ает". Он знал - на то, чтобы проверить вручную всю базу данных системы и сравнить ее с главной директорией, ушло бы много человеко-дней, да еще не исключены ошибки операторов. Так что вполне можно подождать пятнадцать минут. Или даже полчаса. Он отошел от компьютера, отнес свою чашку к кофейному автомату, сполоснул ее и оставил там - утром секретарша уберет. Засунув руки в карманы, он прошелся по комнате, останавливаясь у столов и перебирая бумаги, оставшиеся на них после рабочего дня. Чего там только не было - даже Наполеон, отступая из Москвы, столько после себя не оставил. Кеннисон обнаружил одно личное письмо, которое было отправлено через служебную сеть, и забытую на столе секретную папку. Он подумал, что завтра надо будет издать строгий приказ о повышении бдительности. Из кабинета донесся звуковой сигнал. Программа сработала? Он взглянул на часы. Двадцать минут. Теперь надо будет каждый день отводить на это по двадцать минут. Ничего не поделаешь, безопасность стоит того. Теперь они ежедневно заново перекопировали все файлы, и к тому же Селкирк разработал буферную систему, так что их базы данных никогда не подключались напрямую к общенациональной сети. Кеннисон еще раз выругал себя за то, что до сих пор уделял этому непростительно мало внимания. Можно сколько угодно слышать о неприятностях, которые случаются с чужими системами, и упустить из виду, что следующим на очереди можешь быть ты. Он вернулся в кабинет, бросил беглый взгляд на экран и, не поверив собственным глазам, всмотрелся внимательнее. Программа все еще работала - значит, звуковой сигнал означал, что обнаружен вирус. В этот момент сигнал прозвучал еще раз, и на экране появилось название второго каталога. Два вируса! У Кеннисона мороз пробежал по коже. Он протянул руку к телефону и заметил, что пальцы у него дрожат. Судорожно отдернув руку, он сжал кулаки и медленно опустился в кресло. (БИ-И-ИП!) На дисплей выползло имя третьего каталога. Кеннисон почувствовал, что внутри у него что-то оборвалось. Его охватила паника. "Кто же это нам устроил? Сара Бомонт мертва. Или нет? Крейл еще ни разу меня не подводил. Но где он сейчас? Почему не явился доложить об исполнении? Впрочем, вирус мог ввести и кто-нибудь еще. ЦРУ или КГБ - противники посерьезнее газетчиков. А может быть, этот кто-нибудь - не один?" Он схватил телефонную трубку и набрал номер. - Алло? - Алан? Это Дэн. Я у себя. Зайдите-ка ко мне немедленно. У нас неприятности. - Неприятности? - отозвался встревоженный голос. - Что за неприятности? - В системе полно вирусов. Нужна дезинфекция. Голос немного помолчал, потом в трубке послышалось: - Иду. Кеннисон положил трубку и снова взглянул на дисплей. Может быть, дело не так уж плохо? Судя по названиям каталогов, все три вируса сидят в программах компании "Кеннисон Демографикс". Ни один из них не проник сквозь буфер в сеть Общества. Прекрасно. Кто бы там этим ни занимался, пусть сколько угодно копаются в демографических сводках и статистических данных. А что если это мины замедленного действия? Трудно сказать. Кеннисон разбирался в компьютерах, но не настолько, чтобы доверять самому себе в таком деликатном деле. Если это мины замедленного действия, то они могут взорваться в тот самый момент, как он начнет их обезвреживать. Тогда он навсегда лишится всякого авторитета в Обществе. Стоит кому-то еще раз проникнуть в их базы данных, и ему останется только собрать вещи и исчезнуть, как это сделал Руис. Скорее бы пришел Селкирк! Кеннисон загрузил одну из зараженных программ и просмотрел ее. Пусть его квалификации не хватает на то, чтобы заниматься хирургией, но, может быть, он сумеет хотя бы нащупать опухоль? Что-то обнаружить он в действительности не надеялся, а просто убивал время в ожидании Селкирка. "Черт возьми, надо было заняться этим, когда Селкирк был еще на работе!" Зазвонил телефон. Кеннисон рассеянно взял трубку - наверное, это Селкирк. - Кеннисон? Это был не Селкирк. Голос был женский, высокий, и в нем звучала какая-то лукавая усмешка. - Кто говорит? - Неважно. Я вижу, вы нашли нашего "червя"? - Кто говорит?! - Кеннисон изо всех сил ткнул кнопку записи на телефоне и отчаянно замахал рукой полицейскому, сидевшему в общем зале. Тот поднял голову, и Кеннисон выразительно показал ему пальцем на трубку. Полицейский понял, повернулся к своему телефону и принялся выяснять, с кем соединен Кеннисон. Все телефоны компании были оборудованы автоматическими определителями - понадобятся считанные секунды на то, чтобы установить, с какого номера звонят, и лишь немногим больше времени на то, чтобы узнать, где этот абонент находится. - Поздравляю, - сказал голос в трубке. - Не думала, что вам это так быстро удастся. Вы, конечно, понимаете - вирус запрограммирован на то, чтобы немедленно сообщить, как только его обнаружат. - Неглупо придумано. - Верно. А мы вообще не дураки. Вы, конечно, понимаете, что теперь вам крышка? Вам и всей вашей банде? Кеннисон почувствовал, что на лбу у него выступил обильный пот, а сердце болезненно сжалось. - О какой банде вы говорите? - Ну, не надо, Кеннисон. Оставьте это для публики. Мы-то знаем. - Кто вы? - К глазам Кеннисона подступили слезы, внутри у него все еще сильнее сжалось от страха. Он похолодел. - Повторяетесь, Кеннисон. Вы меня уже два раза об этом спросили, и я не ответила. Почему вы решили, что я отвечу в третий раз? - Тогда зачем вы это делаете? - Только чтобы сообщить, что вам крышка. Мы решили, что вам будет интересно это узнать. Страх, охвативший Кеннисона, внезапно сменился гневом. Он почувствовал, что уши у него налились кровью, ему стало жарко. - Очень любезно с вашей стороны, - прорычал он. - Да, мы очень любезны, правда? Ну, мне пора. Может быть, у нас с вами еще будет случай поболтать. - Погодите! Но в трубке раздался гудок. Кеннисон швырнул трубку с такой силой, что в ней что-то задребезжало. Он поднял глаза на полицейского и увидел, что тот тоже бросил свою трубку. - В чем дело? - Мы не смогли засечь номер, - недовольно ответил полицейский. - Что значит - не смогли засечь номер? Определитель работает автоматически. Я за это каждый месяц плачу телефонной компании немалые деньги. - Нет, дело не в этом, сэр. Это старый фокус. Тот, кто вам звонил, подключился к кабелю - физически подключился, где-то там, под землей. Вскрыл кабель и подключил к нему портативный аппарат. Он может вызвать любой номер, а его не может вызвать никто. Система не считает его аппарат законным адресом, и мы не можем узнать его номер. - Черт возьми! И обнаружить его никак нельзя? - Ну, там была небольшая утечка тока, можно ее проследить. Мы знаем, что звонили откуда-то из района Тендерлойн. Но это не поможет: он уже исчезнет к тому времени, как мы до него доберемся. - Черт возьми! - Он не угрожал вам смертью, сэр? Если так, то мы должны сообщить в полицию. Кеннисон махнул рукой в сторону магнитофона. - Нет, просто очередной псих. Обвинил меня в том, что я хочу править миром. Позвонил, чтобы сообщить, что запустил вирус в мою компьютерную систему. - Вирус? Это серьезно? - Не исключено. Я вызвал сюда своего помощника, чтобы он попробовал его обезвредить. Не "его", а "их", - напомнил он себе. Вирусов было три. Женщина, которая ему звонила, говорила так, будто она член какой-то организации. Но какой? Ассоциации? Немыслимо: они сами в таком же положении. Хотя, может быть, Бетанкур просто спятил. Надо будет связаться с Мелоуном и выяснить, что там у них происходит. Кеннисон тяжело вздохнул, подпер голову руками и снова уставился на экран. И тут он ощутил прилив мрачной решимости. Вы говорите, нам крышка? Ну, мы еще посмотрим. Он достал с полки печатную копию программы и принялся тщательно проверять каждую команду, сравнивая то, что находилось в системе, с тем, что там должно было быть. Полчаса спустя, как раз в тот момент, когда вошел Селкирк, он обнаружил чужую команду. "АВТОМАТИЧЕСКИ СКОПИРОВАТЬ В ФАЙЛ К". Что еще за чертовщина? Секретарша, которая обслуживала конференц-зал, сидела за столом в глубине приемной, как в джунглях, - со всех сторон ее окружало множество горшков с торчащими вверх и ниспадающими вниз растениями. Когда Джереми и Гвинн вошли, она сделала какую-то пометку в своем журнале. - Вас уже ждут, доктор Ллуэлин, - сказала она, показав на дверь конференц-зала, где должна была собраться группа. - Спасибо, Бренда. Сегодня будет еще один человек. Некий доктор Донг с математического факультета. - Доктор Гамильтон и доктор Куик только что пришли, - сказала Бренда. - Доктор Вейн звонил и сказал, что на несколько минут опоздает. - Я подожду здесь и представлю Джима, когда он придет, - сказал Джереми. Ллуэлин улыбнулась, вынула изо рта трубку и ткнула в него чубуком, словно дулом пистолета. - Когда вы на прошлой неделе сказали им, что Джим занялся математическим анализом бомонтовской распечатки, все изрядно всполошились. Половина группы до смерти перепугалась, что они будут иметь дурацкий вид, когда он начнет сыпать формулами и говорить непонятные слова. А другая половина вообще недовольна, что в дело впутался математик. Джереми пожал плечами. - Он и сам не слишком рвался на это заседание. На прошлой неделе он мне сказал, что лично его результаты вполне удовлетворяют, а согласится группа с ними или нет, его не волнует. Ллуэлин усмехнулась. - Он не очень высокого о нас мнения, да? - Он говорит, что философы препираются между собой уже больше четырех тысячелетий, но до сих пор не дали ответа ни на один действительно серьезный вопрос. - Хм-м. Если так, то он не знает, что такое философия. Дело ведь не в ответах, а в вопросах. Джереми тоже усмехнулся. И Джим, и Гвиннет ему нравились, хотя трудно было отыскать двух настолько разных людей. Чуть ли не весь прошлый месяц он потратил на попытки объяснить каждому из них, что представляет собой другой. - Я думаю, для Джима существует только то, что можно измерить и описать формулами. А вопрос, на который не может быть ответа, для него вообще не имеет смысла. - В таком случае он лишает себя половины удовольствия, какое можно получить от жизни. - Возможно. Однако я, как бухгалтер, с ним отчасти согласен. О том, чего нельзя пощупать, нельзя сказать ничего определенного. Ревизия может показать, выполнялись ли должным образом обычные бухгалтерские процедуры, но ни один ревизор не угадает, что при этом думал тот, кого он ревизует. Ллуэлин хлопнула его по плечу. - На вашем месте я не слишком полагалась бы и на данные ревизии. Как сказал бы Херкимер, самое неуловимое на свете - это факты. - Оба рассмеялись. - Приведите доктора Донга сразу, как он придет, ладно, Джереми? Пора начинать представление. Она вошла в конференц-зал, прикрыв за собой высокую, массивную дверь. Секретарша на мгновение подняла на нее глаза и снова уткнулась в модный журнал. Джереми вздохнул, уселся на диван и раскрыл принесенную с собой книгу про Кетле. Он знал, что толстые стены и глухие двери конференц-зала почти не пропускают звуков и можно будет немного поработать спокойно, без всяких помех. Вскоре появился Джим Тран Донг и остановился в дверях, озираясь вокруг. Он был одет, как всегда, - другим его Джереми ни разу не видел: в рубашке с закатанными рукавами и расстегнутым воротничком. Джереми не был уверен, есть ли у него вообще хоть какой-нибудь пиджак. Джим всегда выглядел так, словно его только что оторвали от работы. Очень Может быть, что обычно так и случалось. Джереми закрыл книгу и помахал ему рукой. Донг кивнул и подошел к дивану. Опустившись на подушки, он положил на колени портфель, откинулся на спинку, закрыл глаза и вздохнул. - Вас ждут, - сказал Джереми, защелкнув замок своего портфеля. - Заседание уже началось. - Пусть подождут, - ответил Донг, не открывая глаз. - Пусть поболтают там о всякой ерунде в полное свое удовольствие. Разрушить все их карточные домики я могу и немного погодя. Джереми взглянул на портфель, лежавший у Донга на коленях, и заметил, что математик машинально поглаживает рукой его гладкую кожаную поверхность, как будто массируя ее легкими круговыми движениями пальцев. Похоже, он немного волновался. Джереми дотронулся до портфеля. - Говорите прямо, Джим. Это то, что мы думали? Донг приподнял веки и взглянул на Джереми. Глаза у него были как два черных уголька, как тоннели, ведущие в бездонную пропасть. - Вы все равно не разберетесь, в расчетах, - сказал он. - А зачем мне разбираться? Скажите мне просто, что в конце концов получается. - Получается смерть, - сказал Донг и снова закрыл глаза. В его словах прозвучало такое отчаяние, что Джереми вздрогнул. Он потряс Донга за плечо. - Что вы хотите этим сказать? Донг уставился на руку Джереми и отвел глаза только после того, как тот ее убрал. - По-моему, это вполне понятно. А что вам еще надо - чтобы я сказал, кто победит на следующих президентских выборах? Или когда будет построен первый город на Луне? Или когда случится очередной крах на бирже? - Вы хотите сказать, что математические модели, найденные в бомонтовской распечатке... - Что они верны? - Донг вертел в руках ручку портфеля. - Да. Да, они верны. Нет, не те обрывки, что были в распечатке. Там было не все. Система, в которой они работают, отключилась от сети прежде, чем бомонтовский "червь" кончил их загружать. Но восстановить то, чего там не хватало, было не так уж сложно. Путем дедукции. Или по аналогии. Некоторые уравнения похожи на те модели, которыми мы пользуемся в математической биологии. Возбуждение нерва внешним раздражителем, распространение эпидемий и так далее. Все это детские задачки. Кухонная арифметика. - Он пренебрежительно махнул рукой. - Трудность была в том, чтобы определить, какие параметры реального мира стоят за всеми переменными. - Ну, и что они... Донг поднял свой портфель и положил его на колени Джереми. - Почитайте сам. Там все есть. Джереми почувствовал, что краснеет. - Не стройте из себя гения, - сказал он тихо. Донг покачал головой и ударил себя кулаком по ладони. - Вы правы. Извините. Просто... - Он снова покачал головой. - Мне казалось, что я объективен. Бесстрастен. Как и подобает истинному ученому. Мне приятно было сознавать, что могут быть созданы такие изящные и эффективные модели. - Он печально улыбнулся. - Но когда я в них разобрался, когда окончательно понял их смысл, я... Я разозлился и испугался. И растерялся. Я начал проверять их, подставляя данные из прошлого. Я попытался предсказать прошлое. Точнее - "послесказать". И представьте себе, всякий раз ответ сходился. Модели, конечно, дают упрощенную, неполную, не совсем точную картину, но с учетом всех ограничений получаются ответы, которые совпадают с историческими фактами, со статистическими и экономическими данными. А там, где они не совпадают, - не исключено, что дело не в ошибках модели, а в липовых данных. - Значит, у вас все получилось? И то, что сделали эти люди из Общества Бэббиджа, в самом деле настоящая наука? Джереми снова подумал о Бокле, Кегле, Бэббидже. Они мечтали превратить историю в точную науку. На протяжении целого столетия никто не знал, что это им удалось. Забытое открытие, не оцененное никем, кроме маленькой горстки людей. Хранимая как зеница ока тайна крохотной кучки избранных. Тайна, ради сохранения которой они не останавливались перед убийством. И вот теперь мы знаем эту тайну. Он почувствовал, как у него по спине побежали мурашки. Не от страха и не от радости - наверное, это было скорее предчувствие. Интуитивное предчувствие, что вот-вот произойдет нечто важное. Как дрожь, которая охватывает скаковую лошадь перед тем, как прозвучит стартовый колокол. Мы знаем их тайну. Но знают ли они, что мы ее знаем? Сейчас Джим доложит свои результаты, и путь к отступлению будет отрезан. - У вас не слишком счастливый вид, - заметил он вслух. Еще бы! Ведь Джим только что сказал, что из его расчетов следует смерть. - Во всяком случае, теперь мы знаем правду. Донг, не поднимая глаз на Джереми, снова взял в руки портфель. - "Ты познаешь истину, и истина сделает тебя свободным", - процитировал он и сердито кашлянул. - Сделает ли? Или навеки превратит тебя в раба? Джереми нахмурился и пристально посмотрел на сидевшего с мрачным видом маленького математика. - Что вы хотите сказать? - Я хочу сказать, что жизнь - сплошное жульничество. - Донг развел руки, охватив этим жестом и свой портфель, и конференц-зал, и весь мир. - Я хочу сказать, что, какие бы планы мы ни строили, на что бы ни надеялись, все равно случится то, что должно случиться. Я хочу сказать, что мы всего лишь вслепую бредем по жизни, произнося слова из предписанной нам роли, пытаясь что-то сделать. А ради чего? Он стиснул кулаки и прижал их к портфелю. - Ну, все не так уж плохо, - сказал Джереми. - Теперь мы знаем, что они делают, и можем принять меры. Можем уничтожить это их Общество... Донг откинул голову назад и разразился хриплым смехом, в котором звучало не веселье, а одно только отчаяние. - Вы так ничего и не поняли? - сказал он. - Дело не в Обществе Бэббиджа. Они такие же рабы, как и мы. Дело в самих формулах. Неужели вы не понимаете? Даже если бы никакого Общества Бэббиджа никогда не существовало, все равно мы были бы такими же рабами, как и сейчас. Как и всегда. Так вот оно что! Нет, не Общество Бэббиджа беспокоило Джима Донга, а неотвратимость Судьбы. Древнегреческий Рок. Скандинавские Норны. Сознание того, что твоя собственная жизнь - всего лишь жалкая нить, навечно вплетенная в невидимую ткань, которая соткана кем-то, кто неизмеримо выше тебя. Джереми поразило, как глубоко переживает это Джим. Ему самому предмет казался слишком абстрактным, чтобы вызывать такие сильные эмоции. Страх перед насилием, перед гибелью - это реально, настолько реально, что при мысли об этом Джереми чувствовал, как у него начинает сосать под ложечкой. Но страх перед бессмысленностью бытия? - Черт возьми, Джим, нельзя допускать, чтобы это так на вас действовало. Донг искоса посмотрел на него. - Нельзя, говорите? А вы, значит, настолько умеете владеть собой, что можете этого не допустить? - Он поднялся с дивана, одернул рубашку и пригладил волосы. - Ну что, пошли, вправим им мозги? - Он взглянул на дверь и усмехнулся. - Только, скорее всего, до них это не дойдет. В математике они ничего не понимают, а не зная, каким путем достигнут результат, просто ему не поверят. - Он оглянулся через плечо, и Джереми увидел, что глаза его полны страдания. - Хорошо быть невеждой: можно сохранить чувство собственного достоинства. Не исключено, что наши предки, которые верили в рок, были мудрее нас. - Хорошо сказано, доктор Донг. Только вам не кажется, что все это слишком отдает мелодрамой? Джереми обернулся и увидел, что рядом, ссутулившись и сунув руки в карманы пиджака, стоит Херкимер Вейн с кривой улыбкой, придающей ему необыкновенное сходство со старым лысым гномом. - А, Херкимер, - сказал Джереми. - Вы, по-моему, не знакомы. Это Джим Донг. Вейн протянул руку. - Наш консультант по части математики? Нет, мы не знакомы, но я догадался, кто он. - Он улыбнулся Джереми. - Методом дедукции - это, кажется, вполне научно? - Вообще-то наука чаще имеет дело со строгими умозаключениями, чем с дедукцией, - заметил Донг. Вейн пристально взглянул на него, но ничего не сказал. - Вы, кажется, слышали, что говорил мне Джим? Вейн пожал плечами. - Кое-что. - Это не заставляет вас изменить свое мнение? Я имею в виду - об истории как точной науке? - О, конечно же нет. Доктор Донг не сказал ничего такого, что заставило бы меня его изменить. - Но ведь... - Неужели вы не понимаете? Ну конечно нет. И наш достойный математик тоже не понимает. Дело в том, что прогностических моделей дальнего действия не может быть, даже для такой простой системы, как Солнечная, где приходится принимать во внимание всего несколько тел и одну-единственную силу - тяготение. Как же можно прогнозировать траектории развития социальных систем, где намного больше взаимодействующих тел и такое множество сил? Джереми взглянул на Донга, который внимательно слушал историка, но тот молчал, и Джереми ответил: - Погодите, Херкимер. Может быть, я и не так уж хорошо разбираюсь в науке, но я знаю, что положение планет можно предсказать с большой точностью. Разве кто-то там не предсказал существование Нептуна, просто выведя его из формул тяготения? - Это был или Адамс, или Леверье, смотря по тому, какой нации вы больше симпатизируете. Но разве вы не знаете, что оба они ошиблись? - Как? Но ведь потом Нептун обнаружили, разве нет? - Конечно, только не там, где они предсказывали. Адамс и Леверье вычислили для неизвестной, планеты две разные орбиты. На это им понадобилось не то год, не то два. Тратить столько же времени на то, чтобы проверить их расчеты, никто просто не собирался! Леверье предсказал планету с массой в 32 раза больше массы Земли, расположенную на расстоянии от 35 до 38 астрономических единиц от Солнца и имеющую период обращения от 207 до 233 лет. А на самом деле масса Нептуна только в 17 раз больше массы Земли, расстояние от Солнца всего 30 астрономических единиц, а период обращения - каких-то 164 года. У Адамса ошибка была еще больше. А если бы Леверье занялся своими расчетами на сорок лет раньше или на сорок лет позже, он вообще не обнаружил бы Нептуна! - Ваша осведомленность просто поразительна, - медленно произнес Донг. - Для историка? Но имейте в виду, что я занимаюсь историей науки и философией науки. И к тому же очень люблю протыкать чрезмерно раздутые воздушные шарики. - Вейн весело посмотрел на них. - Нет, друзья мои, Предсказательную силу уравнений Ньютона сильно преувеличивают. Пуанкаре прекрасно это видел. - И тем не менее, - возразил Джереми, - эти уравнения оказались достаточно хороши, чтобы высадить человека на Луну. Корабль был нацелен в то место, где должна была оказаться Луна, и они подошли в это место в одно и то же время. - Да, но тут есть две закавыки. Первая - это проблема n тел. - Проблема n тел? - Попросите своего друга, пусть он вам объяснит. Джереми повернулся к Донгу. - О чем это он? Донг помедлил, потом сказал: - Уравнение Ньютона в принципе несложно, но оно имеет решение только в одном частном случае - для одного тела с ничтожно малой массой, которое обращается вокруг другого тела с большой массой. На долю Солнца приходится такая большая часть массы всей Солнечной системы, что практически можно считать планеты не имеющими массы. - Не понимаю. Тогда в чем проблема? - Проблема в том, - сказал Вейн, - что во Вселенной есть еще и другие тела. Верно, доктор Донг? - Да, - ответил Донг после паузы. - Например, после того, как учтено влияние Солнца, астрономы прибавляют влияние Юпитера. Оно вносит пертурбации в идеальную Кеплерову орбиту в зависимости от взаимного положения обеих планет. Потом добавляют влияние Сатурна и так далее, пока не будет достигнуто приемлемое приближение. - Но это еще не конец, - продолжал Вейн. - Гравитационное воздействие на Землю оказывают все тела, какие только есть во Вселенной. Влияние каждого из них может быть ничтожным, но они складываются. В результате орбиту планеты можно предсказать с более или менее приемлемой точностью не больше чем на несколько тысячелетий вперед. - Личной для меня этого вполне достаточно, - заметил Джереми. И Вейн и Донг усмехнулись. - Да, срок прогноза связан с его точностью, - сказал Вейн. - Как правило, чем больше срок, на который дается прогноз, тем точность меньше. Когда предсказываешь орбиту планеты на несколько тысячелетий вперед, не страшно и ошибиться на пару часов. Но если речь идет о космическом корабле, который летит на Луну, то ошибка в несколько часов недопустима, тут нужна точность гораздо бОльшая. А если нужно повысить точность вдесятеро, объем расчетов возрастает в тысячу раз! При этом очень быстро достигается точка, в которой даже при наличии самых быстродействующих вычислительных машин расчет просто опаздывает. К тому времени, как вы точно определите местоположение космического корабля в пространстве, он окажется уже в другом месте. Джереми почувствовал, что его охватывает раздражение. - Если все так, как вы объясняете, Херкимер, то получается, что любой прогноз вообще бесполезен. Вейн поднял палец. - Именно это я и хочу сказать. Долгосрочные прогнозы невозможны. В любой системе. В этом и состоит Теория Хаоса. Когда бильярдист целится в шар, он может не принимать во внимание положение зрителей, стоящих вокруг бильярда, - их гравитационный потенциал ничтожен. Однако то, что я говорил о планетах, применимо и здесь. Ничтожные воздействия суммируются. Если игрок решит сделать удар с семикратным рикошетом, то гравитационное воздействие зрителей окажется существенным для определения окончательной траектории шара. Я прав, доктор Донг? - Если уж бильярдист способен сделать удар с семикратным рикошетом, то ему ничего не стоит и рассчитать все в уме. Вейн засмеялся, закинув голову назад. - Это верно. А теперь представьте себе, сколько столкновений и рикошетов происходит в обществе, состоящем из миллионов людей! К тому же, в отличие от тяготения и скорости, мы даже не понимаем, какие здесь участвуют силы и как они действуют. Даже если бы существовали точные исторические законы, они не годились бы для прогнозирования. При таком количестве тел, участвующих во взаимодействии, решения становятся неопределенными слишком быстро. Вейн взглянул на часы. - Ну что ж, не пора ли нам туда? Он повернулся и направился к двери конференц-зала. Донг схватил Джереми за локоть. - Я знаю то, что я видел, - упрямо прошептал он. - Я все просчитал. Уравнения сработали. - Но они же приблизительны, - ответил Джереми. - Вы сами говорили. Точность получается недостаточная. Подставьте мне баскетбольное кольцо пошире, и даже я наверняка закину в него мяч. Вы должны на что-то решиться. Несколько минут назад вы были в панике, потому что думали, что уравнения верны. Теперь вы в панике, потому что думаете, что они могут быть неверны. - А вы как думаете? - Я? Я бухгалтер. Я думаю, что вы не настолько правы, как вам кажется. И Вейн тоже. Донг отпустил его руку. - Доктор Вейн! Вейн, уже взявшийся за ручку двери, которая вела в конференц-зал, обернулся. Секретарша подняла голову от своего журнала. - Да, доктор Донг? - сказал историк. - Я могу сделать один прогноз на будущее. - А именно? - Могу предсказать, что через несколько минут я переполошу всю вашу группу. Вейн пожал плечами. - Слишком краткосрочный прогноз. И никудышная точность. Может быть, вы и правы. И вдруг как будто кто-то ударил в огромный барабан под самым ухом у Джереми. Комната вздрогнула, в глазах у него все поплыло. Вьющиеся растения над столом Бренды резко качнулись в сторону, а горшки с цветами, стоявшие на столе, полетели на пол. На стенах потрескалась штукатурка, картины попадали с гвоздей. Массивные, толстые двери конференц-зала вспучились, треснули и слетели с петель, словно какой-то великан высадил их ногой изнутри. Одна из створок двери обрушилась на Вейна сзади, как гигантская мухобойка. Это было все, что успел увидеть Джереми: комната внезапно встала дыбом, у него перед глазами оказался сначала потолок, потом входная дверь, а потом пол, который прыгнул вверх и ударил его в лицо. *** ЧАСТЬ ТРЕТЬЯ. ВРАГ МОЕГО ВРАГА *** ТОГДА Бородатый человек опустился на колени у могилы, на траву, еще не просохшую после дождя. Брюки его сразу намокли, и в воздухе запахло влажной шерстью. Колени немедленно заныли от холода. Он поставил перед надгробным камнем вазу со свежими цветами, слегка вдавив ее в землю, чтобы не упала. Потом поднялся и перекрестился. Порыв ветра с шумом распахнул его незастегнутый макинтош. Человек поплотнее надвинул шляпу - по ее фасону видно было, что он с Запада. Всякий, кто мог за ним наблюдать, - а он полагал, что кто-то за ним обязательно наблюдает, - подумал бы, что это друг покойного, похороненного в этой могиле, который по чистой случайности оказался на кладбище в этот день. Во всяком случае, что его появление здесь никак не связано с церемонией похорон, которая начиналась рядом, в какой-нибудь дюжине ярдов. Он надеялся, что именно так подумает тот, кто за ним наблюдает. Правда, когда церемония началась, бородатый человек с любопытством поглядел на похоронный кортеж, но это сделал бы на его месте всякий. Вокруг открытой могилы стояла небольшая группа людей. Все они были в плащах на случай, если дождь начнется снова. Кое-где над ними уже выросли, как грибы, раскрытые зонтики. На пасмурном небе бледным пятном просвечивало солнце, тщетно пытавшееся рассеять, тучи. Рядом с могильной ямой был поставлен скромный деревянный гроб. Два человека в рабочей одежде стояли рядом с грудой свежевыкопанной глинистой земли. Она была мокрая и тяжелая на вид - землекопам, наверное, пришлось нелегко. Опершись на лопаты, они равнодушно следили за происходящим. Бородатый человек снова повернулся к надгробию, сложил руки на груди и склонил голову, как будто молясь за дорогого усопшего. Он действительно молился. Беззвучно шевеля губами и не пытаясь утереть слезы, катившиеся по щекам, он вслушивался в слова, которые произносил священник у соседней могилы. - Из праха мы встали и в прах возвращаемся. Но что ждет нас по ту сторону могилы, братья мои и сестры? Нас ждет иная, лучшая жизнь. На всем своем земном пути мы копим добродетель, чтобы встретить этот день славы и праведного искупления. Айзек Шелтон был достойный человек. Если можно положиться на милосердие Божие, то мы можем смело сказать, что Айзеку уготовано место среди ангелов. Ибо все, кто его знал, подтвердят, что это был человек праведный и добродетельный, который все свои дни провел в страхе Божием. Аминь. - Аминь, - произнес Бренди Куинн, не поднимая глаз от могилы, которая служила оправданием его присутствия на кладбище. Рюбен Джадж говорил ему, что показаться на похоронах Айзека - безумие. Этого только и ждут Гровнор Вейл или его агенты. Они будут следить за кладбищем. Пойти переодетым? Борода, перекрашенная в черный цвет, притворная хромота благодаря камешку в левом ботинке - жалкая попытка маскировки, раскрыть которую легче легкого. Стоило ли столько лет скрываться, чтобы разоблачить себя как раз тогда, когда они этого ждут? Но годы разлуки лежали невыносимой тяжестью на плечах Брейди. Айзек Шелтон был его другом. Айзек Шелтон вырастил его, обучил, не оставлял советами, - он дал ему все, что мог дать. А кончилось тем, что Брейди покинул его и ушел не оглядываясь. Он порвал с ним все связи, разбил старику сердце, швырнул ему в лицо все труды его жизни. "Как я могу не пойти?" - сказал он Рэндаллу. "Поздно, - говорили ему. - Что это может дать?" Но они не поняли самого главного. Что это может дать? Да все! Может быть, не Айзеку - хотя и с этим можно спорить, если припомнить все, во что ты верил в детстве, - но уж во всяком случае Брейди Куинну. Из ближайших друзей Брейди это понимал один только Старый Билл. В прежние времена, еще до того, как вся Америка двинулась на Запад, Уильям Гаррисон Хэч вел одинокую жизнь горца. Он-то знал, что даже долгая разлука не может ослабить сердечных уз. "Иди", - сказал ему Билл Хэч и, хотя все остальные в недоумении посмотрели на него, не стал ничего объяснять. Брейди поднял глаза к небу и увидел, что тучи собираются снова. Сейчас начнется дождь. Не настоящий честный ливень с бурей, какой бывает в горах Запада, а гнусная мелкая морось. Он ненавидел Бостон. Его отвратительный климат, его подленьких людей, его тесноту и скученность. Он всей душой хотел вернуться на Запад - туда, где важно не то, кем были твои родители, а то, кто есть ты сам. А Айзек любил этот город и ни разу надолго отсюда не уезжал. Не мешает помнить, что у всякого свои вкусы и пристрастия. Одни выше всего ценят семью и традиции, другим дороже свобода и новые горизонты. Как-то Айзек сказал, что корни его глубоко сидят в каменистой почве Новой Англии. И только в ней может лежать тело Айзека Шелтона - иное представить себе просто немыслимо. Отрадно было вспомнить, что когда-то эти обжитые, ухоженные и даже респектабельные места тоже были диким пограничьем. И не так уж давно, между прочим. Не очень далекие предки Айзека вспахивали тощие склоны здешних холмов, держа одну руку на рукоятке плуга, а другую - на кремневом ружье. Впереди у них простирались полные опасностей, враждебные леса, а позади лежал холодный серый океан, в котором они навсегда утопили свое прошлое. Ничего, Бостон еще переменится, напомнил себе Брейди. Все меняется. Из трущоб и пивных южной окраины уже прокладывают себе дорогу наверх толпы безродных ирландцев-иммигрантов, а в скором времени тот же самый океан начнут пересекать крестьяне из Европы, которые могучей волной обрушатся на головы незадачливых патрициев-янки. Новый Бостон будет совсем не таким, как Старый. Брейди вдруг сообразил, что слишком задержался у этой могилы. Он еще раз перекрестился, круто повернулся и зашагал к выходу с кладбища, где у коновязи стояла, помахивая хвостом, его лошадь. Паршивая кляча, подумал Брейди. Городская лошадь, взятая напрокат. Он привык к коням получше. "Прощай, Айзек. Vaya con Dios [иди с Богом (исп.)], как говорят у нас на Западе". Странно - он ожидал, что будет переживать сильнее. Сейчас у него было только ноющее ощущение потери - как будто у него отняли ногу или руку. Значит, это и есть скорбь? Печаль, ощущение потери, и ничего больше? И сознание вины, которую теперь уже не загладить? Если так, то оплакивать покойных важнее для тех, кто их оплакивает, чем для самих покойных. И, может быть, это к лучшему - по крайней мере, они еще могут стать иными. Айзек прожил долгую жизнь. Долгую и насыщенную. И успел сделать много хорошего. Пусть даже все дело его жизни... Каким же злом могут обернуться самые благие наши побуждения! Какие тесные шоры мы готовы надеть себе на глаза! Что ж, с этим Брейди уже покончил раз и навсегда. А теперь и Айзек тоже. Правда, Айзек продолжал свое дело, хотя и знал, что оно обречено. Он заложил свою душу за возможность построить лучшее будущее - и даже сейчас, много лет спустя, Брейди никак не мог решить, была все-таки жизнь Айзека трагедией или нет. Да, пророчества Карсона сбылись, и глубокая тень легла на страну Основателей. Он припомнил, как предостерегал Айзека в ту дождливую ночь в Джорджтауне столько лет назад. Беспринципные люди, не разделяющие идеалов Основателей, придут к власти в Обществе. Высокие идеи, толкавшие Основателей на ужасные дела, поблекнут, и останутся только сами ужасные дела. На что он надеялся, говоря это Айзеку после того, как Рэндалл умолял его сохранить все в тайне? Что его учитель откажется от дела своей жизни? Нет. Теперь он видел, что надеяться на это было глупо. Разве капитан не должен оставаться на тонущем корабле и биться до последней возможности, чтобы его спасти? Биться до конца, даже если дело проиграно. Разве не становится великим тот, кто выступает против всесильного рока? У викингов были легенды об обреченных богах. Знал ли Айзек, что представляет собой Гровнор Вейл, до того как окончательно впал в дряхлость? Знал ли, что Дело давно проиграно, что оно пало жертвой их собственных неумолимых формул? Куинн от всей души надеялся, что ум Айзека померк прежде, чем его постиг этот последний удар в сердце. Погруженный в размышления, Брейди подошел к своей лошади, но внезапно у него на пути выросли два человека - массивные, наглые, в клетчатых куртках и котелках. Тот, что стоял слева, остановил его жестом руки размером чуть не в половину говяжьей туши. - Ну-ка, стой, - сказал он. - С тобой хочет поговорить мистер Вейл. Брейди окинул их взглядом. - Вейл? Я такого не знаю, и никаких дел с ним у меня нет. Он попробовал их обойти, но они преградили ему дорогу. - Ты не понял, Куинн, - настойчиво сказал человек. - С тобой хочет поговорить мистер Вейл, а когда мистер Вейл чего-то хочет, значит, так тому и быть. Брейди вздохнул и отступил на шаг назад. - Ах, вот что? Рэндалл предупреждал его, что этим кончится. Но он не мог не прийти - это был его долг перед Айзеком. Теперь, похоже, проблема уже не в том, как попасть на похороны, а как с них уйти. Длинный, почти до пят макинтош Брейди был расстегнут, и полы его свободно болтались. - Ладно, даю вам последний шанс, - сказал он обоим громилам. - Пропустите меня. Они обменялись насмешливыми взглядами. - Даешь нам последний шанс? - переспросил тот, что стоял справа. - По-моему, ты не в таком положении, чтобы чего-нибудь давать. Брейди сделал молниеносное движение обеими руками. - Разве? На каждого из громил глядело по кольту. Это произошло так быстро, что полы макинтоша почти не шевельнулись. Громилы в растерянности озирались. Только что перед ними стояла жертва, теперь им в лицо глядела смерть. Им и в голову не приходило, что этот человек может быть вооружен. Перебравшись на Запад, Брейди многому научился у Рэндалла и Билла. В том числе - тому, как мгновенно выхватить пистолет. И еще - тому, что всегда нужно оставить противнику путь для отступления, хотя слишком церемониться с ним тоже де следует. "Когда приходит время действовать, - говорили они ему, - действуй, и действуй быстро, не задумываясь. Тот, кто так ведет себя в стычке, всегда имеет перевес над тем, кто слишком много размышляет". - Место тут довольно удобное, как вам кажется? - сказал он. Громилы стояли неподвижно, держа руки вверх и не сводя глаз с пистолетов. По лицу того, что справа, стекали капли пота. - Удобное? - хмуро переспросил второй. - Ну, тут же кладбище. Потом не придется вас далеко тащить. Он сделал движение пистолетами, и оба медленно попятились. Брейди боком прошел мимо них, сунул один пистолет в кобуру и начал левой рукой отвязывать лошадь. - Я знаю, о чем вы думаете, - сказал он, держа их под прицелом второго пистолета. - Вы думаете, я не успею выстрелить два раза подряд и уложить вас обоих. Все может быть - возможно, и не успею. Но уж одного-то обязательно уложу, так что лучше подумайте, кто из вас двоих это будет. Кто согласен умереть, чтобы другой попробовал со мной справиться? Он сел на лошадь и посмотрел на них сверху вниз. - Я уезжаю, - объявил он. - Передайте мистеру Вейлу, что он может обо мне не беспокоиться. Я вышел из игры. Пусть это его не волнует. А пока что мне будет спокойнее ехать, если вы оба ляжете на землю лицом вниз. Первый громила нервно усмехнулся, опустился на колени прямо в грязь и улегся ничком. Второй посмотрел на него, потом на Брейди. - Нет такого человека, чтобы заставил меня ползать в грязи. Брейди пожал плечами. - Или ложись в грязь лицом вниз, или будешь лежать лицом вверх, а грязью тебя засыплют другие. Можешь выбирать. Немного подумав, второй громила тоже распростерся на земле. - Ну погоди, ты мне за это заплатишь. - Страна большая - не думаю, чтобы мы когда-нибудь еще встретились. Но мечтать никому не запрещено. - У всякого должна быть цель в жизни, - сказал громила. Брейди удивленно посмотрел на него и ухмыльнулся. - Да, наверное. Тогда ты обязан мне вдвойне. Ведь я подарил тебе и цель жизни, и саму жизнь. Он натянул поводья, тронул лошадь шпорами и двинулся в сторону большой дороги, держа пистолет наготове на случай, если громилы вздумают пуститься вдогонку. Но вряд ли они решатся. Самонадеянные юнцы, а он, Брей