о погибли все до одного! Не спорю, Балор и его войско уничтожили лишь авангард, но поток крови был столь силен, что утопил арьергард и смыл его в Иолипи! Так что не осталось ни одного уцелевшего, чтобы домой, в Фереби, принести эту историю. - Ну что ж, удачно, - признал я. - Воистину эпическое видение событий. Благодарю тебя, Ториан. - Всегда к твоим услугам. Однако позволь заметить, что наша стража далеко и не смотрит на нас, а я вполне созрел, чтобы испытать крепость моих рук на этих мерзких путах и оковах. Есть тут одно звено, на вид послабее соседних. - Да обуздает твое терпение бурлящую в тебе силу, - сказал я. - Здесь нам негде укрыться. - Я обвел рукой заполненный беженцами, мулами и верблюдами пандус. - Допустим, два беглеца могли бы затеряться в этой каше, но нам нужно укрытие и защита. Форканцы на подходе, так что нам нужно попасть в город. - Другой возможности может и не представиться, - нахмурился великан, бросив на меня подозрительный взгляд. - Представится, - заверил я его. - Разве не говорил я тебе раньше, что они доставят нас к воротам, а не в какую-нибудь отдаленную каменоломню? Доверься мне. А главное - доверься богам! Сегодня мы с тобой будем спать на свободе и в Занадоне Непобедимом, обещаю тебе. Ториан пристально посмотрел на меня и пожал своими мощными плечами. - Ты так веришь в силу молитвы? - Я никогда не молюсь, - с негодованием возразил я. - Нет на свете худшего заблуждения. А теперь - цыц, ибо сдается мне, наши пленители возвращаются. У меня не было причины говорить так; я хотел лишь получше изучить обстановку, ибо она заслуживала внимания. Я предался созерцанию. Одна створка ворот закрыта, проход бурлит визжащей, дерущейся толпой. Солдаты в бронзовых доспехах, сияющих в лучах заката кроваво-красным блеском. Они протягивают руки в мольбе, выкликая свои подвиги и названия битв, в которых участвовали... Толстые купцы в разноцветных хитонах возмущенно кричат, что их грамоты в полном порядке и нет никаких оснований изгонять их из города... Уверенные смуглые горожане, невозмутимо предъявляющие свои бумаги и пропускаемые в обе стороны с поклоном... Вьючные животные, повозки, рабы, несущие паланкины... Посол со своею свитой в золотых одеждах, пунцовые от оскорбления, нанесенного их августейшему монарху в их лице. Их бесцеремонно заворачивают от ворот... Благородные дамы в шелках и драгоценностях, готовые продать свое тело каждому, кто предоставит им кров в городе... Богатей, со слезами на глазах предлагающие последнее... Форканцы наступали. Я вздохнул. Сколько замечательных историй я мог услышать! Надо же, какая ирония судьбы: когда весь этот хаос утихнет, нас - четырнадцать полуголых мужчин в цепях - запустят туда, куда так рвутся эти несчастные. Запустят, конечно, только на время - пока мы не закончим работу или работа не прикончит нас. Я с трудом сдержал улыбку. Я вообще склонен к иронии. Далеко внизу погружалась в темноту равнина. Тут и там, повсюду, насколько хватало глаз, вспыхивали огоньки костров - это стояли лагерями беженцы побогаче: царьки, бросившие свои города на растерзание, побитые генералы с остатками своего войска, изгнанные со своих земель племена горцев. Все они пришли изъявить преданность Занадону Непобедимому, заплатив за убежище кровью и мускулами молодых мужчин. Ничего, эти молодые мужчины еще предпочтут попасть в город хоть рабами - также на время, - пока их вожди голодают вне городских стен. Их косточки обгложут форканцы. А может, и сами занадонцы. Все зависит от времени, решил я. О, истории, собранные на равнине! Десять тысяч жизнеописаний... любовь и смерть, насилие и жертвенность, ненависть и дружба. Сумей я растянуть один вечер на целую жизнь - и то не успел бы собрать их все. Но даже от той малости, которую я мог бы выслушать, мне пришлось отказаться ради того, что ждало меня внутри стен Занадона Непобедимого. Край солнца коснулся горизонта, щелкнул кнут, и нас погнали через ворота в город. 4. ПОБЕГ Вид, который открывается страннику, вступающему в древний Занадон, был воспет бесчисленными поэтами с тех самых времен, когда зародился туризм. Увы, мне не посчастливилось: все, что видел я, входя в город, - это широкую спину Ториана. Впрочем, я не унывал, ибо считаю уныние одним из наихудших грехов. Я шагал, стараясь не думать о голоде и усталости и делая все возможное, чтобы забыть про тяжелые цепи. Честно говоря, я рад был ускользнуть от пронизывающих взглядов богов, охраняющих город, - очень уж угнетала меня их подозрительность. Но я хотел увидеть город. Наше продвижение было медленным; то и дело мы вообще останавливались. Тогда я приподнимался на цыпочки и пытался бросить взгляд через плечо Ториана на легендарные красоты великолепнейшего города. Я видел их сквозь лес похожих на горшки шапок, но все же видел. - Что ж, впечатляет, - пробормотал Ториан. - Как правило, я не одобряю показной роскоши, но тут избыток роскоши даже вульгарность превращает в произведение искусства. - Говорят, что точное количество башен неизвестно до сих пор, а куполам нет числа, - заметил я. - Но у них всего один храм. Негусто, я бы сказал. - Возможно, следствие узколобости. - Я удержусь от дальнейших сравнений. Я рассказал ему, как поэт Фимлу, воспевая красоту нового царского дворца в Ургалоне, охарактеризовал его как "достойный зваться трущобой в Занадоне", и царь вознаградил его лесть золотом. Ториан покрутил головой в тесном бронзовом ошейнике и бросил на меня скептический взгляд. - Монархи редко способны оценить подобную тонкость метафор. - Расплавленным золотом, - признался я. - Он залил его Фимлу в глотку. Однако все описания сходятся на том, что этой улице нет равных. Большой Проспект, о котором я говорил, вымощен белым мрамором и достаточно широк, чтобы по нему прошло войско по пятьдесят молодцев в ряд. Особняки и дворцы, фонтаны и статуи, тенистые деревья, которых хватило бы на небольшие джунгли. Если смотреть от городских ворот, он сужается, как наконечник стрелы, упираясь в ступени храма, стоящего на противоположном конце города, на самой высокой точке горы. Сам по себе зиккурат, несомненно, величественное сооружение, увенчанное Обителью Богини, хотя все, что я мог разглядеть от ворот, - это блик на ее золотом куполе. И все же пирамида как-то теряется рядом со статуями, стоящими от нее по обе стороны, Майаной и Балором. Собственно, чертами они мало отличаются от изваяний, охраняющих вход, но гораздо выше и крупнее их. Орлы, кружащие в небе у их голов, кажутся малыми воробьями, и от глаз их трудно укрыться, где бы ты ни был в городе. Итак, я снова оказался под пристальными взглядами богов-близнецов. Они наверняка видели, как я выглядываю из-за плеча Ториана, и я понял, что их неприветливость действует мне на нервы. - Воистину, - пробормотал я, - нет города по Эту Сторону Радуги, который охранялся бы богами лучше, чем Занадон Непобедимый. - Звучит как молитва, - заметил Ториан. - Вовсе нет. Простая констатация факта. На этом наш разговор оборвался, ибо цепи дернули нас вперед. Насколько хватало глаз, Большой Проспект был забит народом - горожанами и солдатами. Рабы с факелами протискивались через толпу, прокладывая дорогу своим господам. Запахи людей и животных смешались с ароматами готовящейся пищи. Направлявшиеся в город телеги с провиантом с трудом разъезжались с порожними, спешащими из города: пони, мулы и верблюды ржали и вопили; и все, казалось, размахивают кнутами, извергают проклятия и выкрикивают команды. Рыдающих богатеев, которым все-таки удалось купить себе право войти в город, методично раздевали, превращая их в толпу нищих, которых можно будет с рассветом изгнать из городских пределов, как того требует закон. Благородных дам разводили по работам, на которые они согласились. Процессия снова застопорилась, и я вновь привстал на цыпочки. Майана и Балор все стояли над городом, красные в лучах заката - словно их прогневило зрелище столь невероятного столпотворения. И опять они смотрели прямо на меня. Все это время капитан Фотий и его воины пытались проложить нам дорогу сквозь толпу. Они устали, им не терпелось закончить дело и разойтись по домам. Они толкались, и пинались, и выкрикивали охрипшими голосами ругательства, но так ужасна была толчея, что все их усилия пропадали почти что даром, а небо мало-помалу темнело, отчего дымные факелы, казалось, горели все ярче. И тут-то наконец представился давно ожидаемый случай. Но не будь я наготове, меня бы наверняка убило. На одной из телег лопнула бечева, крепившая большие бочки с вином, и те с грохотом покатились в разные стороны. Лошади, впряженные в следующую телегу, вскинулись и понесли. - Давай! - крикнул я и бросился на спину Ториану, обеими руками схватившись за цепь между нами. Ториан схватился за цепь перед собой, намереваясь порвать ее, но не успел. Обезумевшие лошади как лемехом прошлись по толпе и врезались прямо в цепочку скованных рабов. Остальные двенадцать рабов погибли мгновенно - им просто сломало шеи. Многим стражникам и случайным прохожим повезло гораздо меньше. Меня протащило цепью и швырнуло прямо в толпу уличных фокусников, и акробатов, изгоняемых из города как недостойных. Я думал, что бронзовые оковы раздавят меня, но они лишь послужили защитой, когда меня волокло через эту бойню. Когда я наконец остановился, я лежал под телегой, прижимаясь носом к заднему колесу, едва не переехавшему мне шею. По неописуемому шуму я заключил, что жив, и позволил своим рукам ослабить мертвую хватку на цепи. Повернув голову, я увидел знакомую спину Ториана, хоть и в непривычном ракурсе. Спина шевельнулась, напряглась и произнесла громкое "Ха!". Освободившись от лежавшего перед ним трупа, Ториан перекатился на бок. Его борода и волосы были забрызганы кровью. - Ты расточительно используешь свои силы, Чародей! - сердито сказал он. Я ухитрился издать в ответ несколько неразборчивых звуков. - Может ли твое волшебство разорвать эти оковы? - поинтересовался Ториан. Я отрицательно мотнул головой, облизнул губы и почувствовал вкус крови, хотя, возможно, и не моей. Ториан намотал цепь на кулаки. Мышцы его мощных рук вздулись как дыни, а на лбу выступили жилы. Я присоединился к нему, и мы стали тянуть вдвоем. Цепь натянулась, но не рвалась. Мы сдались и некоторое время сидели, жадно глотая воздух. - Жаль, - вздохнул великан. - А мне казалось, было там одно слабое звено. Так или иначе, я в настроении совершить небольшую прогулку по местным достопримечательностям, памятникам истории и культуры и в этой связи предлагаю тебе отправиться вместе со мной - и с этой цепью, - дабы расширить кругозор, созерцая столь великолепные объекты. Я не стал возражать. Мы выбрались из-под телеги и не без труда поднялись на ноги. Зеваки устремились помогать раненым, не забывая при этом обмениваться живописными подробностями собственного чудесного спасения; им приходилось очень стараться, чтобы перекричать вопли и стоны. Пламя факелов металось на ветру. В общем, мы, два раба, были во всей этой сумятице почти незаметны. - Тяжело! - прохрипел я, указывая на цепь, по-прежнему висевшую у меня на шее. Даже с раненой ногой Ториан наверняка справился бы с дополнительной ношей лучше, чем я. - Извини за бесцеремонность, - сказал гигант и схватил меня в охапку. - Изображай тяжелораненого - если сможешь, конечно. - Попробую, - простонал я. С воплями "Врача! Врача!" устремился Ториан сквозь толпу, используя меня в качестве тарана. Мы уже почти выбрались из толчеи, когда столкнулись лицом к лицу с капралом Грамианом Фотием. Судя по его виду, наши имена могли и вылететь у него из головы, но лица тем не менее показались знакомыми. Он сказал "Эй!", потом "У?" и, громыхая броней, рухнул под ударом Торианова кулака. Ториан наступил ему на лицо и продолжал бежать. Где-то за спиной слышались крики. Встречные пешеходы спешили убраться с нашего пути, и мы нырнули в темный переулок. Хромая сильнее обычного, Ториан все-таки прибавил ходу. Мы свернули за угол и оказались в еще более узком переулке, по обе стороны которого тянулись высокие глухие стены, а крышей служило вечернее небо. Переулок показался мне знакомым. - Погоди здесь, - сказал я. Ториан остановился и, тяжело дыша, опустил меня на землю. - Снова волшебство? - Никакого волшебства. - Я стащил с плеч несколько локтей цепи. - Видишь шипы - вон над теми воротами? - Весьма прискорбное проявление негостеприимства, - кивнул великан, принимая у меня цепь. Насколько это было возможно в темноте, он прицелился, сделал несколько взмахов цепью и метнул. Цепь с легким звоном перемахнула через ворота, едва не оторвав мне голову, и конец ее упал за ограду. - Ух! - только и сказал я, приподнимаясь на цыпочки, чтобы вздохнуть. Ториан подергал цепь. - Кажется, зацепилась за один из шипов, - покорно сказал он. - Правда, никакого волшебства? - Ты бы оставил небольшой запас с этой стороны, - прохрипел я. - В следующий раз буду иметь в виду; - Здоровяк сложил руки в замок и подсадил меня не слишком высоко, поскольку цепь между нашими ошейниками была длиной в локоть. Я оперся коленом о его плечо и балансировал так, пока не нашел пустой ошейник, послуживший отличной опорой для ноги. Ториан обошелся без этого. Используя цепь как канат, он подтягивался на руках, отталкиваясь ногами от деревянных досок ворот. Что до меня, я предпочел использовать ошейники в качестве ступенек. Вся эта процедура вышла чрезмерно шумной и неудобной, ибо соединявший нас отрезок цепи изрядно ограничивал свободу действий. Цепь колотила по воротам, ворота стучали петлями и гремели замком, я колотился о них всеми частями тела, а Ториан сыпал замысловатыми ругательствами. Странно, что на этот шум не сбежалось полгорода. Я изо всех сил старался не думать о том, что случится с моей шеей, если я упаду. Особенно если великан упадет вслед за мной. Когда мы наконец добрались до верха ограды и заглянули во двор, мы были почти без сил. Клочок земли под нами явно служил кухонным двором какого-то большого особняка. Из окон струился опасно яркий свет, однако до сих пор ни одна душа не вышла посмотреть, что за шум такой у ворот. Мой спутник тоже обратил внимание на странную тишину в доме. - Даже собак - и то нет. - Может, нам посчастливилось вломиться в приют для глухонемых? - предположил я. Ториан начал осторожно перелезать через верх ограды, стараясь не задеть острые шипы. Случись ему упасть, и он своей тяжестью неминуемо увлек бы меня за собой, нанизав на острия. Впрочем, об этом я тоже старался не думать. Когда он повис на руках, держась за край ограды, я последовал за ним, и мне посчастливилось благополучно миновать шипы. Любой, проходивший по переулку, не мог бы не заметить двух явных взломщиков в лохмотьях, занимающихся акробатикой в ярком свете из окон особняка. Да и обитатели его наверняка бы заметили нас, хоть раз глянув в окно. Удивительно только то, чего ты ожидаешь. Так мы висели бок о бок, пока Ториан пытался освободить цепь, как назло застрявшую на шипе. Как раз когда я решил, что мои руки вот-вот соскользнут - кстати, все это время Ториан висел на одной руке, - он справился с трудностями, просто-напросто вырвав шип из дерева. - На счет "три", - выдохнул он. - Раз... два... три! Послышалось два шлепка и звон цепи. Минуту мы просто сидели рядом, задыхаясь и обливаясь потом. Из-за забора послышались недовольные голоса и шлепанье сандалий по мостовой. - Твое умение рассчитывать время выдает истинного профессионала, - заметил Ториан. - Должно быть, ты проделывал это сотни раз. - Истинный художник никогда не повторяется, - с достоинством отвечал я. - Последователи Гасмарна Невообразимого избегают есть птицу. Твои религиозные воззрения не запрещают тебе этого? - Скажи, не вызван ли твой интерес к моим религиозным воззрениям вон тем жареным гусем, что остывает на подоконнике? Я кивнул и добавил, что, мне кажется, он сможет дотянуться до него. - Уверен, что ты ошибаешься, однако давай попробуем. Мы разом поднялись на ноги. Подобно сиамским близнецам, зашагали мы через двор. Ториан и впрямь не дотянулся до гуся, однако на сей раз я сцепил руки в замок, подсадив его, - показать, что и я на что-то гожусь. С моей помощью ему удалось ухватить добычу, и он со звоном спрыгнул на землю. - Ух ты! Горячий, гад! - Не люблю, когда ворчат по поводу и без повода. Посмотрим лучше, что содержится в этой изящной амфоре. Ворота, через которые мы перебрались, были достаточно широкими, чтобы в них могла проехать телега, а настил у дома, несомненно, предназначался для разгрузки. Там стояло несколько высоких глиняных сосудов с залитыми воском горлышками. Я глянул на печати. - Не оливковое масло, это точно. - Это радует. - Похоже, вино. Послушай, твои религиозные убеж... - Не бери в голову. Теперь найти бы еще укромное местечко, чтобы его распить. Как насчет убежища, Чародей? Я огляделся. Здесь просто не могло не найтись какого-нибудь убежища. Выкрашенные в белый цвет сараи-кладовые были накрепко заперты. Вполне возможно, в них хранились не только съестные припасы, но и товары на продажу. Так или иначе, двери их были сооружены с целью не только противостоять грабителям, но и привлечь побольше внимания к попытке взлома. Еще одна дверь вела в дом, да и в окна можно было бы залезть при желании - если бы мой друг отогнул прутья решетки. Я как раз обдумывал эту возможность, когда услышал за дверью приближающийся смех. Кто-то шел к выходу. Я знал, что где-то должно... Я повнимательнее пригляделся к настилу для разгрузки. - Видишь эти ступени? - спросил я. - Отменно сделаны, правда? Крепкий камень, тщательно подогнанный, но уложенный всухую. Если ты хоть на секунду перестанешь чавкать, я не сомневаюсь, что ты смог бы приподнять верхнюю ступеньку за край. Ториан бросил птицу и взялся за каменную плиту. Его мускулы напряглись, и камень неохотно, но поддался. Я подпер камень кувшином с вином, потом сунул в образовавшуюся щель цепь и вслед за этим забрался туда сам ногами вперед. Высота нашего убежища была недостаточной, чтобы стоять во весь рост, да и площадь невелика - под настил оно не заходило, ограничиваясь размером лестницы. И не важно, что вымощено оно было битым стеклом, - в ту минуту я даже этого не заметил. Ториан с гусем пролез вслед за мной и приподнял камень плечом, чтобы я мог забрать амфору. Плита с негромким скрежетом легла на место, и мы оказались в полной темноте. Довольно долго единственными звуками в тесной каморке были чавканье и бульканье. 5. ИСТОРИЯ ОМАРА - Не думаю, чтобы на этих костях что-то осталось, - заметил я. - Но может, ты хочешь обглодать еще? - Еще бы! Я так просто не сдаюсь. Еще вина? - Пожалуй, хватит. Неплохого урожая, но от него клонит в сон. Послышался хруст костей. - Ты обещал мне, - произнес Ториан с набитым ртом, - что мы уснем этой ночью в Занадоне вольными людьми. Не сочти меня неблагодарным, но я рассчитывал на помещение поуютнее. - Это временно. Я выбрал его, исходя из принципов уединенности и тишины. Правда, должен признать, с вентиляцией здесь неважно. - И моя левая коленка упирается в мое же правое ухо. И потом, давно усопшие мастера, соорудившие это место, - да упокоит Морфит их души! - похоже, использовали его для свалки обломков. Они исключительно больно ощущаются пятками, да и прочими частями тела тоже. - Напротив, в этом его преимущество. Теперь, когда мы утолили голод, я предлагаю использовать эти обломки, чтобы перепилить наши цепи. Ториан одобрительно фыркнул: - Ослабь хоть одно звено, а уж с остальным я справлюсь. Вот только ошейники, черт, толстые. - Боюсь, что так. - Я нащупал подходящий обломок и принялся за работу. Дыра, в которой мы спрятались, и впрямь не отличалась особыми удобствами. В ней воняло вином, гусятиной и кровью, в которой мы оба измазались с головы до пят. Кроме того, даже не будь мой спутник таким гигантом, в ней все равно было бы тесно. - Если ты вдруг ощутишь у себя на теле мои руки, друг Омар, не подумай ничего дурного. Я лишь пытаюсь нашарить вторую твою цепь, чтобы помочь тебе. - Доброта твоя превосходит все ожидания, - поспешно сказал я, - но мне кажется, лучше заниматься ими по очереди. В конце концов нам предстоит провести здесь не один час в ожидании, пока город утихнет, а у меня на шее и без того достаточно царапин и ссадин. - Разумеется. Прости мою недогадливость. Некоторое время он глодал кости, и хруст их не уступал в громкости скрежету камня по металлу. - Твои способности приводят меня в изумление, о Меняла Историй, - заговорил он наконец тем же извиняющимся тоном. - Ты не обидишься, если я задам тебе вопрос личного характера? - Спрашивай, и я отвечу. - Тогда поведай мне, как далеко простираются пределы твоего волшебства? Почему столь могущественный чародей предпочитает стирать пальцы в кровь, перепиливая цепь каменным обломком, словно дикарь из пустыни Хули? Зачем тебе было страдать от боли, жары и унижения в связке с рабами? Ответь же, ибо подобное противоречие сводит меня с ума. - Клянусь честью и всем, что для меня свято, друг Ториан, но это истинная правда: я не чародей! И я не обладаю теми силами, что ты мне приписываешь. - Ой ли? Ты продемонстрировал способность предсказывать будущее и умудрился посеять среди жителей этого великого города воистину дьявольский хаос. Твоими усилиями крошечное звено цепи с первой же попытки зацепилось за острие на заборе - и не простое острие, ибо почти все шипы на этом заборе проржавели и едва держались. Редкие шипы заменены на новые, но именно на такой и упала цепь, как ты и говорил, обеспечив успех тобою же обещанного побега. Пища, и питье, и убежище - все ждало нас, и наш побег остался незамеченным по обе стороны ограды. - Исключительно везение. Ториан негромко зарычал - подобный звук издает очень, очень крупный хищник, пребывающий в сильном раздражении. Пожалуй, только в эту минуту до меня дошло, что мой спутник и впрямь не кто иной, как хищник немалых размеров, обладающий отменной способностью, чтобы не сказать - склонностью - к насилию. Будить в нем зверя было бы неразумно в любых обстоятельствах, а уж тем более деля с ним столь тесное пространство. - Поверь мне, я не чародей и не провидец, - сказал я. - Я верю богам, вот и все. - И отказываешься молиться? Сам ведь сказал. - Молиться? Молитва - это жалоба, или попрошайничанье, или бестолковое хныканье. Я не утомляю богов, рассказывая им то, что им известно и без меня. Тем более не испрашиваю у них совета. Я принимаю все, что бы они мне ни ниспослали, будь то радость или страдание. Я молча продолжал царапать металл, время от времени высекая случайный сноп искр. Великан, судя по всему, обдумывал мои слова - это явственно отображалось на его суровом лице. - И ты не благодаришь богов за их милость? - Если и благодарю, когда моя жизнь приятна, можешь не сомневаться: точно так же проклинаю их, когда болен, ранен, голоден или жажду обладать женщиной. Или оплакиваю ушедшего друга, - добавил я, вспомнив темноглазую Иллину. - И ты никогда не ищешь их помощи в беде? Боюсь, когда-нибудь они могут испытать твою выносливость. - Они уже делали это раз или два, - ответил я. - Я переношу невзгоды безропотно. Они знают, что создали меня смертным и хрупким. Когда-нибудь они убьют меня. Никто не может избежать смерти. Впрочем, я и жизнь принимаю - принимаю такой, какая она есть. - Значит, ты просто игнорируешь богов, навлекая на себя их гнев? - Вовсе нет! Я всегда стараюсь развлекать их. - Я усмехнулся. - Друг Ториан, - я горд тем, что могу назвать тебя так, - ты одарил меня историей Сусиана Феребианского, и я теперь на одну историю богаче. Хочешь, я верну тебе долг, поведав мою собственную историю? - Я весь внимание. - Отлично. - Мгновение я собирался с мыслями. Мне и раньше приходилось рассказывать в полной темноте - собственно, в разное время мне приходилось делать почти все, что только можно делать, - но при этом ты всегда ощущаешь себя несколько странно. Невозможно рассказать одну историю дважды одними словами. Рассказ должен кроиться по слушателю, как перчатка - по руке, а в темноте как увидишь реакцию слушателя. И еще: я до сих пор не раскусил до конца этого великана. На первый взгляд он казался грубоватым увальнем, хотя отчасти это объяснялось его неухоженной внешностью и теми условиями, в которых я с ним познакомился. Он мог быть осторожен в движениях и изящен в речах. Он утверждал, что сражался с форканцами, а ведь мало кто выжил, чтобы хвастаться этим. Рана, изуродовавшая его торс, могла его запросто прикончить. Словом, любопытный экземпляр. - Родился я, - начал я свой рассказ, - лет сорок назад, в большом приморском городе Куарите, на Павлиньем побережье Лейлана. Он расположен далеко отсюда, на востоке, за бурными морями, хотя тебе, быть может, доводилось слышать о знаменитых фарфоровых чашах для омовения пальцев или даже о Куаритской Терке - забавном приспособлении для казни преступных элементов. Мои родители держали постоялый двор, "Кованую лилию", недалеко от гавани. Это были трудолюбивые и честные люди. - _Честные???_ - Ну, относительно. Разумеется, они могли оказать какому-нибудь одинокому путнику услуги, о которых он и не просил, но они всегда старались соблюдать меру и, уж во всяком случае, следили за тем, чтобы останки были преданы земле со всеми почестями. Как часто говаривал мой батюшка, слишком строго следуя закону, нормальный труженик никогда не сможет платить налоги - и в этом он, несомненно, был прав. При всем при том они всегда считали, что качество обслуживания и умеренные цены - верный путь к успеху в делах. Как я уже говорил, их заведение было расположено недалеко от гавани, так что пользовалось заслуженной популярностью у моряков и торговцев экзотическим товаром. Мои самые ранние воспоминания о том, как я ползаю под столами в поисках потерянных монет и подлизываю пролитое пиво. - Наверное, это было для тебя счастливое время. - Конечно, счастливое. Но с еще большим удовольствием вспоминаю я отрочество, когда я часами слушал рассказы моряков о дальних странах и сказочных городах. Именно тогда, как губка впитывая в себя истории о людях и богах, неведомых в Лейлане, я на всю жизнь приобрел интерес к анекдоту как форме искусства. - Можно сказать, в этом искусстве ты преуспел. - Ты переоцениваешь мои способности. Все же через некоторое время я составил себе небольшой репертуар из матросских баек и начал рассказывать их сам, развлекая клиентов и совершенствуя стиль изложения. Должен признаться, в своей отроческой невинности я порой грешил, преувеличивая отдельные детали, однако могу с гордостью сказать, что я вырос из этого и научился никогда не отклоняться от истины. Я забыл упомянуть, что был единственным сыном в семье. Боги даровали моим родителям еще трех пригожих дочерей, старше меня годами, и в самые хлопотные дни я занимал клиентов рассказами, пока те ждали моих сестер. Это благоприятно сказывалось на делах, так что семья поощряла мои опыты. - Они, должно быть, очень гордились тобой, - заметил Ториан. - Тебе не кажется, что это звено цепи достаточно ослабло, чтобы я попробовал разорвать ее? - Если тебе удастся это сделать, не вышибив мне мозги, я буду рад еще раз извлечь пользу из твоей необычайной силы. Ториан ухватил ошейник одной огромной ручищей, цепь - другой и резким рывком оторвал их друг от друга. - Премного благодарен, - хрипло произнес я, потирая горло. - Рад помочь. Теперь позволь мне освободить тебя от второго конца, пока ты продолжаешь свое эпическое повествование. - Он отобрал у меня острый камень и принялся пилить другое звено. - Увы, рассказывать осталось не так уж много. Дела пошли хуже, и доходы упали - возможно, моя мать была несколько легкомысленна. Одного необычно богато одетого постояльца выследили его наследники - путь его лежал до "Кованой лилии" и там обрывался. Эти злонамеренные особы начали распространять отвратительные слухи и в конце концов учинили погром. В ту ночь - точнее, дело было ближе к утру - я вернулся из гостей и застал постоялый двор в огне, а моих родителей висящими бок о бок на вывеске над дверью. Это, конечно, было ужасным потрясением для чувствительного паренька пятнадцати лет. Прискорбный конец для неплохого семейного бизнеса. Я так и не узнал, что случилось дальше с моими сестрами, но мне рассказывали потом, что они остались живы, так что я уверен - с их внешностью и деловой хваткой они нашли свое место в жизни. Их навыки высоко ценились у морского братства, хотя, разумеется, сам я не имел возможности это проверить. Вот так я остался сиротой без гроша в кармане, без ремесла и особых талантов, если не считать некоторой гибкости языка. Не сочти за хвастовство, ибо я гляжу на свои детство и юность с высоты прожитых лет, стараясь быть беспристрастным. - Не сомневаюсь, что твоя оценка юношеских задатков подтверждается плодами, вызревшими в твои зрелые годы, - вежливо заметил Ториан. Я искренне поблагодарил его. - Разумеется, моя непутевая голова полна была мечтами о любви, героических подвигах и славе. Я ничего не мог больше сделать ни для моих несчастных родителей, ни для сестер, поэтому я просто улизнул и нанялся матросом на купеческий корабль "Душистая фиалка", ходивший к Киноварным островам. Я пошарил рукой в поисках кувшина с вином. Промочив пересохшее горло, я продолжал свой рассказ: - Каждый из нас, сдается мне, рано или поздно прощается с юношескими иллюзиями и встречается с суровой прозой взрослой жизни. Что до меня, я обнаружил, что матросская жизнь лишена той романтики и тех приключений, которых я от нее ждал. Вместо этого я столкнулся лишь с монотонностью, лишениями и изнурительной работой. Ослепительно красивых городов с башнями было так же мало, как крепкогрудых дев, что шепчут слова любви, сбрасывая с себя шелка и драгоценности. Платою же за труд мне были плохая еда и тухлая вода. Да, конечно, были еще необычайные морские чудища и несколько стычек с пиратами, в которых я показал себя, кажется, не так уж плохо. Да и очаровательные красотки все-таки иногда встречались. Однако рассказы об этих исключительных событиях могут дать несколько превратное представление о тех нескольких неделях, что я провел на борту. Когда "Душистая фиалка" разбилась в шторм о скалы Даунтлесса - потеряв при этом, боюсь, большую часть экипажа, хоть мне и удалось спасти несколько человек, - я воспользовался этой возможностью, чтобы заняться другим ремеслом, и в конце концов остановил свой выбор на профессии рассказчика. - Весьма разумный выбор, - заметил Ториан. - Впрочем, одну вещь я усвоил уже тогда. Все эти моряцкие истории, что я слышал в детстве, были, конечно, достаточно увлекательными, и никто не ставил под сомнение описываемые в них события, но я заметил, что эти истории повторяются от раза к разу, в то время как сами события произошли только раз. Можно иметь в запасе сотню разных историй, но девяносто девять из них ты будешь знать понаслышке и только одну переживешь сам. Осознание этого стало для меня потрясающим открытием! Короче говоря, рассказы - жалкое подобие реальности. Увидев это, я пришел к заключению, ставшему с тех пор путеводной звездой моей жизни. - Кажется, и эту цепь уже можно рвать, - сказал Ториан. - Ну, может, еще немного. - В любой момент, когда ты будешь готов. Так вот, мой основной принцип, мое кредо, если хочешь, заключается вот в чем: рассказы - развлечение для смертных, но события - развлечение для богов. - Теперь, когда ты сказал, это представляется само собой очевидным, но я не помню, чтобы раньше кто-то приходил к такой мысли. - Я тоже. Но я увидел, что подлинное призвание менялы историй в том, чтобы видеть исторические события своими глазами - дабы искусство рассказчика соединялось с неопровержимостью истины. Я решил, что должен идти туда, куда направят меня боги, и видеть то, что боги позволят мне видеть. Они знают, что я - достойный доверия свидетель. Я не надоедаю им ни мольбами, ни жалобами, ни пререканиями. Я равно спокойно принимаю лишения и роскошь, не позволяя ни тому, ни другому заставить меня свернуть с пути. И за это, - закончил я, - боги часто позволяют мне присутствовать при важных событиях. Порой они немного облегчают мою задачу, помогая мне последовательностью незначительных событий, - ты и сам видел это сегодня вечером. В конце концов то, что тебе представляется чудом, для них так, пустяк. Цепь, которую ты так ловко перебросил через забор, все равно должна была на что-то упасть. Так почему не на шип? - В общем, все складывается из мелочей? - Весь мир состоит из песчинок. Кто, кроме богов, способен сосчитать их или повелевать их движением? Богам почти ничего не стоит поддерживать мое существование. - Просто как наблюдателя? - А в дальнейшем - надеюсь - и как рассказчика. О, порой они даже позволяют мне непосредственно участвовать в событиях, ибо знают: я буду сотрудничать с ними безропотно. - Готово! - Ториан разорвал цепь, ухитрившись при этом не посадить мне на шею ни одного нового синяка. - Твое повествование тронуло меня до слез. 6. ИСТОРИЯ ТОРИАНА - Твоя похвала - большая честь для меня, - сказал я, протягивая руку к бутылке. - Есть, правда, в твоем рассказе несколько моментов, которые мне хотелось бы прояснить. Ты не сочтешь это праздным любопытством? - Ни в коей мере. Я с радостью объясню все, что ты пожелаешь. - В самом начале ты вскользь упомянул, что тебе около сорока лет. Не знаю, как сейчас, но в последний раз, когда я на тебя смотрел, тебе вряд ли можно было дать и половину. - Ты мне льстишь, - осторожно ответил я. - Впрочем, возможно, я переоценил следы, которые невзгоды оставили на моей внешности. - Похоже на то. И еще одно тревожит меня: эта воистину завораживающая история плохо согласуется с тем, что ты наговорил капралу Фотию у городских ворот. - А я и не знал, что ты слышал. Все очень просто: угощать подобного ублюдка чем-нибудь, хоть отдаленно похожим на правду, недостойно моей профессии. - Не могу не согласиться, - сказал Ториан, вслед за чем послышался еще один радующий слух булькающий звук. - А! Славное вино... я хочу сказать, хорошего урожая. Да, за последние три дня я изрядно натерпелся от капрала Фотия. Однако скажу положа руку на сердце: несмотря на рану, что до сих пор терзает меня, я с радостью встретился бы с ним один на один в честном поединке. - Воистину это было бы захватывающее зрелище, - заметил я, пытаясь представить себе всю его художественную прелесть. - Действие, драматизм, равновесие... напряженное спокойствие или открытый накал страстей? Это должен быть бой не на жизнь, а на смерть! - Да, я с радостью приму любой исход. - Тогда желаю удачи. Это как раз из тех развлечений, что боги находят наиболее захватывающими. При том, что - как я уже говорил - я избегаю докучать богам своими советами, я считаю вполне вероятным, что они устроят тебе такую встречу. - Твои слова греют мне душу! Опять же мне будет чем занять мысли в часы досуга, мечтая, в какую груду мясной нарезки я превращу этого презренного негодяя. - Великан зловеще усмехнулся. - А теперь, - добавил он, - не готовы ли мы покинуть сие тесное помещение? - Боюсь, пока нет. Если мы хотим разгуливать в бронзовых ошейниках, лучше подождать, пока улицы опустеют окончательно. По меньшей мере до полуночи. Он тихонько застонал и пошевелился, пытаясь разместить затекшие члены. - Нам далеко еще идти? Я признался, что не имею ни малейшего представления. - Когда мы говорили с тобой в первый раз, - сказал он, помолчав немного, - ты утверждал, что знаешь в городе надежное убежище. Я и так благодарен тебе, о Меняла Историй, больше, чем можно выразить словами, и если твои друзья окажут помощь и мне, я... - У меня нет друзей в этом городе, - перебил я. - Пока нет. Я не говорил, что знаю надежное убежище. Я сказал, что приведу тебя туда. И привел - сюда. Впрочем, мне следовало бы быть поскромнее, особо отметив то, что сюда меня приведут боги, но, учитывая обстоятельства, я не склонен был в тот момент к многословию. Прости за допущенную неточность. Ториан фыркнул. Фырканье было из тех, что, разносясь в сумерках по равнине, парализуют робких газелей, заставляя их безропотно отдаваться в когти хищнику. Я не газель, но и у меня мурашки пробежали по коже. - И куда ты собираешься идти дальше? Я терпеливо объяснил, что пойду туда, куда повелят боги. Я нужен им в Занадоне - так что вряд ли они допустят, чтобы меня выставили из города, пока я не стану свидетелем тому, что должно произойти здесь, что бы это ни было. Я даже высказал предположение, что во всем этом замешан сам великий Кразат. Ториан задержал дыхание. - Штах? Балор? - Или Файл. Его знают под всеми этими именами. - А тебе никогда не приходило в голову, что ты можешь быть слугою Фуфанга, о Меняла? - Разве не все боги равно покровительствуют нам? - терпеливо поинтересовался я. Мне не раз доводилось дискутировать на эту тему, но ни к чему определенному эти дискуссии так и не привели. - Если мой дух сейчас и в смятении, так только из-за спертого воздуха. Поэтому не трудно ли тебе приподнять эту плиту - совсем чуть-чуть, чтобы я мог подложить туда камешек? - Отлично придумано, - согласился он. Так мы и сделали, и долгожданное дуновение вечернего воздуха коснулось наших усталых тел. Слабый отсвет дал нам знать, что в окнах особняка все еще горит свет. - Ничто не мешает нам продолжить беседу, - сказал я, - при условии, что мы не будем повышать голоса. Теперь твоя очередь. Какова же история Ториана? Последовала пауза, а за ней - вздох, длившийся, казалось, несколько минут, что свидетельствовало о необычно большом объеме легких. - Увы! Мне не о чем рассказывать. В сравнении с твоей история Ториана - все равно что дорожная грязь в сравнении с цветущим лотосом. Во-первых, моя недолгая жизнь совершенно лишена событий, достойных рассказа, а во-вторых, мне далеко до тебя в умении строить повествование, не говоря уже о приятности голоса. Ты пришел из чудесных далеких стран, переполненный невероятными историями. Ты был свидетелем геройским подвигам и деяниям богов. Рядом с твоею павлиньей пышностью я покажусь жалкой гусеницей в грязи птичьего двора. - Какое вдохновенное начало! - с искренним восхищением сказал я. - Молю тебя, продолжай! - Ты так снисходителен! Мой точный возраст неизвестен, но мать часто говорила мне, что я родился год или два спустя после Великого Затмения, случившегося в Танге, - иногда она говорила так, а иногда - этак. Выходит, по моим расчетам, мне двадцать три или двадцать четыре года. - Он помолчал. - Нет, давай будем считать, двадцать четыре или двадцать пять. - Твоя страсть к точности заслуживает уважения. - Это мой пунктик. Ладно, продолжим. Назвали меня, само собой, в честь Ториана, почитаемого в Пульсте как бог истины. Второстепенный бог, честно говоря, но от этого не менее почитаемый. В день, когда мне исполнилось шестнадцать, я поклялся быть всегда достойным его покровительства и со свойственной мне в те годы юношеской горячностью пообещал вырывать у себя по зубу за каждое лживое слово, которое произнесу вольно или невольно. Конечно, здесь довольно темно, но, если хочешь, можешь потрогать пальцем... Я заверил Ториана, что уже обратил внимание на великолепное состояние его зубов. - Отлично. Так вот, родился я в маленьком городке, расположенном менее чем в трех днях ходьбы отсюда. От вопроса, где он приобрел столь заметный акцент жителя Полрей