е, все, что касалось женщин. Того, что происходило с юнцами и стариками, она не знала, да и не хотела знать. - И не это тоже. Я хочу говорить с богом. На его лице промелькнуло раздражение. - Покажи свое подношение, соверши свою молитву, и я помогу тебе с обрядом. - Нет. Я... я хочу видеть его лично. Мужчина зажмурился, потом широко улыбнулся. - Ты самонадеянна, дочь моя! Чего бы тебе ни было нужно, я представляю бога в совершении всех его таинств. Элиэль еще не встречала мужчины, который бы не мнил о себе этого, и она сразу распознала в повадках жреца то же нетерпение. Он придвинулся на шаг. Она попятилась. Он заметил ее хромоту и нахмурился. Не найдясь, что сказать, Элиэль сдернула тряпку со статуэтки женщины-танцовщицы, привставшей на носок как бы перед прыжком. В свете лампады резной ниолийский хрусталь заиграл всеми цветами радуги. От его красоты захватывало дух. Она чуть ли не полдня торговалась с продавцом, и все равно пришлось вывернуть кошелек до последнего гроша. Уж такое-то подношение не может не привлечь внимания бога! Жрец с шумом втянул в себя воздух. - Ты принесла богатый подарок, госпожа! - признал он. - Такой подойдет. - Он перевел взгляд с изваяния на нее, обратив внимание на дорогой плащ. Она почти слышала его мысли: женщина, одевшаяся так для визита на Речную улицу, должно быть, сошла с ума. Он протянул руки: - Давай, я возьму это у тебя. - Нет! - Она отодвинула статуэтку. - Тогда поставь на помост, только осторожнее! - Нет! Я желаю отдать это лично богу. Я желаю видеть Кен*та во плоти! - Твои амбиции граничат с богохульством, дочь моя! Его тон раздражал ее. Он был ненамного ее старше. - Скажи богу, что... - Дай сюда, пока не уронила! - Он снова потянулся к статуэтке. Она снова отпрянула. Понимая, что больше не сможет уворачиваться от него, она повернулась и швырнула статуэтку к ногам идола. Звон эхом отозвался от каменных стен; сверкающие осколки запрыгали по полу. Жрец вскрикнул от ужаса. - Вот! - крикнула Элиэль. - Я передала свой дар богу! Теперь дай ему выслушать мою просьбу! Жрец попятился, с опаской глядя себе под ноги. - Ты сошла с ума, женщина! - Его голос звучал уже не так уверенно. - Ты совершила святотатство и богохульство! Изыди, пока святой Кен*т не раздавил тебя в своем божественном гневе! - Я хочу Кен*та! - крикнула она. - Мои слова только для его ушей! - Убирайся! Говорю тебе, ты сошла с ума! Надейся лишь, что он не проклял тебя, иначе ни один мужчина не совершит больше с тобой священного таинства! - Он мой отец! Молодой жрец презрительно поджал губы. - Значит, ты одна из этих? Тогда будь благодарна могучему Кен*ту за то, что он подарил тебе жизнь, и не тревожь его больше понапрасну. - Обойдя зал вдоль стены, подальше от блестящих осколков, он схватил ее за руку так крепко, что она вскрикнула. - Я должна оказать ему особую услугу! - Изыди, безумная! - Он потащил ее к двери. Она извивалась и царапалась. Он схватил ее за вторую руку и без труда потащил к двери. Все вышло совсем не так, как она рассчитывала. Она вышвырнула на ветер все свои сбережения и не получила взамен ничего. Ей не дадут отомстить. - Я хочу рассказать ему про Освободителя! - Я не сомневаюсь, что хочешь! И несомненно, у тебя наготове еще несколько пророчеств, о которых ему тоже известно. Помолись ему в тиши своей спальни, и он услышит. - Они были уже у двери. - Ступай вон! И не шатайся по этим улицам, ибо близость бога делает местных жителей дерзкими. Это не место для одиноких женщин. С этими словами жрец вышвырнул ее из храма. Дверь за ее спиной хлопнула, и Элиэль растянулась ничком на ковре. 10 На ковре? Не на тканом ковре, а на мягкой шкуре альпаки. Она подняла голову и уставилась в весело потрескивающий в камине огонь. Она могла поклясться, что жрец вышвырнул ее на улицу, на ступени. Его слова подтверждали это. Слева от нее была кожаная кушетка... Справа - другая. Она находилась в комнате, в большой и уютной комнате. Она испуганно застонала и приподнялась на руках. Еще в детстве она пела в королевском дворце, и потом она давала частные концерты, так что хорошо знала, как живут богатые. Однако до сих пор ей не приходилось видеть ничего, что могло бы сравниться с этим: полы из полированного дерева, застеленные мягкими шкурами, стены, уставленные книжными полками, увешанные луками, копьями и охотничьими трофеями. Крепкая, массивная мебель, обитая потемневшей от времени кожей, подобрана со вкусом. Пахло пчелиным воском, кожей и древесным дымом. Зачарованная, она поднялась на колени. Это было логово богатого, очень богатого мужчины - уютное, дружелюбное и привлекательное. Она оглянулась в поисках двери, но увидела только темно-коричневые бархатные шторы от пола до потолка, за которыми могли скрываться и окна. В любом случае до них слишком далеко, чтобы объяснить, как она оказалась здесь. В любом случае она находилась не в той маленькой комнатке, которую видела из зала. На полке над камином стояли два золотых канделябра, золотая ваза с букетом осенних цветов... и резная хрустальная статуэтка танцовщицы. Она вскочила на ноги, не отводя от статуэтки взгляда. Та стояла чуть выше ее глаз, и в переливающемся свете канделябров казалось, что она действительно летит. Двух таких одинаковых быть не может, а она только что разбила... - Спасибо. Она очень красива. - Голос исходил откуда-то из-за ее спины. Только что там никого не было. Она знала, чей это голос, она знала, кто мог воссоздать танцовщицу. Ее мольба не осталась без ответа. Она обернулась, одновременно падая на колени, уткнувшись лицом в ковер, не осмеливаясь смотреть на бога без его разрешения. Сердце колотилось как безумное. Из всех богов Муж был самым противоречивым. Творец и разрушитель, которого полагалось бояться, которым полагалось восторгаться. Как Д*мит*рий он воздвигал города, как Крак*т разрушал их. Как Падлопан он был богом болезни, как Гарвард - богом силы. Он был богом земледелия и богом войны. Как Зэц он был Смертью, как Кен*т отвечал за новую жизнь в утробе. Как Карзон он был всеми ими сразу. Пиол Поэт много раз вставлял Мужа в свои пьесы, но как Кен*та - ни разу, хотя о Любовнике рассказывало множество красивых легенд. По большей части они являлись вариациями одной и той же трагической истории Исматон, смертной, которая зачахла и в конце концов покончила с собой, не в силах жить без его любви. Труппа Тронга никогда не ставила пьес с Кен*том среди действующих лиц. - Замечательно красивый экземпляр, - проговорил бог; его голос уже звучал ближе. - Он дорого обошелся тебе, значит, то, что тревожит тебя, действительно серьезно. - Он хихикнул. - Тебе там удобно? Чего она не ожидала от бога - так это хихиканья. - Э... да, Боже. - Она чуть приподняла голову и увидела две босые ноги. Сильная рука протянулась и подняла ее. Она все опускала лицо, пока палец не приподнял ей подбородок, и она встретила его улыбку. Раньше, пока она жила с труппой, она видела Карзона в разных его ипостасях в исполнении многих актеров - Дольма, самого Тронга, Гольфрена, мужчин из других трупп. Его всегда изображали бородатым, часто в доспехах и по возможности очень крупным. Кен*т вовсе не походил на того, каким она его себе представляла. Во-первых, он был моложе и не таким большим, хотя его руки и плечи казались достаточно мощными. У него были курчавые волосы и усы в ниолийском стиле. Он был одет в безрукавку и штаны до колен - разумеется, зеленые. По крайней мере с цветом не напутали. И все же в нем не было ни намека на божественное величие. И оглушительной, всеподавляющей сексуальности в нем она тоже не видела. Это был коренастый, жизнерадостный молодой мужчина, по-своему привлекательный, слегка надушенный мускусом и лавандой. Он ободряюще улыбался ей. Глаза его... разве вот глаза... - Почему бы тебе для начала не представиться? Она заставила себя собраться с мыслями. - Элиэль Певица, Боже. - Добро пожаловать в мой дом. - Он расстегнул ее плащ, одобрительно осмотрел его и кинул на кушетку. Он сделал шаг назад и внимательно оглядел ее. - М-м! Ты не только потрясающе красивая женщина, Элиэль Певица, но у тебя еще и изысканный вкус! Она поперхнулась, пробормотав что-то в знак признательности. Теперь у нее хватало денег на все ее капризы, и это платье было ее самым новым и лучшим, только недавно купленным на зиму. Она его еще ни разу не надевала - хорошая белая шерстяная ткань, украшенная только пуговицами из горного хрусталя и парчовой отделкой ворота. Она всегда предпочитала платья с длинным подолом, чтобы прятать тяжелые башмаки, а длинные рукава и высокий воротник - это, наверное, реакция на чисто символическую одежду, в которой ей приходилось выступать. Правда, и это платье плотно облегало ее талию и поддерживало высокую грудь; ниже талии оно ниспадало свободно. От похвалы у нее закружилась голова. Она избегала встречаться с ним глазами, чувствуя, как заливается краской. Он отвел ее к коричневой кожаной кушетке, усадил у огня и сам сел рядом. Она сцепила руки на коленях и уставилась вниз - словно четырнадцатилетняя девица на свидании с первым мужчиной. - И ты утверждаешь, что ты моя дочь? Кто была твоя мать? - Итерия Импресарио. - Не дождавшись ответа, она продолжала: - Она исчезла на две недели, здесь, в Юрге. Я почти ничего о ней не знаю. Она родила меня, а потом умерла, и меня растили мой дед, Тронг Импресарио, и его жена... то есть вторая жена, Амбрия. Она говорила, что моя мать была вовсе не плохой женщиной, просто она... - "Ее соблазнил бог!" Но вслух произнести этого Элиэль не могла. - Зачахла от любви? Кен*т едва слышно вздохнул. - Боюсь, такое случается. Я не помню этого имени. Возможно, это и был я. Обыкновенно я не такой непостоянный - всего две недели? Но возможно, возможно... - Он обнял ее. - Ты достаточно красива, чтобы быть ребенком бога. Ты зарабатываешь на жизнь пением? - Да, Боже. - Сердце, казалось, вот-вот выпрыгнет из груди. - Где? - О, везде, где придется. Я выступала во многих Вейлах, и в Юрге тоже много где. - Она не сочиняла. Труппа Тронга много странствовала. Тигурб*л часто устраивал ей выступления в частных домах. - С ума сойти! - мягко проговорил бог. - И ты упомянула об Освободителе! Уж не ты ли та Элиэль, о которой говорится в "Филобийском Завете"? - Да, Боже. - Отец? - Да... отец. - Она искоса посмотрела на него. Он ждал, задрав темную бровь. Он улыбался, но без издевки, совсем не так, как ухмылялся жрец. Он относился к ней совершенно серьезно. - Говори же... - Я сделала все, о чем говорило пророчество. Когда Освободитель появился, я утешила его, я омыла его. Он был очень болен, и я выходила его. Я сделала все, что от меня требовалось, отец! Кен*т нахмурился. - Знаешь, пожалуй, такое обращение мне не нравится. У меня нет опыта отцовства, Элиэль. Не мое это дело. Для этого тебе больше подойдет Висек. - Конечно, Боже. - Я бог мужской силы, - как бы извиняясь, продолжал он. - У меня свои обязанности. Если бы я следил за всеми ублюдками, которых наплодил, у меня бы не осталось времени ни на что другое. Тебе ясно? - Да, конечно. Боже. - Называй меня Кен*т. Она молчала в замешательстве. - Ну давай же! - сказал он, теперь уже с насмешкой. - Ты хотела меня во плоти. Ты получила меня во плоти, так что называй меня Кен*том! - Да, Кен*т. - Так-то лучше. С минуту он просто улыбался ей. Она улыбнулась ему в ответ, почувствовав себя увереннее. Он был хорош собой - теперь, когда она рассмотрела его получше. Хорош собой и привлекателен. Его лицо ни капельки не напоминало лица статуи. Никакой надменности, никакой грубости - наоборот, доброе, внушающее доверие и симпатию лицо. - Сколько тебе лет? - Семнадцать... Кен*т. - Значит, когда явился Освободитель, ты была еще ребенком. Он не был младенцем, конечно, хотя по тексту можно понять и так. Сколько ему было тогда? - Он говорил, восемнадцать. - Любовники? - О нет! Конечно, нет! Он нежно притянул ее к себе. - И что ты хотела рассказать мне о нем? Ага, дело может принять деликатный оборот. Ее сердце снова ускорило свой бег. - Говорят, он объявился в Джоалвейле. - Верно, ходят такие слухи. Она несколько раз глубоко вздохнула, как делала обычно перед тем, как петь особенно трудную песню. - Я думала... возможно... Мне казалось, вы могли хотеть связаться с ним. Если так, я могла бы опознать его для вас... если вы хотите... - Разумеется, в поимке Освободителя был заинтересован Зэц, но Зэц был Карзон, а Карзон - Кен*т, хотя она не представляла себе этого славного молодого человека страшным богом смерти. - Интересное предложение! - задумчиво протянул бог. - Что у тебя с ногой? Обыкновенно она приходила в ярость, стоило кому-нибудь упомянуть об ее увечье, но это все-таки был ее отец, так что его интерес можно было простить. - Одна короче другой. - Она подняла ногу, чтобы он мог увидеть толстую подошву на башмаке. - Я выпала из окна, когда была совсем маленькая. - Это не мешает тебе выступать? - Нет... Ну, конечно, мешает! Я всегда хотела стать актрисой, но не могу же я ковылять по сцене вот так! Меня не допустят на Празднества Тиона! - Вот, она все ему сказала! Кен*т пробормотал что-то сочувственное. Он понимает! - Послушаем-ка, как ты поешь. Спой мне - ничего замысловатого, что-нибудь попроще. Что-нибудь необычное. - Он убрал руку и, сунув ее за спинку кушетки, достал оттуда лютню. Профессиональным движением пробежался пальцами по струнам; инструмент был настроен идеально. - Что будем петь? Этого она не ожидала! Петь для бога! Она собралась с мыслями. - "Скорбящую женщину"? Он улыбнулся и наиграл куплет, хотя песня была не из известных. Он играл гораздо лучше Полтстита. - Выше? Ниже? - Нет, нет, так хорошо! Вы играете божественно! - добавила она, осмелев. - Еще бы! - рассмеялся он и начал вступление. Она пропела первый куплет, но затем он оборвал игру и отложил лютню. - Как я и ожидал. Голос пронзительный, ритм эксцентричный. Ты вкладываешь в слова уйму чувств и превращаешь песню в драму, но на Празднествах Тиона тебя бы не признали ни за что. - Боже! Я хотела сказать, отец... Он обхватил ее руками и крепко сжал, потом игриво поцеловал ее в кончик носа. - Тебе, должно быть, очень жарко в этом платье? - Я же ваша дочь! В его глазах загорелся хорошо знакомый ей огонек. - И я еще бог! Богам не обязательно подчиняться всяким пустяковым правилам! Потом он поцеловал ее в губы. Поцелуй был не слишком долгим. Хватило и этого. Когда он оторвался от нее, она качнулась назад и ошеломленно посмотрела на него. Она совершенно лишилась сил. Ни один мужчина еще не целовал ее так. Он довольно усмехнулся. - А теперь, Элиэль Певица, давай поговорим начистоту. Скажи-ка мне не ту правду, в которую тебе хотелось бы верить, но истинную правду. Где ты поешь? Она стиснула зубы. И кулаки. Но бог ждал, глядя на нее в упор своими большими карими глазами. - Ну, в разных местах. Я хотела сказать... иногда... ладно, в "Цветущей вишне". - Значит, ты шлюха? - Конечно, нет! Он приподнял брови: - Ба, да ты упряма, как заноза, не так ли? Что ж, попробуем чуть сильнее. Он был настойчив; он не сделал ей больно, но бороться против его стальных мышц было бесполезно. Его губы прижались к ее, его рука гладила ее грудь - платье сползло до талии, хотя она не поняла, как это вышло. Она горела с головы до ног. Она таяла, она чувствовала себя так, словно ее ударило молнией - все сразу. Возбуждение накатывало на нее волнами. Ни один мужчина не обращался так с ее телом, ничего подобного никогда не происходило с ней, она качалась в облаках розового тумана - но тут он остановился. - О, Кен*т, Кен*т... милый... - Она протянула руку, чтобы снять платье. Он взял ее руки в свои и сжал их. - Правду, и немедленно! Она слышала свой голос как бы издалека. - Да, милый. Да, я шлюха. После выступления Тигурб*л посылает ко мне в гримерную мужчин. Он говорит, я приношу втрое больше любой другой. Иногда он посылает меня выступать в частных домах... только перед мужчинами, конечно. Я не люблю этого, по другой работы для хромой певицы нет. Я так голодала! Поцелуй меня еще, пожалуйста! Он снова неожиданно хихикнул. - Ты не удивила меня, Элиэль. Ты боишься, что я отнесусь к этому неодобрительно? Ты делаешь то, что подобает женщине, - помогаешь мужчинам совершать мое священное таинство. Так что Освободитель? Она высвободила руку и начала расстегивать пуговицы у него на рубахе. - Он мне безразличен, - произнес ее голос. - Ему нужно было пойти в храм Тиона. Это все было в Суссвейле, где Юноша главный. Жрецы приказали Д*варду - это Освободителя так зовут, Д*вард, - чтобы Д*вард явился в храм, и Киртьен Верховный Жрец сказал, что я справилась хорошо и что святой Тион исцелит мою ногу, а Освободитель просто взял и сбежал. Он исчез! И моя нога так и осталась хромой... - Воспоминание об этой ужасной несправедливости прорвалось даже сквозь розовый туман. "Трус! Неблагодарный!" - Он сбежал! Он меня предал! Я хочу... Ты мой отец. Когда я узнала об этом, когда мы вернулись в Юрг, я пришла сюда и молилась тебе. До тех пор, пока меня не нашел жрец, и не сказал, что я маленькая грязная девчонка, и не выгнал меня! - Я тебя не слышал, - сердито пробормотал Кен*т. - Меня могло не быть здесь. Или я был занят. - Ну, сегодня утром я подумала, что ты можешь услышать меня, если я скажу про Освободителя. И я принесла дорогой подарок. - Она надеялась, что сможет замолчать и он снова поцелует ее. Она расстегнула его рубаху и гладила пальцами густую шерсть у него на груди. - Ты хочешь отомстить Освободителю... да нет, еще больше ты хочешь подкупить меня, чтобы я исцелил твою ногу. - Нет, нет, нет! Я только хочу помочь тебе, ведь ты мой... Я хочу помочь тебе! - Одной рукой она боролась с пряжкой его пояса. Кен*т продолжал хмуриться. - Конечно, я мог бы исцелить тебя, но я ведь бог похоти, а не целительства. Это скорее по части Тиона. Пожалуй, я мог бы заявить, что исцеление шлюх входит в сферу моих забот, тем более что он частенько пасется в моем саду, когда на него находит. Ах ты вздорная маленькая кошка, ты ставишь меня в весьма щекотливое положение! - П-положение? - поперхнулась Элиэль. - Вот именно. Если Зэц узнает, что у меня есть нить вроде тебя и я не потянул за нее... Ладно. Тебе все равно этого не понять. Почему он говорит о Зэце как о ком-то совершенно постороннем, когда тот просто его другая ипостась? Она выбросила все свои сбережения, прогневила бога, возможно, прогневила и Тигурб*ла Трактирщика, ибо она скорее всего опоздает, - и ведь ей еще надо убраться с Речной улицы так, чтобы ее не изнасиловали. Но пока все это не значило ровным счетом ничего. - Поцелуй меня еще. Ну пожалуйста! - Нет. Мне нужно, чтобы ты могла хоть немного соображать. Ладно, вот что ты сделаешь, Элиэль Певица. Ты отправишься и найдешь этого Д*варда Освободителя, слышишь? Ты подойдешь к нему и коснешься его рукой... Черный ужас вспорол розовый туман словно клинок меча. - Нет, нет! - Она забилась в его объятиях. - Ты не превратишь меня в Жнеца! - В Жнеца вроде Дольма Актера со всеми его ужасными ритуалами, с убийствами людей одним прикосновением руки, с прохождением через запертые двери, даже с призыванием самого Зэца... - Клянусь Пятью, да ты упрямишься, не так ли? Крепка как камень? - Только не Жнецом! Я не хочу, не хочу! - Я не могу сделать тебя Жнецом. Это по части Зэца. Но у меня тоже имеется в запасе один-два фокуса. Верно? - Кен*т улыбнулся и убрал ее руки со своего пояса, потом развел их в стороны и нагнулся к ней, снова прижавшись своими губами к ее. Весь мир пошел кругом. Она парила на вершинах наслаждения. Она таяла. Но снова все кончилось слишком быстро, через каких-то несколько секунд. Когда он оторвался от нее, она увидела его большие карие глаза, спокойно рассматривающие ее. Она задыхалась, она вся взмокла, она вся дрожала. Еще, еще! - Ладно, Элиэль Певица. Я дам тебе денег и пошлю жрецов, чтобы те проводили тебя до твоего борделя. Завтра ты отправишься на поиски Освободителя. Подберись к нему поближе, коснись его. Лучше всего к нему в постель, но сойдет и просто прикосновение руки. И тогда ты споешь ту песню, которую пела мне сегодня. Ты не должна петь ее ни разу до тех пор, пока не прикоснешься к Д*варду, поняла? И когда ты вернешься, я вылечу твою ногу. Я найду тебе хорошего богатого мужа... во всяком случае, богатого, ибо и то и другое сразу - большая редкость. Он отпустил ее руки, которые тут же потянулись к платью, чтобы сорвать его. - Нет! - усмехнулся он. - Оденься. Сделай все, как я тебе сказал, и ты получишь то, что хочешь, когда вернешься. Я буду с нетерпением ждать этого, честно! Но теперь ты немедленно уйдешь отсюда и забудешь про этот наш разговор. Когда жрецы доведут тебя до твоих дверей, ты забудешь даже, что была здесь. Но завтра ты сделаешь все так, как я сказал тебе. 11 Дош знал большинство проходимых перевалов в Вейлах - тех, которые используются всеми, и еще несколько "черных входов", известных только контрабандистам и Жестянщикам; собственно, это было почти одно и то же. Хотя ему уже давно не доводилось пересекать Рагпасс и он помнил его довольно смутно, он узнал его почти сразу же. Так, он вспомнил, что спуск в Носоквейл относительно пологий, зато со стороны Джоалвейла горы обрываются вниз почти отвесно. Во многих местах дорога вырублена в скале так, что представляет собой своеобразный полутуннель, и в этих местах на ней не разошлись бы и два человека. Там, где она проходила по естественным уступам, она была, как правило, шире, но часто неуютно нависала над пропастью. Все, что можно было сказать хорошего про подъем, - так это то, что он так извивался, что у сорвавшегося с дороги оставалась некоторая надежда, падая, привести в ужас одного или даже двух таких же, как он, путешественников. Убедив себя, что вся его жизнь зависит от той скорости, с какой он покинет Джоалвейл - по возможности с минимальным количеством свидетелей, - Дош больше не задерживался для разговоров с местными. Детство с Лудильщиками научило его читать следы, но отпечатки множества ног в пыли заметил бы любой дурак, а ветер наверняка замел бы их, пройди Освободитель со своей шайкой здесь раньше, чем несколько часов назад. Подъехав к основанию склона, он разглядел похожие на муравьев маленькие группки людей, ползущих по дороге высоко над ним. В теплых лучах заходящего солнца он начал подниматься верхом. Первую треть подъема он одолел относительно легко. Все, что от него требовалось, это погонять своего скакуна и бороться с острым желанием зажмуриться. Зависнуть в воздухе в семи футах над поверхностью дороги было гораздо хуже, чем идти по ней собственными ногами. Внутри его все сжималось, но по крайней мере физически он не уставал. Джоалфлэт разворачивался под ним подобно картине. Он нагнал нескольких отставших путешественников и обогнал их. По большей части это были старики или семьи с детьми - не самые обычные путешественники, - поэтому он решил, что это хвосты армии Д*варда. Он не задерживался, чтобы поговорить с ними; он только кричал им, чтобы они посторонились и не мешали ему проехать. Моа то и дело колотил его ногами о скалу. Когда они поднялись выше, к этому добавился ветер, трепавший его одежду и волосы. Одно из основных правил управления моа гласит, что моа не поднимаются выше деревьев. Должно быть. Ласточка читала учебники, поскольку вдруг решила, что полное отсутствие поблизости деревьев освобождает ее от необходимости тащиться дальше. Она остановилась как вкопанная и попыталась укусить его. Дош пришпорил ее пятками - на несколько минут это подействовало. Потом Ласточка остановилась снова. Искренне пожалев, что не захватил с собой шпор, Дош достал кинжал и кольнул скотину в плечо. Результатом явился устрашающий приступ скачков и брыкания, сопровождаемый настойчивыми попытками повернуть назад, в Джоалвейл. Камешки из-под копыт срывались с дороги и исчезали в бездне. Дош заставил-таки упрямое животное развернуться в нужную сторону и кольнул снова. Ласточка понеслась, словно копье нагианского воина. Предупрежденные его воплями, путники едва успевали прижиматься к скале, и он вихрем проносился мимо. Ясное дело, это не могло продолжаться вечно. В конце концов никакие угрозы уже не помогали, и Ласточка категорически отказалась следовать дальше. Решив, что новые уколы кинжалом только ухудшат ее и без того сволочной характер, Дош спешился. Моа можно вести в поводу - в этом случае они имеют склонность кусаться. Их зубы довольно тупы, так что до крови они прокусывают редко, но ведь от этого не легче. Моа можно также погонять - в этом случае они лягаются тяжелыми копытами. Дош решил погонять - так неразумная тварь могла хотя бы тащить его. Как он и надеялся. Ласточка слишком устала и слишком боялась узкой тропы, чтобы лягаться как следует. Они продолжили путь вверх во вполне приличном темпе. Солнце склонилось уже неприятно близко к горизонту. Джоалфлэт тянулся в бесконечность, растворяясь в дымке на западе. С моа или без, Дош был настроен одолеть этот проклятый подъем до наступления темноты. Он обогнал еще несколько отставших групп следовавшего за Освободителем сброда - это определение характеризовало их очень точно. Большую часть, похоже, составляли женщины, причем вид у всех был далеко не цветущий. Очевидно, никто из тех, чья жизнь была и без того неплохой, не бросал ее ради того, чтобы следовать за Освободителем, хотя зачем вообще кто-то соглашался следовать за Освободителем, оставалось Дошу непонятным. Только потому, что он Освободитель? Как командующий объединенной джоалийско-нагианской армией Д*вард показал себя превосходным полководцем, но эти развалины нельзя было назвать армией. И кто теперь враг? Зэц? Уж такой-то войны стоило бы избегать любой ценой. Дош всем сердцем надеялся, что завершит свои дела с Освободителем и тут же отправится на запад, в Фитвейл. Когда от солнца осталась лишь алая полоса на западе, он добрался наконец до вершины. Внезапно склон над ним исчез, и только деревья и две высокие горы по бокам отмечали перевал. Ветер дул навстречу. Насколько он помнил, начиная с этого места, дорога вела полого вниз до самого Носокфлэта. - Ну что, скотина? - сказал он моа. - Видишь: деревья! А ну за работу! Она лягнула его, и он едва увернулся. Он остановился перевести дух и оглянулся назад. Отсюда было видно половину Джоалвейла: мозаика зеленых и золотых полей, лесов, синих пятен воды. Реки казались отсюда серебряными лентами, дороги - красными нитями. Если бы не сумерки, он разглядел бы и сам Джоал. Пыль! Что-то подняло длинный шлейф пыли на дороге, по которой он ехал. Что это? Караван телег? Вряд ли. Скорее всего - отряд джоалийской кавалерии. Возможно, они не рискнут подниматься в темноте - во всяком случае, будем надеяться. И вообще, еще неизвестно, может, их послали вовсе и не за ним - или за Освободителем. Вот свинство! Жизненный опыт показывает, что всегда следует исходить из худшего, а ведь опыт его еще ни разу не подводил. Мог бы подумать о такой возможности и раньше. На небе ни облачка. Вставал Трумб, почти полный, и он теперь будет освещать мир своим зеленым светом до самого рассвета. Дош повернулся к моа. - Тебе, - мрачно процедил он, обращаясь к Ласточке, - придется сейчас бежать так, как ты еще не бегала никогда в жизни. Ласточка мастерски лягнула его в голень, швырнула на землю и добавила еще раз, уже по ребрам, когда он откатывался в сторону. К счастью, она не сломала ему ни одного ребра, и он не выпустил повода из рук. Вопрос, кому принадлежит тот или иной перевал, вызвал немало стычек, однако ответ всегда зависел от соотношения сил заинтересованных сторон. В случае, если это Джоалия и Носокия, спора не было. Правители Носокии - джоалийские марионетки - и слова бы не сказали джоалийским солдатам, даже если бы те преследовали беглеца до самого Носока и зарубили бы его на главной улице. В случае, если беглец не говорит по-носокиански и не знает тайных перевалов из Носоквейла, единственный шанс спастись - что есть сил спешить на восток. Если ему удастся достичь Ринувейла, он окажется в сфере влияния Ниолии, за пределами Джоалийской империи. Ночь освещалась всеми четырьмя лунами. Хотя Кирб*л, Иш и Эльтиана, даже вместе взятые, не могли сравниться с зеленым сиянием Трумба, они помогали освещать темные места, и Дош спускался в долину достаточно быстро. Дорога почти все время шла вдоль шумного ручья, так что он не опасался расшибить лоб об деревья. Он обгонял все новые и новые группки последователей Освободителя, и если число их, названное жилвенбийским крестьянином, хотя бы приблизительно соответствовало истине, впереди их оставалось не так уж много. Проехав еще милю или две, Дош обогнул поворот дороги и оказался в более открытой части долины. Скальные стены круто поднимались вверх - деревья были редки, в основном кустарник. Он увидел впереди мерцание костров и россыпь упавших звезд. Да, а войско-то больше, чем он ожидал. Ничто не мешало ему проехать мимо. Он мог быть в Носокленде уже к утру, пусть даже ему пришлось бы загнать моа насмерть. Так ему и следовало поступить. С другой стороны, у него больше часа форы, даже если джоалийцы рискнут подниматься на перевал при лунном свете. Он проделал весь этот путь, чтобы предупредить Д*варда, - ну, так он вполне успеет это сделать. Ох, погубит его когда-нибудь эта сентиментальность! Поворачивая Ласточку с дороги, он даже решил, что, если уж быть абсолютно честным с самим собой - чего он в себе вообще-то не поощрял, - он с удовольствием провел бы ночь у костра с Д*вардом, болтая о старых добрых временах. Так он по крайней мере узнает, откуда весь этот шум вокруг Освободителя. Он правил на костры и детский плач. Он разглядел шаривших по кустам людей и решил, что они собирают ягоды. Сколько ягод надо набрать на сотню голодных желудков? Человек возник словно из ниоткуда, заступив ему дорогу. На нем была только кожаная юбка - не самая подходящая одежда для холодной ночи в горах, - и в руках он держал копье и круглый щит. - Стой! - приказал он. Дош остановился. С копьями не спорят. - Изложи свое дело! - Часовой говорил со знакомым выговором, и неожиданно лицо его тоже оказалось знакомым. - Догган! Догган Пастух! Это же я - Дош! - Пять богов... тьфу! Я хотел сказать. Господи! Это ведь сам Двуличный! Что ты здесь делаешь, говнюк? - Могу спросить то же самое у тебя. - Дош подумал, не спешиться ли ему, но остерегался больше зубов Ласточки, чем копья Доггана. "Интересно, - подумал он, - много ли здесь старых однополчан Д*варда? Наверное, хватает. Нагианцы фанатично преданы своим сверстникам-односельчанам и все делают сообща". - Где твоя раскраска, воин? - Краска вся вышла, - спокойно ответил Догган. Это был невысокий, коренастый мужчина, славившийся скорее развитой мускулатурой, чем сообразительностью. Похоже, его нимало не беспокоило, что такие слова в устах нагианца натуральная ересь. - Я спросил тебя, чего тебе нужно. - Я приехал поговорить с Д*вардом. Догган подумал немного, потом сделал знак копьем: - Иди за мной. И если ты позволишь этому ублюдку укусить меня, я пущу его на котлеты. - Веди. - Дош уже на ходу менял стратегию. Отряд нагианских воинов для джоалийцев - грозный противник. Если Д*вард согласится защитить его, возможно, он будет в безопасности. Через несколько минут они вышли к костру. Стреножив Ласточку, он устало поковылял на свет. Нога болела в том месте, куда пришелся удар копытом моа. Полдюжины озябших нагианцев собрались у огня и внимательно слушали то, что говорил им сидевший на камне Д*вард. Он прервался на полуслове, и зубы его блеснули в улыбке. - Ба, посмотрите-ка, кто здесь! Наш старый вестовой! Добро пожаловать, Дош! - На нем была темная хламида жреца с длинными рукавами. Из-под капюшона виднелись пряди черных курчавых волос и коротко остриженная борода, но он был бы больше похож на жреца, если бы побрил лицо и голову. Хорошо, что он этого не сделал. - Спасибо. - Дош придвинулся к огню, и остальные освободили ему место, даже слишком много места, словно он разносчик страшной заразы. Он съежился, чтобы согреться, понемногу узнавая людей вокруг - все из старой соналбийской сотни - Прат*ан Горшечник, Бурташ Колесник, Гопенум Мясник и другие. Любой из них порубил бы себя на кусочки, попроси их об этом Д*вард. Молчание угнетало его; он поднял взгляд и увидел - Д*вард ждет, что он скажет. - Я услышал, что ты в Жилвенби. Об этом сказал мне один военный в Джоале. Я решил, что мне стоит предупредить тебя. Даже в неровном свете костра глаза Д*варда блеснули синим. - Ты поступил как настоящий друг, Дош. Джоалийцы мне не страшны, но все равно очень мило с твоей стороны. Он не изменился. Если он хочет, чтобы его считали вождем, ему стоило бы отрастить бороду подлиннее. Нет, такое можно сказать про кого угодно, только не про него. Вид у него, конечно, слишком юный, но его абсолютное спокойствие означало, что он полностью контролирует отряд - и себя самого тоже. Дош снова ощутил волшебство в действии. Это был человек, которого уважали, которому повиновались беспрекословно, пусть даже сам он и не просил об этом. Он говорил с богами. О нем гласило пророчество. Он вызывал доверие - и уверенность. - Это был не совсем простой военный, - объяснил Дош. - У него на теле был знак Владычицы. Здоровяк Прат*ан хмыкнул, но что он хотел этим сказать, осталось неясным. Д*вард задумался. - Единственная известная мне мужская секта Эльтианы - это Хранители Матери. Говорят, свой знак они носят на довольно интимном месте. - Вот именно. Улыбка сбежала с лица. Взгляд сделался жестким. - И как ты обнаружил это, Дош? Двое воинов что-то пробормотали. - Нет, - возразил Д*вард. - Если он посвящен Эльтиане, он бы не стал делать этого. Ну? - Я его убил. Д*вард вздохнул: - За что? - Он хотел, чтобы я тебя предал. - Дош с надеждой обвел взглядом сидевших у костра. Если он и ожидал одобрения, он его не увидел. Эти тупицы всегда терпеть его не могли. Они позволяли ему дышать только потому, что так приказал им Д*вард. Собственно, ему плевать на их мнение, но хотелось бы верить, что Д*вард одобряет то, что он для него сделал. В его жизни почти не было других мужчин, к которым он относился бы так... вообще не было, во всяком случае, сейчас он таких не помнил. - Полагаю, именно этим объясняется то, что ты ехал через перевал ночью, - заметил Д*вард. - Откуда это у тебя моа? - Украл, разумеется. - Ты ведь ни капельки не изменился, не так ли? - А вот и нет, я стал еще лучше. Д*вард почесал бороду; вид у него был скорее раздраженный. - Спасибо тебе за новости насчет Эльтианы. Хранители делают для нее грязную работу - они не так опасны, как Жнецы, конечно, но все-таки... Мне только жаль, что ты раздобыл эту информацию таким образом. Проведешь ночь с нами или ты спешишь полюбоваться новыми местами? Боюсь, особых удобств мы тебе не предложим. Все взгляды обратились на гостя в ожидании его ответа. Нагианцы явно ждали, что он уберется. Чего хотел Д*вард, Дош понять не мог. Он устало протянул руки к огню. Воздух остывал; ночь становилась все холоднее и темнее. И неуютнее. - Там еще отряд джоалийской кавалерии... - Его языку явно не хотелось уходить отсюда, так что его приходилось пришпоривать. Гопенум подбросил в огонь веток. Дым и искры взметнулись к звездам. - Это не за нами, - сказал Д*вард. - Я не думаю даже, чтобы они проверяли, убрались ли мы, - выданное нам разрешение действительно еще три дня. Они поднимаются к перевалу или будут ждать утра? - Не знаю. - Дош встал, пошатываясь на затекших ногах. - Ладно, я сказал все, что знаю. Мне лучше ехать дальше. - Он подумал о долгом, одиноком спуске в Носоквейл. - Мы приветствуем новобранцев, - негромко проговорил Д*вард. - Мы будем рады видеть тебя с нами. Прат*ан зарычал. Д*вард цыкнул на него, и Прат*ан пошатнулся, словно от удара кнутом. Дош опустился на колено, выбрав своего рода компромисс - вроде бы и не ушел, и не остался. - С вами? А что вы задумали? - Скажи ему. Большой брат. Мускулистый горшечник хмуро посмотрел на Доша. - Освободитель исполняет пророчества. Мы - Свободные, и мы держим путь в Таргвейл, где он принесет смерть Смерти, как это и было предсказано. Сущее безумие. Но Дош слишком хорошо знал Прат*ана, чтобы спорить. Голова горшечника была пуста, как его горшки. - И на каких условиях? - А! - Д*вард подумал немного. - Ты убийца, вор, лжец, половой извращенец, и ты - предатель. Это достаточно точно описывает тебя? Бурташ заржал. Д*вард покосился на него. - Извини, Освободитель, - пробормотал тот, виновато опустив голову. - Пожалуй, ты перечислил все мои лучшие стороны, - кивнул Дош. - Я еще напиваюсь до бесчувствия и курю мак, когда могу себе это позволить. - Мы не можем принять такого человека. - Тогда к чему тратить время? - Дош начал подниматься. - К тому, что ты можешь обещать бросить все это. Дош подумал, что ослышался, да и у остальных вид был озадаченный. Будь это кто угодно, а не Освободитель, он решил бы, что его разыгрывают, но в глазах Д*варда не было усмешки, только вызов. - Мне безразлично, кем был человек раньше, Дош, мне важно, кто он теперь. - Ты хочешь сказать, ты поверишь мне на слово? Мне? Ты считаешь, что, если захочу, я сдержу свое обещание? - Да. Ты говорил как-то, что крепче тебя ублюдка в армии не найти, и я тогда поверил тебе. Я верю тебе и сейчас. Если ты пообещаешь мне, что откажешься от всего этого, ты сдержишь слово. Костер затрещал громче; дым уносился по ветру. Откуда-то из темноты слышались негромкие голоса, детский плач. Кто-то завел песню, похожую на гимн. Кто такие эти Свободные? Только отряд из Соналби или все это сборище разного сброда? Присоединиться к ним? Ему? - Боги! - Все это сплошное безумие. - Здесь только один бог. Твое решение? - Д*вард неожиданно рассмеялся. - Я никогда еще не видел тебя таким напуганным, Дош! Он боялся. Еще как боялся! У него дрожали руки. - Я не могу! - Можешь! Ведь именно это хотел он услышать от Д*варда, верно? Тогда почему он не верит в это? Освободитель пристально посмотрел на него: - Мы знаем тебя как Доша Вестового. Если солдаты спросят о тебе, какое бы имя ты ни носил сейчас, мы можем ответить, что не знаем такого. - Он улыбнулся. - И потом, ты ведь действительно станешь совсем другим человеком... Другим человеком? Такое решение нельзя принимать, не подумав как следует. Дош больше не будет одиночкой. Он будет одним из этих безмозглых сектантов Освободителя, одним из тех, кто направляется на верную смерть в Таргвейле. Он ведь был уже одним из них. Недолго. - Как это тебя до сих пор не отловили Жнецы? Д*вард только пожал плечами. - Жнецы? - сипло расхохотался Гопенум. - Хочешь посмотреть на Жнецов? У нас их тут дюжина, если не больше. Стоит им оказаться рядом с Освободителем, как они уже больше не Жнецы. - Что? - Не обращай внимания, - сказал Д*вард. - Ты уклоняешься от ответа. Дош еще раз неуверенно огляделся по сторонам. Он не мог разглядеть на лицах презрения, но знал - оно там. Они скрывали это из уважения к Д*варду, только и всего. Он с трудом встал - казалось, он весит больше их всех, вместе взятых. - Желаю удачи. Вы все сошли с ума. Ступайте, несите смерть Смерти, если сможете. Я уж лучше постараюсь сохранить жизнь жизни. Он повернулся и пошел. Он не сделал и трех шагов, когда услышал голос Д*варда: - До встречи в Носокленде. Он п