тараясь поскорее скрыть с глаз тот беспорядок, который оставили за собой Свободные. Сам Освободитель все еще исцелял последних пациентов, которым, казалось, не будет конца и края. Его помощники запрягали моа в колесницы-такси, чтобы везти своего пророка и его команду к месту следующей стоянки. Алиса объяснила, что обычно идет пешком вместе с паломниками, помогая старикам или детям, но этим утром должна выехать с остальными работающими при кухне на запряженной кроликом телеге, и настояла, чтобы Джулиан поехал с ней. Он подозревал, что она обманывает, но спорить не стал, ощущая себя симулянтом, поскольку тысячи людей чувствовали себя не лучше, чем он. Он утешал себя тем, что завтра точно пойдет своим ходом. Караван повозок не мог двигаться быстро в толпе, забившей Фенпасс, но все же прибыл на место следующей стоянки вскоре после авангарда. Когда капитан Смедли предложил свои услуги, его вооружили ножом и горой из нескольких тонн какого-то похожего на картофель корнеплода. Ему поручили работу, для которой требовались две руки! И он мог выполнить ее! Выбранный Экзетером узел был отмечен камнем, врытым вертикально в землю посередине опустевшего зимой пастбища в двух милях от ближайшей деревушки. Скоро пастбище уже кишело Свободными словно корова блохами. Снег в Лаппинвейле еще не выпал; временами выглядывало солнце. Усевшись на перевернутой корзине спиной к ветру, Джулиан чистил овощи и сбрасывал их в другую корзину. Занятие это умиротворяло. Компанию ему составляли две болтавшие по-лаппиански женщины, совершенно глухой старик и три недовольного вида девицы, явно считавшие, что заслуживают лучшей работы. Не обращая на них никакого внимания, он целиком углубился в чистку овощей. Потом на корзину его легла тень и знакомый голос окликнул его по имени. Он в ярости поднял взгляд. Закутанная в побитые молью меха, она напоминала бесформенного плюшевого медведя; растрепанные волосы падали на лицо. Впрочем, ее нимало не волновало то, как она выглядит, - никогда не волновало. И она улыбалась ему так, словно он должен быть рад видеть ее! Ни разу в жизни у него еще не возникало желания ударить женщину, во всяком случае, до этой минуты. - Убирайтесь! - крикнул он. - Вон с глаз моих! Она отступила на шаг. - Что-то не так? Он вскочил на ноги, дрожа от ярости. - Это называется изнасилование, миссис Ньютон. Вы изнасиловали меня! - Никто из зрителей не знал английского, но если бы и знал, ему было бы все равно. - Ах так? - Да, так! Она неуверенно посмотрела на него. - Это чересчур сильно сказано для того, что случилось. Возможно, я использовала ману. Я не хотела, Джулиан! - Не хотели? - Он шагнул к ней, и она отступила на шаг. Он был рад видеть, как на лице ее появилось встревоженное выражение. Она не ожидала его гнева. - Нет, - сказала она. - Ты же знаешь, как это бывает... А может, и не знаешь. У тебя ведь никогда не было много маны, так ведь? Когда у тебя есть мана и тебе хочется чего-то, очень трудно помешать этому. Мана сама вырывается наружу. Ты ведь не мог помешать своей руке заживать, верно? Мне хотелось, чтобы ты пришел ко мне в палатку. Ты пришел. Мне хотелось, чтобы... - Я не хотел вас! Она нахмурилась, словно он сказал нечто, не подобающее джентльмену. - Возможно, мне следовало вести себя поосторожнее. Мне жаль, капитан Смедли, правда, жаль. Какое там "жаль"! Ее извинения прозвучали бы искренне, опрокинь она ненароком его чашку. Он размахивал перед ней ножом, что не на шутку встревожило зрителей. Старый глухой чудак попытался встать. Джулиан так разозлился, что не мог найти слов. - Мне стоило остановиться, когда я увидела, что из всего этого выходит, - терпеливо продолжала она. - Или, возможно, спросить вас. Мне казалось, вы не против. Мужчины, как правило, не возражают. - Она улыбнулась. - Так это у вас привычка? Единственный способ заполучить мужчину? - О, ваша рука! - вскричала Урсула, пытаясь сменить тему. - Она лучше! Джулиан отшвырнул нож и сжал кулак. - Подарок от старого друга. Мне не хотелось бы применить его в деле, выбив вам все зубы, миссис Ньютон, но если вы сейчас не уберетесь и не будете держаться от меня подальше, у Освободителя прибавится лишний пациент. А теперь идите к черту и оставайтесь там на здоровье! - Разумеется, он блефовал. При желании она могла, почти не расходуя маны, заставить его выпрашивать у нее прощение на коленях. Этого она делать не стала, но поняла, конечно, что он больше шумит, чем угрожает. - Простите меня, пожалуйста. Мне просто казалось, что вы не против. - Пожав плечами, она повернулась и ушла. Дрожа от ярости, Джулиан вернулся на место и с ожесточением набросился на овощи. 52 Когда Свободные пересекали Фенпасс, шел легкий снег, но в Лаппинвейле их встретила хорошая погода. То там, то здесь Алиса слышала разговоры о том, что таргианцы наверняка постараются остановить паломников еще на подступах к своим границам, и уж наверняка они не позволят своим рабам под шумок бежать из вейла. Скептики не учли одного: эпидемия продолжала еще свирепствовать в Лаппинленде. Сам губернатор Кратч привез своих жену и детей к Освободителю, чтобы тот вылечил их. У таргианцев благодарность не входила в число самых почитаемых достоинств, но они всегда ставили целесообразность превыше принципов, к тому же их гарнизон уступал Свободным в численности из расчета один к ста. Свободные прошли вейл беспрепятственно, набирая по дороге новобранцев. Потом, в Рэндорвейле, никто не мешал этим беглецам уйти, но, как ни странно, воспользовались этой возможностью очень немногие. Алиса получала от всего этого огромное удовольствие. Лондон казался ей теперь чем-то очень далеким, да она никогда его особенно и не любила. Шатры напоминали ей сафари в детстве, дядю Кама и тетю Рону в Кении. Конечно, климат и пейзаж отличались, но трудности ее не пугали. Совершенно забыв свою норфолкскую депрессию, она помогала с готовкой, нянчила детей, ухаживала за ожидавшими Эдварда больными - в общем, делала работу, которая казалась ей самой важной на свете. Теперь, когда она знала, сколько удовольствия доставляют крестовые походы, она могла понять, почему в средние века в них участвовало столько народу. Общение с Джулианом Смедли вносило приятное разнообразие в ее жизнь. Ей нужен был переводчик, который помог бы освоить хотя бы азы джоалийского. В первые дни приходилось полагаться на Урсулу, Домми и самого Эдварда, но они были слишком заняты собственными делами, чтобы уделять ей много времени. Потом начали появляться и другие олимпийцы, но и их быстро загрузили работой. Джулиан и сам был не слишком силен в джоалийском, так что он частенько брал репетитора из местных, обучаясь вместе с ней. Это помогало ему убить время в дороге и скрашивало монотонную работу в хозяйственном отряде - он согласился на скромную должность, оставив религиозные вопросы другим. Капитан Смедли проходил по графе "старый друг". Пожалуй, ближе его был только Эдвард, но Эдварда она видела редко. Самый близкий друг ее кузена, Джулиан Смедли уже много лет то попадал в поле ее зрения, то выпадал из него: сначала сопливый мальчишка, потом прыщавый, неуверенный в себе подросток, жизнерадостный юноша, контуженный герой. А теперь? Теперь - худощавый, уверенный молодой человек, не красавец, но вполне симпатичный, выглядевший старше своих лет. Если его и продолжали мучить кошмары войны, он умело скрывал это. Он прямо-таки излучал жизнелюбие. Он никогда не обсуждал с ней свою личную жизнь, но был слишком привлекателен, чтобы не иметь по меньшей мере одной подруги. Вспомнив, как миссис Маккей рассказывала в тот памятный вечер в "Быке" про постельную рулетку, Алиса решила, что Джулиан Смедли наверняка был главным призом, хотя, возможно, он все-таки недостаточно жесток для игр такого рода. Перевал Сутпасс привел их из Лаппинвейла в Рэндорвейл, а солнце все продолжало светить. Рэндорленд, предупреждал Джулиан, может таить в себе неприятности, поскольку являлся территорией Владычицы, Церковь Неделимого здесь преследовалась, а Док Мейнуоринг все еще сидел в тюрьме. Однако пророчество обнадеживало. Как гласил стих 318: "Начиная с Рэндора, станут власть имущие искать встречи с Освободителем, и будут ночевать в лесах и в канавах, умоляя: исцели нас, сжалься над нами, и осыплют его золотом". Правда, первое, что случилось в Рэндорвейле, - это исчезновение Урсулы и Домми. - Они вернутся, - пообещал Эдвард. - Домми назначил себя апостолом Морковок. Урсула должна доложиться Службе - точнее, тому, что от нее осталось. На следующее же утро король Гуджапат пригласил Освободителя на аудиенцию, и Освободитель отклонил приглашение. Двумя днями позже король повторил приглашение, прислав в качестве свидетельства миролюбивости своих намерений изрядно похудевшего, но в остальных отношениях невредимого Дока Мейнуоринга. Эдвард снова отказался от приглашения, хотя Дока принял. На четвертый вечер пребывания Свободных в вейле, когда они стояли лагерем в восточном конце долины и, следовательно, сравнительно недалеко от Олимпа, в лагерь ворвались несколько сотен рыжеволосых Морковок, бросившихся восторженно приветствовать Освободителя. Вместе с ними вернулась Урсула, а с ней несколько знакомых лиц: Бетси и Билл Пепперы, Айрис Барнз, Проф Роулинсон и другие. Джулиан узнал о возвращении евангелистов как раз когда, завернувшись в меховую шубу, укладывался на ночлег у костра. Палаток пока не хватало, и он не видел причин, по которым закаленный вояка вроде него должен иметь преимущество перед другими. Он окончательно выздоровел, хоть и чувствовал себя немного слабым, и уж во Фландрии, во всяком случае, было гораздо хуже, чем здесь. Рядом с ним опустился на колени человек. Улыбке его позавидовал бы голодный крокодил. Джулиан поспешно сел. - Домми! Ты вернулся? Как Айета? - Конечно, в лучшем из лучших здравии, брат Каптаан! И я теперь самый гордый отец самого голосистого сына. Джулиан - некогда Тайка Каптаан - хлопнул его по спине и крепко пожал руку. - Поздравляю, брат Домми! И как его зовут? - Он мог и не спрашивать. Отныне Вейлы будут кишмя кишеть Д*вардами. - С любезного позволения он назван в честь нашего почитаемого Освободителя. - А Энтайка... Она была там? Домми улыбнулся еще шире и кивнул. - Я принес вам записку. Джулиан выхватил ее у него из рук и развернул. Он даже забыл поблагодарить Домми и не заметил, как тот ушел. "мой самый дорогой капитан крюк! ты все верно догадался куда я пашла. я здесь у одной из тиминых теток не с мущиной. если бы я знала што ты вирнешся в олимп я бы осталась там. я очинь по тибе скучяю. мне очинь жаль што мы поссорились но ведь все любовники ссорются иногда, все твои абищания я от них все время плачу и мне хотелось бы чтоп ты держался их но ты наверно щитаешь это грех но если ты правда будеш диржаться их то я всегда твоя телом и душой в любом мири особенно телом. всегда твая любящая венди" Это письмо едва не стоило Свободным одного их соратника, но в конце концов он все же решил остаться на борту. Крестовый поход вряд ли продлится долго, тогда как их с Юфимией будущее может тянуться еще много столетий. По сравнению с этим несколько дней, какими бы долгими они ни казались, - пустяк. На следующее утро в лагерь въехала кавалькада дорогих экипажей - королевская семья и почти весь двор. Эдвард вежливо приветствовал их, исцелил все до последнего сопливые носы и даже не настаивал, чтобы королевская семья ночевала в канавах. Он принял их золото и отдал его Дошу, приказав закупить побольше провизии и вьючных животных. Пророчество - оружие обоюдоострое, и следующей их остановкой стал Товейл. Теперь уже всем и каждому были известны зловещие слова, содержавшиеся в стихе четыреста четвертом "Завета", насчет Д*варда и голода в Товейле. Впрочем, избежать этого уже никак нельзя - у человека, судьба которого предначертана заранее, нет выбора. - Завтра выходим совсем рано, - сообщил Джулиан. - Попробуем успеть за день. Алиса видела пока только ровную стену гор без намека на проход. Хоть лети через них. - Каким считается этот перевал? - Она знала уже, что в джоалийском языке имеется с дюжину разных слов, обозначающих перевал в зависимости от его сложности. Впрочем, сложность тоже зависит от того, по каким меркам ее считать. Перевал считается легким, если по нему без труда пройдет горный козел. - Фигпасс - это джалтераан. - Такого слова я не знаю. Что оно означает? - Чертовски-жуткий-даже-в-летнее-время. Может, за час до рассвета все-таки поздно? Дорога на Фигпасс начала наконец круто забирать вверх, карабкаясь меж чахлых деревьев. Очень скоро деревья исчезли вообще, открыв холмы невероятно зеленого цвета под чисто белым небом. Свободные казались отсюда серой веревкой, оброненной каким-то великаном, - веревка вилась по склону и исчезала наверху в облаках. И это был всего лишь авангард; за ним тянулись толпы. Алиса чуть пригнулась, стараясь не сбиваться с шага. Через час или два она будет стоять вон там и смотреть вниз на тянущиеся массы людей. - Все это кажется таким нереальным! Я все пытаюсь найти земной эквивалент этому - и не нахожу. Варвары... Народ израильский... переправа Ксеркса через Геллеспонт... ничего даже близко похожего нет. - А Петр Отшельник? - фыркнул Джулиан, выпустив изо рта облачко белого пара. - Не смей даже думать! - Ладно, не буду. Нет, все это правда, хоть и ненадолго. И мы будем до конца своей жизни вспоминать эти дни. Лет через сто один или двое из этих детей будут еще живы и будут хвастать, как шли с Д*вардом, сопровождая Освободителя в Таргвейл. Эти дни были также самыми значительными и в жизни Алисы Пирсон. Если она подобно этим гипотетическим детям доживет до ста, вся дальнейшая ее жизнь будет идти по нисходящей. Пусть Вейлы - всего лишь песчинка мира, пусть только горстка людей вовлечена во все это, и все же это был, несомненно, исторический момент. Кто откажется от места в ложе при хиджре, исходе из Египта или переходе Цезарем Рубикона? Она старалась не включать в этот перечень крестовый поход Детей или Распятие Христа... Что бы ни случилось в Тарге, она никогда больше не увидит ничего подобного. Она решила, что рано или поздно вернется домой. Она и так задержалась здесь дольше тех четырех недель, которые отвела себе вместе с мисс Пимм, но время возвращаться, конечно же, еще не настало. Никто, даже Эдвард, не знал, сколько же людей идет сейчас за ним. Организация сама по себе уже была чудом - она тоже расширялась, чтобы поспевать за растущим как на дрожжах количеством паломников. Узнав за пять прошедших лет, насколько беспомощны могут быть армии, Алиса ни за что бы не поверила, что большая группа людей может работать так слаженно. Заслуга в этом принадлежала, конечно, Эдварду, подобравшему потрясающую команду помощников и вселившему в них фанатическую преданность. Между Носителями Щита ни разу не возникало ни вражды, ни распрей, ни споров, кто главнее. Сила их как единой команды заключалась в их различиях. Никто не понимал человеческих слабостей лучше Доша, раскаявшегося преступника и блудника. Домми использовал свой опыт слуги, ведая хозяйственными делами Свободных. Урсула Ньютон всегда была неодолимой силой, этаким человеком-цунами, против которого не мог устоять никто, в то время как проповеди Элиэль заставили бы прослезиться и груду камней. Из двух оставшихся в живых братьев Эдварда по оружию, знакомых с ним еще с нагианских времен, Тьелан умел непревзойденно торговаться, а Догган отличался упорством в решении головоломных поручений, которые свели бы любого другого с ума. Пиол Поэт вел архив, следя за теологической верностью проповедей Элиэль. Пинки Пинкни крутил людьми, как ветер кружит снежинки, - как правило, те даже не догадывались об этом. Рваная Губа был солдатом, Килпиан - гуртовщиком, Асфраль - повитухой, Имминол лучше всех разбиралась в травах, Титтраг - в камнях... Сам Освободитель мог превзойти каждого из них в чем угодно, но не мог находиться в дюжине мест разом. Для каждого дела у него имелся помощник. Всего Носителей Щита было двадцать, и Эдвард шепнул как-то Алисе по секрету, что не понимает, как это Иисус обходился двенадцатью. За последние две недели она почти не виделась с Эдвардом. Когда он извинялся перед ней, она отмахивалась. - Ты занят делом, я здесь в отпуске. Я не знаю языка, значит, не могу помочь. Захочешь поговорить - пошли за мной, и я с удовольствием приду. А так делай, что ты должен делать, и не думай обо мне. По крайней мере скучать мне здесь не приходится. Он посылал за ней несколько раз - всегда под вечер, когда остальные уже заканчивали дела. Сам он, казалось, вообще не нуждается в отдыхе, а может, он выбирал это время просто по привычке. Ей было забавно думать о том, что они никогда не оставались наедине друг с другом, так что никаких сплетен можно было не опасаться, но она сомневалась в том, что он избегал возможности скандала осознанно. Просто его инстинкты надежно хранили его. Каждый раз он спрашивал ее, счастлива ли она, и она всегда отвечала, что да, счастлива. Он сам выбирал тему для разговора, и поэтому они говорили об Англии, войне, поэзии и о своем детстве. Только раз он упомянул о том, что может случиться, когда Свободные дойдут до Тарга, да и то невзначай. - Они могут служить только группой поддержки, - сказал он. - Но, разумеется, только их поддержка и делает это возможным. Внимание: единственный матч чемпионата Вейлов в тяжелом весе! В черном углу нынешний чемпион, Зэц (Буу! На мыло!); в сером - Освободитель (Гип! Гип!). Результат всем известен из "Завета", так что матч обещает быть скучным... Что-то не так? - Ничего. Я просто как-то забыла, что Зэц - реальное лицо, а не аллегория. - Реальнее некуда. - Эдвард прищурился и с минуту молча смотрел куда-то в ночь. - Но то, что я задумал, - не убийство, а казнь. Заранее известно, чье имя фигурирует в приговоре. Потом он передернул плечами и сменил тему. Если он сомневался в возможном исходе, он скрывал это даже от нее. Но он знал, конечно, что справедливое дело не всегда побеждает и что самые популярные в народе восстания закончились катастрофой: Уот Тайлер, Ян Гус, Петр Отшельник... Крестовый поход Нищеты привел тридцать тысяч людей на смерть и в рабство. Порой он становился тем Эдвардом, которого она знала. В его глазах мелькала отвага и спокойная решимость, как и тогда, когда его пытались убить Погубители. Порой она ощущала что-то еще: чудовищную, сжатую тугой пружиной силу, которая, казалось, только и ждет, когда ее отпустят, тщательно рассчитанную ненависть к коварному врагу - если, конечно, все это ей не мерещилось. Скромно сидя напротив него у костра, она смотрела на игру бликов на его худощавом лице и гадала, во что превратился ее кузен. Однажды, и только однажды, позволил он своим чувствам чуть показаться на поверхности. Некоторое время он сидел молча, глядя на нее. Она терпеливо ждала, притворяясь, будто смотрит в огонь. Он задумчиво протянул: - Алиса, милая! Что бы случилось, если бы не война? Что было бы с нами? Если бы не было никакого "Филобийского Завета"? Ты никогда не думала об этом? - Не знаю. - Она следила за изменчивыми узорами угольев - занятие ничуть не хуже пустопорожнего гадания о том, что могло бы случиться. - Знаешь, я был очень влюблен в тебя тогда, - тихо проговорил он. - Я и сейчас люблю тебя, но теперь... ну, теперь все по-другому. Давай не будем усложнять все, говоря об этом. Скажи, ты хоть серьезно ко мне относилась? - Я всегда относилась к тебе совершенно серьезно, Эдвард, милый. Очень серьезно. Я очень боялась сделать тебе больно. Я была уверена, что ты скоро найдешь себе другую девушку, а может, кучу девушек. Ведь ты и не знал никого, кроме меня. - Мне хватало одной тебя. Не думаю, чтобы я нашел другую. Не думаю, чтобы я сдался, даже когда узнал про Д*Арси. Она встретила его вопросительный взгляд. - Я тоже была влюблена. Влюблена как дурочка. - А если бы война не началась? - Наверное, продолжала бы оставаться дурой. Его жена все еще жива. - Почему дурой? Ты что, до сих пор так считаешь? - Да. - Она почувствовала угрызения совести по отношению к памяти человека, с которым была так счастлива, но она была в долгу и перед Эдвардом. Он не побоялся бы рискнуть своей карьерой и ее деньгами. - Странная любовь, тебе не кажется? - Да. Наверное, рано или поздно я опомнилась бы. И я ведь еще не забеременела - представить себе не могу, что бы я делала тогда! Я должна еще быть благодарна тому, что разразилась война. Он поморщился: - Не смей даже думать так! А Терри? - Реакция, всего лишь реакция. - Терри был даже младше Эдварда, и по чистой случайности у него были такие же черные волосы и синие глаза. - Он был прекрасный человек, но все могло выйти еще хуже. Мы оба с ума сошли от любви, оба, но нас ничего не объединяло. Это бы не продлилось долго. Мы бы жили очень несчастливо. - Спасибо, - прошептал он. - За что? - Искренность за искренность... - А что Исиан? Ты любил ее? Он покачал головой и горько улыбнулся - убежденный, что она ему не поверит. - Нет. Я же говорил тебе. Любовь между пришельцем и туземкой немыслима. Вне зависимости от того, какой мир ты выберешь, один должен стареть, а другой - нет. Я мог бы полюбить ее. Но я не мог позволить себе этого. - Тогда как насчет мисс Элиэль, которая день и ночь преследует тебя со своими огромными дурацкими глазами? Он выгнул бровь, и уголок его рта пополз вверх. - Алиса, милая, ты, часом, немного не... гм?.. - Я? Разумеется, нет! Если уж на то пошло, она очень даже ничего - со своим классическим профилем, сверхволнительным телосложением и жизнью - сплошным сюжетом для драматического романа. Мне только хотелось бы, чтобы она держалась чуть подальше от меня, только и всего. - Ее собственный отец околдовал ее, - сказал Эдвард. - Нет, ты можешь себе представить: собственную дочь? Я снял заклятие... - Другим поцелуем? Он расхохотался. - Не дышите на меня паром, миссис Пирсон! Ну, если ты так уж хочешь знать, да. Но не очаровывал, честно. - А все остальное она уже сама? - Ну да! Она была оскорблена и несчастна; она выбрала первого попавшегося мужчину, чтобы закрыть зияющую брешь в душе. А ответ все тот же: любовь между пришельцем и туземкой немыслима. Алиса хотела уже было извиниться за допрос, когда он еще раз пожал плечами. - Я только надеюсь, она не наложит на себя руки, когда... когда обнаружит, что я не могу ответить взаимностью. - Или когда что? - Давай поговорим о чем-нибудь более веселом. А помнишь... Много ли найдется мужчин, способных устоять перед такой штучкой, как Элиэль? Жизнь была бы гораздо проще, если бы таких, как Эдвард, было больше. Подъем на Фигпасс оказался тяжелым, а спуск - и того хуже. Алиса остановилась в тени скалы, чтобы перевести дух. Плотный как отсыревшая фланель туман плыл мимо нее, а бесконечная вереница Свободных так и продолжала тянуться по дороге. Джулиан казался смертельно усталым, но чувство юмора продолжало пока действовать безотказно. - Товейл? - переспросил он. - Он совсем крошечный и ужасно важен в стратегическом отношении, так как соединяет сразу несколько вейлов. Таргианцы всегда считали, что боги сотворили его для них; вот только убедить товианцев в этой очевидной истине им так и не удалось. Товианцы - это дикие горцы. По сравнению с ними шотландцы или афганцы - все равно что трусливые зайцы. Таргия несколько раз пыталась захватить вейл. Местные спускались с гор ночами и перерезали таргианцам глотки. Таргианцы даже отомстить толком не могли - они предпочитают сражаться в тесном строю, а здесь местность этого не позволяет. Их армиям приходилось каждый раз силой прорубаться через вейл - по дороге туда и по дороге обратно, что сильно портило их внешнюю политику в отношении всех остальных. Поэтому они в конце концов заключили джентльменское соглашение: Товейл официально независим, но не мешает Таргии маршировать туда-сюда по его территории и не пускает к себе никого другого. Так что теперь таргианцы вольны мутузить кого угодно, кроме товианцев, а товианцы вольны заниматься внутренними разборками. Все счастливы, потому что занимаются любимым делом. Она рассмеялась: - Вы циник! - Этому я научился еще на Земле, - ответил он, нахмурившись. Свободные еще спускались тысячами в Товейл, когда разразилась снежная буря. Перевал оказался закрыт. Снег падал тоннами, день за днем, заперев паломников в лагере. В срок успели проехать только несколько телег. Первым вышло топливо, но это как раз было не так уж и страшно. Люди набились во все имевшиеся в наличии шатры, а шатры занесло снегом, так что, несмотря на вонь, темноту и сырость, там было вполне сносно - хотя бы не холодно. Тропинки, соединявшие шатры, превратились в узкие траншеи. Съестные припасы подходили к концу. Рацион урезали, а потом и вовсе перестали выдавать, ибо последние остатки предназначались только детям и кормящим матерям - в этом крестовом походе участвовали даже матери с грудными детьми. Эдвард регулярно обходил шатры, навещая каждый по меньшей мере раз в день. Носители Щита бывали в них чаще, особенно те, кто умел хорошо говорить: Элиэль, Пинки, Домми. Вспыхнул грипп, но с ним быстро разобрался Освободитель. На смену гриппу пришла скука. Пение гимнов приелось. Начались споры. Алиса радовалась, что знает язык слишком плохо, чтобы понимать их. Терпение истощалось, а голод терзал все сильнее. Постепенно Свободных начинал охватывать страх. "Филобийский Завет" обещал, что Освободитель принесет смерть Смерти, но ничего не говорил о его спутниках. Как знать, может, они умрут первыми? Алису это беспокоило - она слышала о плодах мученичества от Джулиана, - и не одну ее. Слова Эдварда или даже Носителя Щита снова ободряли всех, но ненадолго: сомнения возвращались. Это была ночь второго голодного дня. Терпение почти иссякло. Где-то в темном шатре спорили двое, не обращая внимания на недовольное ворчание сонных соседей. Все тело у Алисы затекло от долгого сидения с подобранными ногами, но ее очередь вытянуться еще не пришла. Бесформенный комок меха, к которому она прислонялась, был Джулиан. Она совершенно точно знала, что в палатке нет больше никого, понимавшего английский. - Джулиан? - М-м? - Он изображает Иисуса. - М-м... Я хочу сказать, да. - Как вы считаете, насколько далеко он намерен зайти? - Изгнание торговцев из храма? Тайная вечеря? - Вы знаете, что я имею в виду. Голгофа. Он вздохнул. - Я бы не ставил на него, если бы он считал, что это необходимо. К счастью, до этого вряд ли дойдет. Я спрашивал Профа, и он со мной согласен. Нет способа, которым его смерть сама по себе могла бы уничтожить Зэца. Эдварду, конечно, грозит чудовищная опасность. Шансы его до сих пор невелики, так что он вполне может погибнуть. Но если до этого и дойдет, я уверен, это будет не по его воле. Спор в углу в любую минуту мог перерасти в драку. Возмущенные голоса зазвучали громче. - Может, он обрушит храм, как Самсон? - предположила Алиса. - Нет, это не получится. Это будет открытый, лицом к лицу, поединок маны. Сильнейший побеждает, слабейший проигрывает. Если у Эдварда не хватит сил на то, чтобы победить, он ничего не добьется, обрушив храм. Зэц просто улизнет оттуда через портал. Эдвард только зря потратит ману. Она вспомнила двух мужчин, которых потеряла совсем недавно, и подумала, не потеряет ли третьего. Не возлюбленного, как они, конечно, но дорогого ей молочного брата. Даже так. Этого уже достаточно. Разумеется, если Эдвард победит, а потом возобновит свои ухаживания... Она тут же прогнала эту мысль. - Вы все еще верите, что ему необходима помощь Пентатеона? - Зэц копил ману сто лет, если не больше. - Но Эдвард тоже делает это гораздо, гораздо лучше, чем кто-то мог ожидать, правда? - Благодаря испанке - да. Я знаю, не стоит так говорить, но это правда. - Джулиан усмехнулся; Алиса не услышала, она почувствовала это. - Фэллоу всегда гордился тем, что растит из нас лидеров, но еще никому из выпускников не удалось возглавить нечто подобное. А Эдварду удалось, ему удалось гораздо больше, чем полагала Служба. Мне кажется, единственный, кто предвидел все это, был сам Зэц. Надеюсь, это не давало спать ублюдку все тридцать лет. - А что, по-вашему, думает об этом Пентатеон? - В общем-то они там настроены благосклонно, если мы, конечно, не ошибаемся насчет их неприязни к Зэцу. - Но чем сильнее Эдвард, тем сильнее они будут рисковать, помогая ему, так? Они просто создадут нового Зэца, который будет угрожать им, и потом, они должны ведь знать, что Эдвард настроен и против них. Его успех может стать и их концом. - Не знаю. - Джулиан чуть подвинулся. - И никто не знает. Теоретизировать на эту тему - только зря тратить время. - Он не возражал ей. Да и зачем? Ведь он и сам раньше так думал. - Я вот что скажу: мы с Профом прошлись по всему "Завету" и почти дошли до конца. Сейчас мы на стихе четыреста четвертом, голоде в Товейле. Осталось только одно пророчество. Эдвард исполнил все, в которых говорилось об Освободителе, все, в которых говорилось о Д*варде, все подходящие по смыслу, хоть в них и не упоминается его имя. Единственное, которое осталось, - это стих тысяча первый: "Во гневе сойдет Освободитель в Таргленд. Боги да бегут от него; склонят они головы свои пред ним, падут ниц у ног его". - Все это, конечно, обнадеживает, но вы забыли про триста восемьдесят шестой. Он тоже исполнен еще не до конца. Да, конечно. Стих 386 знали все: "Слушайте все народы, и веселитесь все земли! Близок приход уничтожившего Смерть, Освободителя, сына Камерона Кисстера. В семисотое Празднество явится он в Сусс. Нагим и плачущим придет он в мир, и Элиэль омоет его. Она выходит его, оденет и утешит. Возрадуйтесь же и вознесите хвалу, восславьте эту милость и провозгласите избавление ваше, ибо несет он смерть самой Смерти". Соседи утихомирили-таки спорщиков. Люди шептались и кашляли, в одной из соседних палаток плакал ребенок. Все остальные звуки заглушал снег. Обдумывая то, что сказал Джулиан, Алиса сообразила, что в "Завете" есть еще один стих, до сих пор не исполнившийся до конца, - тот, в котором говорилось про Предателя. Кто он такой? 53 Дош отправился через Фигпасс с пятнадцатью помощниками и десятью подводами. Пять человек и шесть волов замерзли в пути, но через четыре дня он вывел уцелевших в Товейл, появившись в лагере за два часа до рассвета, как раз когда теплый ветер, словно издеваясь, превратил снег в дождь. Толпа мужчин и женщин, поскальзываясь и падая в быстро тающие сугробы, с радостными криками высыпала встречать обоз. Угроза голода миновала. Дош валился с ног замертво - промокший до нитки, замерзший, вымотанный. Казалось, у него не осталось ни одной кости, которая бы не болела. Если бы он был еще в состоянии воспринимать что-то с юмором, он наверняка позабавился бы тому, что спасителей встречали как того блудного сына из притчи, которую рассказывал Д*вард. Тьелан с Догганом первыми нашли в толпе оборванных спасителей самого Доша. Они обнимали его так, словно задумали изнасиловать. Догган целовал его. Тьелан визжал, что любит его. О, как меняются времена! В прошлый раз, когда они были втроем в Таргленде, они на вытянутую руку не подошли бы к Дошу Прислужнику. Вот что сотворил Освободитель. Вот ради чего затевалось все это - и ему это нравилось. Да, ему это нравилось! Все новые люди подходили к нему хлопнуть по спине, обнять, поздравить. Он слишком устал. Он стряхнул их всех, повернулся... и оказался лицом к лицу с единственным человеком, которого хотел видеть. - Молодчага! - прохрипел Д*вард. - Ты снова успел вовремя. Ты всех спас! Он сжал плечо Дошу; пожатие почти не ощущалось сквозь несколько слоев мокрых шкур. Дош встревоженно посмотрел на него. - Господин? Что-то не так? Что я натворил? - Ничего! То есть все. Нам грозил голод, и ты нас спас. Ты молодчага, Дош! Я всегда могу положиться на тебя. Освободитель оскалил зубы в улыбке, более похожей на ухмылку мертвеца, еще раз хлопнул Доша по плечу и повернулся приветствовать остальных. Глаза выдали его - что-то было не так. Дош нашел себе шатер и провалился в бездонную яму сна. Когда он проснулся, было уже утро следующего дня. Свободные наконец выступали в путь. Низкие облака, казалось, цеплялись за верхушки деревьев. Продолжал моросить дождь; слякоть под ногами сменилась непролазной черной грязью по колено. Почти все шатры уже убрали, весь скот исчез. В оставшиеся подводы впрягались по нескольку человек. На негнущихся ногах захромал он в поисках еды и новостей. Слухов было больше, чем луж на дороге. Таргианская армия перекрыла Местпасс. Таргианская армия скошена болезнью. Нет, ее скосило еще две недели назад, но сейчас они уже выздоровели. Эфоры послали передать, что Свободные вольны вступить в Таргию... или что вход в Таргию им запрещен. Эфоры потребовали, чтобы им выдали Д*варда. Д*вард потребовал, чтобы ему выдали Зэца. Эфоры мертвы, а Тарг горит. Само собой, все это оказались только домыслы. Зато шесты были самыми что ни на есть настоящими. На них свели чуть не целый лес. Д*вард приказал, чтобы каждый здоровый паломник нес с собой шест, увенчанный кольцом Неделимого. Он сам подал пример, срубив молодое деревце, оставив на стволе только одну верхнюю ветку, изогнув ее кольцом и привязав лозой. Весь лагерь был теперь полон таких шестов. - Это еще зачем? - поинтересовался Дош у тетки-фионийки, наполнявшей его миску вареными овощами. Мяса, которое он привез вчера, надолго не хватило, так что ему не досталось. - Это символы Единственного, милый. - Фионийцы всегда называют собеседника "милый". Дош обдумывал эту новость, пока искал себе место за столом. До сих пор Свободные обходились без всяких символов; Д*вард отказался даже от серег, которые раздавала своим приверженцам старая Церковь Неделимого. Что же он задумал теперь? Таргия - единственная в Вейлах, кто держал постоянную армию. Обыкновенно численность ее армии составляла не меньше десяти тысяч человек, но эту цифру можно было при необходимости удвоить или даже утроить. С одной стороны, боевая мощь Таргленда могла быть серьезно подорвана болезнью. Моа не терпят новых всадников, так что кавалерия почти наверняка сильно ослаблена. Вполне вероятно, что Свободные превосходят числом те силы, которые эфоры могут выставить против них, хотя сами по себе цифры мало что значат: хорошо подготовленный таргианский солдат изрубит в капусту дюжину крестьян, даже не вспотев. Конечно, если у каждого крестьянина в руках будет по хорошему дрыну, шансы слегка уравняются. У моа очень уязвимые ноги. Значит, Д*вард ожидает неприятностей. А как насчет морали? Будут ли таргианцы биться за ненавистного бога смерти? И потом, за последние полтора месяца Освободитель набрался сил, превратившись в опасного врага. Это, конечно, все рука Неделимого. Даже язычники не могут не задуматься, на чьей стороне их ложные боги. Дош решил, что, если бы он был одним из эфоров, он сначала позволил бы Зэцу и Освободителю самим разобраться со своими делами и только потом решил бы, пускать Свободных в свою страну или окружить их и погнать в шахты. К полудню он уже спускался с зеленых холмов Таргслоупа. Снежные вершины, расступившись, исчезали на западе и на востоке, ибо Таргвейл так велик, что дальний край его скрывается за горизонтом. Солнце сияло на бледно-голубом небосклоне. Припекало. И это в разгар-то зимы! Воистину Таргвейлу дарован климат гораздо мягче, чем того заслуживают его обитатели. - Старые места не слишком изменились? - весело спросил Д*вард. - Нет, господин. - Дош покосился на улыбку Освободителя и решил, что улыбка абсолютно нормальная. Должно быть, позавчера ему просто что-то померещилось. В конце концов, он слишком устал тогда. - Да и люди, сдается мне, тоже вряд ли сильно изменились. - Ну, как знать. Впрочем, похоже, они снова взялись за старое - припрятывают серебро. - Что? - Никаких приветственных делегаций, и скота не видно, куда ни посмотри. Как ты думаешь, может, они нам не доверяют? - За нами наблюдают, - буркнул Рваная Губа Солдат, шагавший рядом с Д*вардом с другой стороны. - Готов поклясться, секунду назад я видел что-то вон на том холме. И загривок у меня свербит. - Блохи, - сказал Д*вард. - Блохи в бронзовых доспехах. Каждые несколько минут видно, как солнце блестит на них. Вон, смотрите! Четыре года назад Дош уже приходил по Таргвейлу с Д*вардом - тогда рядом с ним шагали Тьелан, Догган, Прат*ан. Тогда стояла весна, деревья расцвели всеми оттенками зеленого, золотого, лилового и голубого. Тогда он был молод и глуп. Теперь почти все леса стояли раздетые, хотя там и здесь виднелись еще пятна вечнозеленых, вечносиних и вечнорозовых деревьев, ибо Таргия отличается разноцветной растительностью. В низинах белели еще полоски снега. Местуотер извивалась по долине - глубокая, темная, в высоких обрывистых берегах. В воде мелькали бревна - их срубили еще летом, и теперь река несла их на рынок. Вступив в Таргвейл, Свободные дерзко бросили вызов военному государству, всегда отличавшемуся фанатичной неприязнью к чужакам. И второй раз за четыре года во главе чужаков стоял Д*вард Освободитель. Воздух только что не потрескивал от нависшей угрозы. Местность совсем не изменилась: процветающие фермы на равнинах, каменные стены, карандашными линиями расчерчивающие пологие склоны холмов. Большие особняки знати заметнее выделялись среди облетевших деревьев. Стога, силосные башни, мельницы... И, как и говорил Д*вард, ни людей, ни животных. С самого Юргвейла Свободных сопровождали толпы больных и их близких, ожидавших исцеления: люди сидели на голой земле, в повозках или даже в шатрах. Здесь же не было никого. Возможно, поветрие обошло Таргленд стороной, а может, людям просто запретили просить помощи у еретика. Не было видно никого, кроме самих Свободных - они шли широкой колонной, конец которой терялся из вида, тысячи и тысячи людей с тысячами Колец в руках... или тысячами дрынов, если таков был замысел. Подводы, вьючные животные, волы, ламы; когда сошел снег, появились даже несколько моа и кроликов. Должно быть, это был самый массовый поход за всю историю Вейлов. Куда вел их Д*вард? Этим утром он возглавил колонну, приказав, чтобы отстающих гнали вперед как можно быстрее. Он задал очень умеренную скорость. Он не выслал вперед квартирьеров и ответил отказом на предложение Рваной Губы выслать разведчиков. Он явно ожидал неприятностей, но было бы чистым безумием не ожидать неприятностей в Таргвейле. Немного раньше он послал за Дошем и Рваной Губой, но до сих пор не сказал ничего серьезного. Наконец решился-таки. - Как с деньгами? - Все вышли, господин. Он кивнул: - Я так и думал. Ну, Губа? Ты у нас знаток по части стратегии. Как тебе наше положение? Здоровый ниолиец выгнул черную бровь. Он любил говорить, что его лицо лучше смотрится под шлемом, надетым задом наперед, но сегодня ему было не до шуток. - Дрянь. - Он махнул рукой в сторону реки. - Вода поднялась. Где-то вон там, впереди, она впадает в Таргуотер. Есть, поди, и другие притоки, и скорее всего они тоже полны. Таргианцы могут уничтожить мосты, если только реки сами не сделали это за них. На каком берегу Тарг - на южном или северном? - На северном. Но ты прав насчет притоков. Поскольку Д*вард не сказал больше ни слова, Дош выложил то, что тревожило его: - Нет жертвователей, нет нов