овек, она же пресная! - воскликнул капитан. - Или, по меньшей мере, почти пресная. Это доказывает, что где-то неподалеку имеется река, причем весьма полноводная. Вода вроде этой не смешивается с морской сразу же, если только ее не выносит на простор мощное течение. Реку Вивию можно почувствовать в море на расстоянии в сто миль от ее устья; так ее, кстати говоря, и открыли. - Уперев руки в бока, он ехидно поглядывал на Дэмьена. - Когда попадаешь в незнакомые воды, надо рассчитывать и на то, что придется обойтись без лоцмана, а это означает, что ты должен научиться читать море, как если бы оно было открытой книгой. Богам ведомо, что повсюду расставлены вехи, - и остается только заметить их или распробовать на вкус. - Он вновь ухмыльнулся. - Мы с Расей считаем, что потренироваться никогда не вредно, верно, а? - Но когда Дэмьен вновь ничего не ответил, моряк всмотрелся ему в лицо еще пристальней. - В чем дело, преподобный? Чем-то вы недовольны, я это вижу. Давайте-ка выкладывайте. - Да нет, я всего лишь подумал, - медленно начал Дэмьен, - что не зря мои знакомые в Фарадее утверждали, будто только вы двое способны совершить это плавание. - Других таких сумасшедших нет, - согласилась Рася, а капитан опять ухмыльнулся. - Чертовски справедливо! - Он ухмылялся уже во весь щербатый рот. - Чертовски справедливо! "А еще я подумал о том, что вода - столь же чужеродная для меня стихия, как космос, и что мне совершенно не нравится пробовать на вкус собственную беспомощность. И куда бы ни повела нас дорога по приходе в Мерсию, этот путь проляжет по суше. Конечно, если обстоятельства не принудят вновь отправиться в морское плавание". Тарранту такое понравилось бы, сердито завершил Дэмьен свои размышления. И поднес к глазам подзорную трубу, подаренную ему Охотником, чтобы самому поискать столь желанный берег. Большая восточная река вливалась в море с немалой стремительностью, неся с собой целые пласты грязи и земли, смытой с заливных лугов. В результате возникла обширная и разветвленная дельта, в которой нашлось место многим тысячам едва поднимающихся над поверхностью воды островков, часть из которых поросла камышами и диким кустарником, тогда как все прочие оставались голыми. "Именно в таких местах и захлебываются цунами, - отметил про себя Дэмьен, - огромная волна обессиливает, катя милю за милей по мелководью, а там, где она наконец разбивается о берег, у нее уже нет энергии, достаточной, чтобы разрушить дома, возведенные человеком. Черт побери, - с известным цинизмом подумал он. - К этому времени ее высота составляет не больше тридцати или сорока футов. Не волна, а сущая малышка". Сам он, конечно, в подобной ситуации предпочел бы забраться на утес, куда-нибудь к двухсотфутовой отметке. Или очутиться на расстоянии в сотню миль от береговой линии. Чем дальше, тем лучше. "Признайся себе, священник. Ты просто-напросто ненавидишь море". В отдалении виднелись маленькие тени; между бесчисленными островами и островками скользили по воде какие-то темные пятнышки. Возможно, лодки, предположил капитан. Завозят что-нибудь на острова или, напротив, увозят. Когда-то на Дальнем Западе он наблюдал нечто сходное. А Дэмьен залюбовался стаями морских птиц, ныряющих в воду и выныривающих с рыбой в клюве, пока капитан в красочных деталях повествовал о наркотической "травке", которую можно приобрести в Династия-Сити. Ветер по-прежнему не менял направления. Корабли сопровождения вели "Золотую славу" на северо-восток, преодолевая подводные течения. Милю за милей тянулся перед ними буро-зеленый ландшафт, море и берег сливались здесь воедино, разграничительную линию провести было невозможно. Запах водорослей настолько пропитал ветер, что даже блюда в ходе торопливого обеда - а перекусили они солониной и сухарями - пахли болотной травой и гуано. Дэмьен быстро проглотил свою порцию и вновь вышел на нос корабля. На ходу он отщипнул листок домашнего цветка из горшка в капитанской рубке и зажевал им съеденное. Бог да возблагодарит их уже в самом скором времени свежими фруктами и зеленью, не вымоченными в морской пене; консервированная еда, конечно, спасла их от морской болезни, но Дэмьен заранее благословлял день, когда ему не придется больше к ней притрагиваться. "Еще один более чем своеобразный дар моря", - сухо подумал он. Облокотясь о поручни и прищурившись на солнце, Дэмьен принялся искать взглядом настоящую сушу. Кора только начала восходить в небе, что, разумеется, делу не помогало: в пространстве между ней и солнцем вообще ничего не было видно. И тут что-то промелькнуло на поверхности воды - и это нельзя было назвать ни водорослями, ни сушей. Поморгав, Дэмьен попытался сфокусировать зрение. Зигзагообразный силуэт, темнеющий на фоне солнечных лучей; нет, два силуэта - продолговатые и над самой водой, сверкающие в лучах солнца белизной и золотыми носами. "Будь я проклят, - подумал Дэмьен. - Это же корабли!" И за двумя новыми кораблями появилось множество других: фрегаты, клиперы и с полдюжины судов других наименований, которые были неизвестны Дэмьену. Они легко скользили по воде, без усилий опережая "Золотую славу", и лишь кратко салютовали ей красными флагами. На мачте у каждого из кораблей был поднят один и тот же флаг: два кольца и тень Северо-Американского континента, но у части этих кораблей имелись и какие-то другие опознавательные знаки. Пропуская эти корабли по борту, Дэмьен пересчитывал их - и одно только их число вызывало у него трепет. Разумеется, сейчас, на приливной волне, плыть было особенно удобно, и многие, несомненно, решили воспользоваться этим (хотя Дэмьен и не понимал толком, каким образом морское расписание может быть связано с подводными течениями), - но чтобы столько кораблей устремились одновременно в (как он предположил) одну и ту же гавань... Это свидетельствовало о куда более интенсивной эксплуатации морских путей, чем все, с чем ему приходилось сталкиваться в своих странствиях, а уж поездил он по свету немало. Неужели этим людям удалось найти надежную гавань, - по-настоящему надежную гавань - и если она не осталась в единственном числе, то и наладить подлинную морскую торговлю? Одна мысль об этом поразила его. Он привык к тому, что море воспринимается в качестве всеобщего врага, непредсказуемого, как сам дьявол, так что даже самая невинная поездка по воде чревата самыми серьезными опасностями. Ну, а здесь?.. Священник удивленно глазел на здоровенные корабли, подмечая, что на большинстве из них имеются трубы и из этих труб поднимается густой дым. А это означает... это означает... "Прямо как на Земле", - подумал он. И эта мысль вызвала у него трепет. И зависть к стране, в которой такое стало возможным. Тем временем на горизонте показалась едва заметная тень, которая не походила ни на корабль, ни на заболоченный островок. Вахтенный, несший службу на добрых тридцать футов выше Дэмьена, первым сообразил, что это такое. "Земля!" - крикнул он и тут же принялся передавать вниз особенности маршрута, перейдя на специфический жаргон мореплавателей Запада. Дэмьен посмотрел в подзорную трубу: испещренная тенями зубчатая береговая линия занимала более половины горизонта. Материк? Большой остров? Священник пожалел о том, что рядом нет сейчас Раси, которая объяснила бы ему увиденное. Но у нее хватало дел и без того, чтобы удовлетворять докучное любопытство какого-то пассажира. Поэтому, ничего толком не понимая, он просто наблюдал за тем, как суша становится все ближе и ближе, и пытался хоть в чем-нибудь разобраться, исходя из своих ограниченных познаний. Скалистый ландшафт с самыми настоящими горами на горизонте свидетельствовал о чем-то куда более солидном, нежели заболоченные острова, мимо которых они проходили, - и о чем-то куда более древнем. Когда "Золотая слава" подошла ближе к берегу, Дэмьен смог разглядеть, что его северный край теряется где-то за горизонтом, а южный, напротив, весьма четко очерчен, - и корабли местных жителей, успевшие обогнать их собственный, вроде бы туда и стремились, огибая обрывистый мыс по дороге. Да и сами они шли тем же курсом. Дэмьен понаблюдал за тем, как переговариваются между собой мореходы с разных кораблей на языке сигнальных флажков: красные, черные и белые полоски мелькали в утреннем небе, а берег меж тем становился все ближе и ближе, и "Золотая слава" со своим эскортом уверенно прокладывала себе путь среди множества не имеющих к ним отношения судов. Священник попытался прикинуть, далеко ли еще до берега и какова настоящая высота виднеющихся на горизонте гор, но у него ничего не вышло без какой бы то ни было точки отсчета, и уже не впервые он пожалел о том, что никто не додумался расставить по морю верстовые столбы. Пара хлопков по плечу отвлекла его от размышлений. Это была Аншала Правери, торговавшая... (он попробовал вспомнить чем)... кажется, пряностями. - Штурман велела передать вам это. И она вручила Дэмьену бумажный свиток. Развернув его, Дэмьен увидел карту, еще недавно прикрепленную к двери одной из кают. Никаких новых пометок на ней не появилось, и священник сначала даже не смог понять, зачем ему вообще прислали это. Но затем его взгляд остановился на инициалах Раси, расположенных в сторонке ото всех остальных. Несколькими милями к югу от речного устья в море вонзался узкий мыс, а за ним ряд узких каналов или протоков обеспечивал доступ в своего рода лагуну, которая, однако же, как решили все, не могла послужить пристанищем достаточно большого порта. Если, правда, время и приливы - и, разумеется, землетрясения - не преобразили берег, открыв проход в широкую ныне бухту... "Да и море ведь постоянно поднимается", - напомнил он себе. И почувствовав, как бумага выпадает у него из рук, услышал шорох платья Аншалы, поспешившей подхватить карту. - Что такое? - спросила она. На мгновение он замешкался с ответом. Потом сказал: - Надежная гавань. - Его голос звучал сейчас не громче шепота. - По-настоящему надежная. А сколько по-настоящему надежных гаваней имеется в краях, обжитых человеком? Он смог припомнить только три, и каждая из них, что, впрочем, совершенно естественно, превратилась в крупный торговый центр. Если Лопеску и Никвисту удалось найти здесь четвертую, то их плавания оказались воистину благословенными. И тут "Золотая слава" обогнула скалистый мыс, и Дэмьен увидел все собственными глазами. Корабли. По всей бухте, подобно тысячам птиц, разом опустившимся на землю, чьи яркие крылья трепещут на полуденном ветру. Корабли, предназначенные для плавания в открытом море, с потрепанными парусами и каботажные яхты со стройными мачтами; лодки и лодчонки, игриво снующие между своими гораздо более массивными собратьями, - иногда такие крошечные, что человеку достаточно пересесть с места на место, чтобы изменить курс. И сплошная белизна парусов - белизна повсюду, в двойном свете солнца и Коры, серебряном прямо над головой и золотом на востоке, создающем двойные тени, играющие на воде и рассыпающиеся в ряби едва заметных волн... И конечно же дым - главным образом из труб бесчисленных буксиров, сопровождающих крупные корабли и обеспечивающих им безопасный доступ на рейд. Но свежий северо-восточный ветер разгонял дымы и дымки и наполнял паруса, позволяя кораблям следовать в гавань, используя лишь силу, которой одарила их сама природа. "Если они станут нашими союзниками, - подумал Дэмьен, - то мы сможем одержать победу. Но если они превратятся в наших врагов... тогда нам придется худо". От его взора не укрылось и то, что лишь на немногих из больших кораблей имелись орудия или какое-либо другое вооружение, и это почему-то подействовало на него обнадеживающе. К тому же очень трудно было представить себе существ, с которыми ему довелось вступить в бой в стране ракхов, - подлых и весьма чувствительных к солнечным лучам, обреченных обитать во тьме и едва отличающихся от зверей, - союзниками людей, которые создали такое великолепие и безмятежно теперь живут здесь. "Но Зло, сразиться с которым мы прибыли, - весьма изощренное и может прибегать к самым разным орудиям и уловкам. Так что не вздумай расслабиться", - предостерег Дэмьен себя. Но ничего не смог с собой поделать: радужные надежды растекались у него по жилам, полня их драгоценным вином; от нахлынувших чувств у него начала кружиться голова. И хотя он по-прежнему старался сохранять хладнокровие и объективность, голос, прозвучавший из глубин его души, грянул с мощью величавого хора: "О Господи, это мой народ. И это Твой народ. И посмотри только, на какие чудеса они оказались способны Твоим именем!" А восточный берег поднимался широкими террасами, уходя и переходя в горы, благодаря чему даже с такого расстояния уже можно было увидеть город. Огромная, расползшаяся во все стороны столица края устилала нижние ярусы предгорий своеобразным ковром невысоких строений из терракота, мрамора и белого кирпича. В самом центре Мерсии несколько зданий буквально подавляли собой все остальные, солнечный свет играл на их вознесенных в трудно представимую высь крышах. Одно из них, на взгляд Дэмьена, могло быть только кафедральным собором. А другие... Да чем угодно! Приглядевшись к верхним террасам, Дэмьен различил возделанные поля со сложной системой оросительных каналов. Тут на корабле заскрипели лебедки - и это отвлекло священника от дальнейшего созерцания. Вокруг засуетились, убирая паруса, матросы. Судя по всему, Рошка получил сигнал с предложением встать на рейд, потому что, не дожидаясь, пока уберут последние паруса, в воду спустили тяжелые якоря. И тут же, словно в ответ на суету на борту "Золотой славы", от флагмана Тошиды к ним навстречу понеслась по волнам шлюпка. Дэмьен поспешил к главному трапу, возле которого на палубе собрались судовые офицеры. Рася смотрела куда-то вдаль - на здешние корабли, понял Дэмьен, подметив в ее взгляде восхищение и зависть. "Интересно, - подумал он, - способен ли хоть кто-нибудь из мужчин вызвать у нее подобные чувства. Должно быть, нет", - решил он. Именно поэтому, заключил он, они и стали такими замечательными любовниками: сердца обоих были раз и навсегда отданы только их делам. Трап покачнулся, раздался скрип; судя по звуку, на этот раз на борт "Золотой славы" поднимался один-единственный человек. И оказалось, что это вовсе не Тошида и не один из его советников, а гвардеец - и мундир и осанка которого свидетельствовали о том, что он является как минимум штаб-офицером. Тем не менее на палубу посланник взобрался несколько неуклюже, стараясь не выронить тяжелый свиток в одной из рук. Здесь он вытянулся во весь рост и обратился к гостям по всей форме: - Его Превосходительство Тошида, лорд-регент Мерсии, просит вас пожаловать к нам, в Пять Городов, Божьей милостью расцветшие на здешнем берегу. Он просит вас проявить выдержку и терпение, пока он не позаботится о благополучии вашего пребывания в нашей стране во всех деталях. Уже несколько веков мы не видели пришельцев с Запада - и уж подавно не прибывало экспедиции, подобной вашей, - и поэтому приготовления к вашему сходу на берег займут больше времени, нежели это было бы желательно усталым путешественникам. И за это он просит у вас прощения. Мне поручено осведомиться, не пожелаете ли вы чего-нибудь, что можно было бы доставить на борт, с тем чтобы сделать это ожидание более приятным. Мерсия стремится принять гостей по достоинству. На мгновение наступила тишина. Членам экипажа и пассажирам потребовалось определенное время на то, чтобы переварить услышанное. В конце концов высказался капитан: - Нам хотелось бы свежих фруктов. - Ничего себе удовольствие, - вполголоса пробормотал кто-то из пассажиров. - И свежего мяса, - вклинился другой. А стоящая рядом с ним женщина добавила: - Только ни в коем случае не рыбу. По рядам прокатился смешок. - Мыла, - вмешалась Рася. - И масла для светильников. Полузакрыв глаза, она припоминала, что именно кончилось или подошло к концу на корабле за последнюю пару недель. Кое-кто из моряков высказал собственные пожелания, главным образом насчет съестного. И лишь один вспомнил о выпивке. - Вот и все, - подвел черту боцман, вопросительно посмотрев при этом на капитана. Рошка кивнул: - И, разумеется, мы за все заплатим. Составьте, пожалуйста, счет и передайте его нам, едва мы высадимся на берег. - Все присланное будет даром города, - возразил офицер. - Нам хочется как следует отпраздновать ваше прибытие - прибытие вопреки более чем непростым обстоятельствам. Его Превосходительство ничего иного не потерпит, - торопливо добавил он, чтобы предупредить возможные протесты капитана. - Пожалуйста, не надо настаивать. Поморщившись, капитан решил не перечить, а затем отдал легкий поклон: - Если такова ваша воля. Дэмьен заподозрил, что вопреки напускному недовольству Рошка в глубине души обрадовался услышанному. И дело не в деньгах: подобный жест доброй воли служил добрым предзнаменованием. - Его Превосходительство просит экипаж и пассажиров оставаться на борту, пока он вновь не выйдет на связь с вами, - объявил далее офицер. - Он указывает, что в случае пренебрежения этой рекомендацией возникнут затруднения. И, кроме того, он просит вас поднять на мачте вот это. Посланник передал капитану тяжелый свиток. Рошка с помощью боцмана развернул его. Это был флаг - или, точнее, вымпел - с алой лентой внизу и с длинным черным языком, который наверняка закрутит даже самый легкий ветерок. Красную часть вымпела украшали несколько печатей, но слишком мелкие, чтобы их можно было прочитать на расстоянии. "Официальные печати, - подумал Дэмьен, - и наверняка свидетельствуют о том, что корабль взят под охрану". - Что это такое? - поинтересовался капитан. - Это предостережение другим кораблям не подходить к вам близко, - пояснил офицер. - Большие корабли мы, как вы понимаете, можем отвадить и сами, но лодки, принадлежащие отдельным людям, иногда плывут куда им вздумается... Вот к ним-то и относится это предостережение. - А если они все-таки подплывут и кому-нибудь удастся подняться на борт? - Дэмьен и сам удивился тому, что задал этот вопрос. - Как быть тогда? - Они умрут, - невозмутимо ответил офицер. - Как умрут все, кому вздумается нарушить волю регента. Так что, сами понимаете, пусть они лучше увидят предостерегающий вымпел. Не так ли? И не сказав более ни слова, он поклонился на прощание и отправился в обратный путь. На этот раз с трапом у него не возникло никаких затруднений, потому что обе руки были свободны. На мгновение над палубой повисла тишина, тяжелая и гнетущая. Каждый невольно призадумался над тем, что же это за страна, в которую они попали, с легкостью сочетающая гостеприимство с безжалостностью и псевдоправосудие с невозмутимостью и с изяществом. - Ладно, - буркнул наконец капитан, прерывая молчание. Он передал вымпел боцману, а тот в свою очередь кому-то из простых матросов. - Вы все слышали. Так что поднимайте-ка эту хреновину. 7 Тошида никогда не опускался до бега - он счел бы это ниже своего достоинства, но у него были длинные ноги и легкая походка. Путь от гавани до Материнского Святилища он покрыл в рекордном темпе, заметно опередив любого (как он надеялся), кому вздумалось бы отправиться следом за ним. Ворота были раскрыты, и он решительно шагнул внутрь. Гвардейцы, несшие караул, остро глянули на вошедшего: имеет ли гость право войти? - а он ответил им столь же резким взглядом: разуйте глаза, идиоты! - и проследовал своей дорогой. Его лицо тысячи раз мелькало в местных газетах, а кроме того, украшало пятидолларовый банкнот и монету в восемьдесят центов; и если они ухитрились не узнать вельможу, то у него все равно нет времени на то, чтобы вправить им мозги. Встретив церковного служку, он также не испытал необходимости объяснять цель своего визита; мальчишка просто кивнул, пропуская его на лестницу. Толстый плюшевый ковер скрадывал любой скрип под ногами - после прогулок по звонкой палубе это было более чем приятной переменой. Сверху и вокруг красовалось в своем великолепии все добро, накопленное его народом, - белые мраморные стены с красными прожилками, барельефы и горельефы розового золота, оконные витражи, расписанные лучшими художниками Пяти Городов, всеми без исключения лучшими художниками, причем все они потрудились здесь бесплатно; Материнское Святилище вовсе не заставляло горожан делиться с ним своими сокровищами, равно как и налоговый департамент не облагал их соответствующими податями, все происходило на добровольной основе. "Как оно и должно происходить", - подумал он. Так, и только так. На площадке второго этажа имелся небольшой холл, и служка предложил ему со всем удобством устроиться здесь, пока он доложит о прибытии гостя. Тошида побрезговал опуститься на златотканый диван и скоротал необходимое время, разглядывая две гравюры, висевшие на стене над диваном. На одной был изображен корабль под парусами, знавший, однако же, и лучшие дни: паруса были потрепаны, средняя мачта расщеплена надвое, а черный пепел застилал флаг, не давая возможности распознать герб. Должно быть, это Первое Священное Плавание, то есть экспедиция Лопеску. На второй можно было увидеть несколько кораблей, причаливающих в самую примитивную гавань. Это, конечно, Никвист. На других стенах висели пейзажи и натюрморты, но все картины буквально подавлял собой изумительный морской пейзаж, занимавший сразу три верхние панели. "А других экспедиций не изображено, - подумал Тошида. - О чем это свидетельствует - о нашей честности или о нашем лицемерии?" Дверь открылась, вошел служка. - Вас примут немедленно, Ваше Превосходительство. Просим прощения за вынужденное ожидание. Милостивым кивком сановник отпустил юношу и проследовал в зал для аудиенций. Это было просторное помещение, щедро устланное коврами; расписанные витражами окна преображали пространство, пронизывая его разноцветными тенями. Широкий письменный стол из полированного розового дерева занимал в зале главное место, вокруг него выстроились точно такие же кресла. Мать сидела за столом. Как всегда, в ее присутствии он испытал невольный трепет. И, как всегда, этот трепет был замешан на подспудном отвращении. Она кивнула в ответ на его поклон. - Газетчики утверждают, что в гавань пришел иностранный корабль. - У этих газетчиков, должно быть, имеются крылья, Ваша Святость, потому что я прибыл сюда так быстро, как не смог бы никто другой. Женщина улыбнулась: - Честно говоря, мне нравится теория Рэя, согласно которой каждая из газет обладает одним коллективным разумом, тогда как тела газетчиков, снующих туда и сюда, являются всего лишь конечностями этого существа. Она поднялась из-за стола и, выйдя к Тошиде, подала изящную руку. Мать уже нельзя было назвать молодой женщиной, но время обошлось с ней милостиво - и черты, поражавшие в юности своей красотою, производили не меньшее впечатление и в годы зрелости. Подол белой рясы Ордена тянулся чуть ли не шлейфом по полу; рукава узкие, юбки широкие, тугая шапочка, под которую убраны почти все волосы. Глаза большие и привлекающие к себе внимание, - и на какое-то мгновение (но только на мгновение) Тошида вспомнил Святительницу на борту заморского корабля. Он взял руку и почтительно поцеловал, опустившись при этом на одно колено. То обстоятельство, что он тем самым, оставаясь фактически на ногах, не ронял собственного достоинства, придавало ситуации дополнительный драматизм, и он вполне осознавал это. - Едва высадившись на берег, я поспешил к вам с докладом. - Ну и?.. Мать вернулась за письменный стол, села в кресло и жестом предложила гостю поступить точно так же. Он сел в кресло напротив. - Судя по всему, это торговое судно, - доложил он. - В общей сложности около сорока человек - команда и пассажиры, и значительный запас товаров. Утверждают, будто прибыли с Запада, и я не нахожу оснований им не верить. Насколько я смог понять, все они собрались из разных городов. Прежде чем мы позволим им высадиться на берег, я получу полный список. - А судовой журнал вы проверили? Он с трудом удержался от улыбки. За все время досмотра возникла лишь одна напряженная ситуация, причем как раз в штурманской рубке. Он вспомнил женщину - как же ее звали? Мараден? Марадес? - усевшуюся на толстые тома в кожаном переплете и зыркавшую на него голубыми глазами с предельным возмущением. "Нет! - заявила она. - И давайте поставим на этом точку. Мне наплевать, что вы за шишка такая! - Ее выцветшие на солнце практически серебряные волосы были непривычно коротко пострижены, и это ему странным образом понравилось. - Осведомьтесь у собственных моряков, что у нас за обычай!" Он так и поступил, и ему объяснили, что штурман действует в пределах правил. А поскольку ему не хотелось уничтожать ее судно или брать ее самое в заложницы по сугубо личным причинам, он оставил судовой журнал в покое. - Я видел записи, сделанные капитаном, - спокойно ответил он. - И они подтверждают то, что рассказывают эти люди. Имеются и другие подтверждения. Так что я им верю. Золотые глаза женщины пристально посмотрели на него. - От справедливости вашего суждения зависит слишком многое. - Именно так, Мать. Поэтому я и подошел к делу со всей скрупулезностью, уверяю вас. - А груз? Вы его проверили? - Главным образом предметы роскоши. Кое-что из съестного. Я насчитал семь ящиков, в которых хранятся в той или иной форме сушеные растения; разумеется, мы проверим их на предмет наркотического содержания, прежде чем разрешить выгрузку. Ничто другое не вызывает никаких опасений. - Несколько замешкавшись, он добавил: - Все это весьма дорогостоящее, а никакой охраны у них нет. Так что с безопасностью могут возникнуть проблемы. Что за прием мне будет дозволено оказать прибывшим? Задумавшись, Мать прищурилась: - Двенадцать человек из вашей личной гвардии на первую неделю, за счет города. А после этого сообщите им, как обзавестись собственной охраной. Судя по тому, что вы рассказываете, у них найдется, чем заплатить за сохранность груза. Тут ее взгляд встретился с его взглядом" и у него тут же закружилась голова, более того, ему показалось, будто он падает; на мгновение зрение отказало вельможе, и он смог различать лишь самые смутные очертания: алые, синие и янтарные тени по всему залу и темное пятно там, где должен был находиться письменный стол. Ему было трудно сделать вид, будто с ним ничего не случилось, было трудно не податься вперед и не ухватиться за край стола, чтобы сохранить равновесие. Но он скорее умер бы, чем позволил этой Матери - или любой другой Матери - спровоцировать себя на внешнее проявление слабости. Слишком далеко он зашел и слишком часто имел дело с ними со всеми, чтобы поникнуть перед их могуществом в данный момент. - А порожденный ночью, - тихо сказала она. - Как насчет него? Тошида не заговорил до тех пор, пока не понял, что полностью восстановил контроль над собственным голосом. - Я не нашел никаких признаков ночных порождений в человеческом образе или в каком угодно другом. - А корабль вы обыскали? Его зрение восстановилось, только по-прежнему кружилась голова. Заговорив, он тщательно выговаривал каждое слово: - Я обыскал все на борту при свете дня. Кое-кто из них был бледен, немногие обгорели, но ничего более опасного я не обнаружил. Я обыскал каждую каюту, обращая особое внимание на возможные тайники. Вскрыл каждый ящик, проверил собственным шагом каждый коридор... И не нашел ни порождений ночи, ни места, где могло бы спрятаться хоть одно из них. Прошу прощения. Она отвернулась от Тошиды, и сразу же все в зале окончательно приобрело нормальные очертания. - У меня было видение, - мягко начала Мать. - Корабль прибывает с Запада - как раз, как прибыл этот, и в точности в то же самое время... и на борту окажется он в сопровождении священника. А он опасен, Эндир, он враг нашей Церкви и нашего народа. И если вы говорите, что на этом судне не было никого, подходящего такому описанию, я вам поверю. Если вы говорите, что ему там негде было спрятаться, я поверю вам тоже. Но какова вероятность того, что это судно - единственное торговое судно, когда-либо прибывшее к нам с Запада и прибывшее именно сейчас, - даст моему предсказанию исполниться во всех отношениях, кроме одного-единственного? Бог не зря предостерег меня против этого человека, Эндир. И мы не ошибемся, прислушавшись к этому предостережению. - Его не было на корабле, Ваша Святость, и никаких признаков его тоже не было. Клянусь вам. Но священник и впрямь имелся, как вы и сказали. И Святительница. Мать удивленно посмотрела на него: - Святительница? Но это невозможно! На Западе нет... - И тут же остановилась, решив впредь подбирать слова с большей тщательностью. - Последняя экспедиция не дала нам никаких оснований полагать, будто на Западе саморазвился подобный Орден. - Но я видел ее, Ваша Святость. Честное слово. Она долго смотрела на сановника в молчании, продумывая услышанное. - Ладно, - сказала она в конце концов. - Может быть, это тот корабль, прибытие которого я предсказала. А может быть, и не тот. Но в обоих случаях я хочу, чтобы со священника и с этой женщины глаз не спускали, едва они сойдут на берег. Но только тайно, понятно? А что касается остальных... Что, собственно говоря, порекомендуете вы сами? - Мне кажется, Ваша Святость, торговля с ними принесет нам немалую выгоду. - У него перед мысленным взором промелькнули лошади, лишь с трудом погасил он это видение. - Разумеется, прежде чем они сойдут на берег, кое о чем нам предстоит позаботиться. Прежде всего это вопрос здравоохранения. На борту могут обнаружиться болезни, от которых у нас уже нет иммунитета. Мне хочется заранее удостовериться в том, что их культурные ожидания гармонически сочетаются с нашими, иначе они внесут в наше общество определенный разлад. И в настоящее время у нас нет импортных пошлин, которые соответствовали бы характеру и стоимости их грузов... Не мешало бы издать парочку новых указов, прежде чем мы начнем торговать с ними. Мать улыбнулась, обнажив ослепительные зубы. - Мне всегда нравился ваш стиль работы, Эндир. Проследите за тем, чтобы так оно и было. - Она вновь протянула Тошиде руку, и он подался вперед, чтобы поцеловать ее. - Благодарю, мой лорд-регент, за основательно проделанную работу. Впрочем, другого я от вас и не ожидала. - Служенье вам означает служенье Святой Церкви. Он произнес это предельно почтительно, без малейшей политической подоплеки. Ей не было места здесь - по меньшей мере в данной ситуации, политическая подоплека оставалась лишь в глубине его души. Там она свилась клубком, подобно ядовитой змее. Бессмертной и ничего не прощающей змее. Отодвинув кресло, он поднялся с места. И чуть замешкался. У него оставался еще один вопрос, но он не знал, как именно его сформулировать. - Ваша Святость... - Слушаю вас. - Когда все это останется позади... когда они все у нас увидят и продадут свои товары и соберутся в обратный путь... вы позволите им нас покинуть? Ему показалось, будто на миг она сбросила улыбку. Во всяком случае, свет в ее глазах померк. Взгляд стал строгим, холодным, неожиданно напомнившим взгляд хищного зверя. - Поговорим об этом, когда час пробьет, - сказала она. 8 В первый же день после того, как "Золотая слава" встала на рейд, и началось то, что можно было сравнить разве что с деятельностью инквизиции. Началось в полдень, когда на борт поднялся лорд Тошида с тем, "чтобы задать несколько вопросов". Разумеется, речь сперва зашла о том, где усесться для предстоящей беседы, кому заговорить первым, как распределить вопросы по степени важности, а ответы - по мере достоверности, что вносить в протокол, а что нет... И прежде чем вновь прибывшие толком сообразили, что, собственно говоря, происходит, регенту удалось устроить все так, что человек, вызванный им на допрос, лишился возможности посоветоваться с кем-нибудь из дожидающихся своей очереди. Все было проделано более чем пристойно, с максимальной вежливостью, так что большинство пассажиров даже не осознали, к какой хитроумной тактике прибег Тошида. Дэмьен, однако, осознал - и ему это не понравилось. Совсем не понравилось. - Черт побери, - пробормотал он. Пробормотал вполголоса, иначе гвардейцы Тошиды - расставленные повсюду на корабле и всему внемлющие - его бы услышали. Хессет резко посмотрела на него, и, хотя ее голову обтягивала тугая шапочка, у него создалось впечатление, будто ее острые уши встали торчком, ловя каждое его слово. - Что, плохо дело? - шепотом спросила она. "Крайне плохо", - ответил его внутренний голос. Но не желая пугать ракханку, Дэмьен буркнул: - Не исключено. - И заставил себя добавить: - Будем надеяться, что все обойдется. Он заранее готовил команду к такого рода допросу. И ведь подготовил, не так ли? Он внушил находящимся на борту язычникам, как важно для них заявить, будто они придерживаются его веры, предоставил им основную информацию, необходимую для того, чтобы сойти за приверженцев Святой Церкви... Но сработает ли это? И если регент начнет вдаваться в конфессиональные тонкости, то смогут ли они на основе только что полученных знаний достойно ответить, не выдав при этом собственного невежества? И как быть с Хессет? Запомнили ли купцы, что она намеревается выдать себя за представительницу человеческого племени? Озаботятся ли они тем, чтобы подкрепить эту ложь, если Тошида вдруг проникнется какими-нибудь подозрениями? Малейшая ошибка любого из них - и вся компания, возглавляемая Дэмьеном, сразу же окажется на краю пропасти. Стоит кому-нибудь упомянуть о щетине Хессет, о ее когтях, о ее инородном происхождении. Или, хуже того, - о колдовстве, практикуемом самим Дэмьеном. Может быть, именно намеков на это и ждет регент? И в поисках соответствующих доказательств он и взошел на борт? И, разумеется, вопрос, связанный с Джеральдом Таррантом. Холодный ветер трепал душу Дэмьена, стоило ему подумать об этом человеке. "Сломайте стены, - распорядился посвященный. - Выставите все мои вещи на солнечный свет. Проследите, чтобы ничего не осталось от моей мощи". Дэмьен сделал все это - и пошел в том же направлении еще дальше. Он попросил пассажиров и членов команды позабыть, что Владетель вообще когда-либо поднимался на борт корабля. Тогда это показалось ему удачной мыслью, и все с радостью согласились сотрудничать. Но хватит ли этого? Если Тошида заподозрит, что тут что-то не так, если он сумеет задать надлежащие вопросы - возможно, даже неприкрыто пригрозит или заманит кого-нибудь своим красноречием в тупик, оказавшись в котором лгать далее станет невозможно, - как знать, не проговорится ли кто-нибудь в этом случае? "А ведь достаточно будет лишь одного слова, - напомнил себе Дэмьен, - достаточно одного неосторожного слова..." И тут пред ним предстал молчаливый гвардеец - и по его повадке стало ясно, что наступил черед самого Дэмьена отвечать на вопросы. Безмолвно помолившись, он проследовал за гвардейцем по палубе в маленькую каюту, в которой проводил допрос Тошида. Дэмьен вошел в каюту, гвардеец застыл у него за спиной. Иллюминаторы в каюте были занавешены, никто не мог заглянуть сюда, да и отсюда не было видно ничего, даже моря. Две лампы озаряли помещение и его обитателей, в их золотистом свете темнокожий регент казался древней бронзовой статуей. - Преподобный Райс. - Регент заговорил сдержанно, но любезно. - Прошу садиться. Дэмьен сел в кресло напротив Тошиды. Поглядел на разделяющий их письменный стол, заметил разбросанные записки, документы, обратил внимание на географическую карту. И тут же регент сгреб все это в сторонку, на край стола, куда не падал свет лампы. - Мое правительство несколько озабочено, - тихо начал сановник. Его голос звучал на редкость ровно - это был голос человека, привыкшего к тому, что его приказы непререкаемы. - Вы не против разъяснить мне кое-что? - Разумеется, не против, - ответил Дэмьен, стараясь не выдать голосом волнения. "А если бы и был против - какое это имело бы значение?" Допрос начался с самых элементарных вещей - с таких вопросов, какие задал бы любой чиновник владельцу иностранного корабля, бросившего якорь в его гавани. Дэмьен отвечал столь же просто и при этом честно, а когда у него недоставало необходимой для ответа информации, он отсылал Тошиду к тем, кто подобной информацией обладает. Затем пошли вопросы, затрагивающие самого Дэмьена. Действительно ли именно он организовал эту экспедицию? И с какой целью? Дэмьен отвечал на подобные вопросы осторожно, стараясь, когда это было возможно, быть честным, а в остальных случаях прибегая скорей к недоговоркам и умолчаниям, нежели к прямой лжи. Никто на борту, кроме Хессет, не знал о подлинной причине предпринятого им путешествия, поэтому было крайне маловероятно, что Тошида сумеет его на чем-нибудь в связи с этим поймать. И все же он проявлял предельную предусмотрительность, не забывая о том, что уже как минимум двадцать пассажиров побывали у Тошиды на допросе - и расспрашивали их, не исключено, и о самом Дэмьене, - и, соответственно, его собственные показания регент сверял с уже полученными. В конце концов Тошида удовлетворился услышанным и резко переменил тему: - А теперь расскажите мне о здоровье членов команды. - А что, собственно говоря, вас интересует? - Это ведь вы отвечали за подготовку экспедиции, не правда ли? - Темные пальцы забарабанили по столу. - Вот и расскажите о том, как вы готовились. По лицу Тошиды нельзя было судить о том, известно ли ему, насколько зыбкой может оказаться почва, на которую они сейчас ступили. Что же успели рассказать ему остальные? Дэмьена бесило отсутствие необходимой информации - в особенности насчет того, какой статус имеет в здешних краях колдовство. Додумались ли остальные до того, что необходимо защитить его? Поняли они хотя бы, что такая защита необходима? И, заговорив, он подбирал слова с особой тщательностью. - Я понимал, что возникнет существенный риск в связи с возможным контактом с обитателями колонии, в которой наличествует собственный набор болезней. Поэтому, подписывая контракт с каждым, я руководствовался двумя факторами: человек должен был обладать повышенной сопротивляемостью к инфекционным заболеваниям и сам не должен был быть носителем инфекции. В связи с этим мы приняли все мыслимые меры предосторожности, - заверил он Тошиду, искренне надеясь на то, что этого будет достаточно. - Значит, вы положились на устные свидетельства, не так ли? Дэмьен покачал головой: - Всех подвергли осмотру. Пассажиров, судовых офицеров, простых матросов. - А кто проводил осмотр? Священник ответил без малейшей задержки, потому что любая задержка была бы в высшей степени подозрительна: - Квалифицированные профессионалы. "Я их Исцелил, сукин ты сын. Санкционированной Святой Церковью властью я применил Творение, призвав на помощь Фэа, чтобы вылечить или подстраховать каждого из них. Чтобы свести на нет любой риск по прибытии вот в этот твой неописуемый город восьмисотлетней обособленной эволюции. Я это сделал. И я использовал Фэа для того, чтобы усилить их иммунитет к здешним заболеваниям, и предпринял еще кое-какие меры предосторожности, названия которых тебе ровным счетом ничего не скажут. Вот что я сделал, регент. Вот что в моих силах". Он сделал глубокий вдох и деланно закашлялся, маскируя эти мысли. Господи, этот человек его дост