ойчиво). Но, Гас, почему? Ведь для тебя это так просто! А я давно ни о чем тебя не просил. Гас подчеркнуто сердечен, он словно хочет загладить недавнюю резкость. Гас. Я же только что объяснил тебе, Барри. Условия на Сириусе тяжелые. Там есть опасности, которые тебе и не снились. Ты погибнешь! Барри. Но других-то людей ты туда посылаешь! Со спокойной душой ставишь под удар? Гас. В истории были полководцы, посылавшие солдат на верную смерть. У моих людей как-никак есть шанс. В общем, повторяю: это исключено! Мы очень хорошо провели сегодняшний вечер, а завтра ты вернешься домой. Барри. Но, Гас... Растерянность, удивление, разочарование. Гас. Это мое последнее слово. Атмосфера вдруг становится ледяной. Ютта подходит к стереоустановке, пытается найти веселую музыку. Через некоторое время выключает. Обрывки музыкальных пьес вперемежку с фрагментами речей, последних известий, радиопьес... Барри отошел к окну, смотрит на город. Гас становится рядом. Гас (примирительно). Ты же мне доверяешь... Или нет? Барри. Доверяю, Гас. Гас. Тогда ты должен поверить, что у меня есть веские причины не посылать тебя на Сириус. Веришь? На лице у Барри читается сомнение, он не отвечает. Гас. Пойми, я сделаю для тебя все, что смогу. Дам денег... Барри отмахивается. Гас. ...непременно дам. Я же знаю, ты потерял бумажник. А еще вот тебе удостоверение. Неофициальное, но в моей империи трудностей у тебя отныне не будет -- стоит только предъявить эту бумагу. Я сам ее подписал. Можешь прийти с ней куда угодно, платить не надо, ни цента, у тебя неограниченный кредит. Доволен? Барри (едва слышно). Я хотел на Сириус... Гас обнял Барри за плечи и теперь слегка встряхивает, точно желая разбудить. Гас. Все, об этом больше ни слова. Ясно? Прошло без малого десять лет. Гас поднялся на высшую ступень пилотской карьеры--стал ракетолетчиком с лицензией на внепланетные рейсы. Барри ставил перед собой ту же цель, но не достиг ее -- хоть и был пилотом, только на межконтинентальных линиях. Вправду ли сбылась его мечта о полетах? Каждый день он пилотировал свою машину от аэродрома "Запад" к аэродрому "Восток" и обратно, первый вылет в десять утра, второй -- в четыре пополудни; рутина приготовлений, формальностей, заполнение бумаг, проверка контрольного списка, ожидание разрешения на взлет, а затем набор высоты, полет, посадка -- как он полагал, главные задачи командира корабля... На самом же деле ему почти не приходилось вмешиваться, контроль давно был передан автоматам. Только после посадки он опять принимался за работу--с другими формулярами и перечнями. Сам полет продолжался час двадцать и в основном проходил внутри смогового слоя. Лишь иногда, при высоком атмосферном давлении, внизу можно было различить город, и пусть сквозь дымку и выхлопные газы он казался плоским и серым, все равно эти редкие дни приятно разнообразили монотонность будней. Однажды, еще во время учебы, Барри получил разрешение пробить смоговый пласт и выйти в прозрачные верхние слои, где пока были белые облака, похожие на комки ваты в незримой жидкости, яркое солнце, темно-синее небо. А ночью, в показном полете, он даже видел звезды и Луну -- и, хотя кое-что знал об этом из учебных программ, все-таки был потрясен, когда наяву увидел то, что до сих пор было лишь умозрительной схемой. Собственно, только тогда он и поверил по-настоящему в прорыв человечества в Космос, в существование чужих небесных тел, которых достигли немногие избранники, в успехи космической техники, новые завоевания науки, позволившие вырваться далеко за пределы Солнечной системы, в наличие чужой жизни, о которой по-прежнему ходили только слухи, в эпохальные достижения высокоразвитой техники, которые по военным соображениям сохранялись в тайне. Ведь где-то в Азии еще шла война, последние схватки с силами неволи, которые отчаянно отбивались от армий свободного сообщества народов. Барри всего несколько месяцев работал в авиакомпании, но уже решил сразу по истечении пятилетнего контракта подыскать себе новое поле деятельности. Хотя он и не покидал города, не покидал страны, но все ж таки встречался с коллегами, которые пилотировали более тяжелые машины, летали на более дальних линиях, бывали в других странах, на других континентах. От них он слышал, что даже на Земле еще уцелели нецивилизованные регионы, поселки там лежали среди девственных просторов, и людям был разрешен доступ в этот дикий край, где гражданин, конечно, не мог рассчитывать на столь совершенную безопасность, как в цивилизованных государствах, но зато и меньше был скован всяческими ограничениями; люди энергичные и инициативные еще вполне могли самостоятельно стать на ноги: подыскать жилье, выбрать профессию, решить, чем заняться, использовать удачу и нести за это ответ--остатки давнего, первобытного образа жизни. Лишь раз он едва не отказался от этой идеи--когда познакомился с девушкой Синди, которая служила в одной из электронных фирм. Хрупкая и впечатлительная, Синди таила в себе неброскую прелесть, которая становилась зримой, только когда девушке было хорошо, когда она радовалась, была счастлива. Барри знал ее пока недолго, видел редко, но все же чувствовал, что мало-помалу между ними возникает близость. И, встречаясь по выходным, заглушая мысли об однообразии своей работы, они оба испытывали чуть ли не блаженство--раньше Барри даже представить себе не мог ничего подобного. Иногда он рассказывал ей про свои юношеские затеи, про тогдашние мечты, но куда чаще--про Гаса, о котором она скоро узнала больше, чем о нем самом. Однажды-- это было летом, на уик-энд,-- они поехали в космопорт, откуда уходили ракеты в глубины Вселенной. Долго стояли они на гостевой террасе, облокотясь о высокий парапет, и наблюдали, как стартуют стройные аппараты, похожие отсюда, издалека, на иглы, способные проткнуть смог, а может быть, и небо, на деле же исполинские сооружения, напоминающие церковные колокольни минувших времен и в какой-то мере даже сходные с ними назначением. Грохот был такой, что они едва слышали друг друга, пламя двигателей слепило глаза, без темных очков невозможно смотреть, а когда наконец ракета на огненном столбе выхлопа поднималась в воздух, смоговый пласт, еще не успев соприкоснуться с ее острием, расступался, и на несколько мгновений можно было заглянуть в синюю беспредельность. Затем они пошли в большой планетарий, который был создан с одной-единственной целью--передавать народу впечатления, накопленные ракетолетчиками, пионерами нового времени. Они сидели, держась за руки, под огромным куполом, среди многих тысяч зрителей, заполнивших круглый зал. Лампы стали медленно гаснуть, зазвучала торжественная музыка, унылый серый купол вдруг налился прозрачностью, засветился синевой, все ярче, все лучезарнее, и наконец, когда лампы совсем погасли, их как бы окутала лиловая пустота--они парили в пространстве словно на обсервационной платформе летательного аппарата. Стемнело, мириады звезд вспыхнули в черноте белыми пунктирными узорами, рисунок созвездий менялся, они собирались в похожие на облака сгустки, мимо мчались метеориты, тучи космической пыли, но вот--чужая солнечная система, планеты... Посадочный маневр, стремительное приближение поверхности, сплошь изрытой глубокими складками, выход на параболическую орбиту, секундное зависание над нужной точкой-- и посадка в вихре взметнувшегося к небу, докрасна раскаленного песка. Чужие миры, континенты и моря, горы и долы, экзотические растения, неведомые животные, какие-то хрупкие существа боязливо подходят ближе... Легкий пряный ветерок с холмов обвевает лицо, доносит аромат странных цветов, хмельной и волнующий... И все это видели астронавты? Именно так выглядят вновь открытые небесные тела? Комментарий отсутствовал -- зрители были вольны считать эти картины либо реальностью, либо научной фантастикой. И сделано это было наверняка умышленно, ведь в стране, где еще орудовали шпионы чужой, злонамеренной власти, невозможно без оговорок демонстрировать общественности последние достижения собственной мощной техники. Когда сеанс кончился, Барри с большим трудом вернулся к действительности. Он нашел здесь воплощение всего того, о чем много раз грезил наяву в часы уныния и скуки--хотя и далеко не так осязаемо и отчетливо... Быть может, показанное было отчасти выдумкой, плодом воображения сценаристов, но, в конце концов, не могло же все быть обманом, такие совершенные, законченные картины не могли быть рождены одной только человеческой фантазией, во всем этом явно что-то есть, пусть еще не достигнутое, но существующее, и если как следует напрячься, оно будет найдено и открыто. На несколько минут Барри даже забыл о Синди, которая молча шла рядом, не желая мешать ему. Давние стремления, давние чаяния внезапно вновь обрели необычайную важность, и тут же произошла вторая неожиданность: он вдруг опять поверил в реальность и своих собственных представлений, и тех картин, что видел в планетарии. В эту самую минуту Барри почувствовал на плече чью-то руку -- перед ним стоял Гас. Он выглядел чуть старше, чуть суровее, и на миг Барри показалось, будто лицо брата подернуто легкой тенью усталости, смирения, печали. Барри познакомил Гаса с Синди и теперь, опять вернувшись к действительности, счел добрым знаком, что смог представить своей девушке старшего брата, о котором столько ей рассказывал, и что Гас встретился с Синди, которая сегодня выглядела особенно привлекательно в своем розовом комбинезончике и белых сандалиях. Барри думал, что, обронив вскользь несколько слов, Гас уйдет, и немножко удивился, когда тот, будто так и надо, остался с ними и предложил вместе пообедать. Заметно было, что он тут как дома, хотя и говорит, что отошел от общественных обязанностей. Барри очень хотелось расспросить о причинах, но он не стал перебивать брата, а тот держался открыто, раскованно и несколько раз насмешил Синди. Он провел их обоих в закрытую для публики часть космопорта, и, сидя в шикарном ресторане, который был заполнен главным образом высшими офицерами, они видели в огромном выпуклом окне среди густеющих сумерек вспышки ракетных двигателей, на секунду превращавшие посадочную площадку в огромное кратерное поле, в центре которого как бы начиналось извержение. После обеда Гас заказал бутылку вина, что сообщило встрече особую, торжественную нотку, не говоря уже о настроении, которое, пожалуй, овладело и Барри, и Гасом-- воспоминания о былых днях, мгновеньях ошеломительных переживаний, предчувствии грядущих приключений. И Синди, хоть и находилась вне этого круга общности, все же чувствовала, что волнует братьев, кое в чем удивительно похожих, а кое в чем не менее удивительно разных. Никогда еще Барри не видел Гаса таким разговорчивым. Он рассказывал о полетах, поднимавших его высоко над землей, о невесомости на орбите, о посадках на Луне, об экспериментах на выживание в скалах одиноких кольцевых гор. Рассказывал о высадке на Марсе, об облетах Плутона, о прорыве к самым удаленным от Солнца планетам и еще дальше. А вдобавок намекал, что участвовал в секретных миссиях, которые побывали далеко за пределами Солнечной системы и обнаружили удивительные вещи, какие обычному человеку и во сне не снились. Говорил он и о новых планах, новых проектах: с группой предприимчивых молодых людей он хотел поселиться где-нибудь подальше от цивилизованного пояса и опробовать гам одно изобретение, если все пройдет удачно, оно совершит грандиозный переворот, сделает невозможное явью... От рассказов Гаса у Барри голова пошла кругом, да и для Синди, которая до сих пор не выказывала особого интереса к рискованным предприятиям и техническим новаторствам, слова Гаса звучали странной, но притягательной музыкой. И, словно облекая плотью словесные описания Гаса, подчеркивая разбуженные ими чувства, заиграл многоголосый оркестр, приглашающий потанцевать на медленно кружащейся, круглой площадке. Они засиделись до глубокой ночи, слушая льющуюся со всех сторон музыку, говорили уже мало, несколько раз -- подмедленные пассажи -- Гас и Синди выходили на танцевальную площадку, а Барри, так и не научившийся танцевать, издали наблюдал за ними. Когда музыка смолкла, Гас проводил брата и Синди до ближайшей станции монорельса и вместе с ними дождался поезда, ведь в эту пору суток интервалы движения увеличивались. Наверху дул бодрящий ветерок, от которого тихо и мелодично гудели металлические фермы опор. На космодроме и сейчас еще регулярно пыхали огнем ракетные двигатели, обдавая спящий город темно-багряным отсветом. -- Неужели и вправду где-то там наверху есть иные планеты, неведомые миры, новые земли, которые можно открыть и освоить?--спросил Барри. -- А что есть правда?--отозвался Гас, но смотрел он не на брата, а на Синди.-- Правда то, во что мы верим. Низкий гул ажурных опор возвестил о приближении поезда. Они обменялись рукопожатием, Барри и Синди вошли в вагон, Гас помахал им вслед. Линия плавно поворачивала, и они еще долго видели его--темная одинокая фигура, тень, силуэт, лица уже не различить. Как ни прекрасен был этот день, ярко запечатлевшийся в памяти Синди и Барри, он повлек за собой и неожиданные последствия. Барри не мог отделаться от впечатления, что Синди переменилась, что теперь она относится к нему иначе -- более сдержанно, более рассудочно. Ему хотелось спросить, в чем дело, но он молчал, она тоже не заводила об этом разговора. Возможно, виноват был сам Барри, ведь все вокруг--и работа, и люди--становилось ему день ото дня безразличнее. Он был то нетерпелив, то рассеян, вновь начал искать уединения, предаваться грезам. Мысли его невольно возвращались к рассказам брата, и в нем все больше крепло решение тоже вырваться когда-нибудь на простор чудес и неисчерпанных возможностей. УТРО В ГОСТИНИЦЕ Барри вернулся в гостиницу. Спал он долго, и никто его не тревожил. Дежурный официант, который принес завтрак, обращается к нему с изысканной учтивостью. Ощущение пустоты, бессмысленности. Официант. Нет ли у вас каких-нибудь пожеланий, сэр? Барри качает головой, и официант уходит, даже не протягивая руки за чаевыми. Барри смотрит ему вслед с двойственным чувством. Потом собирает свои вещи с полочки в ванной, укладывает рубашки и носки в дорожную сумку. Еще раз оглядывается вокруг, подхватывает сумку и выходит из номера. УТРО ГОСТИНИЦА. ХОЛЛ Барри у конторки портье, просит счет. Служащий мотает головой. Служащий. Все оплачено, сэр. Вы позволите ключи от вашей машины? Я прикажу вывести ее из гаража. Барри. Спасибо, я сам. До свидания. Служащий. До свидания, сэр. Барри медленно идет к лифту, замечает, что к нему спешит какой-то человек. Это Уэс. Уэс. Ты куда, Барри? Барри. Домой, куда же еще. Этот город не для меня, я уж и сам понял. Уэс. Но, Барри, именно сейчас, когда у меня есть для тебя договор! Барри чувствует, как под бровью начинает судорожно пульсировать какая-то жилка. Барри. Договор? Бред! Уэс. Почему бред? Что в этом бредового? Барри остановился, опустил сумку на пол. Барри. Ну... я как-то уже не рассчитывал. Думал... Уэс. Ты чертовски нетерпелив, парень. Почему бы это должно кончиться неудачей? Ты же подходишь по всем статьям! Ты молод и здоров, у тебя замечательная подготовка. Неужели Сириус больше не соблазняет тебя? Ты уже не думаешь о вольных просторах, об открытиях, которые там сделаешь? Барри улыбается, с легкой грустью. Барри. Не слишком ли много розовой краски, а? Знаешь, Уэс, я больше не верю в райские кущи Сириуса. Барри старается держать себя в руках, но волнение, охватившее его, неукротимо растет. Уэс (обескураженно). Но почему, Барри? Барри. Я говорил с одним человеком, который не может этого не знать. Уэс. И что же он тебе сказал? Барри. Жареные куропатки там с неба не падают. Нужно работать не покладая рук. И опасностей хватает. Многие не выдерживают. Кое-кто вообще погибает. Уэс (разочарованно). Ну, если так... желаю счастья. Барри. Добрый путь! Барри не отпускает Уэса. Его обуревают противоречивые желания. Барри. Может, покажешь договор-то? Уэс протягивает ему многостраничный, исписанный убористым текстом формуляр. Барри бегло просматривает его. Вихрь мыслей, полный перелом в настроении. Барри. Знаешь что, Уэс, я передумал. Уэс. Передумал? Барри. Да. Я согласен. Что надо делать? Где подписать? Уэс листает бумаги, тычет пальцем в нужное место. Уэс. Вот здесь, Барри. Барри подписывает. Складывает бумаги в пачку, сортирует. Несколько листков отдает Уэсу. Барри. Ну а дальше что? Уэс. Если хочешь, можешь вылететь прямо сегодня. В четырнадцать ноль-ноль надо явиться на ракетодром, подъезд четыре. Барри. На ракетодром? Ты уверен? Не на трансмиссионную станцию? Уэс недоуменно смотрит на Барри. Уэс. Ты это о чем? Не понимаю. Барри пожимает плечами. Барри. Ладно, значит, на ракетодроме, подъезд четыре. Ты не беспокойся, Уэс. Все будет в порядке. И большое спасибо! Барри поднимает сумку, в нерешительности смотрит на часы, потом поворачивается к лифту, нажимает на кнопку и ждет. УТРО ВИДЕОТЕКА Барри выходит из лифта на том этаже, где находится видеотека. Как и несколько дней назад, на выдаче сидит Нелли. Она в скромном платье, волосы стянуты ленточкой на затылке. Барри подходит ближе, ставит сумку на пол. Барри. Привет, Нелли! Нелли. Привет, Барри! Облокотившись на стол, Барри разглядывает кассеты, рядами стоящие в шкафу у задней стены. Нелли. Хочешь взять пленку, Барри? Барри. Нет. Нелли. Зачем же ты тогда пришел? Барри. Хотел повидать тебя еще разок. Нелли. Уезжаешь, значит? Барри. Уезжаю. Нелли. Что ж, всего доброго, Барри. Барри поднимает сумку, машет Нелли рукой. Запах лаванды. Барри. Всего доброго, Нелли! Он поворачивается, идет к лифту. Кабина еще не ушла. Он открывает дверь, входит внутрь. ДЕНЬ РАКЕТОДРОМ Барри выходит из автобуса, который привез его в космопорт. Машину он продал, всех вещей у него теперь только то, что в дорожной сумке. Давно уже он не чувствовал себя так свободно, раскованно. Вот и четвертый подъезд. Человек десять толпятся вокруг, подходят все новые люди. Барри присоединяется к ним, ждет. Сразу после двух ворота открываются--можно заходить. Один за другим они тянутся мимо окошка охраны, предъявляют документы. Потом каждый получает узел с одеждой и вещмешок. Человек в сером комбинезоне, в берете с эмблемой "СТ" отдает распоряжения. Сотрудник "СТ". Вон там раздевалка. Личные вещи останутся здесь. Возьмите с собой только самое необходимое. Барри тоже исчезает в кабине и появляется оттуда, как и все остальные, в сером комбинезоне. Вещмешок он закинул за спину. Его сумка, снабженная биркой, отправляется в большую кучу багажа. Сотрудник "СТ". Все готовы? В колонну по двое становись! Они строятся в две шеренги. Сотрудник "СТ" делит их на шестерки, которые одна за другой по вызову скрываются в коридоре. Ожидание длится недолго. Вместе с пятью другими Барри идет по коридору, выходит на улицу. Их сажают в маленький автобус и быстро везут к стартовой площадке. Тарахтенье автобусного мотора, тряска. Впервые Барри видит ракеты с близкого расстояния. Он слегка разочарован, думал, они гораздо больше. Это цилиндрические конструкции метра четыре диаметром и метров пятнадцать высотой. Ракеты установлены на подвижных шасси и по рельсам выводятся на стартовые позиции. Автобус останавливается, все выходят. До ближайшей ракеты рукой подать. Видно, что металлический корпус покрыт исчерна-бурой коркой, а вовсе не блестит серебром, как на картинках. По узкой металлической лесенке они поднимаются наверх, на платформу у грузового люка. Барри на миг оборачивается--последний взгляд на город. Но вот и он скрывается в люке. Круглое помещение, шесть противоперегрузочных кресел спинками к люку. Венчик узких иллюминаторов. Спертый воздух, запах грязи и плесени. Сотрудник "СТ" вместе с ними поднялся в ракету. Показывает, где разместить вещи. Потом каждый надевает шлем, соединенный кабелем со спинкой кресла. Сотрудник "СТ". Пристегнуть ремни! Через пять минут старт. Проверяя, хорошо ли пристегнуты ремни, он переходит от одного к другому, защелкивает замки, которыми фиксируются ремни. Нажим тугих ремней. Барри. А как мы их отстегнем? Сотрудник "СТ". Во время полета они будут на замке. После посадки вас освободят. Он идет к люку, небрежно прикладывает руку к берету. Сотрудник "СТ". Удачного полета, ребята. Люк захлопывается. Немного спустя по корпусу ракеты проходит легкая дрожь--видимо, их везут по рельсам, в иллюминаторах видно только серое небо. Барри. Сколько продлится полет? Сосед справа поворачивает к нему голову. Браш. Ты что, первый раз? Барри. Да. Браш. Сколько продлится полет? Трудно сказать... Смотря куда нас отправят. Барри. А что, посадочных площадок несколько? Теперь и сосед слева поворачивается и с удивлением смотрит на него. Джо. Похоже, ты, парень, влез в это дело очертя голову! Сбежал, поди, откуда-нибудь? Браш. Все дело в том, куда нас отправят. Может, в рай, может, в ад. Я уж не в одном жутком месте побывал. Джо. Я тоже, старик. Вспоминать неохота. Острова южных морей -- вот это бы по мне. Кокосовое молоко, пальмовое вино. Смуглые девчонки с цветами в волосах... Барри. Смуглые девчонки? На Сириусе? Браш. Жди сюрприза, парень. В свое время все узнаешь. Вибрация металлических колес по рельсам. Опять толчок -- остановка. Кресла автоматически занимают противоперегрузочное положение; шестеро мужчин лежат в них, спиной к движению. Голос из динамика. Десятисекундная готовность. Десять, девять, восемь, семь, шесть, пять, четыре, три, два, один--старт! Корпус ракеты содрогается, иллюминаторы разом затягивает грязно-бурый дым. Потом перегрузка вдавливает их в кресла, секунду-другую в иллюминаторах мелькает белый свет, затем снаружи воцаряется тьма... Рев двигателей и свист воздуха. Ракета пробивает атмосферу. Мало-помалу наружные шумы стихают, свист прекращается, только глухой рокот сотрясает кабину. Перегрузка на пределе терпимого. Барри едва не теряет сознание. Вдобавок еще и тошнотворная вибрация, временами ракета содрогается так, что беспомощных людей швыряет в ремнях из стороны в сторону. Затем вдруг снова возникает свистящий звук, громкость его нарастает, кажется, барабанные перепонки вот-вот лопнут. Тормозной маневр, шестерка висит в ремнях. Быстрая смена ускорения. Свист становится все тише, но рев двигателей не умолкает. В иллюминаторах мало-помалу светлеет... Неожиданно ракета резко разворачивается. Мужчины снова прижаты к креслам. И опять за стеклами черные космы дыма, временами подцвеченные снопами искр. Последний резкий толчок--посадка. Кресла автоматически занимают нормальное положение. Все шестеро заметно возбуждены. Тянут шеи, выглядывают в иллюминаторы, стараясь хоть что-то рассмотреть. Браш. Небо серое -- не нравится мне это. Джо. Да не каркай ты! Может, тут вечер или раннее утро! Тихий шорох, свистящий вой. Люди опасливо переглядываются. Барри. Что это? Браш. Черт побери, мне это не нравится. Барри. Да что же это?! Браш (покорно). Неужто не отгадал? Пурга это, мой мальчик. Нет, надо же, такое невезенье! РАННЕЕ УТРО РАКЕТНАЯ БАЗА Люк открывается, входят двое в военной форме. Вместе с ними внутрь врывается ветер, а с ветром--снежинки. У одного из пришедших на воротнике черная сержантская выпушка. Младший -- без знаков различия, но по сигнальному свистку, который висит у него на шее, можно определить, что это начальник караула. Сержант даже и не собирается помочь им выбраться из ремней. Он развязывает шарф, сплевывает на пол. Сержант. Ну и вонища! (Своему спутнику.) Опять недурная коллекция редких птичек! (Громче, шестерым новоприбывшим.) Лучше скажу сразу: тут с вами цацкаться не будут! Начнете прекословить--в кутузку, и вся недолга! Сутки без пищи, в холодной. Так что думайте сами. (Опять спутнику.) Отстегни их, Колли! Человек со свистком выполняет приказ. Ключом отпирает замки ремней, можно наконец встать, выпрямиться. Тянущая боль в мышцах и суставах. Сержант. Веселей, ребята, берите вещички. Напоследок, перед выходом, скажу вам еще одно: я--сержант Келлер, командир одиннадцатого поста, куда вас прислали как пополнение. Так вот, парни, если кто из вас думает, что со мной можно шутки шутить, предупреждаю: мигом ребер недосчитаетесь. Он тщательно укутывает шею шарфом, надвигает поглубже шапку и через люк выходит наружу. УТРО ПОСАДОЧНАЯ ПЛОЩАДКА Люди спускаются по трапу, который подогнали к ракете. Крепкий студеный ветер набрасывается на них, они с трудом удерживают равновесие. Через несколько секунд все уже промерзли насквозь. Нестерпимый холод. Дрожа они бредут по неровной площадке ракетодрома, входят в барак. Им выдают теплую одежду, шапки, сапоги, оружие. Воет ветер, то громче, то тише. УТРО ТУНДРА Два гусеничных автомобиля ползут по голой равнине. Растительности мало, лишь изредка--хилый кустарник; почва раскисшая, вместо дороги проложенные вкривь и вкось, наполненные водой колеи. Хмурое, затянутое тучами небо, по временам шквалы дождя и снега. В углублениях почвы тоже лежит еще льдистый, грязный снег. Тряска--сиденья без пружин. Барри и еще двое парней сидят на железном ящике во второй машине. От ветра они защищены, но совершенно закоченели. Растирают руки, кутаются в шинели. Озноб, холод, пробирающий до костей. Парни те же самые, что были спутниками Барри в ракете. Джо. Вот хреновина! А я-то намылился в южные моря. Водитель на миг оборачивается. Это Колли. Колли. Чего скулишь? Вам, считай, повезло: дело к весне! Он показывает вперед. Словно в подтверждение его слов, тучи разошлись, открыв клочок голубого неба. Солнце заглядывает в машину, резко высвечивает контуры рельефа, снежные поля вспыхивают ослепительным блеском, впадины тонут в черной тени. Края туч нежно розовеют, над горизонтом клубится серо-желтый туман. И снова завыванья ветра. Тучи смыкаются, пурга швыряет в узкие окна ледяную крупу. Барри. Что же все это означает? Он обращается к тому, что постарше и, судя по всему, опытнее. Браш. Какое-то время нам придется быть вместе. Зовите меня Браш. Барри. А меня -- Барри. Джо. А я--Джо. Браш. На первый раз трудненько тебе будет, Барри... Джо (перебивая). ...да и потом не лучше! Браш (решительно). Объяснять тут особо нечего. Сам знаешь, мы должны защищать захваченную территорию. Барри. Какую еще захваченную территорию? Разве мы не на Сириусе? Браш. Да кто ж его знает? И какая разница? Барри. Но я думал... Мне сказали... Это, мол, чудесная страна, нетронутая природа, открытая для всех... Джо (саркастически). А что, разве не открытая? Неопределенным жестом показывает за окно. Барри (разочарованно). Мне совсем другое рассказывали. И что мы тут забыли? Колли опять оборачивается, вмешивается в разговор. Колли. Мы обязаны защищать эту территорию! Мы ее завоевали и не можем просто так, за здорово живешь, от нее отказаться. Барри (с сомнением). Эту территорию? Колли. А тебе не нравится? Ну и пускай не нравится. Это стратегически важный район. Хочешь верь, хочешь нет, но мы здесь бьемся за нашу культуру, от нас зависит, быть ей или не быть. Тебе этого мало? Не дожидаясь ответа, он опять сосредоточенно устремляет взгляд вперед. Впрочем, ответа нет и не будет. Наконец перед ними появляется ряд блиндажей, обнесенный сеткой с колючей проволокой поверху, наблюдательная вышка с кружащейся антенной РЛС. Часовой открывает ворота, машины въезжают на территорию объекта, останавливаются. Люди выходят. Ледяная стужа. УТРО ФОРТ ЭСПЕРАНСА Этот блиндаж, на скорую руку сооруженный из блоков облегченного бетона, в ближайшие месяцы будет их домом. Им показывают спальню -- трехъярусные койки, узкие шкафчики, лампочка без абажура, проволокой прикрученная к потолку. Сильный запах дезинфицирующих средств. Комната отдыха такая же тесная. При раздаче пищи два десятка мужчин подставляют котелки, куда грязный повар бухает порцию бобов с мясом. Затем инструктаж -- патрульная служба, караулы, эксплуатация РЛС и рации. И наконец самое важное: три ракетные установки, заглубленные в землю и снаружи едва заметные, должны круглые сутки находиться в боевой готовности -- ракеты с атомными боеголовками, стратегическое оружие. Вой сирены. Крики. Низколетящие цели! Направление северо-северо-восток! Келлер. К бою! Ужас; цепенящий страх. Первая группа уже на подлете, пулеметные очереди, разрывы фугасов. Солдаты бегут к блиндажам, бросаются наземь, снова бегут... Барри в составе расчета у зенитного орудия, подает из ящика снаряды. Короткими залпами тявкают орудия. Второй эшелон; снова бомбы, крики раненых... Один из самолетов подбит, крыло обламывается, и он врезается в землю рядом с блиндажом, так близко, что на людей градом летят обломки и земля. Едва исчезли самолеты, из-за холма выползают четыре танка. Наводят пушки на блиндаж -- и опять шквал огня. Когда они разворачиваются и уходят, на месте блиндажа груда развалин. Раненых относят во времянку, крытую железом щель у забора. Уцелевшие принимаются за расчистку территории, но минометный обстрел не дает им работать. Оглушительный грохот разрывов. НОЧЬ ФОРТ ЭСПЕРАНСА На фоне темного ночного неба едва проступают контуры развалин. Время от времени в воздух поднимается осветительная ракета, заливая все вокруг слепящим светом. В такие минуты видны какие-то фигуры, торопливо ищущие укрытия в складках местности. Это партизаны, видимо, они надеются легко завладеть разрушенными укреплениями. Ощущение холода, голода, изнеможения. Барри вместе с Брашем и Джо в окопе, все трое стоят по щиколотку в воде, одежда перепачкана глиной. Барри осторожно выглядывает из-за бруствера. На переднем крае завязался рукопашный бой. Одиночные выстрелы, тяжелое, сдавленное дыхание, истошные крики. Потом разрывы, совсем рядом,-- ошметки грязи, осколки металла. Дымовая граната скатывается в окоп, дышать нечем, они выскакивают из укрытия. Кругом уже кипит бой, и к ним тотчас же устремляются несколько юрких, как куницы, фигур--пригнувшись, карабины с примкнутыми штыками наперевес. Смертельная схватка--все смешалось, не разберешь, где друг, где враг; у каждого одна мысль: любой ценой защитить свою жизнь. Отчаяние, убийственный страх, ненависть. ПОЛДЕНЬ ФОРТ ЭСПЕРАНСА Бой кончился. Кругом лежат убитые и раненые. Невредимых почти нет, каждого хоть чуть-чуть да зацепило. Солдаты в окопах перевязывают раны... Один раздает сухари, другой пытается на сухом бензине вскипятить котелок воды. Шум, словно что-то волокут по земле, чавкает грязь. Браш выпрямляется, осторожно глядит по сторонам, потом вылезает из окопа, идет навстречу человеку, ползущему на четвереньках. Это сержант Келлер. На ноге у него глубокая рана, которую он сам перевязал какими-то тряпками. Они помогают ему спуститься в окоп. Келлер (со стоном). Ничего. Аптечка есть? Браш. Есть йод и бинты, только грязные. Келлер. Все лучше, чем ничего. Кто-нибудь может меня перевязать? Браш разрезает ему штанину, пытается очистить рану марлевым тампоном. Потом смазывает йодом, заматывает бинтом. Браш. Толку-то что? Келлер приподымается на локте. Келлер. Сколько нас? Браш. Четверо, сержант. Келлер. А с машинами как? Браш. Все к черту. Келлер. А рации? Браш. Под развалинами, сержант. Келлер ненадолго задумывается. Келлер. Двое из вас должны привести подмогу. Добровольцы есть? Все мрачно смотрят друг на друга. Браш поворачивается к Барри. Браш. Пойдешь со мной, а? Барри. Пойду, Браш. Браш. Значит, мы двое, сержант. Келлер. Возьмите продовольствие, сколько есть. От вас зависит, выберемся мы отсюда или нет. Остальные выкладывают свой НЗ, отдают Брашу и Барри. Келлер. Удачи вам, парни! Браш и Барри берут автоматы, вылезают из окопа, уходят в тундру. Им предстоит сорокакилометровый форсированный марш по бездорожью, все время под угрозой пурги и стужи, все время рискуя угодить в руки партизан или получить пулю из засады. Противоречивые чувства -- усталость, жажда жизни, покорность судьбе. Проходят часы. Иногда короткий привал в затишье, среди кустов. И снова в путь. ВЕЧЕР РАКЕТОДРОМ Браш и Барри в солдатской столовой. Пьют чай с ромом, грызут жесткие ломти черного хлеба. Свинцовая усталость во всем теле. Сбоку от них запотевшее окно. Браш протирает его ладонью -- по дороге движется колонна из двадцати бронированных машин. Барри. Пройдут ли? Браш. Думаю, да. Партизаны атакуют обычно один раз, а потом спешно меняют место дислокации. Так их труднее накрыть. Барри. Но самолеты? Танки? Я думал, тут всего-навсего кучка плохо вооруженных мародеров -- нелегальные иммигранты, беженцы с Земли. Браш. Да они бы нипочем не продержались так долго без подкрепления. И каким-то образом они ведь сюда попадают! Барри. Ты считаешь--красные? Здесь, на Сириусе? Браш. Похоже на то. Только ведь кто знает правду? Барри опять глядит в окно, вслед колонне, которая медленно исчезает в тумане. Немного погодя он поворачивается к Брашу. Барри. А в чем она, правда-то, Браш? Я столько пережил в последние дни. Я знал совсем другой Сириус -дикую горную страну с глубокими ущельями и бурными реками. Видел и другие картины -- острова в море, леса и луга, замечательный край для колонизации! И клянусь тебе, Браш, все это было не менее реально, чем сейчас. Так что же тут правда, а что -- нет? Браш (серьезно). Я тоже не знаю, Барри. Я здесь дольше твоего и много чего повидал. Был и в той сказочной стране, о которой нам рассказывали и о которой толкуешь ты. Барри. Ты там был? Значит, она существует? Браш. Не уверен. Просто не знаю, и все. Может, это реальность, а может, психотехнический эффект, внушение... Барри. Но зачем, Браш, зачем? Браш сперва удостоверяется, что никто не подслушивает, потом начинает тихо говорить. Браш. Я тут кое-что прикинул. Не знаю, конечно, прав я или нет. Но вообще-то иначе быть не может. По-моему, это--реальность. И по-моему... (Совсем тихо.) ...Мы на Земле. Барри (тихо). А как же Сириус? Браш. Сириус--мираж, которым нас обманывают, совершенная техническая иллюзия. Знаешь, зачем создали "Сириус-Транзитный"? Какая у него сперва была задача? Вербовать добровольцев. Нашим парням осточертело вести эту идиотскую войну в чужой стране, а загонять их туда силком, как раньше, правительство оказалось не в состоянии. Но война-то продолжается... Барри. И ее ведут добровольцы. Браш. Да, добровольцы. Но откуда они берутся? По-моему, проблему разрешил "Сириус-Транзитный". Барри (себе самому). И поэтому... Браш. Они воспользовались одним изобретением, гак называемой глоборамой. Ее еще зовут "театр наяву". Это как наркотик, только что физического ущерба не причиняет. Речь идет об активации подспудных желаний и закреплении их с помощью глоборамного антуража. Как это работает, ты меня не спрашивай. Человеку кажется, будто он попал в фантастический край, у него разыгрывается воображение, и он как бы наяву переживает все, о чем мечтал в глубине души. А в итоге перестает понимать, где кончается реальность и начинается иллюзия. Барри. И люди, которые на это клюнули... Браш. Сперва их приучают к такой масштабности переживания, которая никому до сих пор и во сне не снилась. Их переносят в сказочную страну и предлагают все, что душе угодно,-- богатство, дружбу, любовь, успех. А заодно посылают сюда. Барри. ...И это реальность. Браш. Боюсь, что да, Барри. Барри. И из нее не вырвешься? Браш. Кто бы сумел! Даже если раскусишь игру... Все равно ведь как замечательно: приключения в чудесном краю вечного солнца, первозданный тропический рай, чудо Сириуса. Кто станет вырываться? Кто захочет? Ты же видел их, видел эту очередь уволенных, без конца выздоравливающих, безнадежных? Выдерживает мало кто, и тех немногих, кому это удается, отпускают благосклонно. Для них приключение кончилось. Пока они в Санта-Монике, им платят пособие. А иногда устраивают бесплатный сеанс глоборамы. Барри поднимает было руку, словно желая схватить собеседника за плечо, но тотчас опускает ее. Барри. Но, Браш, если ты все это раскусил... Почему не поставишь крест? Ведь надо только уехать из Санта-Моники. Или кто-то тебя удерживает? Браш качает головой. Барри. Ты же не авантюрист, Браш! Ты же умный, наверно, в колледже учился. А теперь сидишь тут и "служишь" как обезьяна с электродами в мозгу, марионетка, которой управляют на расстоянии. Браш (резко изменив тон). Ну вот что, Барри! Сам не знаю, зачем я тебе все это сказал. Это смутные предположения, вероятно, вообще вздор. Может, все совершенно иначе, и нам никогда не доискаться до истины. Лучше забудь об этом. Барри отодвигает пустой стакан, встает. Браш тоже поднимается. Барри вдруг охватывают гнев и решимость. Барри. Не думать? Забыть? Примириться с этим сволочизмом? Нет, надо что-то делать! Браш (тревожно). Ты что задумал, Барри? Ты же не станешь... Не лезь ты в это дело! Хочешь выбраться, так пробуй! Только не суйся в то, что тебя не касается! И меня оставь в покое! Барри стоит вплотную перед Брашем, и тот с удивлением читает на его лице решимость. Барри. Может, меня это все-таки касается, Браш. Тут есть еще кое-что, о чем ты понятия не имеешь. Браш (удивленно). Что же именно? Барри. Хочешь верь, хочешь нет. Если угодно, можешь считать меня сумасшедшим... Но ты был со мной честен, и я тоже буду честен. Гас Гриффин--мой брат. А теперь скажи, что меня это не касается. Барри кивает Брашу и выходит из столовой. Браш стоит как громом пораженный. УТРО ДИСПЕТЧЕРСКАЯ Барри на миг останавливается у двери, на ней табличка: ДИСПЕТЧЕРСКАЯ. Он стучит и входит. Офицер с серебряными нашивками на воротнике --руководитель полетов--удивленно поднимает глаза. Офицер. Вы что себе позволяете? Дверью ошиблись? Барри. Нет, мне нужно поговорить с вами. Офицер. Тогда извольте обратиться по команде. А сейчас--вон, или я вызову адъютанта. Барри вытаскивает из нагрудного кармана удостоверение-- это бумага, которую ему дал брат, с собственноручной подписью Гаса. Барри кладет ее перед офицером на стол. Тот пробегает бумагу глазами, настораживается, читает еще раз... Барри. Это спецудостоверение, выданное Гасом Гриффином. Офицер встает, подвигает Барри кресло. Вид у него встревоженный. Барри продолжает стоять, офицер, которому хочется сесть, медлит... Удостоверение по-прежнему на столе, Барри забирает его. Барри. Гас доверил мне особое поручение. Я должен был тут немного осмотреться... Офицер. И вы осмотрелись? Все в порядке? Барри (резко). Ничего тут не в порядке. Офицер. Да, но... Барри. К вам это не имеет отношения. Офицер. Что я могу для вас сделать? Барри. Мне надо срочно вернуться в Санта-Монику. Можете подготовить ракету к вылету? Офицер (с облегчением). Разумеется. Я сейчас же распоряжусь. Минут через пятнадцать... Барри. Отлично. Через пятнад