был верен! - вскричал Ториан. Джаксиан дернул его за бороду с силой, достаточной, чтобы свернуть шею любому другому. - _Нет, не был!_ О, при Гизате ты держался неплохо! Мы даруем тебе Гизат. Наши чертоги были полны в день битвы при Гизате. Великие подвиги и кровавая битва! Образцы и друзья по имени кричали от восторга и рыдали от гордости, и никто не ликовал сильнее Трумина Доблестного, Сумминама Телобла и Шандиля Розоцвета. "Смотрите! - кричали они. - Видите, сколько крови он проливает и сколько душ посылает Морфиту! Смотрите, как Львиногрив чтит нашу память!" _Ты помнишь?_ Ториан застонал: - Мои образцы! Они видели? - Разумеется, видели! И когда твой отец и твои братья вступили в наши чертоги в тот день и были встречены как герои, они тоже славили тот пир стервятникам, что устроил их родич, могучий Львиногрив! И не было предела их радости. Ториан беспомощно всхлипывал; слезы стекали у него из глаз по запрокинутому лицу к ушам. - Но потом! - грохотал Джаксиан. - О, что было потом! Когда Морфит пожалел тебя - что тогда? "Он помнит меня! - кричал Телобл. - И страшна будет месть за нас!" Ты выжил, хоть и высоки были ставки на то, что ты не выживешь. Но затем ты позволил поймать себя и отдать в рабство! - У меня не было выбора! - вскричал Ториан. - Я был безоружен! - У тебя был выбор! Ты выбрал жизнь - жизнь раба! Какой воин согласится хотя бы час прожить рабом? Нет, не час, минуту? И ты сказал им, что тебя зовут Ториан! От брезгливости, прозвучавшей в его голосе, по коже у меня пробежали мурашки. - Но таковы их обычаи! Это же не наш народ! Они бы... - Ториан осекся и замолчал. Джаксиан, похоже, рассвирепел еще сильнее. - Они бы посмеялись над рабом по имени Львиногрив? Еще как посмеялись бы! Для того и изобрели эти имена! И ты мог бы ответить оскорблением на оскорбление и умереть, как подобает воину. Закололи бы тебя мечом или забили до смерти, ты бы умер за свое подлинное имя. Это было хорошее имя, и трое удачно выбрали его тебе тогда, но позже ты сделался недостоин его. Как ты думаешь, что сейчас чувствуют твои друзья по имени, а, Раб? Они не ходят на празднества. Они не говорят о том, какой доблестной была их смерть, и о том, скольких форканцев они убили. Как тени стенают они в стропилах, как совы летают в тумане. И образцы твои понурились и говорят о других наследниках. Джаксиан отпустил бороду Ториана, и воин рухнул на пол у его ног. - Ты просил прощения у купцов! - добавил Джаксиан, и опять меня пробрал озноб; мне сделалось дурно от подобного немыслимого проступка, хотя, помнится, в тот момент я вполне одобрил это извинение. Ториан чуть приподнял лицо. - Позволь мне уйти. Боже, - прошептал он, - и я умру. - Поздно! Всех форканцев не хватит, чтобы смыть твой позор. Так слушай наш суд и наше повеление - отныне ты только Ториан, и не Львиногрив больше! Ториан завыл и ударил лицом об пол. - Господин мой? Джаксиан обернулся на этот шепот и просветлел, но даже так лицо его было холодно, как зимнее солнце. - Любовь моя? Говори! Шалиаль смотрела на Ториана с сожалением - ведь это он предлагал ей стать ее героем. - Неужели нет искупления, о Боже? Неужели нет способа ему восстановить свою честь? Джаксиан нахмурился, и лицо его напомнило мне ночные кошмары или ужасы, что таит морская пучина. Мне хотелось бежать от этого лица, хотя оно хмурилось не на меня, но на всхлипывающего ослушника. - Есть один. Бывают дороги столь тяжелые, что изменяют всех, кто идет по ним. Тот, кто ступил на такую, никогда не доходит до конца, а тот, кто дошел, никогда не начинал пути. Если этот трус сможет найти такую дорогу и пройти по ней достаточно далеко, он может снова найти свое подлинное имя. Но человек, который будет носить его тогда, будет уже не тем, что лежит здесь. - Ты подскажешь ему, где искать такую дорогу, Боже? - осторожно спросила Шалиаль. - Он знает, что от него требуется. Он скорее найдет на этом пути смерть, чем честь, а еще вероятнее - позор, ибо он не всегда распознает честь. А теперь ступай, Беглый Раб. Возьми наши меч и шлем и приготовь их. Жди, пока мы не призовем тебя. Ториан попятился, так и не вставая с колен, пока не скрылся в люке, захватив с собой закопченный шлем и огромный меч Балора. Я уже говорил, что то, как Джаксиан отобрал у Ториана меч, ничего не доказывало, но то, как он отобрал у Ториана его имя, потрясло меня. Как мог купец Джаксиан Тарпит знать о Львиногриве и его образцах? Не было ни волшебства, ни угрозы, ни награды, которые заставили бы Ториана пресмыкаться так перед смертным. Джаксиан снова смотрел на меня, чуть забавляясь, словно знал, в каком смятении я пребываю. - Ты видел, Меняла Историй? Я видел, и слышал, и надеялся, что воина подвергли таким мукам не для того, чтобы предостеречь меня. Шалиаль называла брата "Боже"... Кивнув, я рухнул на колени. Я редко не знаю, что сказать. Шум в голове достиг оглушительной громкости. В полумраке обнаженная пара время от времени, казалось, менялась, то приобретая фактуру выцветшей старой картины, то превращаясь в мозаичное изображение, как на руинах Поллидия. Я уже не был так уверен в том, что это действительно Джаксиан. Да и Шалиаль тоже. Она чуть отпрянула, когда он обнял ее, и со страхом заглянула ему в лицо. - Кто ты? - Мы - Балор. И мы явились во плоти на твой зов, на зов Майаны. - Но ты мой брат! И тут он вдруг хихикнул и улыбнулся совершенно земной улыбкой. Мозаика превратилась в жизнь. И голос его снова сделался голосом Джаксиана. - Да, я твой брат. Сводный брат. Но Балор с Майаной - близнецы, разве не так? - Он хитро улыбнулся. - И разве не они первые из детей Земли открыли радости любви - там, в тамарисковой роще? Жрица не может отвергнуть бога, любовь моя. Разве ты не видишь - вот то решение, что мы искали? Шалиаль сильно побледнела. - То, что дозволено богам в Золотой век, не дозволено смертным в наши дни. - Но дозволено нам. - В голосе его снова появилась сила. - Ты наденешь доспехи и выйдешь к народу? Ты сыграешь роль Балора? - МЫ - БАЛОР! - Голос его снова гремел как гром. Шалиаль зажмурилась на мгновение. Потом повернулась и пошла от нас, остановившись перед возвышавшейся в полумраке фигурой Майаны. И поскольку отлитая из металла богиня отсвечивала серебром в свете факелов, а ее жрица еще не просохла от дождя, они казались двумя одинаковыми изображениями - одно больше, другое поменьше. Она опустилась на пол и низко поклонилась, но я не слышал, чтобы она молилась. Я не знаю, благодарила ли она богиню, или молча просила простить ее или дать совет. Впрочем, ее общение с богиней было недолгим, ибо я помню, что затаил дыхание на все это время. Когда она встала, она улыбалась. Она медленно подошла к ложу из тамариска. Я с благоговением следил за движениями ее бедер и длинных ног. Она казалась чудом грациозности и чувственной женственности. Мужчины были бы счастливы умереть за одно только чудо, как эта грудь, или за улыбку на таких губах. Я подумал, что, будь я Джаксианом Тарпитом, я тоже нашел бы способ. Она села, она подняла свои длинные ноги на ложе, она легла. Ее брат одобрительно смотрел на это. Я попятился к люку, но эти ужасные темные глаза уставились на меня. - Ты останешься! Женщина призывно протягивала к нему руки, но, услышав это, опустила их. - Господин мой? Он улыбнулся ей: - Ты еще не узнала его, Любовь моя? Помнишь тот день, когда мы впервые пошли в храм вдвоем? Через два дня после приезда Джаксиана? Мне кажется, именно в тот день он понял, что влюбился. И в тот день ты поняла, что влюблена. Мы молились тогда семи богам и богиням, благодаря их за счастливое возвращение Джаксиана. Шалиаль посмотрела на меня, чуть нахмурившись. Я был слишком напуган, чтобы стесняться наготы. Нагота беспокоит смертных, а в Обители Богини творилось этой ночью такое, что и не снилось миру смертных. Я даже камня под коленями не чувствовал. Человек, стоявший надо мной, представлялся мне то Балором, то Джаксианом, то снова Балором. Хор в моей голове сделался еще громче, зал плясал вокруг меня. - Рош? - прошептала она. - Бог памяти, - кивнул Балор. - Наш брат. Оставайся, Младший Братец. Ибо вот оно, явление Балора, и в этом нет сомнений. Пусть никто не скажет, что Джаксиан Тарпит был фальшивым богом или что Балор уклонялся от своих прав и обязанностей. Пусть это будет запечатлено. Его страшный взор приковал меня к полу, и я мог только кивнуть. И он бросился в ее объятия, а я остался на месте и был наблюдателем, как и велели мне боги. Я видел сам, как Балор явился в Обитель Богини и возлег с верховной жрицей на ложе из тамариска. Он бросился к ней со страстью, и она приняла его с радостью. Велика была их любовь, и громко кричали они от наслаждения, что испытывали друг от друга. 29. ПРИШЕСТВИЕ БАЛОРА Сгорбившись при свете единственной свечи, Ториан все точил меч Балора на оружейном столе. Должно быть, он занимался этим давно и, как мне вскоре предстояло увидеть, проделал отличную работу. Я заметил, что он обрезал волосы и укоротил бороду почти до подбородка. Он ссутулился, как старик. Единственное лекарство от позора - страдание, и мне вовсе не хотелось быть тем, кто страдает, так что я не предлагал ему ни сочувствия, ни ободрения. Я только передал, что его ждут наверху. Ториан пошел к лестнице, не посмотрев на меня и не проронив ни слова. Я собрал облачение верховной жрицы и пошел следом. Звезды за дверью начинали гаснуть. До рассвета оставалось совсем немного. Шалиаль сияла - все еще слегка раскрасневшаяся и взъерошенная, но счастливая, как любая девственница в день свадьбы. Она очаровательно поблагодарила меня за то, что я принес ее наряд. Я хотел было предложить свою помощь, но подошел Балор с факелом, а я подозревал, что бог войны должен обладать не только очень острым слухом, но и обостренным чувством ревности. Ториан уже вернулся из дальнего конца зала, согнувшись под тяжестью Фотия. Тело было пугающе бесформенным, но уже начинало коченеть. Ториан бесцеремонно сбросил его в люк, в который сам упал во время поединка, а потом полез следом по лестнице. Балор начал спускаться за ним, а я - за Балором, оставив Шалиаль саму разбираться со своими одеждами. Когда мы дошли до люка на нижний уровень, Балор сам поднял и убрал с дороги статую и сундуки. При этом казалось, что он ни капельки не напрягался. Я нагнулся, чтобы открыть дверцу, пытаясь придумать, что лучше сказать, если я увижу на лестнице верховного жреца Нагьяка. Впрочем, его там не оказалось. Ториан не стал спрашивать, свободен ли путь до самого подвала. Возможно, он спросил раньше, а я не слышал. Возможно, ему было все равно. Возможно, он доверял сверхъестественному знанию Джаксиана Тарпита. Впрочем, возможно, он просто был приучен не задавать вопросов, получив приказ. Как бы то ни было, Ториан и его страшная ноша скрылись на лестнице, ведущей вниз. Я закрыл люк, и Балор с той же легкостью вернул груз на место. Какую силу должен продемонстрировать человек, чтобы ты признал его кем-то большим, чем простой смертный? Силач из труппы Пав Им'пы мог поднять коня - с помощью специальных каната и лебедки, но я видел однажды, как дряхлая, страдающая артритом старушка сорвала с петель дверь конюшни, чтобы спасти внука из огня. Сама по себе сила мало что доказывает. - Ты поможешь мне с доспехами, Младший Братец? - Он говорил шутливым тоном, но я счел это приказом, не вопросом. - Конечно, Боже. Правда, когда мы подошли к скамье, я вдруг понял, что мой спутник снова стал настоящим Джаксианом Тарпитом. Окинув взглядом снаряжение, он почесал в затылке и застонал. Потом ухмыльнулся мне: - Видишь, боги тоже потеют! Я неуверенно улыбнулся в ответ, и он рассмеялся. - Да не бойся ты так! Балор любит тебя, это точно, и я очень, очень тебе благодарен. Мне жаль твоего друга - но тот, кто служит суровому господину, должен ожидать суровой же дисциплины, не так ли? Нет, ты только посмотри на весь этот антиквариат! Как по-твоему, с чего положено начинать? Как обнаружилось, Джаксиан мог быть поразительно симпатичным человеком. Любовь к нему Шалиаль сразу стала казаться вполне понятной. Пока я одевал его в нижнее платье, он сыпал шуточками, поддразнивал меня, называя мою роль свидетеля вуайеризмом, - в общем, старался отвлечь меня, чтобы я расслабился немного. Скоро я успокоился настолько, что позволил себе задать вопрос: - А что с лестницей, Боже? Он удивленно огляделся по сторонам. - Какой лестницей? Ах да, стремянкой! Нет никакой стремянки. Хотя по пути сюда мы видели несколько штук. Разве ты не заметил? - Он махнул рукой куда-то в сторону восточной галереи. - Значит, иногда ими все же пользуются? - Похоже на то. Иначе с чего бы им здесь быть. Но у меня не было никакой стремянки. Само собой, вчера я чувствовал себя ужасно. Давай-ка сюда наголенники. Я все думал об этом Грамиане Фотии. Я пытался поверить в то, что отец настоял на гарантиях и что заговор не пойдет так далеко, как вы боялись. Где-то за полдень до меня дошло, что задумал твой друг Ториан, и мне стало еще хуже. Потом мне пришлось провожать Шалиаль в Обитель. И глядя на то, как ее усаживали на тамариск, я подумал, что она очень напоминает приманку - приманку для героя. Тут ему пришлось прервать свой рассказ, потому что настал черед нагрудной пластины панциря. Я с трудом поднимал ее, но он надел ее с легкостью. Он больше не заикался. - Хуже всего, я ведь всегда был уверен, что единственная женщина, которую я любил, недосягаема для меня, а теперь я видел способ соединиться с нею, если бы только мне хватило отваги. Но не хватало! Я пошел домой, и мне даже напиться не хотелось, в таком жалком состоянии я пребывал. Теперь налокотники, пожалуйста. Эта застежка на месте? Потом началась гроза. Я взял меч и пошел в храм, терзаемый муками совести, ибо представлял себе, как вы с Торианом сражаетесь со стремянкой на таком ветру. Подтяни-ка этот ремешок. Когда я дошел до Площади Тысячи Богов, дождь лил уже как из ведра, и ступеней практически не было видно. Почти не думая, я бросился к ним и начал подниматься. Никто не увидел меня в грозу. Я появился как раз вовремя, чтобы увидеть, чем закончилась попытка Ториана... - Он вздохнул. - Если бы он победил, мне кажется, я пошел бы обратно. В конце концов я передал Джаксиану шлем, и он водрузил его себе на голову. Теперь он казался еще больше, чем обычно. Точь-в-точь Балор - да он и был Балором! Страшные, горящие глаза светились всезнающим весельем - лирическое отступление закончилось. Мне передали недостающую часть истории и предупредили, чтобы я не совал нос дальше. Я понимающе поклонился. - Идем, - сказал он, поднимая меч, и шагнул к лестнице. Наверху, в Обители Богини, ждала нас в своем серебряном великолепии Шалиаль. Рогатый головной убор скрывал ее спутанные волосы, жемчуга сияли у нее на пальцах и на шее. Я еще раз подивился красоте, которая может носить что-то или вообще ничего, но с каждом разом выглядит все великолепнее. Когда бог приблизился, она опустилась на колени. Он одобрительно усмехнулся и поднял ее. Она улыбнулась... нет, она просияла, глядя на него с восхищением. Небо за дверью посветлело, и край его окрасился розовым в преддверии рассвета. - Закрой люк! - приказал мне Балор. Гадая, зачем он снова брал меня с собой наверх, я согнулся и полез обратно на лестницу. - С этой стороны! - Но... - Я-то думал, что закрою дверь за ними и буду ждать внизу до тех пор, пока меня не выпустят позже днем или даже следующей ночью. - Но, Боже, как я смогу задвинуть засовы? И если я останусь здесь... С богами не спорят. Словно ошпаренный его взглядом, я поспешно вскочил и налег плечом на крышку. Она медленно опустилась и захлопнулась. Люк был закрыт. До тех пор, пока на него никто не наступит, конечно. Балор задумчиво оглядел меня. - Подойди-ка сюда, Младший Братец. Я неуверенно подошел к нему. Он все еще держал в руках свой огромный меч. Взявши меня за подбородок, он наклонил мне голову набок. То, что случилось потом, возможно, было самым странным из всех событий этой ночи. Пока я испуганно смотрел на него, великан выбрил меня мечом бога войны. Мало кто смог бы удержать этот меч и обеими руками. Он двигал им легко, как перышком. Моя борода осталась на полу. Балор оставил мне небольшие усики и узкую полоску волос на подбородке, как у статуи на площади. Потом он убрал меч в ножны и хитро подмигнул мне - я уже начал привыкать к этому хитрому взгляду. - История, несомненно, должна выступать неприкрашенной. Но возможно, той части тебя, что остается Омаром, будет спокойнее в набедренной повязке? Нет, это решительно невозможно! Я склонил голову. - Будь так, как ты повелишь, Боже. Право же, не зря бога войны зовут Непостоянным. - Значит, останешься нагим. Жди здесь. Выйдешь, когда я спрячу меч в ножны. - Он повернулся, чтобы взять Шалиаль за руку. Вот так я и стал богом. Воздух был свеж и прохладен после дождя, а мир - чисто умыт. Стоя в тени, смотрели мы, как процессия - яркие муравьишки далеко внизу под нами - поднимается по ступеням. Площадь Тысячи Богов как песчинками была усеяна бесчисленными лицами, и я мог представить себе, какое напряжение царит сейчас в этой толпе. Половина Большого Проспекта тоже была заполнена народом. Вот показался задыхающийся от подъема жирный Нагьяк. Где-то в двойной цепочке людей за ним были Тарпит и Арксис - двое, которым предстояло удивиться по-настоящему. Шалиаль в переливающемся платье выступила из тени и подошла к верхней ступени. Жрецы застыли. Увидев ее во всем великолепии, увенчанную рогатым полумесяцем, толпа разом вздохнула, и даже отсюда я услышал этот вздох, словно ветер пробежал по кукурузному полю. Она шагнула в сторону, поправила подол и опустилась на колени. Балор вышел вперед и стал рядом с ней. Вот это был шум! Весь город содрогнулся от людского рева. Эхо отдавалось от, всех стен. Птицы тучей срывались с крыш. БАЛОР! БАЛОР! БАЛОР! Занадон славил своего спасителя. Бог выхватил меч и высоко поднял его, и солнечный луч вспыхнул на клинке. БАЛОР! Он сиял в первых лучах - шлем, и доспехи, и могучие члены, и черная борода до бронзовой груди. БАЛОР! БАЛОР! БАЛОР! БАЛОР! Он убрал меч в ножны. Он поднял Шалиаль и поставил рядом с собой. Потом повернулся и протянул руку мне. И Рош, бог приливов, бог истории и памяти, вышел из дверей и стал рядом с Балором. Рев толпы оборвался так же резко, как возник. В свинцовой тишине я продолжал слышать дикое пение у меня в голове. Город лежал предо мною, а за ним - равнина, и все это представлялось мне живописным полотном, полным причудливых форм и странных цветов. Но небо было синим, а росистое утро пахло тамариском. И ветер был холодным. Балор спускался по центру лестницы, сопровождаемый Майаной с одной стороны и Рошем - с другой. Нагьяк отскочил и пал ниц - но я успел увидеть его выпученные глаза и пепельно-серое лицо. Должен признать, мало какое зрелище доставило мне столько удовольствия. Толпа взревела снова: БАЛОР! БАЛОР!!! При нашем приближении зрители расступались и падали ниц. Первыми, само собой, были жрецы, и вскоре я услышал шепот, пробегающий по цепочке: "РОШ!" Имя опередило нас, ибо толпа начала кричать еще и "РОШ! РОШ! РОШ!". Те, что сообразительнее и образованнее, должно быть, уже начали истолковывать значение того, что Балор привел с собой бога-брата. Он показывает, что помнит свой народ? Или что ему надо напомнить про его народ? Или то, что здесь будет вершиться история? Что форканские орды будут обращены в бегство? Да, то-то раздолья будет богословам - споров на много лет вперед. Следом за жрецами шла знать, и первыми выступали, конечно же, военачальник Арксис и Бедиан Тарпит. Оба побелели как мел, но Тарпит смотрел больше на меня, и не только из-за того, что стоял с моей стороны лестницы. Бедиан Тарпит отдал меня в рабство. Если раб сбежал еще раз и выдает себя за бога, об этом надо объявить, встав и крикнув во всеуслышание, что все представление полностью лживо, что неминуемо вызовет бурю. С другой стороны, если он продал в рабство настоящего бога, серьезные неприятности грозят ему не только при жизни, но и после смерти. Я загадочно улыбнулся ему, и он уткнулся лицом в ступени. Балор остановился. - Военачальник! Арксис, шатаясь, опустился на колени, но не смог выдавить ни звука. Даже если он и знал Джаксиана Тарпита в лицо, он вряд ли мог узнать его в шлеме, под которым нельзя было разглядеть ничего, кроме глаз и бороды. В Занадоне наверняка тысяча таких же бород, но нет ни одной другой пары таких глаз. Арксис не мог не понять, что перед ним не его внук. - Снаряди повозки! - приказал Балор. - Все колеса, что есть в городе. Нагрузи их провиантом, оружием и доспехами да призови всех лекарей, каких сможешь найти. Отошли их нашим союзникам. Когда повозки вернутся, нагрузи их и пошли снова. Арксис несколько раз пошевелил губами и сделался еще бледнее. - Боже! Бедиан Тарпит поднял голову и, не веря своим глазам, смотрел на этого нежданного Балора. Он один во всем городе должен был знать, кто стоит в этих доспехах. - А кто заплатит? - взвизгнул он. - Ты заплатишь! - От божественного гнева, казалось, содрогнулся весь храм. - Завтра мы разгромим форканцев. Ступай и отвори двери своих амбаров, Бедиан Тарпит! Ступай и установи цену на хлеб такой, какой была она в это же время год назад. Ну! Тарпит поднялся на ноги. На мгновение мне показалось, что он начнет спорить, ибо он попытался расправить плечи. Но то ли он разглядел бога под обличьем сына, то ли понял, что сопротивление в таких обстоятельствах подобно смерти, ибо жрецы растерзают его на части... Он послушно поклонился и побрел вниз по лестнице, ссутулившись, как древний старик. Балор снова обратил взор на мертвенно-бледного военачальника. - Окажи нашим союзникам всю потребную им помощь, ибо они понадобятся нам. Все, что они попросят, дай им и не проси ничего взамен. Сегодня битвы не будет. Собери их вождей, ибо мы хотим говорить с ними. Арксис, шатаясь, побрел по бесконечной лестнице следом за Тарпитом. Это была весьма впечатляющая демонстрация божественной мудрости. Разумеется, ни о какой битве сегодня не могло быть и речи - кто будет сражаться по колено в грязи? Даже мелкий бог вроде Роша мог догадаться об этом. Ну и каково это - быть богом? В первую очередь это очень утомительно. Приходится все время улыбаться одной и той же загадочной улыбкой. Порой становится не по себе - при мысли, что ты абсолютно наг, особенно когда в толпе окружающих тебя смертных много красивых девушек. Приходится почти все время молчать, что мне показалось особенно невыносимым. Приходится все время бояться того, что все отчаянно хотят от тебя чего-то. Приходится стоять рядом с Балором и смотреть. Конечно, ведь История всегда следует за Войной. Никто не спорил с ним, и - насколько я могу судить - он не сделал ни одной ошибки. Если вам хочется верить, что Джаксиан Тарпит просто исключительно сильный человек с неплохими актерскими данными, мне мало что есть привести в доказательство обратного. Был, конечно, инцидент с Львиногривом, который и убедил меня. Он знал вещи, которых никак не мог знать. И раз или два за этот долгий день я стал свидетелем других неожиданных проблесков - особенно когда вожди беженцев пришли поклониться своему новому командующему. Пожилого царя Форбина он решительно отверг даже раньше, чем объявили о его приходе. - Уберите этого! - прорычал он, ткнув в дверь пальцем в металлической перчатке. - Что толку нам от дрожащего труса, доспехи которого насквозь проржавели от мочи? Уберите его и приведите нам крепкого сына его - того, что косоглазый! Коренастый парень с косящим левым глазом протолкался через толпу и преклонил колена перед богом войны. - Вот ваш предводитель, - объявил Балор, и парень расплылся в улыбке гордости и восхищения, а с ним и все остальные представители Форбина. И посланники Полрейна... - Царевич Обелиск? - скептически хмыкнул Штах. - С каких это пор в роду Пуэльтинов завелись царевичи? Сильно покраснев, коленопреклоненный воин пробормотал что-то насчет царской семьи, полностью перебитой при Гизате. - Смотри, чтобы твой придворный чин не рос быстрее, чем слава воина, - посоветовал бог, и все присутствующие ухмыльнулись. Когда полрейнцы собрались уже уходить, Штах поманил к себе того самого Пуэльтина Обелиска. Воин с опаской приблизился. Это был рослый, грозного вида человек; не будь рядом бога, он казался бы здесь главным. Только я расслышал то, что случилось за этим. - Сегодня в твой отряд запишется человек по имени Ториан. - Ториан, Боже? - Мужественное лицо воина просветлело от радости. - Львиногрив? Значит, это правда, что он спасся? - Львиногрив погиб. Это самый обыкновенный Ториан. Ты направишь его в самое опасное место. Обелиск покорно кивнул, больше ничего не спрашивая. Но остальная часть дня прошла скучно. Этой ночью я как гостящий бог спал со всеми удобствами в храме. Верховная жрица послала прислуживать мне очень хорошеньких послушниц. По древнему закону, да и по естественному влечению жрица не может отвергать бога. Однако оставалась еще проблема обязательств перед будущим ребенком - дара, которым бог должен наделить своего смертного отпрыска. Неохотно решил я, что выбирать любимчиков будет несправедливо. Весьма неохотно! Уже тогда я понимал, что не смогу долго выдержать эти божественные штучки. Еще я обнаружил, что богам не снятся сны. В самом деле, что может сниться богу? На самом верху надвратной башни расположена смотровая площадка с низким парапетом. Там, в холодных лучах рассвета, стояли, глядя на то, как Балор выступает со своим войском из Занадона, верховная жрица Саньяла и бог истории. Цокали копыта, лязгала бронза. Трубы и барабаны сотрясали воздух. Распевая свои боевые песни, юные смельчаки маршировали, высоко подняв головы. Они нисколько не сомневались в предстоящей победе, ибо кто может победить их, если их ведет на бой сам бог войны? И возможно, они помнили еще и то, что бог истории смотрит на них. Должны бы помнить - такое не забывается. Стоя на такой высоте, я чувствовал себя очень и очень неуютно. Когда войско вышло наконец за городские стены, все вернулось в норму - они удалялись спиной ко мне, но все время, пока они маршировали по Большому Проспекту, я старался сам держаться спиной к ним. Жаль, что парапет был недостаточно высоким, чтобы... в общем, жаль, что он не был выше. И кроме того, мне свело скулы от непрерывной загадочной улыбки. Все городские стены, насколько хватало глаз, были усеяны женщинами и детьми. Я горько сожалел, что не настоял в свое время на набедренной повязке, как бы это ни противоречило традиции. Я мог бы догадаться о последствиях, когда Старший Братец Кразат принимал решение. Но это был мой единственный шанс поговорить наедине с Саньялой, то есть с Шалиаль Тарпит. - Вы больше не сомневаетесь? - спросил я. Она искоса посмотрела на меня из-под длинных ресниц. - В чем, Боже? В победе? Ни капельки! - Я думаю, в победе мы все можем не сомневаться, - согласился я. - Форканцы шали перед собой саранчу, так что должны уже голодать. И отступать они могут только на запад, а даже это означает победу Занадона. Нет, я имел в виду совсем другое. - Тогда что же, Боже? - Пожалуйста, не зовите меня так! Вы знаете, что Балор на самом деле ваш брат, а я всего только меняла историй. - Я знаю, что ты меняла историй, Боже, но мне кажется, ты больше, чем просто меняла историй. - Я - это я, и всегда только я, - сердито фыркнул я. - Джаксиан... ну, Джаксиан кажется двумя разными людьми. - Он всегда был двумя разными людьми. То павлином, то каплуном, подумал я, но вслух не сказал. Она тоже молчала. - Конечно, - предположил я, - можно ожидать некоторой нервозности от человека, влюбившегося в собственную сестру. - Это не я! - резко сказала она. - Это все отец. Джакс был совсем мальчиком, когда уехал отсюда. И всю его взрослую жизнь отец был для него чем-то вроде далекого бога, посылающего приказы... И когда он вернулся, он снова оказался мальчиком. Нет, Боже, в этом нет моей вины! Ты, должно быть, заметил, как он заикается? Это отец со своими придирками и упреками тому причиной. Я собрался было поспорить, но потом понял, что она права. Одно упоминание об отце заставляло Джаксиана блеять как овца, но в трактире, когда мы говорили только о Шалиаль и их любви, голос его звучал ровно. - Теперь он уже целых три человека, - сказал я. - Или два человека и бог. Но что из этого? Я видел, как он творил странные вещи и открывал странное знание... но как могу я быть уверенным? Я пришел сюда, чтобы увидеть бога. Я ожидал огней и блеска. Я ведь до сих пор сомневаюсь, Шалиаль. Может, я просто наблюдаю за спектаклем великолепного актера? Мой вопрос был дерзким, чтобы не сказать еретическим, и единственный ответ, который она могла мне дать, - это счастливая улыбка. - Вчера я раз или два видел самого Джаксиана, - не успокаивался я. - Наверное, и вы тоже? - Я допытывался изо всех сил, ибо у бога тоже есть свои обязанности. Она одарила меня еще одной терпеливой, загадочной улыбкой. - Я не слышала, чтобы он заикался, Боже! Но да... Иногда он действительно был Джаксианом. - Тут она покраснела; краска набежала на ее лицо, как тень от тучи на равнину. Но она твердо встретила мой взгляд, и я первый отвернулся и стал смотреть на удаляющееся войско. Я не осмеливался спросить, что такого делал вчера Джаксиан, когда возвращался. Значит, Балор приходит и уходит? Возможно, ему надо принимать участие и в других войнах. Земля еще недостаточно просохла после дождя, и пыли не было, но форканцев можно было разглядеть как темное пятно, расползающееся от горизонта. Занадонцы строились в боевой порядок. - А потом? - решился я. - На сколько Балор задержится здесь? - Почему бы тебе не спросить об этом его самого, Боже? - Почему ты не отвечаешь богу? Она слабо улыбнулась, не сводя глаз с медленно движущихся колонн на равнине. - Неплохо сказано! Я не спрашивала его, но могу поделиться с тобой моими предположениями. - Спасибо на этом. - Мне кажется, Балор покинет нас вскоре после битвы. Мне кажется, Джаксиан уедет через несколько дней. - А мне кажется, - сказал я, когда она замолчала, - что многие не устояли бы перед соблазном остаться и править. Но Джаксиан не из таких, и мне кажется, что жрецы тоже не будут долго терпеть подмену. - Свидетельством тому служили кости в подвале, но я не был уверен в том, что она про них знает. - А что с Рошем, Боже? Насколько он задержится у нас? - Ровно настолько, сколько надо, чтобы найти хоть какую-нибудь одежду! Она рассмеялась. Мне нравилось, когда она смеялась, ибо смех ее снимал с моих плеч бремя божественности. От него становилось светлее. - История и приливы не ждут. Другие важные дела ожидают меня. Она не стала спрашивать, что это за дела, хотя я думал, что она спросит. Минуту мы постояли молча, и я заметил на ее глазах маленькие звездочки-слезинки. - Джаксиан вернется в Ургалон? - спросил я. - Он был очень счастлив там. - А верховная жрица Саньяла? - безжалостно спросил я. - Она должна остаться в Занадоне и служить городу? Насколько это возможно для одного человека, она будет править им. Ее отец должен очень гордиться тем, чего добился. Она никогда не сможет уехать, а Джаксиан никогда не сможет вернуться. Что за сложные создания эти смертные! Джаксиан Тарпит просто крайний случай. При всей своей подлости его отец не лишен был чувства юмора и мог даже искренне верить в то, что печется о нуждах города, когда замышлял посадить свою дочь на трон верховной жрицы. Фотий - гнусный убийца - был одновременно и великолепным бойцом сверхчеловеческой храбрости. Ториан, закаленный в боях герой, оставался все же человеком и в силу этого проявлял слабость: дважды отказывался он умереть за честь. И я - я, Омар, неутомимый искатель правды - поднял искусство обмана на недосягаемую, святотатственную высоту. И только Шалиаль Тарпит была пряма и чиста. Я не сомневался, что она останется верна обетам, принесенным Майане... Тут я увидел, что Шалиаль Тарпит смотрит на меня со странной улыбкой. - Но, Боже! Верховная жрица должна подавать пример своим младшим сестрам и послушницам. Останься я здесь, только представь себе, что за скандал выйдет! - Какой еще скандал? - удивился я. Ее улыбка сделалась шире, и я вспомнил, что бывает, когда бот любят смертных. Конечно же, Шалиаль не сможет оставаться верховной жрицей - она вообще не сможет жить в Занадоне. - О! Но он ведь будет наделен дарами, правда? - Она! - твердо заявила Шалиаль. - Балор говорит, что его сыновья такие большие, что их почти невозможно выносить. Ужасно хлопотно, говорит он. Тут мы оба начали смеяться, и женщины с детьми, стоящие на стенах, удивленно смотрели на нас, слыша, как верховная жрица и святой Рош заходятся от веселого смеха. Нет, самым тяжелым из того, что я перенес, будучи богом, было то, что я не мог обнять ее и прижать к себе, как мне этого ни хотелось. Будь на мне хоть набедренная повязка, я бы рискнул. История этой битвы хорошо известна, так что я не буду утомлять вас подробностями. Я видел почти все сражение, но с большого расстояния, так что кровь, вонь и ужас войны не коснулись меня. На расстоянии это казалось скорее медленным танцем или величественным приливом. Форканцы попали под жернова Кразата и были перемолоты. Кто может биться против бога войны? Вооруженные длинными мечами, верхом на крепких и выносливых лошадях, форканцы не встречали еще в Пряных Землях никого, кто мог бы устоять перед их натиском. Не встречали до тех пор, пока не наткнулись на бронзовую стену Занадонского войска. Они накатили темной волной и разбились брызгами о скалу. Поворачивая, чтобы перестроиться, они обнаружили, что путь им преграждает вспухшая от дождей Иолипи. И тут с обеих сторон на них обрушились беженцы. Воины Занадона встали неодолимой стеной с одной стороны, река стискивала их с другой, и форканцы оказались в западне, без надежды на пощаду. Кразат считает, что воевать надо решительно. Форканские воины всегда отличались беспощадностью; не ожидали они пощады и от врагов. Форканские женщины слишком уродливы, чтобы кто-то пожелал их даже в качестве рабынь. К закату воды Иолипи сделались красными, последний форканский ребенок был убит, и орда навсегда ушла в прошлое. Молодая луна только-только взошла на западе, когда Балор под бурю восторженных возгласов проехал по Большому Проспекту. Не так-то просто кричать во всю глотку, лежа лицом в пыли, но горожанам Занадона это удавалось блестяще. И так поступали и богатей, и сановники, и даже жрецы. Не задерживаясь, прошел он прямо в покои верховной жрицы, где мы с Шалиаль ждали его. Тут он рухнул... Мы стащили с него все эти невероятные доспехи, оставив Джаксиана Тарпита лежать на ковре в окружении груды бронзы и насквозь пропотевшего нижнего платья. Его борода и волосы свисали мокрыми прядями, во многих местах кожа стерлась до крови, а лицо было серым от усталости. Шалиаль опустилась на колени и вытерла ему лицо. - Боже? - испуганно прошептала она. - Что тебе нужно, Боже? - Вина, - пробормотал он. - И жратвы. Целый день не ел. И помыться тоже не помешало бы. Мы принесли ему все это, ибо давно приготовились к его приходу. Он хлебнул вина и чуть приободрился. Шалиаль омывала его, а я совал ему в рот еду - жуткое количество еды. Он ел, как оголодавший конь. Он ел даже лежа на животе, пока она протирала ему спину и делала массаж. Потом он отодвинул остатки еды, а Шалиаль окончила массаж. Он все еще сидел на полу - великан, усталый от тяжелой битвы. Его веки слипались. Он озадаченно смотрел на меня с минуту, как бы раздумывая о чем-то. Потом вспомнил. - Он жив. Показал себя хорошо. Он неплохо начал. - Спасибо, - сказал я. - Что начал? Джаксиан устало покачал головой: - Понятия не имею. О ком это мы? Это все, что я знаю. - Ты можешь дойти до кровати, Боже? - тревожно спросила Шалиаль, опускаясь на колени. Я подумал, сможем ли мы с ней поднять его вдвоем, и решил, что, возможно, и сможем, но пробовать мне не хочется. - Думаю, что смогу, - пробормотал он. Он уперся рукой в пол, чтобы подняться, но снова осел. Шалиаль покосилась на меня. - Бог ушел? - спросила она, прикусив губу. - Он сделал свое дело, любовь моя. Она кивнула. Джаксиан призывно надул губы. Она наклонилась и подарила ему невинный поцелуй. Он обиженно тряхнул головой. - Нет, это слишком похоже на обычную сестру. Она попробовала еще. - Ага! - вскричал он, вскакивая на ноги и увлекая ее за собой. Он крепко обнял ее, и они страстно поцеловались. Я пошел к двери. Проходя мимо них, я похлопал его по плечу. - Что-нибудь еще нужно? - спросил я. - Может, немного тамариска? - Вон! - страшным голосом взрычал Балор. Я выскочил как испуганный заяц. Когда я закрывал за собою дверь, я услышал смех и скрип кровати. По дороге из покоев я задержался обернуть вокруг бедер полотенце. Так я почувствовал себя гораздо лучше. Нет, я, право же, начал понемногу возвращаться к реальности, словно в первый раз за два дня проснулся или протрезвел. Мир сделался отчетливее. Я видел древние камни храмовых стен и пляшущие язычки свечей. Я чувствовал запахи старого мыла, и прокисшего супа, и кожи, и еще - чуть-чуть - слабый запах тамариска. Я слышал далекое пение - храм продолжал жить своей повседневной жизнью, как жил тысячи лет, с тех пор как на этом месте не было ничего, кроме тамарисковой рощи. Я мог представить себе эту рощу так отчетливо, словно видел ее своими глазами. Выйдя в прихожую, я столкнулся лицом к лицу с мерзким верховным жрецом. Он казался встревоженным и усталым, и его необъятная алая хламида покрылась пятнами пота. Он опустился на колени, но сделал это скорее на случай, если кто-нибудь еще войдет в помещение. Он смотрел на меня взглядом, который истинно верующий счел бы по меньшей мере недостаточно уважительным. Возможно, он и боялся Балора, но моя улыбка никогда не была достаточно загадочной, чтобы убедить Нагьяка. Он понимал, что я - простой смертный, самозванец, и я не надеялся, что он будет долго терпеть меня. - Какие-нибудь проблемы, святой отец? - весело спросил я. Он задумчиво пожевал губу и решил поиграть в маскарад еще по меньшей мере несколько минут. - Нет, Боже. Что, Балору Бессмертному нужно еще что-нибудь от нас? Или там всего достаточно? - Он едва не лопался от невысказанных вопросов и опасного негодования. И возможно, от страха - но не слишком. - Мы считаем, что он не желает, чтобы его тревожили сегодня ночью. Впрочем, у нас самих есть несколько просьб. Его пухлое лицо подозрительно нахмурилось; наголо выбритый череп блестел в свете свечей. - Все, что пожелает Ваша Божественность, - приказ для нас, - ответил он с прямо-таки трогательным отсутствием искренности в голосе. - Что, городские ворота заперты? Ага! Он расплылся в хитрой улыбке. - Полагаю, что так, Боже. - Но, надеюсь, у вас найдется моток крепкого каната и парень покрепче, чтобы втянуть его потом обратно? А еще повязка попристойнее и пара сандалий? Горсть мелочи и мешок снеди - не слишком большая плата за оказанные услуги. Видишь ли, мы намерены лично осмотреть поле сражения, чтобы сохранить это для истории. - Полагаю, это можно будет устроить. - Мерзко улыбаясь, он поднялся на ноги. - Вы нас покидаете? - Именно так. Я даже заключу с тобой сделку. Жрецы обожают сделки так же, как купцы - золото, а воины - кровь. Он довольно потер руки. - Д