й. - Их было шесть человек, - пояснил Босуорт. Ред взглянул на него. - Да не может быть! - Эти шесть человек, - продолжал Половски, - были бизнесмены и служащие с Севера, которые хотели положить конец рабству. Мы не можем точно всех перечислить, но несколько имен попадаются снова и снова. Джейбез Хэммонд, Геррит Смит, Лайсэндер Спунер. Похоже, что они, как и Хиггинсон, тоже как-то связаны с Шестеркой. - Лайсэндер Спунер? Половски пожал плечами. - Как ты думаешь, мог я сам выдумать такое имя? По некоторым данным, они пытались втянуть в это и Дугласа. В набег Джона Брауна. - Стивена Дугласа? Соперника Линкольна? Что за чепуха! - Да нет, Фредерика Дугласа. Это был раб, который сбежал на Север и стал рупором движения аболиционистов. Он имел изрядный вес среди белых аболиционистов, потому что мог ссылаться на собственный опыт. Прекрасный оратор, талантливый писатель... - Ладно, все ясно, - прервал его Ред. - Я знаю, кто это. Давай дальше. - Так вот, Тайная Шестерка устроила встречу Брауна и Дугласа. По-моему, это случилось в Рочестере, штат Нью-Йорк. Браун пытался уговорить Дугласа идти вместе с ним на Харперс-Ферри, но Дуглас отказался. Впоследствии апологеты Брауна пытались изобразить дело так, будто Дуглас струсил. Но этого не было. Дуглас решил, что Браун совсем спятил. Что он фанатик вроде Чарли Мэнсона [маньяк-убийца, герой сенсационного судебного процесса в США в 1980-х гг.]. Что если Браун приведет в действие свой план, это нанесет ущерб делу. Что это вызовет симпатию к рабовладельцам и заставит их уйти в глухую защиту, отвергать даже самые умеренные планы освобождения рабов. Дуглас стоял за расширение "подземной железной дороги" [организованная аболиционистами в 1830-1860-х гг. система содействия рабам-неграм, бегущим из южных штатов США на Север]. Лучше пусть рабы убегают, чем похищать их. Он считал, что рабы должны освобождать себя сами, как сделал он. - Значит, это Шестерка стояла за Брауном! Ред удовлетворенно кивнул. Теперь все понятно. Такие закулисные маневры были в те времена сильной стороной Общества. Когда еще не изобрели других способов и более совершенных средств связи. Гражданская война началась в такой момент, когда это не следовало ни из каких расчетов. Ни единой ошибки в расчетах так никто и не нашел, а ведь Куинн проверял их очень старательно. Значит, просто работали две группы с противоположными целями. Нет, точнее - с противоположными методами. Очень может быть, что этим все и объясняется. Эффект взаимодействия. Когда каждая группа ничего не знает о том, что предпринимает другая. А решающую роль сыграл Браун - и в Канзасе, и в Харперс-Ферри. И разве не Роберт Э.Ли командовал морскими пехотинцами, которые штурмовали арсенал? Определенно это был узел с малой вероятностью и очень важными последствиями. - А вы еще не пробовали все это смоделировать, введя в расчеты Шестерку? Половски взглянул на него. - Конечно, мне больше делать нечего, как переписывать всю Главную программу. - Ладно, Уолтер, понимаю. "Хотел бы я знать, когда вернется Сара, - подумал Ред. - Это дело как раз по ней". - Одно только странно, - сказал Босуорт. Ред поднял на него глаза. Умник стоял нахмурившись. - Что? - Понимаете, мы взяли за основу то, что узнали об их тогдашних действиях, и попробовали поискать следы Шестерки в более позднее время, вплоть до наших дней. Факторный анализ, понимаете? Так вот, они оставили вполне явственный след - цепочку исторических аномалий, которая тянется примерно до 1890-х годов. А дальше обрывается. - Группа развалилась? - Дальше встречаются еще аномалии, которые не поддаются объяснению. Опять-таки кое-какие из них могут быть случайными, но потом появляются по меньшей мере два следа. - Два следа? - переспросил Ред. - Да. Если считать следом группу аномалий, направленных на достижение одной и той же цели. - Это, конечно, нелегко доказать, - заметил Половски. - Даже если мы будем знать - или предполагать, - кто были эти деятели, и иметь хотя бы некоторое представление об их мотивах. Ведь в каждом узле последствия могли оказаться совсем не такими, каких они хотели. Бывали случаи, когда и Общество, и Ассоциация делали ошибки в расчетах. - Я знаю, - сказал Босуорт. - Там есть два узла, связанные с Уинфилдом Скоттом и Робертом Ли, которые никак не соответствуют ни целям Общества, ни целям Шестерки, насколько мы их понимаем. Может, это и были осечки. А Сара говорила, что и в Европе есть два таких узла, по поводу которых мы пока ничего не можем сказать. Возможно, Шестерка пыталась проникнуть и туда. Но я почти убежден, что есть по меньшей мере два вполне определенных комплекса аномалий, которые не имеют отношения ни к нам, ни к ним. Плюс разрозненные одиночные случайности. - Похоже, что Шестерка тоже раскололась, - сказал Половски. - Только второй след просуществовал недолго, - добавил Босуорт. - Он сходит на нет где-то в начале века. Ред кивнул. - Не сомневаюсь, что для них тоже должна была возникнуть дилемма Карсона. "Как и для Ассоциации, - подумал он, и эта мысль поразила его. - Ведь и мы разыгрываем ту же самую пьесу! Впрочем, я пытаюсь наложить собственные мемы на действия Ассоциации - похоже, комплекс мемов, унаследованный от Куинна, с годами потерял силу". Тем не менее эта мысль его сильно обеспокоила. Пусть даже неверная, уж очень она отдает детерминизмом. Словно он всего лишь марионетка в руках неведомых исторических сил, которые вынудили его организовать свой маленький заговор. Все это, конечно, чепуха. Расчеты говорят только одно - что это должно случиться. Они не говорят, кто и как это должен сделать. Тем не менее ему было не по себе. Как будто заглянул в микроскоп и видишь, что сам себе машешь оттуда рукой. - Эй! - сказал вдруг Умник. - А это еще кто? Он показал рукой вверх по склону. Ред заслонил глаза от солнца, стоявшего над самым гребнем гор, и вгляделся. Там, на краю скалы, кто-то стоял, размахивая руками и что-то крича. Ред прищурился, пытаясь разглядеть, кто это. Потом он удовлетворенно улыбнулся про себя. - Сара вернулась, - сказал он. 10 - Что это вы читаете, Джереми? Джереми поднял глаза от книги и увидел, что к нему за столик подсела Гвинн. Он сидел в университетском кафе, попивая джин с тоником, на столе перед ним лежала открытая книга большого формата в сафьяновом переплете, а рядом аккуратная стопка картонных папок. В зубах у Гвинн была крепко зажата трубка из кукурузного початка - к счастью, не зажженная. Рядом с Гвинн присела на краешек стула Пенни Куик. - Привет, Джерри, - сказала она с улыбкой. Он посмотрел на Пенни, потом на Гвинн. - Что, заседание уже кончилось? - Джереми, уже десять часов! - Гвинн взяла в руки книгу и взглянула на корешок. - Генри Томас Бокль? О господи! - Она удивленно подняла брови. - Боюсь, в наше время он немного вышел из моды. Кто сейчас читает Бокля? Этот старомодный цветистый стиль... Джереми пожал плечами. - Херкимер что-то о нем говорил на вечере знакомства месяц назад, и я заинтересовался. Он говорил, что Бокль оказался не прав. А кто такой этот чертов Бокль и в чем он оказался не прав? Очевидно, это имеет какое-то отношение к тому, чем занимается наша группа, иначе Вейн не стал бы об этом говорить. И вот... - Неопределенным жестом он показал в сторону книги и папок. Он чувствовал себя немного неуверенно, как любитель, который пытается что-то объяснить профессионалам. - И вот я разыскал его в библиотеке. Гвинн взглянула на картонные папки. - И, я вижу, взялись за дело всерьез. - Она дотронулась до руки Пенни. - Мы еще сделаем из Джерри историка, вот увидишь. Дай только срок. - О, только не поддавайтесь, Джерри, - сказала Пенни, всплеснув руками. - Вам предстоит ужасная жизнь. Портишь себе зрение, получаешь гроши, а знакомые не могут понять, на что ты тратишь время. Что бы ни говорила и ни делала эта стройная женщина с тонкими чертами лица, было видно, что она говорит и делает это с искренним увлечением. Джереми подумал, что она куда симпатичнее остальных ученых. Подошел официант и принял у них заказ. Гвинн поудобнее пристроила свое массивное тело на сиденье из искусственной кожи. - И давно вы здесь сидите, Джереми? Странно, вы как будто совсем не окосели. - Это первый, - показал Джереми на свой бокал. - Ах, вот как? Тогда странно, что официант до сих пор вас отсюда не выставил. - Да нет, я знаю великую тайну. Просто нужно каждые полчаса или около этого не скупясь давать ему на чай. Тогда он не пристает, и можно спокойно заниматься. Шум меня не отвлекает - вы себе не представляете, в каких шумных местах мне приходилось проводить ревизии. А здесь я чувствую себя не таким... ну, изолированным от мира, что ли, как у себя дома. "Не говоря уж о том, - добавил он про себя, - что в последнее время приходится думать, чем можно заниматься дома, а чем - не стоит". Гвинн посоветовала ему не трогать подслушивающее устройство в телефоне, но не говорить дома вслух ничего такого, что могло бы кого-то заинтересовать. Если вынуть "жучок", это только насторожит тех, кто его установил. Официант принес женщинам напитки. - Ну и что же вы выяснили про Бокля? - спросила Куик. У нее в бокале было что-то розовое и пенистое, с огромным количеством фруктов, - Джереми не мог понять, как можно такое пить. - Ну, он был безусловно оригинал, - ответил он. - В детстве много болел, получил домашнее образование под присмотром матери, а потом, когда уже стал взрослым, не расставался с ней пятнадцать лет, разъезжая в ее обществе по всему континенту. В наши дни ему порекомендовали бы обратиться к психоаналитику. - Все это время он писал свой труд, - сказала Гвинн, постучав пальцем по книге, лежавшей на столе. - "История цивилизации в Англии". Издана... кажется, в 1857-м. - Она заглянула на титульную страницу. - Правильно, в 57-м. Бокль - типичный историк девятнадцатого столетия. Он видел в истории непрерывный прогресс - от первобытных времен до самых вершин цивилизации, то есть, конечно, до Англии девятнадцатого века. Как большинство людей викторианской эпохи, он свято верил в Прогресс. Гуинн и Куик обменялись понимающими улыбками. "Конечно, в наши дни это считается наивностью, - подумал Джереми. - Сейчас больше никто не верит в прогресс. Во всяком случае, в Прогресс с большой буквы. Куда чаще его ругают почем зря. Интересно, стали люди за эти годы умнее или просто разочаровались? Почему вообще цинизм надо предпочитать оптимизму? То же самое и в литературе: если вещь недостаточно "иронична", это не "литература". По этому поводу в "Нью-Йорк Ревью оф Букс" то и дело начинаются перепалки, но общепринятое мнение по-прежнему не сдает своих позиций. Реализм? Пусть так, но ведь иногда герой все-таки выходит победителем!" - Может быть, вы тогда знаете про него и еще кое-что? - спросил он язвительно. - Что Бокль, кроме всего прочего, был твердо убежден: историю можно превратить в точную науку. Он открыл одну из папок и достал оттуда фотокопию страницы из книги. - Послушайте, что он писал в 1856 году: "Что касается природы, то здесь события, на первый взгляд самые неожиданные и причудливые, нашли себе объяснение, и было доказано, что они соответствуют неким вполне определенным общим законам. Это произошло благодаря тому, что люди талантливые и, что еще важнее, терпеливо и неустанно работающие тщательно изучали эти события в природе, пытаясь найти такое объяснение. Если подойти с тех же позиций к событиям истории человечества, то и здесь есть все основания ожидать таких же результатов". Он поднял глаза на женщин, чтобы посмотреть, как они к этому отнеслись, но увидел лишь вежливый интерес. Наверное, видно было, как он разочарован, потому что Гвинн, потянувшись к нему, сжала ему руку выше локтя. - Ну, не огорчайтесь, Джереми. Просто мы эту цитату не в первый раз слышим. Может быть, Бокль и вышел из моды, но он не совсем еще забыт. - И кроме того, - добавила Куик, - он ведь ошибался. Разве вы не видите? В истории не может быть таких "законов", как в физике. История - процесс эволюционный, как биология. Каждое событие в ней зависит от того, что ему предшествовало. - В биологии тоже есть законы, - возразил Джереми. - Да, конечно, но это другие законы. Конечно, существует теория эволюции; однако она не такая, как теория тяготения. Астрономы могут на основании своей теории рассчитать будущее положение планет, но биологи не могут вычислить, какие новые виды появятся в будущем. "По крайней мере, пока не могут", - сделал про себя оговорку Джереми. Профессиональный бухгалтер, он всегда старался не делать категорических выводов, пока у него в руках не окажутся все данные. И уж во всяком случае, не собирался дать Пенни перевести разговор в такую область, где оба они одинаково невежественны. Впрочем, однажды кто-то говорил ему... Когда это было? А, в прошлом году, когда они с Деннисом были у кого-то в гостях. Что-то насчет создания полной генетической карты каждого вида. Кажется, это называется "Проект Пан-Геном". "Когда мы будем знать, что делает каждый ген, - говорил тот молодой человек, - мы сможем предвидеть, что произойдет, если в нем случится мутация". - Значит, вы считаете, что я зря потратил время? - спросил он, глядя по очереди то на Гвинн, то на Пенни. - Что незачем было копаться в этой напыщенной писанине... - он приподнял книгу и снова бросил ее на стол, - и вместо этого я мог просто спросить вас, и вы объяснили бы, что имел в виду Херкимер? Куик протянула руку и дотронулась до его локтя. - Нет, нет, Джерри. Я считаю, вы поступили совершенно правильно. В конце концов, это и есть суть обучения - все нужно выяснять самостоятельно. Во что превратился бы мир, если б каждый сидел и ждал, когда ему все объяснят? - В нашем управляемом обществе слишком многие так и делают, - сказала Гвинн. Джереми отстранил свою руку и покраснел. Конечно, она права. Тем не менее он чувствовал некоторую обиду - оказывается, то, что он открыл для себя, всем давно известно. Словно он взобрался на Эверест и обнаружил там киоск с лимонадом. Что бы они сейчас ни говорили, они наверняка считают, что он занимался чепухой. - Не унывайте, Джереми, - сказала Гуинн. - Кроме специалистов, о Бокле вообще мало кто даже слышал. - Просто мы давно отказались от этого наивного представления об истории, - добавила Куик и улыбнулась ему. - Наверное, это и можно считать Прогрессом. - Погодите, - не унимался он. - Я знаю, что Херкимер все это отметает - он говорит, что история не часовой механизм. Но разве не на этом постулате было построено все Общество Бэббиджа? Он не может нас не интересовать. Независимо от того, верен он или нет. Последнюю фразу он добавил только потому, что иначе это сказали бы за него Гвинн или Пенни. Сам он не мог бы сказать, верит ли он, что историю можно превратить в точную науку. Это не слишком его касалось. Но его близко касалось другое. Люди из Общества Бэббиджа в это верили, и это они похитили Денниса, чтобы он не раскрыл их тайну. Вот что самое главное - Деннис. А все остальное - ученая схоластика. Он показал на книгу. - Ну хорошо, но Бокль имел по этому поводу свое мнение, а он когда-то был авторитетным историком. Вы считаете себя современными учеными и посмеиваетесь над викторианским оптимизмом, но ведь не исключено, что когда-нибудь другие будут посмеиваться над вашим пессимизмом. Кроме того, не один только Бокль верил, что можно создать подлинную науку об обществе. Был еще Адольф Кетле. На этот раз они только посмотрели на него в недоумении. - Кто? Джереми порадовался про себя, что ему все-таки удалось узнать что-то им неизвестное. Он постарался сдержать улыбку. - Адольф Кетле - был такой довольно известный бельгийский астроном, - сообщил он. - Современник Бокля. - Астроном? - переспросила Гвинн. - Ах, астроном... - сказала Куик. - Да, астроном. В те времена интеллектуалы не так строго делились на категории. Может быть, этому нам стоило бы и поучиться у викторианцев. Кетле и Бокль вели между собой обширную переписку. Куик взглянула на Гвинн. - Я об этом никогда не слышала. Правда, Бокль - не моя специальность. - Я читал собрание писем Бокля, - сказал Джерри. - Оно есть в коллекции редких книг университета. Это был тронутый плесенью, истрепанный том с треснувшим корешком и изорванными по краям страницами, издававший острый сухой запах. Ему разрешили читать эту книгу только в специальной комнате с искусственным климатом, под непрерывным строгим присмотром архивиста из отдела редких книг. Из-за всего этого Джереми чувствовал себя настоящим ученым-исследователем. Архивист держался так, будто оскорблен тем, что кто-то осмелился дотронуться до драгоценного тома. - В нескольких письмах Бокль мельком упоминает о "моей переписке с месье Кетле". Гвинн переглянулась с Пенни и вынула изо рта трубку. - Зачем Генри Томасу Боклю вздумалось переписываться с каким-то астрономом? - Готова спорить, что он переписывался и с Дарвином, - сказала Куик. - Он был, по-моему, только чуть-чуть его моложе. - Она повернулась к Джереми. - Я права? Ну конечно! Готова спорить, что Бокль всерьез интересовался эволюционными теориями Дарвина. Тогда они были в большой моде. - Она наклонилась к нему через стол. - Это становится любопытно. Расскажите нам еще. Я даже не знала, что переписка Бокля издана. Джереми вдруг пришло в голову, что Пенни Куик делает ему авансы. Она словно вывесила плакат: "Я не прочь, чтобы вы произвели на меня впечатление". На мгновение он растерялся. Он никогда не знал, как вести себя в таких ситуациях. Объяснить, что ее старания бессмысленны? Но это только поставит всех в неловкое положение. Не обращать внимания? Это будет равносильно грубому отказу. Она, наверное, и в самом деле мила. По крайней мере, по меркам бульварной прессы, у нее есть все, что требуется от женщины, чтобы считаться привлекательной. Правда, Джереми все это не интересовало. Не то чтобы Пенни ему не нравилась - просто он был к ней совершенно равнодушен. Но она неплохой человек, он не хотел ее обидеть. - Ну, я тоже заинтересовался, - продолжал он. - Потому что в этом собрании не оказалось ни одного письма к Кегле. В примечании редактора говорилось, что ни у того, ни у другого в бумагах эти письма не обнаружены. Ему вдруг пришло в голову, что он делает как раз то, что делал Деннис перед тем, как его похитили: занимается историей. Тогда он заметил Деннису, что такой внезапный интерес к истории выглядит странно. Теперь он понял, что это снисходительное замечание, высказанное без всякой задней мысли, могло показаться Деннису обидным. И теперь, когда он сам занялся тем же самым, Деннис стал ему еще ближе, хоть и неизвестно, где он, а может, и вовсе мертв. Мертв. Теперь Джереми мог думать об этом спокойно. Сумасшедшее напряжение тех дней, паническое ощущение, что нужно немедленно что-то делать, остались в прошлом, хотя временами ему даже хотелось их вернуть. До сих пор группе Ллуэлин так и не удалось установить ничего нового в деле Денниса, и он ощущал что-то вроде стыда при мысли, что смирился с таким положением. Но что было делать - залезть на крышу и кричать на весь Денвер? Обшаривать все углы и закоулки? Кое-кто из друзей говорил, что он "легко возбудимая натура". Может быть, и так. Может быть, он всегда реагировал на события немного преувеличенно и слишком эмоционально. Может быть, только теперь он учится в критические моменты вести себя иначе. Огромное сдерживающее влияние на него оказывала Гвинн с ее спокойным, уравновешенным отношением к жизни. Может быть, она могла бы подсказать ему, как обращаться с Пенни? Он перебрал надписанные аккуратным почерком папки, лежавшие на столе, и вытащил ту, на которой стояло "Кетле". Открыв ее, он начал перелистывать копии журнальных публикаций, газетных заметок и статей из энциклопедий. Их было не так уж много: имя Кетле не пользовалось шумной известностью. Он отыскал статью из "Нью-Йорк Ревью оф Букс" и протянул ее Пенни. - Это статья не столько о самом Кегле, сколько об истории статистики, - сказал он. - Но я подчеркнул те места, которые нужны. Пенни кивнула и провела пальцем по странице в поисках упоминания об астрономе. "...Кетле показал, что вариации роста человека соответствуют этому "закону ошибок", и его мысль о возможности более широкого применения "закона ошибок" легла в основу многих важных исследований конца XIX века в области статистики. Его вклад в науку состоял в том, что он ввел понятие о статистических законах - представление о том, что можно установить истинные факты о множестве людей даже в тех случаях, когда не может быть получена информация об отдельных составляющих этого множества..." Она подняла глаза от страницы. - Это поразительно! Мне всегда было интересно, кто виноват в том, что статистика внедрилась в социологию. Но кто эти... - она еще раз заглянула в статью, - Максвелл и Больцман? - Я и их разыскал. Эти ученые ввели представления Кегле о статистических законах в физику. Но читайте дальше. Он чуть не ерзал на стуле от нетерпения. Улыбнувшись ему, Пенни прочитала еще абзац. "...Начиная со второй четверти того столетия сбор статистических данных стал всеобщим увлечением. Мотивы его нередко были связаны с реформистскими настроениями: многие полагали, что статистика позволит создать-научную основу прогрессивной социальной политики. Адольф Кетле разделял увлечения реформистов, но считал, что для этого нужны не одни только факты. Он стремился создать количественную науку об обществе, которая внесла бы порядок в социальный хаос..." Джереми развел руками. - Вот. Видите, в те дни было не так уж мало людей, которые задумывались над тем, нельзя ли создать науку об обществе. По словам "Британской Энциклопедии", Кетле изучал "количественные законы произвольных действий". Например, преступлений. - Он показал им копию статьи из энциклопедии. - Это вызвало к жизни множество исследований, посвященных тому, что тогда называли "нравственной статистикой", и широкую дискуссию о свободе воли, с одной стороны, и социальном детерминизме человеческого поведения, с другой. Гвинн вынула изо рта трубку. - Могу себе представить, - сказала она. - Кегле даже написал книгу на эту тему - "Социальная физика", она вышла в 1835 году. Неудивительно, что он поддерживал с Боклем такую активную переписку. Они оказались единомышленниками. Очень жаль, что их письма не сохранились. Нашу группу они могли бы очень заинтересовать. - Заинтересовать - не то слово, - заметила Гвинн, взглянула на Куик и хитро усмехнулась. - Давайте расскажем обо всем этом Херкимеру на следующем заседании. - Нет уж, дорогая Гвинн, рассказывай сама. Я лучше спрячусь под стол, - отозвалась Пенни. Только поздно вечером, когда Джереми собирался ложиться спать, ему пришла в голову мысль, от которой у него по спине побежали мурашки. Было ли исчезновение переписки Бокля с Кетле всего лишь несчастной случайностью - или за этим стоит что-то большее? Он застыл на месте, просунув ногу в штанину пижамы. Ему представилась некая таинственная туманная фигура, которая одну за другой берет аккуратно перевязанные пачки писем, рвет их на мелкие клочки и швыряет в огонь. Он вспомнил, как неожиданно умер в Дамаске Бокль. Конечно, у него всегда было слабое здоровье, но не могло ли быть?.. Джереми снова вспомнил подброшенное в воздух тело Денниса. А кто-то стрелял в Бомонт, и того репортера - как его фамилия? - тоже убили... И еще этот Брейди Куинн, о котором он читал в бомонтовской распечатке. Общество Бэббиджа убивало всех, кто близко подходил к его тайне. Бокль был современником Куинна, только немного его моложе, - ведь так? Может быть, Бокля отравили? Он швырнул пижамную куртку на кровать и большими шагами прошел в гостиную, где оставил свои материалы. Повозившись с замками кейса, он достал составленный Генри Бэндмейстером перечень людей, мест и предметов, которые упоминались в бомонтовской распечатке. Он присел на диван, держа перечень на коленях, и принялся листать его - сначала на букву "Б", потом на "К". В конце концов он перевел дух и опустил перечень на колени. Нет, конечно, это была глупость. Случайное совпадение. Ни Бокль, ни Кегле в бомонтовской распечатке не упоминались. Ничего удивительного - в те дни Америка и Европа были как отдельные миры. Бокль, правда, много путешествовал с матерью, но только по Европе и Ближнему Востоку. Не было никаких намеков на то, что он мог быть как-то связан с Обществом Бэббиджа, и даже на то, что Общество могло что-то знать о нем. Или о Кегле. Нет, просто мысль о возможности создать "науку об обществе" в середине девятнадцатого века висела в воздухе. Неудивительно, что на эту тему размышляли несколько ученых. И все-таки ему по-прежнему было не по себе. 11 Так бывает, когда падаешь с обрыва. Как только решение было принято, все остальное произошло быстро и неотвратимо. Ассоциация всегда действовала только так - энергично, скрытно, избегая ненужных осложнений. Прилетевший хирург предложил несколько вариантов на выбор, Сара высказала свои пожелания, и вот она уже лежала с головой, сплошь замотанной бинтами, и размышляла, правильно ли сделала. Следующие несколько недель она провела в постели на самом нижнем этаже подземного убежища. Время от времени к ней в лазарет наведывались Умник, Текс и даже Джейни Хэч. Она говорила им, что все прекрасно и что она ждет не дождется, когда можно будет снять повязки. Но она ни разу не спросила, где остальные и почему больше никто к ней не заходит. После ожидания, которое, казалось, тянулось целую вечность, бинты сняли. И тут работа началась всерьез. Сара изо всех сил старалась не глядеться в зеркало. С тех пор, как сняли повязки, это превратилось у нее почти в привычку. Проходя по коридору мимо окон или каких-нибудь других гладких поверхностей, где можно было увидеть свое отражение, она отворачивалась, а умываясь по утрам, избегала поднимать глаза. Не то чтобы ее обезобразили или изуродовали, - отнюдь нет. Просто женщина, которую она видела в зеркале, была ей совершенно незнакома. Когда сняли бинты, она долго разглядывала свое новое лицо, поворачивая зеркало то так, то этак, и пытаясь увидеть его под всеми возможными углами. Кожа стала темнее, чем была, лоб сделался выше, нос чуть шире. Ей даже как-то ухитрились изменить форму рта - теперь она улыбалась шире, чем раньше. В общем и целом, не такое уж плохое лицо, мужчины еще будут на нее оглядываться. Но как ни старалась Сара, она не могла увидеть в нем никакого сходства со своей матерью. Сара закрыла брошюрку, облокотилась на стол и устало провела рукой по лицу. День выдался долгий. Слишком долгий. Она еще раз взглянула на брошюрку - несколько страниц в желтой обложке, скрепленной тремя колечками. "ИСТОРИЯ ЖИЗНИ ГЛОРИИ БЕННЕТ". "Теперь это я, - подумала она. - Глория Беннет". Она повторила про себя это имя, словно пробуя его на вкус. Глория Беннет. На мгновение она ощутила сожаление о том, что сделала, но тут же подавила его. В конце концов, она знала, на что идет. Позади остались многие часы мучительных раздумий в горном уединении. Она сама приняла это решение, черт возьми, и что толку теперь размышлять о том, чему уже не бывать? Об этом постоянно твердила ей левая половина мозга. Она действительно приняла самое верное, единственно верное решение. Что бы она теперь ни чувствовала, пути назад нет. Но хотя доводы, твердо усвоенные этой левой половиной, были логичны и неопровержимы, в правой половине время от времени мелькало грустное воспоминание о себе, какой она была раньше, и проносилась мысль: как было бы хорошо, если бы ничего этого не случилось... "Ладно, что теперь поделаешь? Были бы у бабушки усы, так была бы она дедушкой". По крайней мере, в Глорию Беннет она превращалась только тогда, когда покидала Убежище. На этом она настояла с самого начала, перед тем, как дать согласие. Среди членов Ассоциации, с Редом и всеми остальными, она все еще могла оставаться Сарой Бомонт. Тут был последний островок ее прежней жизни, за который еще можно было цепляться. Может быть, этот решающий довод, хоть и не высказанный вслух, и побудил ее вступить в Ассоциацию. Она понимала, что теперь единственный способ оставить себе хотя бы маленький кусочек прошлого, - жить, как прежде, здесь, среди членов тайной организации, которую она презирала. Сара снова взяла брошюру и взглянула на обложку. Что и говорить, прятать концы в воду Ассоциация умеет прекрасно, этого она отрицать не могла. Созданная для нее легенда не имела ни единого слабого места. Глория Беннет действительно существовала, есть люди, которые ее знали. Однако возражать против того, чтобы Сара пользовалась ее именем, Глория не станет: пять лет назад маленький самолет, на котором она летела, разбился в Скалистых горах, в Британской Колумбии, и земные заботы для нее закончились. Катастрофа оказалась очень кстати - если не для пассажиров "сессны", то, по крайней мере, для Ассоциации. По случайному стечению обстоятельств ей удалось подменить своими людьми всех троих находившихся на борту, чтобы держать эти маски про запас для собственных надобностей. Катастрофа случилась в глуши, дежурный авиадиспетчер оказался членом Ассоциации и ухитрился уничтожить в официальных документах все ее следы. Трое других членов Ассоциации, на время заменив погибших, "завершили" злополучный полет, потом уволились с работы и сменили место жительства, переехав в самые отдаленные места, где им вряд ли могли когда-нибудь повстречаться прежние знакомые. Было что-то жестокое в этом внезапном, никак не объясненном разрыве всех связей, и семейных, и дружеских. Близкие люди, неожиданно оказавшиеся брошенными, недоумевали, в чем дело. В десятках любящих сердец осталась пустота, которую они даже не могли хотя бы отчасти заполнить, оплакивая погибших. Гораздо гуманнее сообщить человеку, что он овдовел, чем заставлять его думать, что его бросили без всяких объяснений. Однако к бесцеремонности и бессердечности, которыми отличались действия Ассоциации, Сара уже привыкла, хотя их и не одобряла. Что значат судьбы каких-то нескольких человек для тех, кто привык иметь дело с абстракциями метаистории? Сначала Сара беспокоилась, что может случайно столкнуться с кем-нибудь из старых знакомых Глории. Однако Текс Боудин, заглянувший к ней в лазарет, сказал, что волноваться нечего. Те, кто знал подлинную Глорию настолько хорошо, что их можно было опасаться, уже много лет не имели о ней никаких известий, а пластическая операция сделала Сару настолько похожей на Глорию, насколько это вообще возможно. То один, то другой из членов Ассоциации время от времени уже действовали под маской Глории, но они не заводили никаких близких друзей, а для малознакомых выглядели почти одинаковыми. В брошюре содержались все подробности этих контактов. С одной стороны, это была хорошая новость: она означала, что случайное разоблачение маловероятно. Однако, с другой стороны, Саре стало немного грустно. Если бы Глория была живым человеком, а не призраком, она оказалась бы невероятно одинокой женщиной, не имеющей ни друзей, ни родных. Конечно, это диктовалось необходимостью: в окружении близких родственников и друзей детства тайна была бы очень скоро раскрыта. Но маска, которой наделили Сару, слишком напоминала ей о той жизни, которую сама она вела прежде. Надев эту маску, она как будто накинула хорошо знакомое, привычное платье. Удобное и хорошо сидящее, оно тем не менее казалось ей скучным и выцветшим. Ей даже пришло в голову, не прожила ли она сама свою прежнюю жизнь под такой же искусственной маской. Под маской, которая скрывала ее от всех. Под маской, которая скрывала ее даже от самой себя... Еще одна хорошая новость состояла в том, что Глория была богата. Сара сначала не поверила, когда ей это сказали, но потом сама пошарила по базам данных и убедилась в этом собственными глазами. В качестве "Глории" она располагала немалыми деньгами, запрятанными в разных укромных местах, - их ей вполне хватило бы, чтобы прожить всю жизнь без всяких забот. Ассоциация могла себе это позволить: она скопила себе такие богатства, что подобная щедрость ничего длящее не значила. Сара припомнила, что Морган писал в своих заметках: "Они купили "Ксерокс" еще до того, как это слово стало нарицательным". На протяжении сотни лет Ассоциация, точно зная, куда подует ветер, заранее поворачивала паруса, чтобы его поймать. Правда, прогнозы оправдывались не всегда. Далеко не всегда. Часто ветер менялся из-за случайных или никому не известных причин. Например, в свое время Ассоциация вложила немалые деньги в паровые автомобили. Тем не менее даже незначительное преимущество перед всеми остальными помогло за прошедшее столетие скопить огромное состояние. На мгновение у Сары мелькнула мысль - а что происходит там, в мире, лежащем за стенами Убежища? С тех пор, как она переехала сюда, ей остро не хватало информации. Она, как Алиса в кроличьей норе, жила в нереальном мире, полном странных событий, и каждый день, проведенный здесь, все больше отдалял ее от той жизни, какую она знала. Возможно, Ассоциация позаботилась об этом намеренно. Промывание мозгов - чтобы потом, вновь появившись на свет из этой подземной утробы, она почти в буквальном смысле слова оказалась рожденной заново, уже в качестве Глории Беннет. Она встала из-за стола и принялась ходить по библиотеке, потягиваясь и разминая мышцы. Они совсем затекли - она провела за работой почти целый день. Прогуливаясь вдоль полок, она поглядывала на корешки книг, время от времени доставала какую-нибудь из них и начинала листать. Ей давно уже надоело изо дня в день изучать жизнь Глории Беннет. Надоело спать в наушниках - просыпаясь после этого, она не чувствовала себя отдохнувшей. В библиотеке был прекрасный выбор книг по антропологии, системному анализу, статистике, психологии, экономике, топологии - по всем наукам, которыми должен в совершенстве владеть хороший инженер-культуролог. Большая часть книг, как убедилась Сара, была написана и отпечатана частным образом членами Ассоциации для членов Ассоциации. Она знала также - как-то ей пришло в голову об этом спросить, - что на самом деле библиотека гораздо обширнее: почти все "книги" хранились в виде гипертекста. Это была техника будущего - "как в двадцать первом веке", говорил Текс. И все-таки запах старой бумаги и типографской краски, тяжесть переплетенного в сафьян тома в руке создавали странное ощущение уюта. С тех пор, как первый египтянин впервые обмакнул стило в ягодный сок и провел черту на папирусе, в душе человека прибавилась какая-то новая струна. Без этих выстроившихся рядами книг библиотека не была бы библиотекой. А это что такое - неужели научная фантастика? Она остановилась у полки с несколькими десятками книг и брошюр и провела пальцем по корешкам. Действительно, научная фантастика - так было написано и на табличке. Романы, повести, рассказы, скопированные из разных изданий и переплетенные вопреки всем законам об авторском праве. "Зачем понадобилось Ассоциации хранить это скромное собрание фантастики?" - подумала Сара. Кое-что из этих книг она когда-то читала, некоторые были ей неизвестны, и она наскоро перелистала их. Потом усмехнулась про себя. Ну, еще бы! Во всех них речь идет о попытках управлять ходом истории. Психоистория, сублиминальное внушение, Великое Искусство, формула Кирстена... Только клиологией назвать это, очевидно, никто не догадался. Сара решила, что фантастикой нужно будет как-нибудь заняться, и не спеша продолжала прогуливаться вдоль полок. Библиотекарь, толстяк с бритой головой и прядью волос на макушке, как у монгола, время от времени поднимал голову от своих каталогов и поглядывал на нее без особого интереса. "Любопытно, в какой роли он выступает там, снаружи?" - подумала Сара. Ассоциация всегда старалась пристроить своих людей в самые важные узлы информационных сетей. Правда, библиотекарь был похож больше на рокера, чем на властелина умов. Что ж, всякий человек на что-нибудь да пригодится. На верхней полке самого дальнего стеллажа у стены она обнаружила несколько тощих книжек, у которых на корешках даже не хватило места для названия. Она вытащила одну и прочитала на обложке: "ЗАКОНЫ И УСТАВ АССОЦИАЦИИ УТОПИЧЕСКИХ ИЗЫСКАНИЙ". Шрифт был примитивный, буквы прыгали - Саре вспомнились старинные механические пишущие машинки с литерами на конце длинных, замысловато изогнутых рычагов. На титульном листе выцветшими бурыми чернилами было написано: "Брейди Куинн". "Привет, Брейди! - подумала она. - Давненько не виделись!" Теперь Куинн был для нее чем-то вроде старого друга. Она перелистала наугад несколько страниц. "Наверное, придется мне как-нибудь заучить это наизусть". Статья 24. Те из членов Ассоциации, кто пользуется клиологическими данными и экстраполяциями в собственных интересах, обязаны регулярно уведомлять братьев и Совет о своих действиях. В примечании к этой статье говорилось, что ею отменяется статья 4. Кроме того, там была еще довольно длинная "Декларация о намерениях" и две поправки, согласно одной из которых, датированной 1887 годом, слово "братьев" заменялось словами "братьев и сестер". Сара подумала, что всякая организация, наверное, должна иметь свои законы и свой устав. Одно странно - зачем людям, которые собираются править миром, тратить время на такие банальности? "Вспомните девятнадцатую статью". Кто-то сказал это на том заседании, которое она подслушала. Когда это было? Месяц назад? Она не могла вспомнить, кто говорил, но у нее остался в памяти дружный смех, которым были встречены эти слова. И объектами веселья были она и Ред. Ей стало любопытно, и она снова открыла книжку на первой странице. Книжка начиналась со статьи 21. "Где же статья 19? И кому может прийти в голову начинать устав со статьи 21? Ответ: Никому". - Прошу прощения, - обратилась она к библиотекарю. Тот покосился на нее, вопросительно подняв бровь. - Где я могу найти девятнадцатую статью? - Девятнадцатую? - Он погладил свой двойной подбородок и почесал в затылке. - Погодите, это не вы приятельница Реда Мелоуна? Того самого, которого только что отправили на переделку? "Отправили на переделку"? Что ж, можно назвать это и так". - Да, это я. Человек усмехнулся, как будто вспомнил что-то смешное. - Тогда девятнадцатая статья вас и вправду касается. - Вы мне скажете, как ее найти, или нет? - Не сердитесь. Она в томе первом. Он сделал неопределенное движение рукой в сторону стеллажа за ее спиной. "Ну, естественно". Сара почувствовала, что у нее горят уши. Там, рядом с этой книжицей, стояло еще несколько таких же тощих. Она начала вынимать их одну за другой в поисках первого тома. "ПИСЬМА ДЖЕДЕДАИ КРОУФОРДА, ДОКТОРА ФИЛОСОФИИ". "ПРЕДЛОЖЕНИЯ ПО ПРОЕКТИРОВАНИЮ И ПРОИЗВОДСТВУ АНАЛИТИЧЕСКИХ МАШИН БЭББИДЖА". "КОНСТИТУЦИЯ И УСТАВ АНАЛИТИЧЕСКОГО ОБЩЕСТВА БЭББИДЖА". Ну да, конечно. Положив начало своей отколовшейся группе, Куинн, наверное, оставил в силе большую часть первоначальных правил. А во второй том вошли только новые. Она раскрыла книжицу и принялась ее листать. Эта книжка явно намного старше, текст в ней был написан от руки изящным почерком с завитушками, похожим на готический. В те времена каллиграфия еще почиталась искусством, и "отменный почерк" свидетельствовал о принадлежности к хорошему обществу. Чернила были совсем бурые, хрупкая бумага потрескалась по краям, и пахло от нее столетней пылью. На титульном листе стояли