ла возвести на основе этой поэтической выдумки. - Скоро будет затмение, но дело, вероятно, не в нем. Третье тысячелетие на пороге, но об этом помнят лишь христиане. Скоро летнее солнцестояние. Все сейчас в Стонхендже и Гластонбери, масс-медиа дают бал. Воздух полон волнения... Но это личное дело: мое и твое, Питер. Ты стар и близок к концу. И если вращающийся круг звезд вступит в другую фазу и этот дом, замок Арианрод, - зови его как хочешь - перенесет присущие ему функции чистилища в другое место, какая для тебя разница? Здесь твоя история и твоя судьба, а посему время - существенно. Тебя ждет смерть, Питер Лайтоулер. Принимай ее как реальное. И не думай, что сумеешь спастись. - Но как насчет Рут? Как насчет всего, что случилось здесь? - Саймон едва слушал. Взгляд его поднялся к обломавшимся перилам, - Почему она должна _умирать_? - выкрикнул он внезапно. - Вы оба сидите здесь... спорите, вздорите, развлекаетесь мерзкими старинными историями, а _Рут_ умирает. Быть может, она уже умерла, а мы сидим здесь, и это никого не тревожит. Отец посмотрел на него. - Я не слишком хорошо знаком с ней, - проговорил он медленно. - Хотя она, возможно, является моей дочерью, я никогда не знал ее. - Твоей _дочерью_? - Голос Саймона раздался словно из какой-то далекой пустыни, тем не менее казалось, что разум его обострился, возвысился. - О нет! Это уже лишний поворот; еще один нож в спину, попавший не туда куда надо. Я не верю тебе, отец. - Рут - дочь Эллы. Я соблазнил Эллу примерно за девять месяцев до рождения Рут. - Питер пожал плечами, явно не замечая ужаса, написанного на лице Саймона. Театральная пауза. Именно в этот миг Бирн решил, без всякой тени сомнения, что Питер Лайтоулер являет собой воплощение зла. Ему не нужны были сомнительные свидетельства книги Тома или дикие теории Алисии. Он просто видел Питера Лайтоулера, наслаждавшегося мгновением и возмущением сына. - Это, наверное, хотела бы сказать твоя мать. Все к тому. Привычное обвинение. И знакомое. И неужели ты еще удивляешься моему возмущению? Ее россказни, старушечья болтовня замарали мою старость. Это просто скандальный слух! И все потому, что твоя мать не может смириться с тем, что ее брак распался, а ее сын стал пьяницей! Он нагнулся через стол в сторону Саймона. - Впрочем, я не осуждаю тебя, - сказал он мягче. - Ее общество нестерпимо. Саймон обернулся к стоящей Алисии. - Значит, и ты считаешь, что это случилось? И я жил здесь, разделяя постель и занимаясь любовью со своей _сестрой_? И ты позволяла _этому_ продолжаться? Алисия с трудом ответила: - Я... я не знала. Наверняка. Я ничего не знала об этом. Причину нужно искать в странностях дома и странных смертях, которые здесь происходят. - Каких смертях? Кто умер здесь? Насколько мне известно, один только Джон Дауни, - заметил Питер Лайтоулер. - Рут, - негромко предположил Бирн. - Пока еще нет, она жива, - ответил Лайтоулер. - А что произошло с Элизабет? - спросил Том. - И с Эллой? - Элизабет еще жива, - ответила Алисия. - Что? - Том вскочил на ноги, глядя на нее. Бокал, выпав из рук Саймона, со звоном разбился об пол. - Да. Ей девяносто пять лет, она живет в Вудфорде в пансионате. Но Элизабет ничего не скажет вам. - Алисия качнула головой. - С ней случился удар, уже сорок лет назад, и с тех пор она не открывала рта. Я время от времени посещаю ее, но положение не меняется. - Но она... она знает, верна ли моя книга! - Какая теперь разница, Том? Ты сжег рукопись и отказал дому в праве на собственный голос. Но Элизабет все равно не поняла бы ни одного твоего слова, - негромко заметила Алисия. - Она ничего не понимает и ничего не говорит. - Но... где ключи от машины? Мне надо съездить и повидать ее... как называется это место? - _Том_, - произнес Питер Лайтоулер с ударением, - не будь смешным. У тебя ничего не получится, нельзя же разговаривать с доской. - Я попытаюсь. Разве вы не понимаете? Я должен попробовать! - И выхватив ключи от машины из чаши, стоявшей в зале, он метнулся в потемневшие окна и, хромая, исчез в густых кустах. 38 Саймон изучал его сложным, но в первую очередь все же ироническим взглядом, так что Бирн ощущал на себе его тяжесть. Останься, безмолвно говорил он. Не оставляй меня с ними. Бирн понимал, что пора идти. Сам он желал оказаться только в единственном месте. Бирн крикнул Тому: "Подожди меня!" и последовал за ним в сад. Листва оказалась не столь плотной, и Бирн скоро нагнал Тома. Живая изгородь деревьев расступалась перед ними обоими, образуя покрытый пятнами тени сводчатый зеленый тоннель, окруживший поместье. Полосу деревьев и кустов яркими лучами пронзал солнечный свет. Сквозь листву они видели окрестности, тихо дремлющие под полуденным солнцем. Выйдя, они сразу направились к гаражу. - Теперь по-новому понимаешь смысл словосочетания "зеленый пояс", - сказал Том с претензией на остроумие. - Интересно, пропустит ли он машину? Бирн не стал отвечать. Он не сомневался в том, что если Листовик выпустил их из дома, то позволит им оставить и поместье. - Вы едете со мной к Элизабет? - спросил Том. - Нет, я сразу в Эппинг, в госпиталь. Том вздохнул. - Напрасная трата времени. Зачем это вам, Бирн? Рут не выживет. И вы ничем не сможете помочь ей. Вы лучше бы остались здесь, чтобы они не вцепились друг другу в горло. - По-моему, это лежит за пределами и моих и ваших возможностей. Кроме того, кто-то все-таки должен быть рядом с Рут. - Она не заметит вашего присутствия, вы понимаете это? - Это не важно. - О'кей. - Том открыл дверцу "эскорта" и сел. Бирн дождался, пока он выедет задним ходом из гаража. Потом Том перегнулся и открыл дверцу для пассажира. - Садитесь. Я завезу вас в госпиталь. Бирн покачал головой. Ему хотелось пройтись по лесу, прийти в себя под чистым небом. - В такое время, по-моему, лучше пройтись. Эппингское шоссе будет забито. - Вы уверены в этом? - Желаю вам удачи с Элизабет. - А вы вернетесь? - встревожился Том. - Когда... вы вернетесь в поместье? Бирн медлил с ответом. Возвратиться в поместье? Когда Рут умрет? И то и другое было немыслимо. - Надеюсь на это. Может быть. Пока Том разворачивал машину, Бирн заметил, что Листовик шевельнулся снова. Теперь в изгороди появилось отверстие, достаточное для того, чтобы сквозь него мог проехать "эскорт" Рут, Бирн проводил взглядом машину, исчезнувшую на дорожке. Он надеялся, что столь же непринужденно сумеет оставить поместье. Бирн отправился дальше, мимо гаража в сторону озера. Листья раздвигались перед ним, так что он ступал по лужайке, которую косил вчера днем. Ворота в изгороди лежали к северу от озера. Бирн ощутил огромное облегчение, оказавшись за пределами поместья. Даже без помощи Листовика он знал, что поступает абсолютно правильно, направляясь к Рут. Если она все еще существовала, если по-прежнему обитала в своем теле, лежавшем в реанимационной палате, уход ее не должен был свершиться в одиночестве. Он не знал, почему кроме него никто этого не ощущает, однако ответ найти было несложно. Эти люди, замкнутые во времени узники поместья, были слишком поглощены своим прошлым. Он попрощается за них с Рут. Сквозь листья просвечивало бледно-серебристое озеро. Он намеревался обогнуть его, но тропа в изгороди привела его прямиком к берегу. Там есть кто-то... такая знакомая фигурка. Он ощутил прилив счастья, облегчения, восторга... и, не рассуждая, не ожидая, выпалил: - Рут? Рут? Что вы делаете здесь? Но фигура поворачивается, и он видит с сокрушительным разочарованием, что девушка эта не Рут. Она заметно моложе, у нее те же ласковые глаза и вьющиеся легкие каштановые волосы. Да, эта девушка моложе, много моложе, и ей не свойственны ни застенчивость, ни колебания. - Привет, - говорит она, направляясь к нему. - Заблудились? Нет, почти произносит он, я хочу пройти через лес в Эппинг, но почему-то слова выходят другими. - Я... я искал миссис Банньер, - слышит он как бы собственные слова, но тон не знаком ему, это вовсе не его голос. Не понятно. Голос его сделался тоньше, с легким акцентом, высокий и певучий... Уэльский? Потрясенный тем, что он говорит с уэльским акцентом, он едва слышит себя. - Я слыхал, что она ищет садовника? - Значит, вы ищите работу, так? - Девушка подходит к нему, ее короткие волосы прыгают вокруг лица. Пышную юбку, расшитую маками, удерживает на талии узкий кожаный пояс. Юбка скачет у загорелых ног, и он замечает, что ступни ее мокры и слегка испачканы грязью. Девушка останавливается и, следуя его взгляду, поясняет с улыбкой: - День такой жаркий. А вам не хочется походить по воде? Она юна и мила, и он вдруг ощущает насколько ему жарко. Солнечные лучи отражаются от озера и ослепляют его рассудок. Он теряет ощущение реальности. Она великолепна, ноги чуть испачканы, и отцовский костюм-тройка сделался вдруг невероятно колючим. Воротник слишком туг и ботинки жмут. - По-моему, мне нужно отыскать миссис Банньер, - говорит он, стараясь оторваться от нее. Опрятная, свежая и невинная как маргаритка, но шаловливые глаза готовы вспыхнуть и поглотить его... Он уже успел понять, что просто должен поступить сюда на работу. - Мама отправилась в город. Она вернется через час или около того. А вам жарко. Так что почему бы вам не снять пиджак? Можно закатать брюки и побродить по воде. Он нагибается и неуверенными пальцами развязывает шнурки. - Меня зовут Джеймс Уэзералл, - говорит он. - А вы... - Элла. - Она морщит нос. - Наделе я Элен, но никто не пользуется этим именем. Элла Банньер. А ваша будущая работодательница - это моя мать. - Мне сказали, что, если миссис Банньер возьмет меня, я смогу занять коттедж у ворот. - Говоря, он ступал по воде между тростниками. Вода восхитительно, благодатно прохладна. Сев на берегу, она наблюдает за ним. - Значит, вы можете жить здесь? А где ваши вещи? - У "Быка", багажа у меня немного. - Учтите, там далеко до роскоши, я надеюсь, что вы не разочаруетесь. Увы, старина Шэдуэлл устроил в коттедже нечто вроде свинарника. - Шэдуэлл? - Наш последний садовник. Он одряхлел и отправился жить к своей сестре в Чингфорд. - Она задумчиво смотрит на него. - А как насчет вашей семьи? Откуда вы родом? - Из Суонси, - говорит он, подчеркивая акцент. Она хихикает. - Родители мои там и остались. - А почему вы занялись садовым делом? - Нам выделили участок во время войны. Я любил помогать моему отцу. Они накопили денег и послали меня в агрономический колледж. Если меня возьмут, это будет моя первая постоянная работа. - А почему вы хотите сюда? - Из-за деревьев. - Он разглядывает высокие буки. Он слышит легкий шелест листвы, хотя возле озера не ощущается даже легкого намека на ветер. - Деревья - моя симпатия, а в вашем саду попадаются самые удивительные. Мне хотелось бы поработать у вас. - Да, лес у нас замечательный. Он кивает. - Я особенно интересуюсь грабами. И стрижеными деревьями. А вы знаете, что, если их не начать немедленно стричь, подлесок умрет, потому что тень сделается слишком густой? Девушка улыбается ему - чуть насмешливо. Он отвечает кроткой улыбкой. - Простите, это у меня навязчивая идея. - Он выходит из воды, садится возле нее на берегу и тянется к ботинкам. Где-то в кустах рододендрона за озером трещит сучок, словно под чьей-то ногой. Из бреши в изгороди выходит мужчина - средних лет, белокурый, в свежем светлом костюме. Издали Джейми кажется, что мужчина сердится, но когда пришелец подходит ближе, он замечает на его лице лишь радушную улыбку. - Привет, Элла, - говорит он. - Не хочешь ли ты представить меня своему другу? - Пити! Откуда ты взялся? Я думала, что ты за границей. Неужели лягушатники выкинули тебя? - Девушка вскакивает на ноги, бежит и, встав на носки, целует пришедшего в щеку. Старший обнимает ее за талию. Джейми встает. Солнце разом достало его. Девушка все трещит. - Это Джеймс Уэзералл, он собирается поступить к нам садовником. - В самом деле? А я думал, что твоя мать и Маргарет прекрасно справляются с делом. - Глаза мужчины рассматривают Джейми, и нос его морщится, словно ему не нравится увиденное. - Ну что ты понимаешь в подобных вещах? - Она хохочет. - Мистер Уэзералл, это мой кузен Питер, черная овца в нашем семействе. Впрочем, он не кусается и достаточно безвредный. - Здравствуйте, - произносит Джейми и, шагнув вперед, протягивает руку. Кузен Питер, смотрит лишь на Эллу и каким-то образом не замечает его жест. - Ну, Элла-Белла, а я было собирался пригласить тебя в цыганскую чайную. Тем более ты сегодня одета в цыганском стиле. - Он смотрит на ее босые ноги. - И день такой хороший... Или ты будешь паинькой, приоденешься, и я отвезу тебя в Гринстедскую церковь. Так куда едем? - В цыганскую чайную, - уверенно отвечает она. Надев сандалии, она как раз собирается уйти в лес с кузеном, когда вспоминает про Джейми. - Мистер Уэзералл, если вы пройдете к дому, то где-нибудь возле него обнаружите мою тетю Маргарет. Она приглядит за вами, пока мама не вернется. Оторвавшись от бледного человека, она протягивает ему руку. Мягкое, прохладное прикосновение. - Надеюсь, что вас возьмут, - говорит она, и взгляды их встречаются. - Я тоже. - Джейми, затаив дыхание, провожает ее взглядом. Он нагибается за пиджаком, а когда поворачивается, уже не видит их. От озера его отделяла густая изгородь, закрывавшая путь вперед. Часть его все еще участвовала в сценке, напоминая, что пора теперь отыскать миссис Банньер, спрашивая, почему он понравился ей и зачем ей проводить время с этим жутким человеком. Но эти мысли тают как сон. Он уже не может понять, что делает здесь и почему снял пиджак. И тут его осеняет: он шел к Рут - в госпиталь в Эппинг... Физекерли Бирн шагает вперед, и забор ощетинивается листьями и шипами прямо на его глазах. Листовик не хочет пропускать его. Бирн вздохнул с невольной дрожью, протянул руку и взял ветвь. Изогнувшаяся в его пальцах, сильная и новая поросль не ломалась. Тогда он решил перелезть и уже приступил к этому делу, однако ветви, которые казались прочными, начали ломаться под его ногами. Бирн очутился на земле. Рана на руке открылась, оставляя пятна крови на листьях. В отчаянии он бросился на изгородь, и ветки ударили по лицу, чуть не задев глаза. Он побежал вдоль изгороди и увидел, что она тянется вокруг всего поместья. Тоннель, через который только что выехал Том, затянулся. Ему не выйти. Там сзади поместье подмаргивало в солнечном свете, окутанное мантией ползучих растений. Бирн, волоча ноги, нерешительно побрел вперед. Что с ним случилось у озера? Видение еще не рассеялось. Воспоминания о происшедшем смешивалось в его уме с первой встречей с Рут, когда он попросил у нее работы. Бирн был в гневе. Личность его похитил, украл молодой уэльский садовник. Но Джеймс Уэзералл не знал, что здесь происходит, он был такой же жертвой, как и Бирн. Словно время затянул какой-то вращающийся водоворот, стягивавший вместе события, людей и эмоции. Или же здесь возникла замкнутая петля, нечто повторяющееся снова и снова. Слишком уж много аналогий - он _тоже_ садовник, он любит Рут... Ох, Рут. И никого рядом с ней в последние мгновения. Невыносимая мысль. Думая о Рут, Бирн не заметил, как зеленый занавес открыл перед ним входную дверь. Он оказался в холле, даже не осознав этого. Там никого не было. 39 Крик Бирна - "Саймон, где вы?" - поглотила мертвая тишина дома. Мгновение он оставался на месте, прислушиваясь. Листовик тихо скребся в окно под ним. Наверху угадывалось какое-то движение, негромко хлопала дверь. Ритмичные удары повиновались дуновению ветра... ни далекого топота, ни воя. Бирн мог только предполагать, где находится Лягушка-брехушка, - смущало, что она могла притаиться где угодно. Повсюду стояли книги, сложенные на буфетах неровным-и стопками, но так, словно никто не читал их. Бирн попытался представить, где могут находиться все остальные. Стол был заставлен остатками трапезы. Он взял бокал и выпил немного вина. Тут снова раздался звук. Наверху по-прежнему хлопала дверь, доносился далекий, негромкий говор. Неужели они там? Взяв биту для крикета из стойки для зонтиков, Бирн отправился наверх. Боже мой, подумал он. С крикетной битой? Что же он _делает_! Все двери на площадке были закрыты. Он вновь закричал: - Эй, Саймон? Вы здесь? Ответа опять не последовало. Стараясь держаться подальше от лифта, Бирн обошел вокруг площадки, стуча в каждую дверь. Ответа не было. Длинный коридор ожидал его. Ноги гулко стучали по голым доскам. Где-то в конце его все хлопала дверь, под порывами ветра, которого он не мог заметить. Бирн был рад тому, что бита у него в руках. Здесь он тоже стучал в каждую из запертых дверей: ему весьма не хотелось открывать любую из них. Хлопавшая дверь оказалась в самом конце. Бирн придержал ее. За дверью была лестница, ведущая на чердак. Зажженные на стенах свечи освещали ему дорогу. Наверху, посреди всякого хлама и ветхих вещей, он обнаружил Саймона - тот сидел в шезлонге и мирно курил. Возле него находилась игрушечная собачка - старинная, мех на ее шкурке вытерся, красные глаза были сделаны из стекла. - В последний раз я был здесь, наверное, век назад, - негромко заметил Саймон, увидев Бирна. - Впрочем, я не любил сюда ходить. Во-первых, из-за сырости, во-вторых, из-за всей мишуры. С битой в руке Бирн показался себе смешным. Увидев, что Саймон смотрит на него с похожим на удивление выражением, он опустил биту. - Где остальные? - Мои возлюбленные родители? Где-нибудь внизу. Сражаются в кухне, дерутся в библиотеке... Кто знает, да и какая разница? Я ушел сюда, чтобы не путаться под ногами. А где были вы? Откуда такое внезапное возвращение? - Я попытался убраться отсюда. Я... - Разве можно сказать Саймону, куда он хотел попасть? - Но Листовик не пропустил меня, хотя Том уехал. - Понятно. Видок у вас еще тот. - Саймон встал и ткнул сигаретой в блюдце, стоявшее на одном из столов; с подчеркнутой осторожностью он снял листок с отворота пиджака Бирна. - Вы еще не бывали здесь? - Нет. Я никогда не поднимался наверх. - Здесь самое скверное место, - тихо проговорил Саймон. - Тут и происходит самое худшее. Лифт связывает все. Даже поднимается, смотрите! - Он показал на железную клетку в уголке чердака. - Лягушка-брехушка всегда приходит отсюда. Бирн вновь поглядел на игрушечную собачку у шезлонга, однако она не пошевелилась, и в ней не было ничего странного. - А здесь кресло-коляска, - сказал Саймон. Он отправился в другой конец чердака к занавесу и отдернул его. Кресло со сделанной из плечиков фигурой опутывала паутина, словно оно провело здесь годы и годы. Оба они помолчали мгновение, рассматривая его. Тут Бирн понял, что листва не мешает дневному свету проникать сюда. - Что случилось? Листовик отступает? - Это следует спрашивать у вас: ведь вы только что воевали с ним. - Саймон встал возле Бирна и указал на окно. - Нет, он все еще здесь. - Пальцы плюща бахромой цеплялись за подоконник. Бирн ощущал испарения алкоголя в дыхании Саймона. Он повернулся. - Саймон, чего вы хотите от меня? - Ничего. Теперь ничего. Вы упустили свой шанс. - Я не помешал Рут упасть? - Правильно. Значит, вы собирались к ней, правда? Чтобы находиться рядом? - Жаль будет, если она умрет одна. - Со временем она, наверное, даже полюбила бы вас, - ответил ровным голосом Саймон. И, не желая глядеть Бирну в глаза, он ненадолго занялся исследованием своих ногтей. Бирн покачал головой. Какой смысл говорить от том, что могло быть? - Едва ли. Рут замужем за домом - в первую и главную очередь. И с ее точки зрения, вы составляете весьма существенную часть его. - Но дом виноват в ее смерти. - Мы еще не слышали, что она мертва. - Они всегда умирают. Все женщины, которые владеют поместьем. - Но Элизабет жива, и Кейт тоже, - сказал Бирн. - Их судьба не всегда ужасна. Неужели вы с таким доверием относитесь к этим россказням: теориям своей матери, книге Тома и оправданиям вашего отца? - Это все туман, напущенный домом, чтобы скрыть свою истинную суть. - И какова же она, на ваш взгляд? - О, дом любит шалить, преувеличивать и искажать. Он играет с людьми, идеями и прошлым и заставляет всех губить друг друга. - Почему? - Ну, не надо! Неужели вы хотите, чтобы я выступил еще с одним набором теорий в отношении дома? Наверное, во всех них есть доля правды, а может, этот дом - место очищения или суда. Лягушка-брехушка и Листовик могут сопутствовать какой-то свихнувшейся версии Великой Матери, иначе они просто реликвии, оставшиеся от дочери Элизабет. Я знаю лишь, что они существуют, что они обитают здесь вместе с нами, что они причиняют боль, оставляют шрамы... уничтожают, заточают и убивают! - Мы выберемся отсюда, - сказал Бирн. - Я не оставлю вас здесь. - Какая доброта. - В глазах Саймона вспыхнула насмешка, на мгновение он сделался отвратительно похожим на собственного отца. - А каким образом? - Минутку. - Бирн помедлил, не зная, как сказать. - Много ли все это значит для вас? Истинный облик вашего отца? Насколько вы связываете себя с ним, насколько он _важен_ для вас? - Значит, устраиваетесь в качестве советника, так? Работа в саду духовном, посадка здоровья в тело и дух, выпалывание сорняков из прошлого... - Боже мой, Саймон, если бы вы только слышали себя! Зачем эти слова? Сразу все перепутали. - Конечно, вы из сильных и неразговорчивых мужчин, и такие фривольности, как собственное мнение, не для вас. Промолчать легко, но это лишь способ уклониться от вопроса. Кристен некогда так и сказала: "Разговаривать - это не значит проявлять слабость. Почему ты никогда ничего не рассказываешь мне?" Он не стал спорить. - Нет, послушайте. Дом держит вас в заточении по какой-то причине, и мне кажется, что он кричит нам все время, что прошлое необходимо каким-то образом исправить. Дом воспользовался книгой Тома и этими призраками, чтобы напомнить нам о прошлом. Дом не выпустит нас, пока вопрос не будет улажен. - И что мучиться тем, кого он трахнет при этом? - Что может быть хуже того, что случилось за последние 24 часа? Что может быть хуже, чем смерть Рут? - Бирн знал, что голос его дрожит, но его это не смущало. - Давайте извлечем из этого хоть _что-нибудь_! - По-моему, Том все правильно понял, - сказал негромко Саймон. - Необходимо вернуться к источнику, к самому началу. Элизабет. Дом переменился. Спустившись вместе с чердака, они едва узнали его. Сделалось очень холодно. Двери в коридоре распахнулись, и холод истекал из каждой комнаты. И внезапный этот мороз приносил с собой слабый звук - столь тонкий, что он даже казался Бирну воображаемым. Сперва был самый тихий из смешков, потом зазвучала речь, но слишком невнятно, чтобы можно было разобрать слова. Пара тактов популярной мелодии. Какой же? Коул Портер, Джером Керн? А потом будто прибавили громкость, и звук стал слышен. В коридоре сделалось шумно, люди засмеялись и заговорили. Первый музыкальный отрывок превратился в симфонию звуков. Пианино, регтайм, Фрэнк Синатра, опера носились по воздуху, словно вырываясь из скверно настроенного приемника. Звякали бокалы, смеялись женщины, ледяными клубами поднимался сигарный дым. Но лишь тьма выползала из открытых комнат. Вокруг не было никого. В сумраке они с сомнением оглядели друг друга. Саймон пожал плечами и с болезненной улыбкой на лице спросил: - А вы не забыли на чердаке свою биту? Бирн покачал головой. Холодная атмосфера извлекала энергию из его тела. Бирн заметил, что оба они дрожат. Между местом, где они располагались, и площадкой стояли открытыми четыре двери. Они медленно отправились к первой. Тут женский голос позвал: "Джейми! Наконец!" - и Бирн обнаружил себя в теплых объятиях, прядка волос щекотала его щеку, хлопковая юбка коснулась ноги. - Где ты была? - спрашивает он, но не собственным голосом, а более высоким, звучащим совсем иначе, и снова с этим уэльским акцентом. Ему страшно, он хочет сохранить свою личность, но она смеется, и ему хочется одного - обнять ее, обнять покрепче. - Ну, ты всегда такой перекорщик! - Женщина в его руках припадает к нему, выдыхает сладкое тепло и увлекает его в одну из комнат - на дневной свет. Полуденное солнце светит в окно, жаворонок поет где-то над садом, которого он не может узнать. Поверх ее головы, мягких каштановых волос, таких же, как у Рут, он смотрит в окно. Перед ним парадный сад поместья, но опрятный, с клумбами, засаженными алиссумом и лобелией. Бровки подстрижены, траву косили аккуратными полосами. На краю лужайки тачка, по траве разбросаны вилы, лопаты, лейки. На дорожке стоит машина, древний "народный форд", только на удивление новый. Но какими-то старомодными кажутся и залитый солнцем сад, и комната, в которой он оказался, и духи женщины, которую он обнимает. Стены спальни оклеены красивыми полосатыми обоями, усыпанными розами. Постель покрыта сшитым из лоскутов покрывалом, на туалетном столике чаша с ароматической смесью. - Ты опять ездила к нему? - произносит его странный внутренний голос. - Я ждал тебя. Но неужели ты не могла оставить мне записку или что-нибудь в этом роде? Разве это так трудно сделать? - Ш-ш-ш! Не будь дурачком. - Она подходит к окну, и у него перехватывает дыхание, когда ветерок принимается теребить ее волосы, такие знакомые, такие родные... Яркий свет заставляет его закрыть глаза. Он знает, кто перед ним. Та девушка, которую он встретил у озера. _Элла_, подсказывает рассудок. - Элла, - говорит странный голос. - Ты прекрасно знаешь, что от него нечего ждать хорошего. Он... он плохой человек. - А ты слишком чопорный и смешной! Нечего удивляться тому, что моя мать обожает тебя! Она берет его за руку и притягивает к себе на постель. Он ощущает на своих губах ее мягкие губы, ее язык. Она крепко прижимается к нему, он с пылом обнимает ее. С закрытыми глазами он знает, что она здесь, действительно рядом с ним, рука ее тянется между его ног и потом к пряжке пояса. Своими собственными руками он охватывает ее груди и припадает ко рту. Мысли эти принадлежат не ему: почему она ездит к Лайтоулеру, откуда у этого старика такая власть над нею? И тут она говорит - негромко, на ухо: - А знаешь, я отшила его. - Что? - Кузена Питера. Он попробовал перейти к серьезным действиям. Распустил руки. Ух! А мне этого не надо, я его не хочу! Я велела ему поискать какую-нибудь ровесницу. Он отодвинулся от нее с восторгом и облегчением. - Элла, мартышка! Как ты посмела! - Ну! - Она хохочет, дразнит его, извивается под его руками. - Он же просто старый кузен, вот и все. - Он немногим старше тебя. - На двадцать лет. Древний старик. И еще мне не нравится это липучее трио, которое повсюду сопровождает его. Алисия - дело другое. Но с меня довольно, давай переменим тему. Иди сюда, Джейми! Дорогой мой, иди ко мне... И садовник Джеймс Уэзералл - или же Физекерли Бирн - занимается любовью с тенью Эллы Банньер, и не впервые... Да, он знает, что не впервые. Плотью они привыкли друг к другу, к знакам, движениям и тайнам этого акта. Элла любила Джейми и никогда не спала с Питером Лайтоулером. И отцом ее дочери Рут был Джеймс Уэзералл. 40 Вновь оказавшись в коридоре, Бирн обнаружил Саймона. Тот улыбался. - Вот, - сказал он. - Все в порядке, все будет теперь в порядке, правда? Рут мне не родственница, ее папашей был тот сельский парнишка из долин. - Что вы видели? - Бирн не знал, откуда это могло быть известно Саймону. Там его не было с ними. Саймон непринужденно припал к притолоке. - Я вошел в следующую дверь и видел там, как тетя Элла признается матери в своей беременности, - произнес он кротко. - И она обещала ей _выйти замуж_ за Джейми Уэзералла, сказала, что они любят друг друга, и все будет _отлично_! - Но они ведь не поженились? - спросил Бирн. - _Записей_, конечно, не осталось. - Саймон отодвинулся от стены и наморщил лоб. - Тетя Элла сохранила фамилию Банньер, как и все женщины в семье, но, клянусь, они были женаты. Рут была... словом, Рут есть законная дочь садовника. Смущало то, что Бирн все прекрасно помнил: запах волос Эллы, мягкую плоть ее бедер, тихие звуки, сопровождавшие их совместное движение. И все же в глубине души он знал, что занимался любовью с Рут, а не с Эллой. Как здесь перепутано время, подумал он. И мы захвачены им и не можем вырваться. Просто ведьмин котел, в котором все перемешано. Бирн проговорил: - Проклятый дом. Надо убираться отсюда. Саймон все еще улыбался. - Это всего лишь одна из проблем. Существуют и другие. Здесь можно найти многое. Он показал на соседнюю дверь. - Забудьте про всю эту чушь о вращающемся замке Арианрод. Теперь мы попали в руки Синей Бороды. Что откроет нам следующая палата? Тела обезглавленных женщин? Мне войти первым, или вы хотите сделать это? - Я хочу оказаться вне дома! - Нет-нет, это моя мечта, а не ваша. - Как ни странно, Саймон рассмеялся, словно правда о происхождении Рут освободила его от заботы. - Пойдемте, - сказал он непринужденно. - Надеюсь, вы... Саймон уже собирался войти в следующую комнату, когда они услышали шаги. Старик медленно поднимался по лестнице. Он опирался на перила, не считаясь с их хрупкостью. Бесплотное создание, подумал Бирн. Будто годы лишили его всей живости и энергии, оставив бледную и сушеную скорлупу. Он с опасением смотрел на приближающегося Питера Лайтоулера. - Ну-ну, - проговорил старик, слегка задыхаясь наверху лестницы. - Так вы оба здесь. А мы-то начали удивляться. Саймон сказал: - Зачем ты поднялся сюда? В этом не было необходимости. - И что же вы выяснили, мистер Бирн? - Питер Лайтоулер не обратил внимания на слова своего сына. - Неужели дом открыл вам новый интересный секрет? - Не исключено. - Поспорив с самим собой, Бирн решил все-таки сказать это. - Похоже, что отцом Рут был Джейми Уэзералл. Абсурдная откровенность. Взгляд Питера Лайтоулера метнулся в глубь коридора позади них. От старика кисло пахнуло потом. Неужели он испуган или рассержен? Наконец тонкие губы Лайтоулера сложились в улыбку. - Все произошло в одной из этих комнат, так? Вы вошли в спальню и вступили в другой мир? О, я люблю это место! Здесь так много сюрпризов! - По крайней мере теперь ты ушел с крючка, - заметил Саймон. - А что я говорил тебе? - спросил у него Лайтоулер. - Неужели ты действительно считаешь меня каким-то чудовищем? - Линялые глаза пристально изучали лицо сына, и Бирн видел, что старик все еще взведен и не испытывает ни малейшего облегчения. - О Боже, нет! - Саймон опустил ладони на плечи отца. Бирн видел, что он готов обнять его. - Женщины! - бросил Саймон. - У них головы всегда в облаках! - А ноги в грязи. - Но что случилось с ними? - спросил Бирн. - С Эллой и Джейми? - Они погибли, - медленно проговорил Лайтоулер. - Незадолго до свадьбы. В аварии на шоссе. Элле повезло, она успела родить. Так появилась на свет Рут. Рут. Имя ее повисло в воздухе, и Саймон разом утратил всю свою живость и поверхностное облегчение. - Она ненавидит тебя, - сказал он. - Рут воспитана моей драгоценной женой. - Питер Лайтоулер пожал плечами. - Ты ведь знаешь, что это такое. - Но _почему_? Почему Алисия воспитала дитя Эллы? - Давайте спросим ее сами. - Бирн шагнул в сторону лестницы. - В этом нет нужды, - непринужденно ответил Лайтоулер. - Они были лучшими подругами еще со школы, они поклялись быть подружками другу друга на свадьбах, хотя до этого так и не дошло. Холодок наверху лестницы сгущался. - Мне бы хотелось услышать версию Алисии, - упрямо проговорил Бирн. - По-моему, она вышла на улицу. Решила прогуляться. - _Прогуляться_? - Снаружи дом охватывали настоящие джунгли, чаща шипов и листьев. Вдали в коридоре хлопнула дверь. Она была открыта, но вдруг качнулась и ударила в раму с такой силой, что мужчины услышали треск. Они повернули к третьей комнате. И вновь послышались голоса; скользя по воздуху, звуки со злобой проникали в рассудок. Дверь теперь чуть раскачивалась - тихо и деликатно. Саймон шагнул вперед. Холод резал ножом. Он мешал Бирну дышать, колол легкие, толкая его прочь отсюда. Против воли он обнаружил, что поворачивается. Старик остался наверху лестницы. Он теперь был не один. Их было трое: две женщины и один мужчина - явно знакомый и принадлежащий семье. - Что вы делаете здесь? - спросил Бирн. Но дверь позади него вновь хлопнула, и, обернувшись, он увидел, что Саймон входит в третью комнату. В смятении, испытывая еще больший страх перед тем, что ожидало его наверху лестницы, Физекерли Бирн нырнул следом за ним. Сперва он подумал, что Листовик все-таки прорвался в дом. Повсюду были листья, огромные ветви свисали перед лицом. Какие-то шипы цеплялись за его джинсы. Время близилось к ночи, лучи неяркой луны пробивались сквозь древесный полог. В ее неровном свете он заметил Саймона, пробиравшегося между деревьев к другому источнику света. И тут Бирн внезапно понял, куда попал. На дорогу. Чудовищную дорогу, что окружает поместье, на которой визжат машины в своем непристойном полете. Что-то крича, Саймон нырнул в кусты. За шумом он не разбирает слов. Саймон кричит, машины ревут, а проклятые листья закрывают глаза, мешая смотреть. Холод не отступает. Трава под ногой заледенела от мороза, лед поблескивает на лужицах возле дороги. И машины, рыча, проносятся мимо, рокот моторов мешает ему думать. Он кричит Саймону, но голос его растворяется в шуме. И тут он видит. Видит, как Саймон выбегает на дорогу, и машина дергается, внезапно быстро поворачиваясь. Черный лед, подсказывает ум. Водитель жмет на тормоз, шины скользят по льду... Машина несется поперек дороги и ударяется в одно из деревьев. Звук лопающихся шин, звон стекла, скрежет металла. Саймон еще бежит, а вокруг сигналят машины; замедляя ход, они гневно поблескивают фарами, объезжая разбитый автомобиль. Но все торопятся в город, выезжают на обочину и, объехав, продолжают движение, словно ничего важного здесь не случилось. Машина ударилась в ствол дерева, передние колеса оторвались от земли, лобовое стекло разбито: пробив его головой, кто-то вывалился на капот, испачкав металл кровью... Никаких пристяжных поясов, отмечает Бирн. Почему они не пристегнулись?.. И вдруг понимает, что это за машина: "зефир" выпуска 50-х годов. Обтекаемые странные плавники, черные с красным сиденья... Саймон рвет дверь. Это _не_ Саймон! Не тот унылый кислолицый мужчина, которого знает Бирн. Человек с желтыми волосами, коротко и аккуратно постриженный. Длинные руки его дергают застрявшую дверь, срывая ее с петель. Она выпадает из его рук. Элизабет/Элла/Рут/Кейт. Охваченные руками Родди/Питера/Саймона/Тома. Бирн уже не способен думать. Он утратил четкое представление о прошлом и будущем. Он не может более отыскать нужный путь в меняющемся сценарии. Он чувствует, как скользит, падает, ощущает прикосновение листьев к лицу... Тело лежит на капоте, окрашенный алой кровью мужчина шевелится. Бирну знакомы признаки муки, застывший взгляд, дергающийся нос и рот. Острые боли искажают его лицо, грудь и торс. Он шевелится на облупившейся черной краске, руки его прикованы к бедрам осколками стекла. Ему не встать. Так вот как это происходит, думает он. Шэдуэлл/Уэзералл/Я. И чем же все окончится на этот раз? Он хочет схватить за плечи Лайтоулера, оторвать его от женщины. Но он скован стеклом, его удерживают злобные когти. Он кричит: - Нет! Не надо, убирайся от нее! - Но без успеха. Слышен ли его голос? Ощущения его искажены болью. Он видит, как желтоволосый мужчина извлекает из кармана узкий и острый предмет. (Нож? Неужели это нож?) Рука его решительно проходит над животом женщины. Вопли его смолкли. Мужчина поднимается, глядя на него. Этот холодный, бесстрастный взгляд! - Нет... Он подходит ближе, не отводя глаз. - О Джейми, в каком ты состоянии. Нет-нет, не пытайся подняться. Сильная рука берет его за подбородок, так что они смотрят друг другу в глаза. - Полагаю, что тебя уж я могу предоставить попечению природы. - Он улыбается. - Не могу сказать, чтобы мне было приятно наше знакомство, но какая разница в конце концов? Поддерживавшая рука исчезает, и голова падает тяжелым камнем, по шее текут струйки крови. Свет зажегся. Саймон застыл с поднятой рукой, будто только что отвел ее от шеи Бирна. Лицо его подернула масляная серость, рот в ужасе открылся. Не думая, Бирн отшатнулся назад, и плечи его наткнулись на стену. По ней ползла черная жижа, словно кровь, запятнавшая его спину. В дверях появился Питер Лайтоулер. - Вы убили Эллу! - закричал Бирн. - Вот что вы сделали! Саймон медленно поворачивался лицом к отцу. - Итак, дело в убийстве? И по этой причине ты изгнан, предан анафеме, назван злодеем... - Но дом вполне способен солгать. - Невозмутимый тон Питера Лайтоулера, наблюдающие глаза. - И почему вы решили, что новая сценка представляет нечто большее, чем новый образец его фантазии? Кстати говоря, как и предыдущая. Просто вы предпочитаете видеть одно, а не другое... Вам спокойнее считать, что отцом Рут был Джейми. Но вас расстраивает то, что я убил Эллу. Как вы можете верить чему-либо происходящему здесь? - Правильно! - вставил Саймон. - И я был там. И я тоже ударил ее! Только ты ножом, а я словом! Какая, в конце концов, разница? Я убил Рут... Ах, не надо смотреть на меня такими глазами! Это было сказано Бирну, тот оставался у стены, в ужасе наблюдая за ними. Было трудно разделить изображения, изгнать из памяти запечатлевшуюся боль, мысли об убийстве. Он попытался сконцентрироваться на Саймоне и его словах. Важно все понять. - Нет, - сказал он. - Это сделали не вы, Саймон. В случившемся с Рут не было вашей вины, так уж вышло. - Однако это случилось здесь в доме, - рассудительным тоном заметил Питер Лайтоулер. - Это злой дом, и он всех направляет ко злу. - Но вы убили Эллу, - сказал с уверенностью Бирн. - Подстроили ту аварию. - Да, я был там. - Питер вступил глубже в комнату. - И думаю, что вы правы: действительно именно я убил Эллу. А как, по-вашему, мне удалось спасти младенца? С беднягой Джейми было все ясно, Элла истекала кровью, я воспользовался возможностью и рискнул. Я сделал ей кесарево сечение. И почему вы сочли это скверным поступком? - Глаза его не отрывались от лица сына. - Иначе погибли бы и мать, и ребенок. Разве вы не понимаете? - Не верьте ему. - Бирн встал рядом с Саймоном. Он знал, что это ложь; он сам ощущал своим подбородком, как эти тонкие пальцы скрутили ему голову. Он подбирал слова. - Ну а что вы делали там? В лесу, да так поздно? Старик как будто смутился. - Я возвращался из деревни... от приятеля. - Это вы устроили столкновение, - сказал Бирн. - Вы побежали через дорогу. - Это ночью-то? На неосвещенной дороге? И как я мог узнать их машину? - Тем не менее вы ее ждали. - С Бирна было довольно. Он видел, как разрывается перед ним Саймон, сколь велико смятение, пожирающее его рассудок. Взяв за руку, Бирн потянул его к двери мимо старика. На площадке никого не было, лишь холод, как и прежде, стоял повсюду. Бирн вновь подтолкнул Саймона к лестнице. Послышался рев машин. 41 Но облегчения не было. Стоя на площадке, круглой платформе, нависшей над холлом, они вслушивались в звуки моторов: легковые автомобили, грузовики и фургоны приближались с огромной скоростью. На какое-то безумное мгновение Бирну показалось, что это полиция вместе с пожарными машинами и скорой помощью. Он буквально видел, как они мчатся по дорожке к дому, чтобы разрубить Листовика и освободить их. Но он знал, что этого быть не может. Они слышали звуки большого движени