гонит вола по голому полю. Замерзшая земля с трудом поддавалась лемеху плуга. За пахарем шла пожилая женщина, кидая пригоршни пепла из деревянной чаши в свежую борозду. Когда последний пепел был рассеян, она тщательно протерла чашу горстью земли и высыпала ее тоже. Пахарь развернул вола и медленно повел его обратно, засыпая борозду. Легкий снежок начал падать на поле и людей, когда Алек и Серегил проезжали мимо них в своей тележке. - Здесь делают все так же, как и у нас на севере, -сказал Алек. Серегил равнодушно оглянулся. - Я имею в виду, запахивают пепел умерших в землю. И гимн, который они пели, был тот же самый. - Я не заметил. Что за гимн? Обрадованный тем, что его спутник проявляет интерес хоть к чему-то, Алек запел: Все блага, что щедрой рукою, о Дална, Создатель могучий, при жизни даруешь ты людям, В день смерти тебе возвращаем и сами становимся частью творенья великого бога. Прими же умершего в лоно твоей земли плодородной, пусть новая жизнь весною взойдет на полях из пепла. Так пусть же и в сев, и на жатве умершего мы не забудем! Ничто не теряется в мире, который ты создал, о Дална. Серегил кивнул: - Я слышал этот... - Он резко оборвал фразу, схватил вожжи и натянул их, останавливая пони. - Клянусь Четьеркой, посмотри туда! - вскрикнул он, отчаянным жестом указывая в поле слева от дороги. Высокая, одетая в черное фигура стояла меньше чем в сотне ярдов от них. - Куда? Что там? - Прямо перед тобой! - свистящим шепотом ответил Серегил. Даже на расстоянии полета стрелы Серегил мог различить какую- то ужасную неправильность в облике этого существа, какое-то жуткое нарушение пропорций, и это испугало его больше, чем очевидный факт: Алек никого не видел. - Кто ты? - крикнул Серегил, испытывая скорее ужас, чем гнев. Темная фигура молча повернулась к нему, низко поклонилась и начала какой-то гротескный танец, подпрыгивая и кружась; это выглядело бы смешным, если бы не было таким отвратительным. Серегил почувствовал, как все его тело онемело от этого зрелища. Дрожа, он сунул вожжи в руки Алека. - Скорее уедем отсюда! Алек, не задавая вопросов, хлестнул пони. Когда Серегил оглянулся, зловещее видение исчезло. - Что все-таки случилось? - громко спросил Алек, перекрикивая тарахтенье тележки. Все еще дрожа, Серегил вцепился руками в сиденье и ничего не ответил. Когда через несколько мгновений он поднял глаза, существо шествовало по дороге перед тележкой. Теперь Серегил разглядел, что оно было выше человеческого роста: расстояние между плечами и головой оказалось слишком велико, а между бедрами и плечами - слишком мало; руки были ужасно длинными, их движения неуклюжими, но мощными. Существо оглянулось через покатое плечо и поманило Серегила, как будто торопя его к какой-то цели. - Посмотри туда! - воскликнул Серегил помимо воли, хватая Алека за плечо и показывая вперед. - Тот, в черном! Клянусь глазами Билайри, теперь-то ты должен его видеть! - Но я не вижу ничего! - ответил Алек, и в голосе его прозвучал страх. Серегил отпустил его и прорычал: - Ты что, ослеп? Оно высокое, как... Но в этот момент существо исчезло, помахав на прощание рукой. Серегила окатила ледяная волна ужаса. Весь остаток сумрачного дня его мучитель играл с Серегилом в зловещие прятки. То Серегил видел его вдали, кружащегося и прыгающего посреди чистого поля, то секундой позже он оказывался на дороге и шагал рядом с тележкой, так близко, что его можно было коснуться рукой. Им встретился отряд майсенской милиции, и Серегил смотрел, как существо лавирует между всадниками, не замечаемое ими, а через несколько минут оно проехало мимо тележки, усевшись на крыше встречного крестьянского фургона. Алек явно не мог его видеть, и Серегил скоро оставил попытки привлечь внимание юноши. Что бы ни означало видение, оно было предназначено ему одному. Самое худшее началось, когда солнце скрылось за горизонтом. Серегил не видел призрака уже около получаса, когда вдруг его коснулось дуновение леденящего холода. Шатаясь, он вскочил на ноги в тележке и увидел тварь, сидящую на заднем сиденье; руки ее были простерты вперед, как будто хотели прижать Алека и его самого к груди. Один из черных рукавов даже коснулся головы Алека. И тут оно рассмеялось. Издевательское хихиканье донеслось из глубины черного капюшона, и вместе с ним Серегила обдало такое зловоние склепа, что пустой желудок ощутил позыв к рвоте. Серегил попытался вырвать у Алека его рапиру. Сделав очевидный вывод, что Серегил окончательно лишился рассудка, Алек начал с ним бороться, и оба они вывалились из тележки и тяжело упали на землю. Пони продолжал идти, потом остановился. Подняв глаза, Серегил обнаружил, что тележка пуста. Он с трудом встал на ноги, задыхаясь и прижав руки к груди. - Посмотри на меня! - сердито потребовал Алек, тоже поднимаясь и встряхивая Серегила за плечи. - Не обращай внимания на пони. он никуда не уйдет. Ты должен объяснить мне, что происходит. Я ведь хочу помочь тебе, Серегил, но, черт возьми, ты же мне ничего не говоришь! Серегил медленно потряс головой, все еще глядя через плечо на тележку. - Нужно свернуть с дороги, прежде чем стемнеет! - прошептал он. - Аура Элустри малрей... - Скажи мне, что ты видел! - воскликнул Алек, в отчаянии снова встряхивая его. Глаза Серегила наконец остановились на Алеке, и он вцепился в тунику юноши. - Мы должны свернуть с дороги! Алек долго смотрел на него, потом безнадежно покачал головой. - Свернем, - пообещал он. В сумерках они добрались до обветшалой придорожной гостиницы. Ноги Серегила подкосились, когда он слезал с тележки, и Алеку пришлось помочь ему дойти до дома. - Мне нужна комната. Нет, две комнаты, - отрывисто бросил Алек трактирщику. - Вверх по лестнице, - ответил тот и с беспокойством взглянул на Серегила: - Твой приятель не болен ли? - Не настолько болен, чтобы это нельзя было уладить деньгами, - выжал из себя улыбку Серегил. От него потребовалось напряжение всех сил, чтобы эти слова прозвучали убедительно, и, как только они оказались одни, он тяжело оперся на Алека. Он неожиданно ощутил себя таким усталым! Он уже почти уснул, когда Алек опустил его на кровать. Серегил засыпал, просыпался, снова засыпал. Какое-то время рядом был Алек; парень пытался напоить его, но пить не хотелось, хотелось только отдохнуть. Наконец Алек ушел, и Серегил расслышал, как в замке повернулся ключ. Это было очень странно, но он был слишком сонным, чтобы думать... Повернувшись на бок, Серегил провалился в мутные глубины сна. Через некоторое время он проснулся, дрожа. В комнате стало холодно, и Алек сталкивал его с кровати, толкая острым локтем в спину. Повертевшись, Серегил отвоевал себе какое-то место на постели, но все-таки было слишком холодно, чтобы снова уснуть. Может быть, окно открылось? Да и было ли в комнате окно? Серегилу казалось, что не было. Наконец Серегил не выдержал и открыл глаза, чтобы посмотреть, в чем дело. Оказалось, что ночник все еще горит. - Черт возьми, Алек, подвинься... - Слова замерли у него на языке. К нему прижимался вовсе не Алек, а его мучитель, черное привидение. Оно лежало кверху лицом, сложив руки на груди в ужасающей пародии на приготовленный к погребению труп. Оно было абсолютно неподвижно, и Серегил заставил себя передвинуться к ногам кровати, потом спустил ноги на пол. Слишком поздно он вспомнил щелчок ключа в замке: он был заперт. - Алек! Алек, помоги! - закричал он, стуча в дверь. Слепая паника сжала его грудь, как железные оковы. - Никто тебя не услышит. Голос твари походил на завывание ветра в голых ветвях - саркастический, нечеловеческий, олицетворение безнадежности. Серегил обернулся и увидел, как существо село на кровати странным механическим движением, как будто сложился нож. Потом таким же неестественным образом оно встало. Казалось, огромная фигура занимает всю тесную каморку. Серегил попытался закричать опять, но ни единого звука не сорвалось с его губ. - Теперь он не может помочь тебе. - От привидения шли волны леденящего холода и тот же самый гнусный запах. - Что ты такое? - спросил Серегил полупридушенным шепотом. Привидение сделало шаг в его сторону, сразу вдвое уменьшив расстояние между ними. - Ты здорово заставил погоняться за тобой, - раздался тихий стонущий голос. - Но тебе не скрыться, таким, как ты, нет прощения. Серегил прижался к стене и обвел глазами комнату в надежде найти убежище. Спрятаться было негде. - Чего ты от меня хочешь? - Разве ты не знаешь? Должно быть, грустно умирать в неведении. Но мы едины. Ты вор, Серегил из Ауренена, и мы хотим получить обратно то, что ты украл. Тебе больше не удастся скрываться от нас. - Скажи мне, что это! - потребовал Серегил. Гнев и отчаяние немного потеснили страх, и к нему вернулись остатки сил. Вытянув вперед руки, ужасная тварь обдала его снова запахом тления. Он умрет, понял Серегил. Умирать, не узнав, за что, казалось ужасной несправедливостью. Привидение снова засмеялось и потянулось к нему, и звук этого смеха окончательно погрузил Серегила в пучины безумия. - Нет! - зарычал он и кинулся на противника. На долю секунды его руки, казалось, сомкнулись на нечеловеческом теле, потом он врезался в стену комнаты. Когда он обернулся, тварь стояла у двери. Прежний приступ кровожадной ярости обрушился на Серегила. На этот раз он приветствовал его, ту силу, которую давал гнев. Он жаждал крови и исходил ненавистью, когда снова кинулся на черное существо. Ночник оказался опрокинут и погас, но Серегил и в темноте нашел врага, ощущая его по источаемому холоду; тварь снова и снова ускользала от него. Неожиданно пальцы Серегила сомкнулись на чем-то материальном. Он усилил хватку, стремясь стиснуть горло врага. Тот словно играл с ним, позволяя нападать, но не нанося ответных ударов. Однако игра длилась недолго. Огромные когти внезапно вонзились в его грудь, мир взорвался ослепительной вспышкой боли, и сознание Серегила милосердно угасло. Полузадушенный, Алек лежал на холодном полу рядом с Серегилом. В темноте он не мог разглядеть, что случилось с его рукой, но болела она ужасно. - Что там творится? - раздался сердитый голос хозяина из другого конца коридора. - Я не потерплю этих безобразий посреди ночи, слышите! - Принеси свечу, быстро! - задыхаясь, прохрипел Алек, поднимаясь на колени с помощью одной руки. Трактирщик появился в дверях, сжимая в одной руке свечу, в другой - суковатую дубинку. - Вы шумите так, как будто кого-то убивают... Он замер на месте, когда свет упал на Серегила и Алека. Серегил лежал без сознания, его грудь и шея были залиты кровью. Алек подумал, что и сам он, пожалуй, выглядит не лучше. Из носа, разбитого Серегилом, текла кровь, лицо и горло покрывали глубокие царапины. Согнув левую руку, Алек увидел посередине ладони вспухший круглый ожог. - Опусти свечу пониже, - попросил он. Встав на колени рядом с Серегилом, он удостоверился, что его друг еще дышит, потом распахнул ворот его рубашки и охнул в ужасе. Тогда на "Стремительном" он видел покраснение на груди Серегила. Теперь на его месте была кровавая рана. Подняв свою пульсирующую болью руку к свету, Алек обнаружил, что рана и ожог на ладони - в точности одинаковой формы и размера. На полу рядом с Серегилом валялся деревянный диск, бесполезная безделушка, которую Серегил украл в доме мэра, считая, что такой мелочи никто не хватится. Осторожно подняв его за обрывок кожаного ремешка, Алек сравнил диск с раной на груди Серегила и с ожогом на собственной руке. Соответствие было полное. Приглядевшись внимательнее, Алек даже смог разглядеть отпечаток квадратного отверстия посередине. "Оно же все время было у нас перед глазами, - подумал он горько. - Как мог он не заметить? И почему я не понимал?.." Алека разбудил грохот в комнате Серегила, и он пошел посмотреть, в чем дело. В спешке он не захватил лампу и отчаянно ругал себя за это, потому что никак не мог попасть ключом в замочную скважину. В коридоре было темно, в комнате, когда он все же отпер дверь, еще темнее. Хотя Алек и слышал шум, он оказался совсем не готов к нападению, которому подвергся, как только переступил через порог. Когда ледяные пальцы Серегила стиснули его горло, единственной мыслью Алека было - как защититься, не причинив вреда другу. Он пытался получше ухватить тунику Серегила, чтобы оттащить его от себя, когда его рука скользнула по груди Серегила и нащупала кожаный ремешок. Алек потянул за ремешок, потом почувствовал, как он выскользнул из руки - Серегил в этот момент откинулся назад, - и тут пришла эта ужасная боль. - Что все это значит? - потребовал объяснений трактирщик, заглядывая через плечо Алека. Потом он попятился. делая знаки, отвращающие зло. - Ты убил его при помощи колдовства! Алек убрал диск. - Он не умер. Вернись и посвети мне. Но хозяин уже убежал. Ругаясь сквозь зубы, Алек на ощупь добрался до своей комнаты и высек огонь. Что ему делать с этим проклятым диском? Сжечь в печке казалось самым мудрым, но сомнение остановило Алека: Серегил счел диск достаточно ценным для того, чтобы украсть, а потом говорил, что обязательно хочет доставить его в Римини. Не прикасаясь к диску и держа его за ремешок, Алек нашел в сумке старую тунику Серегила и завернул в нее безделушку. Засунув сверток на самое дно мешка, он отнес их вещи вниз и поспешил обратно за Серегилом. Трактирщик и его семья забаррикадировались в кладовке и, несмотря на уверения и просьбы Алека, отказывались выйти. В конце концов Алеку пришлось нести Серегила по лестнице одному, взвалив бесчувственное тело на плечи, как тушу убитого оленя. Добравшись до кухни, он положил Серегила на стол и вернулся к кладовке. - Эй вы там! - крикнул он сквозь дверь. - Мне нужны припасы. Я оставлю деньги на каминной полке. - Ответа не последовало. На столе в подсвечнике стояла свеча. Алек зажег ее угольком из остывающего очага и стал искать еду. Большая часть продовольствия хранилась в той самой кладовке, где заперлись трактирщик и его домочадцы, но ему все же удалось обнаружить миску с крутыми яйцами, бутылку бренди, кусок хорошего майсенского сыра, каравай свежего хлеба и мешок яблок. Отправившись к колодцу за водой, он обнаружил там кувшин молока, спущенный вниз, чтобы молоко не прокисло. Алек присоединил его к своей добыче. Сложив припасы под сиденье тележки, Алек из своих одеял и нескольких, прихваченных в гостинице, соорудил что-то вроде постели. Когда все было готово, он уложил Серегила и старательно закутал его. Если бы не затрудненное дыхание, Серегил казался бы мертвецом. - Что ж, ему не станет лучше, если мы задержимся здесь, - мрачно пробормотал Алек, хлестнув пони вожжами. - Я обещал ему, что мы отправимся в Римини, и мы туда отправимся. ГЛАВА 12. в одиночестве Спят ли мертвецы? Какая-то крохотная часть его сознания чувствовала, как проходит время. Что-то менялось, только что? Очень постепенно он начинал воспринимать боль, но ощущение было слабым, как будто доходящим с огромного расстояния. Как странно... Вместе с болью начали возвращаться и запахи: запахи болезни, неблагополучия, его собственного немытого тела, от которых его чистоплотная натура стала страдать сразу же, как вернулась способность обонять. Может быть, он все-таки не мертв? Он не мог найти ни объяснения своему теперешнему состоянию, ни хоть какой- нибудь зацепки, которая позволила бы вспомнить прошлое; даже боль снова куда-то исчезла. Безмолвно и безрезультатно он приказывал ей вернуться. Он был один. И одиночество... Алек ехал так быстро, как только мог, желая во что бы то ни стало добраться до порта к следующему дню. Он останавливался лишь ради того, чтобы дать отдых пони и перевязать рану Серегила. Ожог на его собственной руке отдавался болью до самого локтя, но уже подсыхал Рана же Серегила, когда он осмотрел ее при дневном свете, оказалась воспаленной и начинающей гноиться. Алек зашел в первый же крестьянский дом, мимо которого ехал, в надежде выпросить какие-нибудь целебные травы и чистое полотно для перевязки. Старая женщина, которая открыла ему дверь, бросила единственный взгляд на Серегила и сразу же отправилась на кухню за корзинкой, в которой оказались мазь из зверобоя, листья алоэ, чистые льняные тряпки, бутылка с отваром коры ивы, молоко, сыр, свежий хлеб и полдюжины яблок. - Я... Я не смогу заплатить тебе, - пробормотал Алек, смутившись от такой щедрости. Крестьянка улыбнулась и похлопала его по руке. - И не надо, - сказала она с сильным майсенским акцентом. - Создатель замечает любое доброе дело. Поля сменились пологими холмами, когда тележка стала приближаться к Кестону. К середине следующего дня путники оказались в более населенных местах. Ветер здесь пах иначе. Ветер нес влагу, но к тому же и еще какой- то незнакомый Алеку запах. В воздухе кувыркались чайки, гораздо более крупные, чем те черноголовые птицы, которых Алек видел на Черном озере. У этих были желтые клювы и серые крылья с черной каймой. Огромные стаи птиц пролетали над головой или искали пропитание на убранных полях и мусорных кучах. Перевалив через гряду холмов, Алек увидел в отдалении то, что могло быть только морем. Пораженный, он остановил пони и долго глядел на открывшуюся картину. Первые оранжевые лучи заката протянули сверкающую дорожку по зеленовато-серебристым волнам. Несколько островов лежали недалеко от берега, как пригоршня кубиков, брошенных ребенком, - некоторые покрытые деревьями, другие - просто голые скалы. Дорога петляла, спускаясь к берегу, и вела к городу, раскинувшемуся по берегам широкой бухты. - Ты, должно быть, житель далеких от моря мест, - обратился к Алеку старый жестянщик, поравнявшись с тележкой. Сухонький кривоногий старичок сгибался почти вдвое под тяжестью большого мешка, из-под полей потрепанной шляпы выглядывало лицо, темное от небритой щетины и дорожной пыли. - Ты смотришь на море так, будто видишь его первый раз в жизни. Такой разинутый от удивления рот может принадлежать только сухопутному жителю. - Старик хрипло засмеялся. - Это больше всего, что я видел! - А вот когда окажешься далеко от берега, оно покажется еще больше, - сказал жестянщик. - В молодости я был моряком, пока акула не пообедала моей ногой. Откинув в сторону полу запыленного плаща, он показал Алеку на деревяшку, привязанную к культе левой ноги. Она была искусно вырезана, так что напоминала настоящую ногу, и даже заканчивалась деревянным башмаком, в точности таким же, как и на здоровой конечности. - Как походишь целый день, так уж и не знаешь, какая нога больше болит. Не подвезешь ли попутчика до города? - Забирайся. - Алек протянул руку, чтобы помочь старику. - Очень тебе обязан. Ханнок из Бритии, к твоим услугам, - представился жестянщик, усаживаясь. Последовала вопросительная пауза. - Арен... Арен Силверлиф. - Алек почувствовал себя глупо, назвавшись старику вымышленным именем, но это уже стало привычкой. Ханнок коснулся пальцем полей шляпы. - Рад познакомиться. Арен. Что случилось с твоим другом? - Упал и поранился, - быстро ответил Алек. - Скажи, ты хорошо знаешь Кестон? - Еще бы. Чем я могу тебе помочь там? - Мне нужно продать эту тележку и найти корабль, который довезет нас до Римини. - Римини? - Старик потер заросший подбородок. - Клянусь Старым Мореходом, тебе повезет, если вообще удастся найти судно, отправляющееся в Римини, когда зима на носу. И это обойдется дорого, много дороже, чем ты сможешь выручить за эту развалюху и твоего одра. Но не грусти, сынок. У старого Ханнока найдутся приятели в любом порту. Предоставь это мне. Алек скоро порадовался обществу жестянщика. Кестон был оживленным городом, кривые улицы его пересекались без всякого порядка, и переулки, в которые они сворачивали по указаниям Ханнока, были зажаты между скоплениями жилых домов, складов, таверн. Компании моряков, изрядно подвыпивших, попадались на каждом шагу, и обрывки песен и ругань звучали на языках всех концов света. - Да, на причале у меня найдется дружок-другой, - повторил Ханнок, когда они выбрались к берегу. - Давайка я поспрашиваю, что к чему, а потом мы с тобой встретимся в "Красном колесе". Видишь вон ту вывеску? Минуешь еще две лавки и в следующем складе найдешь человека по имени Гешер. Он, наверное, купит у тебя тележку. Только не забудь сказать ему, что ты от Ханнока. Но хоть Алек и сослался на Ханнока, возчик Гешер посмотрел на потрепанную тележку, усталого пони и его не менее усталого хозяина весьма скептически. - Три серебряных дерева, и ни пенни больше, - сказал он ворчливо. Алек не имел представления, какова относительная ценность серебряного дерева, но был рад избавиться от тележки и пони за любую цену. Договорившись, что возчик расплатится, когда Алек доставит тележку и пони, сгрузив Серегила и вещи, юноша поспешил в "Красное колесо". Там он нашел старого жестянщика, который, сидя за длинным столом, перебрасывался шутками с человеком в моряцкой одежде. - Вот и сам парнишка, - сообщил старик своему компаньону, пододвигая Алеку кружку пива. - Садись, малый. Арен Силверлиф, а это - капитан Талриен, хозяин "Касатки". Лучший моряк на всех морях, уж ты мне поверь. Мы плавали вместе под командой капитана Стрейка, я тогда был помощником, а он еще зеленым юнгой. Он согласен обсудить с тобой, как тебе и твоему приятелю добраться до Римини. - Денег у тебя негусто? - улыбнулся Талриен, сразу переходя к делу. Его светлые волосы и борода подчеркивали почти коричневый цвет продубленной солнцем и солью кожи. - Сколько ты наскребешь? - Мне дают три серебряных дерева за тележку и пони. Это хорошая цена? Ханнок пожал плечами: - Не слишком хорошая, но и не плохая тоже. Что скажешь, Талли? Возьмешь парнишку? - Этого еле хватит за одного человека. Тебе очень нужно в Римини, верно? - протянул Талриен, откидываясь на стуле. Когда Алек замешкался с ответом, моряк рассмеялся и поднял руку. - Ладно, это твое дело. Вот что я тебе скажу. В этом рейсе мне не хватает людей. За три серебряные монеты я возьму твоего приятеля, а ты можешь отработать свой проезд. Спать тебе придется в трюме, но тут тебе повезло: наш груз - зерно и шерсть. Прошлым рейсом мы везли гранитный щебень. Если ты согласен, ударим по рукам. - Уговорились, - ответил Алек, протягивая ему руку. - И большое спасибо вам обоим. У Талриена была лодка, привязанная к свае у берега. Алек погрузил в нее свои немногочисленные пожитки, а потом они с Талриеном осторожно уложили на дно Серегила. Серегил был еще более бледен, чем раньше. Его голова бессильно перекатывалась, когда волны ударяли лодку о камни набережной, и, подкладывая под голову другу свернутый плащ, Алек ощутил прилив страха. "Что, если он умрет? Что мне тогда делать?" - Не убивайся, паренек, - мягко сказал ему Талриен. - Я присмотрю, чтобы его устроили удобно. Отправляйся продавать свою повозку, а я пришлю за тобой лодку. - Я... Я быстро, - запинаясь, выдавил из себя Алек, которому вдруг ужасно не захотелось оставлять Серегила в чужих руках. Но что он мог поделать? Юноша влез в тележку и хлестнул пони. Майсенские серебряные деревья оказались прямоугольными полосками металла, на каждой из которых было вычеканено грубое изображение дерева. Сжав монеты в кулаке, Алек со всех ног помчался на причал. Когда он оказался на безлюдной набережной, его остановила неожиданно пришедшая мысль. Не говорил ли капитан Раль, прежде чем они покинули "Стремительный", что в портах орудуют пленимарские вербовщики? - О Создатель, - простонал Алек, ощущая ледяную тяжесть недоброго предчувствия. Из-за необходимости спешить и усталости, затуманившей ум Алека, не оказался ли Серегил в руках двух хитрых мошенников? Проклиная себя, Алек шагал туда и сюда по причалу, высматривая в темноте хоть какое-нибудь движение. Он даже не догадался спросить Талриена, какой из кораблей "Касатка"! Ночь была тихой, волны еле слышно плескались внизу. Отзвуки веселого пения, которым моряки сопровождали возлияния в окрестных тавернах, лишь усугубляли одиночество Алека. На стоящем на якоре корабле пробили склянки, звук показался юноше унылым и далеким. Он в десятый раз называл себя проклятым дураком, когда заметил свет фонаря, приближающийся к нему. Огонек исчез, скрывшись за корпусом какого-то судна, потом появился снова, равномерно качаясь в такт с плеском невидимых весел. Тощий рыжий матрос, едва ли старше самого Алека, ловко подогнал шлюпку к причалу. Алек мало что знал о вербовщиках, но этот парень не показался ему похожим на злодея. - Это ты новый матрос "Касатки"? - спросил тот, суша весла и оглядывая Алека с нахальной улыбкой. - Я Бинакел, приятели зовут меня Бини. Лезь сюда, если не хочешь всю ночь прохлаждаться на пристани. Клянусь Старым Мореходом, здесь холоднее, чем у трески в желудке! Алек едва успел спрыгнуть на заднюю банку шлюпки, как Бини оттолкнулся веслом от причала. Все время, пока он греб к кораблю, парень не переводя дыхания болтал, не нуждаясь ни в поощрении, ни в репликах. Он перескакивал с одного на другое, пересыпая свою речь ругательствами, но Алеку удалось понять из его болтовни достаточно, чтобы к тому времени, когда они добрались до "Касатки", успокоиться. По словам Бини, капитан Талриен был славным малым, отличавшимся большим достоинством - он ни разу никого еще не приказал высечь. "Касатка" была каботажным судном, с тремя большими прямоугольными парусами на высоких мачтах и двадцатью парами весел на случай штиля, и совершала регулярные рейсы между портовыми городами Майсены и Скалы. Команда лихорадочно готовилась к отплытию. Алек надеялся, что ему удастся поговорить с Талриеном, но капитана нигде не было видно. - Твой приятель внизу, - сказал Бини и повел Алека к трапу. Серегил спал в углублении между огромными тюками шерсти. Дальше, насколько Алек мог разглядеть при свете фонаря Бини, трюм был забит мешками с зерном. - Будь осторожен с огнем, - предупредил его моряк. - При таком грузе одна искра - и мы заполыхаем как костер. Повесь фонарь на крюк над головой, и, если начнется качка, сразу же туши его. - Я буду осторожен, - пообещал Алек, роясь в своем мешке в поисках чистых бинтов: повязка на ране Серегила заскорузла от крови и гноя. - Кэп прислал тебе еду и ведро воды, - показал Бини. - Вон там, в углу. И ты завтра поговори с Седриком насчет раны твоего приятеля. Старый Седрик лечит не хуже, чем готовит похлебку. Ладно, пока! - Спокойной ночи. И передай капитану мою благодарность. Повязка прилипла к ране. и ее пришлось отмачивать. Когда Алеку удалось ее снять, он увидел, что воспаление не уменьшилось. Не похоже было, что мазь, которую дала старая крестьянка, помогает, но Алек все равно снова наложил ее, поскольку не знал, что еще можно сделать. Серегил и раньше был худощав, теперь же он казался совсем бестелесным; Алек почувствовал, как он хрупок, когда приподнял друга, чтобы завязать бинт на спине. Дыхание его тоже стало более затрудненным и иногда переходило в болезненный кашель. Уложив Серегила снова на тюки с шерстью, Алек откинул влажные черные волосы с его лица; щеки больного ввалились, бледная кожа приобрела синеватый оттенок. Теперь еще несколько дней - и они доберутся до Римини и Нисандера, но только доживет ли Серегил?.. Согрев у пламени фонаря остатки молока, Алек положил голову Серегила себе на колени и попытался влить хоть несколько капель ему в рот, но Серегил сразу начал давиться, и молоко струйкой потекло по его щеке. С тяжелым сердцем Алек отставил чашку и вытер молоко полой плаща, потом улегся рядом с Серегилом. - По крайней мере до корабля мы добрались, - прошептал он грустно, прислушиваясь к тяжелому дыханию друга. Алек был абсолютно вымотан и скоро уснул. ...Каменистая равнина под низким свинцовым небом окружала Серегила со всех сторон, под ногами шуршала мертвая серая трава. Не звук ли это прибоя доносится издали? Воздух был неподвижен, это не мог быть шум ветра. Вдалеке сверкнула молния, но раскатов грома за ней не последовало. Над головой быстро летели тучи. Он не чувствовал своего тела, воспринимал только то, что его окружает, как будто все его существо заключалось теперь в одном лишь зрении. Однако двигаться он мог, мог оглядывать безжизненную равнину вокруг и кипящую мешанину туч над головой, сквозь которую не проглядывало ни клочка голубого неба. Все еще был слышен шум моря, хотя он и не мог определить направления, откуда доносится равномерный гул. Он хотел бы пойти туда, бросить взгляд за пределы окружающей его серой монотонности, но как это сделать? Он вполне мог выбрать неверное направление, удаляясь от моря, уходя все глубже в пустыню. Эта мысль заставила его застыть на месте. Откуда-то ему было известно, что равнина тянется бесконечно, стоит только уйти от моря. Он знал теперь, что мертв и что только сквозь врата Билайри может достичь истинной жизни после смерти или, может быть, полного небытия. Мысль о том, чтобы оказаться навеки пленником этой безжизненной равнины, была непереносима. "О Иллиор Светоносный! - беззвучно взмолился он. - Пролей свой свет на это безрадостное место. Научи, что мне делать!" Но ничего не изменилось. Он заплакал, но даже его рыдания не отдались ни единым звуком в пустоте... ГЛАВА 13. расспросы - Да, точно, были они тут, были. Уж мы их долго не забудем, скажу я вам. - заявил трактирщик, кидая оценивающий взгляд на двух господ. Один из них, бледный и сутулый, требовательно смотрел на него, но другой, темноволосый красавец со шрамом под глазом, понимал как будто, что информация стоит денег. И действительно, темноволосый полез в свой изукрашенный кошелек и положил на прилавок перед хозяином гостиницы тяжелую монету - двойное дерево. - Если ты будешь так добр и ответишь на несколько вопросов, я буду весьма признателен. - Еще одна тяжелая прямоугольная монета присоединилась к первой. - Эти люди - мои слуги, и мне очень важно найти их. - Небось украли что-нибудь? - Ну, ситуация довольно деликатная... - начал темноволосый. - Эх, на целую неделю вы от них отстаете, должен вас огорчить. Я сразу понял, что непорядочные они люди, как только глянул, верно, мать? - Верно, верно, - подтвердила жена трактирщика, выглядывая из-за плеча мужа. - И не надо было нам их пускать, говорила ведь я муженьку, при том что пустые комнаты в гостинице - чистый убыток. - И ведь права была старуха. Этот белобрысый пытался убить второго ночью. Я с семейством заперся в кладовке, когда застукал его. А утром их и след простыл. Не знаю, жив был еще тот, хворый, или уже и нет. Хозяин гостиницы потянулся за монетами, но темноволосый господин придержал их кончиками затянутых в перчатку пальцев. - А ты случайно не заметил, в каком направлении они отправились? - Нет, господин. Я ж говорю, мы сидели в кладовке, пока не уверились, что они убрались подальше. - Какая жалость, - пробормотал черноволосый, пододвигая монеты к трактирщику. - А не покажешь ли ты нам комнаты, в которых они останавливались? - Как пожелаете, - неуверенно ответил трактирщик, поворачиваясь к лестнице. - Но только они ничего не оставили. Я сразу же хорошенько все осмотрел. Уж очень странно было, когда мальчишка потребовал ключ от наружного замка на двери второго. Запер его там, а потом, ночью, хотел прикончить. Ох, слышали бы вы, какой шум они подняли! Такой грохот, такой кошачий концерт!.. Вот мы и пришли, господа, вот тут все и было. Хозяин гостиницы стоял в сторонке, пока двое господ оглядывали тесные комнатушки. - А где они дрались? - спросил бледный. Он вел себя не так любезно, как его спутник, заметил трактирщик, и говорил с каким-то странным акцентом. - Вот в этой, - ответил он. - Вон, на полу еще видны следы крови, как раз рядом с твоим сапогом., Обменявшись быстрым взглядом с бледным господином, темноволосый увлек трактирщика к лестнице. - Ты должен позволить нам задержаться здесь на несколько минут, чтобы удовлетворить наше любопытство. А тем временем не отнесешь ли пива и жаркого нашим слугам, которые ждут во дворе? Почуяв возможность дополнительного дохода, трактирщик заторопился на кухню. Мардус дождался, пока трактирщик отошел достаточно далеко, чтобы ничего не слышать, и кивком приказал Варгу лу Ашназаи начинать. Некромант опустился на колени, вынул маленький ножичек и соскреб засохшую кровь с грубых досок пола, потом осторожно собрал ее во флакон из слоновой кости и заткнул его. Его тонкие губы искривила неприятная улыбка, когда он бросил взгляд на зажатый между большим и указательным пальцами флакончик. - Они наши, благородный Мардус! - злорадно сказал он, переходя на Древнюю Речь. - Даже если он больше не носит Того, теперь мы их выследим! - Если только они те, кто нам нужен, - ответил Мардус на том же языке. В этом деле некромант разбирался лучше и был скорее всего прав, но Мардус, как всегда, не стал его поощрять. У каждого своя роль, и ее нужно играть. Мардус спустился вниз, и Варгул Ашназаи с кислым видом последовал за ним. Увидев трактирщика и его жену, Мардус выразительно пожал плечами: - Как ты и говорил, ничего там нет, - притворяясь разочарованным, сказал он. - Но у меня есть еще один, последний вопрос. - Что же ты хочешь знать? - спросил трактирщик, явно предвкушая еще одну монету. - Ты говорил, они дрались, - начал Мардус, теребя завязки кошелька. - Мне любопытно знать из-за чего. Нет ли у тебя каких- нибудь соображений? - Ну... - протянул трактирщик, - я уже говорил тебе, что они вцепились друг другу в глотку до того, как я пришел. Пока я зажег свечу, пока нашел свою дубинку, мальчишка уже уложил второго. Но, как я заметил уже потом, похоже, они вырывали друг у друга что-то вроде ожерелья. - Ожерелья! - воскликнул Варгул Ашназаи. - Ох, там и смотреть-то особенно не на что было, - вмешалась жена трактирщика. - А уж убивать из-за этого и вовсе не стоило! - Точно, - согласился ее супруг с отвращением. - Всего-то и было, что кусок дерева размером с монету в пять пенни на кожаном шнурке. На нем, правда, была какая-то резьба, да только таких безделок полно у любого бродячего торговца. Мардус озадаченно улыбнулся: - Что ж, они заблудшая парочка, как ты сам сказал. Пожалуй, и хорошо, что я от них избавился. Спасибо тебе. Бросив трактирщику еще одну монету, он вышел во двор, где его дожидался отряд. - Теперь ты, надеюсь, не сомневаешься, господин? - прошептал Ашназаи, дрожа от сдерживаемого гнева. - Похоже, они еще раз улизнули от нас, - задумчиво пробормотал Мардус, поглаживая пальцем в перчатке подбородок. - Он должен был быть мертв еще неделю назад! Никто не может выжить... Мардус слабо улыбнулся. - Да нет же. Даже ты, Варгул Ашназаи, должен признать, что мы преследуем не обыкновенных воришек. Кинув довольный взгляд на безлюдные окрестности гостиницы, он повернулся к своим солдатам: - Капитан Тилдус! - Да, господин? Мардус слегка кивнул в сторону гостиницы: - Убей всех, кто там есть, а дом подожги. ГЛАВА 14. плавание на юг Алеку захотелось громко запеть, когда земля скрылась за горизонтом в первый день плавания. Пустынные воды, безбрежное небо, жалящий ветер, ледяные брызги, летящие от бушприта весело бегущей под всеми парусами "Касатки", казалось, омывают его, унося все плохое. Трудиться приходилось в поте лица, ничего не скажешь. Матросы сваливали на него самую грязную работу не по злому умыслу, а просто потому, что знали - пробудет он на корабле недолго и нет смысла учить его моряцким премудростям. Хотя ожог на руке все еще болел и кожа скоро потрескалась от соли и ледяной воды, Алек старательно делал все, что ему поручали: драил палубу, черпал воду из-за борта, помогал на камбузе. Как только ему удавалось найти свободную минутку, он спешил вниз, присмотреть за Серегилом. Но несмотря на уход, его спутнику становилось хуже. Воспаление распространилось по его худой груди, и на щеках горели пятна лихорадочного румянца, только и нарушавшие смертельную бледность. От него даже пахло тяжелой болезнью. Седрик, судовой кок и лекарь, помогал Алеку, чем мог, но ни одно из его лекарств, казалось, не оказывало действия. - По крайней мере тебе все еще удается хоть чем-то его поить, - заметил Седрик, глядя, как Алек терпеливо вливает ложку бульона между запекшимися губами больного. - Пока он пьет, надежда еще есть. Алек сматывал перепутавшуюся веревку, когда на третий день плавания к нему подошел капитан. Погода держалась хорошая, и Талриен был весел и дружелюбен. - Жаль, что ты расстанешься с нами в Римини. Думаю, мы сделали бы из тебя неплохого моряка, - заметил он, опираясь на перила. - Большинство сухопутных жителей проводят свое первое плавание, свесившись через борт и выворачиваясь наизнанку. - Тут у меня проблем нет. - ответил Алек, немного повеселев. - Трудно только найти то, что Бини именует "морскими ногами". - Я заметил. В первый день, когда была сильная качка, тебя швыряло, как поплавок на воде. Когда сойдешь снова на землю, тебя тоже сначала будет шатать. Поэтому-то моряки сразу и отправляются в таверны, знаешь ли. Посидишь да выпьешь как следует, вот и почувствуешь себя опять как на палубе в шторм. Хочется оказаться в родной стихии. Как раз в этот момент впередсмотрящий с мачты закричал: - Земля, капитан! - Быстро мы добрались, - сказал Талриен, глядя изпод руки на морские просторы. - Видишь темную линию на горизонте? Это перешеек. Завтра утром поглядишь на одно из самых больших чудес на свете! На следующее утро, проснувшись, Алек ощутил головокружение. Движение корабля ощущалось иначе, чем раньше, и не было слышно ударов волн о корпус. - Эй, Арен! - окликнул его Бини, свесив голову в люк. - Выбирайся наверх, если хочешь кое-что увидеть. Поднявшись на палубу, Алек обнаружил, что корабль стоит на якоре в маленькой гавани. У борта уже собралась толпа матросов. - Что ты об этом думаешь? - спросил Алека Бини с гордостью. Над поверхностью моря висел легкий туман. Первые розово- золотые лучи рассвета пронизывали его, заливая все вокруг бледным колеблющимся сиянием. Ограждающие гавань утесы взмывали сквозь туман ввысь с обеих сторон узкого пролива, и прямо перед Алеком лежала Цирна - скопление квадратных белых оштукатуренных строений, лепящихся к крутым склонам, как гнезда ласточек. Заметив Алека, Талриен помахал ему рукой. - Это один из самых древних городов Скалы. Корабли приставали здесь, еще когда Эро не был построен. Вон там, слева, начинается канал. Посмотрев на другую сторону бухты, Алек увидел, что в скалах пробит проход. Вход в канал обрамляли огромные колонны, высеченные из скалы и покрытые барельефами. Каждая поднималась на пять сотен футов над уровнем воды и была увенчана резной капителью. Час был ранний, и над колоннами все еще были видны клубы черного дыма и языки пламени: там горела нефть, питающая огни маяков. - Как сумели соорудить такие громады? - воскликнул Алек, пытаясь найти масштаб увиденному. - При помощи магии, конечно, - фыркнул Бини. - И тяжелого труда, - добавил Талриен. - Их построила царица Тамир Вторая, когда осно