22 На переход через горы у них ушло четыре дня. При желании они могли бы проделать этот путь и за меньшее время, но никакой необходимости спешить не было. Несколько сеансов Познания подсказали Дэмьену, что никто за ними не гонится, и это - впервые за все время путешествия - позволило им несколько расслабиться. И после всего, на что они насмотрелись в протекторатах и что совершили там сами, отдых был им просто необходим для возобновления как физических сил, так и душевных. К счастью, девственная тишина поросших лесом горных склонов в равной мере успокоительно воздействовала и на человека, и на ракханку. Даже лошади вроде бы испытывали благодарность за то, что им на несколько дней предоставили относительный отдых. Дэмьен изо всех сил старался не терзаться по поводу Тарранта. Старался не вспоминать о том, как однажды в прошлом Охотник покинул их общество, а потом не сумел вернуться. Со времени поимки в плен посвященного произошло уже столько событий, что, казалось, все те дела случились в другой жизни... только враг оставался тем же самым. В землях ракхов он принял образ женщины, здесь он может оказаться мужчиной, или ракхом, или демоном в собственном обличий, - но Дэмьен не сомневался в том, что две злокозненные силы напрямую друг с другом связаны. Итак, Дэмьен тревожился за Тарранта, и Хессет тревожилась за Тарранта - и они оба отчаянно старались не делиться друг с дружкой этими страхами, чтобы не приумножать их. Ведь от этого все могло стать еще хуже. "Как же сильно я переменился, - подумал однажды вечером у костра Дэмьен. - Когда-то я просто-напросто повернулся бы к нему спиной, предоставив собственной участи. Когда-то мне казалось, что не может быть ничего хуже того, чтобы освободить Охотника и позволить ему возобновить свой кровавый промысел. А теперь я без колебаний бросаюсь ему на помощь и преспокойно машу ему рукой на прощанье, когда он отправляется на охоту, вознамерившись убить пару-тройку невинных". Но теперь ситуация была принципиально иной, и он осознавал это. Таррант уже несколько раз спасал жизнь ему самому, и хотя Дэмьен понимал, что Владетель делает это из чисто эгоистических побуждений (потому что из других побуждений он не делал вообще ничего), факт оставался фактом. А ведь такое изменяет твое отношение к человеку, независимо от того, нравится это тебе самому или нет. И на этот раз люди, которых он убьет, вовсе не невинны, не так ли? Убийцы заслуживают смерти. И раз уж на них не распространяется правосудие Святой Церкви, то пусть о наказании позаботится Охотник. Что бы он с ними ни сделал, это наверняка будет не хуже и не страшнее того, что они сами сделали с жителями той деревни. Не так ли? "Будь честен, - внушал он самому себе. - Эту миссию невозможно осуществить без его содействия. Вот в чем корень. Он тебе нужен, поэтому ты его и терпишь. И даже оберегаешь. Все это часть темной игры, которую мы ведем. Использовать зло для победы над злом, так написал Пророк. Если тебе повезет, то два зла взаимоуничтожатся. Неужели мне хочется именно этого? Неужели мне хочется, чтобы Таррант погиб в бою, уничтожив и то зло, против которого борется, и то, которое собой представляет?" Он закрыл глаза. Руки у него тряслись. "Не знаю. Ничего не могу сказать. Я ни в чем не уверен... Он сказал, что самим своим присутствием наведет на меня порчу. Неужели это уже началось? Именно так и воспринимается в самоощущении порча? Господи, обереги мой дух, - взмолился он. - Враг может завладеть моим телом, моей жизнью... но душу мою сохрани, молю Тебя. Пойдя на нынешний союз, я подверг ее страшной опасности. Но у меня ведь не было другого выбора. И Тебе это ведомо, правда? Все остальное непременно обернулось бы неудачей". Ночью, когда они устроили привал, он попытался рассказать Хессет о земной Фэа. Хотя бессознательно сама Хессет - как и все аборигены - манипулировала Фэа, она не видела голубых потоков, во всяком случае, не видела в том смысле, в котором видел Таррант. Поэтому она выслушала его рассказ в немом удивлении, подобно тому, как ребенок слушает волшебную сказку. А он попытался объяснить ей все. И то, как земное Фэа вырывается из-под коры планеты с силой, достаточной для убийства. И как вскоре после этого оседает и растекается по поверхности, подобно водам, как разбегается потоками и течениями, которые можно увидеть и замерить, - от самых могучих цунами до крошечной, едва заметной ряби. И поскольку люди используют земное Фэа, обращая на эту силу Творение, пояснил он ей, то все их Творения должны совпадать с потоками. Поэтому и сейчас ему самому или Тарранту доступно обратить на врага Познание - другими словами, истолковать эффект его присутствия по воздействию на земное Фэа, - но какие бы то ни было активные действия против течения Фэа потребовали бы мощи, которой они не обладают. А враг, наоборот, действует против течения - и в этом их преимущество. Так что представляется практически немыслимым извлечение информации на расстоянии в несколько сотен миль против течения, тогда как любое сообщение - или покушение, - исходящее с юга, по течению, их ни в коем случае не минует. Поэтому-то так встревожился Таррант, распознав чужое присутствие в потоках возле перевала. Если это было связано с попыткой разыскать их, то за такой попыткой наверняка стоит нечто очень могущественное и очень страшное. И, завершив все эти объяснения, он решился задать вопрос о приливной Фэа. Впервые за все время с тех пор, как они покинули землю ракхов, он осмелился задать этот вопрос напрямую. Он не был уверен и сейчас, что Хессет правильно поймет его, - в прошлом она встречала подобные расспросы с нескрываемой враждебностью, но хотя ракханка и теперь на какое-то время погрузилась в молчание, он понял, что произошло это вовсе не из-за того, что она оскорблена его вопросом, а потому, что пытается подыскать слова для того, чтобы описать нечто, не поддающееся описанию. - Это подобно сердцебиению, - в конце концов сказала она. - Как будто бьется сердце всего мира - очень медленно и очень громко. Иногда, когда мне хочется совершить Творение, я ощущаю, как кровь планеты протекает сквозь все на свете: сквозь небо и землю, сквозь меня, и моя мысль оказывает воздействие на эти потоки, как бы формируя их... а иногда мир безмолвен - и ничего не удается сформировать. Вообще ничего. И никогда не знаешь заранее, как повернется дело на этот раз. Ничего никогда не бывает предсказуемо. Потому что - хоть и говорю я о сердцебиении - речь идет не об одном ударе, а о многих тысячах, и решающее значение имеет ритм... включая биение моего собственного пульса. И все остальные ритмы моего тела. Понимаешь? Так трудно объяснить то, над чем сама даже не задумываешься. То, что люди не воспринимают. - А ты видишь это в какой-нибудь определенной форме? - Иногда. Вспышка света, если несколько ударов прозвучат одновременно. Ослепительная, как молния, если задействовано много энергии. Иногда пламенем охватывает все небо - но лишь на мгновение, - как будто весь мир превратился в разбитый стеклянный сосуд и на каждой грани и призме вспыхивает сияние. Этот свет разбивается на тысячи цветов и оттенков. И это так красиво... - Она закрыла глаза, припоминая. - Но это может быть и опасным. Я знала по меньшей мере одну ракханку, охотившуюся, когда пульсировало приливное Фэа... Свет ослепил ее - и в тот же миг она из охотницы превратилась в добычу... так что мы стараемся этим не пользоваться... стараемся этого не замечать... Это, понимаешь, вопрос выживания. Он тихо спросил: - И тебе это удается? Хессет улыбнулась: - По большей части. Но это так красиво. А именно этому мы и научились у людей: испытывать потребность в прекрасном. - Говоря, она начертила когтем на земле рисунок, представляющий собой круг, вписанный в круг, вписанный в круг, и так далее. - И это часть того, что отличает в нашем племени самцов от самок. И наоборот. Решающее различие, как бы вы это сформулировали. - Она посмотрела ему в глаза. - А ваши женщины этого не воспринимают? - Таррант говорил, что иногда кое-кто из них с трудом воспринимает. А мужчины видят порой на мгновение - и не более того. - У вас это колдовство. - Она грустно покачала головой. - Вы, люди, такие чужие в этом мире. Приходите и начинаете перестраивать его, и даже наши собственные тела лепите заново, будто они из глины, и буквально на каждом шагу и при каждом вздохе порождаете тысячи самых невероятных чудовищ... но вы здесь так и не прижились. После всех этих лет. Вы живете на нашей планете, но вы так и не стали ее частью. - Это верно, - пробормотал он. - Что уж там говорить. Дни в переходах, ночи на привалах. Роскошный распорядок, хотя и возможный только в отсутствие Тарранта. На третью ночь настала - пусть и всего на пять минут - истинная тьма. Та, в которой солнце, звезды и все три луны заходят за саму планету. Дэмьен подумал: "А уж не воспользуется ли Таррант этим редкостным феноменом?" Истинная ночь означала для большинства людей пору беспредельного ужаса, ибо в такой тьме возникают и воплощаются в жизнь самые кромешные, самые гибельные фантазии, но для Охотника она знаменовала собой время подлинного могущества и колоссального потенциала. "Возможно, - подумал Дэмьен, рассекая пополам мелкую гадину, порожденную во тьме земной Фэа, - Таррант сумеет распорядиться этим временем так, чтобы наложить руки на того, или на ту, или на то, по чью душу они сюда прибыли". Бог знает, насколько пригодилась бы любая полученная им таким образом информация. На третий день они перевалили через последнюю горную гряду и наконец увидели саму долину. Огромная, мрачная, таинственная, она не походила ни на что из виденного ими ранее. Он привык к долинам, уютно расположившимся в своего рода колыбели посреди окружающих гор, к плоским плато, которыми рано или поздно заканчиваются любые хребты. Но здесь его взору предстало нечто совершенно иное. Выглядело все так, будто земля внезапно треснула пополам - и между скалистыми горами, которые они только что миновали, и высокими гранитными пиками на восточной стороне возник глубокий разлом - может быть, на уровне моря или того ниже, - со стенами, настолько крутыми, что спуск по ним представлялся чрезвычайно трудным делом, а дно ущелья терялось в тени гор и было вдобавок скрыто от взгляда пышными кронами деревьев. Белый туман застилал, казалось, всю долину, свиваясь возле верхушек деревьев подобно белым змеям. Позднее послеполуденное солнце практически не проникало сквозь толщу этого тумана, сияя, вместо этого, в той стороне, где высились голые гранитные скалы, так что вершины утесов, казалось, были охвачены пламенем, глубины же ущелья по контрасту становились от этого еще темнее. В течение дня, должно быть, всего несколько часов солнце светило прямо в ущелье, но даже тогда густой туман оставался непроницаем, как накинутый на гигантскую долину саван. В эти часы было еще довольно тепло, и тем не менее Дэмьен почувствовал, что дрожит. - Ничего себе местечко, а? - Он выбрал именно это. Дэмьен вгляделся в даль и в глубь, попытался примериться к ним взглядом. Как будто в результате что-то здесь могло измениться. - Или пройти этой долиной, или проделать весь путь на юг по горам. - Или повернуть обратно в протектораты. - Да уж... - Их обдало зябким ветром. - Спасибо, не надо. Он обхватил себя за плечи, сделал глубокий вдох и вошел в Познание. На протяжении целой минуты Фэа никак не реагировало на это, и он испугался, что находится на слишком большом расстоянии от долины для того, чтобы проникнуть в ее секреты. Но вот появились знакомые ему очертания, и он осторожно вгляделся в них. Он не нашел никаких доказательств тому, что кто-то следит за ними, равно как и тому, что кто-то устроил на них засаду. Пока не нашел. Но повсюду здесь витало некое смутное ощущение, которое ему отнюдь не понравилось, и он испытал едва ли не разочарование, когда Фэа отказалось развеять его подозрения. Лучше уж враг, которого можно назвать по имени, нежели холодное неведение, когтистою лапою проводящее тебе по спине. - Все в порядке? - спросила Хессет. Он, вздохнув, убрал Познание. - Вроде бы да. - Он поглядел в ту сторону, где паслись лошади, увидел, как вороной Тарранта щиплет какую-то отвратительную на вид траву. Лошадь Хессет, как всегда, оказалась куда более разборчивой. - Мне кажется, что дальше нам без Тарранта идти нельзя. Лучше останемся здесь и подождем его. Она кивнула. Священник подошел к вороному и взял его под уздцы. - Пора, хватит тебе! Рядом с ним Хессет заторопила собственную лошадь, и вот уже оба животных, повернувшись задом к горе, уставились на внушительную панораму долины. Они не сказали друг другу ни слова. Это и было самым интересным. Не сказали ни слова, но действовали слаженно и согласованно. Оба понимали, что надо вновь подняться к ближайшему перевалу и миновать его, чтобы разбить лагерь на противоположном склоне горы, где их лагерь не смогли бы обнаружить обитатели злополучной долины, кем бы они ни были. Но им пришлось возвращаться, а это недоброе предзнаменование, подумал Дэмьен. Очень недоброе. Таррант вернулся на четвертую ночь - и с первого взгляда на него стало ясно, что, каковой бы ни была резня, которую он предпринял, в результате ему удалось восстановиться полностью - как физически, так и духовно. Бледные глаза горели тихой злобой, которую Дэмьен научился распознавать; и возненавидел еще в краю ракхов, а движения представляли собой безукоризненное сочетание важности и изящества. Но, вопреки неприятию, испытанному им в связи с новым великолепием Охотника, Дэмьен был рад увидеть, что тот пришел в себя. Эта метаморфоза означала исцеление, а исцеление означало силу - возможно, даже большую, чем та, которой обладал Таррант, только-только высадившись на Востоке, - а сила была именно тем, в чем они нуждались прямо сейчас, и все остальное не имело значения. Охотник занял свое место в компании так, словно не отлучался ни на минуту, однако и не подумал о том, чтобы поведать спутникам, как он провел несколько последних ночей. Да Дэмьен и не спрашивал его об этом. Если долгие месяцы общения с Охотником и научили его чему-нибудь, то главным образом тому, что есть вещи, о которых самому священнику лучше не знать. Владетель окинул внимательным взглядом весь лагерь, пригляделся также к потокам Фэа (на что ему сейчас не потребовалось практически никаких усилий), а затем объявил: - Вы здесь стоите целый день, не меньше. Исходя из этого, я не сомневаюсь в том, что вы нашли долину. - Прямо за этой грядой. - Дэмьен кивнул на восток. - И зрелище не из приятных. Охотник отправился в указанном направлении и скоро потерялся из виду. Дэмьен снял с огня котелок с кипятком и бросил туда несколько чайных листьев. Ожидание могло затянуться на неопределенный срок. Чай заварился, и Дэмьен успел выпить полкотелка к тому времени, как Таррант вернулся. Не произнеся ни слова, он подошел к костру и подсел к ним с таким изяществом, какого священник давно не видел в его повадках. "Черт тебя побери! Сколько же народу ты уничтожил!" - Ну, и что скажете? - поинтересовалась Хессет. - Сперва расскажите, что удалось увидеть вам обоим. Они переглянулись; Дэмьен заговорил первым: - Отвратительная сырая долина, практически лишенная солнечного света. Зато там, судя по всему, полно неприятных сюрпризов. Вам, впрочем, это должно понравиться. - Мне и понравилось. Солнечный свет напрямую проникает в эти глубины всего на несколько часов в сутки, а это означает, что я смогу оставаться с вами дольше обычного. Если туман не рассеивается и днем, то не исключено, что я - в случае крайней необходимости - смогу выйти из укрытия даже в полдень. А это, знаете ли, немало. - Я об этом не подумал, - согласился Дэмьен. - В потоках нет признаков нашего врага, что может означать одно из двух: или на этот раз он потерял нас из виду, или здешнее течение Фэа не позволяет ему приблизиться к нам. Будем надеяться, что имеет место и то и другое. Впрочем, с учетом интенсивности и направленности течения мне не составило бы труда Затемнить нас. - А как насчет Терата? - вмешалась Хессет. Таррант на мгновение задумался. - Я не обнаружил следов пребывания никаких существ... но и мне присуще то же коренное неведение, что и вам. Необходимо или подойти к ним поближе, или начать хотя бы приблизительно представлять себе, что это такое... а пока не произошло ни того, ни другого, мои умения не больно-то нам помогут. А вот запах человека я уловил. - Человека? - Дэмьен не смог скрыть изумления. - А мне казалось, что здесь нет никаких людей. - Мне тоже. Судя по всему, мы ошибались. - Что же это за люди? - спросила Хессет. - Пока трудно сказать. Но довольно значительная группа. Несколько десятков, никак не меньше. - И они живут там? - Вроде бы так. - Значит, Терата вовсе не так страшны, как о них рассказывают, - рассудительно заключила Хессет. - Иначе они убили бы всех людей или те давно ушли бы. Охотник пристально посмотрел на ракханку. Во тьме его глаза с расширенными зрачками казались совсем черными. Кромешно-черными. И было это не столько цветом, сколько провозглашением пустоты. - Вы видели, во что превратились здесь ваши соплеменники, - спокойно сказал он. - И видели, что за дела они совершают. Что ж, по-вашему, сила, способная в такой мере переродить ракхов, не в состоянии сделать то же самое с людьми? - А вы полагаете, что здесь произошло именно это? - вскинулся Дэмьен. - Я полагаю, что в этой долине дела обстоят предельно скверно, но выносить преждевременное суждение о чем или о ком бы то ни было, включая наших собственных соплеменников, было бы ошибкой. Я видел в потоках Фэа признаки ее порождений, но что, собственно говоря, это означает? Любая группа людей со временем сотворяет собственных чудовищ. И как издалека распознать их подлинную природу? - Кажется, вы более заинтересованы, нежели напуганы. Владетель хмыкнул: - А вас это удивляет? - Нет. - Дэмьен поневоле улыбнулся. - Думаю, нет. - Мы таковы, каковы мы есть, преподобный Райс. И я был ученым задолго до того, как стал... кем я стал. - Слабая улыбка промелькнула в уголках его губ. - И я достаточно ученый, чтобы осознавать, чего вы боитесь больше всего, преподобный. Сегодня вечером я Творением изменю погоду, с тем чтобы назавтра здешний туман рассеялся. Если это возможно, - поспешил оговориться он. - Тогда вы почувствуете себя более уверенно, не правда ли? Когда сможете своими глазами увидеть землю, занимаемую нашим врагом. - Я бы предпочел, чтобы так оно и было. - Вы отправитесь в путь задолго до заката. У вас уйдет несколько часов на то, чтобы найти безопасный спуск, а потом совершить его. Я встречусь с вами на дне ущелья. И хотя, произнося все это, он обращался к Дэмьену, взгляд его был устремлен на Хессет. На мгновение он умолк. Вокруг тихо жужжали насекомые да потрескивал в костре хворост. - Протекторат Кирстаад, - сообщил он в конце концов, - управляется ракхами. - Голос его звучал тихо, так тихо, словно он не хотел прибавлять громкости, чтобы не обидеть ее. - Точно так же, как и соседний, к северу от него. Они почти полностью приняли образ человека, но душа у них определенно ракхов, и Фэа реагирует на них так, как ни за что не отреагировало бы на людей. Дэмьену показалось, будто Хессет задрожала. - Их преображение можно объяснить только колдовством, осуществленным человеком. Я не знаю механику этой процедуры - я просто не осмелился заглянуть столь глубоко, но запах свидетельствует об этом без всяких сомнений. И мне кажется... - Он помедлил. Посмотрел на Дэмьена. - Это напоминало то, с чем я столкнулся возле перевала. То же чужое прикосновение, то же воздействие. Хессет собралась с духом. Но все равно ее речь больше походила на шипение. - Но зачем? - Она обращалась сейчас не к своим спутникам, а словно ко всей планете - и ни к кому в отдельности. - Какой в этом смысл? - По-видимому, что они собираются захватить этот континент, - объяснил Охотник. Какое-то время Хессет молча смотрела на него. Пытаясь осмыслить услышанное со всеми подразумеваемыми последствиями. - Может быть, на юге... - начала она наконец. - Может быть... хотя это не должно было превратить их в чудовищ. Но что на севере? Что с этими Матерями? Они держат в своих руках церковную иерархию, но какой в этом толк для них самих? Им приходится жить среди людей, скрывая свою подлинную сущность. Неужели это можно назвать подлинной властью? - Это достаточная власть для того, чтобы влиять на человеческое общество, - подчеркнул Дэмьен. - У здешней Церкви имеется собственный список преступлений. Возможно, путем медленной манипуляции... - Вы хотите сказать, будто мои соплеменники несут ответственность за преступления, совершаемые людьми? Янтарные глаза вспыхнули гневным пламенем. - Я хочу сказать, что наряду с правлением ракхов, а вернее, ракханок единственное, с чем мы здесь повсеместно сталкиваемся, - это деградация духа. Неужели имеет такое уж большое значение, кого - людей или ракхов - используют в качестве инструментов, если за всем происходящим чувствуется рука подлинного властителя? Мы в одинаковой мере уязвимы. Хессет чуть-чуть успокоилась, вставшая было дыбом щетина пришла в нормальное состояние. Дэмьен услышал, как она тихо рыкнула себе под нос. - Интересная концепция, - заметил Таррант. - Она может помочь нам впервые за все время по-настоящему задуматься над природой нашего врага. - Вам кажется, что он питается деградацией? Таррант покачал головой: - Он втягивает в дело ракхов, на которых не распространяется воздействие демонов, порожденных земной Фэа. Нет, конечно, нам понадобится еще многое... но для начала сойдет и это. Любая параллель, которую мы сумеем найти, послужит ключом к разгадке подлинных целей нашего врага. - И тем самым ключом к его сущности, - добавил Дэмьен. - И ключом к тому, как нам его уничтожить, - прошипела Хессет. Неприкрытая ненависть, прозвучавшая у нее в голосе, неприятно поразила Дэмьена. Не потому, что такие чувства удивляли или что он сам ненавидел остающегося неизвестным врага в меньшей степени, чем она, но потому, что впервые он услышал, как ее ненависть вплетается в контекст более широких рассуждений. И это не только поразило священника, но и расстроило. "Неужели мы тоже меняемся, - подумал он. - Неужели такова цена, которую приходится платить за наше прибытие сюда? Неужели мы позволим этому континенту привести наш дух к деградации, как он уже поступил с ракхами и со Святой Церковью? Что же произойдет, если, добравшись в конце концов до врага, мы обнаружим, что сами стали ничуть не лучше его бездушных подручных?" - Дэмьен! - окликнула его Хессет. - Со мной все в порядке, - ответил он. Но это не соответствовало действительности, и он понимал, что ей это ясно хотя бы по его голосу. - Так, задумался о своем. - Вот именно, - не без издевки хмыкнул Охотник. Дэмьену вовсе не обязательно было смотреть на Тарранта, чтобы почувствовать, что тот не сводит с него глаз. Мало того, всматриваясь в душу Дэмьена, Таррант прибегает и к Видению. - Вам бы стоило провести ночь в молитвах, преподобный Райс. Это, знаете ли, очищает душу. Дэмьен резко посмотрел на Тарранта, ожидая увидеть у того на лице насмешку. Но, к его удивлению, взгляд бледных глаз был предельно серьезен. Более того, он заметил и нечто, способное - не иди речь о Тарранте - сойти за сочувствие. Неужели такое возможно? Неужели опыт экспедиции настолько потряс Охотника, что он оказался способен на человеческие чувства? Его жестокая и безжалостная индивидуальность веками ковала и закаляла самое себя в одиночестве Запретного Леса, где единственными его компаньонами были демоны, ведьмаки и несколько особо отобранных людей, принесших в жертву предназначению весь спектр человеческих эмоций. Неужели постоянное общение с человеком настолько истончило эту роговую оболочку, что сквозь нее начал просвечивать тот, кем некогда был Владетель? "Мы сделали тебя более человечным", - подумал Дэмьен. И почувствовал при этой мысли странный озноб. Ближе к рассвету, когда Таррант покинул их в поисках надежного убежища, Дэмьен извлек из-под спуда Огонь Небесный. Хрустальный сосуд был затемнен молочного цвета насечкой, и света, пробивающегося изнутри, едва хватало на то, чтобы вычленить из мрака его руку, а чудодейственное тепло было практически неощутимо, даже когда он обнял фиал ладонью. Но это была вера. Истинная вера. Вера, дистиллированная и превращенная в материальную субстанцию, вера, устоявшая в многовековой борьбе. Совокупная вера миллионов душ в миссию Святой Церкви. Совокупная вера тысяч священников в успех окончательной схватки со Злом. Вера одного-единственного Патриарха в священника, которого он послал на Восток, решив - если воспользоваться его собственными словами, - что один человек может преуспеть там, где потерпит неудачу целое воинство. "Возможно, ты и прав, святой отец. Возможно, я оправдаю твое доверие". Дэмьен начал молиться. Наутро пошел дождь - короткий грозовой ливень. Вскоре после дождя ветер поменял направление, задув с такой силой, что Дэмьен не без испуга подъехал к самому краю гранитной скалы, у подножия которой зияла пропасть. Совместные усилия дождя с ветром превратили расстилающийся внизу туман в прозрачную дымку. Сквозь нее, в просветах между деревьями, Дэмьен увидел черно-бурую землю с небольшими пятнами зелени здесь и там. В одном из просветов показалась вода - может быть, река? - змеившаяся по дну ущелья, крошечно-черная на фоне вечнозеленых ветвей. Местность не из приятных, но ничего особо страшного; после того, как они тщательно осмотрели долину вдоль и поперек в подзорную трубу Хессет, Дэмьен начал думать о предстоящем предприятии с куда большим оптимизмом. Другое дело, что спуститься было крайне трудно. Проехав вдоль края гранитной стены - на высоте в несколько сотен футов над самой долиной, - Дэмьен понял, что спуск вполне может и не удаться. Крутой скалистый обрыв не предоставлял такой возможности ни конному, ни пешему. Время от времени им попадались более пологие склоны или же холмы, обращенные к долине тылом, но ни один из них не составлял и половины расстояния, которое им необходимо было преодолеть, и все до одного заканчивались обрывом, с которого вполне мог сорваться и опытный скалолаз. Не говоря уж о неопытном скалолазе верхом на лошади. Но где-то же должен был найтись спуск. Карты убеждали в этом. Место, в котором они оказались, было обозначено на карте как дорога - а что же это за дорога, если в ущелье невозможно спуститься? Заканчивайся она тупиком, упирайся в обрыв, никому бы не пришло в голову именовать ее дорогой. Верно? Логика подсказывала, что спуск должен найтись, причем где-то поблизости. Разве не так? Однако поверить в это было не просто. Дэмьену надо было найти нечто доступное, нечто более или менее Проходимое, а это означало нелегкий выбор между поросшими частым леском склонами и практически голыми скалами. Постепенно они с Хессет начали склоняться ко второму, что означало путь по самому краю, в постоянной опасной близости от пропасти. Но и лошади, казалось, предпочитали дорогу по скалам той, что шла по лесу, и Дэмьен решил положиться на их чутье. В конце концов, в этом плане животные всегда превосходят человека. В конце концов далеко за полдень они нашли то, что показалось им сравнительно безопасным спуском. Широкую трещину, в которой торчали осколки гранита, а земля шла круто под откос, но все же не под самоубийственным углом, - и они решили рискнуть. Едва не срываясь на каждом шагу, лошади кое-как пошли вниз. В результате камни, которыми был усеян склон, пришли в движение и покатились один за другим, и обе лошади не раз оказывались на грани от того, чтобы сорваться. В какой-то момент вороной захромал, и Дэмьену пришлось, с трудом остановившись, Излечить его. А пока он занимался этим, сверху градом сыпались камни и камешки. Одно к одному, подумал он, спускаться паршиво, но еще хуже было бы выбираться. Слава Богу, какой бы оборот ни приняли дальнейшие события, сюда они не вернутся ни в коем случае. Им понадобилось больше часа на то, чтобы преодолеть половину спуска. К этому времени солнце уже начало клониться к вершинам западных гор, а Кора стояла прямо над солнцем. Что ж, какое-то время они смогут ехать и при звездах. Так оно и случилось, причем Дэмьен и Хессет попеременно то ехали верхом, то вели лошадей под уздцы. В конце концов, совершенно изможденные, они вышли на ровную землю. К этому времени закатилась и Кора. Посмотрев снизу вверх на спуск, который они только что одолели, Дэмьен не смог сдержать облегченного вздоха. Впрочем, разглядел он немногое - склон уже утопал в глубокой тьме. Таррант уже дожидался их. Дэмьен, не сказав ни слова, спешился и передал Охотнику поводья жеребца из Запретного Леса. Потом посмотрел на Хессет, словно желая удостовериться в том, понимает ли она, что происходит, и не вызывает ли происходящее у нее каких-либо возражений. Но ракханка, судя по всему, пришла к тому же выводу, что и он. У нее за спиной Дэмьен устроился значительно уютней, чем за спиной Тарранта. Она была мала ростом, и они прекрасно поместились в седле вдвоем. От нее пахло пряным теплом, и этот запах вовсе не был противным, оставалось надеяться на то, что и его собственный человеческий запах не покажется ей невыносимым. Конечно, на этот счет у него имелись сомнения: нюх у нее был весьма острый, а его тело сейчас никак нельзя было назвать чистым. Разумеется, он при первой же удобной возможности мылся, но трудновато поддерживать чистоту, если запас свежего белья остался в поклаже на расстоянии пятидесяти миль позади. Правда, она дипломатично не сделала ему на этот счет замечаний. Что ж, и на том, как говорится, спасибо. Молча, преисполненные какого-то трепета, они спустились по последнему - уже пологому и поросшему мохом - склону и оказались в наполненном туманом лесу. Туман в долине оказался не таким густым, как они ожидали, за что, впрочем, следовало благодарить Тарранта, но в сочетании с полуночной тьмой он совершенно отрезал их от внешнего мира. Немногие звезды, еще остававшиеся на небе, были скрыты от взора, и даже верхушки деревьев таяли в окутывающей их мороси. Дэмьен зажег фонарь, который высветил дорогу под ногами, но озарил и туман, так что стало невозможно что бы то ни было разглядеть на расстоянии уже в двадцать - тридцать футов в любом направлении. Как будто вокруг них воздвигли хрустальный купол, переливающийся нежным янтарным светом и отражающий огонь фонаря. Создавалось неприятное ощущение замкнутого пространства, и, кроме того, их собственные возможности были теперь опасным образом ограничены. "Как будто мало нам одного этого, - думал, сидя за спиной Хессет, Дэмьен. - Но скоро и погода, накликанная Таррантом, изменится. А уж тогда пиши пропало". Они ехали в полном молчании, медленно и предельно настороженно. Хотя в нормальных условиях обычные хищники ничуть бы не взволновали Дэмьена - ведь большинство крупных животных боится человека, если только они не доведены до отчаяния голодом, - невозможность оглядеться по сторонам создавала у него ощущение особенной беспомощности. Он заметил, что и Хессет явно не по себе: ее уши стреляли вперед при малейшем шорохе, их мохнатые кончики склонялись к лежащему впереди участку дороги, метались в стороны и назад. Лишь Таррант, казалось, был всецело поглощен самой ездой, но Дэмьен знал его достаточно хорошо, чтобы распознать напряжение, скрывающееся под маской внешней невозмутимости. Охотник ненавидел ситуации, которые не мог контролировать. В конце концов Таррант подал знак остановиться. Когда лошадь Хессет нагнала его вороного, он спешился, а затем опустился на колени и прикоснулся к земле кончиком изящного пальца. Проверяет потоки. Изучает Фэа. Дэмьен и сам задействовал Видение - и тут же ему предстало мощное северное течение, пестрое и искрящееся чужими тайнами. Даже не пытаясь применить Познание, он окунулся в потоки в их естественной, не истолкованной форме. Неужели посвященные воспринимают внешний мир именно так? Или же изобилие абстрактного могущества "переводится" у них в мозгу на язык понятий и смыслов так, что им - в чисто формальном плане - не приходится прибегать к Познанию? - Странно. - Таррант встал во весь рост, но смотрел он по-прежнему на землю. - Очень странно. - Не уверен, что мне нравится то, что вы сказали. И то, как вы это сказали. - А почему это должно вам нравиться? - Владетель закусил губу, всматриваясь в потоки; Дэмьен видел, итог взгляд бледных глаз вновь и вновь пробегает вдоль линий Фэа. - Здесь что-то есть. Колдовство, по-моему. След крайне слабый, я едва могу его выделить. И все-таки... Поскольку он не договорил, Дэмьен подзадорил его: - Ну и что все-таки? - Под колдовством я в данном случае понимаю то, что кто-то сознательно изменяет Фэа. И все же структура потока не такова, чтобы я мог связать ее с Творением. - Он посмотрел на Дэмьена. - Я имею в виду нормальное Творение. - Ракхи? - спросила Хессет. Он покачал головой: - Нет. Запах определенно человеческий. - Или демонический, - негромким голосом подсказал Дэмьен. - Вот именно, - прошептал Охотник. - Такова вторая возможность. - Я ничего не понимаю! - фыркнула Хессет. Таррант, отвечая, продолжал всматриваться в потоки Фэа; выглядело это так, словно он обращается именно к ним, а вовсе не к Хессет. - Демонов порождает человечество. Они питаются людьми, они манипулируют человеческими фантазиями, некоторые из них даже думают о себе в свойственных человеку категориях. Поэтому отпечаток, оставляемый ими в Фэа, чрезвычайно похож на человеческий... иногда настолько похож, что их трудно отличить друг от друга. - Но демоны не практикуют колдовство, не так ли? - Дэмьен мучительно припоминал буквальный текст в монастырских книгах. - Они, в отличие от нас, не воздействуют на Фэа Творением, верно? Так что в этом отношении их почерк можно отличить от нашего. Какое-то время Охотник молчал. А затем заговорил, очень тихо: - Есть одна разновидность демонов, которая практикует колдовство. Так мне кажется. И все здесь выглядит так, словно мы имеем дело с одним из этой породы. - Из какой такой породы? Охотник хотел было ответить, но всего лишь покачал головой. - Я не скажу до тех пор, пока не буду совершенно уверен. Но если это так... - В его голосе послышалось нечто странное, а что именно, Дэмьен не понял. - Тогда это... все сильно усложнит. И только тут Дэмьен понял: страх. Охотник был чем-то напуган. - И все же вы намереваетесь продолжать? - спросил священник. Внезапно он и сам лишился недавней уверенности. Таррант кивнул: - Во всяком случае, это еще далеко. А когда подойдем поближе, я, возможно, сумею определить источник. Будем на это надеяться. Он вернулся в седло. Дэмьен ожидал, что он пустит коня вскачь, и уже сам взялся было за поводья, но вместо этого Таррант круто развернулся лицом к своим спутникам. - Есть кое-что еще, - признался он. - Кое-что, чего я вообще не понимаю. Я совершенно четко почувствовал, что в этой долине, где-то к югу от нас, имеется человеческая жизнь. По мере того как мы едем туда, этот след должен был становиться все сильнее и Сильнее. Он уже должен был стать доступен простому Познанию. - Посвященный растерянно покачал головой, его тонкие волосы, повлажневшие в здешнем тумане, поблескивали в свете фонаря. - Но здесь ничего нет, - пробормотал он. - Чего нет? Следа? - Вообще ничего. Никакого признака пребывания человека. Как будто в здешних лесах нет людей, кроме нас. Как будто в здешних лесах никогда и не было других людей, кроме нас. Но я понимаю, что это не так. Такого просто не может быть. - Затемнение? - предположил Дэмьен. - Если шайка разбойников из человеческого племени хочет спрятаться... - Нет. - Таррант резко, чуть ли не рассерженно покачал головой. - Даже это оставило бы какой-то след. Своего рода эхо, на которое я непременно бы вышел. Нет, все выглядит так, словно... словно они каким-то образом прекратили существование. Как будто положили конец всему, что когда-либо существовало. - Вы в этом уверены? - спросила Хессет. Охотник мрачно посмотрел на нее: - Вы сомневаетесь в моем уменье? - В страхе ракхов вас обманули, - напомнила она. Лицо Охотника потемнело. - Я, вообще-то, не полный идиот. И извлекаю опыт из собственных ошибок. - В его глазах ледяным пламенем вспыхнул гнев. - Я не говорю, будто бы непременно заметил все, что можно было заметить. Если бы практикуемое людьми колдовство было настолько элементарным, то защититься от него мог бы и круглый дурак. Разумеется, все сведения, которые я вычитываю из потоков, могут быть заложены туда нарочно, чтобы мы обратили на них внимание. Но любое Творение оставляет после себя хоть какой-то след, даже неудавшееся Познание, а поскольку я в таких вещах разбираюсь, то едва ли упущу из виду хоть что-нибудь. - Прошу прощения, - извинилась Хессет, напрягшись при этом так, что Дэмьен понял: произнести эти слова было для нее очень трудно. - Может быть, я могу вам чем-нибудь помочь? - Организуйте нам Затемнение, если это в ваших силах, - сухо предложил посвященный и внезапно поддал вороному коленями так, что тот с места припустил в карьер и помчался в маячивший перед путниками туман. Примерно час они ехали по покрытому туманом лесу; влажность здесь была такая, что их лица и одежда, да и конские крупы, сплошь покрылись влагой. Поскольку день со своим скудным теплом уже давно миновал, в лесу становилось все холоднее и холоднее, да и сам туман сделался чуть ли не ледяным. Они ехали медленно, но в одном и том же темпе, и Дэмьен с Хессет поочередно шли пешком, чтобы не переутомлять кобылу, которую они делили на двоих. Будь погода более приятной, подобная прогулка доставила бы Дэмьену удовольствие, а сейчас он страшно обрадовался, когда Таррант просигналил о привале. Дэмьен самую малость обтер лошадь - главным образом для того, чтобы взбодрить ее, высохнуть в здешней сырости она все равно не могла. Скорее это было чисто ритуальное действие, позволяющее к тому же свободно парить мыслям, пока руки орудуют щеткой. Он обдумывал услышанное от Тарранта, пытаясь разгадать, кто же или что же ждет не дождется встречи с ними... Но если мало-мальски разумного объяснения не смог предоставить сам Владетель Меренты, то на что было надеяться простому священнику? "Нам нужна дополнительная информация", - подумал он. И помолился за то, чтобы такая информация появилась раньше, чем опасность, о которой она могла бы повествовать. Они молча поели и отдохнули, в молчании же вновь сели в седла и продолжили путь. Таррант ехал первым. Дэмьен ощущал в душе Охотника нарастающую тревогу - или это уже имело смысл назвать страхом? - но не зная источника, он не мог и ободрить своего спутника. Они с Хессет были обречены на неведение до тех пор, пока сам Владетель не решит поделиться с ними своими опасениями. По мере того как они продвигались на юг, лес понемногу менялся. Сначала едва заметно: на смену одной породе деревьев пришла другая, один сорт дикого винограда сменился другим. Трудно было определить, где именно здешняя флора приобрела откровенно угрожающий характер, или же определить, что именно с нею не так. Все напоминало самый обыкновенный лес, правда, с сильным запахом гниения и с массой причудливых теней, которые образовывал вездесущий туман. Строго