туальная проституция ужасно напоминала истории Геродота про храм Афродиты в Вавилоне, которые так интриговали их в пятом классе на уроках греческого. Другим врагом был Зэц с его Жнецами. С ними Тион или против? Со Службой или против? Обращаться к Тиону слишком рискованно. Этот Т'лин был другом Крейтона, так что положиться на него безопаснее. Нужно найти Т'лина. Только если это окажется невозможным, он рискнет поставить на Тиона. Вход на территорию храма представлял собой сверкающую арку, украшенную золотом и множеством символов божества: роз, треугольников и животных, напоминавших лягушку. Редкие посетители входили и выходили, не привлекая внимания дюжины вооруженных пиками гвардейцев - они-то заинтересовали Эдварда больше, чем все остальное. В стороне занимался муштрой отряд в полсотни человек. Их броня казалась сделанной из чистого золота, чего никак не могло быть на самом деле, ибо для этого пришлось бы ободрать как липку весь народ. Зачем богу такая армия? Чтобы не позволять туристам писать на колоннах? Или потому, что они хорошо смотрятся на этом месте? Насколько Эдвард мог судить, все воины не уступали ему ростом и казались отменно подготовленными - Золотая Гвардия Соседства. Что это - показуха или действительно элитные подразделения? Элитные части наиболее эффективны в бою - никто не продемонстрировал это лучше британской армии. Дольм нерешительно остановился, но не гвардейцы были тому причиной. Здесь должно было начаться его паломничество. - Я пройду с вами немного дальше, - пробормотал он. - Мне кажется, я могу помочь вам отыскать труппу. - Вполне резонный повод оттянуть страшную минуту. Так что к городу они зашагали втроем. Сусс располагался на возвышенности, защищенной с трех сторон высоким обрывом. По меркам Эдварда город был маленький. Вид стен даже слегка шокировал его, напомнив, что он живет в примитивном мире. Надо бы обзавестись мечом! Он брал уроки фехтования в Гейдельберге, но профессионально обращаться с мечом, конечно, еще не умел. Не доходя городских ворот, дорога пересекала несколько каньонов - небольших притоков реки. Через каждый приток был перекинут каменный мост. Дольм остановился на одном из них и глянул вниз. Потом снял мешок с плеча. - Вот, - сказал он. - Хоть в этом не ошибся. Прямо внизу. Репетируют. Маленькая долина поросла лесом, но почти под мостом имелась прогалина. Двое мужчин и женщина, судя по всему, о чем-то спорили. Остальные укрылись в тени, наблюдая за ними. Голоса долетали до Эдварда невнятными обрывками фраз. Трое на поляне держались скованно и неестественно. - Клянусь лунами! - простонал Дольм. - Они взяли этого кретина Тотрума Исполнителя! - Он пробормотал еще что-то насчет женщин и поединков. Элиэль подпрыгивала на месте, хлопая в ладоши. - Пошли же! - нетерпеливо сказала она. - Ступайте, - сказал Дольм. - Я возвращаюсь. - Пошли, Д'вард! - скомандовала она. - Ты бы не говорила им, кто это, - посоветовал Дольм. Нечестная игра! - Скажи! - возмутился Эдвард, стукнув себя кулаком в грудь. - Им опасность? Скажи им. Элиэль в замешательстве переводила взгляд с одного на другого. - Да, может, тебе лучше предупредить их, - кивнул Дольм, бросая на Эдварда странный взгляд. Потом он вздохнул и опустился перед ней на колени: - Элиэль Певица, я хочу, чтобы ты знала: я глубоко сожалею о том, что случилось. Я ужасно напугал тебя, я собирался тебя убить. Я не прошу о прощении - я сам никогда не прощу себя, но если ты дашь мне свое благословение на будущее, я буду счастлив и благодарен тебе. На мгновение Элиэль потерялась, потом вскинула голову. - Ну конечно, я прощаю тебя, Дольм Актер! - великодушно объявила она. - Я буду молить святого Тиона, чтобы он хранил тебя и чтобы ты обрел покой. - Она обняла Дольма и поцеловала в щеку. Потом покосилась на Эдварда проверить, понравилось ли ему ее представление. - Спасибо, - сказал Дольм, и его благодарность показалась ей искренней. - Пошли, Д'вард! - повторила девочка. - Ты идти, - сказал Эдвард. - Предупредить их. Я скоро. Она подозрительно надула губы. - Мне надо переодеться в одежду паломника. Она всегда будет напоминать мне о тебе, - сказал Дольм. - Потом я отдам Д'варду мой мешок. Он придет. Эдвард кивнул в знак подтверждения. Успокоенная Элиэль вприпрыжку перебежала мост и исчезла на тропинке, ведущей вниз. Мужчины посмотрели друг на друга. - Скажи мне, - проговорил Эдвард. Дольм передернул плечами и отрицательно мотнул головой: - Никогда! - Он развязал мешок и достал оттуда рубаху с пятью священными символами. Потом выпрямился и вопросительно посмотрел на Эдварда. - Скажи мне! - повторил Эдвард. - Скажи про Зэца. Мой надо знать. - Надо? - Надо! Есть Освободителем! Нахмурившись, актер облокотился на парапет и посмотрел вниз на своих друзей. - Я совершил ужасную вещь, - тихо произнес он. - Я избил женщину, жестоко избил. Я был как зверь. Я был пьян. - Он сделал вид, что пьет, и щелкнул себя пальцем по горлу. - Понимаешь? На следующий день я узнал, что она при смерти. Я пошел в храм Зэца и стал молить его о том, чтобы он взял мою жизнь взамен ее - чтобы я умер, а она не умерла, понимаешь? - Он сопровождал рассказ мимикой и жестами, делая паузы, чтобы удостовериться в том, что Эдвард понял. - Жрец сказал, что я должен пойти к ней и коснуться ее - наложить руку, вот так. Было темно, ночь. Двери сами открывались передо мной. Замки отпирались. Никто меня не видел. Она спала или лежала без сознания. Я коснулся ее. Он вздрогнул, продолжая глядеть вниз с моста. - Она умерла сразу. Я ощутил радость, наслаждение. Ты, наверное, еще не знаешь, каково это - лежать с женщиной. А если знаешь, поймешь, но это было гораздо лучше. Гораздо лучше! Я вернулся в храм, прошел посвящение и стал Жнецом. По ночам ко мне приходило желание. Не каждую ночь, но часто. Я вставал и шел на улицу или заходил в дома и собирал души для Зэца. Они все умирали молча, но в страшных мучениях. Они знали. Они умирали страшной смертью, а я наслаждался. Дольм плакал, и на его впалых щеках блестели слезы. - Мне всегда было хорошо, - продолжал он прерывающимся голосом. - Особенно если они были молодые и сильные. Много, много людей... Кровь ценится высоко, говорил Крейтон. Что может быть дороже человеческого жертвоприношения? - Не ты это делать, - осторожно сказал Эдвард. Как можно утешить человека с таким грузом на душе? - Это бог делать, не ты. - Но что привело меня к нему? Мое преступление! - Сестра Ан убить твой, э-э... - Вину? Сестра Ан взяла мою вину? - Спасибо. Сестра Ан взяла твой вину. - Да. И дала мне взамен покаяние. Я был счастлив, творя зло. Я никогда больше не буду счастлив. Я, наверное, убью себя. - Нет. Сестра Ан умирать. Ты умирать тоже, она умирать зря. Дольм повернул голову и посмотрел на Эдварда покрасневшими глазами: - Она умерла за меня! - Ты умереть тоже, тогда Зэц победить! Зачем, думал Эдвард, он ввязался в это дело? У него недостаточно подготовки для того, чтобы стать духовным наставником. Он просто самонадеянный отличник, читающий мораль убийце. То-то святоша Роли гордился бы им. Он и язык-то знает едва-едва для того, чтобы попросить воды напиться, не говоря уж о философских спорах. Но и остановиться он уже не мог. - Сестра Ан вернула твоя жизнь. Ты надо взять жизнь. Ты надо использовать жизнь. Жить хорошо! - Может, когда я сделаюсь паломником и обращусь к святости... Эдвард подумал и об этом. - Нет. Паломник есть убежать от жизнь. - Но что еще мне делать? - злобно спросил Дольм. - Я больше не могу играть. Их взгляды встретились. Это было то же, что с Седобородым или с солдатом на мосту. Это был Дасти Миллер из четвертого класса, сломавший ногу, играя в регби, и боявшийся после этого выходить на поле. Это был четвертьфинал, когда они играли против фаворитов, продув перед этим три раза подряд. Только теперь Эдварду не хватало тех слов, которые он обычно использовал в таких случаях. Все, что он мог, - это повторять, как маленькому: - Ты можешь, Дольм. Ты можешь играть. Ты можешь помнить роль. Игра не измениться. Ничего не измениться! Он ощущал сопротивление. Он видел, что проигрывает. Он поднял руки и взял Дольма за плечи. - Ты можешь! - повторил он. - Я сказать, ты можешь! Глаза Дольма расширились. Эдвард увидел, что тот колеблется, и надавил сильнее, использовав весь свой запас убеждения. - Ты можешь! Я сказать, ты можешь! Поверить мне. Я есть Д'вард Освободитель! Поверить мне! Неожиданно актер вскрикнул. Он оттолкнул Эдварда и рухнул на парапет, сотрясаемый рыданиями. Эдвард шагнул назад, в ужасе глядя на дело своих рук. Мост, казалось, качался под его ногами. На него навалилась ужасная слабость. Дольм плакал - беспомощно, истерически, словно ребенок, стуча кулаками по каменному парапету. Казалось, он может захлебнуться плачем. Эдвард не находил больше слов. "Я не имел права так мучить его. Я должен был позволить ему поступить, как он считает нужным. Пусть страдает, если хочет страдать". Он сердито заковылял прочь. Он даже не пытался поднять мешок - он сомневался, что в состоянии поднять его. Он только два дня как встал после болезни и прошел, наверное, миль пятьдесят. Он падал от усталости. Он сбил все ноги в кровь, и у него болели зубы. Там было слишком много людей. Шатаясь от слабости, хватаясь за деревья, чтобы не упасть, Эдвард на ватных ногах спускался по тропе. Когда он вышел на поляну, там было слишком много людей. Дюжина или больше. Столпившись вокруг Элиэль, они заходились в групповой истерике. Они ничего еще не знали. Дольм не мог сказать им, что Элиэль бежала из Нарша, поскольку не мог открыть, откуда он это знает. И тут она вдруг появляется из кустов. Девочка находилась в центре внимания и наслаждалась этим - поцелуями, объятиями, возможностью рассказать о своих приключениях. Они должны уже знать про "Завет" и про то, что в нем упоминаются Элиэль и Освободитель, - весь Сусс говорил об этом. Их бог сотворил для них чудо. Их девочка вернулась. Все говорили одновременно - кто-то возносил благодарственную молитву, кто-то плакал. Чем не драма! Может, актеры в Соседстве такие же суеверные, как и их земные коллеги? Она ведь их талисман, подумал Эдвард, глядя на сцену воссоединения. Неужели не ясно? Их маленький хромой талисман вернулся, и теперь удача повернется к ним лицом. Повернется ли? Тион или тот, кто замещает его в храме, уже должен знать об Освободителе или скоро узнает. Жнецы Зэца должны следить за труппой. Освободитель не принесет бедным артистам ничего, кроме беды. Он должен уйти - сейчас, сразу же, пока они не увидели его. Слишком много людей! Может, Дольм оставит мешок на мосту? С ним да с зачатками языка, которые ему удалось освоить, Эдвард как-нибудь проживет сам по себе - проживет ли? И потом - снова подниматься по склону? Ну вот, кто-то заметил его. Визжа от возбуждения, Элиэль вприпрыжку бросилась к нему через поляну, а остальные - за ней. Слишком много людей. Он попятился и привалился к дереву, чтобы не упасть. Он сразу вычислил главных. Формально главой труппы был седогривый великан Тронг Импресарио. Он вещал голосом, напоминавшим отдаленную канонаду. Он изрекал банальности и принимал драматические позы. Реальной властью обладала его жена Амбрия, высокая женщина со стальным взглядом и языком острее жала. Вся из острых углов, она тем не менее странно напоминала неукротимую миссис Боджли из Грейфрайерз-Грейндж. А вот мозгами труппы вполне может быть вот этот невысокий человек с коротко остриженной бородкой. Имена, имена, еще имена... Симпатичные мужчины, хорошенькие женщины, все капельку жеманные. Рукопожатия, дружеское похлопывание по спине, слова благодарности за возвращение их малышки... А потом наступила реакция - они начали осознавать, что этот юнец означает не что иное, как новые хлопоты в их и без того нелегком житье. Он вовлечен в какие-то игры богов, которых они не понимали, а если бы и поняли, вряд ли одобрили бы. Он даже не способен нормально ответить на вопрос или построить фразу. И это еще один рот, который надо кормить, не получая ничего взамен. Возбуждение сменилось напряженностью. Толпа начала распадаться на шепчущиеся пары и тройки. Огромная Амбрия что-то сказала мужу. Тот отошел и велел всем продолжить репетицию. Эдвард опустился на кочку и уронил голову на руки. Может, уснуть, свернувшись клубком, - может, тогда они используют этот шанс, чтобы уйти и бросить его... - Голоден? Хочешь пить? - спросил кто-то. Рядом с ним сидела женщина и протягивала ему глиняную флягу и ломоть хлеба с сыром. Она была из тех девушек, один вид которых будит мечты о необитаемом острове для двоих. Ее платья едва хватило бы на одно кухонное полотенце. Эдвард не привык видеть столько красивой кожи сразу. Он ощущал себя неловко, даже когда у Алисы ненароком чуть задирался, показывая на мгновение икры, подол платья. Он знал, что покраснел сильнее, чем увядшая роза в ее волосах. Он бестолково кивнул несколько раз, прежде чем к нему вернулся голос. - Спасибо. Да. Э-э... как имя? Она улыбнулась, показав жемчужные зубы: - Утиам. Спасибо за то, что привели Элиэль к нам. - Э-э... Элиэль меня приводить! Я бояться, я привносить хлопоты. - Где Элиэль, там всегда хлопоты! - весело рассмеялась она в ответ. И он рассмеялся вместе с ней, думая, что, возможно, все не так уж плохо. А может быть, это еда вернула ему силы? Он сидел в сторонке, глядя на актеров со все возрастающим интересом. Несколько тех, что помоложе, занимались фокусами и акробатикой, но, похоже, скорее для развлечения, а не для совершенствования навыков. Основным для всех являлась все-таки репетиция пьесы. Тронг исполнял роль Грастага Короля, стареющего персонажа, встретившегося с молодым соперником. Первого любовника, Дартона Воителя, играл Тотрум, заменивший изгнанного Дольма. Новичок комкал в руке текст, то и дело заглядывая в него. Наверное, это было его первое знакомство с ролью. Но все равно играл он чудовищно. Грастаг отбил у него жену, но Тотрум держался так, словно лишился зубной щетки. Поначалу замысловатая, выспренняя поэзия не доходила до усталого сознания Эдварда. Но на пятый или шестой повтор сцены он начал проникаться ею. Как и у Шекспира, слова сливались в музыку, которая производила впечатление уже сама по себе, так что отдельные непонятные фразы вовсе не портили впечатления. Временами Тронг почти пел, как в опере, где смысл не столь важен, как эмоции. Тотрум мямлил и запинался, казалось, сам не понимая своих реплик. Они проигрывали сцену до тех пор, пока Тронг не рычал "Стоп!" и не обрушивал на партнера поток замечаний. Потом все начиналось сначала. Проблема, конечно, по большей степени заключалась в Тотруме. Это был бледный, узколицый человек, явно страдающий отсутствием сценического опыта. По ходу действия он обращался к Грастагу с гневной речью. Поначалу Грастаг отвечал надменно и презрительно, но постепенно Дартону полагалось завладеть инициативой, изобличить старшего собеседника, обрушив на него перечень его грехов, и довести его до покаяния и отчаяния. Впрочем, до этого не доходило, ибо Тотрум просто-напросто в подметки не годился Тронгу. Это было все равно что овца, укоряющая льва. Да и Тронг был не без греха, поскольку не мог обуздать своего сценического пыла. Такой герой никак не мог покориться, не вынуди его к этому грубой силой. Каждый раз, прерывая репетицию, он обрушивался на партнера не с советами, а с упреками. Вместо того чтобы ободрять новобранца, он только запугивал его. Хорош режиссер? Вспоминая "Генриха V" в шестом классе, Эдвард начал подозревать, что даже у него сценического таланта больше, чем у этого несчастного Тотрума. Он понимал, что гневные тирады Тронга лучше игнорировать. Он оглядел поляну. Унылые лица остальных заставляли предположить, что Тотруму не суждено дожить до заката в качестве члена труппы. Впрочем, было ясно и то, почему Дольм Актер в его покаянном настроении не мог сыграть гневного, задиристого Дартона Воителя. Дай ему сыграть сейчас Гамлета - и он заставил бы увлажниться все глаза в Суссленде. - Твои грехи рядятся в царские, - уныло бубнил Дартон, - одежды. Досель не видела земля пиявки мерзостней, сосущей... - он справился по бумажке, не сразу найдя нужное место, - сосущей жизнь и блага. Из людей и, - извиняющимся тоном продолжал он, - мысли их благие извращающей своею... Низостью? - Стоп! - взревел Тронг и обрушил на него еще один поток упреков, которых Эдвард, к счастью, не понимал. Элиэль присела на траву рядом с ним. Ее щеки пылали от возбуждения. Еще бы! Она вернулась в семью. Тронг, гордо заявила она, приходится ей кем-то. - Что? - вздохнул Эдвард. - Отец матери. - А... Вы похожи немного. Она хихикнула от удовольствия, потом вдруг нахмурилась: - Дартон Воитель никуда не годится! - Нет. - Ш-ш! Они начинают снова! - Ничтожный отпрыск низкой шлюхи подзаборной! - возгласил Тронг, подавая реплику. - Твои грехи рядятся в царские одежды! - взревел меж деревьев новый голос. Тотрум подпрыгнул и выронил свою бумажку. - Досель не видела земля пиявки мерзостней, - рычал Дольм, размахивая посохом с такой яростной энергией, что солнце, казалось, отражалось от него, - сосущей жизнь и блага из людей и мысли их благие извращающей своею низостью. Вся труппа вскочила на ноги. Тотрум стоял, разинув рот. - Ужель? - Тронг отшатнулся на шаг, воздев руки обороняющимся жестом. - Конечно, проще воздух сотрясать угрозами пустыми, чем мужу взвешенные принимать решенья и законы соблюдать. - Законы соблюдать? - кипел возмущением Дольм, наступая на него и совершенно затмив своего незадачливого преемника. Лавина обвинений и проклятий обрушилась на Тронга. Большая часть слов осталась Эдварду непонятной, но смысл был ясен и так. Грастаг Король отрицал, спорил, упрашивал и наконец склонился под натиском Дартона Воителя, клокотавшего, как проснувшийся вулкан. Сцена завершилась тем, что Тронг бежал в кусты. На минуту над поляной воцарилась тишина. - Ну что ж, так гораздо лучше, - рассудительно заметила Элиэль, когда волна приветствий обрушилась на Дольма. Она повернулась к Эдварду, удивленно нахмурив брови. - Он никогда еще не играл так здорово. Что ты с ним сделал? - Я только... Нет! Нет! Нет! Все стало на свои места, и Эдварду только и оставалось, что в ужасе таращиться на Элиэль. 54 Теперь уже можно было не сомневаться - труппа не изгонит Эдварда, ибо Дольм в полной мере восстановил свои место и влияние в ней. А он являлся преданным сторонником Эдварда. Собственно, до конца дня никто не обращал на новичка особого внимания, если не считать Элиэль, которая посвящала его в смысл происходящего. Несостоявшегося актера Тотрума отправили собирать пожитки, представления могли начинаться сразу же, как завершатся все необходимые приготовления. Большой амфитеатр у храма заняли Артисты Золотой Книги, завоевавшие розу в этом году, - очень посредственная труппа, как утверждала Элиэль. Однако в городе имелся и еще один амфитеатр, у самых городских стен. Ближе к вечеру девочка впрягла Эдварда в работу по раскраске афиш. Все надписи на них были выполнены этими странными буквами, словно из греческого алфавита. Новые друзья разделили с ним скудный ужин. Спал он на протертом одеяле в сарае, который они сняли под жилье. Для спальни на четырнадцать человек сарай был тесноват, что несколько смущало Эдварда. Но главное - его приняли в компанию, по крайней мере на ближайшее время. На следующий день он разгуливал по улицам Сусса, повесив на шею афиши. Он все еще ощущал слабость, и стертые ноги продолжали болеть, но эта работа была ему вполне по силам. Доктор Гиббс всегда утверждал, что основными преимуществами классического образования являются разносторонность и гибкость. Эдвард столкнулся с затруднением только один раз, когда иногородний купец спросил у него дорогу к Бутилу Колеснику. При том, что размеры Сусса ограничивались тесными стенами, город процветал. Сами по себе стены свидетельствовали о том, что артиллерии в Вейлах еще не знали. Все же он заметил немало многообещающих признаков развитой техники. Некоторые горожане носили очки. В магазинах продавались печатные книги, музыкальные инструменты и готовая одежда, а съестные лавки предлагали богатый выбор продуктов. Нищих на улицах почти не было. Канализация была подземной, а питьевая вода подавалась по трубам к квартальным колонкам. На Земле ему приходилось видеть города и менее благоустроенные. Он хранил еще надежду на то, что где-то в Соседстве есть свои Лондон и Париж. Этим вечером он почистил для поваров похожие на картофель клубни, нарубил дров, постирал одежду и помог накрыть ужин. Плата была скупой, но утро обещало улучшение дел. Сегодняшние репетиции прошли хорошо. Старые сусские друзья дали слово прийти на премьеру. Этим же вечером, развалившись на мягкой траве у сарая, артисты в первый раз позволили себе обсудить новобранца. Вполне естественно, они хотели знать, кто он и откуда и что собирается делать. Насколько мог, Эдвард объяснил, что он пришелец из одной очень далекой страны и не знает, зачем боги привели его в Суссленд. Он с радостью готов помочь всем, чем может, в плате за хлеб и кров над головой. Историю Элиэль выслушали со вполне понятным недоверием. Дольм недвусмысленно высказался в его пользу. Дискуссия затянулась далеко за полночь: редкий свободный вечер люди искусства посвятили тому, что любили более всего, - беседам. Окончательное решение осталось, разумеется, за грозной Амбрией. Никаких разговоров об Эдварде за пределами труппы, постановила она. Имя "Освободитель" даже не произносится. Он будет странствующим ученым, книжником из Носокленда - вейла, настолько удаленного от этих краев, что его неправильный выговор не вызовет никаких вопросов. - Выбери себе имя! - приказала она. Эдвард пожал плечами. - Но Д'вард ведь такое славное имя! - заявила Элиэль. Все засмеялись. Похоже, это имя было не таким уж редким - Пион вспомнил, что так зовут одно из второстепенных воплощений Тиона, бога герольдов и дипломатов. - Значит, быть ему Д'вардом Книжником! - постановила Амбрия, и разговор перешел на другие темы. Возможно, только Эдвард понимал, каким образом она достигла своего нынешнего авторитета в труппе, - ведь его самого воспитывали лидером. Он видел, как она распознает чаяния маленького коллектива и облекает их в слова. Амбрия улавливала, в какую сторону хотят идти ее товарищи, еще до того, как они сами это понимали, и вела их туда. Она не выказывала ни малейших сомнений. У нее было чему поучиться. Так Д'варда Книжника приняли в труппу Тронга. Да и он в свою очередь принял их. Возможно, это были странные люди, но не без достоинств. Все они были преданы своему искусству, с улыбкой перенося бедность и тяжкий труд во славу его. Они симпатизировали друг другу и почти не конфликтовали. Они знали сильные и слабые места друг друга и работали с учетом этого. Их не интересовали политика и коммерция, их религия была проста, а бог - добр. Мир таких людей не мог быть плохим местом. На следующее утро Эдвард снова обходил улицы со своими плакатами. На этот раз он выбрал для рекламы те части города, где еще не бывал. Он видел за городскими стенами водяные мельницы, хотя фабрики были еще не механизированы. Все же это можно было назвать настоящими фабриками - на них работали десятки людей с ярко выраженным разделением труда. Он обнаружил что-то, напоминающее небольшую доменную печь, хотя она в данный момент и не работала. Он видел древесный и каменный уголь. Цивилизация ждала своей промышленной революции. Днем он вместе с Дольмом Актером ходил на рынок купить дров - предмет первой театральной необходимости. Сусс - один из лучших городов в Вейлах, сказал Дольм. Они гордятся тем, что здесь обитель одного из верховных богов, и стараются жить по его стандартам. Горожане были преданными поклонниками свободы и демократии, что то и дело приводило к социальному хаосу. Новые законы принимались на сходках всех граждан, выливавшихся в бунты, погромы и даже смерти; все же эти мелочи считались умеренной ценой за свободу. Сами себе жители Сусса казались крепкими, независимыми людьми. Соседи считали их сумасшедшими анархистами. Разумеется, с усмешкой объяснил Дольм, Джоалвейл лежит за следующим же перевалом, и на самом деле Суссия является частью Джоалийского королевства. Эдвард решил, что дальнейшая информация подождет, пока он не освоит язык получше. Обед состоял преимущественно из овощей и фруктов. Премьера "Варилианца" в Суссе должна была начаться незадолго до захода солнца, и все пребывали в возбужденном состоянии. Они снова собрались на траве перед сараем. Солнце палило немилосердно, но в тени было прохладно. Вокруг с жужжанием вились насекомые, умевшие, как выяснилось, довольно болезненно жалить. Нервы были натянуты до предела. Ни для кого не было секретом, что финансы подошли к концу. Только благосклонный прием постановки мог спасти труппу от катастрофы. Эдвард нервничал не меньше остальных. Ноги опять разболелись, а в челюсть словно вставили раскаленное докрасна шило. Он боялся, что его одолеет новый приступ поноса, хотя он и от первого еще не до конца отошел. Здорового добытчика, готового помочь, труппа еще потерпит, но он очень сомневался, что она будет заботиться о бесполезном инвалиде. Эдвард понимал, что незнакомые болезни этого мира могут убить его скорее раньше, чем позже. Разговор переключился на подготовку к вечернему представлению, и Амбрия распределяла обязанности. - А что будет делать Д'вард? - спросил Клип Трубач, прыщавый подросток. Пожалуй, он относился к Эдварду с большим недоверием, чем остальные, - возможно, потому что и его вклад в труппу был пока что довольно сомнительным. - Д'вард будет обходить зрителей со шляпой, - предложил Дольм, темные глаза которого засияли от удовольствия. - Мне кажется, это у него хорошо получится. - Он наберет золота! - объявила Элиэль. Это абсурдное заявление все, правда, проигнорировали, продолжив обсуждение. Эдвард сидел напротив очаровательной Утиам - нельзя сказать, чтобы совершенно случайно. Она была замужем, но ему нравилось смотреть на нее. - Скажите мне, пожалуйста, - спросил он. - Что... Т'лин? Она, похоже, удивилась, славно изогнув брови. - Т'лин Драконоторговец? Приятель Элиэль? Он уже знал, что фамилиями здесь служат профессии. Чем торгует этот Т'лин, он так до конца и не понял, кроме того, что это что-то, на чем ездят верхом. Он кивнул. Она пожала плечами: - Он то здесь, то там. Изрядный мошенник, мне кажется, но хорошо относится к Элиэль. Если верить ее рассказу, он помог спасти ее из храма и привез в Сусс. Наши с ним пути пересекаются раза два или три в год. Он понял все это с первой попытки, кроме самой последней фразы, которую попросил повторить. Два или три раза в год? Сколько дней здесь в году? Сможет ли он прождать столько, или же ему стоит рискнуть обратиться к Тиону? - Зачем тебе Т'лин Драконоторговец, - спросила Утиам, - если не секрет? - Я думаю, он поможет мне. Она одарила его улыбкой, ради которой не жаль пожертвовать и королевством. - Он должен знать Вейлы не хуже, чем все. Оставайся с нами и встретишься с ним рано или поздно. - Вы все очень добры. Я хотел бы быть полезнее. - Но от тебя и так польза! Ты играл на сцене? В единственном школьном спектакле? - Совсем немного. Головы повернулись в его стороны. - А вам нетрудно сказать несколько слов? - спросил Пиол Поэт. Похоже, этот невысокий старик всерьез заинтересовался. Глаза его горели любопытством. Он писал пьесы; он был их мудрецом. Симпатичный старый джентльмен. - Вы не поймете их, господин. - Но мы увидим, есть ли у тебя талант. Только если у них невероятно острый глаз, подумал Эдвард. Но смех подбодрит их, а ему не повредит. Он торопливо дожевал местную морковку с имбирным привкусом. - Ладно. - Он встал. Если уж быть честным до конца, на деле он собирался проверить одну из самых своих диких теорий. Разговоры стихли. В его сторону повернулось еще больше голов. Перебрав в уме свой весьма скудный репертуар, Эдвард остановился на монологе перед битвой при Азинкуре. - Я произнесу речь воина по имени... - Генрих может показаться им слишком женским именем. - Корольгарри. Его людей гораздо меньше, чем врагов. - Он с трудом находил подходящие слова. - Он начинает со слов презрения к тем, кто хочет уйти. Он говорит, что они могут уйти, если хотят. У него слишком много... нет... у него довольно людей, чтобы их смерть нанесла стране тяжелый урон, если они проиграют, понимаете? А потом он говорит о той славе, которая покроет их, если они победят. - Напоминает монолог Капутеза Полководца в "Хиломе", - заметил Тронг. Эдвард вышел из тени на солнце. Он порылся в груде реквизита, отыскал деревянный меч и занял позицию перед группой кустов. Колени начали дрожать - обычный мандраж перед выходом на сцену. Будем надеяться, Шекспир произведет на них не меньшее впечатление, чем поэзия Пиола на него. Он собирается выступать перед группой профессионалов на незнакомом им языке? Да он с ума сошел! Эдвард произнес в уме вступительные строчки и утер пот со лба. "Все бы тебе красоваться, идиот хвастливый!" Он повернулся к расположившимся под деревьями зрителям и заметил потаенные усмешки. Мистер Баттерфилд, преподаватель английского, всегда советовал ему обращаться к глухой леди на заднем ряду. Он решил обращаться к Пиолу Поэту - тот и впрямь был слегка глуховат и сидел дальше остальных. - Кто этого желает? - резко произнес он. - Кузен мой Уэстморленд? Ну нет, кузен: коль суждено погибнуть нам, - довольно потерь для родины... Он увидел нахмурившиеся лица, шок по мере того, как они осознавали, что это язык, которого они никогда еще не слышали. - Клянусь Юпитером, не алчен я... Он начал возвышать голос. Но интерес Поэта он уже завоевал - тот смотрел на него во все глаза. - Я не хотел бы смерти рядом с тем, кто умереть боится вместе с нами. Сегодня день святого Криспиана... Дольм улыбался. Элиэль подпрыгивала от возбуждения. Тронг, позер старый, хмурился. Но их пробрало! Действует! Крейтон знал, что говорил. - И будут наши имена на языке его средь слов привычных, король наш Гарри, Бэдфорд, Экзетер, граф Уорик, Толбот... Возбуждение нарастало. Он ощущал их эмпатию, их профессиональную реакцию. Не его мизерный талант, не ритм поэзии Барда, не вызов и гордость - нет, здесь действовала и другая магия. Фэллоу помер бы от смеха, Глядя на его напыщенные позы, но соль заключалась в том, что труппе нравилась поза, вот он и угощал их позой... Он подбоченивался, размахивал руками и рычал бессмертные слова. - И Криспианов день забыт не будет Отныне до скончания веков; С ним сохранится память и о нас - О нас, о горсточке счастливцев, братьев... Эта бравада захватила всю труппу и его вместе с ней. Нет, не он, а юный воитель, бросивший вызов военной мощи французов, презревший смерть ради славы, шагал перед ними по полю Азинкура. Эдвард слился со своей аудиторией. Радость зрителей передавалась ему, он дышал ею и щедро швырял ее обратно. - И проклянут свою судьбу дворяне, Что в этот день не с нами, а в кровати: Язык прикусят, лишь заговорит Соратник наш в бою в Криспинов день! Он замер, удивленный, что его никто не освистывает. Бессмертные строки на английском языке растворились в тени чужих деревьев. Он вдруг снова очутился на пыльной поляне у покосившегося сарая, а члены труппы повскакивали на ноги, аплодируя и требуя еще. Смеясь от облегчения, он благодарно поклонился. Живот перестал болеть, и зубы тоже. Он чувствовал себя абсолютно здоровым. Крейтон называл это харизмой. Генералы, политики и - иногда - актеры. 55 Элиэль с самого начала знала, что Д'вард окажется замечательным актером, но реакция семьи на его игру обрадовала и ее. Поэтому, как только ей удалось отловить Тронга, бредущего куда-то по своим делам, она подбежала к нему. - Дедушка? Великан подпрыгнул и уставился на нее так, словно видит впервые. Потом опустился на одно колено и - к ее изрядному удивлению - крепко обнял ее. Его борода щекоталась. Только сейчас она заметила, как от грима загрубело и покрылось морщинами его лицо. - Внучка, милая! Как я скучал по тебе! Так здорово, что ты вернулась к нам. Да ну! Нет бы ему сказать это два дня назад! - Я по тебе тоже скучала. И как-нибудь ты расскажешь мне все о моей матери. Он отвернулся с выражением боли на лице: - Это трагическая история, детка. - Я не сомневаюсь, но сейчас нам не до этого. У меня есть к тебе одно предложение. - Правда? - Его удивление казалось немного неестественным. - Правда! - сказала Элиэль. - Мне кажется, Д'вард будет гораздо лучшим Тионом в "Трастосе", чем Гольфрен Трубач. Она боялась, что он отметет эту идею с самого начала, но он всерьез задумался над этим. - Очень уж у него странное произношение, Элиэль. - Но у Тиона там всего несколько строчек, и я знаю, что Д'вард сможет заучить их, как надо. И потом, какая разница? Ты думаешь, публика заметит? Он будет таким убедительным! Тронг улыбнулся - что делал крайне редко. Если припомнить, так он вообще еще ни разу не улыбался ей так. - Возможно, ты и права! Но это вряд ли справедливо по отношению к Гольфрену. - Но если ему все равно, ты не будешь против? - Ну, не знаю. Тиона всегда изображают со светлыми волосами, а Д'вард - брюнет. И Юноша обычно носит только набедренную повязку. У Д'варда может быть очень волосатая грудь, и это будет плохо смотреться. - Он наденет парик. А его грудь вовсе и не волосатая. Правда, ресницы у него длинные-длинные. - О... - уклончиво протянул Тронг. - Ладно, я подумаю. - Спасибо, дедушка! - сказала Элиэль и поцеловала его. Он так и остался стоять на колене, глядя ей вслед. Девочка думала, что жрецы Оис забрали ее мешок, но оказалось, Амбрия сберегла его. Так что, когда труппа отправилась к амфитеатру, его привычная тяжесть снова давила ей на плечи. Зато на ногах опять были родные башмаки, благодаря которым шагалось гораздо легче. Она пристроилась к Гольфрену, дожидаясь удобного момента. - Гольфрен! - Элиэль? Снова твои штучки? - Ясное дело, нет. Какие еще штучки? Я просто хотела спросить тебя кое о чем. Он улыбнулся ей, хитро прищурившись. Славные глаза у Гольфрена, хотя далеко не такие яркие и голубые, как у Д'варда. Да и вообще Д'вард куда красивее. - Ох, чую я подвох. Ладно, давай спрашивай. - Тебе не кажется, что будет очень мило, - осторожно предположила Элиэль, - если мы сможем дать Д'варду маленькую роль в одной из пьес? Чтобы он чувствовал себя не чужим в труппе? Гольфрен откашлялся. - Ну, это смотря как. Какую роль ты имеешь в виду? - О, мне просто казалось, что из него вышел бы очень хороший Тион, если, конечно, пьеса подойдет. - Ты так считаешь? Ну, может, и вышел бы - если пьеса подойдет. - Я так и знала, что ты со мной согласишься, - сказала Элиэль. Пиол всю дорогу разговаривал с Д'вардом, и Элиэль никак не могла улучить момент и переговорить с ним. Наконец они дошли до амфитеатра. Она быстро облачилась в свой костюм герольда. Поскольку играть им предстояло не в холодном Нарше, ей не требовалось дополнительных одежд. Затем она отправилась на поиски Пиола и обнаружила его среди сваленного на траве реквизита. - Пиол Поэт! - Да? - пробормотал тот с отсутствующим видом. С Пиолом вообще было непросто общаться - он слишком часто думал о совершенно посторонних вещах. - Тебе не кажется, что Д'вард - замечательный актер? - М-м? - произнес старик, теребя бороду. - Гм? Да, пожалуй. - Он бросил взгляд на список, который держал в руке, и оглянулся по сторонам. - Отлично! Тебе не кажется, что вполне разумно было бы дать ему маленькую роль в одной из пьес? - М-м-м? Но какую роль? - По-моему, из него получился бы отличный Тион в "Трастосе"! Гольфрен тоже так думает, да и Тронг не против. - Слушай, ты нигде не видела меч Карзона? Элиэль вздохнула и подобрала меч, лежавший прямо у нее под ногами. Она потыкала тупым острием в живот Пиолу. - Почему бы не дать Д'варду Тиона в "Трастосе"? - Что? Кто? - удивился Пиол, не отрываясь от листа. - Но Тиону положено играть на флейте! Суссиане предпочитали пьесы, в которых Тион представлялся самым важным богом в Пентатеоне, но в этот год Пиол проигнорировал традицию - он вообще часто это делал. Он писал роль Тиона под Гольфрена. Гольфрен замечательно смотрелся в набедренной повязке, но играть не мог. Поэтому, пока остальные боги спорили, Тион по большей части стоял на месте. Уж это-то Д'вард сможет делать ничуть не хуже Гольфрена, пусть у него даже и не такие золотые кудри! В самом конце спектакля, когда Трастос Тиран впадает в отчаяние и призывает на помощь Тиона - когда зрители ожидают, что Тион будет произносить длинную речь, - Гольфрен выступал вперед и вместо всего этого играл на своей флейте. Это был большой сюрприз. Его вполне неплохо приняли в Мапвейле и пристойно - в Лаппинвейле. То, что думали на этот счет нарсианцы, никого не интересовало. - Нет, не обязательно! - упрямо возразила Элиэль. - Ты просто написал так потому, что не доверяешь Гольфрену читать текст. - Мы обсудим это в другой раз. А теперь возьми-ка фляжку и наполни ее в ручье, слышишь? И прекрати тыкать в меня этим мечом! - Нет, ты послушай! - Элиэль ткнула еще. - Тион воодушевляет Трастоса идти и сражаться, зная, что он обречен. Ясное дело, ты можешь дать Тиону несколько строк текста вместо этого дурацкого дудения, чтобы зрители понимали, о чем речь. Яркую речь вроде той, что Д'вард читал сегодня, только на джоалийском, конечно... и чего это ты смеешься? - Я? Смеюсь? Вовсе я не смеюсь! Я думал о солдате в "Варилианце". Это была другая роль Гольфрена Флейтиста, и в ней он смотрелся еще ужаснее. - Ну и что с ней? - Мы можем сделать его генералом. - Д'вард отлично справился бы и с этим, - сказала девочка. - Но мы не можем менять "Варилианца" сейчас, в разгар сезона. И будет несправедливо отбирать у Гольфрена все его роли. Нет, мне кажется, Д'варду лучше играть Тиона в "Трастосе". - Я подумаю об этом. - Пиол опустился на колени проверить ящичек с гримом. - Может, Гольфрену и не жаль своей роли, но он любит играть на свирели. И принеси мне наконец воды. К счастью, у Элиэль имелась запасная струна для этой лиры. - Мы же говорим о трагедии, а не о комедии масок! Нет, признай - Тион у тебя играет на флейте, чтобы ободрить Тирана, только потому, что Гольфрен не может играть. Так почему Тион не может играть на ней, чтобы поддержать Джинуу? Пиол пересчитал краски и закрыл ящичек. Он потянулся к реквизиту... Поднял глаза. - Кого? - Джинуу, бога отваги, - как ни в чем не бывало отвечала Элиэль. - Аватару Юноши. Конечно, в этих краях его знают не так хорошо, ведь храм Джинуу расположен в Ринуленде или где-то там еще. И многие до сих пор спорят насчет его места в Пентатеоне. - Утром она отловила на улице пару жриц и дотошно расспросила их про Джинуу, так что на данный момент знала про него гораздо больше, чем Пиол Поэт. - Какие еще споры? - Пиол наконец заинтересовался. - Ну, одна из школ считает его аватарой Астины, раз уж она покровительствует воинам. Но только не в Суссе. Так вот, Тион играет на флейте, а Джинуу выходит на сцену и говорит! Бог может поручать такое своей аватаре, верно ведь? Пиол уставился на нее, как на умалишенную. - Я никогда не слышал... Храни меня Висек! Бок о бок? - А почему бы и нет? - Элиэль положила меч. - Мне кажется