на, я на всякий случай воздержался. - Называется он Сессмарш. Жалкий городишко, со стенами из дерна и кирпича-сырца. Его покровитель, Уркл, добрый бог, но так стар и немощен, что, как говорится, мимо горшка промахивается. Короче, Сессмарш попал в вассалы Занадону Непобедимому, городу Майаны и Балора, которому и платит дань золотом и молодыми людьми. Мой отец... - Его голос задрожал и прервался - эффект, которого я обычно стараюсь избегать, хотя ему он удался очень и очень неплохо. - Мне нелегко говорить об этом, Омар. Я умолял его не впадать в отчаяние, ибо не имел намерения расспрашивать его о том, что ему хотелось бы сохранить в тайне. Разумеется, он отмел все мои возражения. - Ты был настолько откровенен, рассказывая мне свою жизнь, что было бы стыдно утаивать от тебя хоть малую ресничку моей. Ладно, про отца потом. Знай же, что моя мать была четвертой из семи сестер. Дед мой, будучи человеком в высшей степени образованным, дал своим дочерям имена звезд. Итак, мать моя звалась Кассиопеей. Имена же моих теток были: Альдебаран, Сириус, Полярная, Алгол, Бетельгейзе и Альфа Дракона. - Несущественные на первый взгляд детали всегда добавляют достоверности, - с уважением пробормотал я. - Я это уже заметил. Так вот, бабка моя не перенесла родов бедной тетушки Альфы и умерла в тот же день. Дед ненадолго пережил ее. Так и вышло, что семь его дочерей, осиротев, продолжали жить в большом и богатом доме, который он выстроил в самом центре Сессмарша. Они зарабатывали на жизнь вышивкой и росписью кофейных сервизов, которые продавали прохожим, не выходя из дома, через окно. Мирно и спокойно текла их уединенная жизнь - если, конечно, совместное существование семи дев можно назвать уединенным. Они обходились без слуг, а провизию и все необходимое покупали, также не выходя из дома, у уличных торговцев. В общем, такая жизнь их вполне устраивала. - Весьма трогательная картинка, - заметил я, - неплохой задел для романтической истории. Они, конечно, все были красавицы? - Не совсем. У Полли были кривые зубы, а у тети Сириус - вполне заметные усы. - Правда? Прости меня за то, что вмешиваюсь в твое повествование, но, излагая его в следующий раз, мой тебе совет, опусти эту деталь. Она мало что добавляет к достоверности. - Весьма признателен тебе за добрый совет. Теперь об отце. Отец мой был бродяга, плут и мошенник. Собственно, по роду занятий он был - теперь ты поймешь, почему я не решался говорить об этом - странствующим рассказчиком. Я ухмыльнулся в темноте, но промолчал. - Однажды утром этот забулдыга имел несчастье остановиться у окна, из которого достойные девы торговали своими изделиями, и сумел увлечь мою мать беседой. Случись при этом кто-то из ее сестер, не сомневаюсь, результат оказался бы совсем другим. Но поскольку она была в ту минуту одна, она не смогла устоять перед его красноречием и пригласила его в дом отдохнуть от уличной жары и отведать ее пирожков с повидлом. - Ни разу не бывал в Сессмарше, - сказал я, - хоть и давно мечтал туда заглянуть. - Убей меня, не знаю зачем. Что же до прискорбного инцидента, о котором я рассказываю, - продолжал Ториан, - подробности его мне неизвестны. Я уверен, что совместную жизнь моих родителей можно назвать очень счастливой, хотя она вряд ли длилась дольше двадцати - двадцати пяти минут. Ну, самое большее, полчаса. - В этом есть своя романтика. - Ну, это зависит от точки зрения. Мои тетки оказались снисходительны и не устраивали моей матери сцен. Да и ко мне, когда я появился на свет, относились хорошо. Нет, право же, они были очень добры ко мне, так что в детские годы я даже забыл, кого из этих славных дам звать "мамой", а кого "тетей". - Наверное, у тебя было очень одинокое детство? - Несомненно, именно таким должно оно казаться тебе, выросшему совсем в других, более обыденных условиях. Но мне, не знавшему иной жизни, оно представлялось совершенно нормальным. Правда, теперь я вижу, что в тогдашней моей диете имелся явный избыток сладкого. Я никогда не выходил из дома, чтобы поиграть с другими детьми, однако дом был просторен, к тому же у него имелась большая плоская крыша, на которой мы спали в жаркую погоду. Я проводил там целые дни, глядя вниз, на сонную жизнь маленького городка. Этого мне вполне хватало. - И сколько это продолжалось? - спросил я в ожидании надвигающейся трагедии. - Я как раз приступаю к этой части моего повествования. Как я говорил, Сессмарш уже несколько веков платит дань Занадону. Тем самым он вроде как обретает защиту от других врагов, хотя одним богам известно, какую это вызывает у этих других врагов ненависть. Денежная дань не слишком обременительна, ибо Занадон не особо нуждается в золоте. Зато нашим сессмаршским юношам приходится проводить свои лучшие годы в Занадонском войске, и эта почетная обязанность их почему-то не очень радует. Вот почему граждане Сессмарша стараются уберечь своих сыновей всеми возможными средствами. В детском возрасте мальчиков, как правило, наряжают девочками и воспитывают соответственно. А достигнув зрелого возраста, они обыкновенно переселяются на время к родственникам в других городах. Весьма разумный выход из неприятного положения. - С ума сойти можно. - Именно поэтому, следуя местной традиции, мать наряжала меня в девчачьи одежды и все мои отроческие годы учила меня вести себя, как девочка. И мои тетки тоже принимали в этом активное участие. Одним словом, совместными усилиями они добились того, что я и сам поверил, будто отношусь к нежному полу. Он сделал большой глоток вина, громко рыгнул и продолжал рассказ: - Меня научили управляться с иглой и готовить пищу. В то время как обычному мальчику полагалось учиться владеть мечом и луком, лемехом и мотыгой, я вышивал передники и носовые платочки. Я освоил ткацкий станок и прялку и, кроме того, замечательно играл на лютне. Короче говоря, я искренне полагал, что я женщина - просто младше матери и ее сестер. - Но не мог же ты, достигнув зрелости... - Увы, даже тогда, - с горечью вздохнул он. - У матери и теток не было родственников в деревне, к которым они могли бы на время отослать меня. А я не общался ни с кем посторонним, и этот обман так и оставался нераскрытым, в том числе и мною самим. - Но когда у тебя начала расти борода... - Разве не говорил я, что у тети Сириус были пышные усы? Вот я и верил, что мне тоже не повезло, только сильнее. Я купался и спал один - откуда ж мне было знать, что под передничком у меня имелись и другие отличия? Даже плоская грудь мало меня смущала, ибо таким же недостатком страдали мои тетки - старые девы. Преисполнившись убеждения, что боги за что-то наказали меня особым уродством, я в конце концов перестал даже показываться на крыше. Я оставался в доме и проводил дни за изысканной вышивкой или не менее изысканной готовкой, не зная общества, кроме матери и ее сестер. Он тяжело вздохнул. - Мне трудно сказать, сколько продолжалась такая жизнь. Полагаю, я должен быть благодарен форканцам. Поток беженцев из захваченных и разоренных врагом Пряных Земель докатился до ворот Занадона Непобедимого, вызвав вполне естественную тревогу его военачальников. Городские власти спешно начали укреплять свое войско. Именно поэтому, вместо того чтобы послать, как обычно, сборщиков податей, они просто-напросто назначили каждому городу количество сильных юношей, которых надо прислать в Занадон, и этим вроде бы незначительным изменением процедуры невольно прервали безмятежное течение моей жизни. Марионеточные правители Сессмарша, получив такое распоряжение, принялись исполнять его с обычным для холуев рвением, ибо только так могли они уберечь от войны своих собственных отпрысков. С этой целью они внимательно прислушивались ко всем слухам. И настал день, когда исполнитель постучался и в наш дом. - Должно быть, это стало для тебя ужасным потрясением? - О, я ничего и не знал о его визите - я был на кухне и пек пирожные-корзиночки. Его принимала тетя Сириус, чью внешность я тебе уже описывал. Тем не менее, - со вздохом продолжал Ториан, - моей матери и ее сестрам стало ясно, что какие-то слухи все-таки просочились. В тот же вечер тетя Бетельгейзе, которой досталась короткая соломинка, отвела меня в свою комнату и открыла мне некоторые физиологические подробности, ускользавшие прежде от моего внимания. Должен признаться, я был потрясен. Я разрыдался, ибо именно так учили меня выражать свое огорчение. Я зарыдал еще громче, когда тетя объяснила, что исполнители неминуемо вернутся и обыщут дом и что у меня нет другого выхода, кроме как бежать. В мир, куда я еще не ступал ногой... Тут я не выдержал. - Ты смеешь смеяться над моим горем, несчастный? - Нет, нет, нет! - поспешно вскричал я, утирая слезы. - Я потрясен постигшим тебя горем. Звуки, которые ты слышишь, происходят единственно от едва сдерживаемых рыданий. - В таком случае прости мне мой гнев. Но рассказ на этом, собственно, кончается. Той же ночью я наскоро сшил себе кое-какую мужскую одежду, сложил в котомку немного булок с огурцами и пирожных-корзиночек на дорогу и в первый раз за всю свою жизнь шагнул за порог дома, где родился и вырос. Так глубоко был я тронут этой историей, что с трудом мог сдержать дрожь в голосе. - И как давно это все случилось? - Тому четыре полных дня, - с горечью ответил он. - На следующее же утро мне повстречался этот мужлан, капрал Фотий, верхом на своем дохлом пони. Убежденный, что он нуждается в добром собеседнике, дабы скоротать день, я сам наивно окликнул его, никак не ожидая, что вместо ответа он огреет меня дубовой палицей по уху. Когда я пришел в себя, я был уже закован в цепи. В таком состоянии ты меня и застал. - Твой гнев вполне понятен. Но ты забыл рассказать, откуда у тебя взялся этот не заживший еще шрам. Такие раны обычно наносятся длинными зазубренными форканскими клинками. Обыкновенно их получают те несчастные воины, которые, потеряв коня и щит, но предпочитая смерть позорному плену, осмеливаются сразиться с конным противником. - Ах, это? - рассмеялся Ториан. - Должно быть, ты придаешь ему слишком большое значение, друг мой Омар. Нет, я покидал родной дом по водосточной трубе. Мне никогда еще не приходилось заниматься недостойными забавами, обычными для любого нормального мальчишки. По неопытности своей, а также из-за спешки я напоролся на гвоздь, вот и все. - А отметина от стрелы на ляжке? - Наступил на хвост спящей кошке. Она меня укусила. - Не может быть! - Ты сомневаешься в моей правдивости? - Нет, нет, клянусь! - Я потянулся за кувшином, но обнаружил, что тот уже пуст. - Мне никогда еще не доводилось слушать истории замечательнее, и если нам с тобой удастся покинуть Занадон живыми, я буду рад - нет, просто счастлив - взять тебя в ученики, ибо вижу в тебе подлинный талант рассказчика. - Но это так, ерунда, - запротестовал он. - Заурядный бытовой анекдот, трагедия без назидательной морали. И хотя твое любезное предложение глубоко тронуло меня, я, боясь показаться неблагодарным, все же рассчитываю сделать совсем иную карьеру. - Позволь узнать, какую именно? - Подумываю наняться кому-нибудь в услужение. У меня талант к растительным композициям. - А как тогда быть с капралом Фотием? - Разумеется, после того, как разделаюсь с этим засранцем. 7. ИСТОРИЯ БАЛОРА - Ну теперь-то наконец мы можем отправиться дальше? - спросил Ториан после долгого молчания. - Терпение! Только когда я уверюсь в том, что город спит и никто не будет с подозрением коситься на нашу одежду и бронзовые ошейники. - Что касается меня, моя одежда этим ошейником и ограничится, ибо я потерял свою повязку где-то по дороге. Надеюсь, твои боги ниспошлют мне что-нибудь взамен? - Они привели меня сюда не без причины, так что, полагаю, они сохранят мне жизнь. Впрочем, я могу служить им и в цепях. Поживем - увидим. Действительно, рабство еще не самое худшее: рабов по крайней мере кормят. Нищенство - другая занятная профессия, не такая уж неприятная (если только представители закона не выказывают излишней рьяности). По крайней мере мой опыт говорит мне, что нищие, как правило, спят гораздо спокойнее купцов. Помнится, в царском дворце я едва не умер голодной смертью, зная, что каждый кусок, подаваемый мне на золотом блюде, может быть отравлен. С другой стороны, я жил по-царски в пустыне, где мои жены ухитрялись волшебным образом готовить нечто восхитительно вкусное чуть ли не из песка. Совсем другое дело - беглые рабы. Они притягивают к себе несчастья, как раненая антилопа - гиен. Перед ними закрыты все двери - от дворца до сортира. Помнится, в бытность мою беглым рабом... впрочем, я отклоняюсь от своего рассказа. Меня сильно беспокоили наши ошейники. Я никак не мог придумать подходящую одежду, которая закрывала бы шею. Похоже, моего спутника одолевали те же мысли, ибо он произнес со вздохом: - Возможно, нам стоило пилить не цепи, а сами ошейники. - На это ушли бы дни. - Тоже верно. Разумеется, - добавил он довольным тоном, - у меня-то его видно только со спины. С какой стати ты так обошелся со своей бородой? Не борода, а бурый мох какой-то... - Мое ремесло требует, чтобы я выглядел странником. Он неодобрительно фыркнул. - Ну и куда мы пойдем? Я почесался и попробовал принять положение поудобнее. Как бы я ни притворялся, что это меня не беспокоит, теснота была ужасающей даже для меня, не говоря уж о Ториане. Я не знал ответа на его вопрос. Я пришел в Занадон и исполнил волю богов. Возможно, когда я усну, мне откроется, что делать дальше. - Я уже тысячу раз оказывался в чужом городе без гроша в кармане и ни разу еще не умер. В нашем случае, думаю, мне стоит пойти в храм. - Почему в храм? - спросил он после долгого молчания. - Ну, - самым беззаботным тоном ответил я, - насколько мне известно, жрецы не могут быть рабами. Если мы попросимся добровольцами в жрецы, нас избавят от ошейников. - Воистину твои мозги протухли, как недельная пахта! Ты что, не видел этих заплывших жиром, безбородых жрецов у ворот? Ничего не могу сказать о Майане как таковой, но рогатая богиня известна под многими именами. Богиня Страсти всегда требует от своих служителей полного отречения от людских страстей. О Метала, прежде чем они избавят нас от ошейников, мы можем лишиться и более ценных для нас предметов. - Ты, должно быть, особо переживаешь за них - только-только узнав их назначение? Снова послышался рык хищника в лесу, и я понял, что слишком испытываю чувство юмора моего спутника. - Возможно, это предположение заслуживает более внимательного рассмотрения, - согласился я. - И все-таки я по-прежнему намерен идти в храм. - Объясни! - Не так громко. Все очень просто. Ты слышал легенду о Балоре? - Подобных баек не меньше, чем листьев в лесу. - Тогда я тебе расскажу. Последняя история на сегодня - и мы приступаем к действию. - Только покороче! - Постараюсь. Теперь я уже почти не сомневался, что этому юному гиганту суждено сыграть в эти беспокойные дни какую-то довольно важную роль, хотя какую именно - пока не знал. Планируя свой побег, я поначалу искал его общества лишь потому, что не люблю приключений в одиночку - диалог куда занимательнее никем не прерываемого монолога, - но боги устроили так, что мы оказались вместе, не спрашивая, хочу я того или нет. Поэтому я поведал ему историю Балора - я сам услышал ее впервые года два назад, когда собирал рассказы в дельте Натипи, к югу от Берегов Небесного Жемчуга. Иногда эти места называют еще Серебряными Берегами. Города там такие древние, что даже трудно себе представить, сколько им столетий. Собственно, они настолько древние, что умирают от старости, утратив былые знания и позабыв легенды. Когда-то, давным-давно, кто-то из друзей - ловцов жемчуга из Рейма - впервые сказал мне, что морские боги ненавидят дерево. Когда я посмеялся над его словами, ловцы жемчуга показали мне устои причала, источенные морскими рачками, потом взяли с собой на погружение, показав почти целиком изъеденные обломки кораблей на мелководье. Когда я и здесь выказал некоторое недоверие, они - рискуя утопить меня - заставили меня нырнуть глубже, к совсем древним обломкам, одетым в тяжелые панцири из ракушек и кораллов. Действительно, у тех кораблей не осталось ни одной деревянной доски - все обратилось в камень. Вот это превращение вспомнилось мне, когда я попал на Серебряные Берега, в край, где море поднимается, чтобы поглотить деревни. Волны гуляют меж брошенных хижин, а косяки рыб плещутся у очагов, там, где когда-то играли дети. Рачки и ракушки трудились над деревом, и деревни погружались в море, превращаясь в каменные памятники самим себе. И точно так же, казалось, наступают на города, пожирая камень, джунгли - дерево за деревом, медленно, но неуклонно, как полчище ночных призраков. Кое-где еще жили люди - точнее, влачили существование на улицах, в тени лесных гигантов, пытаясь не замечать нашествия джунглей. Но их игра была проиграна, и во многих местах люди исчезли совсем, уйдя неизвестно куда. Дома обрушивались, зарастали мохом и лианами, и постепенно джунгли пожирали города. Но я снова отвлекся... Как-то ночью, во сне, я увидел древнюю старуху в голубом хитоне, сидевшую у колодца под баньяновым деревом. Проснувшись поутру, я нашел площадь, дерево, колодец и ее саму - как и было предсказано. Я узнал ее по обилию морщин, по хитону и по бородавке на носу. Сомнений не было. И впрямь, она подслеповато уставилась на меня, сморщила свое и без того морщинистое лицо и сказала: "Пришел наконец!" Я просидел с ней много часов, пока на площадь не легли вечерние тени, и за это время мы обменялись с ней множеством историй. Она была родом из Занадона и... впрочем, ее собственная история к делу не относится. Я поведаю ее вам как-нибудь в другой раз. Она открыла мне чудес без числа: почему обезумели боги Дол Фарка, и куда ушли беженцы из Кишмайра, и кто украл Сосок Кса-Вок - столько тайн, что у меня голова пошла кругом. А когда на закате вороны, хлопая крыльями, полетели домой, я пообещал ей, что вернусь наутро, а она вздохнула, будто на нее снизошла благодать, и вежливо сказала, что она не придет, ибо ее искупление свершилось. Но она не стала вдаваться в подробности. Когда на небо высыпали звезды, я сам не знаю как добрел до своего тогдашнего жилища и рухнул на тюфяк. Волшебные истории роились у меня в голове, и я не мог выбрать, о какой из них поразмышлять в первую очередь. В конце концов я уснул и во сне увидел город со множеством башен, высоко на горе, попасть в который можно только по длинному пандусу с простирающейся внизу равнины. Со слов старухи я узнал Занадон и понял, что призван. Среди прочих чудес она подробно описала Занадон и рассказала, как ему одному из всех городов Пряных Земель удалось остаться непокоренным. Такова воля Балора, сказала она и объяснила, в чем могущество Балора: из множества богов, зачатых Отцом-Небом и Матерью-Землей, только Майана и Балор - близнецы. - Да ну! - возмутился Ториан. - А что же Ашфер и Бин Дос, или Сейлмок и... - Заткнись! - отрезал я, и он смолк. - Воистину несть числа легендам, что рассказывают про богов, а жизнь коротка. Разобраться в них - жизни не хватит. Некоторые искажены или просто врут, некоторые неполны, некоторые кажутся нам противоречивыми, хотя сами боги видят в них какой-то смысл. Так давай придерживаться одной легенды - раз уж мы с тобой в древнем Занадоне, будем уважать его богов. Города вырастают и обращаются в прах, империи возвеличиваются и приходят в упадок, и только Занадон носит имя "Непобедимый". Это известно всем и каждому не только в Пряных Землях, но и во всем мире. Так вот, в Занадоне говорят, что Майана с Балором были близнецами. И когда боги спустились на землю, чтобы создать племена человеческие, Майана с Балором, будучи близнецами, основали Занадон и порешили, что он будет вечным. Они отстроили его великолепным и могучим и жили в этом городе, как было принято у богов в Золотой век. И Занадон процветал под их владычеством. Тебе, конечно, известно, как окончился Золотой век и как Отец-Небо призвал всех богов в свою обитель по Ту Сторону Радуги, и созвал там Большой Совет, и поручил каждому богу или богине заниматься каким-то одним делом. Все признали правоту Его решения. И лишь Балор не согласился и был назначен богом войны. Ториан издал звук, который мог означать и несогласие, но промолчал. - Конечно, у Непостоянного есть и еще имена, - признал я. - Кразат, и Гар Грюнн, и Файл. В Полрейне его зовут Штах, верно? - Кажется, так. Интересно, подумал я, почему это он не сознается, что он родом из Полрейна, первого города, павшего жертвой форканского нашествия. Так мало людей спаслось оттуда, что я до сих пор не слышал достоверного рассказа об этом несчастье и был бы не прочь восполнить пробел. - И многие из тех, что зовут так бога войны, признают и Балора, хотя наделяют его другими атрибутами. Впрочем, я уже сказал, теологию мы оставим на потом. Так вот, скрепя сердце отправился Балор исполнять обязанности, порученные ему отцом. А безутешная Майана осталась одна и правила с тех пор Занадоном без помощи брата. Но на этом легенда не кончается. Известно, что как бог войны Балор беспристрастен. Если он благосклонен к кому-то в одно столетие, он должен отвернуться от его детей в следующем. Так повелел Отец-Небо, ибо только так поддерживается справедливость в мире, и мы и впрямь видим, что Балор недолго поддерживает кого-то одного. Он воодушевляет слабых на безумную храбрость в бою, а мощных ниспровергает. В Ургалоне даже говорят, что он слеп. И единственным исключением из этого правила остается Занадон. В Занадоне говорят, что в отчаянии от непосильного бремени, возложенного на него на Большом Совете, Балор так рыдал, что остальные боги исполнились жалости к нему и стали просить за него Отца-Небо. Отец богов оставался непреклонен, и только когда сама Мать-Земля присоединила к их мольбам свой голос, он сделал одно-единственное послабление - позволил Балору никогда не обращать свой гнев на город, основанный им самим. Так с тех пор и было. Когда к вратам Занадона подступает враг, Майана обращается к своему брату. Она напоминает ему о том, что они близнецы. Напоминает о счастливых днях, что они провели здесь, правя городом. Она напоминает ему о том, что жители города - все равно что его дети. Она призывает его вновь стать ее царственным супругом и любовником, как было когда-то. И вспомнив, как сильно он любил Майану, Балор вспоминает о долге перед своим городом и своей сестрой. И тогда, приняв обличье смертного, сходит он в Занадон и сам ведет войско в бой. И ведомое самим Балором, войско это всегда торжествует победу, как бы ни был силен противник. Наутро, после того как старуха рассказала мне все, я отправился искать ее. Я потратил на поиски весь день, и никто не смог сказать мне, с кем я говорил. Поэтому вечером я поцеловал Роатину - само собой, не обошлось без слез - и пошел через шумный базар на берег великой Натипи, и сел на судно, направлявшееся вверх по реке, вдоль Берега Небесных Жемчугов. Так попал я в Пряные Земли. Два долгих года странствовал я, и теперь пришел. - Вот так ты и попал в Занадон? - спросил Ториан. - И прямо в разгар войны. - Я знал, что попаду сюда в разгар войны. Боги всегда направляют меня туда, где свершаются великие события, чтобы я свидетельствовал о славных подвигах и возвышенной любви. Что до любви и жертвенности, их я встречал предостаточно. Бурь, голода, землетрясений и войн - тоже. Но никогда еще я не видел бога, Ториан! Пока не видел. - Теперь форканцы стоят у ворот. - Теперь Балор придет во гневе и спасет свой город! Я закончил свой рассказ, но все, что сказал на это Ториан, было: "Надеюсь, ты прав". 8. ДЕВА В БЕДЕ С наслаждением выбрались мы из-под плиты. Ториан потянулся и потер спину. Я на всякий случай оглядел темный двор. Свет в окнах погас; город спал. Луна должна была показаться незадолго до рассвета, но в Пряных Землях и звезд было больше, и были они ярче, чем в иных местах, в иное время, и небо было золотым великолепием. Я старался не смотреть наверх, ибо звезды отвлекают меня. Наши нужды были просты, но нельзя сказать, чтобы их было мало: вода - смыть следы крови, одежда - прикрыть наготу, инструменты - снять ошейники и убежище - отдохнуть. Боги должны знать это не хуже меня. Но прежде всего нам необходимо было убраться из этого двора. Сараи в одном углу походили на кладовые, в другом - на конюшню и каретный сарай. С моим дюжим спутником мы запросто могли бы забраться на крышу одного из них, но в летнюю ночь она вполне могла быть усеяна спящими слугами. Крыша же самого дома была выше и потому для нас недоступна. Окна забраны решетками, все двери и ворота наверняка надежно заперты. Ториан вновь приподнял плиту. Я вынул амфору. Камень скользнул на место с ужасным звуком, который, казалось, прокатился эхом по всему городу, но на деле был почти неслышным. Только тут вспомнил я про цепь, оставшуюся под ступенями. Она могла бы пригодиться нам - перебраться через ворота на улицу. Но что потом? Обнаженные, в бронзовых ошейниках... Мне не нужно было объяснять наше бедственное положение Ториану. - Ну? - спросил он угрожающим шепотом. - Не поменяли ли мы один плен на другой? - Боги позаботятся. - Лучше бы им поторопиться! Что-то стукнуло у ворот. Я нырнул в угол и вжался в него, изображая водосточную трубу. Ториан исчез со скоростью, замечательной для человека его сложения. Мы попали во двор через большие ворота для телег, но сейчас открывалась со скрипом только маленькая дверца в одной из створок. Ториан прижался к стене рядом с дверцей. В свете звезд мелькнула белая повязка - человек вошел и повернулся запереть калитку. Огромные лапищи Ториана сомкнулись на его шее и опустили обмякшее тело на землю. - Осторожнее! - подскочил я к нему. - Не убей его! Ториан склонился над своей жертвой. Взгляд, которым он смерил меня, обладал парализующей силой даже в свете звезд. - Извини, - прошептал я. Он ведь не предупреждал меня, что он воин. Впрочем, я мог бы и сам догадаться. Воины - хлопотные спутники: скоры на обиду и еще более скоры на наказание. - Так, чуть-чуть пальцами артерии придавил, - прошептал он. - Судя по запаху, он все равно пьян. Голова поболит, конечно, но того, что я до него дотрагивался, даже не вспомнит. Нет, право же, для мастера по изготовлению пирожных-корзиночек мой компаньон обладал прямо-таки удивительными способностями. Он мотнул головой в сторону ворот: - Иди. Я сейчас. - Подожди! Нашей жертвой оказался крупного сложения молодой человек с достойной восхищения прямой черной бородой. Его повязка представляла собой замысловатое изделие из светлого шелка, закрывавшее его ноги до колен, а булавка, ее скреплявшая, была размером с ладонь и вся украшена самоцветами. Он явно не относился к прислуге, и я удивился, почему он разгуливал без сопровождения, да еще и вошел с черного хода. Час был поздний, и в городе царила тишина. Я подобрал связку ключей, которая вывалилась из его руки. Их было около дюжины. Выбрав самый маленький, я склонился над своим компаньоном. Слишком мал... зато следующий радостно щелкнул. Разумеется, это было чистое совпадение, но я привык не верить в совпадения. Замочных дел мастера не уступают в лени любому другому, поэтому не особо разнообразят механизм. Я с облегчением расстегнул и свой ошейник. - Ну? - усмехнулся Ториан. - Нет. - Я бегом бросился через двор к дому. Мне понадобилось несколько секунд - за которые я успел взмокнуть как мышь, - чтобы найти подходящий ключ. Дверные петли болезненно заскрипели. Я побежал обратно, прикрыл калитку и, опустившись на колени, сунул связку в складки повязки спящего. Широкие плечи Ториана тряслись от беззвучного смеха. А еще через пару секунд мы были в доме. Свет звезд, проникавший через забранное прутьями окно, открывал нам три пути: лестницу вниз, лестницу вверх и дверь. Я выбрал дверь и обнаружил за ней кладовку, полную метел, тазов и ящиков, провонявшую воском и щелоком. Вдвоем мы еле в нее влезли; мне пришлось стоять одной ногой в ведре. Зато одним глазом я прижался ко вполне сносного размера замочной скважине. Спустя несколько секунд наша жертва с грохотом привалилась ко входной двери, вслед за чем где-то в подвале зазвенел колокольчик. Судя по всему, ответная реакция на звонок запаздывала, поскольку человек за дверью начал лязгать ключами. Пока он возился с замком, с половины слуг показался свет. На лестницу медленно проковылял старик с фонарем в руках. Поднявшись к двери, он приподнял фонарь, осветив ключ на гвозде у косяка. Ситуация заметно осложнилась. Но человек внутри и человек снаружи одновременно пытались отпереть дверь, не понимая, что в этом нет нужды. Замок несколько раз щелкнул в обе стороны, однако в конце концов петли скрипнули еще раз, и вновь прибывший ввалился внутрь, на свет. - Господин! - вскричал слуга, придерживая его свободной рукой. - Что-то случилось? - Нем... немного вина п-поганого, Х-Хасмар... - пробормотал молодой человек. - Б-башкой стукнулся. - И он сам, и его повязка перепачкались грязью. - Из... извини, что заставил тебя п-под... подниматься... - Хозяин спрашивал о вас, господин. Вместо ответа послышалось неразборчивое ругательство. - Может, вам лучше опереться на мое плечо, господин? - Сторож был, похоже, из рабов, поскольку я не увидел у него никакого оружия. Повязка едва доставала до колен. Щуплый, седой, сутулый, он вряд ли бы выдержал на плечах своего господина. - Вытнетноб... неб... - Молодой хозяин выпрямился и несколько раз глубоко вдохнул и выдохнул. - В... этом... нет... необходимости. Нет, ты держи свет. Я сам. - Осторожно переставляя ноги, он поднялся по ступенькам и исчез. Пожав плечами, раб закрыл и запер дверь, повесил ключ на место, потом вернулся в свою конуру в подвале. Я вытащил ногу из ведра и вышел из кладовки. Ториан шагнул за мной. Следом за молодым человеком мы поднялись по ступенькам и вскоре увидели впереди его силуэт. Большой дом был построен по тому же плану, что и все дома в Пряных Землях. Открытый прямоугольник с внутренним двориком - атриумом. Атриум был украшен деревьями и цветами, посреди него возвышался алтарь, посвященный богам, охранявшим дом. По стенам горели факелы, наполняя воздух запахом смолы. Лестница у одной из стен вела на галерею второго этажа. Размеры и убранство двора говорили о значительном богатстве владельца дома. Мы остались в тени. Припозднившийся жилец пересек атриум и поставил ногу на нижнюю ступеньку лестницы. Из темноты за ним возникла еще одна фигура. - Добрый вечер, Джаксиан. Я проглотил невысказанное проклятие. Осторожно опершись на перила, молодой человек обернулся. - Д-д-добрый вечер, отец. - Разве не сказал тебе Хасмар, что я хотел видеть тебя сразу, как ты вернешься? - Говоривший был средних лет и крупного сложения, хотя состоял, казалось, скорее из твердых хрящей, чем из мышц или жира. Сильно выдающийся нос напоминал клюв. По обычаю Пряных Земель он наглядно демонстрировал свое высокое положение дорогими одеждами: пестрой мантией (алой с бирюзовыми и синими узорами и отделкой) и шестью или семью золотыми цепями, поблескивавшими у него на груди в неверном свете факелов. Его редкие волосы начинали седеть, борода с белыми прядями была сравнительно короткой. - Я-х-хотел п-под... подняться, умыться сначала, - объяснил Джаксиан. Голос его звучал заметно трезвее, чем раньше. Конечно, отцы - неплохое средство для протрезвления, но и Джаксиан казался достаточно взрослым для того, чтобы реагировать так, - на вид ему было около тридцати, он, к моему удивлению, оказался довольно высоким - почти как Ториан. Похоже, в этом занадонском похождении мне самою судьбой суждено находиться в окружении великанов. Впрочем, рост - неплохой показатель богатства. Бедняки слишком плохо питаются, чтобы вырасти такими. Приглядевшись к нему, отец возмущенно фыркнул: - Тьфу! Пьянчуга! Младший был заметно больше его, но съежился, как провинившийся ребенок. - Т-так, с друзьями зашли после в-в-воинских учений. Вино несвежее, я п-п-полагаю. - Надеюсь, с друзьями мужского пола? Джаксиан икнул. - Аг-га. - Он поднялся на пару ступенек, и на лицо его упал свет (до тех пор он стоял в тени пальмы). Я увидел такой же хищный нос, как у отца. Но отцу нос-клюв лишь придавал высокомерия. У застенчивого сына он казался не на месте. - Я скорее готов простить бордель, чем кабак! - рявкнул отец. - М-мне не за что п-просить прощения, отец. - Молодой здоровяк низко опустил голову, но не смог скрыть румянца. - Я хотел поговорить с тобой про хлеб. Вчера вечером мы договорились поднять цену еще на две миты за буханку, не так ли? - Ну, т-ты... т-ты... - Слова застряли у него в горле. - Да. Я выслушал твои аргументы, внимательно выслушал, но в конце концов мы договорились, не так ли? Еще на две миты. И я обнаружил днем, что ты даже не отдал распоряжения! - Но другие не повышали! П-поманьюк и д-другие пк... пекарни... - Болван! Они ждут нас! Они сразу же последуют нашему примеру! - Но н-народ... - К черту народ! - взревел старший. - Пусть ищут деньги или подыхают с голоду - нам-то какое дело. Ты хоть представляешь себе, как взлетят цены, когда начнется осада? Не представляешь? Недоумок! Вот ты каков - готов даром отдавать наш драгоценный хлеб! Ну ладно, завтра хлеб подорожает на _четыре_ миты! Так уж и быть, я сделал за тебя работу и сам отдал распоряжения. Ты понял? Я еле расслышал ответ. - Д-да, отец. - Сомневаюсь, что понял. Если остальные не последуют за нами, они могут истощать свои запасы по любой угодной им цене. Нам же больше останется на потом. Ясно? - Да, отец. - Марш спать, пьяный болван! - Да, отец. Милая семейная сцена подошла к концу. Отправленный в кровать как маленький, Джаксиан поплелся вверх по лестнице. Седьмая и двенадцатая ступени скрипнули. Отец остался на месте, глядя ему вслед. Поднявшись наверх, молодой здоровяк повернул было налево, но, глянув вниз, увидел, что за ним продолжают наблюдать. Похоже, это заставило его изменить решение - он пошатнулся и двинулся направо, исчезнув за третьей от лестницы дверью. Она закрылась с громким стуком. Сердито тряхнув головой, его отец пересек двор и растворился в тени. Хлопнула другая дверь. - Грязный барышник! - злобно прошипел Ториан. - Просто ловкий делец, - возразил я. - Пошли. - Куда? - Наверх. Поищем ванную. - Вот идиот! Там же в половине комнат кто-то спит! Я уже совсем было собрался повторить свою лекцию насчет доверия богам, когда в недрах дома зазвенел колокольчик. Вот-вот кто-то выйдет на зов... Бесшумно, босиком, устремились мы с Торианом к лестнице и взмыли по ней, перескочив через седьмую и двенадцатую ступеньки. Я рванул первую попавшуюся дверь, и, разумеется, это оказалась ванная. Закрывать дверь за собой я не спешил. В щель я увидел, как через атриум ковыляет старый Хасмар со своим фонарем, а через несколько секунд услышал голоса... Еще гости? В это время суток? Любопытно! Убранство ванной комнаты впечатляло: мрамор, фарфор и мягкие, пушистые полотенца, привезенные с Серебряного Побережья, которое славится хлопковыми полями. Вода подавалась в золотой кран из какой-то закрытой емкости, наполнявшейся, несомненно, во время зимних дождей. Здесь был даже сток, по которому использованная вода отводилась на нижние этажи для других нужд. Зажигать свет было бы слишком рискованно: доверять богам вовсе не означает испытывать их терпение. Поэтому мы совершили туалет как могли, в темноте, наскоро осмотрев друг друга в свете звезд из окна. Ванна, перепачканная кровью, два расстегнутых рабских ошейника в кладовке, пропавшие еда и вино... Хасмару придется оправдываться утром. Впрочем, возможно, ближе к утру его сменит кто-нибудь из слуг. А если хозяин накажет нескольких слуг за проступок одного из них, его несправедливость может вызвать у них недовольство. - Твое волшебство продолжает неплохо служить тебе, - вполголоса заметил Ториан, натирая свои могучие руки ароматным маслом. - Как насчет одежды? - Подожди здесь! - Я выскользнул на галерею. Стараясь держаться подальше от перил, я осмотрел двор и убедился, что он пуст. Крадучись у самой стены - чтобы пол не скрипел, - я пробрался к следующей двери, прислушался и приоткрыл ее. В комнате было тихо. Я заглянул внутрь, потом вошел. Звездный свет лился сквозь большие окна, высвечивая высокие конторки и полки с пергаментными свитками. Судя по всему, эта комната служила хозяину конторой - не совсем тем местом, где обыкновенно ищут одежду. Впрочем, одна из стен была украшена образцами тканей с орнаментами из цветов и птиц. Конечно, расцветка показалась мне слишком светлой для тайных ночных похождений, но, может, так оно и лучше - меньше подозрений. Я сорвал со стены два куска ткани и осмотрелся в поисках какой-нибудь замены для булавок. Обнаружив несколько лент с восковыми печатями, я прихватил и их, а потом вернулся в ванную. Ториан стоял на кувшине, пытаясь выглянуть в высокое окно, однако с моим появлением легко спрыгнул, и мы принялись сооружать себе повязки. По этой части опыта у него оказалось не больше, чем у меня, - а моя повязка то и дело сваливалась. Он здорово разозлился; я с трудом сдерживал смех. В конце концов мы решили, что сойдет и так - в темноте и на расстоянии. В том, что касается длины повязки, мы остановились на середине икр - это означало скромный, но все же уважаемый статус. - А на ноги? - Ничего. И шапок нет. Куда теперь? Я уже исключил окно как возможный путь наружу. Возможно, мне и удалось бы в него протиснуться, но уж Ториану - никак. Я услышал цокот копыт в переулке и голоса. Нет, должен быть путь и лучше. Я, несомненно, изрядно позабавил богов, снова приоткрыв дверь. Ударивший в щель яркий свет заставил меня отшатнуться назад. Я врезался в своего спутника с такой силой, что тот пошатнулся. Потом свет удалился... Я прижался глазом к щели. Две женщины спускались по лестнице. Та, что шла первой, несла факел и была, несомненно, служанкой - вот почему я не услышал никакого разговора, и они чуть было не застали меня врасплох. Я ощутил знакомое покалывание - недоброе предчувствие. Что-то нечестивое творилось в этом небольшом дворце посреди ночи. Звонок означал гостей. Теперь еще и женщину поднимали зачем-то с постели. Я нюхом чуял интригу. Разыгрывался какой-то спектакль на потеху богам, и меня не случайно привело сюда - я должен был стать зрителем, свидетелем происходящего. - Теперь ступай спать, - послышался снизу чей-то зычный бас. - Госпоже не потребуются больше твои услуги. Хасмар, ступай жди у выхода. Хлопнула дверь. Рабы поклонились. Меня прижало к стене, чуть не расплющив. Я повернул голову. Ториан навалился на меня, заглядывая через мое плечо. Глаза его горели в свете факелов. - Ты видел эту, вторую? - благоговейно прошептал он. - Конечно. Как раз вовремя. - Что значит вовремя? Она прекрасна! Я подавил искушение спросить, так ли она прекрасна, как легендарная тетя Сириус. Впрочем, я мог понять его потрясение. - Ну, в каждой хорошей истории должна быть прекрасная героиня. Вот она и появилась. Ну что, посмотрим? Великан кивнул и двинулся за мной следом. Теперь ничто на свете не удержало бы его. Он был околдован. Служанка ушла на женскую половину, слуга удалился в противоположную сторону, и атриум опустел. Наверняка в этот поздний час никто не подслушивал у замочной скважины, и все же... Сосчитать, какая ст