етящийся шар вспыхнул ярче, потом замигал. - Ох, нет! - выдохнул Серегил. Райш положил браслет на стол и переместил светящийся шар в другую руку; тени снова заплясали вокруг. Волшебный свет озарил другую чашу на столе, которой раньше не было видно, и маленький букетик рядом с ней. Серегил услышал, как Алек со свистом втянул воздух: юноша узнал соцветия. - Волчье лыко... - прошептал Алек, назвав их по-тирфэйски. - Две чаши. Это дваи шоло, - сказал Серегил. - Признание вины. - Да, - прохрипел Райш. - Я думал, не прибегнуть ли к яду апакинаг, но побоялся, что тогда все запутается. Я не хочу путаницы. - Его снова скрутила судорога. Стиснув зубы, акхендиец стянул с себя сенгаи и уронил его рядом с креслом. - Вина на мне, и только на мне. - Клянешься ли ты в этом Светом Ауры? - спросил Серегил. - Клянусь. Как мог бы я просить кого-то еще взять на себя такой позор, как бы это ни было необходимо? - Райш протянул руку Серегилу, и тот сжал ее, опустившись на колени перед умирающим. - Ты заставишь их поверить? - прошептал Райш. - Пусть моя смерть очистит имя Акхенди, пусть весь позор ляжет на меня одного. - Я сделаю это, кирнари, - тихо ответил Серегил. Пальцы, которые он сжимал, стали уже ледяными. Наклонившись ближе, Серегил быстро спросил: - Я не ошибся, Клиа была отравлена случайно? Райш кивнул. - Я не желал зла и хаманцам. Глупая девочка, моя тали... Хотя я хотел бы... - Он захрипел, потом с трудом втянул воздух. Светящийся шар, все еще лежавший у него на ладони, начал гаснуть. - Я хотел бы обыграть Юлана, этого старого интригана, хоть раз победить его в его собственной игре. Да простит мне Аура... Изо рта старика хлынула желчь, покрыв его мантию пятнами, которые в лунном свете казались черными. Райш дернулся и поник в своем кресле. Волшебный огонь погас. Серегил ощутил дуновение отлетевшего кхи, холодная рука разжалась. - Бедный старый глупец... - Тишина в саду, казалось, сгустилась и стала угрожающей. Серегил понизил голос до еле слышного шепота. - Он слишком следовал атуи, чтобы стать хорошим убийцей. - Атуи? - пробормотал Алек. - Несмотря на то, что он сделал? - Я не оправдываю его, но понять могу. Алек пожал плечами и протянул руку за браслетом. - По крайней мере он дал нам то, в чем мы нуждаемся. - Нет, не трогай его. Все это... - Серегил показал на браслет, две глиняные чаши, сброшенный сенгаи, - все это являет собой признание. Мы тут не нужны. Пошли, мы должны вернуться, пока нас не хватились. Однако Алек не тронулся с места, глядя на скорчившуюся в кресле фигуру. Серегил не видел его лица, но услышал дрожь в голосе, когда юноша наконец заговорил: - Это может случиться и с тобой, если Назиен настоит на своем. - Я не собираюсь бежать, Алек. - Фаталистическая улыбка подняла уголок его губ. - По крайней мере до тех пор, пока не выяснится, что другого выхода нет. Алек молчал, когда они возвращались в тупу Боктерсы, но Серегил чувствовал, что страх мучает юношу, как холодный клинок, прижатый к горлу. Серегилу хотелось обнять друга, утешить его, но утешить было нечем: им все еще двигала упрямая решимость, охватившая его в горах. Он не обратится в бегство. Добравшись до тупы Боктерсы, они остановились в тени дома Адриэль. Серегил искал слова, которые могли бы выразить его чувства, но Алек не дал ему ничего сказать: он порывисто обнял его за шею и прижался лбом к его лбу. Серегил притянул юношу к себе, стараясь всем телом впитать тепло и милый запах возлюбленного. - Они не собираются меня убивать, - прошептал он, зарывшись лицом в мягкие волосы. - Они могут. - Алек не проливал слез, но в голосе его было такое горе... - Но не станут. - Серегил прижал свою пораненную руку к щеке Алека, дав тому почувствовать неровности шрамов. - Они не станут убивать меня. Алек крепко прижался лицом к плечу Серегила, потом резко отстранился и полез через стену, отделяющую от улицы конюшенный двор, ни разу не оглянувшись. Глава 55. Приговор Вернувшись в свою пустую комнату, Алек зажег все лампы, надеясь хоть этим разогнать зловещие тени, заполнявшие его мысли. "Что угодно, лишь бы избавиться от воспоминания о той поникшей в кресле фигуре, о двух чашах..." Разрываясь между страхом и гневом, Алек собрал два небольших дорожных мешка, готовясь к поспешному бегству; он надеялся уберечь Серегила от безрассудного шага, который означал бы его гибель. Снова и снова юноша выходил на балкон, но темное окно друга ничего ему не говорило. "О чем он думает?" - в ярости вопрошал себя Алек, расхаживая из угла в угол. Его собственные надежды и иллюзии казались ему теперь насмешкой судьбы. Он прибыл в Ауренен, чтобы открыть для себя свое прошлое и больше узнать о прошлом Серегила. И что же это ему принесло? Знание о самопожертвовании его матери, искалеченную руку Клиа, позор, обрушившийся на его друга; и вот теперь это необъяснимое решение Серегила явиться на суд лиасидра. В дверь проскользнул Теро; похоже было, что этой ночью он тоже не ложился. - Я увидел у тебя свет. Удалось вам добиться успеха? - В определенном смысле. - Алек рассказал молодому волшебнику о том, что они обнаружили в тупе Акхенди, и о решении Серегила оставить там все как есть. Маг, казалось, был удовлетворен таким поворотом дела. - Ничего еще не кончено, друг мой, - сказал Теро, положив руку Алеку на плечо. - А теперь ложись спать. Алек едва успел понять, что это не дружеский совет, а заклинание; глаза его закрылись, и он провалился в забытье Юноша проснулся с первыми лучами рассвета Выбравшись из-под одеяла, которым его заботливо укрыл Теро, он переоделся и поспешил вниз. Дверь в комнату Клиа была открыта, и Алек остановился. чтобы узнать о здоровье принцессы. У постели сидела Ариани, расчесывавшая темные волосы Клиа; они о чем-то тихо переговаривались. Обе женщины подняли глаза, когда Алек вошел. Он не побеспокоился о том, чтобы посмотреться сегодня в зеркало, но выражение лица Ариани сказало ему достаточно. Клиа что-то шепнула ей, и та выскользнула из комнаты, оставив Алека наедине с принцессой. - Как ты себя чувствуешь, госпожа? - спросил Алек, опускаясь в кресло у постели. Глаза Клиа все еще были запавшими, но на щеках проступил легкий румянец. - Немного лучше, мне кажется, - прошептала она. - Теро мне рассказал... Остальные еще ничего не знают. Райш... - На глаза Клиа навернулись слезы и потекли по щекам. Алек вытер их кончиком собственного рукава и сжал здоровую руку Клиа. Теперь от ее кожи исходило здоровое тепло. - Поможет ли это нам? - с усилием прошептала Клиа. - Серегил думает, что да. - Хорошо. - Клиа закрыла глаза. - Не сдавайся. Теперь ничто больше не имеет значения. Все зашло слишком далеко... - Даю тебе слово, - заверил ее Алек, гадая про себя, понимает ли принцесса, что может ждать Серегила. "Лучше бы ей этого не знать", - решил он и прижался губами к руке принцессы. - Отдохни теперь, госпожа. Ты нам нужна. Клиа не открыла глаз, но Алек ощутил слабое ответное пожатие ее пальцев Воспоминание об этом долго не оставляло его, когда он спустился в главный зал. Там уже собрались остальные. Алек еле протолкался сквозь толпу охраны Коратана и солдат турмы Ургажи. Вытянув шею, он увидел у камина Коратана и Видониса, разговаривавших с Теро. - Ну вот и ты, - сказала Бека, подходя к юноше. Она явно нервничала. - Ты готов? - Что происходит? - спросил он. - Только что пришло сообщение от Адриэль. Райш мертв. Похоже на то, что вы с Серегилом были правы. О чем они разговаривают? - поинтересовался Алек, стараясь не показать, какое облегчение испытывает. Прежде чем Бека успела ответить, его поманил Теро. Оставив Беку заниматься приготовлениями, Алек проскользнул мимо солдат и присоединился к принцу и волшебникам, уединившимся в маленькой боковой комнатке. Коратан пил чай. изящная ауренфэйская чашечка почти скрывалась в его большой мозолистой руке. Взглянув на Алека поверх чашки, он тихо сказал: - Ты должен был доложить мне. Я узнал обо всем от мага Клиа только утром. Алек спокойно посмотрел в светлые глаза принца. - Прости меня, господин. Я думал .. - Меня не интересует, что ты думал. Вы ведь не оказали помощи этому старому подонку, верно? - Нет, господин. Мы... я... - Было уже поздно гадать, что именно рассказал Коратану Теро. - Мы с Серегилом просто отправились выведать, что удастся. Райш-и-Арлисандин уже принял яд, когда мы там оказались. Просто так случилось, что мы были свидетелями его смерти. Коратан бросил на Алека еще один долгий загадочный взгляд. - Есть еще что-нибудь, что вы скрываете, а я должен бы знать? - Нет, господин. - Тебе же будет лучше, если это так и есть. Отставив чашку, Коратан повернулся к остальным. - Поскольку все вы, похоже, знаете, какой приказ я получил от Фории, позвольте мне обрисовать, как обстоят дела теперь. Если бы Алек и Серегил не сообщили мне о случившемся, я выполнил бы приказ. Не собираюсь извиняться. Я брат царицы и предан ей. Впрочем, должен признаться, что испытываю облегчение. Надеюсь только, что мне удастся столь же убедительно, как сделал это Серегил, доказать, что так действовать более мудро. Лучший путь для этого - выполнить поручение, которое дала вам моя мать. Нужно получить тот северный порт и надежные поставки лошадей, стали и продовольствия Как наместник Скалы я буду вести переговоры; нужно только сначала разделаться с морокой насчет Серегила. Не буду притворяться: мне непонятна эта их лиасидра и как они управляются без единого властителя. Я знаю только, что Скала не может тратить время на праздную болтовню. Из-за неожиданной смерти Райша-и-Арлисандина суд над Серегилом отложили до середины дня. Алек слонялся по коридорам и конюшенному двору, не в силах ничем заняться. Наконец вместе с остальными он снова отправился на заседание лиасидра. Клиа опять настояла на том, чтобы присутствовать, и Теро все время держался рядом с ее носилками, поддерживая силы принцессы. На этот раз толпа не окружала здание. Шаги скаланцев громко отдавались в зале; они заняли место за представителями клана Боктерса. Галереи были почти пусты: на них расположились лишь одетые в мантии руиауро и несколько случайных зевак. Одиннадцать кирнари еще не заняли свои ложи. Зрелищем, которое приковало к себе внимание Алека, была распростертая на полу в середине зала фигура; человек лежал ничком, раскинув руки в стороны. Это был Серегил: Алеку не нужно было видеть скрытое темными волосами лицо, чтобы узнать возлюбленного. Серегил, одетый в простую белую тунику и рейтузы, лежал совершенно неподвижно; казалось, он даже не дышит. По бокам от него стояли, как мрачные призраки, Кита и Саабан. - Мужайся, Алек, - прошептала Бека, провожая его в глубину ложи. "Атуи", - думал Алек, заставляя себя успокоиться. Никто не посмеет сказать, что тали изгнанника опозорил его недостойным поведением. Серегил уже давно потерял счет времени. Адриэль привела его в зал лиасидра через несколько часов после рассвета. Ночной холод сделал камни пола ледяными, и Серегил дрожал в своей легкой одежде; камни отнимали тепло и силу у его мышц. В тот раз пришлось лежать на влажной траве, в фейдасте его собственного отца. По коже ползали насекомые, а травинки щекотали лицо. Дерн впитывал слезы... Лицо и грудь, прижатые к холодному камню, стали болеть; мускулы от усилия сохранять неподвижность начало сводить судорогой. Однако Серегил не позволил себе пошевелиться и лишь прислушивался к доносившимся издалека звукам. В Боктерсе был слышен насмешливый шепот детей и молодых ауренфэйе. Мучительнее всего было узнавать голоса друзей... Из обрывков разговоров, которые долетали до Серегила, он понял, что смерть Райша уже обнаружена, и улыбнулся пересохшими губами, слушая, как обсуждаются доказательства вины акхендийца. Потроха Билайри, до чего же болит спина! Плечи и колени онемели, кости, казалось, проткнули кожу. Шею ломило от усилия: Серегил старался поддерживать голову, чтобы не совсем расплющить нос о камень. Наконец ему удалось чуть повернуться, так что тяжесть теперь приходилась на скулу. Больше двигаться он не рискнул: его стражникам пришлось бы вмешаться, а Серегил совсем не хотел взваливать еще и это на Киту и Саабана, неподвижно стоявших с ним рядом. Заживающие ранки на левой руке начали чесаться, и Серегил чуть пошевелил пальцами в тщетной попытке унять зуд. Потом что-то проползло по левой руке. "Дракончик", - с надеждой подсказало Серегилу воображение. Он зажмурился еще крепче, когда это что-то перебралось ему на нос, но не выдержал и чуть приоткрыл веки. Зеленый жук деловито уползал по камню пола; его спинка засверкала, как яркая эмаль, когда он попал в полосу солнечного света. Никаких драконов для него сегодня. Сначала Серегил думал, что после всех мучений испытает облегчение, когда заседание лиасидра наконец начнется. Хоть его глаза и оставались закрыты, он чувствовал, когда люди проходили с ним рядом; некоторые останавливались и смотрели ему в спину. Выдерживать тяжесть любопытных взглядов было нестерпимо, гораздо мучительнее, чем многие годы назад в Боктерсе. "Тогда я еще не прожил целую вечность, стараясь избежать внимания к себе", - мрачно подумал Серегил. Теперь его сердце колотилось, и с каждым ударом все тело немного вздрагивало. Замечают ли это окружающие? Серегил крепче прижал руки к полу и молча начал молить богов ускорить начало суда. Шарканье ног продолжалось еще несколько минут; Серегилу было слышно, как люди рассаживаются, болтая между собой. Кто-то говорил о свежих черешнях, которые ел на завтрак; потом до Серегила донесся голос Юлана-и-Сатхила, рассуждающего о торговых маршрутах и погоде. Никто не упоминал его имя, Серегил лежал, как брошенная на пол ненужная одежда, и только ежился под обвиняющими взглядами. Солнечный луч, освещавший раньше жука, переместился и коснулся его пальцев, и от этого Серегил еще острее ощутил, насколько окоченело все его тело. Удары сердца раздавались в его ушах, как удары колокола. "Пожалуйста, Аура, заставь их начать!" Наконец он услышал торжественный удар серебряного посоха. Суд начался, и Серегил, прислушиваясь к различным голосам, представлял себе лица говоривших. - Адриэль-а-Иллия, - обратился к кирнари Боктерсы Бритир, - член твоего клана нарушил закон объявленного против него тетсага. - Серегил, ранее именовавшийся Серегил-и-Корит из Боктерсы, лежит перед тобой. Пусть будут перечислены обвинения против него. - Слышать голос сестры было приятно, и теперь Серегил определил, где находится ложа Боктерсы. Алек и остальные скаланцы тоже должны быть там. Мысль об этом заставила его щеки вспыхнуть. - Я говорю от имени лиасидра, - продолжал Бритир. - Серегил-и-Корит нарушил условия, на которых ему было разрешено вернуться. Он под покровом ночи покинул священный город. Он взял с собой оружие и использовал его против своих братьев-ауренфэйе. Он надел одежду ауренфэйе и ходил среди нас, как шпион. Серегил услышал, как скрипнули ножки кресла, когда поднялся Назиен, чтобы продолжить перечисление обвинений: - Серегил-и-Корит нарушил приговор об изгнании, вынесенный ему за убийство моего родича, Димира-и-Тилмани Назиена. Давно забытый голос отца прорычал откуда-то из глубин памяти Серегила: "У него есть имя, у того человека, которого ты убил!" "Да, отец, я никогда его не забывал". Серегил услышал приближающиеся шаги, и сильные руки подняли его и поставили на колени. - Мужайся, - прошептал Кита. Серегил оперся руками на бедра, но голову не поднял. Его повернули лицом к старейшине-силмайцу, но углом глаза он мог видеть Адриэль и остальных. В ложе сидел Коратан, там же стояли носилки Клиа. В этот момент Серегил был рад, что не видит Алека. Тогда он не позволил себе плакать, стоя перед родичами с прилипшими к лицу и одежде травинками, под чистым небом Боктерсы. Ему очень хотелось дать волю слезам, но он боролся и загнал их так глубоко, что потом многие годы ни одна не пролилась. - Серегил-и-Корит, ты слышал выдвинутые против тебя обвинения. Если они будут доказаны, позор падет на весь клан Боктерса. Что ты ответишь? Горло Серегила пересохло, голос звучал хрипло, как воронье карканье, но он не дрогнув взглянул на своих обвинителей. - Я был изгнан из своего клана. Теперь я известен вам как Серегил из Римини, изгнанник, и как изгнанник и слуга принцессы Клиа я и действовал. Ничто из совершенного мной не может принести позор Боктерсе. Как изгнанник, я сделал все, что вы перечислили, и принимаю весь позор на себя. Я вернулся сюда пособственной воле, чтобы предстать перед вами и ответить за свои поступки. Я действовал вопреки тетсагу, но без злого умысла. Бритир долго смотрел на него; кругом началось перешептывание. Сбило ли их с толку то обстоятельство, что он признал свою вину, или же просто полное нарушение привычного ритуала? - Будет ли кто-нибудь говорить в защиту этого человека? - обратился Бритир к собравшимся. - Изгнанник добровольно сдался мне в Гедре, - заявил Риагил-и-Молан. Последовала пауза, и Серегил заметил какое-то движение среди скаланцев. Адриэль наклонилась к носилкам Клиа, потом передала слова принцессы: - Клиа-а-Идрилейн говорит, что Серегил и двое его спутников поступили вопреки тетсагу ради нее. Они с риском для жизни отправились навстречу Коратану, чтобы сообщить ему о несчастье с ней и о странной смерти Торсина. Царица Фория не знает о том, что Клиа пока что воздерживается от тетсага. Пока что? Глаза Серегила широко раскрылись: он не сомневался, что и все в зале вытаращили глаза. Он случайно взглянул на Юлана и обнаружил, что вирессиец многозначительно улыбается ему, словно только им двоим известен какой-то секрет. Может быть, так и есть, обеспокоенно подумал Серегил. Может быть, этот старый лис и не нуждался в помощи пленимарских шпионов, чтобы догадаться о том, какой приказ на самом деле получил Коратан. Адриэль продолжала говорить от имени Клиа: - Решение второй раз рискнуть жизнью, чтобы обелить Хаман и Вирессу, Серегил и Алек приняли по собственной инициативе. Клиа ничего не знала об этом, пока они вчера не вернулись в Сарикали. И пусть смерть Райша-и-Арлисандина тоже будет свидетельством в пользу обвиняемого. Хоть он и нарушил условия, он обнаружил истинного виновника преступления. Разве следует лишать его за это жизни? Коратан поднялся со своего места. - Серегил из Римини с честью служил царицам Скалы много лет. В память об этом я от имени царицы Фории прошу вас сохранить ему жизнь. "Интересно, что скажет об этом твоя сестрица, если когда-нибудь узнает?" - подумал Серегил. - Нам тоже есть что сказать в его пользу, - прозвучал еще один голос, и все взгляды обратились на вышедшего в центральный круг руиауро. - Элизарит, как ни почитаем мы тебя и твоих собратьев, ты же знаешь, что руиауро не выступают в лиасидра, - пожурил его Бритир. - Мы заступились за Серегила-и-Корита, когда его судили в первый раз, и делаем это сейчас снова, - возразил Элизарит. - Он отмечен. Воля Ауры ясно написана на его плоти - это каждый может видеть. - Будет ли кто-нибудь еще свидетельствовать в пользу этого человека? - спросил Бритир. - Я буду, - сказал глубокий уверенный голос, и Серегил чуть не нарушил предписанной неподвижности, оглянувшись на Юлана-и-Сатхила. - Независимо от того, хотел он этого или нет, Серегил избавил мой клан от позора убийства гостя. То же самое сделал он и для Хамана, причин любить который у него нет. Человек, лишенный атуи, легко мог бы ни с кем не поделиться своим знанием. "Позже еще предстоит узнать, какова цена этой поддержки", - подумал Серегил; теперь же он был благодарен Юлану. Кирнари Вирессы был последним, кто выступил в защиту Серегила. После него были вызваны и допрошены Алек и Бека. Алек был одет в синий скаланский кафтан, и Серегил улыбнулся про себя, заметив, что юноша откинул свои длинные волосы так, чтобы метка дракона на мочке уха была видна. Несмотря на это, Алек выглядел усталым и встревоженным; Бека же, напротив, держалась перед лиасидра уверенно, высоко подняв голову. Расспрашивали их недолго. После того как Алек и Бека заявили, что действовали в интересах обеих стран, им велели снова сесть среди скаланцев. Наконец пришел черед Ниала. Рабазиец вышел в круг, опустился на колени рядом с Серегилом и раскинул руки. Сенгаи на нем не было. - Правильно ли мы поняли из твоих слов вчера, что ты добровольно помог изгнаннику бежать из Сарикали? - спросил его Бритир. - Да, достопочтенный, - ответил Ниал. - Когда я догнал их с Алеком и увидел, что на них напали, я решил, что лучше их отпустить; я надеялся, что им удастся добраться до безопасных мест. Я принимаю последствия, вызванные моими действиями; мой клан объявил меня тетбримаш. Лишиться поддержки своего клана было серьезным наказанием, в некоторых отношениях даже более тяжелым, чем изгнание, однако то, что он стал тетбримаш, оставило Ниала странно равнодушным. - Ты служил скаланцам по поручению лиасидра, Ниал-иНекаи. Мы должны будем дополнительно рассмотреть это дело, - сурово сказал Бритир. - Пусть обвиняемые остаются на своих местах. Члены лиасидра удалились, чтобы обсудить решение. Сидя между Бекой и Теро, Алек наклонился в кресле так, чтобы видеть Серегила. Его друг ни разу не пошевелился с тех пор, как допрос закончился: он по-прежнему стоял на коленях, опустив голову; волосы наполовину скрывали его лицо. Он с такой уверенностью защищался, не скрывая никаких своих поступков и лишь умолчав об истинном характере полученного Коратаном приказа, что, хоть он и ни в чем себя не оправдывал, его слова прозвучали как вызов. Алек взглянул на маленькую боковую дверь, за которой скрылись кирнари, мысленно призывая лиасидра поторопиться. Судя по тому, как сместились тени, не прошло и часа, как кирнари вернулись в зал и заняли свои места в ложах. Серегил немного поднял голову, но в остальном остался неподвижен. Бека схватила Алека за руку и крепко сжала. Бритир встал перед Ниалом и протянул к нему руку. - Ниал-и-Некаи, мы сочли, что ты наказан достаточно. Ты будешь тетбримаш не менее двадцати лет, лишишься поддержки своего клана и своего имени. Тебе запрещено входить в храмы, Сарикали для тебя будет закрыт. Покинь город. Ниал низко поклонился и молча вышел из зала. Бека с облегчением перевела дух и отпустила руку Алека, у которого уже начали болеть пальцы. Следующим поднялся Назиен-и-Хари. Указав на Серегила, он сказал: - Ради атуи, который этот человек проявил по отношению к нашему родичу, Эмиэлю-и-Моранти, клан Хаман не требует больше его смерти. Пусть приговор об изгнании будет отменен. - Да будет благословен Свет! - тихо выдохнул Алек. Теро схватил его за руку и радостно потряс. Однако дело еще не кончилось. Место Назиена занял Бритир. - Серегил из Римини, тебе позволили вернуться в Ауренен, чтобы служить советником Клиа-а-Идрилейн. Эта честь была тебе оказана как человеку, знающему обычаи нашего народа и наш кодекс чести. Ты действовал умело, соблюдая атуи, несмотря на оскорбления в свой адрес. Со временем ты мог бы заслужить снова свое имя. Однако вместо этого ты предпочел нарушить условия, нарушить закон тетсага. Ты стал нам чужим, избрал обычаи тирфэйе. Таков был твой выбор, и теперь ты должен принять его следствия. Серегил из Римини, мы объявляем тебя тетбримаш на всю жизнь, и это решение не твоего клана, а самой лиасидра. Алек смутно уловил подавленное рыдание, раздавшееся где-то рядом, - может быть, это всхлипнула Адриэль или Мидри; Серегил оставался неподвижен - слишком неподвижен. - Ты теперь не ауренфэйе, ты - яшел кхи, - продолжал Бритир. - Для нас ты тирфэйе, чужестранец, на тебя распространяются те же ограничения и ты имеешь те же права, что и они. Ты не можешь претендовать на родство с народом Ауры. Отправляйся к скаланцам и оставайся с ними. Глава 56. Тетбримаш "Я чего-то подобного ожидал", - твердил себе Серегил, прилагая все усилия, чтобы стойко принять приговор Бритира. Но почему эти слова - яшел кхи - причиняют такую боль? Руиауро ведь уже так его называл, и тогда он принял их как озарение. Теперь же, произнесенные в присутствии его родичей, они вонзились в Серегила, как раскаленный клинок. Ему казалось, что он все понял, но сейчас было такое ощущение, словно из-под него выскальзывает земля. Он знал, что значит быть изгнанником, но это новое отмежевание нанесло ему более глубокую рану. "Отправляйся к скаланцам и живи среди них", - приказал старый кирнари. Колени Серегила болели, но он сумел подняться на ноги, не пошатнувшись. Стянув через голову ауренфэйскую тунику, он уронил ее на пол. - Я принимаю решение лиасидра, достопочтенный. - Серегилу казалось, что собственный голос звучит откуда-то издалека. Он смутно слышал и чьи- то рыдания - плакало несколько человек; Серегил только надеялся, что он сам - не среди рыдающих. Ног своих он почти не чувствовал. Когда он направился к местам, отведенным скаланцам, чьи-то руки направляли его шаги.. Наконец он опустился в кресло, и рядом был Алек, и теплый плащ укутал его плечи... Заседание закончилось, и зал быстро опустел. Серегил еще плотнее закутался в плащ и, не поднимая глаз, последовал за Коратаном; ему не хотелось видеть лица других ауренфэйе. Однако когда он приблизился к дверям, к нему подошел руиауро Лиал и крепко стиснул левую руку Серегила. Поглаживая следы драконьих зубов, он тепло улыбнулся и сказал: - Хорошо сделано, маленький братец. Танцуй свой танец и верь Светоносному. Серегил не сразу вспомнил, что Лиал давно мертв, а когда вспомнил, тот уже исчез. У входа стояла группа руиауро, но призрака среди них не было. Когда Серегил заглядывал им в лица, каждый руиауро по очереди поднимал руку в молчаливом приветствии. "Танцуй свой танец?" Серегил закрыл глаза, вспоминая что-то, что Лиал пытался сказать ему, когда он в первый раз посетил Нхамахат. "Глядя на тебя, я вижу все твои рождения, все твои смерти, все труды, которые назначил тебе Светоносный. Но время - это танец, в котором много движений и много ошибок. Те из нас, которые видят это, должны иногда вмешиваться". "А я слепец, танцующий в темноте". Серегил подумал о последнем приснившемся ему сне: о шарах, образовавших рисунок, о крови, струящейся с клинков. Воспоминание принесло с собой то же могучее чувство убежденности в своей правоте, которое охватило его той ночью. Оно заставило его спину выпрямиться и даже вызвало мимолетную улыбку. Проходя мимо, это заметила Лхаар-а-Ириэль и подарила Серегилу уничтожающий взгляд. - Не смейся над меткой, которую носишь, - предостерегла она. - В этом я тебе клянусь, кирнари, - пообещал Серегил, прижав левую руку к сердцу. - Я приму то, что посылает Светоносный. Адриэль и Мидри приникли к Серегилу, сопровождая носилки Клиа на обратном пути. Алек охотно уступил им место, но держался поблизости, наблюдая за Серегилом с растущим беспокойством. Тот кутался в одолженный ему плащ, словно сейчас была зима. Насколько Алек мог судить, все чувства друга поглотила бесконечная растерянность. Ну, по крайней мере это лучше, чем беспросветное отчаяние. Как только они оказались в главном зале, вдали от любопытных глаз, Клиа поманила Серегила к себе и что-то ему прошептала. Она плакала. Серегил опустился на колени рядом с носилками, склонившись к принцессе, чтобы разобрать ее слова. - Все в порядке, - сказал он ей. - Как ты можешь так говорить? - сердито воскликнула Мидри. - Ты же слышал Бритира: была надежда, что со временем твое изгнание кончится. Серегил с трудом поднялся на ноги и двинулся к лестнице. - Потом поговорим, Мидри. Я устал. - Побудь с ним, - пробормотал Теро, но Алек и так уже направился за другом. Они медленно поднялись в свою комнату; Алек шел на несколько шагов позади. Ему хотелось поддержать Серегила, но что-то его удерживало. Войдя в комнату, тот поспешно сбросил одежду и нырнул под одеяло. Уснул он мгновенно. Алек постоял у постели, прислушиваясь к тихому ровному дыханию и гадая, что заставило Серегила уснуть - полное изнеможение или абсолютная безнадежность. Что бы это ни было, решил юноша, сон - лучшее сейчас лекарство. Сбросив сапоги, он прилег рядом с другом и обнял его поверх одеяла; Серегил только что-то пробормотал во сне. Когда Алек открыл глаза, в комнате, к его удивлению, было уже почти темно, а вторая половина постели пустовала. Он испуганно подскочил, но тут услышал знакомый смех откуда-то из теней у камина. Высокая фигура поднялась из кресла; Серегил зажег свечу от тлеющих углей. - Мне не хотелось тебя будить, - сказал он, присаживаясь на край постели. Серегил был одет в коричневый кафтан и штаны и, к облегчению Алека, улыбался. Это была настоящая улыбка, теплая и жизнерадостная. - Тебе пришлось тяжелее, чем мне, тали, - сказал он, взъерошив волосы Алека. - Ты на это и рассчитывал, когда решил вернуться? - Алек сел на кровати и внимательно посмотрел в лицо Серегила, ища признаки безумия. Как может он быть таким спокойным? - Ну, теперь, по размышлении, я полагаю, что все могло бы кончиться и лучше, чем я тогда ожидал. Ты же слышал, что они говорили. Теперь я здесь чужестранец. - И это тебя не огорчает? Серегил пожал плечами. - Я ведь уже давно на самом деле не ауренфэйе. Лиасидра и руиауро - они сделали меня яшел кхи, когда выслали таким молодым. Просто все эти годы я цеплялся за прошлое. Помнишь, что я сказал тебе, когда наконец решился рассказать, что ты наполовину ауренфэйе, а ты сокрушался, что не знаешь, кто ты такой? Помнишь, что я сказал тебе тогда? - Нет. - Я сказал тебе, что ты тот же самый человек, которым всегда был. - А ты всегда был яшел кхи? - Может быть. Здесь я никогда не был вполне на месте. - Тогда ты не так уж и жалеешь, что не можешь сюда вернуться? - Ах, разве ты не понимаешь? Я больше не изгнанник. Бритир все это изменил. Я теперь один из вас и могу отправляться туда же, куда можете вы. - Значит, если они откроют Гедре... - Именно. И когда они одумаются и отменят Эдикт, что, не сомневаюсь, скоро случится, я смогу путешествовать где угодно. Я свободен, Алек. Я сам сделаю себе имя, и никто больше не может назвать меня изгнанником. Алек скептически посмотрел на друга. - И ты знал, что все так и случится, - еще там, в горах? Уголок губ Серегила поднялся в знакомой кривой усмешке. - Ничего подобного. Убедить других оказалось труднее. Клиа и Адриэль плакали. Мидри хранила мрачное молчание. В глубине сердца Серегил тоже испытывал сомнения, но его поддерживали слова руиауро; "Танцуй свой танец". К счастью, времени на размышления оставалось немного. Приближалось время голосования, и теперь переговоры вел Коратан. Серегилу было запрещено появляться в зале лиасидра, но Теро и Алек сообщали ему обо всех новостях, точнее, их отсутствии. - Как будто ничего не случилось, - проворчал Алек, когда на второй день они сели за поздний ужин. - Те же самые доводы повторяются снова и снова. Ты ничего не пропустил, хоть и не был там. Оставаясь дома вместе с Клиа в остальные дни, Серегил начал испытывать все большее беспокойство. Те надежды, которые поселили в нем руиауро, постепенно рассеивались; каковы бы ни были его труды, теперь его участие в делах власть имущих закончилось. По крайней мере так он думал. На пятый день переговоров к дверям подошел мальчик-подросток и спросил Серегила. На мальчике не было сенгаи, себя он не назвал; он просто вручил Серегилу сложенный лист пергамента и ушел. Рядом не было никого, кроме двоих часовых-Ургажи, и Серегил порадовался этому, когда развернул пергамент. В записке, написанной знакомым элегантным почерком, значилось: "Сегодня ночью у Чаши Ауры. Приходи один, когда луна будет в зените". Внутрь был вложен знак: маленькая синяя с красным шелковая кисточка. Серегил внимательно рассмотрел ее и улыбнулся про себя, обнаружив несколько красноречивых более темных ниток. Алека эта новость совсем не порадовала, когда вечером Серегил показал ему записку. - Чего хочет от тебя Юлан? - с подозрением спросил он. - Не знаю, но держу пари: Клиа не повредит, если я это выясню. - Мне не нравится это "приходи один", - Я очистил его имя от подозрений, - хмыкнул Серегил. - Не станет же он теперь убивать меня; и уж особенно после того, как в мои руки попали и записка, и кисточка. - Ты собираешься сказать обо всем Клиа? - Ты можешь рассказать ей после того, как я отправлюсь на свидание; да и всем остальным тоже. Ночь была ясной и тихой. Отражение полной луны лежало на поверхности Вхадасоори, как жемчужина в оправе из гагата. Серегил вошел внутрь кольца из каменных гигантов и медленно двинулся к колонне с Чашей. Сначала ему показалось, что он явился первым: заставить другого ждать - проявление силы. Потом у него на глазах отражение луны всколыхнулось и на мгновение исчезло: с противоположной стороны пруда по воде скользнула темная фигура. Старые страхи ожили в Серегиле, но это не был демон, вызванный некромантом. Юлан грациозно развернулся у берега и ступил на камни. Его темная мантия сливалась с окружающим мраком, и бледное лицо и серебряные волосы казались в лунном свете плывущей в воздухе храмовой маской. Хоть Серегил и не доверял вирессийцу, он не мог не восхититься стилем, в котором тот обставил свое появление. - Мне казалось, что мы с тобой еще когда-нибудь поговорим, кирнари. - Так же казалось и мне, Серегил из Римини, - ответил Юлан, беря его под руку. - Пойдем, прогуляемся. Они медленно двинулись вдоль края воды, словно хорошие друзья. Серегилу нетрудно было представить на своем месте Торсина. Ощущал ли старый посол силу, которая исходила от этого человека, как жар от кузнечного горна? Такое соседство смущало Серегила, он остановился и высвободил руку. - Не хотел бы быть грубым, но час поздний, и я не сомневаюсь, что ты позвал меня сюда не ради того, чтобы насладиться моим обществом. - Такое могло бы случиться, - возразил Юлан. - Ты - очень интересующий меня молодой человек. Уверен, что ты мог бы рассказать много захватывающих историй. - Только с арфой в руке и за хорошую плату. Чего ты хочешь? Юлан рассмеялся. - Ты и вправду стал вести себя как тирфэйе. Впрочем, меня это устраивает. Мне нравятся тирфэйе и их нетерпение - оно бодрит. Я буду вести себя так же и скажу все напрямик. Скаланцы все еще хотят, чтобы Гедре был открыт, не так ли? "Ах, ну вот наконец он и дошел до дела!" - Да, и я предполагаю, что Коратана вы находите менее ловким дипломатом, чем его сестру. - Я этого и ожидал, как только услышал, что он направляется в Гедре с военными кораблями, - безразлично протянул кирнари, глядя на луну. Серегил не схватил столь очевидной приманки. Или Юлан знает, какой приказ был отдан принцу, или блефует, рассчитывая выпытать нужные сведения. Имея дело с таким, противником, в ответ лучше всего помалкивать. Юлан склонил голову к плечу, глядя на Серегила и делая вид, что не замечает его сдержанности. - Ты умен и мудр не по летам. Мудр достаточно, чтобы понимать: у меня хватит и сил, и воли противиться договору со Скалой до тех пор, пока пленимарский флот не захватит гавань Римини, а ваш прекрасный город не поглотит пламя. Я наблюдал за этим вашим принцем. Не думаю, что ему хватит проницательности это понять, но ты-то понимаешь, и к твоим словам он прислушивается. - Я не могу сказать ему, чтобы он бросил все это дело. Гедре необходим Скале. - Не сомневаюсь. Поэтому-то я и готов согласиться на тот договор, который мы обсуждали с Торсином перед его ужасной кончиной. Райш может быть мертв и требования тетсага соблюдены, но уверяю тебя: немногие в лиасидра посочувствуют теперь Акхенди. Новый кирнари, Сулат-и-Эрал, - зеленый юнец, не пользующийся поддержкой влиятельных людей. На твоем собственном клане тоже лежит тень, хотя я уверен, что Адриэль-а-Иллия сделает все от нее зависящее, чтобы обелить имя Боктерсы. Однако очень многие готовы использовать пример ее бывшего брата как обоюдоострое оружие. Разве история твоей жизни не служит доказательством правоты тех, кто не желает никаких контактов с тирфэйе? Разве Лхаар-аИриэль не воспользуется случаем задрать свой покрытый татуировкой нос и завопить: "Смотрите, что получается из общения с чужестранцами!" И еще, конечно, вопрос насчет чести новой царицы... Мы все этим очень озабочены. - Мне все время хотелось узнать, кирнари, сколько ты заплатил пленимарцам за сведения о той истории? Юлан поднял брови. - Я получил их как плату за мои услуги. Пленимарцы очень озабочены тем, чтобы пролив Бал оставался открыт для их кораблей и их торговли. Скаланцы не единственные, кто нуждается в припасах для этой вашей глупой войны. Сердце Серегила оборвалось, хотя на самом деле чего-то подобного он ожидал. - Ты хочешь сказать, что все время поддерживал пленимарцев? Что для скаланцев надежды нет? - Все не так безнадежно, друг мой. Я предлагаю тебе компромисс и свою поддержку. Требуйте временного открытия Гедре - скажем, до конца войны. Я благодарен тебе за то, что ты очистил от подозрений мое имя, и поэтому скажу: это лучшее, на что вы можете рассчитывать. Или ваш неудачный роман с Акхенди заставил вас забыть, ради чего вы сюда явились? Клиа ведь собиралась не оспаривать Эдикт об отделении, а получить помощь в войне. - Можем ли мы рассчитывать на это? - спросил Серегил. - Ты же знаешь, что нужно делать, мой умный друг. Ты искусно играешь на арфе и умеешь касаться нужных струн. Согласись исполнять мою мелодию, и я окажу тебе поддержку. - И какие же стихи ты хочешь положить на свою мелодию? За какие струны нужно дернуть? Призрачное лицо придвинулось ближе, но глаза Юлана остались в тени. - Я хочу только одного: чтобы Виресса осталась открытым портом. Уважай это мое желание, и я постараюсь доставить вам все прочее, в чем вы нуждаетесь. - Сомневаюсь, что ты смог бы сделать что-нибудь с пленимарскими военными кораблями, блокирующими пролив Бал, - сказал Серегил с хитрой улыбкой. Ответная улыбка кирнари заставила его вновь обрести серьезность. - Или все-таки смог бы? - Вирессийцы способны очень на многое, если захотят. Мы никогда не пренебрегали торговлей со Скалой как с надежным партнером. Что ты скажешь на то, чтобы возобновить наши связи? - Я не могу решать за Клиа и Коратана, - уклончиво ответил Серегил. - Конечно, нет, но ты можешь с ними поговорить. - А что мы скажем акхендийцам и гедрийцам? Что дни их процветания будут сочтены? - Я уже беседовал с Риагилом и Сулатом, Они согласны с тем, что пол- яблока лучше, чем никакого яблока вовсе. В конце концов, даже в Ауренене время и смерти многое меняют. Кто знает, к чему приведет эта маленькая трещинка в Эдикте? Для нашего народа больше всего подходят медленные перемены. Так было всегда. - То есть чтобы все осталось неизменным достаточно долго и Виресса сохранила свою власть? - Тогда я умер бы довольным. Серегил улыбнулся. - Я уверен, что очень многие желали бы этого, кирнари. Я поговорю со скаланцами. Есть, правда, еще одна вещь, которую я хотел бы узнать. Это ты сообщил пленимарцам, где лучше всего устроить засаду, когда мы плыли сюда? Юлан укоризненно поцокал языком. - Ты разочаровываешь меня. Какой прок мне был