да, но теперь... - Объяснения подождут! - остановила ее Эмбилина. Без верхнего халата она казалась не такой округлой. Она была скорее стройной и неожиданно молодой для матери такого мальчика, как Гим. Ее миловидное бледное лицо покрывал миллион мелких морщинок. На ней было довольно дорогое платье, голубое, под цвет глаз. Она улыбалась. Вошел Т'лин Драконоторговец и тут же заполнил собой все помещение кухни, чуть не цепляясь тюрбаном за потолок. Рядом с красивыми золотисто-рыжими волосами Эмбилины его обветренное лицо и медная борода казались дремуче-варварскими. Он начал стягивать верхнюю одежду, сохраняя на лице непонятное угрюмое выражение. Шагнув к плите, чтобы отогреть пальцы, он продолжал прятать глаза от Элиэль. Дверь закрылась за мужчиной, должно быть, отцом Гима. Он был среднего роста, мускулистый, хотя рядом с торговцем драконами казался маленьким. Он стиснул руку Элиэль в своей огромной лапе, шершавой, как терка. Он был столь же смугл, сколь была бледной его жена. - Меня зовут Кольвин Скульптор. - Элиэль Певица. Он кивнул, изучая ее спокойными угольно-черными глазами. - Ты моложе, чем я думал, и ты храбрая девочка. - Он говорил очень медленно, словно читал по бумажке. - М-м-мне н-нек-когд-да было думать! В-вся заслуга Г-г-гима. Смуглый мужчина покачал головой: - Вся заслуга бога. Гим пошел благодарить его за благополучное возвращение. Не хочешь навестить его? - Конечно! Сейчас же. - Элиэль встала, пошатываясь. - Потом! - крикнула Эмбилина от плиты. - Девочка промерзла чуть не до смерти, и суп... Но скульптор произнес: - Всему свое время. Он говорил негромко, но убедительно. С ним не хотелось спорить. - Ты обещаешь никому не открывать то место, куда я отведу тебя? Никому не слова! Это помогло Элиэль преодолеть свою нерешительность - ее несносное любопытство взвыло, как потревоженный дракон. - Разумеется! Честное слово, никому не скажу, - как можно более искренне пообещала она. Скульптор кивнул и повернулся к Т'лину. Но Т'лин уже нашел себе стул поудобнее и уселся, вытянув длинные ноги. Он производил странное и пестрое впечатление - разноцветные трико, камзол с вышитой подбивкой. Кроме того, от него исходила и угроза. Длинный меч в зеленых ножнах лежал у ног, а на голове до сих пор красовался черный тюрбан. Он отрицательно покачал головой: - Терпеть не могу тайн. Он них зла гораздо больше, чем добра. Румяное лицо Кельвина скривилось, как от боли. - Не такая уж это тайна. Обыкновенная молельня Тиона. Просто... моя личная. Взгляд Т'лина остался холоден, как сталь. - Тогда к чему все эти клятвы хранить тайну? - Ну... там у меня ценные вещи, и я не хочу, чтобы о них говорили. Не все ведь гнушаются красть у бога. - Боги могут позволить себе потери куда большие, чем мы, бедные трудяги. Нет, я отблагодарю богов, но по-своему, позже. Кольвин задумчиво почесал румяную щеку. - Это кольцо у тебя в ухе - означает ли оно особый культ, Драконоторговец? Т'лин угрожающе сдвинул рыжие брови: - Если и так, это не помешало твоему богу просить у меня помощи. Скульптор задумался и, похоже, решил не спорить. - Тогда пошли, Элиэль Певица. - Минуточку! - Эмбилина преградила им путь, словно разъяренная богиня. - Уж не собираешься ли ты тащить бедную девочку на улицу босиком? Последовала небольшая задержка, пока Элиэль обувала башмаки хозяйки и надела ее теплый плащ - и то, и другое на порядок большего размера. Потом еще одна, когда Кольвин попробовал выйти и столкнулся нос к носу с драконом. Звездный Луч, как и все его сородичи отличавшийся любопытством, решил посмотреть, что творится в доме, и его морда заполнила весь дверной проем. - Попробуй откинуть занавески, - невозмутимо посоветовал Т'лин, не вставая со стула. - И закрой дверь, пока ему в голову не взбрело зайти. Это сработало. Огромная морда переместилась к окну, и скульптору удалось наконец проскользнуть мимо чешуйчатого плеча. Элиэль следовала за ним, перешагивая через когти, как через древесные корни. Холодно-голубые лучи Иш, пробивающиеся меж туч, изморозью отсвечивали на чешуе дракона. Кольвин провел Элиэль вокруг дракона к маленькому сарайчику у ограды. Дверь была открыта, но Элиэль обратила внимание, насколько она мощная и толстая. И еще три засова, запирающихся на замок. Если это всего только "личная" молельня - что же за тайна хранится там, внутри? Сарай был завален обычным хламом: инструментами, поленьями, причудливыми каменными и металлическими обломками. Куда больше интереса вызывала створка в полу и ведущая вниз лестница. Скульптор спускался первым, освещая дорогу. - Это очень старое место, - его голос звучал глухо. - Возможно, здесь когда-то был храм. А теперь, значит, молельня - маленькое низкое помещение, заполненное причудливыми тенями, скорее всего отгороженная часть большого подвала. Те куски стен, что она могла разглядеть, представляли собой грубую каменную кладку, а местами были просто высечены из скалы. Единственный свет исходил от двух канделябров, поставленных на толстый яркий ковер, казавшийся здесь совсем чужим. Этим обстановка и ограничивалась. Холодный воздух был напоен ароматом благовоний. За ковром темнела ниша, а в нише стоял бог. Гим, должно быть, уже закончил свою молитву и с улыбкой оглянулся на вошедших. Собственно, только теперь Элиэль смогла разглядеть юношу. Он все еще напоминал медведя в своей тяжелой шубе. Без шапки его золотые кудри рассыпались по плечам. Глаза оказались того же голубого цвета, что и у матери. На верхней губе был легкий пушок. Возможно, он считал, что это усы. Великодушно решив не обращать внимания на такие мелочи, она пришла к выводу, что ее спаситель - вполне симпатичный молодой человек. Что ж, очень приятно! Она улыбнулась в ответ и только потом посмотрела на бога. Его изваяние не было просто поставлено в нишу. Скорее это нишу высекли в рыхлом желтом песчанике, чтобы из нее вырастал восхитительно сделанный Тион. Статую в человеческий рост легко было узнать по безбородому лицу и по флейте в руках. Обыкновенно Юношу изображают нагим, но этот носил узкую набедренную повязку, напоминавшую скорее шарф - крайне непрактичное одеяние, неминуемо свалившееся бы с любого смертного. Он как бы выходил из стены, поставив одну ногу на пол. Он чуть склонил голову, повернув ее, будто прислушиваясь или собираясь приложить флейту к губам. А может, он только что кончил играть? Глаза его смотрели на посетителей, загадочно улыбаясь. Пламя свечей трепетало, бросая на него таинственные блики. Казалось он шевелился. - Какой замечательный! - прошептала Элиэль. - Ты сам его сделал, Скульптор? Ох, как здорово! - Она бросила еще один взгляд на это лицо безупречной красоты и обернулась посмотреть на Гима. Тот поспешно наклонил голову. - Извините, - пробормотала она. - Я не хотела... нет, я... но... - Я привел тебя сюда не за тем, чтобы восторгаться искусством, Певица, - буркнул Кольвин. Видно было, что он прячет улыбку. - Да, но... Гим? Посмотри на меня. Гим поднял глаза, покраснев, как кровоягода. Он чуть улыбался... Сходство было абсолютным! Вернее, почти абсолютным. Гим казался моложе. И чуть выше, но это единственно за счет ботинок. Босой Гим не превышал бы ростом выходящего из стены бога. - Старший брат, да, Кольвин Скульптор? Или ты представлял себе Гима таким, каким он будет еще через пару лет? - Я ваял не с сына. Я никогда не ваяю с натуры. Она могла только переводить взгляд с непроницаемой улыбки бога на пунцового от смущения Гима и обратно. - Скажи ей, отец. Пожалуйста. - Я изваял это благословенное создание много лет назад, - ответил Кольвин в своей тяжеловесной манере. - В ночь, когда я закончил работу, я возблагодарил бога, вернулся домой и узнал, что моя жена понесла. Она снова покосилась на Гима, и тот покраснел еще сильнее, хотя на лице его появилась глупая улыбка. - Значит, бог?.. - Бог даровал мальчику сходство со статуей? - Изваяние старше, - сказал скульптор. - Гим похож на свою мать, а я очень любил ее - и сейчас люблю. Это может объяснить сходство, которое ты видишь. Но мы пришли сюда благодарить бога, а не говорить об искусстве. Элиэль собиралась стать на колени, но увидела, что Кольвин хочет сказать еще что-то. - Надеюсь, ты достаточно взрослая, чтобы хранить тайны, Элиэль Певица. Если ты поклянешься не вынести ни слова из того, что услышишь, я могу объяснить еще немного. Как тут не пообещать что угодно, если тебе вот-вот откроют тайну подземной молельни? Это почти так же замечательно, как бегство по отвесной стене в полночь. И к тому же далеко не так страшно. Он задумчиво почесал подбородок. - Вот уж, право, не знаю, сколько я могу тебе открыть. Гим держался тише воды, ниже травы. - Братство Тиона? - предположила она. Глаза Кольвина вспыхнули. Осечка? - Все, что я знаю, - поспешно проговорила Элиэль, - это что Тронг с сыном ходили к ним на собрание позавчера вечером. Наш общий знакомый сказал, что они входят в какое-то общество, которое он назвал "Братством Тиона". Сами они ничего про это не рассказывали. - Ну что ж, зато теперь она знает, куда они ходили. Скульптор недовольно фыркнул: - Таинства Тиона - никакое не общество! Но верно, они просили братьев из нарсианской ложи о помощи. Разумеется, мы помолились за них и принесли жертву - и здесь, и в храме Владычицы. Похоже, наши молитвы не остались без ответа. - Он осторожно прокашлялся, глядя на бога. - Мы знали, что произошло там, ибо у нас в храме свой человек, один из братьев. Что он там делает, удивилась Элиэль. Но, конечно же, служение одному богу вовсе не лишает возможности поклоняться и другим. И потом, оракул вещал при людях. Кольвин улыбнулся - это был неспешный процесс, словно солнце, медленно встающее из-за гор. - Мы послали туда человека, понимающего древнюю речь, чтобы знать все наверняка. Жрецы открыли не все, что сказал Оракул. Владычица особо подчеркнула - отдать тебя ее слугам. Она настаивала, чтобы тебя заперли и стерегли две недели. Она сказала, что остальные члены труппы должны заплатить храму сто звезд - деньгами или службой - и сразу же убраться из города, чем быстрее, тем лучше. Так что казалось, будто Владычица сменила гнев на милость, разрешив всем членам труппы, кроме одного, уехать. - Скульптор снова прокашлялся, на этот раз громче. - Мы думали, что этот член труппы не представляет для нас никакой ценности. Младший, без которого можно обойтись... Одно треснувшее яйцо из дюжины - не беда. Все образовалось как нельзя лучше. Но святой Тион так не считал! Он заботится о тех, кто служит ему. Случилось так - и об этом я попрошу тебя молчать, - что мой сын как раз начал посвящение в Таинства Тиона. - Он поколебался, потом пожал плечами. - В обряд посвящения входят молитвы и пост, заканчивающиеся со следующим появлением Кирб'ла. В ту ночь облака разошлись, и показался Кирб'л. - Да, я его видела! - Элиэль покосилась на Гима. Он застенчиво улыбнулся в ответ. - По завершении обряда, - продолжал его отец, - посвящающийся спит перед образом бога. И здесь, на этом месте, Гиму был дарован сон, точнее, видение. Расскажи ей, сын. Гим потер верхнюю губу. Огонек свечи отражался в его голубых глазах. - Я увидел, как еду верхом на черном драконе к храму, - его голос задрожал от возбуждения. - В точности так, как все случилось! Я знал, какое окно мне нужно и что мне делать с веревкой. Так все и вышло! И я знал, что это не обычный сон! То есть я ни разу в жизни еще не дотрагивался до дракона, не то чтобы ездить верхом! Вот я и рассказал все отцу, и... Старший Скульптор усмехнулся: - Он вытащил меня из-под одеяла в самый разгар сна! Обрати внимание: Гима здесь не было, когда приходили актеры! Он ничего не знал ни про оракула, ни про Элиэль Певицу. И тут он, захлебываясь, говорит что-то про спасение девушки, которую против воли удерживают в храме Владычицы! Я сразу понял - бог услышал наши молитвы. Он указывает нам, как поступить. Мы навели кое-какие справки и узнали, что в городе сейчас только один торговец драконами, и отправились поговорить с ним. И у него в табуне был только один черный дракон. И еще, он знал тебя лично. Ого, да это прямо-таки сцена из драм Пиола Поэта! - И что? - нетерпеливо подпрыгивала на месте Элиэль. Кольвин Скульптор снова усмехнулся: - Я думаю, остальное расскажет тебе он сам. Да и суп, наверное, уже готов. Жена спустит с меня шкуру. Ты знаешь уже достаточно, чтобы понять, кого благодарить. - Это бог спас тебя, Элиэль, - искренне произнес Гим. Конечно. Только почему? Почему? Почему??? И какая из аватар Тиона откликнулась на молитвы? Опустившись на колени, Элиэль пристальнее вгляделась в лицо статуи. Загадочность улыбки, решила она, происходит от поворота головы и глаз: губы улыбаются в одну сторону, глаза - в другую. В руке он держал флейту Тиона. Бог, крадущий девчонку из храма другой богини и посылающий на это дело дракона и неопытного юнца. Этим богом мог быть только только Кирб'л, Шутник. Кельвину каким-то образом удалось поставить ее прямо перед скульптурой. Одной из положительных сторон Юноши было то, что он категорически не признавал печатных текстов. Имелись Красные, Зеленые, Белые и Синие Писания. Желтых - не было. Пока она обдумывала, с какими словами обратиться к богу, свою речь начал Кольвин. Его молитва казалась монументальным произведением: - О покровитель искусств, красоты и молодости! Благодарю тебя за благополучное возвращение моего сына, за оказанное нам доверие и за возможность послужить тебе. И как всегда, я благодарю тебя за радости дня минувшего и возможности дня грядущего. Аминь. - Аминь, - отозвался Гим, и Элиэль вторила ему. Такое интимное обращение к богу было ей внове. Впрочем, похоже, настал ее черед. Она посмотрела на бога: его глаза добро улыбались, глядя на нее с загадочным удовольствием. - Благодарю тебя, святой Тион, за спасение меня от самой мерз... - Поосторожнее! - рявкнул Скульптор. - Не богохульствуй, она как-никак Владычица! Элиэль сделала глубокий вдох и начала сначала. - Тогда я просто скажу, что благодарна за то, что меня спасли... Спасибо тебе, о Тион! - Она замолчала. Остальные ждали. - И я обещаю служить... служить тебе, о покровитель красоты и искусств, по мере своих слабых сил. - Она вспомнила про Празднества и попробовала представить себе Утиам, восходящую по ступеням большого храма, чтобы получить из рук бога алую розу. - И еще прошу тебя: будь милостив к моим друзьям, ибо им плохо без меня, и, ну... мне хотелось бы, чтобы им повезло на твоих Празднествах. Во славу твою, разумеется. Аминь. - Аминь, - отозвался Гим. Его отец деликатно кашлянул: - Я не жрец, Элиэль Певица... но позволь мне дать тебе совет. - Пожалуйста. - Если все твои неприятности вызваны каким-то прегрешением по отношению к святой Оис или к самой святой Эльтиане, ты могла бы попросить Тиона заступиться за тебя. - Но я ничего не... я не знаю, что я могла такого сделать, - возразила Элиэль. - Но да. Пожалуйста, о Тион, убереги меня от гнева других богов и от всего, что там еще предсказано. Аминь. Вышло, конечно, не совсем так, как она хотела. Снова Гим повторил за ней эхом "аминь". Но скульптор немного помолчал и последовал его примеру - от него явно не укрылось упоминание о пророчествах. - Я уже принес благодарность святому Тиону, отец, но могу повторить все, если ты хочешь послушать. - Гим все еще переживал свое недавнее приключение. Скульптор улыбнулся: - Ты уже не маленький, чтобы я присматривал за твоими молитвами. Я понимаю, что сердце твое переполнено, а все, что я понимаю, очевидно также и богу. В другом поощрении Гим и не нуждался. Он воздел руки к лику бога: - О покровитель искусств, благодарю тебя еще раз за возможность услужить тебе, за то приключение, что ты подарил мне, и за то, что ты даровал мне благополучное возвращение. Все мои помыслы - о служении тебе, о Тион, и больше всего я надеюсь послужить тебе своею музыкой, но и всю жизнь мою я посвящу служению тебе так, как ты этого пожелаешь. Аминь. - Аминь, - повторила Элиэль. - Аминь, - повторил и Скульптор, низко поклонившись