- О делах я позабочусь, - сказал ему Ари. - Терпеть не могу это место. По мне уж лучше загрузить себя по уши работой, чем торчать в этом унылом городишке. Представь себе - приказ самого Тобиши. Прибыть сюда и забрать какой-то бактериологический груз. Ни больше, ни меньше, - Ари продолжал высказывать различные догадки, пока они прошли через холл гостиницы и направились к своим номерам. Никто из экипажа не выказал желания пошататься в выходной день по Эфрихену, и на судне не переставали недоумевать, почему Тобиши, владелец целой торгово-транспортной компании, самолично распорядился, чтобы они отправились в сие проклятое место. По крайней мере три из гуляющих теперь на борту "Лоадстоуна" версий всего этого пустил в оборот сам Диего, за что и был вознагражден: ни у кого не возникало подозрения, что в деле замешан Военный Флот. Холл был переполнен. Экипажи буксиров, грузовиков мешались с контрабандистами, которые, пожалуй, немногим лучше, чем халианские пираты. В последние несколько месяцев Диего до остервенения изучал символику различных групп, и теперь он машинально вылавливал в толпе белые полосы на куртках матросов с буксиров и цветастые пояса владельцев небольших частных судов. Кое-кто из присутствующих оборачивался и с недоумением разглядывал его, вызывая у Диего нервную дрожь. Серая униформа не могла скрыть военной выправки, давно уже ставшей неотъемлемой частью натуры Баха. Труднее всего строить из себя простого и открытого парня. На "Лоадстоуне" Диего приобрел репутацию угрюмого одиночки. Не раз Ари предлагал ему провести вечерок за бутылкой вина, и каждый раз Диего отказывался. Он не хотел ни с кем сближаться. С тех пор как корабль вышел из порта, он ни с кем не говорил по душам, и одиночество начинало давить все сильнее, но Диего решил не поддаваться искушению... Он не доверял самому себе и боялся проболтаться. А ведь он вовсе не собирался служить в разведке, с горечью размышлял Диего, шагая по лестнице. Свою карьеру он тщательно спланировал заранее. Начать ее следовало на борту какого-нибудь крейсера в качестве младшего офицера команды, ответственного за системы вооружения корабля. И служить на крейсерах до тех пор, пока не подучишь достаточно высокое звание, чтобы иметь возможность по-настоящему проявить себя в эскадрилье быстрого реагирования. Но, увы, что произошло, то произошло, прошлого не вернуть, и лучше уж не портить себе жизнь мечтами о лучшем. Вот, например, как раз сейчас, в этот самый день, он по идее должен был бы приближаться к Цели в составе знаменитой эскадрильи быстрого реагирования, а вместо этого вынужден торчать на Эфрихене, в этой никому не нужной дыре. И это только начало. Эфрихенская гостиница профсоюза работников торгового флота отнюдь не являлась пятизвездным отелем. Отведенную ему комнату Диего склонен был определить как большой стенной шкаф с койкой и небольшим закутком, громко именуемым ванной, в котором едва можно развернуться. Он сбросил униформу "Тобиши" и пробормотал фразы, включающие освещение и душ. Обе системы тут же врубились на полную мощность. Диего поймал в зеркале преображение какого-то жуткого типа и чуть было не разбил зеркало, прежде чем успел сообразить, что видит всего лишь собственное отражение. На борту "Лоадстоуна" он старательно избегал рассматривать себя в зеркале, поэтому теперь перемены показалась ему особенно чудовищными. От правого колена, обвившись вокруг бедра, распластавшись по спине и переходя через левое плечо на грудь, уютно расположилась фиолетовая змея. К тому же специалист по маскировке велел отрастить волосы, которые теперь свисали какими-то бесцветными космами до самых плеч. Две серьги в левом ухе могли означать совершенно разные вещи, в зависимости от того, кем был их владелец - служащим грузового корабля или эфрихенским ротери-наркоманом. На эти серьги Диего прежде исхитрился ни разу нее взглянуть, и теперь поблескивание камешков в ушах казалось неприятным и диким. Короче говоря, если бы ему повстречался тип с такой внешностью, то Диего лишь содрогнулся бы от отвращения. Родители сгорели бы со стыда, увидев его таким. И даже старые друзья-однокурсники ни за что не признали бы в этом уроде "главную надежду" академии. Диего перевел взгляд на мигавший зеленым огоньком хронометр над кроватью. Встреча с агентом должна состояться в клубе Змеи за несколько минут до полуночи по планетарному времени. Если, конечно, агент еще жив. Прошло уже несколько месяцев с тех пор, как от него перестали поступать сообщения. Сперва в разведке решили, что их человек раскрыт, но теперь никто бы не осмелился утверждать что-либо наверняка. Ясно было одно - с Йоргеном что-то неладно. Диего сообщили только это имя и показали две фотографии. На одной был изображен молодой офицер, а на другой - ротерианский наркоман. Внешность этого последнего Диего и сохранил в памяти. Ему предстояло провести здесь только один вечер, и действовать он должен строго согласно приказу: установить контакт с Йоргеном и привезти его вместе со всеми добытыми данными обратно. Какие именно данные интересуют разведку, оставалось неясным. Диего не раз об этом спрашивал, но Сейн в ответ лишь бормотал что-то невразумительное о халианском вторжении в данный регион. Лейтенант понял, что толковых разъяснений он не добьется. Подобная обстановка делала службу в этом ведомстве более чем неприятной, действуя на нервы даже сильнее, чем сознание невозможности проявить себя в бою, а ведь всем известно, что наилучший путь сделать карьеру - это участвовать в боевых действиях. Диего опять тяжко вздохнул, вспомнив, что блестящие возможности лежали прямо перед ним и из-под самого носа исчезли. Что ж, быть может, когда он покончит с этим делом, там, на фронте, еще останется шанс показать, на что он способен. Может быть, силы Флота все еще будут охотиться за недобитыми группами противника, очищая занятую территорию. Подобный вариант все-таки лучше, чем мелкая полицейская возня. Диего до сих пор не понимал, почему Флот вообще занимается подобной ерундой. Охота за мелкими наркодельцами - дело местных властей. У Флота и без того достаточно забот. Пожалуй, было еще рановато, да и инструкции требовали соблюдать осторожность, но Диего чувствовал, что не может больше сидеть на одном месте без дела. Он раскрыл свою красную сумку, извлек оттуда серебристые штаны и свободный пиджак, открывавший на всеобщее обозрение выколотую на груди голову разъяренной змеи. Одеяние это стоило гораздо больше, чем Диего мог себе позволить, исходя из собственного отнюдь не малого жалованья. Больше всего оно напоминало маскарадный наряд, в котором он три года назад приветствовал новичков на костюмированном балу в академии. Присутствовавшие там девицы оказались предельно глупыми, а вся вечеринка - нестерпимо скучной. Единственное, что пришлось тогда Диего по вкусу, так это отличное шампанское. Но на этот раз даже шампанского ждать не приходится. Но как только он вышел из гостиницы, все посторонние мысли немедленно вылетели из головы. Эфрихенские улицы выглядели весьма своеобразно. Массивные каменные стены домов, казалось, поглощали все звуки, и Диего чудилось, что он слышит легкий стук своих абсолютно бесшумных башмаков по тротуарам окутанного сгущающимися сумерками города. Где-то над головой из-под опущенных кружевных занавесок приятного кремового оттенка выбивалось мягкое теплое желтое сияние. Порою из окон доносился приглушенный смех - быстрый и легкий, рождавшийся неожиданно и тут же замиравший. Здесь пользовались допотопными электрическими фонарями, лишь кое-где прорезавшими мягким уютным мерцанием ночную тьму, оставляя большую часть улицы погруженной в холодный мрак. И словно для контраста с тревожной темнотой улицы, окна излучали блаженное тепло приятной дружеской компании, отгородившейся от внешнего мира каменными стенами и кружевными занавесками. Почтенные Эфрихенские обыватели знать не знали, что такое ночная тьма, ротериане и печально знаменитая Танделяйштрассе. Завернув за угол, Диего обнаружил, что собственно он уже шагает по этой пользующейся дурной славой улице. Медленно, испытывая некоторое напряжение от осознания того, что движется по вражеской территории, он продолжал идти по Танделяйштрассе. В этот час улица еще ничем не отличалась от остальных. Он без труда отыскал клуб, резная змея на двери которого выглядела точно так же, как и змея, притаившаяся на груди самого Диего. Это был один из ротери-клубов, самый известный и старейший из них. Дело в том, что к этому клубу особенно благоволили халиане и те, кому они доверяют управлять своим ротери-бизнесом. Диего помедлил. Не торопясь, потянул тяжелую бронзовую ручку двери и вошел. Первое, что бросилось ему в глаза - вернее, в нос - это запах. Воздух был пропитан странной смесью застоявшегося табачного дыма удушливых испарений кухни, теплого прокисшего пива, какого-то средства для полировки мебели и пряной парфюмерии с оттенком той особой горечи, которую, как ему было известно, дает ротери. Прихожая выглядела так же невинно, как и в любом из здешних домов, но возле следующей двери Диего услышал тихое пощелкивание детектора. Либо это устройство признает его за одного из своих, либо станет капканом. Сейн ни разу не упомянул об участи, ожидающей чужака в гостиной ротери-клуба. В голове Диего мелькнуло, что он может просто повернуться и уйти. Строго говоря, он не обязывался выполнять это задание. Но рука сама собой нащупала золотую медаль святой Варвары, принадлежавшую когда-то его деду и бережно хранимую семейством Фуэнтов, представители которого сражались когда-то за свободу и честь на стороне Боливара. С одной стороны, эту реликвию следовало бы оставить в гостинице, но, с другой стороны, она напоминала о многих поколениях славных предков, служивших человечеству. Медаль словно изгоняла страх. Диего, не колеблясь, прижал руку к датчику детектора и не выказал никакого удивления, когда машина его пропустила. Глаза не сразу привыкли к тусклому освещению и густым клубам едкого дыма, заполнявшим все пространство зала. Сквозь дым проступали яркие краски. Повсюду мелькали лица людей, и маски, пышные карнавальные костюмы, разукрашенные перьями и фальшивыми драгоценностями. Некоторые из украшений были выдержаны в псевдоацтекском стиле и сверкали металлическим отливом. Мимо прошмыгнула одетая во все красное женщина с блестящими рубиновыми волосами. Ее рука протянулась к стакану с какой-то бледно-зеленой жидкостью, и Диего заметил татуировку в виде пятиголовой гидры, челюсти которой поблескивали каплями яда. Картинка дополнялась неимоверно длинными ногтями, выкрашенными в золотой и зеленый цвета. Мило, ничего не скажешь. Впрочем, есть какая-то элегантность во всем этом. Диего плюхнулся в кресло перед свободным столиком, заставленном грязными пустыми стаканами и переполненными до краев пепельницами. - Кто вы такой? Я прежде вас здесь не видела, - с подозрением обернулась к нему женщина. - Я друг Йоргена, - ответил Диего, не без труда заставив себя непринужденно развалиться в кресле. - А вы кто? Она хихикнула, кокетливо выставила вперед одну из голов гидры. - Ну, тогда все в порядке. Меня зовут Зоя. Йорген придет чуть попозже. Давай потанцуем. Диего не возражал. Он чувствовал себя полным идиотом. Растрачивать драгоценное время, вместо того, чтобы собирать информацию, на танцы с дамочками, отличающимися от всех им подобных только наколками да экстравагантной косметикой. Разведка вложила изрядные средства в эту операцию, которая пока больше напоминает примитивный костюмированный бал. Да еще и без шампанского. Гидрообразная рука дамы в красном слегка коснулась висящей на шее Диего медали. - Ты ведь с того корабля, верно? - спросила, улыбаясь, женщина низким гортанным голосом. - С чего это ты взяла? - Диего моментально навострил уши. Зоя медленно покачала головой: - Со мною это не пройдет. Я все знаю. Многое успела повидать. Йорген мне доверяет, а он разбирается в кораблях. Я очень рада, что ты пришел. Мы так долго ждали. Скажи нашим друзьям, что я тоже хороший друг. Я готова. Диего позволил себе слегка улыбнуться. - Насколько готова? - поинтересовался он. Лежавшая на цепочке рука с силой дернулась, и лейтенант на мгновение потерял способность дышать. Демонстрация силы. Чисто автоматически руки Диего потянулись кверху, освободили сжатое горло, резко крутанули ярко разукрашенное запястье, и рука женщины оказалась вывернутой у нее за спиной так, что кости едва не хрустнули. Лишь теперь осознав, что делает, Диего отпустил женщину. В тот момент, когда золотой диск медали коснулся его груди, выпав из руки женщины, Диего почувствовал какой-то толчок, как если бы медаль несла электрический заряд. Нервы, сказал он себе и все-таки бессознательно коснулся пальцами реликвии. Но странное ощущение уже прошло. Женщина дважды сморгнула и убрала, наконец, гримасу с лица. - Я смыслю в этом бизнесе побольше, чем ты вообще когда-нибудь сумеешь о нем узнать, даже если прибыл с самого главного корабля, - продолжала она. - Это только вопрос времени. Если ты хоть немного поинтересовался здешней обстановкой, то понимаешь, что Эфрихен уже готов. С наступлением сумерек на улицах появляются лишь наши друзья ротерианцы. Выйди на улицу сам и убедись. Диего медленно и мрачно улыбнулся: - У меня нет в этом нужды. Я тебе верю. Он снова подумал о Йоргене. Где сейчас этот болван, черт его побери? И о чем это она там толкует? Какой-то корабль? Или корабли? Диего не понял ничего, кроме одной простой вещи: дело тут не в наркотиках, и участвует он не в какой-то примитивной полицейской операции. На мгновение ему захотелось вытянуть из Зои как можно больше, но было совершенно очевидно, что голыми руками эту дамочку не возьмешь. Нет, прежде надо переговорить с Йоргеном. - Йорген только что пришел, - прошипела вдруг Зоя и растворилась в толпе танцующих фигур. Постаравшись придать себе самый непринужденный вид, Диего повернул голову к двери. Йорген выглядел точно так же, как на той фотографии. По телу извивалась змея цвета полуночного неба - почти такого же, как и цвет его волос. Этот черный человек вполне приспособлен для работы под покровом ночи, подумал блондин Диего, всегда предпочитавший яркий свет или на худой конец легкую полутень. Толпа протискивалась между столиками, разбиваясь на отдельные группы и затем снова сливаясь в единое целое, но уже в несколько другой последовательности. Мрачная фигура Йоргена казалась почти незаметной среди рубиново-красного, яркооранжевого, лазурного и тому подобного сверкающего окружения. Музыка снова сменила ритм, и переливающаяся всеми цветами радуги толпа опять быстро закружилась. Йорген сидел теперь за соседним столиком, как раз позади Диего. Он неторопливо отвел взгляд от стоящего перед ним стакана и встретился глазами с лейтенантом. Диего сглотнул подступивший к горлу комок и пожалел, что ничего не заказал. Неужели этот сверлящий взгляд принадлежит командиру тридцать первого взвода? Неторопливо и как бы невзначай Диего переместился за столик Йоргена, опустившись в свободное кресло рядом с агентом. - Йорген, - произнес он. Это не было вопросом. Отблески цвета индиго играли в абсолютно черных волосах обернувшегося Йоргена. Лицо агента приняло выражение, которое когда-то, должно быть, означало улыбку. - Не думал, что они пришлют младенца, - мягко произнес он и вдруг помрачнел. - Мне казалось, я стою большего. - Сейн лично послал меня, - отпарировал Диего. - Видать, потому, что слишком хорошо знал, что никто другой за такое дело не возьмется, - угрюмо рассмеялся Йорген, - вот и откопал какого-то вонючего желторотого лейтенантишку, который и сопли-то свои утереть не сможет, а не то что привезти меня назад. Всякий, кто хоть немножко соображает, что к чему, не стал бы и пытаться сунуть сюда нос. Бедняга Сейн. Что ж, надо отдать должное старику. Куда ему деваться? Йорген провел большим пальцем по полированному краю деревянного стола, по глубокому резному рельефу в виде змеи и листьев, который скорее подошел бы к обстановке монастыря или музея. В руке у него появились две крошечные капсулы. Лицо агента просияло, как у циркового иллюзиониста, играющего с голубкой. - Все это только кажется столь примитивным, - заговорил он, протягивая одну из капсул Диего. - Давай, попробуй, не дрейфь. Это самая лучшая марка, великолепной очистки и без всяких добавок. Все чисто, никакого зомбирования. Диего невольно вздрогнул и весь сжался. Он не раз слышал о ротери, но никогда еще не видел его так близко. Две капсулы на ладони Йоргена выглядели такими крошечными, невинными, какого-то безобидного бледно-желтого цвета. Совсем как лекарство от головной боли, спасавшее от мигреней в напряженное время экзаменационных сессий. Лейтенант глядел как завороженный, не в силах отвести взгляда от этих капсул, которые и манили, и отталкивали одновременно. Вдруг Йорген сжал кулак и раздавил капсулы. Бледно-желтая жидкость, поблескивая, закапала на руку Диего и очень быстро исчезла. - Оно всасывается через кожу, - с благодушной улыбкой прокомментировал Йорген. Диего едва перевел дух и ухватился за край резного стола: комната вокруг него начала медленно вращаться. Вырезанные на дереве, разрисованные по стенам и выколотые на человеческих телах змеи начали извиваться, переплетаться друг с другом. Все изображения вдруг ожили. Даже его собственная фиолетовая татуировка медленно и неторопливо поползла по поверхности кожи. Диего ясно чувствовал прикосновение мягкого и сухого змеиного тела. Он хотел что-то сказать, открыл рот, но слова не шли с языка. Вместо них изо рта полезли все новые и новые змеи, которые, казалось, пожирают саму его жизнь. Эта женщина, с пальцами-гидрами! Она должна была об этом знать. И Йорген... Вот он сидит напротив, хохочет, наблюдая, как яд пропитывает все тело лейтенанта, и ждет его смерти. - Так Зоя, значит, уже предложила тебе свое гостеприимство. Следовало бы мне раньше это понять. Не кажется ли тебе, что у нее великолепные манеры? Голос гудел в голове подобно древнему вечевому колоколу, эхом отзываясь по всей комнате. Здание клуба вдруг приобрело по меньшей мере два лишних измерения и не казалось уже таким переполненным. Змеи - живые и извивающиеся - заполнили все вновь появившееся пространство, но Диего они отнюдь не смущали. Наоборот, их присутствие как бы успокаивало. Каждая змея обладала разумом и телепатическими способностями, и все они оказались таинственным образом связанными с ним. Счастье - вот что это такое. Все они здесь счастливы - змеи и люди. Под действием ротери все вокруг словно обрело гармонию. Теперь и сам клуб, и толпящиеся вокруг наркоманы, и даже халиане сделались безобидными и дружелюбными. Само время разверзло перед Диего свою пропасть, и он заглянул в бездну собственного прошлого. Вот он в портовой школе для офицерских детей, вот в академии; а вот это Фолькштадт: он учился здесь кататься на лыжах и пытался проникнуть в тайны любви с Эмили Кларк. Им обоим по четырнадцать лет. Нет, пожалуй, сказать, что он рассматривает прошлое, было бы неверно. Это больше похоже на то, что время как бы перестало существовать, и уже нет разницы между Диего сегодняшним и тем Диего, которому четырнадцать лет, десять, двенадцать или шесть. Все они существуют одновременно, и каждый требует к себе внимания, поднимая невообразимую суматоху. Он попытался прислушаться к каждому, пропуская личности через себя самого, себя нынешнего, глазами ротери. Вот разрозненные картинки слились в одну, обобщенную и целостную, и тут Диего охватила такая грусть, что захотелось расплакаться. Вся его жизнь, все, о чем он мечтал и чего желал достичь, оказалось теперь таким бессмысленным и серым, таким рассудочным, бездушным. Эта серость пронизывала всю его жизнь, каждый эпизод, нависала подобно грозовым тучам, пропитывала и серую курсантскую униформу Диего, и мутные воды озера памяти, где они с Эмили наполовину преуспели в познании запретного плода. По сравнению с ним, Диего, с прожитой им жизнью, остальные выглядели прекрасными и по-настоящему живыми. Украшенные перьями маски ожили, и подобно фантастическим чудовищам, человекоподобные птицы порхали по залу, а его собственная со стальным отливом змея, поворачиваясь из стороны в сторону, пыталась впитать в себя рассыпанные повсюду блестки света. Запах, казавшийся прежде таким неприятным, распался на отдельные компоненты, каждый из которых казался чудесным благоуханием, воздух словно был напоен энергией самой жизни, любовью, гармонией. Всем тем, от чего он так опрометчиво отказался. Его манило дыхание жизни, наполнявшее все вокруг, он жаждал коснуться его - жаждал так же сильно, как когда-то мечтал спуститься, наконец, с горы Коатл, как жаждал тогда тепла и пищи, тарелки простого горячего супа. О, теперь он понимает Йоргена, понимает, почему тот предпочел именно это. Да и какой тут может быть выбор! Двадцать три года ты был мертвецом, и вдруг неожиданно пробудился к жизни? Теперь, так ясно все осознав, он и сам, подобно Йоргену, не способен вернуться в это серое прошлое. Ради такого можно пожертвовать и жизнью, и даже честью. Ведь вся предыдущая жизнь - лишь бессмысленное дерганье безмозглой марионетки. Все осознав и не испытывая никакой враждебности к собеседнику, Диего поднял голову, чтобы объяснить Йоргену, что он более не враг здесь никому, что... Но брюнет с полуночной змеей исчез. Точнее, за свистопляской ярких красок и музыкальных аккордов исчез весь клуб. Перед глазами Диего в тусклом свете утренней зари лежала пустынная Танделяйштрассе, прочно отгородившаяся массивными стенами своих домов от тех, кто остался снаружи. Диего лежал на мощеном тротуаре под мягким сиянием старомодных фонарей. Он приподнял голову и огляделся. С каким-то опустошением Диего наблюдал, как гаснут один за другим фонари и день сменяет ночь. Недавние видения мешались в голове, на сердце тяжелым зверем свернулась печаль. Там, в клубе все казалось таким простым и ясным - стоило лишь протянуть руку, чтобы дотронуться до самой жизни, наполнявшей все вокруг. Поняв Йоргена, он научился понимать и самого себя, и с наступлением утра это понимание не улетучилось. Мысли Диего прервало негромкое бормотание где-то поблизости. Диего повернул голову и увидел Йоргена. Тот сидел прислонившись спиной к фонарному столбу. В резком свете первых солнечных лучей на его лице отчетливо читались отметины приближающейся старости, перенесенных страданий и следы злоупотребления ротери, которые ни с чем не спутаешь. Йорген почти беззвучно застонал и подтянулся поближе к Диего. Радужные черно-пурпурные перья, свисавшие с плеч его пиджака, казались до нелепости яркими. Только они напоминали о безудержном веселье минувшей ночи. - Ты от Сейна? - спросил Йорген, запинаясь и с трудом выговаривая каждое слово. Этот, утренний, Йорген говорил другим голосом - низким, хриплым и куда менее самоуверенным, чем человек, которого Диего встретил в клубе. Не в силах вымолвить ни слова, лейтенант просто кивнул. Йорген обхватил фонарный столб и с усилием поднялся на ноги. - Пошли, - прохрипел агент. - Надо отсюда убраться, прежде чем появятся ловцы. - И слабым жестом поманил Диего за собой. Бах послушно попытался встать, но потерпел полное фиаско. Все это было слишком не похоже ни на один из вариантов похмельного синдрома, какие ему доводилось испытывать. Сознание было абсолютно ясным, а тело - совершенно обмякшим. Лишь со второй попытки Диего удалось наконец сесть. К этому моменту Йорген уже брел вдоль стены, хватаясь руками за выступы камней и кидая тело вперед. Он обернулся. - Двигайся, - прохрипел Йорген. - Наплевать как, но только двигайся! Диего так никогда и не сумел понять, каким чудом ему удалось встать на четвереньки и поочередно передвигать руки, а потом подтягивать ноги, расползавшиеся, как студень. Он заметил еще двоих, тоже пытавшихся добиться успеха в попытке покинуть Танделяйштрассе. Несколько человек продолжали лежать пластом. В глазах застыл ужас перед грядущей судьбой. Где-то в глубине сознания медленно всплывали вопросы. Диего постарался отогнать их и сосредоточиться на том, чтобы побыстрей убраться с проклятой улицы. Все эти "почему" могут подождать до того момента, пока Йорген не окажется в состоянии на них ответить. Неожиданно Диего усомнился, действительно ли это тот самый Йорген, или в ротерианском дурмане он видел лишь то, что хотел увидеть. Но нет, такое объяснение было бы слишком простым. Да и в Зое следовало бы видеть куда больше того, чем она казалась на первый взгляд. Будь начеку, приказал себе Диего. Не следует недооценивать противника. И никогда не принимай кого-то за друга только потому, что он пытается произвести такое впечатление. Или она. Они завернули за угол и прошли сквозь широкие, обветшавшие железные ворота, когда звезда Эфрин только-только показалась над горизонтом. Обернувшись, Диего заметил какие-то фигуры в серо-синих униформах, подбиравшие тех, кто оказался не в состоянии покинуть Танделяйштрассе. Только с этими людьми в форме что-то было не так. В них была какая-то странность, но какая именно - издали не понять. Но Диего не сомневался: что-то здесь неладно. - Давай остановимся, - выдавил он из себя, кивнув в сторону кондитерского магазина на противоположной стороне улицы, - вон там. Белые, розовые и шоколадно-коричневые торты и пирожные, разложенные на кружевных салфеточках, вызвали у него болезненный спазм в желудке. - Это нам не поможет, - пробормотал Йорген, не оборачиваясь. - Уже скоро. Это самое "скоро" оказалось за полквартала. Йорген вскарабкался по выскобленным до сверкающей белизны ступенькам и воткнул старомодный ключ в бронзовую замочную скважину. Оказавшись внутри, он побрел к лестнице, махнув Диего рукой. Убранство дома не поражало красотой и изяществом. Вокруг царила чистота, но стойкий запах дезинфекции отдавал больницей. Да и уюта здесь оказалось не больше, чем в госпитале. Дойдя до самого верха лестницы, Йорген открыл еще одну дверь и растворился в темноте. Диего с неприятным чувством отметил, что в комнате нет ни единого окна, а размерами она ничуть не больше, чем его собственное временное жилище в идиотской профсоюзной гостинице. Да и убранство комнаты говорило о личности владельца ничуть не больше, чем стандартный гостиничный номер. Впрочем, это вполне объяснимо: раз Йорген наркоман, значит, его вряд ли что-то по-настоящему интересует, кроме ротери. Если б не эти разговоры про корабль, Диего немедленно ушел бы отсюда. Он уже не думал о Йоргене, или как там его когда-то звали на самом деле, как о сотруднике разведки и товарище по оружию. Теперь этот человек - просто тупой наркоман, окончательно сломленный и выброшенный из жизни на этот Ботом забытый Эфрихен. Дурман ротери быстро проходил, и движения уже не требовали таких усилий, как прежде. Диего чувствовал себя почти хорошо, и это еще сильнее заставляло его желать поскорее выбраться из этой ямы, хорошенько позавтракать и подготовить отчет, а потом отправляться домой. Йорген плюхнулся на измятую койку и мрачно улыбнулся. - Я тебе предлагаю сделку, - хрипло проговорил он. - Разговор пойдет о деньгах. Мне нужны деньги и, может быть, новые документы. - Он бережно взял в руки микрокассету: - Мои донесения. Все до последней мелочи. - Я думал, ты уходишь с ними, - медленно проговорил Диего, - на том корабле. - Не верь всему, что тут болтают, - резко ответил Йорген. - Да, ну и молокососа же они прислали! Ну ладно, в любом случае сделка - это сделка. Эти донесения, все, что ты, Сейн или кто бы там ни было жаждете узнать, стоят пятьдесят кусков. Только не деньгами, можно безделушками, которые легко продать, всякими там ювелирными камешками, побрякушками и разным барахлом, на которое падки коллекционеры. Никаких государственных акций и вообще никаких вещей, за оборотом которых можно было бы проследить. Понял меня? Диего кивнул. - Встретимся в клубе. Ты приносишь то, что я прошу, а я - вот это. Идет? Лейтенант заколебался. - Но я не знаю, стоит ли это тех денег, что ты требуешь, - сказал он наконец. - Что, если я тебе заплачу, а кассета окажется совершенно чистой или полна всякой чепухи? С какой стати я буду покупать кота в мешке? Мне надо все это увидеть, прежде чем выложить такую сумму. - Что ж, может ты не такой уж и молокосос, - усмехнулся Йорген. - Но мне нужны гарантии. Ведь ты можешь смыться, вообще ничего не заплатив, и захватить товар с собой. Всякие там слова чести и тому подобная туфта меня не интересуют. Диего напряженно размышлял. - Вот это в залог возьмешь? - он отцепил медаль святой Варвары, сжал ее в кулаке и протянул Йоргену. - На рынке она до пятидесяти не дотянет, но все-таки это чистое золото. А лично для меня она стоит гораздо больше. - А, сентиментальность, - мрачно сказал Йорген. - Что бы мы стали делать без сентиментальности? А ведь это только слабость. Вот поэтому-то мы в конечном счете и проиграем, мой мальчик. Вовсе не из-за того, что халиане сообразительнее нас, или сильнее, или даже подлее. Все дело в том, что они не обращают внимания на подобную ерунду. Диего рванулся вперед и схватил микрокассету, одновременно бросив медаль на свернутые простыни. - А почему ты так уверен, что я тебя не убью? - спросил он, обернувшись уже в дверях. На самом деле вопрос этот Диего адресовал самому себе. Он даже не понял, что говорит вслух. Когда Йорген заговорил, Диего замер. - По той же самой причине, по которой ты непременно вернешься за этой штукой, - проговорил тот. - Сентиментальность. Да еще нервы. Готов поклясться, что ты за свою жизнь ни разу никого не убил, и уж, конечно, сейчас не начнешь этим заниматься. Убить человека - это, браток, совсем не то, что сбить несущийся тебе наперерез космический корабль. Диего вышел. Дорога обратно к гостинице казалась длиннее - может, от того, что он не мог выкинуть из головы Йоргена, а может, от того, что не удавалось игнорировать неприкрыто враждебные взгляды прохожих. Вернувшись в свое гостиничное гнездышко, Диего швырнул кассету на койку и, не обращая на нее внимания, провел добрый час в ванной, пытаясь смыть дурные воспоминания. Потом заказал порцию сосисок, за которую с него содрали невообразимую сумму, и принялся за еду, запивая пивом. Лишь покончив со всем этим, он почувствовал, что готов, наконец, заняться записями Йоргена. Потратив еще три часа и две порции пива, Диего, наконец, обнаружил то, что искал. Такая информация действительно стоила того, чтобы отдать собственное тело на растерзание этой змеи, стоила того, чтобы разыгрывать наркомана, где-то на окраинах цивилизованного мира, и даже попробовать ротери на собственной шкуре. Она стоит даже медали святой Варвары, старинной реликвии Фуэнтов. Диего еще раз прокрутил кассету. Ему хотелось убедиться, что все это не сон. "...Вчера прибыл халианский торговый корабль. Я встречал его как представитель клуба. Несомненно, они выгружали ротери. Когда мы получили свою долю, председатель клуба велел нам возвращаться. Но я затерялся в толпе и остался. Прежде чем корабль отчалил, на борт доставили другой груз. Я не очень хорошо видел со своего наблюдательного пункта, но, очевидно, это были рабы. Эфрихен не занимается работорговлей - по крайней мере, официально. Я приблизился и постарался рассмотреть получше. Татуировки ротери...". За рассказом последовало видеоизображение - довольно нечеткое, как это всегда бывает при съемках скрытой камерой, но разноцветные татуировки ротери-клуба у стоявших рядом людей Диего различил вполне отчетливо. А еще совершенно пустое и бессмысленное выражение лиц. Казалось, эти люди начисто утратили способность мыслить. Соответствующая доза ротери на протяжении достаточно длительного времени, подумал Диего, а может, еще и предварительный подбор людей с соответствующей психологией. Он невольно вздрогнул. Наркотический дурман ротери не рассеялся до конца. Он все еще лип к телу фиолетовой змеей, распластавшейся на его бледной коже. А ведь там, в глубинах душ, сокрытых под этими безжизненными, лишенными всякого выражения масками лиц, все эти новоиспеченные рабы продолжают мечтать о тех ярких красках и ощущении полноты жизни, горько подумал Диего. Всем своим существом он снова чувствовал этот зов, эту неодолимую потребность испытать вновь пережитые вчера незабываемые ощущения, сбросить оковы честолюбия и семейного долга, раствориться в океане чувств. Он машинально ткнул пальцем в клавиатуру и перескочил в какое-то другое место рассказа Йоргена: Изображение мигнуло, и лицо на экране сделалось вдруг гораздо старше, словно за эти десять минут рассказчик постарел на многие-многие годы. "...В ближайшие два месяца ожидается прибытие авангардного боевого корабля халиан. По клубу бродят слухи о "друзьях". Одни утверждают, что те собираются освободить нас от гнета эфрихенских властей, другие говорят, что всю цивилизацию на планете просто сравняют с землей, а друзей-ротерианцев заберут с собой. Третьи уверены, что халиане намерены здесь поселиться. Проанализировав действия халиан в этом секторе за последние два года, я пришел к выводу, что они готовятся создать здесь свою базу. Для этой цели Эфрихен подходит идеально. Поверхность планеты пригодна для жизни, планета способна сама себя прокормить и, главное, здесь имеется готовая и обученная рабочая сила. Оборудование порта достаточно современно для аграрного мира и поддерживается в идеальном состоянии. Огромные территории, включая целые континенты, покрыты девственными лесами и другими совершенно нетронутыми природными ландшафтами, что предоставляет большие возможности для дальнейшего расширения поселений и огромные дополнительные ресурсы. Во всем секторе такими характеристиками обладают лишь две-три другие колонии, но Эфрихен занимает среди них совершенно уникальное положение благодаря тому, что в своем колониальном развитии достиг точки Маубри, когда население впервые и гораздо интенсивнее, чем во все другие фазы существования колонии, входит в конфликт с собственной системой ценностей. Подойдя к этой точке, колония начинает производить достаточно материальных благ для возникновения роскоши и связанного с нею имущественного и идейного расслоения общества. Большая часть молодежи планеты испытывает разочарование в традиционных философских ценностях, державшихся на аграрном характере экономики. В соответствии с моделью обычного развития колоний по прошествии двух поколений Эфрихен должен перейти от преимущественно аграрной экономики к экономике с развитой промышленностью, базирующейся на сельскохозяйственной основе, что в идеологическом плане явится прямым следствием нынешнего брожения умов. В настоящий момент молодое поколение Эфрихена ориентировано на все новое, и в особенности на все чужое, прибывшее извне. Это наилучшая среда для внедрения модного заграничного наркотика. На мой взгляд, не может быть никаких сомнений в том, что ротери - это первая ласточка халианского вторжения в данный сектор. Вторжение, в основе которого лежит разложение культуры и экономики Эфрихена". Диего с трудом перевел дух, когда кассета закончилась. Дикость услышанного просто пугала. Откуда-то из глубин подсознания выплывали поучения его отца, адмирала: "Твой первейший долг - это долг перед человечеством в целом. Личные интересы всегда должны оставаться на втором плане". К ним присоединялся и голос матери-адмирала: "Лучше уж совершить ошибку, чем пребывать в бездействии". В углу экрана монотонно мигал хронометр. Осталось пять, от силы шесть часов до возвращения в клуб и встречи с Йоргеном. Выбора нет. Дело теперь не только в том, что он может лишиться медали, столь ценной семейной реликвии. Там можно просто-напросто потерять свою бессмертную душу. Сейн о подобных вещах его не предупреждал. Диего умел уничтожать корабли - он так часто проделывал это на тренировочных стендах, что давно уже не сомневался, что справится и в реальной жизни. Корабль - это не человек. Это просто некое вражеское сооружение, которое становится для тебя мишенью. Когда перед тобой абстрактная металлическая конструкция, передвигающаяся на огромной скорости, совсем нетрудно забыть, что внутри находятся разумные существа. Сама боевая обстановка заставляет забыть это. Кроме того, кто бы ни находился на этом корабле - это не люди, Халиане слишком не похожи на людей, напомнил себе Диего. Они выглядят и действуют, как хищные звери, каким-то чудом обретшие вдруг разум. А вот сегодняшняя ситуация - совсем другое дело. У Йоргена когда-то было имя - человеческое имя, услышав которое однокурсники по академии припомнят, что оно принадлежало командиру двадцать третьего взвода. У него когда-то было офицерское звание и должность в структуре Флота, была семья, своя родословная и планета-родина. Тело его - такая же человеческая плоть, как и у него, Диего, он точно так же мыслит и чувствует. Диего слишком хорошо его понимал. Сознание молодого лейтенанта лишь очень тонкой и хрупкой перегородкой заслонило вчерашний дурман ротери. Только нечеловеческим напряжением воли он не позволял себе расслабиться и еще раз погрузиться в великолепие живых красок. Итак, все по порядку. Постепенно, шаг за шагом. Даже если отбросить все философские вопросы, выполнить задуманное будет не так уж просто. Честно говоря, Диего вообще сомневался, что это ему удастся. Во-первых, он опирается на предположение, что Йорген уйдет с халианами на их передовом корабле. Зоя подразумевала именно это, да и из слов самого Йоргена можно сделать такой вывод. Во-вторых, надо предполагать, что его примут как одного из членов пиратский шайки, а не раба. Если Йоргена сделают рабом, весь план летит к черту. Диего не слишком хорошо осведомлен об устройстве халианских кораблей, но ему известно, что грузовой отсек находится далеко от основных двигателей и там, разумеется, нет никаких управляющих панелей. А таких сведений уже вполне достаточно. Нет, тут гораздо больше риска, чем предусматривают инструкции. Следовало бы просто передать отчет руководству, а там уж эскадрилья быстрого реагирования отрежет халианский корабль. Именно такого образа действий и ждет от него Сейн. Диего еще раз прокрутил в голове эту мысль и почувствовал какой-то горький металлический привкус во рту. Он понял, что впервые в жизни ощущает вкус собственного страха. Новое чувство просто поразило его. Постепенно. Шаг за шагом. Подготовиться к рискованному предприятию еще не означает пойти на риск. Ты ведь ничем не рискуешь, пока игральные кости еще не брошены на стол. Азартными играми он не увлекался никогда. Во Флоте подобные дела строго-настрого запрещены, и Диего Бах не испытывал никакого желания рисковать карьерой ради нескольких часов за карточным столом. Он и не догадывался, до какой степени обостряется мысль под действием этой причудливой смеси страха и возбуждения. Хочешь не хочешь, а придется принять на веру предположение о том, что халиане согласятся видеть в Йоргене пусть и не полноправного, но все-таки союзника. А это значит, что он получит возможность наблюдать с мостика момент запуска маневровых двигателей, если, конечно, верна информация о правилах этикета халиан. То есть у Диего будет шанс - один-единственный шанс. И один краткий миг, когда план может сработать. Он критически оглядел свой гардероб и выбрал грязно-коричневого цвета спецовку. Спецовка висела на нем, как старый истертый мешок, полностью скрыв ротерианскую татуировку. Диего не желал, чтобы его внешность хоть чем-нибудь напоминала о ротери