. - Язык совсем другой. Я плохо поняла. Может быть - услышал? - Спроси, не было ли рядом тела. Вот что нужно узнать. Священник торопил ответ, он хотел услышать... - Он говорит - нет. Сиани за его спиной сжалась в комок. Дэмьен заставил себя говорить спокойно: - А где-нибудь поблизости? Она переспросила и получила тот же ответ. - Нет. - Может, они нашли части тела? Или... что-нибудь еще? Хессет посоветовалась с утыканным; похоже, они уточняли значение терминов. Наконец красти повернулась к Дэмьену: - Ничего. Только меч. И никаких признаков того, кто его принес. - Значит, он жив, - прошептала Сиани. - Или был жив, когда его поймали. Хессет остро взглянула на них: - Вы уверены? Дэмьен покачал головой. - Нет. Но это соответствует логике. Если бы им нужно было просто убить его, они бы бросили тело на месте. Или то, что от него осталось. Если б им нужно было как-то подчинить его тело, получить какую-то власть над трупом, трудно представить более подходящее для этого орудие. - Он указал на меч. - Даже если его убили и затем избавились от тела, они должны были включить меч в свои планы. Он помог бы им надолго удержать его дух. Но если он был нужен им живым... что еще может означать брошенный меч? Значит, так было безопаснее для них. Хессет задумчиво облизывала языком клыки. Медленно, один за другим. Это выглядело страшновато. Утыканный вновь подал голос. Это прозвучало как приказ. Хессет застыла, потом резко рявкнула в ответ. Утыканный попятился. Ракхи в яме подобрались, похоже, готовясь к бою. - В чем дело? - насторожился Дэмьен. - Он говорит, если это принадлежало твоему родичу, значит, это твое. Спустись и возьми. Дэмьен посмотрел на сияющее лезвие, чувствуя, как внутри все сжимается при мысли о том, чтобы прикоснуться к нему. - Хорошо, - тихо сказал он. - Я возьму. - Имеется в виду... - Хессет с трудом подбирала слова. - Он вызывает тебя. Тут Дэмьен понял. Затронут социальный статус ракха, положение критическое. И рискованное. "Женщины сражаются за пищу. Мужчины сражаются за статус. И чем сильнее жертва, тем выше честь". - Хорошо, - кивнул он наконец. И стал выбирать место, где спуститься, надеясь, что правильно разгадал ситуацию. - Без оружия, - добавила Хессет. - Как? - Без оружия. Так он сказал. Собственно, он сказал "без угрозы". Дэмьен посмотрел на утыканного. И какая-то темная пружина задрожала внутри - то, на чем держался его дипломатический такт, казалось, вот-вот сорвется. - Скажи ему, что я с радостью оставлю оружие, - холодно заявил он, - если он спрячет зубы и когти. - У них нет когтей. - Переведи остальное. Она как-то странно посмотрела на него, но перевела. Утыканный фыркнул, но ничего не промолвил. - Будем считать, что он согласен, - пробормотал священник. - Дэмьен... - начала было Сиани. Помолчала и шепнула: - Будь осторожен. Он с усилием улыбнулся; от движения губ в бороде зазвенели кристаллики льда. - Это Мы уже проходили. Он нашел место, где ближайший кол отстоял на несколько футов от стенки ямы, и стал спускаться. Но земля, на вид утрамбованная, раскрошилась под его пальцами, и он проехался по стене, поскользнулся на обледеневшей почве и неуклюже шлепнулся на бок. Потерянные молча смотрели. Дэмьен быстро вскочил, заметив на будущее, что земля здесь не послужит надежной опорой. Снежная кашица, подтаявшая на солнце, стекала вниз и замерзала на ночном морозе. Он осторожно пробирался между острыми кольями, замечая, что их основания глубоко впаяны в лед. Постоянно действующий капкан. Почти постоянно. На грубо обтесанных стволах, когда он цеплялся за них, оставались клочки его одежды; пару раз он с трудом протискивался между кольями. "Если б я взял сюда меч, что бы я с ним делал?" Он миновал труп ксанди, ощутив внезапную острую жалость при виде того, во что превратилось столь грациозное создание. Обогнув еще несколько стволов, он предстал перед Потерянными. Вблизи они были выше ростом, чем казалось сверху; от них несло затхлой вонью, смрадом тесных нор. Еще священник разглядел какие-то зеленоватые потеки на их шерсти, как будто неведомая плесень приспособилась к такому местообиталищу; круглые бледно-серые пятна покрывали плечо одного ракха, грязно-бурая корка запеклась на ляжках другого. Эти новообразования источали собственную вонь - пахло гнилью и разложением. Вдобавок, казалось, некоторые украшения утыканного служили услаждению обоняния: острый аромат сосновых игл вперемешку с едким мускусом поднимался, подобно испарениям, от его шкуры. Этакие своеобразные духи. Он подошел как мог близко к своему сопернику и встал лицом к лицу с ним. Потерянный был выше ростом, но намного тоньше, к тому же ему недоставало съемных шкур, какие были на Дэмьене. Абориген попытался принять позу повнушительней, но сильное тело священника явно смотрелось выигрышнее - да и ритуальная враждебность ракха не могла сравниться со сдержанной яростью, что скрывалась под маской невозмутимости человека и только ждала повода вырваться наружу. - Одно неверное движение, - прорычал Дэмьен, - и я оторву твою дерьмовую голову. Не переводи, - предупредил он Хессет. - И не подумаю. Утыканный что-то злобно прошипел, но не сделал попытки напасть на священника. Вместо этого он отступил, и меч, который он закрывал спиной, оказался на виду. Зловещей мощью Повеяло от него, лицо Дэмьена словно обжег арктический холод; он постарался не выказать своих чувств, чтобы Потерянные не приняли их за слабость. Чувствуя, как в животе его скручивается тугой ледяной комок, он шагнул туда, где лежал меч. И остановился рядом. Оглянувшись, проверил, соблюдают ли Потерянные дистанцию - те не двинулись с места, - потом потянулся к мечу и крепко ухватил рукоять. ...И боль взорвалась в руке, когда ледяные острия внезапно вонзились в тело. Словно все тепло его плоти устремилось к ладони, вытекая через нее, пожираемое жадной сталью. Он стиснул зубы и поднял меч. Пальцы его онемели, обожженные холодом, но он не разжимал их, терпя боль, сдерживая страх, что поднимался в душе. "Охотник питается страхом, - напомнил он себе. - Его оружие Действует так, чтобы вызвать страх". Он поборол панику и заставил себя крепче сжать обтянутую кожей рукоять, пока смертоносная мощь поражала его тело, его внутренности, его сердце. Однажды он подчинился холодному огню Тарранта - здесь было то же самое, в сотни раз сильнее, в тысячи раз ужаснее, но то же самое. Он зажмурился и вспомнил то испытание, стараясь хоть так укрепить себя, пока жуткая мощь подавляла его, изменяла его... и испытывала его, сверяясь с неким темным и страшным образцом, и вдруг отошла, и боль стала утихать, стала почти терпимой, ледяные острия еще кололи его, но уже не грозились уничтожить. Он повернулся к Потерянным, все еще крепко стискивая рукоять. Рука онемела от холода, но лезвие, казалось, ожило. Дэмьен не сомневался теперь, что сможет владеть им. "И он будет пить жизнь, как делал его хозяин. Он будет пить ужас тех, кого ранит..." Утыканный заговорил. В его тоне прозвучал вызов. - Он говорит, эта вещь убила многих. "Действительно. - Священник видел, что меч обмотан веревкой, за которую его и вытащили из норы. - И он не убил меня только потому, что я связан с Таррантом. Меч почуял родство". - Это принадлежит моему родичу, - повторил Дэмьен. Меч в его руке был тяжел, как кусок льда, но священник подавил желание положить его на землю. Утыканный опять что-то просипел. - Он говорит, это ест души. Дэмьен глубоко вздохнул, пытаясь обдумать ответ. - Скажи ему... Мы пришли убить пожирателя душ. Того, кто ест души ракхене. Скажи ему... иногда убийцу приходится убивать его же оружием. Когда Хессет переводила, он наблюдал за их реакцией. И ждал. Темная власть пульсировала в его руке, ползла вверх, проникала в его мозг. "Убей, - шептала она. - Убей, покончи с ними". Он крепче стиснул рукоять и постарался не слышать. Тонкие ручейки чужой злобной воли еще струились в его мозгу, но он отказался понимать. - Здесь есть только один пожиратель душ, - переводила Хессет. - В... - Она запнулась. - Думаю, он имеет в виду Дом Гроз. - Что он говорит, как можно точнее! - Я не уверена. Язык совсем другой... - Не пытайся перевести понятия - просто повтори эти слова. Ее брови сошлись к переносице, пока она силилась передать смысл. - Место... голубого сияния? - Голубого сияния? - Я не уверена. Я... - Голубого? - Я только думаю, что так это переводится. А что, это так важно? Он припомнил небо над Джаггернаутом, когда сотрясалась земля. Ослепительные стрелы, вырвавшиеся из-под земли, озарившие светом небеса. То был почти дневной свет, только в сто раз ярче. И голубой - земное Фэа голубое - в противоположность белому свету дня. И еще то, что описывала Хессет там, в своем селении. "Сияние, - говорила она, - небо светилось месяцами. И гремел гром, такой, что и говорить было невозможно". Вот что это такое. Вот что за грозы это были. Не было там никакого света. Это энергия; связанная энергия. "Боже мой, вот оно что..." - Расскажи им, что нам нужно, - приказал он, пытаясь придать голосу твердость. Этому народу следует демонстрировать силу, от этого так много зависит. - Спроси его, может ли он помочь нам. "Избыток энергии, вот что там горит. Но откуда избыток? Землетрясений здесь не бывает. А земные потоки очень слабые..." Так трудно было собраться с мыслями, когда власть меча Охотника еще леденила мозг. Несмотря на это, он чувствовал, что у него в руках недостающий элемент головоломки. Последний. Только надо понять, куда, в какое место общей картины его пристроить. И они узнают, куда можно ударить... "Таррант должен был понять это. - Но тут же он хмуро поправил себя: - Таррант может понять". - Он отведет нас. - Хессет наконец закончила переговоры. - В... "место-нет", так он сказал. - Запретная зона? - предположила Сиани. - Не знаю. То, что он говорит... в нашем языке нет таких понятий. - Можем мы подобраться оттуда к Дому Гроз? - спросил Дэмьен. - К туннелям под ним? Больше ничего не нужно. - Он говорит... это место смерти. Проходы под Домом Гроз наполнены смертью. Там место... "место-нет". - Она мотнула головой. - Прости. - Табу, - догадался Дэмьен. - Как любое место, где поселились демоны. - Он посмотрел на утыканного. - Скажи ему, что мы согласны. Скажи, чего мы хотим. Что нам нужно. Он вгляделся в грязную стену за спиной Потерянных, в устье туннеля, который ждал их. Где-то на другом его конце был их враг. Тот, кто напал на Сиани. И - почти наверняка - на Тарранта. - Вот он, вход, - тихо промолвил он. 39 Над восточными равнинами бушевал зимний ветер, с воем и свистом бросался на все и вся, слепил, засыпал снегом. Он нес с собой арктический холод и влагу, которые впитал, пронесшись над Триозерьем и Змеей, и ледяная сырость его пронизывала до костей. При таком ветре всякая тварь прячется в укрытия, пережидая ненастье, и почти все обитатели восточного Лема так и сделали. Местные ракхи позалезали в палатки, тесно скучились вокруг костров и выжидали, пока кончится шторм. Звери забрались в пещеры и норы и улеглись там, их потихоньку баюкало завывание ветра, и сладкая дрема - предвестие зимней спячки - затмевала сознание. Даже зимние хищники вынуждены были искать убежище и в тесноте потаенных укрытий без конца сновали из угла в угол, с нетерпением ожидая, пока стихнет ветер и они смогут выбраться наружу и по свежим следам на гладком снегу побегут за добычей. Но сейчас надо было прятаться, и это понимали все жители Лема. Все, кроме троих. Они двигались как люди, хотя тела их были телами ракхене. Противоестественное сочетание, как будто в них вселился чуждый дух. Их покрывал мех, они кутались в накидки, но ветер, что несся над голой землей, пронизывал толстую ткань, как если б ее вовсе не было. И под жидким мехом тепло живой плоти уже оледенила смертельная белизна. Сначала то, что было снаружи: пальцы на руках и ногах, потом - носы, губы, щеки... ледяное дыхание первой зимней бури врывалось в их рты, и влага, выходящая из легких вместе с воздухом, смерзалась на губах. Их ноги погружались в сугробы до колен, а они даже не знали, зачем идут. Их вело вперед, их тащила сила, которой они не могли постичь и которой не могли сопротивляться. Она отобрала у них память, эта чуждая сила, она подменила их сознание. Теперь в из разумах мелькали странные картинки и невнятные слова; там звучали чужие имена и помнились чужие селения, и жажда, и голод, и все чужие чувства были столь сильны, что их собственные казались лишь тенями на задворках сознания. Тенями, что стирались по мере того, как день сменялся ночью, и снова день, и снова бесконечный путь, а впереди - недостижимая цель, да и существовала ли она вообще?.. Внезапный порыв ветра. Один из путников упал. Это была женщина, самая младшая из троих, только-только достигшая совершеннолетия. Измученная, обессиленная, она лежала на снегу, кожа на обмороженном лице потрескалась, и кровь сочилась из ран. Дыхание ее с трудом вырывалось наружу, вот-вот собираясь прерваться. Двое тупо смотрели на нее. Это были ее отец и сестра, кровная ее родня... но они только смотрели, и в их глазах не шевельнулось ни тени родственного чувства. Ни тени сопротивления той силе, что столь бессмысленно тащила их на север. На минуту воцарилась тишина. Тишина в них и вокруг них; драгоценное мгновение небытия, когда утихает чуждый зов и в опустелом мозгу ни единой мысли; единственный миг за все их кошмарное странствие, когда на измученные души нисходит мир. Но вот опять зазвучал шепот. И вновь покорились тела и души. "Достаточно двоих, - шептал голос. - Вперед. Оставьте ее умирать". Женщина, поколебавшись, отвернулась. Мужчина чуть дольше смотрел на свою дочь. Что-то скользнуло по краю его сознания, память памяти, тень родства... и пропало, смытое волной чужих образов. Человеческих образов. Какое-то мгновение он пытался бороться с ними, но сила, овладевшая им, оказалась сильнее - и он уступил, и память умерла. Еле-еле он двинулся в путь. И все также медленно они пошли вдвоем, утопая по колено в сугробах. Вдвоем. Но двоих достаточно. Так говорила сила, связывавшая их. А позади них, в неглубокой могиле из снега и льда, подделка - их родная кровь - испустила последний вздох. 40 Они отпустили на волю лошадь и ксанди. Вряд ли удалось бы затащить их под землю, а поблизости не было надежного убежища, где животные могли бы подождать, пока они не вернутся. Если они вернутся. Так что животных отпустили. Ксанди были рождены дикими и могли легко одичать вновь. Что до лесного коня... Дэмьен подумывал убить его, чтобы избавить от более жестокой смерти от холода или голода. Но лошадь столько времени провела рядом с ксанди, что, когда их освободили, она поскакала вслед за ними, как будто считала себя одной из них. "Ну и ладно, - подумал Дэмьен. - Это, в конце концов, животное Охотника, а уж он-то наверняка научил его защищаться". Другой проблемой был меч. Нет, его-то надлежало взять с собой, тут споров не было. Но даже завернутый во многочисленные одеяла, он прямо-таки излучал власть, и ее зловещий ореол был столь мощен, что Дэмьен сомневался, сможет ли он вообще нести его. От самой мысли о том, чтобы прикоснуться к заговоренной стали, кровь его стыла в жилах и в памяти оживал голос - и лицо, - которые Дэмьен, будь его воля, постарался бы поскорей забыть. "Он верен себе. Даже смерть его действует нам во зло. - И хмуро поправился: - Или его пленение". Навьючив на себя самое необходимое из вещей - остальное частью закопали, частью отдали Потерянным, - они вошли в узкий туннель, который открывался в задней части ямы-ловушки. Земля сомкнулась вокруг них - слишком близко стены, слишком низко потолок, и все это сочится влагой, смердит плесенью и гнильем. Дэмьен видел, что Хессет вздрагивает от отвращения, спускаясь под землю в густую враждебную вонь, и мысленно просил ее сдержаться. Ее обоняние было стократ чувствительнее человеческого, и запах пробуждал в ней первобытные инстинкты - сражаться или бежать. Священник мог только надеяться, что она сумеет - и захочет - оказаться сильнее своих инстинктов. Ко всеобщему благу. Свет лун угас позади, и здесь не было другого света, достаточного для человеческих глаз. Утыканный, казалось, определял дорогу при свете земной Фэа, бледные глаза его широко раскрылись, блестели зрачки величиной с Дэмьенову ладонь. Если туннели уходят очень глубоко, думал Дэмьен, из освещения останется только темное Фэа. Ему очень хотелось использовать остаток Огня или зажечь хоть маленькую лампу. Наконец он попросту задействовал Видение и наконец-то смог смотреть, подобно туземцам. Он повернулся к Сиани, желая помочь ей сделать то же, и, к удивлению своему, обнаружил, что в этом нет необходимости. Она тоже задействовала Видение, применив приемы, которым научил ее Таррант. "Вот и хорошо", - подумал он. Но душа его протестовала, ибо он знал, чем платят за такое Творение. Тьма медленно пускала корни в ее душе. "Она никогда не будет такой, как прежде". Но даже не поэтому он хмурился. Не потому, что это происходило, не потому, что он не знал, как это остановить. А потому, что это ничуть ее не беспокоило. Она даже не понимала, в чем дело. "Все это для нее - та же самая власть. Охотник - просто еще один посвященный. Более странный, чем другие, но потому и более притягательный. Плата же... не значит ничего". Так они и спускались в свете темной Фэа, они уже были так глубоко, что лишь редкие завитки земной Фэа тянулись за ними; Дэмьену даже почудилось, будто его раздели догола, отрезав от этой вездесущей мощи. Он осматривался, осторожно Творя, пытаясь перехватить малейшую угрозу, прежде чем она заденет отряд. Но обнаружил, что не способен толком Творить на такой глубине, и слова Тарранта, когда-то так задевшие его, оказались правдой. "Сила исходит не изнутри нас, а собирается извне". А значит, здесь, где так скудно земное Фэа, плодотворное Творение просто невозможно. Временно. Все, что они могут, - это поддерживать свое измененное Зрение, и кто знает, надолго ли? Если способность Творить изменит им, они окажутся в ловушке в кромешной тьме, в сотнях футов под землей. Абсолютно беспомощные. Он инстинктивно потянулся к рукояти своего меча, успокаивая себя тем, что уж его-то удержит в руках при любых превратностях судьбы. Но неожиданно его пальцы сомкнулись на рукояти меча Тарранта. Дэмьен приторочил его к той же перевязи, чтобы не беспокоиться лишний раз. Оглушающая, леденящая мощь пробила его руку. Он попытался высвободиться, но рука не подчинялась. Ледяная энергия захлестнула его, и туннель внезапно осветился фиолетовыми переливами. Переплетающиеся струи света пронизывали воздух окрест, такие яркие, что больно было смотреть. Нити обвивали его ноги, присасывались к одежде, будто пытаясь добраться до кожи под нею. И вспыхивали ослепительным пурпуром. Он заставил себя разжать хватку, и через мгновение - очень и очень долгое мгновение - энергия успокоилась. И вместе с тем подчинилось Зрение. Он обнаружил, что медленно, глубоко вздыхает. "Темное Фэа". Эта сила внушала благоговейный ужас, она была так не похожа на все, что он когда-либо видел. "А как она выглядит для него?" Невероятно, чтобы человек, которому так по душе тьма, жил бы в окружении такого света. И ведь загасить эту иллюминацию он не может - его Видение всегда в действии. "Вот, что нужно Сиани. Это именно то, что она потеряла". И ладони его сжались в кулаки при мысли о том, что сделала с ней эта потеря. "Это именно то, что мы собираемся ей вернуть". Утыканный ракх без единого слова вел их вперед, через головокружительный подземный лабиринт. Естественные туннели сходились и расходились, пересекаясь с проходами, выдолбленными руками ракхов, которые двоились и вновь сливались, и выходили в нерукотворные залы с тысячами закоулков и расщелин, в которых таилось темное Фэа... Дэмьен пытался запомнить путь, но это было невозможно. А значит, нечего надеяться, что они смогут вернуться тем же путем или найдут выход сами, без помощи утыканного. От такой беспомощности он злился, еще более раздражаясь тем, что не мог ничего изменить. Но вот туннели ракхене изменились. Своды стали глаже, пол - ровнее. А стены... Потерянные разукрасили их костями своих жертв. Берцовые и лучевые кости были намертво вцементированы между выступами хрупкого известняка, точно арматура жуткой скульптурной композиции. По мере продвижения отряда кости все гуще покрывали стены, щедрое их изобилие придавало туннелю сходство с ребристой глоткой неведомого чудища. Затем туннели уступили место огромным пещерам, которые разукрасила уже природа: колоссальные сводчатые залы, чьи купола увешаны были, как сосульками, каплевидными натеками известняка; застывшие водопады кальцита, сверкавшего, как снег на морозе, в свете темной Фэа; подземные озера, глубина которых вряд ли превышала один-два дюйма, но они казались бездонными - и всюду колыхалась пелена колдовской темной Фэа, она раздвигалась перед ними подобно шелковым занавесям и медленно смыкалась во мгле за их спиной. Видимо, их страхи не имели власти в присутствии утыканного, и это было большой удачей для всех. Дэмьен изнемогал - и от странствия, и от Творения. Когда они наконец остановились передохнуть, он зажег небольшую коптилку и дал отдых измученным глазам. Обессиленная Сиани опустилась наземь, и Дэмьен заметил, как она осторожно потирает глаза, словно обожженные. Он ласково коснулся ее руки, но это было все утешение, которое он мог предложить. Разве что шепотом сказать, что больше не будет гасить лампу, - ее свет, конечно, очень слаб, но Творение им долго не удержать. - Но мы все же попытались! - шептала Сиани. И несмотря на красноту, глаза ее вспыхнули на миг гордостью, потому что она Творила так же долго, так же успешно, как и он. Было ужасно трудно вновь подняться и идти дальше. Даже Хессет, казалось, сгорбилась под тяжестью своего рюкзака, хотя он вдвое полегчал с начала пути. Утыканный молча оглядел их. Он как будто не нуждался в отдыхе; его тело было гораздо лучше приспособлено к подземным переходам. Именно его взгляд и заставил их двинуться в путь: глаза, покрытые слизью, упорно выискивали в них признаки слабости. Хотя бы малейшие признаки. И лишь спустя многие часы, многие мили - кто знает, сколько они шли и куда забрались? - поблизости повеяло жизнью. Наконец-то. Сначала они ее учуяли: пахнуло затхлым запахом жилья, запахом Потерянных. Потом откуда-то потянуло дымком, он раздразнил обоняние и пропал, едва только они принюхались. Потом в ноздри ударил едкий душок плесени, угнездившейся в меху ракхов, - теперь они видели, что та покрывает влажные стены пещер так же плотно, как и шкуры их хозяев. И напоследок в проход вырвалась волна тепла, порожденного настоящим костром, благословенного жара, который изгнал последний след зимнего холода из их усталых членов и обещал хотя бы краткое послабление на столь утомительном пути. Коридор повернул и расширился. И перед ними распахнулось громадное пространство, и бесчисленное множество большеглазых Потерянных наполняло его. Они собирались в небольшие группы - семьи? - члены которых, тесно сгрудившись, поддерживали небольшие костерки, скребли и полировали кости, вырезали украшения, выискивали друг на друге паразитов. Когда появился их маленький отряд, головы тех, кто поближе, повернулись, и Дэмьен отметил отблески огня на украшениях, тонких каменных резцах и осколках раковин, продетых через щеки, ноздри, даже сквозь веки. Большей частью это были мужчины. Сильнейшими, очевидно, были те, на ком больше всего болталось таких украшений, причем натыканных в самые болезненные места. Какая особенность поведения вызвала такую странную моду? Дэмьен увидел, что их утыканный проводник оглядывает присутствующих с видом превосходства. Он, по-видимому, здесь кто-то вроде вождя. Или священника. Есть ли у ракхов священство? На стенах, богато, хотя и примитивно разукрашенных, многочисленные рисунки древесным углем и пятна лишайника сливались в грубый, но достаточно сложный узор. И здесь Потерянные укрепляли стены каркасом из костей съеденных животных, но тут они, казалось, служили более декоративным, нежели практическим целям. Отполированные до сияющей белизны, кости мерцали, как драгоценные камни, в неверном свете ракханских костров. Косточки ступней и кистей, тонкие фаланги пальцев были выложены наподобие мозаики и скреплены каким-то природным цементом... Дэмьен присмотрелся поближе к этим блестящим безделушкам. И что-то внутри него сжалось. Он негромко зашипел, совсем как ракх; мышцы его напряглись. Он еле-еле удержался, чтоб не схватиться за меч. "Не здесь. Не сейчас. Сначала найди выход из этого проклятого муравейника". Он постарался загородить спиной узор на стене, чтобы его не увидели женщины, надеясь, что больше нигде такой выставки нет. Отчаяние поднималось в нем, слабость, что пришла вслед за осознанием собственного бессилия. Но он и вправду был бессилен: его обессилила тьма, и лабиринт, и отсутствие Фэа, пригодного для Творения, но более всего всевидящая власть врага, который и теперь, быть может, обшаривал земли ракхов, разыскивая их. Хоть это немного утешало - пока они остаются под землей, есть шанс, что он их не обнаружит. Пещерные ракхи стали подходить поближе, кто на двух, кто на четырех конечностях, они подбирались, сколько хватало храбрости, и отскакивали, шумно фыркая, когда чуждый запах достигал бледных ноздрей. Хвосты возбужденно били по бокам, свиваясь и развиваясь, как змеи. Как это они чуют запахи в такой вони, подумал Дэмьен; в такой тесноте смешанный смрад плесени и звериных тел был невыносим. Он привлек Сиани к себе, прикрывая ее; Хессет держалась позади - ее "свой-не-свой" запах мог спровоцировать агрессию. Утыканный окликнул людей. Выждав мгновение, он разразился резкой речью, обрушив на Хессет серию ракханских фраз, звучавших как угрозы. Еле сдерживаясь, она стала переводить: - Он говорит, это крайний народ, они живут на самой границе места... "места-нет". Он говорит... - Она судорожно вздохнула; ей приходилось стоять и переводить, хотя все ее животные чувства криком кричали, что нужно спасаться бегством. - Он - видящий-во-сне, и они будут делать то, что он скажет. Он попросит их, и они оставят нас здесь, и мы будем спать в... нет... Не могу... - Волнуясь, она прервала речь. - Я не знаю, о чем он. Но утыканный упорно продолжал. - Отсюда они могут провести нас к Дому... к месту голубого света, - поправилась Хессет. Дэмьен слышал, как натянуто звенит ее голос - признак жесткого самоконтроля, не присущего ни ей, ни ее народу. "Умница, - думал он. - Так и держись". - Он говорит, прямо под этим местом туннели, которые нам нужны, но по ним нельзя ходить. Они очень узкие, а стены... "сейчас-падать", так он сказал. Это заброшенные туннели. - Ее тонкие ноздри раздувались в ужасе, невольно реагируя на неведомую угрозу. Она еще раз глубоко вдохнула - медленно, словно с усилием втягивая воздух. - Очень опасно. - Перевела ли она слова этого сновидца или откликнулась на собственные мысли? - В прежние времена там много умерло, в этом "месте-нет". Теперь ракхи туда не ходят. Ни один ракх туда не пойдет. Утыканный оскалился, показав кривые зубы. - Но я пойду, - переводила Хессет, а он гулко стукнул себя в грудь, задев при этом одно из торчащих украшений, так что из ранки брызнула кровь. - Я видящий-во-сне, я храбрый, я знаю, где "место-нет", и отведу вас туда. - Покрытые пленкой глаза уставились на Дэмьена с явной враждебностью. - Полагаю, это для него способ самоутвердиться... - Я понял. Разумеется, очень знакомый социальный механизм. Примитивный, животный... но так поступают и самцы-люди. Он припомнил маленького мальчика, храбро переждавшего истинную ночь в одиночку, чтобы добиться признания, какого заслуживали лишь отчаянные смельчаки. Это была бравада. Все это - одна сплошная бравада. - Ответь ему "да", - резко приказал Дэмьен. - Скажи ему, что я хочу видеть, осмелится ли он провести нас туда, куда не ходят ракхи. Я хочу знать, что сильнее - его... видение или его страх? Так и скажи, - распорядился он. Пока утыканный слушал вызывающую речь, Дэмьен следил за его лицом. Поэтому он не видел лиц тех ракхов, что окружали их, только слышал, как кто-то из них шумно вздохнул. Но утыканный только коротко кивнул, как бы принимая вызов. - После сна. После того, как вы увидите светящееся место. Тогда пойдем. - Он махнул рукой одной из женщин, и она, семеня по-крысиному, скрылась во тьме. - Крайний народ даст вам приют для отдыха. Вы не будете спать вместе, так что... - Мы будем вместе, - резко оборвал его Дэмьен. И почувствовал, раньше, чем увидел, что в глазах Хессет промелькнуло облегчение. - Все время. Утыканный уставился на него бледными глазами, будто пытаясь сразить его взглядом. "Ну погоди!" - подумал Дэмьен. И ответил ему таким же упорным взглядом. Наконец ракх несколько принужденно кивнул. - Все трое вместе, - согласился он. Частокол на его щеках делал его мимику гротескной пародией на человеческую. - Вы пойдете, а крайний народ принесет еду... - Никакой еды, - отрезал Дэмьен. И повторил, так как утыканный, похоже, колебался: - Никакой еды. Ему показалось, будто кто-то из младших ракхов хихикнул - из толпы донеслось какое-то бульканье, - и тошнота накатила на него, когда он понял возможную причину веселья. Но он постарался держаться твердо, напыжившись не хуже самцов-ракхов. И после некоторого молчаливого сопротивления утыканный принужденно отступил. - Не будет еды. Идем. - Ракх жестом разогнал воняющую плесенью толпу, чтоб дали пройти. Через какое-то время Дэмьен почувствовал, что воздух почти пригоден для дыхания. Он по-прежнему прикрывал рукой Сиани и следил за Хессет - за ними шли. - Ты там что-то загораживал, - тихо сказала Сиани, когда они вышли из общего зала. - Не собираешься объяснить, что там было? Дэмьен оглянулся на оставшуюся позади пещеру, на ее разукрашенные стены и вздрогнул. - Давай не будем сейчас об этом, - так же тихо ответил он. - Не спрашивай, пока мы здесь. "И никогда на спрашивай", - мысленно взмолился он. И вспомнил отполированные кости, укрепленные на стене, останки съеденной добычи, украшавшие жилье. Люди шьют себе одежду из шкур тех, кого убивают, думал он, и головы их вешают на стену. А там были сотни костей, гладкие, блестящие, некоторые изрезаны причудливыми рисунками... И среди них - рука, которая не принадлежала ни одному животному. Он вспомнил - очень отчетливо, будто вновь увидел, - тонкие косточки пальцев с когтями на концах. Видоизмененные когти равнинного ракха. И это тоже было вцементировано в стену, чудовищный трофей, милое воспоминание о прошедшем пире. Он всей душой надеялся, что Хессет этого не видела. Он всей душой хотел бы сам никогда этого не видеть. - Не думаю, что нам подошла бы их пища, - пробормотал он. Темнота. Теснота. Ледяной камень со всех сторон. Утрамбованная земля под спинами. В расщелине, отведенной для сна, было так тесно, что им троим пришлось прижаться друг к другу, словно семье Потерянных. Принимая во внимание обстоятельства, это было не так уж плохо, только вот невозможно было бы отбиваться, если бы на них напали. Дэмьен пристроил фиал с остатками Огня на своей груди, и свет его разогнал темное Фэа, что и сейчас пыталось добраться до них. Едва ушли пещерные ракхи, как щупальца подземной силы потянулись к ним, овеществляя их страхи, и какие-то неясные образы уже окружали лежащих. Но так продолжалось только до того, как Дэмьен достал Огонь. Золотистый свет не подпускал к ним темные призраки, и Дэмьен собирался держать его так, пока не вернутся Потерянные. После одного сна, сказали они. Черт его знает, что это значит. Пристроив голову на его груди, Сиани постанывала во сне, во власти какого-то кошмара. Он тихонько потряс ее, рассчитывая прервать дурной сон, но не разбудить. За спиной беспокойно ворочалась Хессет, неразборчиво что-то ворчала, шипела, вперемешку с музыкальным посвистыванием. А сам Дэмьен... Он отчаянно хотел спать, но не мог позволить себе даже думать об этом. Слишком много неизвестного было вокруг - и слишком много опасного. Если Потерянные считают своих родичей подходящей едой, как отнесутся они к людям, которые даже не похожи на них? Со всей остротой он понимал, что каменный потолок слишком низок, что меч нельзя достать, не выкарабкавшись из расщелины. Но занять оборону снаружи означало оставить своих спутниц или остаться самому без поддержки Огня, а это было бы глупо - слишком чувствительно темное Фэа, слишком многочисленны их страхи. Их раздавит в одно мгновение. Так что лучшее, что он мог сделать, - остаться где был и дремать, как делал в Разделяющих горах, - на короткий миг провалиться в сон и тут же проснуться. Мгновения беспамятства, долгие часы дежурства. Слишком долгие. Слишком долго он бодрствует. Но кто скажет, прошла ли ночь в мире, который никогда не видел света? - Так вот он где. Они стояли на голом гранитном гребне, с которого ветер начисто смел снег, силясь привыкнуть к резкому утреннему свету. В отдалении, и все же видимый невооруженным глазом, высился Дом Гроз, поднимаясь над землей подобно злокачественной опухоли. Земля вокруг была плоской, безжизненной пустыней, и тем явственней виден был замок врага. Какие бы средства он ни применял для своей защиты, невидимость его не устраивала. - Не Твори, - предупредил священник Сиани. - Делай что угодно, но не Твори для того, чтоб увидеть. И ни для чего другого. - Не зная, как много она помнит, точнее, как мало, он объяснил: - Какой бы канал мы ни установили, его можно будет использовать и против нас. Мы слишком близко от цели, чтобы рисковать. - Это помогло бы ему узнать, что мы пришли? - Если только он до сих пор не знает, - хмыкнул Дэмьен. - Какие шансы, что так оно и есть? - спросила Хессет. - Трудно сказать. С нами ничего не произошло с тех пор, как умер Таррант. Наши ряды не поредели. Но, возможно, он просто считает, что мы и так достаточно ослаблены. - Или его внимание отвлекла подделка. Он колебался. Животный инстинкт протестовал против того, чтобы возлагать все надежды на успех обмана. "Никогда не полагайся на то, чего не можешь Увидеть", - предупреждал его учитель, но отбирать надежду у Сиани было бы слишком жестоко. - Будем надеяться, - пробормотал он. И поднял к глазам маленькую подзорную трубу. Крепость словно подскочила к нему; он терпеливо навел фокус. И когда наконец прояснились ее причудливые очертания, он судорожно вздохнул. - Дэмьен? - Нет окон. Вообще нет. - Но эти слова не могли выразить его ощущения. - Он ублюдочный псих, вот что. То, что вырастало из земли в отдалении, больше всего походило на тщательно отполированный обелиск, высеченный из цельного камня; лоснящаяся поверхность не нарушалась ни дверьми, ни амбразурами, ни даже соединениями плит. Как будто его не строили, а просто вырубили из единой скалы. Монолитный, холодный, безжизненный камень, немыслимо гладкий. Он и не нуждался в дверях или окнах. Дэмьен разглядывал его поверхность и боролся с желанием задействовать свое Видение. Слишком опасно. Он искал соединительные швы, хоть какие-нибудь признаки структуры, хоть намек на то, что этот мрачный памятник воздвигли смертные, но ничего такого не было. Ни одной трещины на полированной поверхности, за которую могла бы уцепиться рука. Ни намека на вход, сквозь который могло бы проникнуть оружие или газ. "Или проворный чужак". Страх, страх подвергнуться нападению - вот что написано было на каждом дюйме причудливого строения. - Хорошо спрятался, - проворчал Дэмьен. - Ничего не скажешь. Он протянул трубу Сиани, услышал, как она ахнула, поймав в фокус жуткий обелиск. И быстро взглянул на нее, подумав, что здесь, так близко от замка ее мучителя, могут проснуться старые воспоминания. Рука, державшая трубу, слегка вздрогнула, прерывистый вздох вырвался из груди. Нет, не может быть. Она не потеряла память, ее начисто стерли. Отобрали. И если он повторит ошибку Сензи - примет отсутствующее за подавленное, - он может нарваться на смерть так же, как и тот. - Си? - Я в порядке. Только как-то... - Она неловко повертела в руках трубу, все еще вздрагивая. - Это и есть оно? Куда мы шли? - Или это, или то, что под ним. - Дэмьен отобрал у нее трубу и передал Хессет. Та с кошачьим любопытством оглядела ее со всех сторон и только потом подняла к глазам. Голый камень, отполированный до льдистого блеска. Шестигранная башня, что возвышалась над землей, как базальтовая колонна, как будто сама Эрна извергла ее из глубин своей мантии. Сооружение это еще и расширялось вверху, так что стены имели обратный наклон, вдвойне обескураживая тех, кто попытался бы одолеть его. Это было совершенно невозможно. Немыслимо. Пусть землетрясений здесь не бывало, но солнце-то светило, и сменялись времена года, как и везде. И любая другая глыба такой величины, такого строения, давно бы уже растрескалась по всем законам природы. Неравномерное расширение и сжатие, разъедающее действие ветра и льда, давление собственного непомерного веса... Такой монумент не может существовать, значит, он не существует. Вот и все. Никакие охранительные Творения не защитили бы его от действия природных сил. Значит, здесь что-то другое. - Иллюзия? - подумал он вслух. Женщины обернулись к нему. - Думаешь? - недоверчиво спросила Сиани. - "Когда встречаешься с невозможным, просто невероятное становится правдоподобным при сопоставлении". Помнишь эту цитату из... - Он внезапно остановился, словно слова застряли в горле. Но все-таки закончил: - Из Пророка. Из его рукописей. - Джеральд, - прошептала Сиани. Дэмьен промолчал. - Значит, он там? Голос ее был тих и ровен, но в нем скрывалась такая тоска, такое страдание, что сердце его заныло. - Его прячут там. - Очень может быть. Он знал, произнося эти слова, что не "может быть", а совершенно точно. Он чуял нутром, будто связь его с Таррантом помогла прорасти изнутри этому знанию, и ему даже не пришлось прикладывать усилий. - Или то, что от него осталось. - Он понизил голос. - Вспомни сны про огонь. Сиани кивнула. Это были больше, чем просто сны, но они еще не доходили до уровня Познания. Насколько им можно было доверять? Она подняла взгляд на далекую цитадель. - Ему больно. - Больно. - Дэмьен заставил себя посмотреть туда же. - Как и тем несчастным, чью жизнь он разрушил. Не говоря уже о тех, кого он убил. - Дэмьен... - Сиани. Прошу тебя... - Он знал, что за этим последует, и боялся этого. - Он выбрал сам. Если он... - Мы должны ему помочь, - прошептала женщина. Что-то стиснуло его грудь - страдание или ярость. Но прежде чем он ответил, она быстро добавила: - Не потому, что ему нужна помощь. Тебя это не трогает, я знаю. Но потому, что он нужен нам. - Тонкие руки ее вцепились в Дэмьена, и он оказался с ней лицом к лицу. - В этой крепости - или под ней - сейчас находятся трое. Человек-колдун, который уже доказал, что способен убить кого угодно. Могущественный демон, которого защищают десятки - если не сотни - ему подобных. И человек, обладающий властью, о которой мы с тобой можем только мечтать, и если ему удастся освободиться, он вновь обретет эту власть, чтоб защитить нас. Разве ты не понимаешь? - Сиани вскинула голову, сверкающие глаза не отрыв