ный класс?_ И опять одно слово, произнесенное тем же жутковатым, мурашки по коже, голосом, слово, произнесенное ясно и отчетливо, но настолько невероятное, что хотелось переспросить. - Восьмой, - сказал Седрик. Макьюэн, пожалуй, так ничего и не заподозрил, но в острых, как шило, глазах Багшо промелькнуло сомнение. - Ну и что же теперь, Шпрот? Блинчики, бекон, бифштекс, кофе, тосты, яичница - или бабушка? - Какие у тебя большие зубы, - обреченно пожал плечами Седрик. - Верно! Багшо снова бросился в коридор. Седрик поплелся следом, пытаясь решить, не был ли вопрос свекловидного телохранителя новой проверкой, в который уже раз пытаясь прозреть свое будущее, - и даже не пробовал угадать, для какой же это работы нужен первый оперативный класс. 8. САМП, 7 АПРЕЛЯ Уиллоби Хейстингз не ездил в индусах с две тысячи тридцать шестого года, когда одна из этих штук не смогла толком защитить его от взрыва. Все обошлось более-менее благополучно, врачи заменили кости ног, перемолотые почти в порошок, на надежную синтетику, однако доверие к индусам исчезло. Он редко куда выбирался, а если уж приходилось, то предпочитал кавалькаду бронированных "кадиллаков". Люди, желающие с ним встретиться, приезжали сами. Хейстингз был Генеральным Секретарем. Коммуникатор разбудил его ни свет ни заря, сообщения Агнес передавались без промедления, все они имели первоочередную важность. Как и обычно, старушка использовала один из их личных кодов - настолько простой, что для работы с ним хватало карманного компьютера. Даже самые изощренные из систем с трудом раскалывали тексты, написанные с грубыми грамматическими ошибками, а результат дешифровки выглядел следующим образом: "Приижай суда хароши новасцы". "Приезжай сюда, хороший. Новости"? Нет, скорее уж: "Приезжай сюда. Хорошие новости". Куда приезжать? Когда приезжать? Все стало понятно по прочтении ежеутренней сводки важнейших новостей, рутинно подготовленной референтом, - Агнес назначила на полдень пресс-конференцию. Она хочет, чтобы он присутствовал, но не говорит, в чем там дело. Возможно, боится, что кто-нибудь перехватит сообщение. Или играет в какие-то свои игры. В какие именно - это под силу угадать разве что Господу Всевышнему. Хейстингз почитал Агнес как одного из величайших махинаторов в истории человечества, искренне гордился многолетним сотрудничеством с такой великой личностью и, конечно же, не мог устоять перед искушением еще раз понаблюдать ее в действии. Кроме того, он питал к Агнес Мюррей Хаббард некую странную привязанность. Ни одной, кроме Агнес, женщине никогда не удавалось переиграть его в постельной политике. И уж конечно, ни к кому на свете, кроме Агнес, не побежит он, высунув язык, по первому зову, как собачка на свист. Понять ситуацию - это было главное. После озарения Хейстингзу потребовалось всего несколько секунд, чтобы заказать транспорт и отменить с десяток намеченных встреч. Полусонные, полувыбритые, полузастегнутые немцы, примчавшиеся на неожиданный вызов, пробудили у него искреннее, чуть злорадное веселье. Дергать подчиненных - вечное и неотъемлемое право начальников. Даже обязанность - так, во всяком случае, считают очень многие. Но не успел "кадиллак" пересечь последнее минное поле, как Хейстингза начали мучить сомнения. Не обманывай себя, будто ты торопишься помочь Агнес - или бежишь, задрав хвост, по зову старого чувства - или, уж тем более, хочешь еще разок понаблюдать ее в боевой обстановке. Ты просто надеешься, что она милостиво предоставит тебе место на невесть откуда взявшемся спасательном плоту. Нужно было позвонить сперва, повыламываться. Слишком уж горячая готовность на все может вызвать у нее сомнения. Усталый старик, мечтающий о поддержке и утешении. Глупость, немереная глупость! Агнес Хаббард не просят о помощи. Эта женщина презирает слабость. Только покажи, что ты размяк, что не можешь больше быть надежным союзником, - она тут же вцепится тебе в глотку. Возможно, уже вцепилась, просто ты еще этого не почувствовал. Возможно, ты поспешаешь на собственные похороны. Акулы кружили все ближе. Он знал это уже много месяцев - и не видел никакого спасения. Китай настроился признать Всемирный Парламент. ООН исчезнет если не сразу, то самое позднее, когда Ольсен Паращук Чен проведет и выиграет всеобщие выборы. С уходом ООН уйдет и Уиллоби Хейстингз - и, само собой, Агнес Хаббард. Нет сомнений, что она прекрасно понимает опасность и пытается что-то предпринять. Только надежда получить утешение, надежда услышать, что Агнес снова придумала план, который спасет их обоих, и вырвала сегодня Хейстингза из привычной рутины. Один в роскошном салоне машины, лежа на сиденье, он долго размышлял, не стоит ли отменить поездку и вернуться. Вывод был очевиден с самого начала - любое проявление нерешительности лишь усугубит и без того тяжелую ситуацию. Погода - вот единственное, что хоть немного радовало: синоптики классифицировали дождь как "безвредный", а поток ультрафиолета был рекордно низким для весны. Миля за бесконечной милей тянулись трущобные поселки, долины, превратившиеся в протоки речной дельты, соленые озера, бывшие когда-то фермерскими полями. Ничего приятного для глаза, ничего, способного развеять мрачное настроение. Хейстингз смотрел телевизор. Затем референты передали очередную сводку новостей. Индийское правительство, засевшее в Дели, отзывает свою делегацию из ООН и разрешает провести выборы представителей в Парламент. Чушь - делийское правительство не контролирует практически ничего, кроме своей столицы, а прочие правительства, оспаривающие власть над Индией, и так поддерживают Парламент, все как один, который уже год. Примеру делийцев может последовать одно из японских правительств. Вот это уже посерьезнее. Центр Института трудно было назвать отрадой для глаза - старые, унылые здания, многие из них построены еще в начале двадцатых. Ко времени создания Института необходимость селиться на высоких местах стала уже очевидной для всех, поэтому он, в отличие от большинства крупных организаций, ни разу никуда не переезжал. Обшарпанность Центра была еще одним болезненным воспоминанием о возрасте, о годах, ушедших с того времени, когда Уиллоби Хейстингз и Агнес Хаббард встряхнули мир за шиворот, вбили в его дурную голову хоть малую толику здравого смысла. Институту больше тридцати лет, а ведь Хейстингзу было уже сильно за пятьдесят, когда неким сонным августовским вечером он протащил этот мандат через голосование ни о чем не подозревавшей Генеральной Ассамблеи. Как сейчас помнятся вены, вздувшиеся на побагровевшей физиономии старика Де Джонга, тогдашнего Генерального Секретаря. - И стоило мне на минуту отвернуться! - орал толстый голландец. Но поезд уже ушел. Мандат на имя "Стеллар Пауэр" был одобрен, Агнес стала директором. Через несколько лет она сделала все от нее зависящее, чтобы усадить Уиллоби в освободившееся кресло Де Джонга. Старые, мать их, добрые денечки! И сам он тоже стар. Хейстингз хоть сию минуту ушел бы в отставку - не знай он, что не проживет потом и недели. За много лет накопилось много врагов. Старость, дрябло обвисшее брюхо, издевательски подчеркиваемое теперешней дурацкой модой на все в обтяжку. Хейстингз никогда не боялся хирургов, знал, что современные косметологи творят чудеса, - и старомодно презирал все их механические корсеты как бессовестное очковтирательство. А посему хранил верность своей доисторической фигуре. Старость напоминала о себе и мелким, недостойным раздражением на неизбежную задержку, на необходимость ждать, пока две охранные службы завершат свою неизбежную склоку. Ооновские копы в небесно-голубом, институтские копы в темно-красном - ну настоящие, прости Господи, немецкие овчарки - сверкали друг на друга глазами, злобно рычали, драли лапами ни в чем не повинный ковер. Необузданная фантазия юристов сделала Агнес Хаббард вроде как подчиненной Генерального Секретаря ООН и таким образом сильно затянула спор. В конце концов было принято то же, что и всегда, решение - Хейстингзу оставляют его охранников, однако они пойдут без оружия, под конвоем институтских громил. Старость проявилась и в глупом смущении, охватившем Хейстингза, когда его синтетические кости начали, как обычно, подавать сигнал тревоги, требуя объяснения, с какой это стати их подвергают неожиданным нагрузкам. Хромая по коридору в окружении дюжины разъяренных молодых мордоворотов, он непрерывно ощущал негромкое пощелкивание в правом колене. Протезы тоже стареют. Допотопная, почти нищенская обстановка. Даже изначально эти помещения не блистали особой роскошью, а теперь нарядные апартаменты самой богатой в мире организации казались старомодными и неухоженными. Агнес никогда не любила пускать пыль в глаза. В недалеком уже будущем власть перейдет к какому-нибудь ничтожному выскочке, уж он-то наведет здесь новые порядки. Вся эта рухлядь пойдет на свалку, за компанию с Агнес. А следом за Агнес - или даже чуть раньше - исчезнет и Уиллоби Хейстингз. Они вскарабкались к вершине власти по одной и той же веревке, вместе они и падут, не оставив после себя ничего, кроме имен в архивных файлах. Его провели в просторный пятиугольный кабинет. Многие ли из теперешних мятежников поймут сознательную иронию такой планировки? Бледно-персиковый ковер, либо тот же самый, что и в прошлый раз, либо другой, точно такой же, а уж пятиугольный черного дерева стол, размещенный точно по центру, - наверняка прежний. Агнес вышла навстречу. Серовато-голубой, в тон ее глазам, костюм - оригинальная модель Кейнга, либо Дома Луми. Снежная белизна волос, живые, остро поблескивающие глаза - все безупречно, как на картинке. Старела Агнес медленно, к тому же ее нелюбовь к внешним эффектам никогда не распространялась на уход за собственным телом. Стройная, подтянутая фигура, кожа на зависть многим молодым - ну как тут не восхитишься современной медициной. - Господин Генеральный Секретарь, я глубоко польщена такой честью. А вот кожу на пальцах так никто и не научился омолаживать. - Кажется, я пришел слишком рано... Шестерки скромно ретировались, чтобы не мешать беседе великих людей. Хейстингз наклонился, стараясь не слишком опираться на ненадежную правую ногу, тронул сухими, как пергамент, губами безукоризненно гладкую, упругую щеку, на чем формальности и закончились. Повинуясь небрежному взмаху руки, он осторожно опустился в кресло; Агнес села рядом. Все как всегда - и хладнокровная, почти бездушная оценка собеседника, прячущаяся за Обязательной улыбочкой, и почти ощутимый ореол нетерпения, словно она заранее знает, кто и что может сказать, а к тому же давным-давно приняла правильное решение. - Ты выглядишь просто потрясающе, ничуть не изменилась с прошлого раза. Сорок лет - и ни днем больше. - Чушь собачья. Ты не приезжал сюда лет, наверное, пять. - Агнес говорила с какой-то совершенно неожиданной горячностью. - Три с небольшим. Кроме того, мы встречались в посольстве НАСА, забыла? - Встречались. Ну так что ж, до пресс-конференции еще есть немного времени, успеем пообщаться. Надо же, прибежал сломя голову - очень, очень польщена. _Напомни мне на той неделе_. Последняя фраза была адресована Системе в ответ на какое-то конфиденциальное сообщение. Посетитель - совсем не основание прерывать работу. Техника широко распространенная, но вряд ли кто-нибудь пользуется ею лучше, чем Агнес. Некоторые просто притворяются, чтобы придать себе шибко деловой вид, а она, в молодые свои дни, могла одновременно читать восемьсот слов в минуту и участвовать в трехстороннем разговоре. - Спишем это на счет моего ненасытного любопытства. Две стены сплошь, от пола до потолка, заняты голограммами невероятных пейзажей - на фоне фиолетового неба вздымаются горные пики, одетые в светло-розовый лед. Запись, сделанная, скорее всего, в каком-нибудь мире с меньшим, чем на Земле, тяготением. Кабинет казался орлиным гнездом, высоко вознесенным над темной долиной. Хейстингз откинулся на спинку кресла и расплылся в неожиданной улыбке. - Чего это у тебя такая сенильная ухмылочка? - поинтересовалась Агнес. - Помнишь лыжи? Никогда прежде не задумывался, но вся эта новомодная, бессмысленно обтягивающая одежда - один к одному как лыжные костюмы, которыми мы пользовались в молодости. - Это я была тогда молодая, а не ты. Кроме того, на протяжении всей истории раз за разом одежда для отдыха превращалась, по прошествии нескольких поколений, в формальную. - Вот уж никогда не знал! - А теперь знаешь. Спасибо, Уилл, что пришел. - Может быть, ты скажешь мне, зачем я пришел? - Доверься мне, и все будет в порядке. Вот уж кто любого сфинкса за пояс заткнет! - Последние сто человек, поверившие тебе, давным-давно умерли. - Чушь, - покачала головой Агнес. - Некоторые из них и окоченеть-то толком не успели. Хейстингз расхохотался - годы ничуть не притупили этот язычок. Однако многолетний опыт общения с Агнес Хаббард ясно подсказывал: она изо всех сил сдерживает какие-то сильные эмоции. Напряженная резкость интонаций, в ниточку стянутые губы - ну все самые верные признаки. А чтобы взволновать старушку Агнес, нужно что-то из ряда вон выходящее. Так что сегодня игра по крупной. Нужно осторожненько закинуть удочку. - Все телевизионные каналы гудят, как растревоженные осиные гнезда. Джейсон Гудсон считает, что наконец-то нашелся мир первого класса. Пандора Экклес абсолютно уверена, что ты обнаружила разумную жизнь, а все остальные в панике, орут, что прорван санитарный кордон, что чудовища доедают Лабрадор и скоро двинутся дальше. Агнес раздраженно встряхнула головой: - _Передай это в Службу безопасности_. - Если ты подашь в отставку, я откажусь подписать твое заявление. А вот это было совершенно лишнее. Агнес окинула его оценивающим взглядом: - Хорошо, что ты приехал, Уилл - это придаст сегодняшним событиям более официальный и торжественный характер. Однако я должна предупредить, что некоторые моменты могут оказаться болезненными для твоей гордости. Зловещее, почти угрожающее замечание заставило Хейстингза задуматься. Так что же такое у нее запланировано? - Но в конечном счете я окажусь в плюсе? Пожатие плеч, почти равнодушное. Великолепная все-таки у Агнес фигура, а ведь старушке уже хорошо за семьдесят. - Надеюсь. Хотя есть определенный риск. - А когда твои махинации не были связаны с риском? Я сотни раз наблюдал, как ты буквально проскальзывала по лезвию ножа между Сциллой и Харибдой. - Что-то ты тут накрутил с идиомами, - недовольно поджала губы Агнес. - Так дай мне все-таки хоть какой-нибудь ключ. Внезапно сузившиеся глаза словно говорили о тщательно сдерживаемой ярости. Еще слава Богу, что Агнес никогда не позволит своим эмоциям влиять на поступки, а то слишком уж она сегодня дерганая. - Кутионамин лизергат. - В жизни не слыхал... подожди, подожди! А, ЛСД? Это же тоже вроде что-то лизергиновое. На лице Агнес мелькнуло удивление. - Спорынья? Ну да, - кивнула она, - все сходится. Тут тоже не обошлось без неких грибов... Ладно, придет время, и все узнаешь. Дальнейшие расспросы были бы пустой тратой времени; на несколько секунд в кабинете повисла тишина. - Может, мало денег? - неожиданно спросила Агнес. - Я бы сам спросил, - качнул головой Хейстингз. - Мы купили уже всех, кроме фанатиков. Только слишком уж их много, этих фанатиков. - Парламент? - Острый, ничуть не тронутый временем ум Агнес Хаббард мгновенно схватывал суть вещей. - Эта разнузданная шайка грошовых адвокатов? Все выборы были фальсифицированы! А если бы и нет - все равно эти самозванцы не имеют никакой легитимности. И никогда не имели. - Как, собственно говоря, и мы, - заметил Хейстингз. - Одностороннее упразднение Совета Безопасности было крайне сомнительным ходом. - Все это произошло задолго до тебя. _Приведи его_. - А при чем тут время? - усмехнулся Хейстингз. Агнес пренебрежительно отмахнулась, секунду помолчала и неожиданно разразилась невеселым смехом: - У тебя - Чен и Парламент, у меня - Гранди и ЛУК. - И они, само собой, уже спелись. - Возможно, - кивнула Агнес. - Но на этот раз дело зашло слишком далеко. Как это там в Писании: "око за око, зуб за зуб"? Выражение сероватых, как пасмурное небо, глаз заставило Хейстингза зябко поежиться. Перед ним мелькнуло видение Агнес со стилетом в руке, хладнокровно прицеливающейся под четвертое сверху ребро. Чье ребро? Он не мог отделаться от нелегкого подозрения, что, вполне возможно, его собственное. Дверь открылась. Агнес вскочила на ноги; было видно, что она с трудом сдерживает улыбку. - Плюнь на этих прохиндеев. Тут пришел человек, с которым тебе необходимо познакомиться. - Кто же это такой? - Твой внук. Кто?! - Я никогда... Ты хочешь сказать, у Джона и Риты... Но Агнес уже шествовала к двери. Тяжеловесный, одетый в красное немец остановился на пороге, настороженно оглядывая комнату - все ли здесь в порядке, можно ли пускать сюда подопечного. - Доктор Багшо! Вот же какие мы демократичные - охранникам две руки протягиваем. Фирменный знак директора Хаббард. - Директор? - изумился немец. А кто бы на его месте не изумился? Нет, уж этот-то громила никакой мне не родственник. Да и по возрасту он никак не годится Джону в сыновья. Тонкие, изящные пальцы Агнес вцепились в огромные, с детскую голову, кулаки немца. Она что-то говорила, но очень тихо - до Уиллоби долетали только бессвязные обрывки фраз: - ...Встречался с ней только однажды... рождественская вечеринка... долго беседовал... Теперь лицо охранника стало холодным и непроницаемым, как скала, его хриплый голос напоминал рокот далекой лавины. - Благодарю вас, директор. - Мы все соболезнуем вашей утрате, искренне разделяем вашу горечь - и негодование. - Заместитель Фиш сказал мне, что вопрос еще не закрыт. - Ни в коем случае. Понимающий кивок; на какое-то мгновение двое, стоящие у двери, застыли, глядя друг другу в глаза, без слов понимая друг друга. Способность Агнес порабощать мужчин ничуть не увяла с годами - если этот тип не был прежде преданным ее поклонником, теперь он таковым стал. Затем из-за спины немца появился долговязый юнец, с головы до ног обряженный в зеленое - словно гость из Шервудского леса. А может, дерево из этого самого леса. По розовой, совсем еще детской физиономии, смотрящей на Агнес сверху вниз, блуждала робкая, неуверенная улыбка. Парень был непомерно худой и непомерно высокий - под стать самому Хейстингзу, и даже повыше! Это впечатление усиливалось всклокоченной копной ярко-рыжих волос. Дорогой, от хорошего портного костюм ясно прорисовывал каждое ребро, каждый позвонок мосластого тела, да какого там тела - скелета. И чего это он выбрал себе такой кричащий - визжащий! - зеленый цвет? Совсем, что ли, сбрендил? Или дальтоник? Сын Джона и Риты? Возможно, согласился Хейстингз, вполне возможно. Но что бы там ни замышляла Матушка Хаббард, для чего бы она ни притащила сюда этого несчастного мальчишку, она не скажет сейчас правду, всю правду или хотя бы что-либо отдаленно напоминающее правду. Немец удалился, судя по всему, успокоенный этими загадочными соболезнованиями. Нескладный мальчонка получил для пожатия две руки и удостоился ледяной ослепительной улыбки. Немного помявшись, он неуклюже наклонился и тронул губами подставленную для этой цели щеку. Высокая, почти в средний мужской рост, Агнес не достигала и плеча своего внука. - Говорят, Седрик, у тебя была очень интересная прогулка. Мальчонка густо покраснел и потупился: - Прости, пожалуйста, бабушка. Я совсем не... - Простить? А за что тебя прощать? - Агнес развернулась и пошла к своему креслу. - Я тебя не послушался... - Конечно. Так поступил бы любой настоящий мужчина. Я очень рада, что мой внук - не какой-нибудь домашний хлюпик. - О! - Седрик облегченно улыбнулся, тремя длинными шагами догнал свою бабку - и застыл, увидев Хейстингза. - Ты знаешь, кто это такой? Отрицательное покачивание головы завершилось судорожным вздохом - есть лица, знакомые всем и каждому. - Генераль... Здравствуйте, сэр. Кивок головы, чуть не превратившийся в глубокий поклон. И тут до парня что-то дошло, костлявое лицо побелело, как полотно - полотно, густо покрытое россыпью тускло-желтых веснушек. - Уиллоби Хейстингз? Мой отец... Он с мольбой взглянул на бабушку. На женщину, которую считал своей бабушкой. А как оно на самом деле? Хейстингз не был ни в чем уверен. - Твоего отца звали Джон Хейстингз Хаббард. А это - твой дедушка. Уиллоби поднялся - поднялся медленно, ни на секунду не забывая о протезах, - и протянул Седрику руку. Мозолистая, с грязными ногтями лапа оказалась на удивление сильной. - Огромный почет для меня, сэр. Я никогда не догадывался. Глаза серые, очень широко расставленные, совсем как были у Джона, в глазах этих - вполне понятная обида. - Я тоже, малыш. Агнес, ты можешь нам что-нибудь объяснить? Очередное потрясение. Интересно, понимает ли старая лиса, что она делает со своей несчастной жертвой? Впрочем, парень молодой, в его годы и не такое можно вынести. Только очень опытный наблюдатель смог бы догадаться, что жесткая прямолинейность Хейстингза застала Агнес врасплох. - Твой, Седрик, отец не очень ладил со своим отцом. Именно потому доктор Хейстингз не был проинформирован о рождении внука. Я уважала волю твоих родителей, однако теперь ты уже взрослый и можешь сам принимать решения. Легко и непринужденно Агнес усадила Седрика посередине, - между собой и Хейстингзом. Предстояло избиение младенцев, однако, наблюдая за действиями этой высокой профессионалки, Уиллоби словно возвращался в старые добрые дни. Он уже почти не жалел, что приехал в Институт. - Мне очень лестно иметь двух таких выдающихся предков, бабушка... дедушка... - Парень попал в совершенно дикое положение, его голова непрерывно крутилась из стороны в сторону. - Расскажите мне, пожалуйста, про мамину семью. - Все это ты сможешь узнать у Системы, - твердо отрезала Агнес. - _Запускайте в зал_. И - ни слова больше. Игра в молчанку, понял Уиллоби, очередное испытание. Он пытался понять происходящее - и не мог, то ли из-за старости, то ли по какой другой причине. Присутствие предполагаемого внука приобрело неожиданно большое значение - ведь Агнес что-то там говорила о возможном унижении. Очень не хотелось быть пассивным участником непонятного сенсационного спектакля, замышленного старой интриганкой. А если взять и уйти - что тогда она? Не простит? Станет врагом? Возможно, это смешает все ее планы. А все-таки действительно эта зеленая жердина - внук, сын Джона? И как это она умудряется играть во столько игр одновременно? Странные соболезнования, эпохальная пресс-конференция, нежданное явление якобы внука: что это все такое - отдельные сюжеты или части единого целого? А как сюда относится то, язык сломать можно, химическое соединение? Или Джулиан Вагнер Гранди с его пресловутой Лигой ученых и конструкторов? Молчание становилось невыносимым: несчастный мальчишка беспокойно крутился, глядя то на свою, так сказать, бабку, то на своего, так сказать, деда; костяшки грязных лап, сжимающих подлокотники кресла, побелели. Ну вот, сейчас заговорит, подумал Хейстингз, заметив, что крупный, резко выпирающий кадык Седрика судорожно задергался. - Бабушка, а у тебя что, есть для меня работа? - Да, по связи со средствами массовой информации. Хейстингз едва не расхохотался. Вряд ли у кого на Земле были худшие отношения с информационными агентствами, чем у Агнес - и это ей нравилось. На тощей шее Седрика вздулись жилы. - Я всегда хотел стать разведчиком, как папа. Разведчиком? Да какой же чушью пичкала она мальчонку все эти годы? - Слышала я, слышала, - брезгливо скривилась Агнес. - Ты мне своей разведкой все уши прожужжал. Это у вас наследственное, не знаю только, от кого. Во всяком случае, не от меня. Вот такая же зацикленность на разведке и поссорила твоего папашу с твоим дедом. Врет, врет на все сто процентов - и хоть бы глазом моргнула! Спорить, возражать, говорить, что дело обстояло совсем не так? Но тогда можно испортить Агнес всю ее непонятную игру. Странно только, что старая хищница занялась такой легкой добычей, как этот мальчонка, - скорее всего, она готовит его на съедение кому-то другому. Седрик повернулся, с опаской взглянул на своего предполагаемого деда, затем нахмурился, встал, отодвинул кресло на пару шагов и снова сел. Поздновато, но все же неплохо - если учитывать обстановку. - Ты умеешь читать и писать? - поинтересовалась Агнес. - Конечно. Костяшки пальцев, вцепившихся в подлокотники, снова побелели. Где же это она прятала своего не известного миру внука - если, конечно, он и вправду внук? В питомнике, почти наверняка - в питомнике. А тогда зеленый - самый подходящий для него цвет. Читать-писать? Удивительно, что парень умеет связно говорить. - Вот и прекрасно! Я хочу приставить тебя к связям с общественностью. Чиверы говорят, что ты очень контактен. Ты нравился буквально всем - от рабочих на ферме до маленьких детей. Седрик Хаббард побагровел и мучительно сморщился - как сделал бы на его месте любой молодой парень. - Бабушка, но я же... - Например, - твердо оборвала его Агнес, - у нас бывают важные посетители. Сегодня вот приезжает некая принцесса, а значит, кто-то должен ее сопровождать по Институту и все такое прочее. Твоя, кстати, ровесница. Рот Седрика беззвучно распахнулся. Как у рыбы, вытащенной на песок, посочувствовал Хейстингз. А принцесса - еще один элемент все той же игры. Нетрудно, кстати, догадаться, откуда приедет эта принцесса. И в такой-то момент старая карга рискнула привлечь к себе внимание информационных агентств! Поразительно, просто поразительно! Скорее всего, она задумала какой-то отвлекающий маневр - что-нибудь дикое, кошмарное. У Хейстингза упало сердце - только полный, законченный идиот может довериться Агнес Хаббард, когда у нее такое настроение. Эта сумасшедшая баба способна на все. Негромкое предостерегающее "дзинь!", и на дальней стороне пятиугольного стола появилась голограмма пухловатого человека с бледным, одутловатым, каким-то недопеченным лицом и волосами, поблескивающими, как вороненая сталь. - А... - кивнула Агнес. - Седрик, я хочу познакомить тебя с ответственными сотрудниками Института. Это - заместитель директора Фиш, возглавляющий Службу безопасности. Седрик вскочил на ноги, перегнулся через стол, протянул руку для приветствия - и только тут понял, что выставляет себя идиотом. - Доброе утро, господин Генеральный Секретарь, - масленым голосом пропел Фиш. Масленым, как купоросное масло [или олеум, - концентрированная серная кислота]. - Господин Хаббард? Надеюсь вскоре встретиться с вами во плоти. Насколько я понимаю, вы намерены посетить Кейнсвилл в самом ближайшем будущем. - Э-э-э... - Седрик густо побагровел и взглянул на свою бабку (?). - Завтра, - кивнула Агнес. - Завтра, сэр. Лицо Лайла Фиша оставалось безобидным и невыразительным, как тарелка манной каши. Он подслеповато вглядывался в Седрика сквозь чудовищно толстые очки, не дающие рассмотреть его собственные глаза (что и являлось, если верить злопыхателям, единственным предназначением этого оптического прибора). Он был по-собачьи предан Агнес. И он был одним из трех на Земле людей, вызывающих у Уиллоби Хейстингза искренний страх. Ловкий убийца со слащавой, почти подобострастной улыбочкой. Едва закончился ритуал взаимных приветствий, как прозвучало новое "дзинь!", появилась новая голограмма, и все повторилось. За последние годы Рудольф Мур совсем высох и обесцветился. Впрочем, он и всегда был тихим, совершенно непримечательным - блестящий финансист, создатель и руководитель грандиознейшей в истории человечества сети взяток и подкупа. Пламя звезд, струящееся сквозь трансмензор в Кейнсвилл, давало энергию всей земной цивилизации, и, как однажды прикинул Хейстингз, по крайней мере десять процентов прибыли распределялись Муром налево, в обход всех законов и учета. Уже четверть века этот поток грязных денег помогал им всем - Хейстингзу в особенности - удержаться на вершине власти. На верху кучи яростно рычащих, рвущих друг у друга горло собак. Царскую волю Агнес воплощала в жизнь команда из четырех помощников, известных в Институте как "всадники". Впрочем, один из "всадников" был в действительности всадницей; она появилась в кабинете лично - после того, естественно, как ее немец обследовал помещение на предмет возможных опасностей. В молодости Мэри Уитлэнд являла собой истинное воплощение Матери-Земли. Каждый сталкивающийся с ней мужчина мгновенно преисполнялся уверенности, что эта огромная, черная, откровенно чувственная красавица прямо-таки рвется его изнасиловать. Театр, не более - ооновская Служба безопасности, знающая все про всех, уверенно утверждает, что Мэри и по сю пору девушка. Старомодная галантность заставила Хейстингза встать, несмотря на страдальческие протесты протеза. А все-таки только ли потому женщины сохраняются много лучше мужчин, что тратят больше денег на ремонтные работы, или есть тому какая-то более глубокая причина? Мэри Уитлэнд была неподвластна годам. От ее приветственных воплей закладывало в ушах, как от рева стартующей ракеты, на черном лоснящемся лице цвела широчайшая улыбка. Раскинув массивные руки, она подбежала к Генеральному Секретарю ООН и заключила его в страстные объятия. При виде такой сцены, внутренне усмехнулся Хейстингз, неподготовленному человеку впору скромно потупиться, чтобы не мешать встрече изголодавшихся друг по другу любовников. А вот что бы делал тот неподготовленный человек на моем месте? - Ну как же здорово, что ты, Уилл, к нам приехал, - раз за разом повторяла Мэри, не выпуская Генерального Секретаря из объятий, прижимаясь щекой к его груди, молотя его по спине. - Это ж сколько мы не виделись! Ну какой же ты молодец, что приехал... Единственный в кабинете неподготовленный человек, Седрик, стоял все это время с отвисшей челюстью и взирал на происходящее круглыми, как пуговицы, глазами. Именно он и стал следующей жертвой экспансивной помощницы своей бабушки. - Ну какой же ты красавчик! - возопила Мэри, бросив изрядно помятого Хейстингза. - Иди сюда, мамочка тебя поцелует! Седрик отважно шагнул вперед - и тоже получил обработку по полной программе. Интересно, что бы было со мной, попади я в подобную ситуацию в его возрасте? - спросил себя Хейстингз и не смог ответить - мозг отказывался мыслить о немыслимом. И ведь все это задумано заранее - у Агнес случайностей не бывает. Проверка? Чего проверка? И зачем? И кому она нужна, эта проверка? Во всяком случае, не самому парню. Откуда-то из давних университетских времен всплыл полузабытый технический термин - и Хейстингз поежился. _Испытание на разрыв_. Теперь пустовало всего одно кресло. Марвин Бибер, первоначальный заместитель директора по оперативной работе, два года как сошел в могилу, - еще одно напоминание о быстротечности времени. На его место поставили... Хейстингз ни разу не встречал еще этого человека и даже не помнил его имени. А вот Седрик помнил - он разве что не рухнул на колени, когда, после осмотра кабинета очередным охранником, в дверях появился четвертый заместитель директора. Высокий и широкоплечий, украшенный умопомрачительными усами, одетый (безо всякой, собственно, сейчас надобности) в свой непременный комбинезон разведчика, Грант Девлин был живой легендой. Легенду эту он создал сам, поддерживая - в отличие от Агнес - великолепные отношения с информационными агентствами. Исследователь десятка экзотических миров, герой яростных (и великолепно отснятых) схваток с кошмарными чудовищами - кто же еще мог занять опустевшее после смерти Бибера кресло? Не ожидая формальных представлений, он пересек кабинет, пожал Хейстингзу руку (излишне крепко) и сообщил, что весьма польщен и так далее (излишне громко). А затем, с пресловутой своей харизмой наперевес, бросился в атаку на и так поверженного в благоговейный трепет Седрика. - Говорят, ты стреляешь. Снайпер? Седрик кивнул - так резко, что стукнул отвисшей челюстью о ключицу. Великий первопроходец слышал обо мне? Не может быть! - Я немножко упражнялся с лазером, сэр. - Грант! Для тебя я просто Грант. Это великолепно! И когда ты, Седрик, отправляешься в Кейнсвилл? - Завтра... Грант. Девлин подмигнул, широко размахнулся и шутливо ударил Седрика в плечо. - Ну а как ты насчет поохотиться? Мы всегда стараемся иметь под рукой планету с хорошей дичью. Крупная дичь. _Очень_ крупная дичь. Твари, рядом с которыми динозавры - что твои кролики. - Вот так-то, Грант, ты обучаешь моего внука строгому соблюдению правил. - Голос Агнес звучал не очень осуждающе. - А-а... ну да! Правила! Ясное дело, мы не имеем права устраивать частные охотничьи экспедиции, так ведь? Девлин снова подмигнул; в глазах Седрика светился восторг. Хейстингз окончательно решил, что ему не нравится Грант Девлин, великий первопроходец и непревзойденный охотник. Голограммы Мура и Фиша, сидевшие на дальних сторонах стола, сохраняли олимпийское спокойствие; живые Уитлэнд и Девлин тоже заняли свои места, словно исключая Хейстингза и Седрика из замкнутого круга заговорщиков. - Система сообщает, что репортеры уже собрались, - ослепительно улыбнулась Агнес. - Уилл, а не хотите ли вы с Седриком пройти в зал? Мы тут перекинемся парой слов и тоже спустимся. - Ну конечно, - с преувеличенной готовностью согласился Хейстингз, хотя какой-то темный, древний инстинкт в голос вопил, предупреждая об опасности. Агнес обратила свой царственный взор на мальчика: - А для тебя, Седрик, это будет хорошей тренировкой. Пресс-конференция важная; думаю, к нам заявятся все звезды первой величины. Глаза Седрика расширились: - Прямо сюда? Сами? - Ограничившись голограммами, они лишили бы себя возможности лакать мое шампанское. - Да, конечно. Что, и такие, как Пандора Экклес? Как Питер Квентин? - Да, да, все до единого. Тебе нужно с ними познакомиться. Кроме того, я хотела бы, чтобы ты коротенько представил мое выступление. В серых глазах - дикий, панический ужас. Однако, к полному восхищению Хейстингза, уже через секунду Седрик успокоился, взял себя в руки. - Хорошо. Только ты, бабушка, скажи мне, что там нужно говорить. Неплохо, очень даже неплохо (из четырех возможных ответов выбран единственно верный). Если Агнес всерьез решила взнуздать этого жеребенка, нужны средства пожестче - впрочем, за ней не заржавеет. Новая ослепительная улыбка, на этот раз - адресованная Хейстингзу: - Ты там сообрази для него что-нибудь, хорошо? Императрица приказывает удалиться и не отвлекать ее всякой ерундой. Хейстингза охватило почти непреодолимое желание выйти из этой игры. Никогда еще не чувствовал он себя таким уязвимым - и никогда еще Агнес не вызывала у него таких опасений. Под ее напускным спокойствием клокотало непривычное, совершенно непонятное возбуждение. Но шанс что-то сказать, что-то сделать быстро исчез - Седрик бросился открывать перед своим предполагаемым дедушкой дверь. И откуда бы это у мальчика хорошие манеры? В питомниках такому не очень-то обучают. Неужели нахватался сам, из телевизора? Тогда он, пожалуй, поумнее, чем можно подумать. Проходя мимо Седрика, Хейстингз почувствовал на себе оценивающий взгляд и непроизвольно выпрямился, расправил плечи. - Два, запятая, сколько? Седрик смущенно побагровел, словно его застали за чем-то неприличным. - Д-д-д-ва, запятая, ноль пять, сэр. Красные и синие телохранители, сидевшие в приемной двумя отдельными враждебными группами, дружно вскочили на ноги. - На пресс-конференцию, - сказал Хейстингз вожаку синих; синий молча зыркнул на свеклообразного Багшо, и конвой выстроился в боевой порядок. В коридоре Хейстингз обернулся и окинул взглядом своего тощего, как смертный грех, спутника. - Высокий ты, выше, чем я в твои годы. - Ну разве что немножко, сэр, - галантно возразил Седрик, однако лицо его сияло нескрываемой гордостью. - Хорошенькое "немножко", - улыбнулся Хейстингз. - Я тогда хвастался, что во мне шесть футов шесть дюймов - это чуть меньше двух метров, - но дотягивал до этой цифры только по утрам, и то не совсем. Ты же, наверное, знаешь, что утром рост больше? Он никогда не был таким высоким и тем более таким тощим, как этот ходячий скелет. Одежда в обтяжку тоже делала свое дело - малец был похож на огородное пугало. - Нет, сэр. - Да не шагай ты так быстро, - взмолился Хейстингз. - Раньше чем через полчаса твоя бабушка не появится, можешь быть уверен. Так что спешить нам некуда. Да, так вот. К вечеру человек немного укорачивается - хрящи сжимаются и всякое такое. И с возрастом тоже укорачивается. А еще я потерял пару сантиметров при замене настоящих ног на эти ходули. Нужно думать, Седрик только теперь заметил, что дедушка прихрамывает. Он нахмурился и сменил тему разговора. - А что я там буду делать, на этой конференции, сэр? - Просто встань около трибуны. Подожди, пока тебя заметят. А потом скажи что-нибудь вроде: "Уважаемые гости, леди и джентльмены - директор Хаббард". Кричать не нужно, Система усилит твой голос, так что все услышат. - И это что, все? - облегченно вздохнул Седрик. Нет. Можешь быть уверен, что это - не все. Далеко не все. - Да. Насколько я понимаю. Седрик радостно кивнул - и перешел на очередную тему: - Сэр, а вы не могли бы рассказать мне про отца? Вот и вертись как хочешь. Хейстингза так и подмывало ответить: "А не мог бы _ты_ рассказать мне, что ты о нем уже знаешь?" Однако он ограничился неопределенным: "К сожалению, я довольно мало с ним встречался. Так уж сложилась жизнь". Они подошли к эскалатору и остановились. Обоих цветов охранники занялись поисками мин и прочих ловушек. - Твоя бабушка - замечательная женщина. Ты хорошо с ней знаком? - Знаком? Да я же ее раньше и не встречал, только что по коммуникатору! Вы же сами виде... - Седрик прикусил язык и резко изменил тон: - Но она часто мне звонила, очень часто, почти каждый месяц. Многим нашим ребятам вообще из дома не звонили. Совсем никогда, даже на Рождество. Агнес работала над этим парнем лет двадцать или около того, и теперь вводит его в игру. Важные карты выкладываются на стол только в самый критический момент. - Да, замечательная женщина, - повторил Хейстингз. - Мы познакомились с ней... да когда же это было? В девяносто девятом, наверное, - когда ее выдвигали на Нобелевскую премию. Какая женщина! Великолепный аналитический ум, стальная воля - и при этом внешность заметно лучше средней. Хейстингз обладал гораздо большим опытом, и все равно Агнес сделала его как маленького. Интереснейшее было время, особенно что касается политики. На мировую сцену вырвалось первое поколение по-настоящему эмансипированных женщин, женщин, с младых ногтей привыкших ни в чем не уступать мужчинам, однако каждое явление неизбежно порождает побочные эффекты. Триумфальное шествие женщин наново ввело в мировую политику исчезнувший было из нее сексуальный фактор - ввело в масштабах, невиданных со времен маркизы де Монтеспан [(1640-1707) - фаворитка Луи XIV] и Марии-Антуанетты. Этот-то жердина и имен таких, скорее всего, не слыхал. Уиллоби был тогда тридцатидвухлетним парнем, высоким и - когда не лень - агрессивно сексуальным. В любовных своих интригах он проявлял изобретательность и безграничную, вполне осознанную аморальность. Для полной коллекции у него имелась и пара вполне легальных, юридически оформленных связей. Именно в постели заработал он продвижение по службе, заслужив, как хихикали в кулуарах ОО